2312

Инспектор Женетт и Свон

Сталкиваясь с трудностями, инспектор Женетт никогда не сдавался. Даже проблемы, которые официально считались решенными, продолжали преследовать его — что-то в них не увязывалось, что-то казалось неправильным; если решение не найдено, проблема становится частью четок бессонницы, бусиной в браслете Мёбиуса, который устало перебирает бессонный мозг. Женетт, например, все еще продолжал расследовать дело Эрнесты Треверс; тридцать лет назад Эрнеста глубоко озадачила друзей, исчезнув с Марса непонятно как; Женетт занимался этим делом в отпуске и время от времени, но Треверс по-прежнему отсутствовала, словно никогда не существовала. То же с загадкой террария-тюрьмы «Нельсон Мандела» — идеальная загадка запертой комнаты, если такая вообще может существовать: у астероида не было ни входа, ни выхода, так что никто не мог пронести роковой пистолет. Подобных загадок в системе уйма; согласно распространенному мнению, это одно из проявлений балканизации, но для объяснения множества загадок одной балканизации недостаточно, и инспектора то и дело изумляла, смущала и раздражала эта аура невозможности. Иногда он часами расхаживал, пытаясь заставить объяснение возникнуть.

Не такова была проблема бомбардировки камнями. По меркам Женетта, это было совсем новое дело, без ауры безнадежности. Сделать это могли очень многие в космосе, а очень многие внизу, в атмосфере, могли им заплатить или отправиться в космос, все сделать и вернуться в атмосферу. Проблема иголки в стоге сена, которую балканизация только усложняла, увеличивая число стогов. Но, в конце концов, это была территория Интерплана, и поэтому они продолжали просеивать стога, исключая то, что можно было исключить, и двигались дальше. Женетт не сомневался, что на сей раз им придется обратиться к неприсоединившимся, проникнуть в закрытые миры, поискать тех, кто изготовил двигатели и обучил экапаж корабля, который сейчас раздавлен где-то в глубине Сатурна. И возможности их никак не исчерпаны: существует по меньшей мере двести неприсоединившихся миров с мощной промышленной базой; так что, вероятно, расследование еще только началось.

Свон Эр Хон присоединилась к Женетту в акварие «Южный Тихоокеанский-101», цилиндр которого внутри заполняла вода глубиной 10 метров, а сам он представлял собой огромный кусок льда. Лед вначале растопили, а потом заморозили таким образом, что он остался прозрачным и из космоса напоминал огромную градину. Ребенком Женетт плавал на Эллинском море и научился любить хлюпанье воды в ветреный день при марсианском тяготении; он и впоследствии, много лет спустя, не утратил способности испытывать волнение, когда дует ветер, а у тебя руки на руле и ты понимаешь, что тебя подхватывает и несет над волнами.

Маленькое море в акварие, конечно, не такое огромное, как Эллинское, но вполне можно ходить под парусом. Изнутри аквария с прозрачными стенами кажется, что ты смотришь на изогнутое серебряное зеркало, все изломанное перекрещивающимися волнами кориолисова течения и хирального ветра, что вместе создает очень сложный рисунок. Словно классическое изображение волн на поверхности свернули, чтобы засунуть в цилиндр. Пересекающиеся волны на поверхности изгибаются по неевклидовым законам, и странно, непривычно видеть их отражения в серебряной поверхности. А за серебристым — синее и голубое. Внутри прозрачной раковины аквария с океаном вместо неба каждая серебристая поверхность на солнечной стороне цилиндра чернеет или заполняется глубокой тонкой синевой, а когда смотришь в сторону от солнца, почерневшая синева не только не теряет в насыщенности, но гораздо темнее, почти индиго, и там и сям в ней видны колкие огоньки самых ярких звезд. Плавучий город рассекает волны, но Женетт почти все время проводит в воде, плавает на тримаране — так быстро, как позволяет ветер.

Услышав, что здесь Свон, Женетт приплыл в Питкерн и подобрал ее. Она стояла на краю причала, по обыкновению оживленная, высокая, со скрещенными руками, с голодным выражением в глазах. Она подозрительно посмотрела на лодку инспектора, рассчитанную на маленьких, — Свон едва поместится в ней. Женетт рассеял ее опасения, взяв лодку побольше, и усадил пассажирку на наветренную гондолу ногами на главный каркас, а сам в кубрике взялся за руль, как будто снятый с гораздо большего судна. И вот они несутся по волнам, как буревестник, и разговаривают. С такой большой тяжестью на наветренной стороне Женетт сумел поймать парусом ветер, и нос гондолы Свон вздымал в голубое небо столбы брызг.

Нестись под ветром Свон определенно понравилось. Она теперь смотрела на мир с большим интересом, чем когда Женетт в последний раз путешествовал с ней. Можно было заметить, что она стала более оживленной. Она занималась на Земле Реанимацией, и это несомненно делало ее счастливой. Но в выражении складки ее губ появилось что-то новое — и тонкая морщинка между бровями.

— Варам прислал меня передать, что тебя ждут на встрече на Титане, — сказала она. — Группа Алекс собирается обсуждать что-то очень важное. Что-то насчет квакомов. Я тоже там буду. Так, может, расскажешь, в чем дело?

