Менжинский уже хотел сказать товарищу Москвину: «Идите работайте». Но я вовремя сумел перехватить управление голосовыми связками и поставил вопрос ребром устами Вячеслава:
— Поскольку вы занимаетесь разведкой и контрразведкой, то хотелось бы услышать ваше мнение по поводу технических возможностей прослушки вражеской агентурой наших начальственных кабинетов. Например, моего. Нет ли тут скрытых микрофонов?
Москвин посмотрел удивленно поверх очков, но ответил достаточно подробно:
— Не беспокойтесь, Вячеслав Рудольфович, мои сотрудники из отдела секретной спецтехники регулярно проверяют на наличие подобных устройств все здание. Не реже одного раза в месяц. А что касается разговоров по телефонам, то уверяю вас, что на нашем коммутаторе сидят только самые проверенные телефонистки. Кабели применяются бронированные, в металлической оплетке. К тому же, есть приборы, которые дают знать, если кто-то пытается подключиться к защищаемой телефонной линии. На основных телефонных станциях постоянно не только дежурит вооруженная охрана, но и находятся наши агенты, внедренные под легендами инженеров и техников, а все главные кабельные люки нашей проводной связи ОГПУ располагаются в зонах круглосуточного патрулирования милицейских нарядов, которым нами даны соответствующие указания на случай попыток проникновения вражеских лазутчиков в кабельные колодцы. Так что подключение иностранных шпионов к телефонным сетям нашего ведомства практически исключено.
— Но, есть же и компактные подслушивающие устройства, вполне автономные, которым совсем не обязательна телефонная сеть для работы. Разве не так? — спросил я, торжествуя, что на этот раз смог полностью парализовать на какое-то время личность самого Менжинского и свободно говорить за него.
Москвин кивнул:
— Разумеется, в Европе еще до мировой войны начали применяться детективные диктографы. В Германии и в Великобритании сейчас разрабатываются автономные микрофоны, предназначенные для прослушки по радиоканалу, которые получают питание от электрической сети. Но, уверяю вас, они не настолько маленькие, чтобы мои сотрудники не нашли их. Мы применяем эффективные методы обнаружения подобных подслушивающих устройств. Уж поверьте.
— Но и наши сотрудники тоже всеми этими техническими возможностями пользуются для наблюдения за противником. Не так ли? — уточнил я.
— Точно так, применяем все доступные методы для выявления врагов советской власти. И для разведки, разумеется. Вот только оборудование приходится использовать иностранное. Нашего отечественного пока в этой сфере немного. Талантливых разработчиков специального оборудования у нас не хватает.
Вспомнив кое-что, я выдал то, что могло бы подтолкнуть прогресс в деле прослушки:
— А как же, например, Лев Сергеевич Термен, который изобрел электромузыкальный «Терменвокс»? Еще он, кажется, разработал оригинальную охранную сигнализацию с емкостными датчиками объема и даже метод передачи изображения. Надо его обязательно к работе над подслушивающими устройствами привлечь.
На самом деле, я просто вспомнил какую-то заметку, что этот талантливый ученый сделал такое подслушивающее устройство, которое успешно запрятали в деревянный подарок американскому послу. И американские спецслужбы сумели найти этот «жучок», который не требовал электропитания и приводился в действие микроволновым излучением дистанционно из обычного автомобиля, лишь через несколько лет, да и то по наводке нашего же предателя-перебежчика. Правда, дело было уже после Великой Отечественной. А чего, собственно, ждать?
Москвин сказал:
— Будет сделано, Вячеслав Рудольфович. Привлечем к работе над прослушивающей аппаратурой Льва Сергеевича. А я вот как раз хотел вам по этой теме докладывать. Про связь в Германии мы кое-что раскопали. Вернее, именно про организацию немцами государственной системы прослушки. Они там всю свою страну прослушивать собираются. Нашей агентурой установлено, что немецкое правительство, используя опыт мировой войны, организовывает станции перехвата телефонных и телеграфных сообщений, а также радиопередач. Они оборудуют стационарные посты прослушивания во всех районах Берлина, оснащенные специальными коммутаторами, с помощью которых можно прослушивать и записывать любой телефонный разговор незаметно для абонентов. И это позволяет им, например, успешно перехватывать информацию не только между иностранными представительствами, но и телефонные разговоры внутри них. Также достоверно установлено, что подобные станции слежения за сообщениями связи организованы в Кельне, в Гамбурге, в Кенигсберге и в Мюнхене.
У меня было, что сказать по немецкой теме. И я сказал:
— Михаил Александрович, раз уж зашла у нас речь про Германию, то хочу поручить вашему Иностранному отделу ликвидацию лидера немецких национал-социалистов Адольфа Гитлера. Подумайте, как это можно осуществить и представьте мне план операции в кратчайшие сроки.
Едва Москвин-Трилиссер покинул кабинет, как очухался сам Менжинский. Первым делом он дрожащими руками потянулся к очкам. Снова снял их и нервно тер платком. А в это время мысленно ругал меня всеми словами:
— Это что же такое происходит, проклятая шизофрения? Что за ступор такой ты мне устроил, чертов инстинкт самосохранения, или как тебя там? Какого рожна распоряжения даешь сотрудникам от моего имени?
— Во-первых, я все делаю для твоей же пользы. Во-вторых, сам ты не знаешь того, что знаю я, и не понимаешь, что ситуация настолько серьезна, что требует действовать на опережение. А промедление — смерти подобно, — парировал я.
