Змея, крокодил и собака

ГЛАВА 15

Мученичество зачастую

является результатом

чрезмерной доверчивости.[247]

На рассвете я поднялась и оделась – пояс с инструментами на талии, зонтик в руке. Мой боевой вид омрачала лишь незначительная деталь в виде бледно-голубого шерстяного шлёпанца на левой ноге. Опираясь на зонтик, я направилась к обеденному салону. (Лестница оказалась препятствием, пока я не подумала о том, чтобы подняться по ней в сидячем положении.)

Было меньше суеты и сетований, чем я ожидала. Кевин приветствовал меня понимающей усмешкой, а Сайрус слабо запротестовал, не закончив фразу:

– Амелия, я не думаю, что вам следовало бы... – Эмерсон посмотрел на бледно-голубой шерстяной шлёпанец, поднял брови, открыл рот, закрыл его и потянулся за следующим куском хлеба.

После того, как мы закончили, Сайрус ушёл убедиться, что ослы готовы. Берта, за которой следовали трое юношей, будто гусаки за хорошенькой гусыней, предложила взять с собой моё снаряжение, на что я с удовольствием согласилась.

– Минутку, Эмерсон, – сказала я, отодвигая стул от стола. – Я хочу поговорить с вами о Чарли.

Такого он не ожидал. Застыв и положив руку на спинку стула, он подозрительно взглянул на меня, наклонив голову.

– То есть?

– Он не сообщал вам о своей боязни высоты? О Боже, я боялась, что так и будет. Мужчины вечно...

– Он мне сказал, – перебил Эмерсон, нахмурившись. – Не представляю, на что он рассчитывал, становясь археологом. Гробницы существуют и в скалах, и пирамидах, и...

– Тогда всё в порядке, – перебила я, припомнив начало одной из пресловутых лекций Эмерсона. – Но издеваться над ним вчера было жестокостью.

– Не заставляйте меня слишком далеко зайти, Пибоди, – процедил Эмерсон сквозь стиснутые зубы. – Я и без того с трудом удерживаю себя в руках. Как вы посмели встать сегодня утром и выйти к нам в этом нелепом шлёпанце с подобным выражением безумной самоуверенности? Я запру вас в комнате, привязав к кровати! Небесами клянусь, так и будет!

Хотя зонтик был прикреплён к моему запястью маленьким ремнём, я и не пыталась помешать Эмерсону поднять меня на руки. Я сильна духом, но даже лучший из нас не всегда способен противиться искушению. Когда он направился к лестнице, я твёрдо заявила:

– Можете отнести меня прямо к ослу, если хотите. И тем самым избавиться от потерянного времени и возникающих проблем, Эмерсон, потому что, какой бы способ вы ни использовали, чтобы удержать меня в этой комнате, он не увенчается успехом, если я решила покинуть её.

Эмерсон устроил меня на ослиной спине и набросился на Абдуллу, от души распекая его, так как знал, что не имело смысла кричать на меня, Абдулла взглянул на меня. Если бы он был англичанином, то подмигнул бы.

Мы быстро продвигались вперёд. Берта и я – на ослах. Рассмотрев все варианты с какой-то сверхъестественной задумчивостью, кот решил прокатиться со мной. Остальные шли пешком, в том числе Кевин, чьими жалобными протестами откровенно пренебрегали. Наш путь лежал почти к северу по безжизненной пустынной тропинке, пролегавшей через горное дефиле[248] на самой границе равнины Амарны и шедшей параллельно реке, а затем снова поднимавшейся над холмами к югу. Ничего, кроме следов людей и ослов; с обеих сторон тропы – безводная пустыня под солнцем. А когда-то здесь была королевская дорога величественного города, где высились прекрасные дома и расписные храмы. Из «Окна Появления»[249] властитель царского дворца раздавал золотые ожерелья привилегированным придворным. А нынче остались лишь низкие курганы и просевшие котловины; время и всепоглощающий песок уничтожили свидетельства эфемерного присутствия человека, как однажды они уничтожат и наши собственные следы.

Расстояние от Хаджи Кандиля до северной границы – чуть более трёх миль. Солнце уже припекало вовсю. Кевин хмурился, стонал и постоянно вытирал потный лоб. Я предложила ему свой зонтик, но он отказался – очевидно, из-за какой-то глупой боязни продемонстрировать отсутствие мужественности. Оставалось надеяться, что он не причинит мне неудобств, рухнув от теплового удара. В отличие от других, Кевин не был привычен к этому климату, а Эмерсон не собирался снижать темп ни для мужчин, ни для женщины.

