Золото по ленд-лизу

Глава 4. Вершители судеб

Во второй половине того же дня в Москве, не дождавшись из Мурманска обусловленного звонка, пожилой генерал связывается по «вч» с начальником контрразведки «Смерш» Северного флота.

- Здорово, адмирал.

- Рад Вас слышать, Виктор Петрович.

- Ну, где там мои люди, почему не звонят?

- Самолета пока нет. Кстати, истребители сопровождения с архангельского аэродрома взлететь не смогли, там сплошная облачность и туман. А сейчас и у нас от синоптиков получено штормовое предупреждение.

- Все ясно. Ну, ты там смотри, обеспечь встречу и как только сядут, пусть Азаров сразу же отзвонится.

- Слушаюсь, товарищ генерал.

- А союзники пока не беспокоят?

- Нет. Время доставки груза им неизвестно.

- Ну, добро, бывай.

Генерал с досадой кладет трубку на рычаг и смотрит на циферблат, стоящих в другом конце кабинета напольных часов. Они гулко отбивают пятнадцать ударов.

В 18.00, ему вместе с начальником Главного управления контрразведки «Смерш» генерал - полковником, докладывать о результатах операции Наркому Внутренних Дел. А тот, после полуночи, лично проинформирует обо всем Главковерха.

Контрольное время еще не вышло, но задержка самолета и отсутствие у него сопровождения, генерала не на шутку встревожили, и он вызывает адъютанта.

Тот появляется как всегда мгновенно, подобострастно вытягивается и ждет приказаний.

- Явный холуй, - пора на фронт отправить, - неприязненно думает генерал и приказывает:

- Немедленно поезжай в штаб ВВС и выясни, что с самолетом. Пусть свяжутся со всеми штабами ПВО по линии его маршрута. Доложишь через час. И не тянись ты, как, салдафон. Здесь не плац.

- Слушаюсь! - щелкает каблуками майор и покидает кабинет.

Генерал вздыхает и вспоминает прежнего порученца, несколько месяцев назад арестованного за шпионаж в пользу Японии. Какой там шпионаж, просто идет очередная чистка рядов. С начала 30-х. А ведь какой парень был, на Халхин-Голе воевал и за линией фронта себя проявил. Да что там вспоминать, не ровен час и самого в чем-нибудь обвинят. Как старого чекиста. Сколько из них молодая смена уже поставила к стенке и засадила в лагеря, по разного рода сфабрикованным обвинениям и наветам. Подумать страшно.

Невеселые думы генерала прерывает резкий зуммер внутренней связи. Он вздрагивает и берет трубку.

- Ну, как там дела с нашим самолетом, Азаров докладывал? - слышится из нее напористый баритон начальника Управления.

- Пока нет, товарищ генерал-полковник. Контрольное время еще не вышло.

- Добро,- отвечает тот и отключается.

Докладывать начальнику о своем разговоре с адмиралом Громовым, генерал не стал. Преждевременно. У того и так забот хватает. Готовится новое наступление на Орловско-Курской дуге и вся контрразведка «стоит на ушах». Формируются и отправляются за линию фронта разведывательно-диверсионные группы, осуществляется активный поиск и ликвидация вражеской агентуры в тылах наших войск, ведется несколько серьезных радиоигр с разведкой «Абвера» на направлении главного удара.

И все это на плечах начальника. Тот даже ночует в кабинете.

Осторожно приоткрывается дверь и появляется голова адъютанта.

- Разрешите? - товарищ генерал.

- Заходи, - досадливо морщится тот. -Ну, что выяснил?

- В штабе ВВС сообщили, что в назначенное время самолет приземлился на военном аэродроме Вологды, дозаправился топливом и взлетел.

- Это точно?

- Да, я дополнительно связался с начальником контрразведки, дислоцирующегося там авиаполка. Тот это подтвердил.

- Все?

- Никак нет. Истребители морской авиации из Архангельска, для встречи и сопровождения бомбардировщика не взлетели. Низкая облачность и штормовой ветер.

- Свободен. Готовься завтра в командировку на Северо-Западный фронт. Засиделся ты у меня.

- Слушаюсь, - бледнеет адъютант и бесшумно исчезает за дверью.

Без четверти пять вечера, генерал еще раз звонит Громову и, выслушав его доклад, приказывает организовать поиски исчезнувшего самолета.

- Уже занимаемся, Виктор Петрович. На это ориентированы все находящиеся в воздухе самолеты морской авиации и наземные службы ПВО флота.

- Возьми это дело под самый жесткий контроль, подключи оперативный состав и о результатах докладывай мне лично, каждый час.

