90-е: Шоу должно продолжаться 2

Глава 16

— Будет очень неприлично, если я спрошу, что за хренотень происходит на сцене? — прошептала мне на ухо Ева.

— Это хоббиты несут кольцо всевластия, — неуверенно ответил я.

— А почему оно выглядит как унитазное сидение? — Ева хихикнула.

Никогда не был театралом. Не скажу, чтобы не пытался, в начале двухтысячных моя девушка очень старалась привить мне любовь к этому высокому искусству и постоянно таскала с собой на разные представления. Но мне было или скучно, или непонятно. И когда где-то на пятом или шестом сеансе пытки сценой я признался девушке, что мне не нравится это все действо, мы поругались и разбежались. С тех пор я предпочитал держать свои мысли о художественной ценности спектаклей при себе, чтобы случайно не ранить чьи-нибудь нежные чувства. Но спектакль «Хоббиты и кольцо всевластия» прямо-таки превзошел сам себя по абсурдности. Собственно, от произведения Толкиена там было только несколько названий. В остальном на сцене творилась такая удивительная бредятина, что мозг просто отказывался ее воспринимать. Это было так плохо, что даже хорошо.

Началось все с того, что четверо хоббитов водили хоровод под бодрый фортепианный мотивчик. На инструменте играла девушка, затянутая в черное трико. Как потом выяснилось, она — Саурон. Но сначала это было непонятно. Потом музыка сменилась на трэшовый металлический запил, и к четверке хоббитов присоединилась добрая фея. С картонными крылышками бабочки. Она зачем-то таскала за собой зеленую тряпичную куклу. Которая только сначала была тряпичной, а потом ее заметит живой актер, которого все будут называть Горлумом, но сам он так ни слова и не скажет. Просто будет прыгать по сцене, как орангутан, каждый раз, когда кто-то будет брать в руки кольцо. Которое выглядело как сидушка для унитаза, да. И фея достала его из-под своей пышной юбки и повесила на одного из хоббитов.

Дальше четверка хоббитов встречалась с самыми разными персонажами — с полурыбой-полулисой, в смысле, на актрисе была маска лисы, а к заднице приделан лисий хвост. С двумя толстячками с поролоновыми животами и задницами. Они все время дрались друг с другом, а хоббиты их разнимали. Еще был странный тип в костюме бомжа с кучей нашитых на него консервных банок. Кого символизировала эта куча мусора — непонятно. Возможно, именно кучу мусора из кукольного мульта «Скала фрэгглов». Каждая встреча с новым персом заканчивалась танцевальным номером под какой-нибудь рок-хит, когда все танцуют. И выскакивала или фея с картонными крыльями, одно из которых все время норовило обвиснуть, или девица в черном — Саурон. Или хрен в зеленом костюме, если унитазное сиденьице перевешивали с шеи одного хоббита на шею другого.

Слов в этом представлении было очень мало. Так что никакого перевода с языка образного на язык человеческий в этом спектакле не подразумевалось.

— Однажды к дону Хуану, пришли ученики, — вполголоса сказал я, когда на сцене начался очередной танец. На этот раз хоббиты встретили трех девочек в детсадовских костюмах снежинок. И танцевали они под пинкфлоидское «Hey, teacher, leave them kids alone». — Учитель сидел на вершине холма, а на лице его застыло выражение благости и просветления. «О великий учитель, — вопросили ученики. — Скажи нам, есть ли в этой вселенной кольцо, которое может даровать власть над другими людьми, а также покой, счастье и процветание?» Открыл дон Хуан глаза, посмотрел на учеников просветленным взглядом и спросил: «Долго ли вы шли досюда, уважаемые?» «Три дня и три ночи!» — ответили ученики. «Тогда вот вам кольцо всевластия!» — заявил дон Хуан и надел одному из них на шею унитазное сидение. И снова закрыл глаза. «Но что это значит, учитель?» — вопросили трое из четырех. И только на лице одного из них появилось просветленное выражение…

— Перестань, а то я сейчас лопну, — шепотом простонала Ева.

— Мне кажется, что смеяться все-таки можно, — прошептал я, указав взглядом на пожилую пару весьма элегантного вида. Они выглядели как завзятые театралы. И смеялись. Дама даже вытирала слезы белым платочком.

— Тогда надо следить, когда другие смеются, — с серьезным видом сказала Ева. — А то подумают, что мы самозванцы, и в театре не разбираемся.

— Тебе так важно, что подумают другие? — я куснул ее за мочку уха.

— Конечно, важно! — заявила девушка. — Если кто-то скажет, что ему неважно, то он точно врет!

— Согласен, — фыркнул я. — Тогда буду следить за той парой и подавать тебе знак.

Тем временем, действо на сцене двигалось к своей кульминации. Девушка-Саурон дралась с феей с картонными крыльями на поролоновых мечах, четверка хоббитов скакала вокруг, передавая друг другу унитазное сидение. А вслед за ним прыгал и угукал зеленый Горлум.