Справа, в нескольких милях отсюда, находились северные гробницы и пограничная стела, которую мы видели в первый день. Эмерсон не свернул. По мере продолжения пути скалы всё круче изгибались к реке, пока лишь узкое пространство в несколько сотен ярдов не стало отделять их от берега. Тень, отбрасываемую ими, можно было только приветствовать, но я начинала ощущать то же чувство угнетения, которое овладевало мной во время пребывания в лагере, разбитом в королевском вади. Каменные лица становились ещё более изломанными (возможно, так казалось одним лишь моим встревоженным глазам) из-за расщелин и бесчисленных крошечных вади, а также остатков древних карьеров.

Наконец Эмерсон остановился и поднял взгляд, Анубис спрыгнул с моих колен и встал рядом с ним.

Высоко на каменной стене я увидела фрагменты рельефов и ряды иероглифических знаков. Итак, стела существовала на самом деле. Меня совсем не удивило, что Эмерсон обнаружил её. Она была новой – точнее, новой для археологов, а сама по себе, естественно, очень старой и изношенной – и располагалась далеко к северу от других стел. Я ощутила кратковременную дрожь археологической лихорадки, но она быстро прошла. Я чувствовала, что Эмерсон пришёл сюда не для того, чтобы добавить ещё несколько иероглифов к текстам пограничных стел.

Сайрусу удалось не выругаться вслух, хотя он и задыхался от непроизнесённых слов:

– Святые… э-э… угодники! В такую даль – для этого?!

– Текст, вероятно, идентичен другим, – ответила я. – Но вы же знаете, как все они повреждены – мы можем найти здесь часть, не сохранившуюся в другом месте, и заполнить некоторые из недостающих разделов.

– Ну, можете быть уверены: тут точно ничего не найдёшь, – заявил Сайрус. – На такую скалу разве что ящерица взберётся. Присядьте здесь, в тени, моя дорогая – если только это можно считать тенью.

Он снял меня с осла и устроил на коврике, расстеленном Бертой. Мужчины уже приступили к разгрузке снаряжения. Рене и Чарльз, подстёгиваемые едкими комментариями Эмерсона, охотно помогали им. Кевин рухнул у моих ног со вздохом мученика и взмолился о глотке воды. Я налила чашку страждущему журналисту и напомнила ему: он сам виноват в том, что ему пришлось терпеть жажду и жару.

– Любопытство убило кошку, знаете ли, Кевин. Надеюсь, вы избежите подобной смерти.

– Кстати, о кошках, – сказал Кевин. – Расскажите-ка мне об этом дьявольском существе, которое повсюду следует за профессором. Когда я впервые увидел его, то подумал, что он – тот самый, о котором вы позаботились после дела Баскервиля; но этот, похоже, гораздо более дикий.

– Мы временно заботимся о нём по просьбе друга, – ответила я. – Из этого вам не состряпать историю, Кевин. Извините, я хочу посмотреть, чем они заняты.

– Собираетесь прогуливаться с такой лодыжкой? – спросил Кевин, когда я поднялась на ноги с помощью моего надёжного зонтика.

– Она не сломана и не вывихнута – просто слегка побаливает. Оставайтесь на месте, Кевин, вы мне не нужны.

Под руководством Эмерсона мужчины собрали грубые подмостки, связывая верёвкой куски дерева. Сооружение выглядело так, будто разваливается на глазах, но я-то знала, что в действительности оно намного крепче, чем кажется. Я часто видела, как наши люди расхаживали вверх и вниз по таким строениям с небрежностью канатоходцев, совершенно не обращая внимания на то, как скрипели и качались доски. На этот раз я знала, что подмосткам придётся вынести тяжёлый вес.

Сайрус был настолько увлечён работой, что не замечал меня, пока я не оказалась рядом с ним. Я пренебрегла его протестами и попытками отнести меня обратно. Он последовал за мной, и я ковыляла под продолжающиеся протесты.

