Золото по ленд-лизу

Глава 6. Смерть у озера

Высоко в арктическом небе парит старый кречет - небесный хозяин этих мест. Он изредка взмахивает широкими крыльями и вглядывается еще зоркими глазами в проплывающую под ним тундру.

Вся мелкая живность - полярные куропатки, зайцы, песцы и лемминги, спешат укрыться в камнях, щелях и норах при появлении бесшумно несущейся по земле тени громадной птицы.

На очередном витке своего полета хищник что-то замечает у далекой гряды сопок и планирует к ней. Затем мгновенно взмывает в высь и скользит обратно.

За свою долгую жизнь кречет не раз встречал то, что увидел. Это двое бескрылых существ, которые способны метать молнии в птиц. Одна такая, давным - давно, сразила его подругу. И хозяин небес помнит это.

- Санек, смотри какой обед летает, - с тоской смотрит вслед удаляющейся птице, бредущий впереди Дим, волочащий за собой по мху давно бесполезный «Суоми». Плетущийся сзади продолжает слепо двигаться, утыкается ему в спину и падает.

- Все, Дим, я больше не могу,- шепчет он и закрывает глаза. Передний устало садится рядом, утирает изодранным рукавом ватника вспотевшее, лицо и роняет голову на грудь. Несколько минут в тишине раздается только их хриплое дыхание и мучительный кашель лежащего.

За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели - рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что, кончилась наживка. Питались молодым ягелем, изредка встречающейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывающими тошноту сырыми грибами. Сырыми потому, что варить их было не на чем.

Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, друзья едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком. К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Дим, постоянно жующий всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом.

Все эти дни, неторопливо и упорно, за ними следуют волки. Теперь их двое. Близко звери не приближаются, но то и дело возникают на дальних марях и сопках.

Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Дима и прислушался.

Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой. Низкий, протяжный и тоскливый.

Сашка вздрогнул и повернул на него голову. В самом начале уходящего к горизонту плато, белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках. Яркое и серебристое.

- Дим, - хрипло прошептал он.

- Чего? - ответил тот, не поднимая головы.

- Посмотри, что там, справа, за белое пятно.

- Напарник поднимает голову, и бессмысленно озирается.

- Да справа, я тебе говорю. Вон, на возвышенности - показывает в ту сторону рукой.

- И точно, Сань, что-то белеет. На снег не похоже, а?

- И мне так кажется.

Они с трудом встают и пристально вглядываются в даль.

- Надо ближе подойти, в глазах все плывет, - бормочет Дим, и парни, едва волоча ноги, бредут в сторону возвышенности.

Примерно через километр пятно увеличивается, и им кажется, что оно шевелится.

- Дак это ж купол парашюта! - внезапно хрипит Дим, и, спотыкаясь о кочки, бежит к пятну. Едва поспевая, Сашка плетется за ним.

Спустя полчаса, напарники стоят у лежащего на земле купола парашюта. Его шелк серебристо блестит в солнечных лучах и едва уловимо колышется от порывов легкого ветра.

- А где ж летчик? - смотрит Сашка на Дима.

- Хрен его знает - мрачно бурчит тот, - наверное, в тундру ушел. Он видит, что парашют не такой, с какими ему приходилось иметь дело и настораживается.

- Давай, по быстрому сворачиваем купол. Шелка на портянки нарежем и стропы на снасть пригодятся.

Парни тянут к себе неподатливый купол и обнаруживают под ним наполовину ушедшее в мох тело человека.

- Вот он, твой летчик, - произносит Дим и присаживается у тела на корточки.

Через секунду, в его руке появляется извлеченный из кобуры на поясе мертвеца пистолет.

- «Вальтер, - восхищенно бормочет Дим, у меня такой был, - и выщелкивает из рукоятки обойму. В ней масляно блестят патроны.

Он загоняет обойму обратно и сует пистолет за пояс. Затем нагибается, достает из кармашка кобуры запасную обойму и опускает ее в карман ватника.

- А ну-ка, давай вытащим этого асса.

Вместе с Сашкой, путаясь в стропах, они с трудом извлекают из пропитанного водой мха неподатливое тело и оттаскивают чуть в сторону.

Затем с минуту рассматривают его.

Вместо лица, у немца размокшая в воде бесформенная маска с расплющенным носом и черными прядями прилипших ко лбу волос.

- Ты, гляди, - не рыжий, - удивленно восклицает Сашка.

- А почему он должен быть рыжим? - сопит Дим и расстегивает на меховой куртке летчика молнию.

- Не знаю. Мне все фрицы такими кажутся, - шмыгает носом Сашка.

- Ты смотри, - какой был красавчик, - хмыкает Дим и протягивает ему извлеченное из нагрудного кармана немца удостоверение пилота «люфтваффе» и черный кожаный бумажник с золотой монограммой.

С фотографии на документе, на Сашку холодно смотрит молодой симпатичный парень с аккуратной прической и пробором на голове.

- Лейтенант Отто фон Вернер, - по складам читает матрос.

- Ты слышишь, Дим? Целый «фон», это у них вроде нашего князя.

- Да, парень видать был не бедный, - смотри какие у него часы.

Сашка принимает из рук приятеля отсвечивающие тусклым металлом необычно тяжелые часы с браслетом и внимательно рассматривает их. На задней крышке клеймо - орел со свастикой и какая-то гравировка.

- Фельдмаршал Геринг, - разбирает он последние слова. - Ни хрена себе!

- Дим, эти часы от Геринга!

- Я ж тебе и говорю, что не простой это немец. Надо отсюда быстро сваливать, его могут искать. Стоп, а коль фриц дохлый, значит «нз» у него цел. Как это я сразу не догадался?

