1918 год на Украине

Б. Сырцов[8]
ЧУГУЕВСКОЕ ВОЕННОЕ УЧИЛИЩЕ 1916-1917 ГОДОВ [9]

С объявлением войны 1914 года многие кадровые офицеры военных училищ из патриотических чувств пожелали быть отправленными в действующую армию. Это нанесло большой ущерб училищам, которые теряли таким образом лучших, опытных преподавателей, особенно нужных в это время, когда курс обучения в училищах был сведен с двухгодичного на четырехмесячный. Учитывая это, Ставка Верховного Главнокомандующего отдала в 1916 году распоряжение – пополнять штат военных училищ кадровыми офицерами из частей действующей армии, по выбору и под ответственностью начальников дивизий. В этом порядке я и был назначен курсовым офицером в Чугуевское военное училище. [10]

Я с грустью прощался со своим родным полком, в котором беспрерывно, в течение двух лет, участвовал во всех его боях, но потом я полюбил и Чугуевское военное училище, как родную семью. Небольшой, тихий, заштатный малороссийский городок с одноэтажными домами, палисадниками, садами, весь в цветах, произвел на меня чарующее впечатление. Окраины города с рекой Донцом были также очень живописны. В глубине огромного плаца стояло длинное белое одноэтажное здание солидной аракчеевской постройки. Это и было здание Чугуевского военного училища, которое уже много десятков лет готовило для русской армии тысячи доблестных офицеров. Многие окончившие это училище удостоились высших военных наград, занимали высокие посты, и немало из них пало смертью храбрых на полях брани за Веру, Царя и Отечество.

Недалеко от здания училища находились небольшие одноэтажные домики, предназначенные для начальника училища, инспектора классов и старших офицеров училища. Тут же была канцелярия училища и офицерское собрание 10-го гусарского Ингерманландского полка.

Прибыв в училище, я представился начальнику училища, генералу Врасскому, [11] и его помощнику, полковнику Павлову 1-му, находившемуся тут же, в кабинете генерала. Генерал Врасский принял меня любезно и расспрашивал о положении на фронте. Через некоторое время в кабинет вошли командир 1-го батальона полковник Магдебург, [12] командир 2-го батальона полковник Добрянский и командир 2-й роты подполковник Павлов 2-й, в роту которого я тут же и был назначен. Здесь же я был представлен инспектору классов, академику генералу Зыбину, [13] известному топографу, учебники которого были приняты во всех военных училищах. Встретил я тут и своего воспитателя в Ярославском корпусе, тоже академика подполковника Бауэра, в должности помощника инспектора классов, и своего товарища по корпусу, капитана Руммеля, командовавшего 7-й ротой. Немного позже в кабинет вошли: полковник Мордвинов, подполковник Лоссиевский, подполковник Савченко (все трое – академики), полковник Добровольский, капитан Рощупкин, командир 1-й роты, капитаны Наумченко, Юргенсон и Марков, адъютант училища поручик Дзыбенко, заведующий хозяйством подполковник Кравченко и старший врач, доктор медицины Савин. Оказалось, что к этому времени генералом было назначено совещание.

2-я рота, в которой я состоял курсовым офицером, была в военное время комфортабельно размещена в здании мужской гимназии и имела перед фасадом огромный плац, на котором производились строевые занятия. Для тактических занятий юнкера выходили за город, в поле. В этом отношении Чугуевское военное училище имело большое преимущество перед другими училищами, которые, находясь в больших городах, могли производить полевые занятия только в районе своих казарменных расположений. Старшим курсовым офицером во 2-й роте был капитан Соловьев, младшим – поручик Крюков. В помощь курсовым офицерам в каждой роте было четыре прапорщика из лучших юнкеров, окончивших это же училище. Строгая дисциплина, сознательное отношение юнкеров к своему долгу, выправка и отчетливое выполнение службы произвели на меня отрадное впечатление, и я с увлечением принялся за новое дело. Курсовой офицер не был в то время только преподавателем строя: на него возлагались и классные уроки тактики и фортификации, для чего ему необходимо было сдать соответствующие экзамены. Курсовой офицер вел также занятия по теории стрельбы, изучению уставов, пулеметного дела, инструментальной и глазомерной съемок и т. д. Все это, вместе со строевыми занятиями, налагало на курсового офицера большую и ответственную работу.