За ребром скалы в неё врезался под острым углом овраг. Его дно покрывалось обычным нагромождением каменных обломков и нанесённой наводнениями гальки, а стены, покрытые чёрными тенями, были изборождены трещинами всех размеров и форм.

Я подняла глаза, и моё сердце замерло, когда я увидела фигуру человека, вырисовывавшуюся на фоне неба. Затем я узнала Али. Осторожно наклонившись над обрывом, он помог другому мужчине подняться и встать рядом с ним. Повернувшись, они посмотрели вниз, но не на меня, а на тех, кто находился за углом утёса.

– Что они делают? – с любопытством спросил Сайрус.

– Али с Даудом опускают верёвки. Мужчины внизу пристёгнут их к вершине подмостков. Других способов крепления конструкции не существует, так как даже стальные шипы, которых у нас нет, трудно загнать в твёрдый камень. Эмерсон обвяжет другую верёвку вокруг талии в качестве меры безопасности. По крайней мере, я надеюсь, что он это сделает.

– Если он этого не сделает, вы напомните ему, – улыбнулся Сайрус.

– Безусловно. Мне лучше пойти и самой убедиться.

Прежде, чем продолжить, я повернулась и бросила взгляд на безлюдную долину позади нас и на скалу, которая ограничивала её с севера. Шаткие подмостки и люди, стоявшие на них, были совершенно беззащитны перед любым, кто мог скрываться, лёжа за обрушенными камнями на вершине.

– Вы и ваши люди по-прежнему вооружены, как я вижу, – сказала я.

– Так будет и впредь, – мрачно отозвался Сайрус. Прикрыв глаза рукой, он взглянул вверх: – Да, там хорошее место для наблюдения. Я пошлю кого-нибудь из ребят, если вы вернётесь и сядете.

Он не оставил мне возможности возразить, а просто поднял меня и огромными шагами направился обратно к циновке. Эмерсон уже стоял на подмостках, а Рене поднимался, чтобы присоединиться к нему. И оба, как я с облегчением заметила, обвязались страховочными тросами.

Солнце поднималось всё выше, а тень уменьшалась. Но Сайрус предусмотрел и это: его люди построили из каменных груд небольшое укрытие, накрыв его холстом. К тому времени, когда мужчины прервались на еду и отдых, температура перевалила за девяносто градусов[250]. Рене казался самым измученным из всех, что и не удивительно, поскольку он несколько часов подряд жарился под солнцем на подмостках.

По мере того, как долгий день тянулся без происшествий, беспокойство, владевшее мной с утра, должно было уменьшиться. Вместо этого оно росло час за часом, пока каждый дюйм моей кожи не охватила нервная дрожь. Я удивилась и обрадовалась, когда Эмерсон объявил, что на сегодня работа прекращена. Оставалось ещё несколько часов до захода солнца, и я ожидала, что он, как всегда, не остановится до последнего момента.

Объявление было встречено всеобщим вздохом благодарности. Уперев руки в бёдра, свежий, как и всегда, Эмерсон смерил презрительным взглядом своих истекающих потом подчинённых и нахмурился, увидев Кевина, изящно полулежавшего у ног Берты.

– Завтра вы сможете использовать свой детективный талант в других местах, – заявил он. – Вы причиняете одни неудобства, мистер О'Коннелл. Выслушивание ваших стонов и жалоб отвлекает меня, и, если я не ошибаюсь, вы находитесь на пороге теплового удара. Остальные – не намного лучше. Мы можем с тем же успехом вернуться назад.

Обычная сухая обжигающая жара моего любимого Египта гораздо больше мне по моему вкусу, чем климат родных вересковых пустошей. Возможно, днём у меня немного повысилась температура. Однако я предпочла считать это нервозностью – из-за Эмерсона, не из-за меня самой – заставившей меня чувствовать себя такой горячей и жалкой. Это ощущение уменьшилось, когда мы отправились по пути, ведущему к дому; похоже, я ошибалась: ожидаемая мной опасность не существовала. Я напомнила себе, что для Эмерсона абсолютно типично забывать об угрозах жизни и здоровью с помощью археологических открытий, но была уверена, что он не пренебрёг этими опасностями, а отложил необходимость разобраться с ними на потом, какие бы замыслы ни роились в его голове. Вечером следовало неотлучно следить за ним.