Он отстегивает на теле немца парашютные карабины и стаскивает с его плеч ранец. Расстегивает клапана карманов и извлекает оттуда поочередно две плитки шоколада, пачку прессованного изюма, небольшую ракетницу с запасными ракетами, таблетки сухого спирта и спички, в непромокаемой упаковке.

- Живем, Санек! - радостно восклицает старшина и сует ракетницу и шоколад тому в руки, а остальное быстро распихивает по карманам.

После этого Сашкиной финкой они отрезают от купола парашюта несколько строп и большой кусок шелка, которые заталкивают в оставшуюся котомку. Парашют сворачивают, туго перетягивают его стропами, суют внутрь несколько камней и топят в снеговом озерце, расположенном неподалеку.

Затем возвращаются назад, Дим стаскивает с ног летчика меховые унты и швыряет их Сашке - бери.

- Не, - вертит тот головой, - оставь себе, твои пьексы совсем развалились.

- Бери, я тебе сказал! У меня сорок пятый, а это как раз твой размер.

Сашка сует унты в мешок.

Сняв с Вернера летный планшет, который Дим вешает себе на плечо, моряки волокут его к озерку где утопили парашют, и тоже сталкивают туда. Знакомец Геринга сразу же исчезает в густой ледяной воде.

- Туда ему и дорога, - произносит Сашка и утирает вспотевший лоб.

После этого друзья возвращаются к своей последней останове. По пути Сашка достает из кармана плитку шоколада, с молчаливого согласия Дима освобождает ее от бумажной упаковки, разламывает и протягивает половину старшине. Друзья жуют шоколад на ходу и мычат от наслаждения.

У сиротливо лежащего на небольшом валуне «Суоми» они останавливаются. Дим берет автомат в руки, вывинчивает шомпол и с размаху бьет прикладом по камню. Затем сует металлическую часть под слой мха, а приклад и шомпол прячет за пазуху.

- Пригодится, для костра, - бросает он другу, и моряки исчезают в тундре.

С плато вновь доносится протяжный волчий вой…

Когда потускневшее солнце завершает свой бесконечный путь к горизонту, а с затянувшегося тучами неба начинает сеять мелкий зернистый снег, друзья подходят к обширному, преградившему им путь озеру. Его извилистые берега заросли карликовым лесом и чахлым кустарником, в котором тоскливо пищит какая-то птица.

- Ушли порядочно. Тут сделаем привал, - оглядывается Дим на бредущего за ним в импровизированной накидке их парашютного шелка приятеля.

Они находят место посуше на небольшой скальной площадке, оставляют на ней котомку, шомпол и приклад, после чего исчезают в леске, откуда возвращаются с охапкой хвороста и полной шапкой красно-бурых подберезовиков.

Пока Дим колет финкой на тонкую щепу автоматный приклад и разводит костер, Сашка достает из кармана их самодельную снасть, берет из вороха сухих веток две подлиннее, и идет к ближайшему заливчику. Там он крепит к ним узловатую шелковую нить, наживляет крючки половинками размоченной во рту изюмины и забрасывает в воду.

Когда старшина, щурясь от дыма и прихватив рукавом ватника конец шомпола, печет над огнем издающие дразнящий запах грибы, на берегу раздается радостный вопль и вскоре оттуда появляется Сашка, торжественно несущий в руках среднего размера серебристую рыбину.

- Подвезло нам,- улыбается Дим. - Что за порода такая?

- Да похожа на хариуса, а там, кто его знает? Здесь все по чудному.

Старшина кладет шомпол с уже испеченными грибами на лежащий на камне лоскут шелка, вытаскивает из кармана пакетик с прозрачными таблетками и протягивает другу.

- На, Санек, погрызи.

- Что это?

- Леденцы с ментолом, у фрица в планшете нашел. Там, кстати и карта. Идем мы, судя по ней, верно, разве чуть отклонились к югу. Но топать еще далековато. Верст триста.

- Ну, как тебе леденцы? - интересуется он, снизывая финкой грибы на шелк и насаживая на шомпол рыбину.

- Вкусные, и во рту холодят, - шепелявит Сашка.

- Я ж тебе говорю, с ментолом, это от простуды. Я такие на Северо-западном пробовал, отобрал у пленного офицера. Готовились, все-таки фрицы к войне основательно, все предусмотрели, не то, что мы, - хмурится Дим.

- А все равно, под Москвой и Сталинградом их разбили, и здесь, на Кольском, они увязли.

- Это точно, - соглашается старшина и подбрасывает в костер веток.

- Хлипкие они уж очень. Вот мы с тобой из плена почти месяц идем. Полуживые, и без всего. А тот фриц, - кивает он головой назад, - с раскрытым парашютом в мох свалился и рожа всмятку. Ну да черт с ним, давай есть.

Дим разламывает густо парящую рыбу на две части и большую отдает Сашке.

- Чего это ты меня все время подкармливаешь - то свою часть шоколада отдал, то эти таблетки, а теперь вот и кусок побольше? - обижается тот.

- Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так, что давай, наворачивай. А мне не впервой. Считай третий раз из окружения выхожу - жестко прищуривает старшина глаза.

Приятели жадно глотают сочную рыбью мякоть, а потом принимаются за грибы.

- На вот еще, хлебни, у фрица в кармане нашел, - протягивает старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.

- Когда успел? - я и не заметил.

- И В Ростове мало кто замечал, я пацаном беспризорником был и по карманам ловко притыривал,- беззвучно смеется Дим.

с чувством напевает он и подмигивает Сашке.

- Вот жалко курева у фрица не оказалось, видать здоровье берег. Щас бы в самый раз подымить.

Сашка отвинчивает колпачок, делает глоток из фляжки и морщится.

- Ну, как, получше «шила»? - интересуется старшина.

- А я его на «охотнике» один раз только и пробовал, боцман не давал. Тоже говорил, что салага.

