Злополучный жених Аврелии

Нижеизложенные факты я узнал из письма молодой леди, которая живет в прекрасном городе Сан-Хозе; она совершенно не знакома мне и подписывается просто „Аврелия-Мария" — имя, быть может, вымышленное. Но все равно, бедная девушка совсем раздавлена обрушившимися на нее несчастьями и сбита с толку противоречивыми советами бестолковых друзей и коварных врагов, так что не знает, что ей предпринять, чтобы выпутаться из паутины затруднений, в которой она, по-видимому, безнадежно запуталась. В этом безвыходном положении она обращается ко мне за помощью и умоляет меня о совете и наставлении с патетическим красноречием, которое могло бы тронуть сердце статуи. Вот ее грустная история.

Она говорит, что в возрасте шестнадцати лет встретила и полюбила со всем пылом страстной натуры молодого человека из Нью-Джерси по имени Вильям-сон Брекинридж Карутерс, который был шестью годами старше ее. Они обручились с согласия своих родственников и друзей, и одно время казалось, что характерной особенностью их жизненного пути будет отсутствие скорби, обычно выпадающей на долю человечества. Но в конце концов колесо фортуны повернулось; юный Карутерс заболел оспой в сильнейшей форме, и когда вылечился, лицо его походило на вафельницу и вся его красота пропала.

Сначала Аврелия хотела взять свое слово обратно, но сострадание к несчастному жениху заставило ее отложить свадьбу на год и подвергнуть его новому испытанию.

Как раз накануне того дня, когда должно было состояться венчание, Брекинридж, зазевавшись на воздушный шар, упал в колодец и сломал себе ногу, так что ее пришлось отнять выше колена.

Снова Аврелия хотела нарушить свое обещание, и снова восторжествовала любовь, и она отложила свадьбу, давая ему случай поправиться.

И снова несчастье обрушилось на злополучного юношу. Он потерял руку вследствие преждевременного выстрела пушки на празднике Четвертого июля, а три месяца спустя и другую (ее оторвало чесальной машиной). Сердце Аврелии готово было разорваться под гнетом таких несчастий. Она глубоко огорчалась, видя, что ее возлюбленный уходит от нее кусок за куском, и сознавая, что его может не хватить надолго при таком разрушительном процессе измельчения, в то же время не зная, как остановить его на этом ужасном пути; и в своем мучительном отчаянии почти сожалела, подобно маклерам, которые теряют, придержав бумаги, что не вышла за него с самого начала, раньше чем он так сильно обесценился. Однако бодрость духа вернулась к ней, и она решила потерпеть еще некоторое время противоестественные наклонности своего друга.

Снова приближался день свадьбы, и снова он был омрачен разочарованием: Карутерс заболел рожей и ослеп на один глаз. Родные и друзья невесты, находя, что она со своей стороны сделала больше, чем мог бы требовать от нее разумный человек, настаивали на окончательном разрыве, но Аврелия, после непродолжительного колебания, заявила с великодушием, которое делало ей честь, что спокойно обдумала это дело и не находит, чтобы Брекинридж был достоин порицания.

Итак, она дала ему новую отсрочку, а он сломал другую ногу.

Тяжелый был день для молодой девушки, когда она увидела хирургов, осторожно уносивших мешок, о содержимом которого она могла догадаться по предыдущему опыту, и ее сердце подсказало ей горькую истину, что еще частица ее друга утрачена. Она сознавала, что сфера ее привязанности сокращается все более и более с каждым днем, но еще раз отвергла настояния своих родных и возобновила обещание.

Незадолго до истечения срока, назначенного для бракосочетания, случилось новое несчастье. В прошлом году только один человек был скальпирован индейцами. Этот человек был Вильямсон Брекинридж Карутерс, из Нью-Джерси. Он спешил домой с радостью в душе, когда навеки потерял свои волосы, и в этот горький час он готов был проклинать неуместное милосердие, пощадившее его голову.

Теперь Аврелия находится в серьезном недоумении, как ей поступить. Она все еще любит своего Брекинриджа с истинно женским постоянством, — она все еще любит то, что остается от него, — но ее родные решительно противятся этому браку, так как он не обладает состоянием и потерял способность работать, а у нее недостаточно средств, чтоб содержать прилично себя и мужа.

„Что же мне делать?" — спрашивает она в мучительной и горестной тревоге.

Это деликатный вопрос; от него зависит счастье женщины и почти двух третей мужчины, и я чувствую, что взял бы на себя слишком большую ответственность, если бы решился на что-нибудь больше простого намека. Во что обойдется его ремонт? А если у Аврелии есть средства, то пусть она снабдит своего искалеченного возлюбленного деревянными руками и деревянными ногами, и стеклянным глазом, и париком, словом, полной наружностью; даст ему еще девяносто дней без льготного срока, и если он в течение этого времени не сломит себе шеи, пусть она рискнет обвенчаться с ним. Мне кажется, Аврелия, что риск не особенно велик, так как при его странной наклонности получать повреждения всякий раз, как представится удобный к тому случай, его первый же эксперимент будет стоить ему жизни, и, следовательно, дело кончится для вас благополучно, все равно, случится это до или после свадьбы. Ежели после свадьбы, то деревянные ноги и другие ценности, которыми он обладает, достанутся вдове, и ваша действительная потеря ограничится нежно любимым фрагментом благородного, но в высшей степени злополучного супруга, который честно стремился поступать хорошо, но не мог справиться со своими необычайными инстинктами. Попробуйте так поступить, Мария. Я тщательно и всесторонне обдумал это дело и не вижу для вас иного выхода. Со стороны Карутерса было бы гораздо остроумнее, если б он начал со своей шеи и сломал бы ее в виде первого опыта; но так как он, по-видимому, был вынужден избрать другой способ и производить над собою эксперименты как можно дольше, то, мне кажется, вам не следует упрекать его, раз это доставляет ему удовольствие. Мы должны сделать лучшее, что можем, при существующих обстоятельствах, и отнестись к нему снисходительно.

Загрузка...