1928 год: ликвидировать ликвидаторов

Глава 9

В кабинете, как только я уселся в начальственное кресло, проявилась личность Менжинского, начав меня мысленно ругать:

— Что же ты со мной вытворяешь, проклятая шизофрения! Прогрессируешь буквально на глазах, мерзкая болезнь! Даже не понимаю, как же дальше существовать смогу с таким усиливающимся раздвоением личности, что уже и всякий контроль за телом теряется! Это же, наверное, последняя стадия помешательства! Во мне теперь живет не одна личность, а две! Два совершенно разных человека поселились в одном теле. Это просто ужас какой-то!

Я попытался успокоить Вячеслава:

— Ну, это не совсем помешательство, а всего лишь психическое расстройство на почве тяжелого стресса. Подобные случаи давно известны науке. Да и провалов в памяти у тебя нет. Амнезия отсутствует. Лунатизма тоже не наблюдается. Ты же прекрасно видишь и понимаешь все, что происходит с тобой. И, кстати, с тобой, на самом деле, не происходит ничего опасного, лишь некоторые мелкие изменения в поведении. Только сделать ты ничего не можешь, когда я беру управление на себя. Ведь так?

— Да, — согласился он. Но, тут же добавил:

— Как бы там ни было, а мне неприятно отдавать контроль за своим телом другому человеку. Посидев тут, на твоем месте в подсознании, куда ты меня вытолкнул, я получил возможность пролистывать твои воспоминания, точно так же, как и ты, оказывается, можешь пролистывать мои. Углубляться не имеешь возможности, но обобщенную концентрированную информацию о событиях, некий синопсис, считываешь. Вот и я получил сейчас очень интересные сведения о тебе. И это тоже говорит о моем серьезном помешательстве. Ведь совершенно невозможно, чтобы моя вторая личность принадлежала отставному майору уголовного розыска Сергею Николаевичу Парамонову, зарезанному уличным налетчиком в двадцать первом веке! Да как такое может быть? Это же какой-то бред!

Я, конечно, немного расстроился, что Менжинский все-таки сумел раскусить мое «попаданство», но возразил:

— А чего ты хотел, Вячик, чтобы в тебя какой-нибудь Наполеон Бонапарт вселился или Юлий Цезарь? Вот они бы дров вокруг точно наломали! Так что радуйся, что это всего лишь я, человек вполне осторожный и рациональный, с опытом сходной профессиональной деятельности, который тебе плохого не посоветует, а только поможет. Да еще и тело наше, теперь общее, избавить от вредных привычек и вылечить постараюсь, чтобы жизнь продлить лет на десять, хотя бы.

Вячеслав помолчал какое-то время, словно что-то там соображал в своем закутке нашей общей черепушки, потом мысленно проговорил:

— Ладно, постараюсь смириться. Другого выхода не вижу. Не устраивать же войну с самим собой внутри самого себя? Тогда вреда для организма будет гораздо больше. Просто получается, что переселение душ — это не совсем миф. Или даже подселение, как в нашем случае. Хотя, кто может знать наверняка, как подобное происходит? Наука до таких тонких материй не дошла и доходить не собирается, просто все подобное огульно отрицая, как мистику и чертовщину. А в бога, как и в дьявола, я не верю. Кстати, обнаружил у тебя одно воспоминание, которое вообще не объяснимо рационально. Будто бы, после момента, когда ты уже умер, некто всемогущий и невидимый специально подселил тебя в мое сознание ради какого-то чудовищного эксперимента по изменению исторического развития всего мира. Что на это скажешь?

Я ответил честно:

— Природы этого удивительного сверхъестественного существа я тоже не понимаю. Но обещаю, что напролом не полезем, а будем улучшать этот мир потихоньку, небольшими выверенными шажочками. У нас есть для этого все возможности. У тебя — важная должность. У меня — важные знания о развитии событий и о тех опасностях для нашей страны и для всего человечества, которые требуется предотвратить. Одна голова — это хорошо, а две — еще лучше, особенно, если они незаметны для окружающих. Так что предлагаю считать, что у нас с тобой теперь две головы, только внутренние, как в матрешке. И пусть они друг друга дополняют.

Ответив, я как бы мысленно отодвинулся в сторону, выпустив Менжинского из угла подсознания, чтобы он мог занять свое обычное место. Ведь его знания и умения мне были очень нужны. Например, он знал много иностранных языков, а я не знал их, только один единственный английский учил, да и тот весь подзабыл уже. Еще Вячеслав хорошо знал реалии этого времени, в отличие от меня. Наконец, он располагал огромным массивом информации о текущей работе ОГПУ, которым не располагал я. Да и по-настоящему вникнуть во все детали через его воспоминания, даже пожелай я этого, времени бы потребовалось очень много, а ведь совсем скоро предстояло уже ехать на доклад к товарищу Сталину. Потому я пока предпочитал внутренний консенсус. Тем более, что в этот момент явился курьер от Ягоды. Он принес папку с докладом, который шел под обозначением «совершенно секретно» и вручался лично в руки.

Пока Менжинский читал подготовленный доклад, сопоставляя то, о чем написал Генрих Ягода, с теми данными, о которых знал сам, я думал о Сталине. Как быть с ним? Ведь даже если Вячеслав, вроде бы, согласился сотрудничать со мной в той экспериментальной миссии, которую на меня возложили некие высшие силы, подселив к нему второй личностью, то все равно, свою собственную игру Вячеславу всерьез вести вряд ли получится, поскольку все тут решает именно Иосиф Виссарионович. А Менжинский для Сталина — лишь один из исполнителей его воли. Он полезный инструмент, используемый Кобой в аппаратной борьбе для удержания ситуации под контролем, но не больше.