- Это коньяк. Давай теперь ногу твою поглядим и спать.

Морщась, Сашка поднимает до колена широкую штанину робы. Нога - от щиколотки до лодыжки, у него синяя и распухшая. Дим отпластывает финкой от парашютного лоскута длинную ленту и крепко бинтует ею ногу матроса.

- Порядок. Теперь спать.

Друзья, как и в прошлый раз, сдвигают в сторону от прогоревшего костра горячие угли, вынимают из котомки унты и скользкое полотно шелка, после чего укладываются на теплый базальт.

Унты они суют себе под головы, полотнищем накрываются сверху и закрывают глаза. С неба невесомо продолжает сеяться мелкий снег.

Утром, когда они просыпаются, накидка и все тундра кругом, покрыты его серебром, которое искрится в лучах восходящего солнца.

- Лето и зима одновременно, - бурчит Сашка, стряхивая снег с шапки, и сладко зевает. - Впервые по настоящему выспался. Без кошмаров.

- Еще бы, - откликается, лежащий рядом Дим. - Мы согрелись и неплохо пошамали.

Затем друзья встают, умывают снегом чумазые лица, и старшина ощупывает унты. Они полностью сухие.

- Снимай свои «гады», - кивает он на Сашкины, истертые до дыр ботинки. Тот присаживается на котомку, сбрасывает ботинки с ног и шевелит бледными, распухшими от сырости и стертыми в кровь пальцами.

Дим разрезает надвое, служивший им скатертью за ужином кусок шелка и протягивает куски товарищу. После этого стаскивает с ног свои размокшие пьексы, и отрезает от одной из шелковых накидок, еще два куска.

Приятели туго наворачивают на ноги эти шикарные портянки, и вновь обуваются.

- Дим, тепло, как в печке и веса никакого,- притопывает кожаным унтом о базальт Сашка и улыбается потрескавшимися губами. - И кашель меня почти не бьет.

- Погрызи еще леденец и мне дай, - запихав в мешок остатки шелка, протягивает к нему широкую ладонь напарник.

Матрос достает из кармана бушлата леденцы и оделяет одним приятеля. С минуту они посасывают их и щурятся от удовольствия.

- Я уж и забыл, какой он есть, сахар, оказывается сладкий, - шутит старшина.

- А шоколад? - вскидывает белесые брови Сашка.

- Так он же горький был. Ну, ты давай, достругивай приклад и готовь костерок, а я к озеру, может рыба какая сдуру поймалась. Заодно и веток там наломаю.

Не появляется он довольно долго, потом над озером гулко разносится выстрел, и Сашка испуганно вскакивает.

Через минуту из кустарника появляется Дим, несущий в руке какую-то птицу и волокущий за собой несколько корявых сухостоин.

- Ух ты, куропатка! - удивленно восклицает Сашка и всплескивает руками.

- Держи, - бросает ему еще теплую, рыжеватой окраски птицу, старшина.

- В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у «вальтера» бой, - похлопывает он по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.

- А вот рыбы нету, удочки я снял. Дай-ка мне портмоне фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил, может, приспособлю какую под цигарку.

Сашка достает из внутреннего кармана бушлата кожаный бумажник и протягивает Диму, а сам начинает ощипывать куропатку.

Тот, присев на корточки, достает из бумажника тонкую пачку рейхсмарок, несколько фотографий и какие-то сложенные вчетверо листки - судя по всему письма.

Снимки привлекают внимание старшины, и он поочередно внимательно их разглядывает.

На одном погибший в парадной форме офицера «люфтваффе» и с какой-то расфранченной девицей в мехах, на втором в летном комбинезоне у «мессшершмита», а на третьей - рядом с грузным человеком, в высокой фуражке и мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотрящим в объектив.

- Вот тебе Геринг, - показывает Сашке фото Дим. - Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.

- Ну и боров, - хмурится матрос, - заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с колен.

- И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями, пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, - разворачивает одно из писем старшина. - Судя по всему от «фрау» - бумага тонкая и духами пахнет.

Он ловко сворачивает из странички «козью ножку», достает из кармана бриджей горсть сухого бурого мха и набивает ее. Потом берет из горящего костра ветку и прикуривает.

- У-у-у, - с наслаждением затягивается, и выпускает изо рта густую струю дыма, - даже башка закружилась.

После этого Дим забирает из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше куропатку, ополаскивает ее в ближайшей лужице и водружает на шомпол.

- На, жарь пока, а я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить - кивает на высокую сопку.

Когда зарумянившаяся птица начинает издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искорками капающего с нее сока, старшина возвращается и, тяжело дыша, садится у костра.

- Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок.

Затем разжимает ладонь и показывает Сашке два лежащих на ней кусочка металла. Это изъеденный временем железный наконечник стрелы и позеленевшая бронзовая пряжка, с головой льва внутри

- Вот это да! - восклицает матрос, - я такие в Эрмитаже видел, где взял?

- Там, - показывает Дим на вершину сопки.

- На ней какое-то непонятное нагромождение камней, их довольно много, вроде колонн.

- А больше ничего нету?

- Нет, - да и это я случайно обнаружил. Наколол ногу обо что-то, нагнулся, смотрю, лежат подо мхом. Сколько им лет интересно и чьи они, а, Сань?

- Наверное, викингов, они с северными народами воевали, нам учитель по истории рассказывал. Слыхал о таких?

- Угу, - бормочет старшина, - разглядывая пряжку.

- Ну ладно, давай порубаем и в дорогу, - откладывает он ее в строну.

Сашка рассекает куропатку на две равные части, протягивает одну Диму и они с наслаждением едят дымящееся мясо.