Размышляя таким образом и пытаясь предвидеть следующий шаг Эмерсона, вялая от жары, убаюканная быстрой иноходью осла, я впала в своего рода полузабытьё. Но не заснула. Осёл, должно быть, споткнулся, иначе я бы не качнулась вперёд, чуть не стукнувшись головой об его спину. Меня удержала крепкая рука; моргая, я увидела рядом с собой лицо Сайруса.

– Потерпите ещё немного, моя дорогая, – сказал он. – Мы на полпути домой.

Я огляделась. Справа среди пальм спряталась деревня Эль Тиль. Слабый ветерок с реки доносил запах костров, на которых готовилась еда. Распухший расплавленный шар солнца низко висел над западными утёсами – бог Ахенатона, живой Атон, собирался оставить мир в темноте и заснуть сном, подобным смерти. Но он воскреснет, как уже воскресал тысячи и тысячи раз, чтобы наполнить все земли своей любовью и пробудить каждое живое существо, восхваляющее его пришествие.

Меня часто одолевают поэтические фантазии. Однако мне бы хотелось, чтобы именно сейчас они забыли о моём существовании. Поскольку стоили мне нескольких драгоценных секунд.

Берта ехала рядом со мной, молчаливая, как статуя. Ослы тащились перед утомлёнными мужчинами, шагавшими позади нас разрозненной процессией. Кевин шагал чуть не в самом конце, его огненные волосы пылали в лучах заходящего солнца. Чарли шёл рядом с ним, приноравливая свою походку к прихрамывавшему другу. Рене…

Я выхватила повод у Сайруса и резким рывком остановила бедного осла.

– Где он? – закричала я. – Где Эмерсон?

– Следует за нами, – ответил Сайрус. – Позади. Они с Абдуллой остановились...

– С Абдуллой? Я и его не вижу. Ни ваших охранников! Ни кота!

Истина, ужасная истина, поразила меня, как электрический удар.

– Будьте вы прокляты, Сайрус! – воскликнула я. – Как вы посмели? Я никогда не прощу вам этого!

Я очень сожалела о необходимости сбить его с ног, но иначе мне никак не удалось бы уйти от него. Он пытался вырвать поводья из моей руки, и тут получил удар зонтиком по своей. Уклоняясь от второго удара, он споткнулся и упал. Я со всей силы ударила осла пятками по бокам.

Скорее всего, именно мой крик боли вдохновил осла молнией рвануться с места – я забыла, что на пострадавшей ноге был только шлёпанец. Поскольку никто, кроме осла, не слышал меня, я позволила себе использовать несколько выражений, которые узнала от Эмерсона. Они принесли мне некоторое облегчение, но ненадолго.

Они составили заговор против меня: Сайрус, Абдулла и, конечно же, Эмерсон. И очень слабым утешением служило то, что все трое желали мне добра. Сколько времени заняло составление плана? С прошлой ночи, по крайней мере; сегодняшняя экспедиция была задумана с единственной целью: выбить меня из колеи и как следует измотать, чтобы к концу долгого утомительного дня моя бдительность ослабла. Я сжала зубы. Какой подлый, неспортивный трюк!

Я никогда не била животных, и сейчас не стала. Мой крик «Ялла! Ялла!» («Быстрей! Быстрей!») действовал не хуже шпор. Прижав уши, маленький осёл мчался со скоростью, которой, вероятно, никогда раньше не достигал. Подобно всем своим собратьям во время наших предыдущих путешествий, он получил хороший уход, попав ко мне в руки, и нынче доброта принесла полезные плоды, как учит нас Писание.

Я пристально озиралась вокруг в надежде заметить движущиеся фигуры среди предгорий. Но ничего не видела: изрезанный ландшафт предлагал широкие возможности для укрытия, а пыльная одежда смешивалась с бледным оттенком скал. Я была уверена: он прошёл, следуя по изгибу, а остальные направились прямо на юг вдоль королевской дороги. Я могла только догадываться о его конечной цели, но осознавала её так же чётко, как если бы слышала его собственные слова. Каким-то способом, ускользнувшим от меня, он устроил встречу с нашим смертельным врагом.

