ГЕРЦОГ ЭНГИЕНСКИЙ

«Это был один из тех моментов жизни императора, когда его душа находилась, должно быть, во власти сильнейших эмоций»

Паскье

Людовик Антуан де Бурбон, герцог Энгиенский, был ничем не примечательным молодым человеком, правда, из очень хорошей семьи. Он был последним и единственным отпрыском дома Конде, а значит, реальным претендентом на королевский престол. Он родился 2 августа 1772 года в замке Шатильи. Как и каждый принц, он получил хорошее образование и воспитание. Во всяком случае, хорошо владел шпагой и гарцевал на коне. Любил приударить за дамами. Не случись Великой французской революции, он, скорее всего, так бы и канул в Лету.

Через несколько дней после взятия Бастилии в 1789 году 18 лет от роду юный герцог бежал из Франции вместе с родными. Вскоре, под командованием принца Конде, на берегах Рейна возникла армия эмигрантов, жаждавших выступить с оружием в руках против мятежной Франции. Герцог получил важную должность в этой армии, в которой его дед и отец при отсутствии брата Людовика XVI были главнокомандующими. Герцог, последовавший за своими родственниками сначала в Бельгию, потом в Турин и наконец в Вормс, принимал участие в кампаниях Конде против Франции. После Амьенского мира армия эта, финансировавшаяся Англией, была распущена. Молодой принц обратился к престарелому кардиналу Рогану с просьбой позволить ему поселиться в Эттенгейме, в бывших владениях страсбургских архиепископов. Пользуясь кратковременным миром в Европе, герцог Энгиенский отправился в Австрию осматривать старинные замки. В Дюрнштейне ему показали темницу, в которой был заключен Ричард Львиное Сердце. Указывая на железное кольцо, которым был прикован царственный узник, он сказал «Что касается меня, я желал бы лучше смерти, нежели темницы».

Когда принц Конде приехал в Англию, герцог Энгиенский поспешил вернуться в Эттингейм. Там он преспокойно жил, пользуясь пенсией, которую ему выдавало английское правительство, как и большей части французских эмигрантов. В феврале 1804 года Париж всколыхнуло леденящее кровь известие — раскрыт заговор Жоржа Кадудаля Наполеон, до тех пор обращавший мало внимания на грозившие ему заговоры, принял близко к сердцу последнее обстоятельство. Заговор Кадудаля оказался не плодом самодеятельности нескольких мятежников, а крупномасштабной акцией старого французского дворянства. В этом деле была замешана Англия — в Лондоне было обнародовано объявление, начинающееся словами: «Так как низложение Бонапарте и восстановление Людовика XVIII должны последовать в скором времени, то большая часть эмигрантов возвращается на свою землю». Поговаривали также, что к заговорщикам время от времени приезжал человек, в присутствии которого они вставали и уже не садились — почести, явно воздаваемые особе королевской крови. Все подозрения обратились на герцога Энгиенскою. Решено было арестовать его. Шпион, отправленный в Эттингейм, вскоре представил обстоятельное донесение. «Герцог Энгиенский ведет жизнь таинственную. Он принимает многих эмигрантов, часто отлучается, иногда на неделю, иногда на 10 и даже на 12 дней, но никто не знает куда, быть может, он ездит в Париж» (На самом деле герцог ездил к своей любовнице герцогине Роган.).

Наполеон в гневе заявил: «Я сумею наказать их заговоры: один из виновных ответит мне головой».

Между тем арест герцога Энгиенского, жившего в другом государстве, был серьезной мерой, и ее нельзя было предпринять без совещания с государственными сановниками. 10 марта Наполеон созвал в Тюильрийском дворце совет. Тайлеран, изложив подробно собранные о заговорщиках сведения, предложил увезти герцога силой и тем закончить дело. Совет согласился. Наполеон отдал соответствующие указания — 300 драгунов должны были окружить город, захватить герцога Энгиенского и всех остальных заговорщиков.

В ночь с 14 на 15 марта 1804 года городок Эттингейм неожиданно был окружен двумя эскадронами кавалерии. Драгуны двинулись к дому, занимаемому принцем. Герцог, опасаясь за жизнь гостивших у него в то время друзей, сдался без всякого сопротивления. К пяти часам вечера арестанты — 10 человек — прибыли в Страсбург и были заключены в крепость. Ночью 18 марта герцога, отделив от прочих задержанных, перевезли в Венсен, на «военно-полевой суд». 20 марта, когда герцог уже был в Венсене, трое консулов Наполеона утвердили следующий акт:

«Статья I. Бывший герцог Энгиенский, обвиняемый в поднятии оружия против Республики, в получении денежного содержания от Англии, в участии в замыслах против безопасности государства, предается военному суду, который соберется в Венсенском замке из 7 членов по назначению генерал-губернатора Парижа Мюрата. Статья П. Исполнение настоящего определения возлагается на Главного Судью, Военного Министра, парижского генерал-губернатора.

Подписал: Первый консул Бонапарте».

В те времена Венсенский замок, еще не обращенный в тюрьму, был в совершенном запустении. Герцога привезли поздно вечером, усталого и промокшего, а через несколько часов — ровно в полночь — его вызвали на допрос. Подробно изложив свою биографию, герцог попросил лишь одного — свидания с первым консулом, с Наполеоном. Но последнее желание последнего из рода Конде так и не было исполнено.