- Жирная, подъелась за лето, - произносит старшина и вытирает широкой ладонью текущий по подбородку сок. Сашка молча жует, блаженно щуря глаза и мыча от удовольствия. Через несколько минут от птицы не остается даже косточек.

Дим вытирает руки о мох, свертывает очередную цигарку и, улыбаясь, смотрит на Сашку. Тот, причмокивая, облизывает масляные пальцы.

- Теперь слушай, - произносит старшина. - Обходить озеро будем с юга, там равнинная тундра, а с севера сплошная цепь сопок. В них замаемся. Вот сейчас перевалим, ту невысокую горку, - показывает он на последнюю к югу сопку и, как говорят, «вперед с песнями».

Спустя час, их медленно бредущие фигуры, виднеются на далеком склоне.

Взобравшись на вершину, где тонко свистит летящий над тундрой ветер, друзья останавливаются. Внизу, на несколько километров, примыкая одной стороной к озеру, а другой уходя в безбрежную тундру, тянется обширная низменность, в центре которой что-то неясно чернеет.

Старшина напряженно всматривается в ту сторону, протирает слезящиеся глаза и сдавленно шепчет, - кажись самолет.

Не сговариваясь, друзья падают в мох и замирают.

- Это, наверное, тот, из которого немец выпрыгнул, - шепчет Сашка.

- Щас узнаем,- хищно ощеривается Дим и тянет из-за пояса «вальтер». - Ты, давай, лежи и наблюдай, а я малость разведаю.

После этого, передернув затвор, он ужом ползет вниз.

Сашка достает из-за пазухи ракетницу, взводит курок и ощупывает висящий на поясе нож. Тянутся утомительные минуты.

Наконец сбоку слышится шорох и появляется голова Дима.

- Кажись наш, бомбер, но вокруг никого, - сообщает он и утирает вспотевший лоб.

- Ур..! - радостно вскидывается Сашка и осекается под яростным взглядом старшины.

- Молчи, карась, - шипит тот, - я ж сказал «кажись», точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.

Они вновь замирают и напряженно вглядываются в искрящееся над низиной марево. Снег под лучами солнца тает, и согревающийся воздух призрачно дрожит над тундрой.

Когда фосфорицирующие стрелки швейцарского «лонжина» на Сашкиной руке подбираются к полудню, туман редеет, и сквозь него проступают очертания уткнувшегося в землю самолета.

- Точно, наш русский, Ил-4, - взволнованно произносит старшина. Нас на таком, под Ржевом сбрасывали, после бомбежки.

- А теперь, матрос двигаем вперед, только тихо, - бросает он Сашке.

Тот молча кивает, они крадучись спускаются с сопки и, чутко прислушиваясь, медленно идут к машине.

Дим впереди, держа наготове взведенный пистолет, а Сашка чуть сзади и в стороне. Так учил его старшина.

Первое, что им бросается в глаза - оторванное от фюзеляжа, искореженное крыло, с красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе самолета. Погнуты и лопасти одного из винтов, а правый двигатель густо закопчен.

- Да, досталось ему, - шепчет старшина и, когда друзья приближаются к машине почти вплотную, замечает лежащее у самого корпуса, напротив большой пробоины, застывшее тело человека в оленьей одежде, с размозженной головой. Рядом с ним валяется искореженный автомат ППШ.

Старшина поднимает вверх согнутую в локте левую руку, приказывая напарнику оставаться на месте, и на секунду замирает.

Потом скользит вперед, поднимает атомат, и прижимается к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание прислушивается - вокруг тишина, нарушаемая только размеренной капелью, где-то внутри самолета.

- Гранатой саданули, - мелькает в голове Дима, когда он замечает на одежде убитого многочисленные и разные по величине дыры.

Он делает Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего в корпусе отверстия, и, когда тот выполняет это, прикладывает палец к губам. Затем левой рукой швыряет ППШ через пробоину внутрь машины. Там раздается металлический грохот и снова наступает мертвая тишина.

Держа в полусогнутой руке «вальтер», старшина осторожно переступает мертвое тело и сквозь дыру ныряет внутрь самолета.

- Саня, залазь, - слышится через минуту оттуда, и матрос следует за напарником.

Тот молча стоит посреди искореженного отсека, в который из повреждений и дыр в корпусе, проникают солнечные лучи.

В их свете видны разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах, тела людей в военной форме и с оружием.

- Точно, наши, - произносит Сашка и поднимает с пола новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой на ней

- Да, судя по всему из НКВД, наверное, на задание летели.

- Смотри, Дим, этот даже полковник - шепчет Сашка и показывает пальцем на одного - в плаще и хромовых сапогах.

- С чего ты взял? - хмыкает старшина.

- У него погоны с тремя звездами. А вон тот, что рядом лежит, в кожаной куртке - майор.

- Я таких знаков различия в 41-м не встречал.

- Точно Дим, погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда, а ты не знал?

- Нет - коротко отвечает старшина и поднимает с пола отсека валяющийся автомат.

- Новенький, - ласково проводит он рукой по лакированному прикладу и отстегивает диск. Тот полностью снаряжен.

- Теперь и воевать можно, - вщелкивает диск старшина на место и вешает ППШ на плечо.

- Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один майор из особого отдела стрелковой дивизии, когда мы вышли на ее охранение, возвращаясь с задания, мордовал нас трое суток. Пока не выяснил, что десантники. И потом смотрел волком, очень уж ему хотелось нас в расход пустить. А еще, сука, «парабеллум» мне так и не вернул. Мол, младшим командирам не положено.

- Ну ладно, Сань, на тебе тоже ППШ, - выворачивает он из мертвых рук одного из солдат автомат, - собери у всех документы, а заодно и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг есть кто живой?

Он отпихивает ногой, какой-то валяющийся на проходе блестящий кусок металла и выбирается наружу.