- Будет исполнено.

Генерал кладет трубку на рычаг, смотрит на часы, и с первым из семнадцати ударов, выходит из кабинета, прихватив со стола тонкую коленкоровую папку с тиснением «К докладу».

Когда, тяжело ступая по ковровой дорожке, он появляется в кабинете начальника Управления, тот беседует по телефону и кивает генералу на стул.

- С захваченной группой разбирайтесь у себя. А старшего и радиста утром к нам. Справку об операции, за твоей подписью, по телетайпу немедленно мне. И обязательно укажи фамилии всех участников.

Через час я буду у Наркома и обо всем доложу. Молодцы.

Он кладет трубку «вч», делает какие-то пометки карандашом в настольном календаре и удовлетворительно хмыкает.

- Не ошиблись мы с тобой Виктор Петрович. Правильно выцарапали Рыбакова с «Дальстроя», хотя кое-кто и возражал. Блестяще провел разработку.

У нас «под колпаком» резидентура абвера в Куйбышеве, и в руках сброшенная этой ночью для ее усиления группа диверсантов с радистом. А какой там стратегический объект, ты знаешь. Есть о чем докладывать Наркому.

- Хорошо бы еще жену Рыбакова найти, она где-то на Севере, - тихо произносит генерал.

- Уже поздно, - отвечает начальник и отводит глаза.

- Ну, да ладно, вернемся к нашим баранам. Что там с вояжем к американцам?

- Плохо, Виктор Семенович, самолет исчез.

Карандаш в начальственной руке с сухим треском лопается пополам.

- Исчез? Да ты что, шутишь?!

- Какие уж тут шутки. В Мурманске он не приземлялся.

Абакумов нервно закуривает, глубоко затягивается папиросой и хмурится.

- Давай подробней.

Генерал обстоятельно, с привязкой по месту и времени докладывает все известные ему обстоятельства.

- Старшим группы у тебя там кто, Азаров?

- Да. С ним Коваленко, и отделение автоматчиков из «омсбона».

- А экипаж?

- Лучший в полку, больше сотни боевых вылетов, и по нашей линии чисто.

- Машина?

- Дальний бомбардировщик, недавно с завода.

- Сопровождение обеспечили?

- Так точно. Два истребителя морской авиации на подлете к Архангельску. Но в назначенное время взлететь они не смогли - низкая облачность и туман.

- Поиски организовали?

- Да.

- Какими силами?

- Дежурной авиацией, находящимися в море кораблями Северного флота и нашими подразделениями. Я думаю, если с самолетом что случилось, то только над морем или тундрой. Немецкой авиации там хватает.

На минуту в кабинете наступает почти осязаемая тишина, нарушаемая только размеренным стуком напольных часов.

- Послушай, Виктор Петрович, - нарушает затянувшееся молчание Абакумов, - ты хоть представляешь, что с нами будет, если исчезнет груз? Ведь это на несколько десятков миллионов рублей золота для взаиморасчетов с союзниками по ленд-лизу.

- Вполне, - отвечает генерал, - мы предпринимаем все от нас зависящее.

- Значит не все, если до сих пор нет ясности! - жестко парирует начальник.

- Иди, и продолжай поиски. Задействуй все, что в наших силах. Ты это умеешь. И держи меня в курсе. Иначе, сам знаешь… Не помогут никакие заслуги. Там - он показывает на потолок,- не простят.

Генерал согласно кивает головой, встает и идет к двери.

Через полчаса, внимательно ознакомившись с занесенной ему дежурным шифровальщиком справкой, полученной из Куйбышева, генерал-полковник визирует ее, кладет в красную папку и поднимается в приемную Наркома.

Открыв дверь, и войдя в обширное светлое помещение с портретом вождя на стене, он кивает сидящему за столом с несколькими телефонами молодому полковнику кавказской внешности и присаживается на один из стоящих в приемной стульев.

Спустя некоторое время, на столе у адъютанта звонит телефон, полковник издает гортанное «слушаюсь» и предлагает генералу пройти в кабинет.

Удобно расположившись за обширным столом, Нарком внимательно читает «Правду». Затем на миг отрывается и, холодно блеснув стеклами пенсне, предлагает Абакумову сесть.

- Правильно пишет Поспелов о гении товарища Сталина, - темпераментно взмахивает он ладонью и с удовлетворением откладывает газету в сторону. - Очень правильно! Ты, кстати, читал?

- Не успел Лаврентий Павлович, с утра работы невпроворот.