Впрочем, Кобой его могли себе позволить называть лишь те люди, с кем он тесно общался еще во время своей подпольной революционной деятельности. Это прозвище Сталин взял себе сам, отождествляя себя с героем повести одного малоизвестного грузинского писателя. Коба был в том сюжете борцом за справедливость, эдаким добром, вооруженным кинжалом, которым и зарезал главного злодея. Видимо, таким добром с кулаками и кинжалами вождь большевиков видел и самого себя в своих устремлениях. Впрочем, Сталин — это тоже прозвище, партийная кличка. Наверное, Иосиф считал, что его настоящая фамилия Джугашвили не слишком благозвучная, вот и пользовался псевдонимом, да так и вошел в историю навсегда, твердым, как сталь, что, в сущности, отражало его несгибаемую волю.

Мне было понятно, что в этом времени, куда меня определили, в начале 1928 года, сам Сталин еще единолично не управляет всеми процессами во всех отраслях СССР. Но, он уже сейчас своей волей задает главный вектор развития страны. И та партийная борьба, которую он затеял против оппозиции внутри партии, как раз и должна привести его на самую вершину власти. Ведь именно тогда, когда оппозиция будет окончательно разгромлена, Сталин сможет все главные рычаги управления огромной страной подгрести под себя, став, фактически, некоронованным красным монархом-самодержцем.

А что, если попытаться выстроить систему балансов, ограничив, таким образом, абсолютную власть Сталина, сделав советское руководство более коллегиальным, состоящим из нескольких фигур, которые смогут друг друга уравновешивать? Например, не громить до конца оппозицию, а просто ее ослабить? Что, если Троцкого не отправлять в далекую ссылку, а держать под наблюдением ОГПУ на какой-нибудь даче, используя его, в свою очередь, как инструмент давления на Сталина? Вот и вырисовывается уже своя собственная политическая игра! А если еще и предотвратить репрессии, избавившись от главных ликвидаторов, да ускорить технический прогресс с одновременным устранением на внешнем фронте тайных операций того же Гитлера, то и пойдет история сразу совсем в ином направлении. Чем не план действий?

Конечно, Троцкий мне не слишком нравился. Да и он Менжинского после недавнего выступления на партийном съезде и вовсе считал своим лютым врагом. Тем не менее, Троцкий оставался фигурой значительной, опираясь на которую можно было бы начать собственную шахматную партию. Вот только его главная идея мировой революции больше походила на утопическую фантастику. Ну не было у молодого Советского Союза таких значительных сил и влияния, чтобы подпалить пожар мировой революции, как того желал Лев Давидович, пытаясь использовать революцию в России лишь как хворост для разжигания грандиозного мирового революционного пламени. Да и условия в других странах для всеобъемлющей революции не сложились. Потому поддерживать разные Коминтерны и Интернационалы, занимающиеся непонятно чем на советские деньги, было вопиющим расточительством. Особенно, когда народ внутри собственной страны жил впроголодь. Льва Троцкого использовать, конечно, можно, но, как же его переубедить отказаться от своей любимой идеи? Вряд ли такое с ним получится.

И я пытался понять, какие еще имеются фигуры на политической доске, которых можно будет Сталину противопоставить ради выстраивания баланса? Может, сделать ставку на влиятельных военных, например, на Тухачевского? Только подкинуть ему надо идею, скажем, попробовать начать делать танки Т-34 прямо сейчас и сразу с командирскими башенками, а механизированные корпуса оснащать танковыми тягачами и ремонтными подразделениями? Или же лучше Буденного привлечь на свою сторону, заинтересовав его производством реактивной артиллерии и бронетранспортеров вместо тачанок?

Или, допустим, Бухарина использовать, который главный редактор газеты «Правда»? Он, вроде бы, против закрытия НЭПа. У него нет большой власти, но в центральной газете много чего может напечатать. А кто там еще есть из самых влиятельных советских людей? Может, Ворошилов подойдет или Молотов? Они все-таки члены ЦК. Рыков там еще есть, Томский и некто Рудзутак, про которого я вообще ничего толком не знаю. Не так уж и много первых лиц получается. Калинин не в счет, он, скорее, простой статист и соглашатель. Хотя, кто знает, может и этот на что-то сгодится?

Надо понаблюдать и подумать. Но, рискованная, конечно, затея начинать свою собственную игру с опорой на эти личности. Потому что вряд ли среди них найдутся те, которых можно будет противопоставить Сталину. Бесхребетными они все какими-то кажутся и нерешительными. Потому Сталин на их фоне, конечно, смотрится непоколебимой скалой. Только Троцкий, пожалуй, подходит, как реальный противовес. Но, Троцкий и сам опасен. Так что же мне делать? Где же искать сильные фигуры, да еще и такие, чтобы ими можно было бы управлять?

В результате всех этих своих рассуждений о предстоящей нам с Менжинским опасной политической игре, я пока не пришел к какому-то определенному выводу. А, между тем, подошло время выезжать в Кремль. Снова к подъезду подали тот же автомобиль, который привез утром Менжинского на работу. И Вячеслав, облачившись в пальто и шляпу, прихватив портфель с докладом, попрощался с Эльзой, выехав на машине в зимний ранний вечерний сумрак, где кружила свои хороводы ледяная январская метель.