Глава 1. В лапландских тундрах.

Заполярье. Май 43-го. Лапландия.

Над бескрайним морем голубых лапландских тундр, что, перемежаясь с сопками, тянутся от скалистых фьордов Норвегии до побережья Кольского полуострова, полярный день.

В лучах немеркнущего солнца искрится последний, еще не растаявший снег, зеленеет ягель, блестят холодной водой небольшие озера, с которых доносятся разноголосые крики вернувшихся с зимовки птиц.

На теплом валуне дремлет отощавший за зиму пестрый лемминг. Вдруг он настораживается, вскакивает и с писком ныряет в щель.

Из-за ближайшей сопки появляются два человека. Они едва передвигают ноги и, подойдя к камню, устало садятся на него.

Оба путника предельно измождены, с серыми, заросшей щетиной лицами. На одном - высокого роста и с широкими вислыми плечами, лопарский колпак, выцветший солдатский ватник, драные бриджи и размокшие от воды пьексы.

На втором - коренастом и непрерывно кашляющем, видавшие виды матросская шапка и бушлат с позеленевшими латунными пуговицами, рваная на коленях брезентовая роба и полуразвалившиеся кирзовые ботинки.

В руках у высокого финский автомат «Суоми», а на поясе коренастого, нож «пуукко» с костяной рукояткой. За плечами у обоих тощие котомки.

На незнакомцев тут же наваливается дрема, и они начинают клевать носом.

Однако через минуту высокий вздрагивает, открывает глаза и толкает локтем напарника.

- Не спи, Сашок, замерзнешь.

- А, чего?! - испуганно вскидывается тот и недоуменно вертит головой.

- Не спи, говорю, идти надо.

Они тяжело встают и, покачиваясь, бредут дальше. Примерно через километр тот, которого назвали Саней, падает лицом в пропитавшийся сыростью мох и вновь заходится мучительным кашлем.

Высокий сплевывает и присаживается на корточки рядом.

- Вставай, Сашка, вставай, вот эту марь пройдем и под сопкой отдохнем, - трясет он за плечо спутника.

Тот поднимается, высокий обхватывает его за плечи и, спотыкаясь, тащит дальше.

У относительно сухого склона сопки оба валятся у чахлой березки и засыпают.

Когда они открывают глаза, солнце все также сияет в высоком небе.

- Дим, а что сейчас, день или ночь? - шепчет Сашка.

- Я и сам не знаю, все в башке перепуталось от голода. Надо пашамать.

- Надо.

Дим, так зовут высокого, приподнимается, стягивает с плеч котомку и достает из нее вяленый кусок оленины. Затем протянутой Сашкой финкой разрезает ее и большую часть отдает другу.

- Ты отдыхай пока, а я схожу туда, - кивает он на синеющее неподалеку, окаймленное редким кустарником и карликовыми деревцами озеро, - может птицу какую подстрелю.

- Это последний патрон?, - шепчет обметанными жаром губами Сашка.

- Последний. Как и мясо, что лопари дали. Больше ничего нету.

Дим встает, щелкает затвором автомата и уходит к озеру. Через несколько минут оттуда доносится гулкий выстрел и над сопкой проносится стайка птиц. А чуть позже возвращается Дим и швыряет автомат на землю.

- Все, кончился наш «суоми».

- А птица ?

- Промазал, руки дрожат. Но ты не дрейфь, через неделю-другую птицы яйца класть станут, тогда заживем. А пока ягель жрать будем, прошлогоднюю морошку, что найдем, и кору с молодых деревьев. Все равно к своим выйдем. Вот увидишь.

- Зря мы все-таки у лопарей не остались, - произносит Сашка. - Чуть отдохнули бы и двинули дальше.

- И вовсе не зря. Ты ж слышал, к ним за оленями и рыбой финны с немцами наезжают. Снова к ним в лагерь захотел?

- Не-е, - тянет Сашка.

- Ну, то-то же. Значит, не ной. Ты, кстати, какого года призыва?

- Сорок первого.

- Совсем салага.

- А ты?

- Тридцать девятого.

- И где ж ты Санек, служил, небось, при штабе?

- Не, на морском охотнике, рулевым-сигнальщиком. Прошлым летом в Белом море нас финская лодка торпедировала. Командира, меня и боцманом при взрыве за борт выбросило. Финны всплыли и подняли нас к себе на палубу. Командира тут же расстреляли.

