432

54. Страшная правда

Вечер, Гасин и Ганина сидят на кухне вокруг стола. Простой ужин – тушёные овощи с кашей закончился, пьют травяной чай на мяте с булками. В принципе всё более-менее, не намного хуже, чем было вчера.

Ганина показывая на вазу с булками: «Бери ещё. Напекла много. Всё как в старые времена – наготовили сразу, потом в запас… Газ же по часам…»

Гасин кивая головой: «Угля ещё на зиму нужно подвезти… Будем топить печку, отапливаться … Как возле костра… Света нет…»

Ганина: «Зато все вместе…»

Пьют чай и едят молча. Единственная керосиновая лампа стоит на столе. Остальная обстановка кухни скрыта в полумраке.

Гасин: «Так и жили в древности… И даже не в древности, а до революции… Протопили печку, посидели возле неё, легли спать. С зарёй подъём. И ничего жили…»

Ганина: «Да… Привыкаешь, приспосабливаешься ко всему…»

Снова на кухне несколько минут молчание и полная тишина.

Гасин: «Ты дверь входную закрыла?»

Ганина: «Теперь закрываю на все замки и даже на засов!»

Гасин: «Боишься!? До сих пор? Я у соседей поспрашивал… Никто ничего и никогда здесь не видел… А бабки могут и придумать… Или додумать…»

Ганина: «Ну и ладно… До конца каникул побудут у бабушки… Не в тягость… А ты тем временем ставни доделаешь на все окна… И теплее будет…»

Гасин улыбаясь: «От предвестника не закроешься…»

Ганина: «Так спокойнее… Может и на самом деле где-то далеко на островах до сих пор живёт…»

Пьют чай дальше. Ганина встает, берёт с разделочного стола большой фарфоровый чайник, доливает в чашки чай. Гасин уже не улыбается, сидит серьёзный. Жена присаживается за стол на своё место, смотрит на мужа.

Ганина: «Ты что посерьёзнел? Тоже испугался?…»

Гасин: «Да вспомнил про обстоятельства…»

Потом он задумывается на несколько минут, сосредотачивается. Женщина смотрит на супруга внимательно, и слегка улыбаясь.

Гасин: «Короче… Ты, наверное, знаешь… Что к нам тут спецотряд прибыл…»

Ганина: «Знаю… Они вроде по району ездят… Тут и не видно…»

Гасин: «Да не видно, но живут они здесь… В казарме… И там, заметь, ни одного покраинца, даже с Плоскогорья нет… Ни одного… С ними только командир может разговаривать… Он тоже оттуда… Нехороший какой-то расклад… Как в ту революцию… Они и были основные наводители порядка… Ну и конечно же жертв и тогда хватало… Борьба с врагами… Что-либо куда-либо сообщить… Покажи что именно. Электронная почта одна на весь райцентр … Закручивают гайки и быстро… Зачем?»

Ганина: «А действительно зачем?»

Гасин: «Спросил…Ответ получил.… Ну, как и предполагали… Пограничная зона… Никого лишних не надо… Контрабанда… Знаешь сколько зерна тайно вывозят? Это мне так начальник милиции сказал… На полном серьёзе… Думал ответить, но промолчал…»

Снова некоторое время тишина.

Гасин: «На чём вывозить? И куда? На лодке, на вёслах? Да их ни у кого не осталось… Кому? В море…. А там контрабандисты… Бред… Но вот так… Информации никакой нет, что и где никто не знает. Мы все заготовки выполнили… Зерна только самим до весны и запас.. И всё… Дедушкиными технологиями много не сделаешь… Какая-то болезнь уже… Поиски врагов…»

Ганина: «Ну да… Потому что воруют… Организовать ничего не могут и не намерены…»

Гасин: «Потом ещё какой-то щит вытащили во двор отделения милиции… Видел от себя со второго этажа… Большой, ставится на треногу, эти спецмилиционеры ходили вокруг него, рассматривали…»

Ганина: «Зачем он этот щит? Сушить что-нибудь на солнце?»