Я надеялась догнать его, прежде чем он доберётся до намеченного места. Ослы шли медленно, темпы Эмерсона могли сравняться с ними, даже на неровной земле. Пересекая равнину под углом, я намеревалась оказаться у него на пути – не там, где он находился сейчас, но опередить его. Намеченное им место не могло располагаться слишком далеко; даже Эмерсон не настолько глуп, чтобы справиться с таким опасным врагом в темноте. По крайней мере, с ним находились Абдулла и ещё двое вооружённых мужчин. Возможно, ситуация была не такой отчаянной, как я боялась. И, тем не менее, не жалела о своих действиях. Импульсивная натура Эмерсона требует сдержанности более хладнокровного человека.

Я ожидала, что меня будут преследовать, но не оглядывалась назад. Мои глаза не отрывались от быстро приближавшихся скал, и когда я поняла, куда направляюсь, мне показалось, что некая рука сжала моё сердце и заморозила его. Ряд тёмных прямоугольников слева выделялся пятном на фоне светящихся скал, озарённых розовым закатом. Это были входы в северные гробницы, последние места упокоения придворных Эхнатона. Справа, недалеко отсюда, находился вход в королевский вади. Неужели именно это злополучное место Эмерсон выбрал для постановки последнего акта драмы?

Нет, не его. Я увидела Эмерсона почти у самого входа. На этот раз он надел пробковый шлем, полностью скрывший буйную чёрную шевелюру. Лишь облако дыма выдавало его присутствие. Удобно расположившись на скале, он курил трубку и наблюдал за моим приближением. Удобно расположившись на соседней скале, кот Анубис наблюдал за Эмерсоном. На земле у ног Эмерсона стояла винтовка.

Приподнявшись, он остановил осла, схватившись за поводья.

– Первое слово, которое характеризует вас – «вездесущая», – протянул он. – А второе – «лишняя».

Спокойствие его голоса не обманывало меня: нежные мурлыкающие ноты указывали на то, что Эмерсон взбешён до предела, в отличие от обычных небольших приступов вспыльчивости. Его глаза переместились с моего лица на лицо всадника, притормозившего рядом. Сайрус, должно быть, взял осла Берты. Я надеялась, что он не избил беднягу, чтобы догнать меня.

– Неужели я не могу доверить вам выполнение самого простого задания, Вандергельт? – спросил Эмерсон.

Сайрус спешился.

– Я привяжу её к ослу. Держите её за руки, пока...

Я взмахнула зонтиком.

– Первый человек, который прикоснётся ко мне или к ослу...

– Уже слишком поздно, – прервал Эмерсон. – Он сам – или один из его людей – находится за этим хребтом к северу от нас. На юге спрятался ещё один. Совершенно очевидно, что они вооружены, а вы – соблазнительная цель на открытой равнине. Он оставил вас невредимым, чтобы собрать всех нас в свою ловушку, прежде чем захлопнуть дверцу.

Он встал и потянулся.

– Ложитесь на землю! – крикнула я.

– Ни один из них не может открыть огонь, не подвергая себя ответным выстрелам Абдуллы или одного из людей Вандергельта, – объяснил Эмерсон. – Это – одна из причин, по которой я выбрал данное место. Другая причина… – Он повернулся.– За этой маленькой скалой есть вход в пещеру. Когда я впервые обнаружил его несколько лет назад, то думал, что это гробница, но на самом деле...

Резкий треск винтовки прервал лекцию и заставил усомниться в точности изложенной оценки. Из скалы брызнули каменные осколки. Часть их, должно быть, попала в бедного осла, который бросился прочь с испуганным рёвом, вырвав поводья из моей руки. За ним последовал и другой осёл. Задержавшись лишь для того, чтобы схватить винтовку, Эмерсон побежал, подталкивая меня вперёд.

За выступом скалы, на которую он указывал, оказались десятки трещин и щелей; по крайней мере, три из них были достаточно широки, чтобы вместить человеческое тело. Эмерсон втолкнул меня в какой-то проход, ничем не отличавшийся от других. Сайрус последовал за нами. Пространство внутри было почти круглым, примерно десяти футов в диаметре. Оно сужалось кзади, как воронка, и вело во тьму – как далеко, я не видела.

Эмерсон повернулся лицом к Сайрусу.

– Абдулла должен был накрыть этого парня, – зловеще прорычал он. – Где ваши люди, Вандергельт?

Серия выстрелов ударила по скале. Ответа не последовало.

Эмерсон глубоко вздохнул.