В училище принимались молодые люди с законченным средним образованием, и это давало возможность без особых затруднений проводить ускоренный курс. Так происходила подготовка будущих офицеров, пока революционные силы не стали разлагать русскую армию. В памятный, тяжелый для нашей родины день отречения Государя Императора 2-я рота была на полевых занятиях за городом. Стоял крепкий мороз, все было занесено снегом. Вдруг мы увидели бежавшего к нам писаря училищной канцелярии. Со слезами на глазах, не будучи в состоянии что-либо выговорить, он подал мне сообщение об отречении Государя. Сообщение это произвело на юнкеров потрясающее впечатление, занятия были прерваны, и мы вернулись в казармы.

В первое время революция не внесла заметных перемен в классные занятия и в строевое обучение юнкеров. Приказ № 1, отменивший отдание чести, в училище не привился, и все оставалось по-прежнему. Устав же внутренней службы этим приказом был уничтожен. Штрафной журнал сохранился, но наказания налагало не начальство, а ротные дисциплинарные комитеты, составленные из юнкеров под председательством офицера. Эти дисциплинарные комитеты выносили постановления более строгие, чем прежде налагало начальство. Редкие училищные митинги не носили резко революционного характера, касаясь больше вопросов внутреннего распорядка. Покой училища нарушали только частые посещения делегатов Харьковского совета солдатских и рабочих депутатов, который всячески старался расшатать еще сохранявшуюся в училище дисциплину. Однажды в училище приехал для инспекции командующий войсками Московского военного округа Генерального штаба полковник Верховский. На училищном плацу по его приказанию состоялся митинг, на котором полковник Верховский говорил о необходимости «углублять революцию». По окончании речи он предложил задавать ему вопросы и высказать свои пожелания, на что генерал Врасский сказал: «Беспрерывные посещения училища отрывают нас от дела, и мы хотели бы, чтобы нам дали возможность заниматься».

В июле 1917 года, когда на фронте организовывались ударные части, около 150 юнкеров изъявили желание быть отправленными на фронт. Училище экипировало этих юнкеров, и на вокзале их проводы вылились в патриотическую манифестацию.

Проводить отъезжающих собрались офицеры, юнкера училища и много городских обывателей.

К осени 1917 года разложение армии шло полным ходом. Особенно это было заметно в тылу, в запасных частях, в казармы которых свободно проникали темные личности, умело и успешно пропагандировавшие якобы бесцельность войны. Так в городе Бахмуте, Екатеринославской губернии, был распропагандирован запасный пехотный полк, который вышел из повиновения своему начальству, стал бесчинствовать в городе и, находясь под влиянием безответственных хулиганов, разгромил большой казенный винный завод. Солдаты выносили бутыли водки по 10 литров, так называемые «гуси», и тут же их распивали. В этом пьяном разгуле принимала участие большая часть полка. Вслед за солдатами к заводу потянулись и местные обыватели, которые также беспрепятственно уносили водку и лучшие вина. Весть о разгроме винного завода быстро облетела ближайшие окрестности, и со всех сторон в город потянулись повозки за бесплатной «драгоценной» жидкостью. Приходящие в Бахмут поезда были также переполнены желающими поживиться. Город представлял собой жуткую картину разгула. Для наведения порядка местное начальство отправляло в город учебные команды запасных частей, как наиболее надежный в то время элемент, но все эти меры не достигали цели. Присланные солдаты тотчас же спаивались, и порядок в городе не восстанавливался. Тогда было приказано Чугуевскому военному училищу прибыть в Бахмут и навести там порядок. В помощь училищу придавалась батарея и кавалерийский взвод. Командовать этой операцией был назначен георгиевский кавалер полковник Курако, которому было приказано ликвидировать беспорядки.

Первым поездом был отправлен в Бахмут 1-й батальон училища полковника Магдебурга, при котором находился и начальник училища генерал Врасский. На паровозе была помещена пулеметная команда. 2-й батальон был отправлен несколько позже. Приказом полковника Курако начальником гарнизона города Бахмута был назначен полковник Магдебург, я же был назначен комендантом города. По прибытии на место училище заняло наиболее важные пункты города, энергичными мерами навело порядок, и спокойствие в городе постепенно восстановилось. Был водворен порядок и в казармах запасного полка. Казалось бы, что на этом все должно было бы быть закончено, но военный министр отдал приказ разоружить запасный полк. Задача эта была достаточно сложная, так как в запасном полку насчитывалось 5 тысяч вооруженных солдат, в то время как юнкеров было всего тысяча человек. Комитет запасного полка, желая избежать разоружения полка, несколько раз приезжал в штаб полковника Курако с просьбой отменить это распоряжение, но приказ оставался категоричным: запасный полк должен сдать свое оружие.