Гасин: «Можно в принципе, но на верёвке лучше… Мой зам… Тот дедушка…»

Ганина согласно кивает.

Ганина: «Старожил… Знает каждый камень в районе…»

Гасин: «Да… Почти… Так он говорит, что раньше большой щит стоял на берегу… Красный… Ориентация кораблям что ли…. Проход к Варне и Херлону… Но эти не такие большие и тёмные… Зачем эти щиты – то же молчок… Ничего не понятно, но что-то они затевают…»

Ганина: «Усиление режима… Потом паспорта будут только у благонадёжных.... Руководства… Остальные по домам.. Никуда не съездишь… А зачем? Зерно вывозить? Каждая революция…»

Гасин: «Проходит одни и те же этапы… Нехороший это был этап тогда… На постройку домен выгребали всё под чистую… Спецотряд… И тогда были – чрезвычайного назначения… Да в городах люди голодают! Сами до этого и довели…»

Муж вздыхает, вслед за ним и жена.

Ганина: «А что сделаешь? Куда деваться? Ну ты то благонадёжный… Паспорт у тебя будет… Съездишь в Николин на подводе… Купишь глиняных свистулек… И довольны…»

Гасин: «Да… А когда-то был центр судостроения… Так что вот… Обстоятельства назревают…»

Ганина: «У меня чутьё…»

Гасин: «И что оно тебе говорит?»

Ганина: «Ничего хорошего… Правда тогда, после порядка, начали же что-то делать…»

Гасин: «Да, снова кампания…»

Супруги допивают чай молча. Ганина собирает кружки, накрывает оставшиеся булки цветным узорчатым полотенцем.

Ганина: «Ну я пойду наверное… А ты как?»

Гасин: «Я… С утра аккумулятор зарядил… Послушаю радио… Иногда пробивает Росина…»

Ганина: «И что там?»

Гасин: «Про нас почти ничего… Хотя граница общая длинная… Снова какая-то муть с газопроводами… То открывают… То переговоры… Как завязались тогда , так и до сих пор… Но у них порядок… Там электростанцию достроили, там завод открыли, там далеко на Востоке порт новый…»

Ганина кивает: «Да у них!… Да ржавые корыта!… Ну слушай… А я пойду…»

Гасин: «Я там, в детской ставни сделал… И закрыл.»

Ганина: «Предлагаешь туда? Можно… Слушать радио ты будешь сам… Кружки за тобой… Вода там в ведре есть…»

Гасин: «Сейчас помою и послушаю… Как надо было на самом деле…»

Женщина, коротко кивнув, встаёт со стула, не торопясь покидает освещённое помещение, выходит в тёмный коридор. Мужчина тоже встаёт со своего места, придвигает стулья к столу, отходит к раковине, захватив с собой две большие фарфоровые кружки.

Гасин сидит в кресле в зале, спит. Внезапно он просыпается от сильного света упавшего ему на лицо, смотрит по сторонам, но ничего уже нет.

Гасин тихо: «Показалось, нужно ложиться спать нормально. Новости Росины закончились».

Мужчина поднимается с кресла и в это время слышит тихий стук во входную дверь.

Гасин про себя: «Кто это ещё шастает ночью».

Хозяин дома выходит в коридор и идёт к входной двери, останавливается.

Гасин тихо: «Кто там и что нужно».

Из-за двери: «Это я начальник милиции, есть дело не на долго».

Гасин: «А с утра нельзя дела?»

Начальник милиции: «Узнать кое-что нужно, что мы как чужие…»

Гасин про себя: «По голосу он…»

Мужчина открывает многочисленные засовы и замки, открывает дверь. Там действительно начальник милиции, но не один – с ним ещё трое высоких бойцов.

Гасин: «Зерно по ночам ищете?»

Начальник милиции: «Нет, есть разговор…»

Гасин отступает на шаг в дом, начальник проходит за ним и касается хозяина рукой.

Гасин тихо: «Да не хватай ты меня, проходи, что…»

В этот момент Гасина охватывает волна сильнейшего страха, такая что пошевелиться трудно, только рот раскрыть.