— Вот не думал, что такая ужасная душевная болезнь на меня навалится! Ты, что же, шизофрения, уже вместо меня в моей голове руководить удумала помимо моей воли? Если я согласился с твоими доводами, чтобы проверить Генриха Ягоду, на всякий случай, то это вовсе не значит, что я согласен и с твоей безумной идеей поручить Трилиссеру ликвидацию какого-то немца, еще и политического деятеля. Да ведь такое потянет за собой международный скандал и испортит отношения между Германией и Советским Союзом, кое-как налаженные с таким трудом! Ты хоть понимаешь, что отдавать такие немыслимые распоряжения не просто безответственно, а даже преступно? Это же сумасшествие какое-то! Сейчас все отменю!
И рука Менжинского потянулась к телефону. Но, я был начеку, вовремя послав в нашу правую руку такие судороги, что Вячеслав закряхтел и вынужденно начал растирать ее левой. Я же пытался его убедить в собственной правоте:
— Пойми уже, наконец, что я не просто твоя шизофрения, паранойя или инстинкт самосохранения, я — это твое подсознание, голос твоего глубинного разума, подкорки твоего головного мозга, если так понятнее. И во мне скрыто много такой информации, которая не попадает непосредственно в нейроны, оставаясь в моем информационном хранилище. Считай, что в тебе проснулись скрытые возможности твоего собственного мозга, которые раньше оставались недоступными твоему сознанию. Потому ты и не знаешь многое из того, что знаю я, подсознание. И ради нашей защиты я иногда могу взять управление организмом на себя, как в этом случае. Потому что я точно знаю, что тот немец Адольф Гитлер — самая опасная тварь, которую следует немедленно ликвидировать. Если этого не сделать, то из-за его амбиций погибнут десятки миллионов людей. Поскольку именно он развяжет Вторую мировую войну. Называй это даром предвидения, если хочешь.
И он почти сдался, мысленно проговорив:
— Ладно, пусть это распоряжение остается. Если отменю его прямо сейчас, то буду выглядеть очень глупо в глазах заместителя. В конце концов, план подобной операции никакой Трилиссер за один день не накидает. Тут надо изучать объект весьма тщательно. Политических деятелей подобного уровня всегда очень неплохо охраняют. А пока Меер задействует своих агентов, соберет информацию и подготовится, я тоже постараюсь изучить вопрос. Тогда и решим, прав ли ты, голос подсознания, или нет. Если выяснится, что этот Гитлер не представляет угрозы, то операцию отменю.
Так мы с Менжинским и решили. Но, я все равно оставлял за собой право перехватить контроль, если что-то пойдет не по-моему. Только промолчал об этом, чтобы не нервировать лишний раз нездоровый общий организм. После очередного спора внутри нашего черепа установилось определенное согласие сознательного с бессознательным. И вдруг Вячеслав мысленно поднял новую тему:
— Надо бы насчет всей этой несуразицы в голове посоветоваться с врачами. А то совсем уж не нравятся мне эти неожиданные судороги, да и вообще, словно бы, на самом деле, что-то происходит с телом помимо моей воли. Интересно, что скажут специалисты?
— Скажут, что у тебя, дружище, развилась шизофрения с характерными симптомами раздвоения личности и с внутренним диалогом. Сразу снимут с должности и определят нас с тобой в желтый дом до конца дней. Да еще и под строгим надзором, как носителя государственных секретов. А то и просто ликвидируют по-тихому. Устроят какую-нибудь автомобильную аварию, а в газетах напишут, мол, произошел с товарищем Менжинским несчастный случай, скорбим всей страной. И товарищ Ягода будет осчастливлен раньше времени, сев в это самое кресло, где сейчас лежит твоя задница. Ты и правда этого хочешь вместо того, чтобы наслаждаться своим высоким служебным положением, любить молодую жену и растить маленького сына? — припугнул я его.
А он снова возмутился:
— И что же это получается? Даже за медицинской помощью обратиться нельзя! Мне что, теперь жить придется всю жизнь с посторонним голосом в голове? И ладно бы, если бы был просто голос, а то уже и целая личность посторонняя возникла внутри! Нет, никогда не подумал бы, что могу настолько свихнуться!
— Да успокойся уже! Я же говорю, что плохого не сделаю и не посоветую. Слушайся меня, и все будет нормально. Прорвемся. Зато гарантирую, что теперь тебе никогда скучно не будет, — сказал я и затих.
Менжинский снова надел очки и наконец-то переключился на что-то другое. Из стопки недочитанной иностранной прессы он вынул немецкую «Иллюстрированную рабочую газету» («Arbeiter Illustrierte Zeitung») и сразу увидел там на первой полосе того самого Адольфа в довольно карикатурном виде, словно на рентгене, с желудком, наполненным большими монетами. Это привлекло внимание Вячеслава. Менжинский на какое-то время погрузился в чтение статьи, где речь как раз шла о росте влияния этого немецкого политика и о политических взглядах Адольфа. Ведь он, похоже, был просто помешан на том, что в начале двадцать первого века назвали конспирологией. Всюду вождю немецких национал-социалистов виделся ужасный международный еврейский заговор. Его просто преследовала навязчивая идея, что еврейские капиталисты и еврейский большевизм не только угрожают Германии, а стремятся к мировому господству, хотя, на самом деле, к мировому господству стремился он сам.
Прочитав статейку в немецкой газетенке, Менжинский мысленно произнес:
— А может быть, моя шизофрения не так уж и неправа? Посмотрим. Надо бы тщательнее изучить влияние этого субъекта на немецкую политику.