Когда Сашка появляется из самолета, с туго набитым вещмешком и полевой сумкой на шее, Дим сидит неподалеку и молча курит папиросу.

- Ну, как? - интересуется матрос.

- Всем хана, - безнадежно машет рукой старшина. - А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл. Капитан, и с двумя орденами «Красного Знамени». Штурмана расшибло в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые - верхний в турели завис, а нижнего при ударе вдрызг раздавило. Это видать они того немца и завалили. Только вот что, непонятно. Парашютов у экипажа нет. Или сейчас без них летают?

- А мне вроде все ясно, Дим, на вот, погляди.

Сашка достает из кармана и протягивает ему вспыхнувший на солнце, таким же светом, небольшой слиток.

- Что это? - берет его старшина в руку и едва не роняет.

- А ты посмотри повнимательней.

Тот вертит слиток перед глазами и обнаруживает на одной из его граней небольшое клеймо в виде герба СССР и какие-то цифры.

- Никак золото?

- Именно. Там, в самолете, два ящика с ним, и на полу еще много валяется. Ты этот брусок ногой пнул, - смеется Сашка.

- Ну, де-ла-а, - тянет Дим, - теперь и мне дошло, отчего у летчиков парашютов нет. Они перевозили особо ценный груз, а те, которые в бомбовом отсеке - охрана. Видать «нкэвэдэшники» заставили оставить парашюты, что б те не выпрыгнули, если собьют. Не доверяли, гады. Интересно, а куда мог лететь этот бомбардировщик?

- Судя по документам, которые у полковника - из Москвы в Мурманск.

Сашка отстегивает клапан офицерской полевой сумки, вынимает из нее сложенную вчетверо бумагу, малинового цвета удостоверение, и протягивает их старшине.

В удостоверении, с двумя красными, расположенными по диагонали полосами, фото человека в военной форме с четырьмя шпалами на петлицах и надписью «Главное управление контрразведки «СМЕРШ» на правом развороте. А чуть ниже «Полковник Азаров Алексей Иванович - начальник отдела», синяя гербовая печать и неразборчивая подпись.

- Да, - хмурится Дим, не повезло тебе полковник, - и разворачивает бумагу.

В ней значится, что полковник Азаров и майор Коваленко с группой военнослужащих из девяти человек, направляются в командировку в Мурманск для выполнения особо важного задания. На бумаге синяя расплывчатая печать и угловой штамп «НКВД СССР».

- Бойцы, что с ними, - кивает Сашка на справку, - из мотострелковой бригады НКВД особого назначения. Я никогда не слышал про такую.

- А мне доводилось, - отвечает Дим. -Нас когда после первой операции из Белоруссии в Подмосковье перебросили, так перед второй заброской, из этой бригады два инструктора приезжали, мастера спорта. Проводили с личным составом занятия по стрельбе и рукопашному бою. Неплохие ребята.

- Так, ладно, - возвращает он Сашке документы, - а что это у тебя за «сидор»?

- У переборки валялся, в нем продукты. Наверное, сухой паек.

- Ну, что ж, давай подрубаем, - говорит Дим, - жаль парней, но мы пока живые.

Сашка достает из мешка кирпич серого хлеба, банку консервов в яркой упаковке и завернутый в газету солидный шмат сала.

- «Правда», - уважительно произносит старшина, вскрывая финкой банку, и пластая кусок на крупные ломти.

Затем друзья без особого аппетита едят и о чем-то думают.На фронте и в лагере они повидали немало смертей, и вот очередная, в своем новом обличье.

Когда Сашка аккуратно заворачивает в газету и прячет в мешок остатки хлеба и сало, Дим достает из кармана мятую пачку «Беломора» и закуривает.

- Саня, так ты говоришь, там, - он кивает на самолет,- целых два ящика такого добра? - и взвешивает на руке слиток.

- Ну да, - деревянные, вроде зарядных. Один, на котором майор лежит, развалился, а второй, такой же, целый и опломбирован.

- И на хрена в Мурманске это золото? Пули из него отливать?

- Кто его знает, - пожимает плечами Сашка. Может оно для союзников.

- Каких таких союзников? - вскидывает на него глаза приятель.

- Ну, вон тушенку мы с тобой ели, - показывает Сашка на пустую банку, - вкусная?

- Ничего. Я раньше никогда такой не пробовал.

- Так вот, она американская. «Второй фронт» называется. Англичане и американцы гонят сюда, в Заполярье, по морю, караваны судов с военной техникой, снаряжением и продовольствием. И разгружают их в портах Мурманска и Архангельска.

- Не трави.

- Гадом буду! Наш «охотник» один такой до Соломбалы сопровождал. А на палубах транспортов самолеты, танки и грузовики. Сам видел. Неужели ничего про это не слышал?

- Нет, в лагере, сам знаешь, не до разговоров было.

- Ну, так вот, как нам рассказывал замполит, это все доставляется в СССР в качестве военной помощи.

- Так возможно, золото везли в Мурманск как оплату за нее?

- Ну, этого я не знаю, может и так. Замполит не говорил, а мы не спрашивали. Кстати, оружие у них неплохое. На нашей коробке английский «Эрликон» стоял, - зенитный пулемет. Так мы с боцманом из него немецкого «фоккера» срезали.

- Не врешь?

- Честное слово. Нас даже к медалям представили - «За отвагу».

- Да, - пристально смотрит на приятеля старшина, - не такой уж ты и салажонок, Санек. Держи «краба»! - и протягивает другу руку.

- А ты думал? - стеснительно улыбается Сашка, и крепко ее пожимает.

- Ну, что ж, а теперь за работу, - Дим встает и смотрит на кабину верхнего стрелка, с мутным от трещин и пулевых пробоин плексигласом.