Гасин шёпотом: «Что… э…т…о, о..т..к..у..да?»

Мужчина с трудом разворачивается и на негнущихся ногах идёт в дом, в зал, к приёмнику.

Глава карателей делает знак подчинённым. Они быстро проходят в дом вслед за уходящей жертвой.

Начальник милиции тихо: «Албажуд цабаду, ан дот катарас».

Ганина лежит на разложенном диване в детской комнате, в самом дальнем углу дома, но ближе всего к морю, ворочается, сон плохой. Внезапно глаза её открываются, где-то на полную громкость работает приёмник.

Голос диктора: «Далеко на востоке нашей страны уже наступило утро…»

На этих словах вещание внезапно прекращается. Женщина напряжённо вслушивается в тишину.

Ганина про себя: «Случайно что ли задел?… Ложилась было тихо… У него же наушники там есть! Так обычно и слушал… Как партизан…»

Женщина встаёт с дивана, стоит в напряжённом ожидании. Вдали в зале ходят несколько человек, голосов не слышно. Внезапно падает стул там же, а потом сдавленный возглас на незнакомом гортанном языке: «Бжазд!» Дальше снова тишина. Только шаги стали направляться к выходу из дома, по пути что-то с грохотом падает в коридоре. Какой-то металлический звук.

Ганина про себя: «Ведро упало. Поставила вчера пустое на стул с утра помыть…»

Она инстинктивно поднимает диван, чтобы сложить его, но тут же бросает, отходит к стулу, поднимает халат и одевает его. Здесь она замечает яркий белый свет, пробивающийся сквозь щели ставен в комнату. Подходит к окну. Ставни только что сделаны, между створками осталась щель.

Ганина приникает к окну и тут же отшатывается. Снаружи дома, за невысоким забором на улице стоят военные с автоматами, высокие худощавые люди, улыбаются, разговаривают тихо. Молодая женщина с ужасом смотрит вокруг. Перед глазами проносятся изображения мужа и детей. Не мешкая, она залезает в разложенный диван и закрывает его изнутри. Оказавшись в ящике для белья, она раздвигает старые подушки и одеяла, забирается к дальней стенке, делает из постельных принадлежностей баррикаду перед собой. Лежит еле дышит.

Снова в доме шаги нескольких человек, ходят по комнатам, свет не включают, освещают путь фонарями. Заходят в детскую. Сквозь узкую щель Ганине видны ноги троих мужчин, обутые в кожаные сапоги ниже колен. Свет фонаря мечется по комнате, незваные посетители что-то ищут, но всё молча. Подходят к дивану, стоят возле него. Затем один из визитёров негромко говорит.

Визитёр: «Албажуд, цалтест… Бжазд!…»

Постояв ещё пару минут, посетители уходят. Скоро захлопывается наружная дверь. Люди обходят дом по кругу, также негромко разговаривают на непонятном языке.

Ганина про себя: «Пусть идут. Соседние дома за участком пустые… Давно уже…»

Женщина облегчённо переворачивается на спину.

Гасин лежит на дороге прямо возле дома, уткнулся лицом в старый асфальт, дышит с трудом. Рот пленника плотно замотан клейкой серебристой лентой, руки связаны сзади. Незнакомый военный подходит к нему и переворачивает на спину, смотрит в глаза. Поднявшись, он пинает арестанта сапогом. Бывший революционер с трудом открывает глаза, поворачивает голову в разные стороны.

Яркий прожектор, установленный возле тропинки ведущей к морю, светит вдоль улицы. Возле соседнего дома стоят мужчина и женщина в ночных халатах, рты также заклеены лентой, руки связаны сзади.

Гасин пытается встать, но не может. Стоящий рядом каратель подзывает знаком ещё одного. Вдвоём они ставят районного начальника заготовок на ноги.