Выполняя это распоряжение, полковник Курако приказал запасному полку выйти за город, на заранее указанное место, и там сложить оружие. Училищу же было приказано занять позицию совместно с батареей. В приказе полковника Курако было сказано, что если запасный полк не выйдет в полном порядке на указанное ему место в назначенное время, то по полку будет открыт огонь. На наших глазах запасный полк в полном порядке, при офицерах, вытянулся из казарм и занял предписанное ему место, но оружия не сложил. Это была тягостная, жуткая картина, когда братья по оружию могли броситься друг на друга. В конце концов Генералу Врасскому удалось убедить комитет запасного полка подчиниться приказу. Полк сложил оружие и вернулся в казармы. Через две недели после происшедшего приказом военного министра оружие было полку возвращено. Училище вернулось в Чугуев.

Престиж училища поднялся на большую высоту, и с ним стали считаться и Харьковский совет рабочих и солдатских депутатов, и расположенные вблизи воинские части. В это же время состоялся приказ о моем переводе в Александровское военное училище, которое я в свое время окончил, но покинуть Чугуев мне не пришлось. Грянула Октябрьская революция, и по постановлению училищного совета было запрещено перемещать офицеров в какую-либо другую воинскую часть, и мне, будучи уже в форме Александровского училища, пришлось закончить свою службу в Чугуевском военном училище.

Известие о геройском сопротивлении большевикам Александровского военного училища [14] в Москве нарушило жизнь Чугуевского училища, и по этому поводу был созван митинг, на котором генерал Врасский, указав на угрожающее положение страны, предложил обсудить вопрос и вынести постановление о том, «какую позицию займет наше училище». Офицеры и юнкера категорически требовали немедленной отправки училища в Москву на помощь александровцам. Для выполнения этого постановления железнодорожное начальство распорядилось подать специальный поезд. Через несколько часов сборы были закончены, и училище отправилось на вокзал, где юнкера простояли всю ночь и на рассвете вернулись обратно в казармы, так как Харьковский совет отказал в подаче поезда.

Хотя расположенные вблизи Чугуева пехотные и артиллерийские части обещали училищу свою полную поддержку в случае нападения большевиков, но, не доверяя этим обещаниям, генерал Врасский отправил Генерального штаба капитана Шмидта к Донскому атаману генералу Каледину [15] с докладом о положении училища и с просьбой указать, как поступать в дальнейшем и не следует ли училищу перейти на Дон. Взвесив все обстоятельства, генерал Каледин указал, что Чугуевское военное училище морально поддерживает весь Харьковский район и, как только оно двинется с места, коммунистическая волна захлестнет весь край.

И действительно, Харьковский совет рабочих и солдатских депутатов неустанно прогрессировал в своей подрывной работе, разрушая дисциплину в войсковых частях. Днем 15 декабря 1917 года на Чугуевский вокзал неожиданно прибыло несколько поездов с вооруженными коммунистическими отрядами и артиллерией, которые начали окружать город. Училище было поднято по тревоге, и роты вышли на окраины, заняв позицию для боя. Учитывая, что одно училище не сможет занять все окрестности и удерживать их, в ближайшие воинские части было послано за поддержкой. После митингов в этих частях были получены резолюции о полном их невмешательстве.

Таким образом, училище было предоставлено своей судьбе. Наступила ночь, стоял суровый мороз, завязался неравный бой, в котором училище понесло большие потери убитыми и ранеными. Училищный комитет признал бесполезным продолжать сопротивление. Обе стороны пришли к соглашению о том, что училище сложит оружие при условии, что будет гарантирована неприкосновенность личности и что офицеры и юнкера смогут беспрепятственно разъехаться по домам. Но обещанная большевиками свобода личности продолжалась недолго: оставшиеся в городе офицеры были арестованы и под конвоем отправлены, часть – в Харьков, часть – в Москву. Генерал Зыбин, полковник Лоссиевский (ныне проживающий на юге Франции) и я были препровождены в Москву, претерпев в дороге большие мытарства.

Так закончило свое существование Чугуевское военное училище, завершив его на полтора месяца позже других военных училищ, находившихся в Великороссии.