- Для начала того бедолагу вытащим, что б в случае чего, организовать круговую оборону. Сектор обстрела оттуда подходящий.

Парни забираются в самолет и бережно спускают тело стрелка, зависшего на пулеметной турели, в отсек.

- Сможешь с ним управляться? - кивает на пулемет старшина.

- Обижаешь, Дим, я ж по боевому расписанию был вторым номером на «Эрликоне». Конечно, смогу.

После этого они внимательно осматривают ящики со слитками, и старшина пытается сдвинуть целый.

- Тяжелый, черт.

Затем присаживается на корточки и с минуту остро смотрит на Сашку.

- План будет такой, матрос. Поскольку ты и я люди служивые, а это золото военное, мы за него в ответе. И о ящиках, кровь из носа, нужно сообщить нашим. До ухода, их где-нибудь поблизости спрячем. А то видал, у самолета лопарь без башки, - не такая уж тундра и пустая. Вот только кто его подорвал, непонятно?

- Может сам? Вот, этим, - Сашка достает из бушлата и демонстрирует рубчатую лимонку, - они у ребят в подсумках.

- Возможно, - сплевывает Дим, - «феньки» нам в дорогу пригодятся. Короче, шхерим ящики, забираем документы и идем дальше. Как можно быстрей. Тем более что оружие, жратва и карта у нас теперь есть.

- А куда мы их спрячем? Кругом же одна тундра и мох.

- Да хоть бы в озеро, до него рукой подать. Пошли-ка, взглянем. И стропу от парашюта заодно прихвати, глубину измерим.

Моряки выбираются из самолета, Сашка достает из лежащей на мху котомки аккуратно свернутый в бухту трос, и они идут в сторону виднеющегося метрах в пятистах от машины, озерного залива.

Там Дим разматывает бухту, прикрепляет к ее концу небольшой гранитный окатыш и, держа все это приспособление на весу, подходит к кромке низкого берега. Вода в озере чуть голубоватая и кристально чистая. Камень с плеском шлепается в нее и быстро утаскивает за собой часть троса.

- Ну, вот видишь, всего метра три будет, - вытаскивает старшина намокшую стропу. Затем делает еще несколько забросов чуть дальше и по сторонам. Глубина такая же.

- В самый раз. Не глубоко и дно скальное, не заилит.

- А я знаю, как дотащить сюда ящики,- заявляет Сашка, - на листе обшивки, что валяется у самолета. Она гладкая и будет хорошо скользить по мху. К тому же тут небольшой уклон.

- Точно, Саня, молоток - на руках мы их едва ли утащим, очень уж тяжелые.

Приятели сматывают трос и идут назад. При этом Сашка морщится и слегка припадает на ногу.

- Чего ты?

- Да нога что-то сильно заныла. Когда из самолета выбирался, ушиб.

После того, как они подходят к машине, Дим заставляет Сашку сесть, стаскивает с него унт и осматривает ногу. Она еще сильнее опухла.

- Да, с такой ходулей ящики мы сегодня не потащим. Еще больше ее разбередим. Ты пока сиди, а я слажу в кабину к летчикам, может там какая аптечка есть?

Через минуту старшина выглядывает из разбитого окна кабины и машет защитного цвета флягой.

- Во, спиртягу нашел!

Затем спускается на землю.

- Под сиденьем у штурмана лежала, в заначке. Почти полная. А аптечки, к сожалению, нету.

Несколько минут, поливая на ладонь сладковато пахнущую на воздухе жидкость, он втирает спирт другу в ногу, а потом снова туго бинтует ее шелковой лентой.

- Порядок. Нога за ночь прогреется и даст бог отойдет. Только ходи поменьше. На, вот, хлебни чуток, - протягивает Сашке флягу.

Тот делает глоток, морщится и кашляет. На глазах выступают слезы.

- А ты?

- Я уже приложился в кабине. Чистый ректификат. Ты пока полежи, отдохни, -бросает он матросу мягкую котомку, - а я пока в дорогу все соберу. Завтра с утра и двинем. Путь не близкий и медлить нельзя.

Исчезает в самолете.

Когда он снова появляется, в руках у Дима еще один солдатский вещмешок, офицерский пояс с кобурой и почти новые яловые сапоги.

- Он кладет все около Сашки на землю и присаживается рядом.

- Так, сначала сапоги. Похоже, мой размер, у сержанта снял.

Сбрасывает с ног остатки пьексов и, перемотав портянки, натягивает обнову.

- Как по мне шили. А это тебе, - протягивает Сашке ремень с кобурой. -Здесь «ТТ» с запасной обоймой, а фрицевскую ракетницу выкинь.

Дим встает на колени, переворачивает мешок и вываливает из него в мох несколько дисков и гранат.

- По три на автомат и по паре «фенек».

Затем тянет к себе вещмешок с продуктами и, раздернув горловину, тоже опорожняет его. Там оказывается два кирпича хлеба, початый ими кусок сала, три банки тушенки, пачка сахара и два цыбика чая.

Старшина все это раскладывает в вещмешки поровну: боеприпасы и продукты. Потом, побулькав у уха, сует в один и флягу со спиртом.

- Все, морской порядок, - удовлетворенно произносит он, затягивая бечевками горловины и захлестывая их наплечными лямками.

Один мешок подвигает к Сашке - твой, а второй, с флягой, взвешивает на руке и отставляет в сторону.

- Килограммов по семь будут. Зато своя ноша, как говорят, карман не тянет. Стоп. Нужно еще спичек и курева у ребят пошарить, им они теперь ни к чему, а нам в самый раз.

Вновь идет к машине. У пробоины наклоняется и оттаскивает в сторону застывшее тело лопаря. Снимает у того пояс с ножом и котомку, которую перебрасывает Сашке.

- Посмотри, что в ней, - и исчезает в брюхе машины.