Гасин недоумённо и с возмущением осматривается, видит вдали начальника районной милиции, пытается к нему подойти, но тот только показывает знаком – стоять. Подошедший высокий каратель останавливает Гасина движением руки. Остальные каратели подводят ближе таких же безмолвных соседей, ставят три десятка человек в шеренгу по два.

Стоящие в строю мирные жители, смотрят друг на друга, но ничего сказать не могут. Мимо, надвинув широкополые шляпы с бахромой по краям на самые глаза, проходят два человека в длинных чёрных плащах, уходят вдаль к морю. Близкие соседи оглядываются вокруг, на лицах недоумение и страх. Всё происходит в полной тишине, ни звука, только яркий свет прожектора.

Среднего роста начальник милиции, то ли улыбаясь, то ли скалясь, проходит мимо шеренги растерянных людей. Стоящий в первом ряду Гасин, громко мычит, пытается обратиться к коллеге. Тот приостанавливается, молча смотрит в глаза Гасину.

Начальник милиции в полголоса равнодушно: «Вы сами этого хотели. Скоро вы будете у Них… Довольно быстро…»

Начальник милиции тычет куда-то в небо и уходит к морю, минует прожектор, скрывается в темноте.

Одна за другой пары спускаются в почти полной темноте на берег моря. Возле лестницы стоит один из карателей и освещает её ручным фонарём. Внизу его компаньон так же подсвечивает спуск на пляж. Гасин идёт один, спускаться по крутой лестнице со связанными сзади руками трудно.

Гасин про себя: «В прошлом году подновили. Свет еле-еле. Прошли прожектор и в темноту. Зачем это?»

Все пленники стоят снова в две шеренги, но теперь уже разбиты по парам. Почти полная темнота. Прожектор наверху, возле жилья, уже выключен. Недалеко, опёртый на треногу стоит большой деревянный щит. Командир отряда милиции делает знак рукой – машет в сторону. Арестантов парами разводят в разные стороны по пляжу. Скоро на берегу остаётся только Гасин и командир отряда милиции.

Последний, периодически светит себе под ноги карманным фонарём. Вдали угадываются какие-то движения, но что там точно не понятно. Стоят молча. Гасин уже дышит спокойнее, поглядывает на звёзды.

Командир отряда: «Правильно. Успокойся. Уже почти всё».

Через некоторое время из темноты появляется тёмный человек в широкополой шляпе, молча смотрит на командира. Тот, кивнув, включает фонарь и подзывает щелчком пальцев стоящего в стороне карателя. Подходят двое крепких и высоких бойцов, хватают Гасина за руки, тащат к щиту.

Тот недоумевает, пытается отбиться, но ничего у него не получается. Каратели быстро подвешивают районного начальника вверх ногами на щите.

Приближаются командир отряда и человек в шляпе. Только тут Гасин замечает в руках у тёмного длинноносого человека складную ручную бритву. Теперь он раскрыл её полностью. Зачем это?

Командир отряда наклонившись тихо Гасину: «Вот и всё дорогой. Твой жизненный путь закончился. Скоро ты отправишься к праотцам, нужным нам и нашему повелителю способом. Вы сами это сделали. Мы всего лишь заканчиваем начатое давно дело. Оно гораздо больше твоих метаний. Всё в нужное время. Это не больно, не бойся. На последок ты ещё раз нам послужишь».

Гасин ничего не понимает, смотрит растерянно по сторонам. В небе только неяркие звёзды, вокруг тёмные фигуры, равнодушно стоящие по сторонам. Закончив речь, и ещё раз взглянув на бывшего сослуживца, командир отходит в сторону.

Придвигается носитель бритвы. Рукой он отгибает голову отца семейства в сторону и ударяет по оголённой шее бритвой. Из глубокой раны потоком начинает литься кровь. Мгновение и глаза революционера тускнеют. Начинаются и практически тут же заканчиваются конвульсии. Вместилище разума просто лежит на тёмных строганных досках, изливая на землю то, что осталось – тёмную в ночном свете жидкость. Оставшиеся участники тайного действа так же в тишине возвращаются к смутно виднеющейся в стороне лестнице.