Затем, выяснив специальность, боцмана выкинули за борт. А я назвался коком и меня не тронули.

- Чего ж это они?

- До этого мы несколько часов гоняли лодку по дну залива и бомбили. Да так, что она соляром течь стала. Видать разозлили финнов здорово.

А кок на позиции им был здорово нужен - своего при взрывах кипятком ошпарило.

Правда, что я готовить не умею, финны поняли через пару часов, как погрузились. Снова рассердились и выбили мне половину зубов. Во, - ощерил Санька щербатый рот. -А как вернулись в базу, сдали меня в лагерь. А ты Дим как туда попал? Ведь раньше я тебя почти не знал.

- Я, Санек, до марта 41-го служил на Балтике, на крейсере «Октябрьская революция», это бывший «Гангут», слыхал про такой?

- Да, это на котором при царе восстание было.

- Точно, молоток. И был я старшиной 1 статьи, командиром отделения торпедистов и призером флота по боксу. А потом стал диверсантом.

- Как это? - широко распахивает глаза Сашка.

- Очень просто. Отобрали на кораблях пару десятков ребят покрепче, погнали на медкомиссию, а потом доставили к начальнику Кронштадского укрепрайона адмиралу Ралю.

И тот сообщил, что особым приказом Главкома ВМФ, с этого дня все зачислены в специальную команду, где из нас будут готовить подводных диверсантов. До мая на закрытом полигоне обучили водолазному и подрывному делу, стрельбе и рукопашному бою. А затем переодели в солдат и перебросили самолетом в Белоруссию, в закрытый гарнизон, где дислоцировалась воздушно- десантная бригада. Там обучили прыгать с парашютом, работе с рацией и прочей хурде - мурде.

А тут война. Флоту не до нас. Мы в этой бригаде и застряли.

Уже в июне 41-го нас забросили в тыл к немцам, под Минск. Там рвали их эшелоны с техникой и мосты, склады с боеприпасами и громили небольшие гарнизоны. Потом, кто остался, вышли к своим, и всех доставили в Подмосковье. Дали немного отдохнуть, пополнили и в августе снова отправили за линию фонта, теперь уже подо Ржев - немцы к Москве подходили. И там наделали шуму. А когда в январе 42-го прорывались к своим, меня осколком в башку садануло и сильно контузило.

Очухался уже в плену. Документов никаких, их перед заброской отбирали. Назвался военным строителем Васей Пупкиным. В результате оказался в финском лагере на строительстве укреплений, откуда мы с тобой и «подорвали» Вот такие дела.

- Ну, ты даешь,- восхищенно смотрит на товарища Санька, - а я уж думал, ты и впрямь строитель.

- И впрямь и вкось, - смеется Дим, - до флота техникум по этому делу закончил. Слушай, а давай попробуем наловить рыбы. Она в этом озере должна быть, птица ведь чем-то кормилась?

- Давай, - с готовностью соглашается Сашка, - только вот чем будем ловить? Крючков и лески у нас нету.

- А это что?,- отстегивает Дим с подкладки ватника и демонстрирует средних размеров крючок и булавку. - Вот, пока ты дрых, я у хозяйского пацаненка за звездочку выменял. А это? - он сдергивает с покрытой шрамами головы и бросает Сашке в руки старую лопарскую шапку, расшитую цветными нитками. Ты давай, бери нож, распускай нитки и вяжи леску, а я согну еще крючок.

Затем друзья принимаются за дело и через час у них готов еще один крючок и метров пять достаточно прочной шелковой нити.

Удочки сооружает Сашка, оказавшийся в прошлом заядлым рыбаком.

В качестве грузил он использует оторванную от каблука своего ботинка и разломанную на две части рапитовую[1] подковку, поплавков - оброненное какой-то птицей перо, а удилищ - автоматный шомпол и срубленный финкой кривой ствол березки.

Находятся в котомках и несколько крошек оленьего мяса. После этого друзья собирают нехитрые пожитки, идут к озеру и забрасывают свои снасти.

Их ожидания оправдываются.

Через час, на берегу поблескивают чешуей три небольших окунька и пяток неизвестной породы малявок. Поскольку наживка закончились, Сашка режет одну на мелкие ломтики и насаживает их на крючки.