Сашка лезет рукой внутрь кожаной котомки и извлекает оттуда две сухие янтарные рыбины, бурый кусок вяленой оленины и небольшой, видавший виды котелок.

Он кладет все на землю, прихватывает котелок и, морщась, ковыляет к заливу. Когда возвращается с водой, Дим сидит на корточках и попыхивает «козьей ножкой». На газете перед ним початая коробка папирос «Пушка», две пачки махорки, зажигалка и спички.

- Добрая крупка, «моршанская», до нутра продирает, - щурится он от дыма. - А ты чего бегаешь? Я ж тебе сказал отдыхать.

- Да я только к озеру, водички вон набрал, - кивает Сашка на котелок. - У лопаря в мешке нашел, а еще рыбу и мясо.

- Вижу. Тогда давай налаживать костер. Нужно горячего похлебать, сил набраться.

Вскоре у самолета полыхает небольшой огонь, на котором побулькивает и исходит паром котелок с похлебкой из оленьего мяса. К этому Дим прибавляет половину одной из рыбин, два ломтя ноздреватого, вкусно пахнущего хлеба, несколько кусков сахара и отсыпает из цибика с чаем, горсточку на заварку.

Чуть спустя, друзья с аппетитом хлебают горячее варево, рвут зубами соленую рыбу и, сполоснув котелок, вновь вешают его на костер, для чая.

- Давно так не ел, - душевно произносит Сашка и хлопает себя по тощему животу. А Дим внимательно следит за котелком, и когда тот закипает, сыплет в него чай и снимает с огня.

Через несколько минут, прихватывая бока посудины рукавами, они по очереди прихлебывают из нее и хрустят сахаром.

После трапезы, разморенный Сашка откидывается на мешок и бездумно смотрит в небо, а Дим вытаскивает из-за пояса «вальтер», разбирает его и смазывает маслом из ружейной масленки.

- Слышь, старшина, а чего у тебя имя такое чудное, «Дим»? - интересуется Сашка.

Меня вообще-то Дмитрием кличут, - отвечает тот. Просто ребята так прозвали, давно, еще на флоте. И фамилия подходящая - Вонлярский. А у тебя какая?

- Солнцев.

- Красивая фамилия.

На некоторое время приятели замолкают.

- Слышь, Дим, а эти ребята так и будут лежать, в самолете?

- А куда ж мы их денем? Так и будут. Хоронить их негде, кругом вечная мерзлота и гранит. Самолет самое лучшее место. Когда ящики утопим, приладим обшивку на место, чтобы звери не растащили, и пусть себе лежат.

- Да, наверное, это все, что мы можем для них сделать, - вздыхает Сашка.

Однако осуществить свои планы друзьям не удалось.

На следующее утро, когда они, позавтракав, возились с листом дюраля, прилаживая к нему лямку из парашютной стропы, из тундры донесся тоскливый вой волка и эхо едва различимого выстрела.

Моряки на мгновение замерли, а потом Дим, приказав Сашке оставаться на месте, передернул затвор ППШ и рысцой побежал к ближайшей сопке.

Вскарабкавшись на ее вершину, он прилег и, запалено дыша, стал всматриваться в тундру. Выстрел прозвучал с той стороны, откуда они пришли.

Через некоторое время старшина заметил на горизонте едва различимые темные точки и услышал позади громкое сопенье.

К нему, по склону сопки, забросив за спину автомат, полз Сашка.

- Я ж тебе приказал оставаться на месте, - прошипел Дим.

- Не, я с тобой, - мотнул тот головой, стряхивая рукавом пот со лба и устраиваясь рядом.

- Ну, салага, - ощерился Дим и вновь впился глазами в синеватую даль.

Через час точки увеличиваются, и становится ясно, что это идущие в сторону озера люди.

- Один, второй, третий…, девять человек, - считает старшина. - И позади еще что - то, вроде олени.

- Может саамы или лопари? - с надеждой смотрит на него Сашка.

- Или немцы, ищут своего летчика, - парирует Дим. - Слушай, Сань, ты оставайся пока здесь, а я быстренько вниз, патронов прихвачу.

Когда он возвращается с несколькими дисками за пазухой и лимонками в карманах, Сашка внимательно наблюдает за караваном. Внезапно оттуда что-то на миг взблескивает и гаснет.

- Бинокль, - сплевывает Дим. Теперь все ясно, это немцы или финны…

Дав идущим за ним егерям знак остановиться, Кранк вскидывает к глазам тяжелый горный бинокль и внимательно осматривает открывшуюся впереди гряду сопок, с синеющим в долине озером.

- Кажется, пришли,- бросает фельдфебель стоящим позади Ланге и лопарю. - Ты хороший проводник Мунк, и заслужил глоток рому,- удовлетворенно хлопает он лапландца по костистому плечу.

- Привал на четверть часа!

Егеря устало опускаются на землю, закуривают и прихлебывают из фляг. Мунк подходит к оленям, осматривает их ноги и проверяет сыромятные крепления навьюченной на животных поклажи.

- А палить в того волка, тебе Вилли, не стоило, да еще из «парабеллума», - делает фельдфебель замечание сидящему рядом с ним Ланге.

- Надоел его вой, - очень уж тоскливый. - Да и наш Тор нервничает, - кивает он на овчарку.

- Больше так не делай, лишний шум нам ни к чему.

- Да будет тебе Ирвин, в этих местах пусто как в Сахаре, - ухмыляется Ланге.

Затем он подзывает Мунка, наливает в металлический стаканчик немного рому из фляги и протягивает проводнику.

- Держи, обезьяна.

Тот с почтительностью его принимает, выпивает жгучую жидкость и что-то бормочет.

- Переведи, - кивает Кранк унтер-офицеру.