– Ну что ж, ладно. Полагаю, это оружие, которое вы мне столь любезно одолжили... Так, ясно. Одна пуля в магазине. Какой поэтический штрих! Придётся использовать её для вас.

Сайрус двинулся вперёд, пока дуло винтовки не коснулось его груди. Свет почти исчез, я видела только очертания фигур, стоявших лицом к лицу.

– Теперь это не важно, – холодно отрезал Сайрус. – Что важно... – Он указал на меня.

– Хм-м, да. – Эмерсон прислонил винтовку к стене и согнул руки. – Отсюда есть другой выход.

– Что? – с жаром воскликнул Сайрус.

– Господь великий, человече, не думаете ли вы, что я был настолько глуп, чтобы завести нас в тупик? Я предусмотрел это как запасной вариант, если мои планы сработают не так, как полагается. Что, – язвительно заметил Эмерсон, – они и не преминули сделать. Проблема в том, что туннель к выходу сильно сужается, и в последний раз я протиснулся с трудом. Остаётся только надеяться, что с тех пор его не заблокировало.

– Тогда чего же мы ждём? – вмешалась я. До этого я молчала, ибо мой мозг разрывался на части из-за ужасного смысла речей Эмерсона. Почему ни Абдулла, ни люди Сайруса не открыли ответный огонь по нападавшим? Все ружья принадлежали Сайрусу; неужели то, которое он дал Абдулле, также оказалось испорченным? Предположить предательство со стороны человека, которого я считала дорогим и верным другом, было свыше моих сил.

Это предательство не было направлено против меня, поскольку Сайрус не ожидал, что я появлюсь на сцене. Я слишком хорошо знала, какой мотив имелся у него для того, чтобы предать Эмерсона. Но для возмездия не оставалось времени. Мы все были в опасности, и самым важным сейчас являлась возможность побега. Как я радовалась, что бросилась за Эмерсоном!

– Чего же мы ждём? – повторила я.

– Только этого, – ответил Эмерсон. Он осторожно взял меня за плечо и ударил по подбородку сжатым кулаком.

Когда Эмерсон дерётся, то бьёт так сильно, как только может, что приводит к серьёзным результатам. Я исхожу из того, что, будучи непривычным к оценке силы, необходимой в таком положении, он недооценил её.

И не думаю, что оставалась без сознания более нескольких секунд. Он поднял меня после падения. Когда чувства вернулись ко мне, я осознала, что моя голова лежит на его груди и что он говорит:

– … если они ещё не поняли, что мы безоружны. Кто-то должен удержать их хотя бы на некоторое время. Если вы застрянете, как пробка, в этом кровавом туннеле, когда они ворвутся...

– Да, я понимаю.

– Вы сможете протиснуться, ваши плечи малость уже моих. Если не выйдет, попытайтесь заблокировать туннель с другой стороны. И заберите у неё чёртов зонтик, иначе она пробьёт себе путь обратно.

Сайрус тихо сказал:

– Если я не смогу пройти, я вернусь и буду сражаться с вами.

– И будете редкостным идиотом, – грубо оборвал Эмерсон. – Берите её, дружище, и уходите.

Разумеется, я не собиралась покорно подчиняться. Я знала, что должна потянуть время; если бы я выдала своё намерение Эмерсону, он бы снова ударил меня, и возможно, ещё сильнее. Я предпочла рискнуть с Сайрусом. Мой зонтик висел у меня на запястье, держась на тонком ремешке. Я лежала безвольно и недвижимо, когда Эмерсон передал меня Сайрусу на руки. Я думала, что до этого он подарит мне последнее, длительное объятие, но он этого не сделал – возможно, потому, что другая пуля, пролетевшая у входа, засыпала внутреннюю часть пещеры каменными гранулами.

Эмерсона не привлекала пустая мелодрама (хотя, как и все мужчины, он склонен к высокопарным жестам). Он был совершенно уверен, что способен в одиночку удержать любое количество вооружённых людей. И у него ещё хватило наглости читать мне лекцию о самоуверенности! Если бы мы смогли остаться в живых в течение достаточно долгого времени, у нас появлялся хороший шанс на спасение. Какими бы ни были намерения Сайруса (я не могла поверить в справедливость обвинений Эмерсона – несомненно, здесь какая-то ошибка!), он тоже находился в опасности, но его люди не могли покинуть хозяина. Во всяком случае, если хотят получать жалованье. Рене и Чарльз знали, что он последовал за мной, наши преданные азийехцы поспешат мне на помощь ещё до того, как услышат зловещее эхо стрельбы. Да, они придут. И нам – всем троим – остаётся всего лишь защищать узкий вход в пещеру до их появления.

