4891

VI. Слишком большая стирка

Снова перехожу на шаг, лишь окончательно выбившись из сил. По пути все чаще попадаются массивные амбарные двери, но они заперты и заколочены досками крест на крест. За ними — бывшие мастерские, где Клика агрессивных военруков ковала свои мечи. После Перекраски мечи сначала перековывали на орала, но потом плюнули и сдали в утиль вместе с наковальнями и прессами, переоборудовав помещения в таможенные склады для поступающего из Подвала ширпотреба. Благо, площадки грузовых лифтов были неподалеку. Но, сейчас Кризис, и склады опустели, а единственным напоминанием о кипевшей здесь бурной коммерческой деятельности служит разбитый грузовыми тележками пол. Бетонные стяжки, положенные военруками, растрескались и изобилуют выбоинами, один неверный шаг, и растяжение сухожилий гарантировано. А то и перелом, так что, надо держать ухо востро.

Риск споткнуться — не единственная причина поберечься. Постепенно движение в коридоре становится все более оживленным. Мимо на чудовищной скорости то и дело проносятся счастливые обладатели престижных роликовых коньков и скейтбордов повышенной проходимости, у них — рифленые колеса. Угодить под такие — раз плюнуть, последствия столкновения со скейтбордистами для пешеходов, как правило, фатальные, врежется на полном ходу — костей не соберешь. Скейтбордисты одевают специальные ударопрочные костюмы, на их головах — кевларовые шлемы, снабженные системами подачи обогащенной кислородом дыхсмеси и наушниками Dolby Surround, их сочетание называется полным фаршем. При столкновениях, фарш — это все, что остается от жильца, еще радоваться будешь, если просто с пола соскребут и швырнут в Балласт. А могут заставить родственников оплатить рихтовку алюминиевых труб, приделанных на носах скейтбордов специально ради таранов. После Перекраски всю территорию бывшего Красноблока провозгласили Правовым пространством. Применительно к нашим отсекам это словосочетание означало: у кого больше воздуха, тот и прав…

Другой верный признак приближения к обжитым помещениям — исчезновение остатков кумача со стен. Больше никаких неряшливых бурых пятен и выцветших лоскутьев с фрагментами лозунгов, заунывно призывающих стройбанов подтянуться. Это не потому, что здесь сделали капитальный ремонт. Просто все поверхности густо оклеены стенгазетами с рекламой. Они развешены повсюду, где есть хоть малейшая возможность их прилепить, включая общественные уборные.

Кое-кто из моих нынешних соседей по казарме до сих пор лелеет несбыточные мечты завладеть какой-нибудь, пускай, самой завалящей переборкой, чтобы сдавать ее рекламные площади в аренду рекламодателям и жить себе, припеваючи, как рантье. Утопия, конечно, все мало-мальски подходящие стены давным-давно разобраны живчиками, носу не всунешь. Только попробуй, и его сразу же прищемят. За тем, чтобы живчиков не тревожили, и они неторопливо обрастали жирком, следят селекционеры-опричники. Внедренный ими животноводческий механизм я уже описывал. Недавно, один наивный жилец, представьте себе подобную глупость, вздумал клеить рекламу прямиком на потолок. Мол, чего свободному месту пропадать? Видать, забыл, лопух, чья в СОБРе крыша. Ему мигом напомнили, больше недотепу никто не видел…

Многие стройбаны, на полном серьезе считают, будто рекламирующие всяческий шлак стенгазеты, в любом случае, презентабельнее своих предшественниц, кумачовых агиток красноблочной поры. Они хотя бы не однотонные, уже плюс. Что сказать, сегодня цветовая гамма представлена весьма широко, на уровне Радуги, которой нас искушал Консенсус. Признаю, своею палитрой, реклама несколько разнообразит унылый интерьер вчерашних казематов, хорошо приспособленных, чтобы выдерживать бессрочные осады. Делает ли она их уютнее? По всей видимости, отчасти, да. К тому же, реклама не призывает к чему-то порочному. И не лжет так беспардонно, как идеологи Домостроя, манившие стройбанов на свой химерический Чердак, где каждому дадут по потребностям. Морковки маркетологов — куда нагляднее, до них все же можно дотянуться зубами, если крупно повезет. По крайней мере — лизнуть. В конце концов, что зазорного в стремлении заполучить уютную, кондиционированную квартирку, роликовые коньки с подогревом подошв и модерновый, оборудованный парктроником скейтборд? Приземленная до пошлятины мечта, скажете мне вы? А что, умнее мечтать спалить половину Дома, как знаменитый революционный поэт Александр Блох. Это ведь он в разгар развязанного чрезвычайниками террора писал:

И что, стройбаны стали после пожара счастливее? Как бы не так. Сколько их полегло в нелепой погоне за лживыми химерами Основоположников, сулившими добравшимся до финиша счастливчикам сомнительное удовольствие «получить по потребностям»? Кто мог поручиться, что процедура получения не будет болезненной? Да еще в Красноблоке, где в открытую презирали анестезию? Прошу простить, но это даже не смешно. Тем паче, что идеологи Красноблока, убедившись на собственном печальном опыте в полнейшей неспособности обеспечить стройбанов при жизни хотя бы лопатами и сухарями, стали исподволь готовить подопечных к тому, что и на Светлом чердаке им, по всей видимости, не светит жировать, ибо обстановка там будет чисто спартанской. Но, успокаивали нас они, никто не ощутит дисбаланса всерьез, поскольку, по мере продвижения к Чердаку, сознательность стройбанов будет расти в прямо-пропорциональной зависимости к этажности, а их запросы, соответственно, в обратной. И, когда, наконец, будет перерезана вожделенная красная ленточка, уцелевшие счастливчики уже ничего не захотят. Лечь, да помереть, разве что…

Нет уж, современная реклама гораздо честнее. Да и сам принцип — иной. Соглядатаи самозабвенно врали про Чердак в надежде, что туда мало кто доползет и, соответственно, им не доведется делиться. Как в закрытых распределителях воздуха, к которым они себя приучили. Западные маркетологи, ежедневно шлифующие производимый ими контент о головы потребителей ради его полного соответствия концепту, преследуют диаметрально противоположные цели. Им надо, чтобы спрос отвечал предложению, а оно, в свою очередь, предвосхищало его. То есть, чтобы было, как с зеркалом, куда смотрится нарцисс, и ему хочется смотреться все больше, это залог устойчивого воспроизводства эндорфинов, а на них, как на клею, держится вся схема потребления. Без нее не создастся благоприятный инвестиционный климат, потребители не влезут в долги, начнется стагнация, и приехали.

Без привлечения инвестиций жильцам не заполучить разрекламированных благ, цены на них кусаются, как пираньи из аквариума живчика. Взять кредит не проблема, стены густо облеплены предложениями комбанок дать дыхсмесь взаймы под самые выгодные проценты. Другой вопрос: чем их гасить, если воздух реально производят одни Генераторы МВФ, а мы, то есть, все остальные, лишь потребляем его, порой, не зная меры. Вот, кстати, тоже загадка, на которую нет вразумительного ответа. Как воспроизвести то, чего не умеешь делать, причем, с набежавшими процентами…

Впрочем, о подобных пустяках в Кур1не говорить не принято, по крайней мере, вслух, это считается непристойным. Как сказано в старинной стройбанской пословице: дают, бери, а бьют — беги. Пока что бить не начинали, но мы уже руководствуемся ею в полной мере. Поэтому, по совокупности, висим МВФ астрономическую сумму дыхсмеси, прикидочно, примерно столько, сколько стоим все вместе, и то, не факт. И, я нисколько не удивлюсь, если рано или поздно кредиторы выставят нас на продажу с потрохами, не дожидаясь Второго пришествия Спасателя и Ссудного дня. Только сомнительно, чтобы отбили хотя бы половину долга, даже если сыщется реальный покупатель. Особопутейцы давно предупреждали: биржевые маклеры с Wall-flat нарочно занизили рыночную стоимость Кур1ня, и когда пустят его с молотка, аукцион не будет прозрачным.

— Не позволим злоебучим Сиамским хитрецам пустить братских курцов по Дому босиком и с голыми жопами! — недавно кричал с трибуны Гелий Дупа. — Не дадим превратить братьев в бомжей, сбив с Особого Соборного Пути, который предначертан нам Архитектором! Лучше мы их собственными руками до торгов поубиваем нахуй!!!

Наши, естественно, не согласны с подобной трактовкой. Лучше уж под суд, чем под кнут. Фиг с ним, где наша не пропадала? Чем не повод жить сегодняшним днем? А чем его, спрашивается, занять, как не лошадиными бегами по гиперлавкам, лихорадочно расходуя заемную дыхсмесь, пока ее не отобрали обратно. Все же лучше, чем, задрав лапки, ждать конца. Неисцелимое не стоит мысли, учил один выдающийся муршид по имени ибн Сено. Не могу не согласиться, гениальная мысль.