- А зря. Обязательно почитай. Там и о нас сказано - вооруженном отряде Партии. Сигнал к действию, так сказать

- Ну, ладно. С чем пришел? Давай, порадуй.

- Первая новость хорошая, товарищ нарком. В Куйбышеве вскрыта резидентура абвера, и ночью захвачена выброшенная для работы с ней диверсионная группа. Вместе с радистом и передатчиком.

Он достает из папки полученную справку и кладет перед наркомом.

Вах! - оживляется Берия и внимательно ее читает.

- Это действительная стоящая весть! - восклицает он.

- Будет о чем доложить руководству Страны. Кто у тебя в Самаре начальник?

- Полковник Рыбаков. Вы его должны помнить.

- Как же, помню, это тот, о котором ты мне год назад все ужи прожужжал. Ну что ж, доверие он оправдал. Готовь документы на генерала. Присвоим второй раз. Там, - он поднимает палец вверх, - нас, я думаю, поддержат. И всех участников операции представь к наградам. Заслужили. А это дело возьми на личный контроль.

- Слушаюсь. Немедленно все подготовлю и сделаю. А вот вторая новость Лаврентий Павлович неважная, не знаю, как и сказать.

- Чего уж там, говори, я сейчас добрый.

- Самолет с золотом для союзников исчез…

Эти слова производят эффект разорвавшейся бомбы.

Нарком выпучивает глаза, приподнимается в кресле и наливается гневом.

- Ты понимаешь что несешь?! Откуда такие сведения?!

- Из наших источников.

- Плевать я хотел на твои источники! Говори конкретно! - брызжет слюной Берия.

- От начальника «Смерш» Северного флота» и командования ВВС.

- Да они там что, с ума посходили ?!

- Никак нет, согласно полученным докладам, самолет с грузом и опергруппой благополучно прибыл в Вологду, там дозаправился и вылетел на Архангельск. Затем испортилась погода, и к месту назначения, в Мурманск, он так и не прибыл. Бесследно исчез. Скорее всего, где-то совершил вынужденную посадку. Сейчас ведутся его активные поиски, но пока безрезультатно.

Нарком достает из кармана белоснежный платок и утирает обильно вспотевший лоб. Затем вскидывает зловеще блестящие стекла пенсне на стоящего перед ним Абакумова и шипит:

- Исчез говоришь. Да ты хоть представляешь важность этой операции?

- Да, товарищ нарком, она касается будущих взаиморасчетов по ленд-лизу.

- Вот именно, - вновь багровеет Берия, - будущих! Мы должны показать союзникам, что уже сейчас готовы выполнять, отсроченные платежи по ним. Чтоб Рузвельт и Черчилль в нас не сомневались и не саботировали отправку жизненно необходимых стране грузов через Арктику и Иран. Это же большая политика! - вскидывает он над головой пухлую руку.

- И что мне теперь докладывать товарищу Сталину? Что груз испарился?!

Берия снова утирает лоб платком, наливает себе в стакан «боржоми» из стоящей на столе бутылки, и жадно пьет воду.

- Товарищ нарком, - каменея лицом, чеканит генерал, - мы сделали все, что в наших силах. Погоде не прикажешь.

- Но ее можно было предвидеть! Для этого синоптики есть! Кто у тебя готовил операцию?

- Один из моих заместителей, генерал Иванов.

- Это тот старый баран, который еще с Кедровым работал?

- Он опытный чекист и хороший организатор.

- Вот и организовал, мать бы вас! Значит так. Синоптиков, прозевавших погоду, арестовать и отдать под суд. С твоим заместителем я сам разберусь, а пока отстрани его от дел. Мне сюда, - нарком тычет в стол пальцем, - подробную справку обо всем этом и план мероприятий по розыску груза.

Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет - пеняй на себя.

И благодари Бога, что Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! - трясет Берия справкой по резидентуре. Все, пока свободен.

Абакумов, деревянно ступая, покидает кабинет.

Спустившись к себе, он вызывает Иванова и приказывает ему в течение часа подготовить необходимые наркому документы.

- Потом занесешь их мне, - и иди, отдыхай, Виктор Петрович.

- Я отстранен от дел? - хмурится генерал.

- Да, и это не мое решение.

В назначенное время Иванов приносит документы и кладет начальнику на стол. Тот внимательно читает, одобрительно кивает головой и визирует их.

Все это время заместитель напряженно молчит и только маятник часов, размеренно отсчитывает тягостные минуты.

- Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный. Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет, найдем мы этот чертов самолет…

В своем кабинете Иванов подходит к окну, отдергивает плотную штору и несколько минут смотрит на моросящий за стеклом дождь и памятник Дзержинского, что на площади. По ней, в пелене брызг, куда-то спешат автомашины, у метро снуют прохожие с зонтами, «орудовец» с жезлом и в накидке, уверенно регулирует движение.

Генерал убирает в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрывает тяжелую металлическую дверцу и запирает ее. Затем достает из шкафа защитную фуражку, старенький габардиновый плащ, одевается и поднимает телефонную трубку - вызвать машину. Несколько секунд держит ее в руке и опускает.

Из здания он выходит пешком и неспешно следует в сторону метро.

Доехав до Фрунзенской набережной, Виктор Петрович подходит к ведомственному кирпичному дому, поднимается по гулким широким ступеням на второй этаж и отпирает обитую дерматином высокую дверь. Закрыв ее за собой, включает в прихожей свет и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету, идет на кухню. Там достает из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, затем, не снимая плаща, садится за стол и наполняет его до краев. С отвращением выпивает водку, ставит стакан на стол и проходит в одну из комнат.

Он давно живет один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м. Жена умерла через год, узнав о его смерти.

С началом войны Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию в 42-м. В основном дневал и ночевал на службе.

Включив настольную лампу, он подходит к окну и снимает с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присаживается к своему рабочему столу и выдвигает один из ящиков. Оттуда извлекает наган, с врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сует в карман галифе, а с альбомом ложится на старый кожаный диван.

Открывает его и начинает перелистывать страницы. Вот он совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом - учителем подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

На несколько минут взгляд генерала задерживается на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами из особых отделов ВЧК и своим первым начальником -Кедровым.

Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок. Тяжело вздохнув, Виктор Петрович переворачивает очередной лист и долго смотрит на фотографию сына - тот снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

По щеке ползет одинокая слеза, и он смахивает ее с лица. Потом закрывает альбом, откладывает его в сторону и бездумно смотрит в лепной потолок.

Часы в гостиной бьют полночь, и во дворе дома слышится шум въезжающего автомобиля.

Генерал встает с дивана и подходит к окну. Из остановившейся у подъезда «эмки», выходят трое людей в легких плащах и неспешно входят в парадное.

Через минуту тишину квартиры нарушает резкий звонок в дверь. В ответ раздается приглушенный выстрел…

В это же время, по блестящему после дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчатся два черных автомобиля - «паккард» и «ЗиС».

На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении и надвинув на лоб шляпу - Берия, а следующим за ним на некотором удалении - Абакумов.

Грозный нарком едет на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного «козла отпущения».

Примерно через двадцать минут машины въезжают на засаженную тенистыми деревьями территорию тщательно охраняемого двухэтажного особняка и останавливаются перед входом. Прибывшие выходят из них, и следуют в дом.

Переступив порог, они оказываются в небольшом тамбуре, по которому следуют в прихожую. На ее стенах две карты - одна армейская, с нанесенной на ней линией фронта, вторая обычная, с обозначением объектов наиболее важных строек в СССР. Здесь же, настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон, несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало и набор щеток для чистки платья и обуви. На паркетном полу - бухарский ковер ручной работы, с замысловатым узором.

- Ты пока тут посиди, подумай, - обращается нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и приглаживая жидкие волосы, - а я к Хозяину.

Абакумов кивает, снимает фуражку и присаживается на один из стульев, а Берия идет в переднюю часть прихожей и осторожно стучит в ближайшую слева дверь. Затем входит, и закрывает ее за собой.

Нарком оказывается в просторной уютной комнате, с весело потрескивающими в камине дровами и стоящим напротив затененных шторами окон, у глухой стены, кожаным диваном.

В ее центре, ближе к камину, за большим широким столом, с разложенной на нем топографической картой, усеянной многочисленными отметками, сидит и делает какие-то пометки в бумагах, человек в полувоенном костюме и с погасшей во рту трубкой. Рядом с ним, у локтя, остывший чай в блестящем подстаканнике, коробка папирос «Герцеговина Флор» и спички.

- Разрешите, товарищ Сталин?

Человек продолжает писать, затем неспешно откладывает в сторону остро отточенный карандаш и поднимает голову.

- Проходи, Лаврентий. С чем пришел?

- Как обычно, по делам, Коба.

- Все у тебя дела, совсем заработался, - человек берет спички, чиркает одной и раскуривает трубку.

- Вот вчера ко мне Калинин с Микояном и Ворошиловым заезжали - поговорили, «кинзмараули» выпили, тебя вспоминали. А ты не приехал.