Стигийская тьма[251] поглотила нас, как только Сайрус вошёл в туннель. Проход был узким, но потолок – достаточно высоким, чтобы позволить Сайрусу передвигаться, не сгибаясь; по крайней мере, вначале. Я поняла, когда он опустился – Сайрус вскрикнул, ударившись головой.

Я посчитала это подходящим моментом. Я не хотела дожидаться, пока мы попадём в некое пространство, слишком ограниченное даже для малейших движений. Крепко сжав зонтик, я напряглась, распрямила ноги и аккуратно выскользнула из рук Сайруса. Удар по голове и внезапность моего движения застигли его врасплох, я смогла проскользнуть мимо и броситься обратно. Я смутно осознавала, что ногу жжёт, как огнём, но это не замедлило мою скорость. Уже привыкнув к капризам карманов и пистолетов, я без труда смогла извлечь последний из первого.

Я отошла совсем недалеко, когда услышала голоса, и спокойные, размеренные тона, отсутствие каких-либо признаков ссоры, удивили меня настолько, что я замедлила своё стремительное передвижение. Неужели спасение пришло так скоро? Следует убедиться, прежде чем выстрелить из пистолета, чтобы не повредить другу. Застыв в конце туннеля, я осторожно взглянула в пещеру.

В одной руке он держал фонарь, а в другой, правой – предмет, который объяснял необходимость света. Трудно быть уверенным, попадёшь ли ты в быстро движущуюся цель в полной темноте, особенно, если цель сама намерена напасть на тебя. Предмет не был винтовкой, это было какое-то ручное оружие. Я не очень-то разбираюсь в пистолетах. Всё, что я могла видеть – он был намного больше моего.

Золотые локоны Винси немного растрепались от ветра, но в остальном он выглядел таким же аккуратным и сдержанным, как и в ту роковую ночь в Каире, когда я впервые повстречалась с ним. Резко очерченные челюсти дрогнули в улыбке.

– Не пытайтесь дотянуться до своего оружия, – вежливо произнёс он.

Эмерсон взглянул на винтовку, лежавшую на полу в нескольких футах от него.

– Она пуста.

– Я так и понял, когда вы не ответили нам огнём. Возможно, мне бы потребовалось некоторое время, чтобы найти ваше укрытие, если бы Анубис любезно не привёл меня сюда. С вашей стороны разумно предложить перемирие, хотя я должен предупредить: не следует ожидать, что в результате вы получите какое-либо преимущество.

– Ах, кто знает? – спросил Эмерсон. Он посмотрел на кота, который стоял посередине между двумя мужчинами, ощетинив хвост и поочерёдно глядя то на одного, то на другого. – Я был уверен, что вы не сможете устоять перед моим приглашением, Винси. Я замечал детское удовольствие, которое вы получаете, злорадствуя над людьми.

Улыбка Винси стала ещё шире.

– Надеюсь, вы не собираетесь заявлять, будто вас не устроило моё тщательно подготовленное алиби? Как неосмотрительно с вашей стороны, мой дорогой Эмерсон!

Прислонившись спиной к грубо вырубленной стене справа от меня, Эмерсон пристально наблюдал за ним.

– Вы должны были увериться, что одурачили меня, – скривил он губы. – Я изучил вас вдоль и поперёк, пока был вашим гостем. Сколько приятных часов мы провели в дружеской беседе, когда вы отдыхали на этом безвкусном стуле, а я… находился в менее удобном положении[252]! Я едва ли мог ошибиться в отношении вашей личности. Как вам удалось вовлечь фон Борка в это грязное дело?

– Его болезненная маленькая жена нуждается в медицинской помощи, – последовал ответ.– Сентиментальность – это слабость, умный человек знает, как использовать её в своих интересах.

Чьи-то пальцы схватили меня за руку. Я стряхнула их. Сайрус ничего не мог поделать. Он знал: если попытается схватить меня, я буду сопротивляться, и это выдаст наше присутствие улыбающемуся подлецу с огромным пистолетом.