- Он говорит, что в тундре, кроме нас, есть еще люди. У волков особенный вой.

- Ну, вот видишь, не стоило шуметь. Здесь могут бродить и «иваны». Как те, что мы обнаружили зимой.

Ланге хмурится. В январе, в поиске, они действительно уничтожили в тундре разведгруппу русских. В схватке погибли и двое егерей.

Докурив сигарету, фельдфебель тычет окурок в мох, вновь осматривает в бинокль окрестности и, приказав проверить оружие, делает знак продолжить движение…

- Опять пошли, - бормочет Дим, - когда цепочка людей и животных стала менять очертания.

- Значит так, Санек. Давай в самолет и готовь турельный пулемет. Боеприпасов там хватает. А я останусь здесь. Судя по направлению, выходить они будут на эту сопку, а затем по долине, вниз к озеру. Тут мы их и прищучим. Я с фланга - очень уж тут удобная позиция, а ты в лоб, из машины. Но огонь открывай только после меня, как подойдут к самолету метров на триста. Усек?

- Точно так, старшина, - кивает Сашка и уползает по склону.

Когда он исчезает в брюхе самолета и колпак с пулеметом в его хвостовой части бесшумно проворачивается в сторону сопки, Дим удовлетворенно хмыкает, кладет рядом с собой один из запасных дисков, пару гранат и смотрит в сторону приобретающих все более четкие контуры людей.

Теперь уже он различает альпийские кепи с длинными козырьками, болотного цвета униформу и «шмайсеры» у них на груди. Немцы идут размеренным походным шагом. Позади всех человек в меховой одежде с винтовкой за плечами, и два тяжело ступающих оленя с грузом на спинах.

Старшина оборачивается назад, бросает взгляд в сторону самолета и машет рукой.В ответ едва заметное вращение пулеметной турели.

Когда караван приближается еще ближе и начинает спускаться в низину, егеря замечают распластавшийся в ней самолет и, по знаку переднего, мгновенно разворачиваются в цепь. Теперь они идут медленно и осторожно, выставив перед собой автоматы и внимательно оглядывая окрестности. Затем останавливаются и один из солдат, по взмаху руки ближайшего к Диму коренастого егеря с биноклем на груди, согнувшись, бежит к машине.

Медлить больше нельзя. Старшина ловит в прорезь мушки его спину и плавно нажимает на спуск. Автомат знакомо отдает в плечо - егерь по инерции делает еще несколько шагов вперед и рушится в мох.

В ту же секунду от самолета, в сторону остальных, несутся коротко мерцающие пулеметные трассы. Двоих немцев они срезают, а остальные падают в мох и открывают ответный огонь по самолету. Стреляют егеря и по вершине сопки, откуда огрызается короткими очередями автомат старшины.

Дуэль крупнокалиберного «шкаса» и немецких «шмайсеров» оказывается неравной, и через несколько минут, отстреливаясь, и делая короткие перебежки, егеря пытаются вырваться из долины.

Однако им этого не удается: пулеметная трасса перерезает еще одного, а старшина короткими очередями из ППШ отсекает единственный для врагов путь к спасению.

Тогда коренастый что-то гортанно кричит, и стрелки устремляются к сопке, уничтожить засевшего там автоматчика.

- Опытные, суки, - сплевывает Дим, и, выдернув чеки, одну за другой швыряет вниз две гранаты. Те рвутся с оглушительным грохотом и еще два солдата остаются на месте. Однако оставшиеся двое, быстро продвигаются вверх, и огромного ефрейтора Дим сваливает последней очередью почти в упор. Затвор ППШ лязгает и выбрасывает в мох дымящуюся гильзу.

А Сашкин пулемет, продолжает сечь длинными очередями склон сопки у самой вершины, высекая из нее гранитный крошки. Последний немец - это здоровяк с рвущейся с поводка овчаркой, с жутким воем исчезает в их круговерти и катится вниз.

В это время из-за одной из кочек приподнимается голова в высоком колпаке, гремит выстрел и пулемет замолкает.

- Твою мать! - рычит Дим и всаживает в кочку весь диск.

Затем он отщелкивает его, вставляет новый и чутко прислушивается. Тишину нарушает лишь хрип лежащего неподалеку ефрейтора.

Старшина кошкой прыгает к нему и бьет прикладом в висок. Ефрейтор дергается и затихает.

Держа наготове автомат, Дим быстро скользит по склону и останавливается у трупа коренастого. Тот лежит на боку, прижав к животу руки.

Старшина шевелит носком сапога его тело и делает несколько шагов вперед. Сзади резкий свист, ответная очередь и вновь тишина.

Морщась от боли, Дим вырывает из предплечья финский нож и швыряет его в сторону. Потом, скрипя зубами, зажимает рану ладонью и спотыкаясь бежит к самолету.

Когда он ныряет в мрачную утробу машины, Сашка лежит на спине под турелью. Он еще жив - наполненные болью глаза широко открыты, а на губах вскипают розоватые пузырьки.

Дим падает на колени, расстегивает на друге бушлат и задирает ветхий тельник.

На худой мальчишеской груди, чуть ниже правого соска, небольшое пулевое отверстие, из которого толчками выбивается кровь.

- Саня, - ты держись, я сейчас, - шарит непослушными пальцами старшина в карманах и внезапно замирает.

Сашка чуть поворачивает к нему голову и шепчет.

- Д-и -и-ма.

Потом глаза его навсегда закрываются…

Утро. Пробоины в самолете больше нет. На ее месте, плотно приваленный элероном, дюралевый лист обшивки.

У него, понурив голову, стоит Дим. Он с вещмешком и автоматом в руке.

- Ну, что ж, прощай Саня, - тихо шепчет старшина, поворачивается и идет в сторону тундры. Туда, где над горизонтом снова встает солнце.