- Очень уж дел много, до утра работаю.

- У всех нас их много, а встретиться, посидеть, надо. Или зазнался?

- Что ты, Коба, - я всегда счастлив быть рядом с тобой. Мамой клянусь.

- Ну, вот и приезжай, завтра как раз выходной. И Кобулова с собой прихвати, пускай барашка и сулугуни привезет. Посидим, вспомним молодость, родные места.

- С радостью приеду.

- Ну, а теперь садись, рассказывай о делах.

Нарком присаживается на стул и кладет перед собой папку.

Затем докладывает о раскрытой в Куйбышеве немецкой резидентуре и захваченной диверсионной группе.

Сталин, заинтересованно слушает и одобрительно хмыкает.

- Значит, и туда добрались, подлецы. К нашим засекреченным объектам. Кто проводил операцию, НКВД?

- Нет, военная контрразведка, Абакумов.

- Молодцы, контрразведчики, пришли мне официальный документ.

- Он со мной. Берия достает из папки справку и передает Сталину.

Тот ее внимательно читает и постукивает пальцами по столу.

- Значит, будут работать под нашим контролем?

- Да, и дезинформировать противника о планах нашего предстоящего наступления.

- А какой это Рыбаков, не тот ли, что при Ежове арестовали?

- Именно, за него Абакумов и Иванов ходатайствовали.

- Помню, - кивает головой Сталин, вынимает изо рта и бережно кладет на стол трубку.

- Всех представить к наградам, а Рыбакова восстановить в звании. Он оправдал наше доверие. Ответственно работает Абакумов, пусть твой Кобулов у него поучится. Все с чеченцами и немецкими диверсантами в горах разобраться не может.

Берия цепенеет под льдистым взглядом хозяина кабинета и пытается что-то сказать.

- Так, с этим решили,- отмахивается тот. Что дальше?

- Товарищ Сталин, у нас «чп» - самолет с грузом для союзников пропал.

Рука вождя, которой он собирается взять трубку вздрагивает и ложится на стол.

В сузившихся глазах появляется хорошо знакомый наркому золотистый блеск - предвестник нарастающего раздражения.

- Как так пропал, это что, тебе иголка?

- Утром взлетел и не приземлился в назначенное время в Мурманске.

- Почему только сейчас докладываешь?

- Не хотели преждевременно беспокоить, в том районе была густая облачность и он, возможно, сбился с курса или совершил вынужденную посадку. Организовали активный поиск всеми имеющимися средствами.

- Результаты?

- Пока ничего. Час назад отправили в Вологду, где он садился на дозаправку, оперативную группу из Главного управления контрразведки.

- Операцию организовывал Абакумов?

- Так точно, под моим контролем.

- Где он?

- Ожидает в прихожей.

- Зови.

Берия выходит и возвращается с генералом.

- Здравия желаю, товарищ Сталин! - вытягивается тот, сделав несколько шагов к столу.

- И тебе не хворать.

Вождь медленно поднимается с кресла (нарком тут же вскакивает) и неслышно ступая по ковру ногами в мягких сапогах, подходит к Абакумову.

- Кто у тебя непосредственно занимался подготовкой операции?

- Генерал-майор Иванов.

- Снова Иванов, - оборачивается Верховный к Берии. - Да он у вас, я смотрю, незаменимый.

Затем, сутулясь, возвращается к столу, набивает трубку и, сломав спичку, раскуривает ее.

- А знаете ли вы, что это народное золото, добытое кровью и потом, - вкрадчиво обращается вождь, к застывшим с побледневшими лицами наркому и генералу.

Те молча кивают.

- И как оно политически важно для активизации поставок по ленд-лизу тоже знаете, - констатирует Сталин. - Так что это, предательство или саботаж?

В ответ тягостное молчание.

- Ты, Лаврентий, найди виновных и примерно накажи их.

- Уже занимаюсь, товарищ Сталин, - оживляется тот.

- А ты, - вперяет вождь палец в Абакумова, - отыщи самолет.

- Идите пока.

Нарком и генерал поворачиваются и быстро выходят из кабинета, чувствуя спинами пронзительный взгляд Верховного.

В прихожей нарком дрожащей рукой вынимает из кармана платок и утирает покрытое испариной лицо, а начальник контрразведки прикладывает руку к дергающемуся нервным тиком глазу.

Уже светает. В кронах деревьев щелкает какая-то птица Они полной грудью вздыхают холодный предутренний воздух, и садятся в машины.

- На Лубянку,- бросает шоферу Берия, и автомобили трогаются в обратный путь.