Через час прибыли члены суда и приступили к рассмотрению обстоятельств дела.

Один из судей попросил у председателя зачитать обвинительные пункты.

«Обвинительных пунктов нет».

Другой судья потребовал оправдания обвиняемого.

«И оправданий нет», — отвечал секретарь.

«В таком случае, — возразил председатель, — соберите свидетелей, я выслушаю их поодиночке».

«Свидетелей нет и защитника тоже нет».

За неимением необходимых бумаг, свидетелей и защитников, судьи должны были почерпнуть сведения в откровенных ответах принца. Через четверть часа герцог Энгиенский предстал перед своими судьями, один, без защитника. На башне пробило два часа пополуночи. Председатель, обращаясь к обвиняемому, преложил ему следующий вопрос:

«Вы воевали против Республики?»

«Я воевал за короля и престол».

«Вы умышляли на жизнь Первого консула?»

«Как смеют задавать подобный вопрос герцогу Энгиенскому, внуку великого Конде?»

Раздраженный принц бросил на пол свою фуражку и стал топтать ее ногами. Когда речь коснулась заговора Кадудаля, герцог вступил в жаркие прения с председателем:

«Я вовсе не хотел быть равнодушным зрителем событий, — сказал он. — Да, я действительно против революции, которая вместо трона сооружала эшафоты, и я просил у английского правительства дозволения вступить в армию Великобритании. Но правительство ответило, что не может согласиться на мою просьбу, что я должен оставаться на Рейне и дожидаться указаний. Больше мне нечего добавить». Это признание совпадало со сведениями о заговоре и потому погубило принца.

Председатель сказал ему с чувством:

«Подумайте, что вы сказали! Неужели вам неизвестно, что в военных судах нет апелляции?»

Принц наклонил голову:

«Я знаю это, генерал. Желаю только, как я уже объявил, иметь свидание с Первым консулом».

Председатель объявил, что прения закончились, герцога увели. 20 марта в 9 часов вечера комиссия единогласно признала Людовика Антуана Генриха де Бурбона, герцога Энгиенского, виновным по всем пунктам обвинения, и на основании военных законов в качестве наказания была выбрана смертная казнь… Принц никак не мог поверить, что дело принимает столь серьезный оборот. После суда он попросил письменные принадлежности и написал письмо Наполеону (тогда еще Первому консулу).

Бонапарт получил письмо и дал распоряжение Реалю разобраться в этом деле Реаль должен был отправиться в Венсен и провести собственное дознание. Но утром 21 марта Реаль… проспал намеченный час отъезда (скорее всего намеренно) и выехал значительно позже. Когда он прибыл наконец в Венсен, дело уже было сделано.

По закону комендант Венсена обязан был присутствовать при исполнении приговора.

В 5 часов утра он вошел в комнату осужденного, разбудил его и попросил одеться. «Ваша светлость, извольте следовать за мною и призовите на помощь все ваше мужество», — сказал комендант.

Когда они сошли с лестницы, отворилась небольшая дверь, и герцог очутился во рву. Сквозь сырой туман он увидел перед собой взвод гвардейских пехотных жандармов, заряжавших ружья.

«Благодаренье Богу, я умру смертью воина!» — воскликнул герцог. Дрожащим голосом капитан прочитал приговор военного суда. Герцог слушал внимательно.

«Да простит Бог моим судьям, как я им прощаю, — сказал герцог. — Ну, господа, к делу!»

Принцу не дали исповедоваться перед смертью — не нашли священника. Адъютант взял герцога за руку, подвел на несколько шагов к взводу и сказал вполголоса:

«Вы должны встать на колени… — Он вынул из кармана платок и подал герцогу. — Завяжите глаза».

Герцог отказался.

Адъютант отошел в сторону и из-за тумана, не имея возможности скомандовать шпагой, закричал солдатам:

«Готовься!»

«Цель в сердце!» — воскликнул герцог.

«К прикладу! Пли!» — скомандовал адъютант.

Казнь герцога Энгиенского потрясла всю Европу. Если ранее просвещенные люди сочувствовали французской революции, им хотелось видеть в лице Наполеона освободителя угнетенных наций, то теперь они поняли — в лице доморощенного императора человечество обрело еще одного тирана. Как с каннибалом, пренебрегающим какими бы то ни было общечеловеческими, дипломатическими и политическими нормами, с ним отказывались вести диалог государи России, Англии, Австрии. Объединение этих трех государств в единую коалицию в итоге и привело Наполеона Бонапарта к закономерному краху. Чрезмерно высокая цена за расстрел молодого человека, правда, из очень хорошей семьи.

Спустя 12 лет, день в день после смерти герцога Энгиенского, его родные и друзья собрались, чтобы перезахоронить его прах. Они разрыли ров и нашли изуродованный череп, кость ноги, золотую цепочку на позвонках шеи и печать с гербом Конде.

На другой день в часовне, где заседала судившая герцога комиссия, был выставлен гроб. На нем была серебряная дощечка со следующей надписью: «Здесь покоится прах Светлейшего принца Людовика Антуана Генриха де Бурбона Конде, герцога Энгиенского, принца крови, пэра Франции, скончавшегося в Венсене 21 марта 1804 года в возрасте 31 года 9 месяцев 19 дней».

Загрузка...