Можно, конечно, попробовать что-то украсть, но сие, с недавних пор, проблематично. Живчики еще в Перекраску подчистили кладовки, там решительно нечего брать. После нас хоть потоп, посмеивались они, не сомневаясь, что переждут катаклизм в Пентхаусе, он же, считай, на сваях. Так отчего бы не придаться инвестиционному пиру во время чумы, раз, так или иначе, все пропало…

Из сказанного выше вовсе не следует, будто неизбывная жажда, понуждающая бывших стройбанов осуществлять круглосуточный шопинг, мотаясь вверх по Лестницам Счастья с пеной у рта и хватая все, о чем им накануне поведали по ходу двадцатичетырехчасовой рекламной паузы, уникальное явление, чуждое обитателям Западного крыла. Как раз наоборот, в части потреблядства, западники дадут нашим фору, они тоже носятся по эскалаторам, будь здоров, не даром же словосочетание «высокие потребительские стандарты Пентхауса» сделалось нарицательным. Тут никому ничего доказывать не надо, жизнь все расставила по своим местам. Другое дело, что они привыкли иметь все, что шевелится или просто лежит по противоположную сторону витрин и воспринимают это как данность. А наши лишь учатся этому, страдая целым букетом детских болезней, включая так называемый потреблядский эксгибиционизм, развившийся на фоне прогрессирующего фетишизма, отягощенного порожденными Домостроевским прошлым комплекса неполноценности. Ну вот, например. Казалось бы, нет ничего проще, чем сделать заказ по иллюстрированному каталогу, и его доставят прямиком на порог, не надо сбивать каблуков. Но нет, несутся на лестницы ради удовлетворения эксгибиционистской составляющей шопинга. Дикари…

— Это из-за бешенства матки, — как-то изрек с умным видом Полковник.

— Шутите?! — помнится, удивился я.

— Разве ж такими вещами балуют, боец? — фыркнул старый пропойца, смерив меня пронзительным взглядом из-под кустистых седых бровей. Чувствовалось, Полковнику безумно хочется треснуть. — Пошевели мозгами, — продолжил отставник ворчливо. Если, конечно, тебе их Потреблядство еще не разъело нахуй…

Мне бы обидеться и уйти, но я уже привык к отличавшей Полковника прямолинейности, граничившей с хамством и легко переходившей эту условную черту. Больше того, начал потихоньку осознавать: по-своему старикан привязан ко мне и относится вполне благожелательно. Просто грубость для него — единственный доступный способ проявить в отношении салабона вроде меня отеческую заботу, подобающую бывалому военруку-наставнику, чья святая обязанность: учить желторотиков любить Родной Отсек. Даже если его давным-давно перекрасили…

— Я ж тебе, салаге, не об обычном бешенстве матки говорю, — проскрипел отставник, удостоверившись, что ему не дождаться вразумительного ответа. — А о так называемом бешенстве матки Гуантанаматки. Бациллы этой страшной инфекционной болячки поселяются у жильца, сам понял где, и свербят, сам додуешь, с какою силой, доводя до исступления в приступах жестокой потреблядской нимфомании. Штука, кстати, заразная до жути, и не лечится никакими антибиотиками. Подцепил — считай — каюк. Ее к нам за ССанКордон умышленно задули, как до этого — колорадского жука. Только жука в Пентхаусе вывели, чтобы он в Мичуринских теплицах всю картошку сожрал, какая после нашей бесхозяйственности чудом уцелела, а Потреблядскую лихорадку мазерфакелы изобрели, чтобы морочить головы до полного помутнения рассудка…

— Но ведь бактериологическое оружие строжайше запрещено Организацией Объединенных Отсеков! — напомнил я. Слышал, естественно, и без Полковника, страшилки про культуры кошмарных вирусов-мутантов, умышленно создававшиеся изуверами-микробиологами из секретных лабораторий Гуантанамамы для радикального сокращения числа жильцов на Неприсоединившихся этажах, где слишком высокая рождаемость, а пищи, соответственно, мало. Эти, не слишком обремененные доказательствами мрачные истории, одно время будоражили умы стройбанов. Но, чтобы всерьез поверить такому…

— Строжайше запрещены Организацией Объединенных Отсеков! — желчно передразнил Полковник. — Да кто на те запреты паршивые озирался в разгар Голодно-Холодной возни, когда мазерфакелы были готовы пойти на любую пакость, лишь бы нам нагадить. Сначала от центрального отопления отрезали, надеялись, суки, в сосульки превратить. А нам — хоть бы хны, спасибо ватникам, крепко тогда выручили. Потом перекрыли кислород заглушками конструкции двух хитрожопых маланцев, Бреттона с Вудом, но буй там, с нас снова, как с гуся вода. Только пояски затянули потуже, дыхание нормировали, и давай собственную дыхсмесь мешать. Думаешь, на этом они успокоились и оставили нас в покое? Как бы не так, блядь, мазерфакелы, они ж упорные. Избрали себе в управдомы Рональда Альцгеймера, редкостного клоуна, пообещавшего электорату в предвыборной программе прикончить нас к ебенемать с помощью Стратегически Охрененной инициативы или СОИ, как он звали ее для краткости. Суть СОИ состояла не в том, чтобы жрать колбасу из сои, если ты вдруг так подумал. Альцгеймер хотел в разы поднять производительность Воздухогенераторов МВФ…