Переносить голод парням больше невтерпеж. Они с трудом втыкают удилища в неподатливую мерзлоту, проверяют, насколько прочно те держатся и начинают заниматься костром.

Сашка достает из своей котомки подаренные лопарями огниво, вываренный в золе трут и небольшую консервную банку с проволочной дужкой, а Дим обходит берега озера, обламывая с карликовых берез, ив и кустов засохшие ветки, и собирая сухой мох. Потом он издает радостный возглас и машет рукой Сашке. Прихрамывая, тот ковыляет к Диму.

- Ты погляди, чего я нашел, -показывает он на небольшую полянку, усеянную веселой россыпью сыроежек.

- Здорово, - шепчет Сашка, и приятели бережно собирают их в шапки.

Затем, вдоволь намучившись с непривычным кресалом и отбив себе пальцы, они разжигают небольшой костерок, над которым на двух плоских камнях водружают свой «котелок», с озерной водой и заложенной туда частью рыбы и грибов. Огонь друзья поддерживаю небольшой, изредка подкладывая в него скудное топливо.

Через некоторое время вода в банке закипает и из нее валит ароматный пар.

- Готово, - сглатывая голодную слюну, произносит Дим и, подцепив котелок веткой, осторожно ставит его наземь.

- Вот только ложек у нас нету, придется хлебать прямо так, из банки.

- А вот и есть, - оживляется Сашка и извлекает из кармана штанов самодельную алюминиевую ложку с коротким черенком.

- Ну, ты кореш, прям волшебник, - гудит Дим, затем приятели усаживаются на мох перед котелком и, обжигаясь, поочередно черпают горячее варево.

- Вкусно, - шмыгая носом и облизываясь, говорит Сашка.

- Вкусно, - вторит ему Дим. - Это ж сколько мы горячего не ели, поди неделю, а Сань?

- Ну да, как от лопарей ушли. У них, кстати, с продуктами тоже было не густо. Совсем бедные. Слушай, старшина, а давай еще ухи сварим,- предлагает он, когда банка пустеет. - Жрать еще больше захотелось.

- Нет, - решительно заявляет Дим,- хватит. Завтра еще поедим. А пока спать.

Друзья отгребают с места, где еще тлеет костер, прогоревшие угли и, прижавшись друг к другу спинами, ложатся на чуть теплую землю.

- Сань, а ты родом откуда?, - сонно спрашивает Дим.

- Из Ленинграда.

- А кем был?

- Никем, только десять классов закончил, хотел в институт податься, а тут война.

- А ты?

- Я из Ростова. У нас там арбузы и лето, те-е-плое…

Просыпается Дим от какого-то тревожного чувства. На вершине ближней сопки стоят два полярных волка и внимательно смотрят вниз.

Старшина хватает автомат, громко матерится и передергивает затвор. Оскалив клыки, волки злобно рычат и исчезают.

- Дим, ты чего?! - хлопает сонными глазами встревоженный Сашка.

- Волки, здоровенные, я таких никогда не видел.

- Ты знаешь, - морщит лоб Сашка, я где-то читал, что на людей с ружьем они не нападают. Разве только раненые. Запаха железа и сгоревшего пороха боятся.

- Может и так, - бурчит Дим, и заботливо стирает ладонью с оружия обильно покрывшую его росу.

- Эх, нам бы хоть десяток патронов. Зря все расстрелял. Вот нарвемся в тундре на егерей и хана. Пиши, пропало.

Он отщелкивает у «Суоми» рожок еще раз убеждается, что тот пуст и огорченно вздыхает.

- Зато ты двух немцев укокошил. А нарвемся, живыми не дадимся, ведь так?

- Конечно, не дадимся. Ну, а пока давай проверим удочки, может еще чего поймалось.

Но их ждет разочарование. Одна удочка бесследно исчезла, а на той, что с шомполом, пусто.

- Видать крупная рыба утащила, - уверенно заявляет Сашка.

Затем парни вновь собирают немного веток и мха, разводят костер, и варят уху из оставшейся рыбы и грибов.

А через час, забросив на плечи свой нехитрый скарб, уверенно идут дальше, на восток, в бесконечно расстилающееся перед ними пространство тундры.

Загрузка...