Статья мистера Блока

Наш уважаемый друг, мистер Джон Вильям Блок из Виргиния-Сити, зашел в редакцию, где мы исполняем обязанности помощника редактора, поздно ночью, с выражением глубокой и сокрушительной скорби на лице и тяжело вздыхая, осторожно положил на конторку напечатанную ниже статью, а затем поплелся вон. В дверях он приостановился, видимо пытаясь овладеть своими чувствами, чтоб говорить, а затем кивнул головой на рукопись, пробормотал прерывающимся голосом: „Один из моих друзей — о, какая жалость!" и залился слезами. Мы были так тронуты его горем, что не успели позвать его и попытаться утешить, как он уже исчез за дверьми. Газета уже была отправлена в печать, но зная, что наш друг придает важное значение публикации своей статьи, и питая надежду, что появление ее в печати доставит скорбное удовлетворение его сокрушенному сердцу, мы остановили печатание и поместили на наших столбцах:


Печальный инцидент

Вчера вечером, около шести часов, когда мистер Вильям Шуйлер, старый и почтенный гражданин Соутпарка, вышел из дома, чтобы отправиться в город, как он это обыкновенно делал в течение многих лет, за исключением только короткого промежутка весной 1850 года, когда он слег в постель из-за повреждений, полученных при попытке остановить закусившую удила лошадь, неосторожно став в ее кильватере, размахивая руками и крича, что, будь оно сделано минутою раньше, непременно должно бы было еще больше напугать животное, вместо того, чтобы задержать его бег, хотя и без того достаточно опасный для него самого и еще более печальный и прискорбный вследствие присутствия матери его жены, которая была здесь и видела это печальное происшествие, несмотря на то, что имелось, по крайней мере, основание, хотя и не было необходимости, чтобы она оказалась в другом месте, а не там, где оно случилось, так как вообще она отнюдь не отличалась подвижностью и не была всегда настороже, а совсем напротив, как утверждала, по слухам, ее мать, которой уже нет в живых, ввиду того, что она скончалась в полной надежде на радостное воскресение три с лишним года тому назад, как истинная христианка, без всякого лукавства или собственности, вследствие пожара 1849 года, уничтожившего все ее имущество дотла. Но такова жизнь. Пусть это мрачное происшествие послужит предостережением для нас всех и заставит нас попытаться вести себя так, чтобы, когда нам придется умирать, мы могли это сделать. Положим руку на сердце и поклянемся торжественно и искренне, что с этого дня мы будем воздерживаться от отравленного кубка. Первое издание „Калифорнийца".

Главный редактор явился и поднял гвалт, рвал на себе волосы, стучал кулаком по столу и обошелся со мной, как с мазуриком. Он сказал, что стоит ему поручить мне газету на полчаса, и меня непременно одурачит первый попавшийся мальчишка или первый попавшийся идиот. И он прибавил, что плачевная статья мистера Блока попросту образчик плачевной ерунды, что в ней нет точек, что в ней нет смысла, что в ней нет фактов и что не было никакой надобности помещать ее.

И все это результат моего добродушия. Будь я несговорчив и неотзывчив, как некоторые люди, я сказал бы мистеру Блоку, что не могу принять его сообщения в такой поздний час; но нет, его слезливая скорбь тронула мое сердце, и я обрадовался случаю сделать что-нибудь для облегчения его грусти. Я даже не прочел его статью, чтобы убедиться, что в ней нет ничего неладного, а только набросал наскоро несколько вступительных строк и послал в набор. И что же принесла мне моя деликатность?

Ничего, кроме целой бури оскорблений и самой художественной ругани.

Я сам прочту статью и посмотрю, дает ли она основание для всего этого шума. Если дает, то мы еще потолкуем с автором.

Я прочел статью и вынужден согласиться, что с первого раза она кажется немножко сбивчивой. Как бы то ни было, я прочту ее еще раз.

* * *

Я перечел ее вторично, и она показалась мне еще более сбивчивой, чем в первый раз.

* * *

Я перечел ее пять раз и, провалиться мне на месте, если я понимаю ее смысл. Она не выдерживает никакого анализа. В ней есть вещи, которых я совершенно не понимаю. Я не знаю, что же случилось с Вильямом Шуйлером. Он говорит о нем достаточно, чтобы заинтересовать читателя его участью, а затем бросает его. Кто такой Вильям Шуйлер, и в какой части Соутпарка он живет, и если он пошел в город в шесть часов, то пришел ли он туда, и если пришел, то случилось ли с ним что-нибудь? Он ли тот субъект, с которым случился „печальный инцидент"? Имея в виду чрезвычайную обстоятельность изложения, можно ожидать, что статья содержит больше сведений, чем я понял. На деле же она темна — не только темна, но совершенно непонятна. Был ли перелом ноги мистера Шуйлера, случившийся пятнадцать лет тому назад, тем „печальным инцидентом", который поверг мистера Блока в несказанную печаль и побудил его явиться в редакцию поздно ночью и остановить печатание, чтобы поведать миру об этом происшествии? Или этот „печальный инцидент" заключается в гибели имущества Шуйлеровой тещи в давние времена? Или он заключается в смерти самой этой особы три года тому назад? (Хотя, по-видимому, она умерла не от несчастного случая.) Одним словом, в чем заключается этот „печальный инцидент"? С какой стати этот слюнявый идиот Шуйлер стал в кильватер бежавшей лошади, крича и размахивая руками, если он хотел остановить ее? И каким образом несчастье могло случиться по милости лошади, если она уже пробежала мимо него? И что, собственно, должно послужить нам „предостережением"? И каким образом эта необычайная груда несообразностей может послужить нам уроком? А главное, причем тут отравленный „кубок", растолкуйте мне? Ведь не сказано, что Шуйлер пил, или что его жена пила, или что его теща пила, или что лошадь пила — к чему же в таком случае ссылка на отравленный кубок? Сдается мне, что если бы сам мистер Блок не осушил отравленного кубка, то он не стал бы поднимать такой суматохи из-за этого вздорного, выдуманного инцидента. Я читал и перечитывал эту нелепую статью с ее лукавой правдоподобностью, пока моя голова не пошла кругом, и все-таки не нахожу в ней ни склада, ни лада. По-видимому, какой-то инцидент действительно произошел, но невозможно определить, что это был за инцидент и кто от него пострадал. Я с прискорбием нахожу себя вынужденным предложить мистеру Блоку, если что-нибудь случится с кем-нибудь из его друзей, присоединять к своему сообщению об этом объяснительные примечания, которые дали бы мне возможность понять, что именно случилось и с кем это случилось. Я скорее готов допустить, чтобы все его друзья перемерли, чем еще раз оказаться на грани помешательства, пытаясь разобрать смысл другой такой же статьи, как вышеприведенная.

Загрузка...