Эмерсон покачал головой.

– Я признаю, что в прошлом вы хорошо разыгрывали свои карты, но сейчас проиграли на последнем ходу. Мои друзья уже в пути. Вам не стоит надеяться увести меня отсюда, прежде чем они…

– Боюсь, вы не понимаете. Правила игры изменились. Мне больше не нужны сведения, которые я надеялся получить от вас. И когда я уйду отсюда, вас рядом не будет.

– Хм-м… – Эмерсон потёр подбородок. – Я всегда думал, что вы весьма практичны, Винси. Если у вас есть то, что вам нужно, зачем рисковать своей шеей, гоняясь за мной?

Улыбка Винси стала ещё шире, превратившись в жуткую гримасу.

– Потому что вы продолжите рисковать, препятствуя выполнению моего плана. Я не хочу, чтобы вы дышали мне в затылок всю оставшуюся жизнь. И признаю, что получу определённое личное удовлетворение – назовите его сентиментальностью, если хотите – убив вас. Вы бросили вызов мне, вы одолели мои самые смертоносные замыслы – и, что хуже всего, имели наглость покровительствовать мне, когда я терпел крушение! – Его голос повысился чуть не до визга: – Я собираюсь растянуть удовольствие. Первую пулю – в ногу. Затем – в руку… а может, в другую ногу…

Я задержалась только из любопытства – что ещё он скажет. Тщательно прицелившись, я нажала на курок.

Эмерсон предусмотрительно бросился на пол. Пуля ударила Винси в левую руку. Фонарь упал, но рана, очевидно, была лёгкой, потому что Винси с грубым ругательством развернулся и вытянул пистолет в моём направлении. Я, в свою очередь, направила пистолет на Винси, но что-то помешало мне прицелиться – должно быть, Сайрус, толкнувший меня, или тот факт, что пуля попала в стену рядом со мной, заставив преждевременно нажать на спуск. Затем я очень быстро выстрелила ещё два раза – и промахнулась. Одна из пуль, к моему ужасу, ударила в пол почти рядом с вытянутой рукой Эмерсона, заставив его громко выругаться и отдёрнуть руку. Я снова нажала на спуск – и услышала, как боёк щёлкнул впустую. Я забыла зарядить пистолет после того, как Эмерсон воспользовался им, вызывая помощь.

Не оставалось иного выхода, кроме атаки в лоб. Я вырвалась из устья туннеля, бросившись прямо на Винси. К сожалению, та же идея возникла у Эмерсона. Мы сильно столкнулись и сшибли друг друга с ног. Когда мы упали, он обхватил меня руками и попытался повернуть так, чтобы самому оказаться сверху. Наши умы снова работали, как один. Я победила, опрокинув его навзничь и стремясь закрыть его тело своим.

Следить за тем, что происходило, представляло некоторые трудности, потому что я была занята, пытаясь защитить Эмерсона, продолжавшего извиваться. Кажется, Винси смутили быстрота и явная случайность наших действий. Он колебался довольно долго, прежде чем тщательно прицелиться.

Я закрыла глаза и прильнула к Эмерсону. Мы умерли бы в объятиях друг друга, как он когда-то предлагал. Когда ещё мог представиться подобный случай!

Эхо от выстрела оглушило меня. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я всё ещё дышу – живая и невредимая – и что два выстрела прозвучали так близко друг к другу, что слились в один.

Я открыла глаза.

Прямо перед собой я увидела вытянутую руку Эмерсона. Локоть прижат к полу, в руке – приподнятая винтовка, палец – на спусковом крючке.

Теперь я поняла, почему Эмерсон заманил своего врага в пещеру и оставил на полу как будто совершенно бесполезное оружие. В обойме была только одна пуля. И он использовал её самым эффективным способом.

Оттолкнув меня, он поднялся на ноги. Я перевернулась и села, в ушах продолжало звенеть от грохота, голова шла кругом. Когда смиряешься со смертью, требуется время, чтобы привыкнуть к возвращению к жизни.

Винси бесформенной грудой лежал на полу, в растекавшейся луже крови. А рядом – другой мужчина. Он лежал на спине, пуля Винси – предназначавшаяся нам – ударила его в грудь и отбросила назад. Фонарь отбрасывал мягкий свет на неподвижное лицо и затихшие, обмякшие, пустые руки.