У Женетта не было времени обдумывать ответ, поэтому он развернул лодку и велел Свон поменять гондолу. Когда лодка легла на новый курс, поворот паруса заставил и Свон изменить положение. Она свирепо улыбнулась в ответ на эту попытку рулевого отмолчаться: отвлечь ее оказалось невозможно.

Перемена курса поставила их поперек волны. Женетт указал на это, и они вдвоем стали любоваться волнами. Женетт подобрал паруса, и лодка пошла еще быстрее. Выполнив широкий поворот, они встретили волну, расходящуюся от рифа; волна подхватила тримаран и подняла; лодка оказалась в ложбине между водяными горбами, но верхняя половина паруса ловила достаточно ветра, и это позволяло идти перед волной. Свон искусно работала противовесом, отклоняясь в ответ на перемены в движении.

Там, где риф кончился, волна лишилась своих белых зубов и превратилась в легкую зыбь. Последний прыжок на перекрестной волне, и они снова спокойно пошли под парусом.

— Классно, — сказала Свон. — Должно быть, ты часто плаваешь.

— Да, хожу под парусом в аквариях, когда есть возможность. Сейчас я уже почти везде это пробовал. Или по льду. Когда вода внутри них замерзает, по ней можно передвигаться, как в центрифуге.

— Я только что побывала в земле инуитов, но летом, весь лед растаял. Кроме проклятых пинго.

Они еще некоторое время плыли под парусом. Серебристое водяное небо над головой постепенно стало из голубого бирюзовым, а потом темно-синим.

— Вернемся к встрече, — прервала молчание Свон. — Варам сказал, она имеет отношение к новым квантовым компьютерам. Так вот… помнишь, на «Внутренней Монголии» я встретила глупых девчонок и решила, что они люди? А ты решил, что они могут быть квантовыми компьютерами?

— Да, конечно, — ответил инспектор. — Они и были компьютерами.

— Так вот, по дороге сюда со мной произошло нечто странное. Я играла в боулинг с молодым человеком на газоне в «Шато-Гарден», и этот парень… пытался привлечь мое внимание. Думаю, можно так сказать. По большей части это касалось игры, но еще… я заметила что-то вроде долгого взгляда, каким иногда смотрят волки. На охоте. Таким долгим взглядом… Добычу такой взгляд пугает настолько, что некоторые животные вообще перестают убегать.

Женетт, знакомый с этим приемом, кивнул.

— У него был этот долгий взгляд?

— Да, так мне показалось. Может, из-за этого у меня пошли мурашки. Так на меня смотрели волки. Я видела краем глаза, что это вовсе не их обычный взгляд. Может, так смотрят на людей социопаты.

— Человек-волк.

— Да, но я люблю волков.

— Возможно, это был кваком, — предположил Женетт. — Не такой, как те, на «Внутренней Монголии», но все равно не человек.

— Может быть. Когда я говорю о долгом взгляде, я просто пытаюсь передать впечатление. Потому что это заставляет нервничать. И еще то, как этот парень бросал шары — если это имеет значение.

Женетт заинтересованно посмотрел на нее.

— Бросать шары можно как камешки в мишень?

— Совершенно верно.

— Вот оно что.

Свон нахмурилась и покачала головой.

Женетт вздохнул.

— Можно запросто получить у «Шато-Гарден» манифест.

— Я запросила и просмотрела фотографии. Этого парня из боулинга там не оказалось.

— Гм. — Женетт немного подумал. — Может, поделишься записями твоего квакома?

— Да, конечно.

Она перешла с гондолы в кубрик, и Женетт чуть повернул по ветру. Свон наклонилась и попросила Полину переслать снимок. Женетт разглядывал его на маленьком экране своего Паспарту.

— Вот, — сказала Свон, показывая на снимок. — Вот он. А вот взгляд, о котором я говорила.

Инспектор разглядывал изображение: лицо андрогина, напряженное выражение.

— Снимок его не передает.

— Как это не передает? Ты только посмотри!

— Я смотрю, но это человек, то ли мысленно производящий расчеты, то ли страдающий от несварения.

— Нет! Совсем не то! Я думаю, тебе надо попытаться найти этого парня. Если не выйдет, вот она загадка, верно? Его нет в манифесте. И если ты его не найдешь, может, его взгляд будет больше для тебя значить.

— Пожалуй, — сказал Женетт.

Это был как раз тот прорыв в деле, на который уповают любители, но который в действительности происходит редко. С другой стороны, возможно, это был какой-то ход компьютеров. Некоторые из подселенных в человеческое тело вели себя так странно, что вообще ничего нельзя было понять.

Теперь вопрос заключался в том, насколько можно доверять Свон, ведь она не расставалась со своим компьютером, о котором мало чего известно. Не в первый раз Женетт обрадовался тому, что его Паспарту обитает в браслете на запястье и его можно отключить или вообще снять, если понадобится. Конечно, можно попросить Свон опять отключить Полину. Можно утаить кое-что от компьютера, даже если он спрятан в твоей голове. Надо только это сделать. А на Титане Александрин готовит закрытое совещание. Очевидно, таков следующий шаг, если они думают привлечь Свон.

Размышляя, Женетт наблюдал за Свон.

— Нам нужно поговорить с Варамом и со всеми прочими. Есть нечто, чего тебе следует знать, но лучше всего рассказать тебе все это на общей встрече.

— Хорошо, — сказала она. — Ну, идем дальше.