Потом унитазное сидение с упало на сцену, зазвучала песня «Nothing Else Matters» Металлики, все начали танцевать грустный танец, Горлум упал поверх кольца, а потом на него упала девушка-Саурон. И сцена погрузилась в темноту.

Публика захлопала и заголосила «Браво!» Некоторые радостно смеялись. Мы с Евой тоже похлопали. В зале зажегся свет, и я начал оглядываться, чтобы понять, как отреагировали на эту сказочную бредятину толкиенисты. Судя по разговорам в «мордоре» многие из них к творчеству профессора относятся с большим трепетом, а тут… Гм…

Бес и его подружки ржали и хлопали так, что у них должны болеть ладони.

Галадриэль шушукалась со своими подружками.

Длиннолицый бард сидел с невозмутимым лицом.

Но в целом, им вроде как нормально. Хотя, возможно, им не столько сам спектакль понравился, сколько факт того, что их пригласили на мероприятие. Хотя обычно, узнав про их хобби, обыватели просто крутят пальцем у виска.

Актеры вышли на поклон, овации и радость на лицах стали еще более ярко выраженными.

— Что-то мне подсказывает, что нужно придержать критику при себе, — прошептал я Еве на ухо.

— Иначе нас с фуршета выгонят? — иронично ответила Ева.

— Типа того, — хохотнул я.

В общем-то, какая разница, что за бред происходил сейчас на сцене, если зрители в зале все равно довольны? Пусть даже это и не просто зрители, а специально приглашенные на допремьерный показ «свои», которые занимали от силы треть всех мест в далеко не самом большом зале Новокиневска.

Пока мы сидели в зрительном зале и пытались въехать в глубокий смысл показанного нам зрелища, какие-то неизвестные герои накрыли в фойе фуршетный стол. Из напитков имелись водка и советское шампанское, из закусок — нанизанные на пластиковые шпажки кусочки сыра, вареной колбасы и батона кубиками, треугольные бутерброды со шпротами, маслом и селедкой и копченой колбасой, соленые огурцы, соленые грузди со сметаной и художественно нарезанные яблоки и апельсины. Утонченная театральная публика с радостным гомоном принялась наполнять стопки и стаканы, толкиенисты сначала нервно жались в сторонке, поглядывая друг на друга, но потом тоже осмелели и потянулись к столу. Еще через какое-то время к вечеринке присоединились актеры, все еще в сценических костюмах. И вечеринка помчалась на всех парах к полуночи.

Поздравляли с премьерой, говорили витиеватые тосты, рукоплескали и смеялись.

Длиннолицый бард, окруженный пожилыми, но элегантными дамами, у которых в глазах уже искрилось выпитое шампанское, исполнил несколько заунывных баллад. Потом включили музыку и начались танцы.

Ходить по залу и прислушиваться к разговорам было интересно.

— … изумительная стилизация! Столько скрытых смыслов…

— … предлагаю выпить за нашу дорогую Анну Сергеевну!

— … долго служит? Ах, всего семь лет! Ну так он молодой еще совсем…

— … вы не понимаете! Образ Галадриэли в спектакле обыгран необычайно глубоко! Через противоречие рыбы и лисицы мы видим…

— … третью книгу? «Возвращение государя» так и не вышло пока. Я читал только в ужасном сокращенном переводе в «Повести о кольце». И еще по рукам ходит распечатка…

— … ну, что, вздрогнули? За прекрасных дам!

— … ужас был! Все же знают, что Марии Степановне уже за пятьдесят, ну какая Джульетта? А скажут, что я плохой грим наложила…

Разные разговоры сплетались в общее покрывало абсурда, компании перетасовывались, как разные колоды карт. Кто-то продолжал танцевать, в уголке травили анекдоты и смеялись с повышенным градусом пафоса. Я подошел к скучковавшимся возле квадратной колонны, заполненной фотографиями деятелей театра юного зрителя, своим. В своих кожаных плащах с заклепками они смотрелись как кучка злодеев, затевающих какое-то коварное злище.

— … это тетя Люда, представляете? — взахлеб рассказывал Бельфегор, размахивая руками. — Мамина подруга. А всегда такая приличная была!

— А что с ней теперь не так? — спросил я, облокотившись на стену. Мои были довольны. Выгул костюмов явно удался, закусок на столе хватало, выпивки — тоже.

— Да я же говорю! — Бельфегор сделал большие глаза и заржал. — Захожу в раздевалку сейчас, а там Бес тетю Люду… Того… Ну… Шпилит.

— Серьезно? — я оглядел фойе. Ага, вон там две его «боевые подруги», болтают с седеющим дядькой с одухотворенным лицом. А Эланор… Ага, тоже здесь. Сидит на подоконнике и со скучающим лицом слушает, что ей затирают двое парней из хоббитов. — Рисковый он парень!

— Да он всегда так! — заржал Бегемот. — Но тетя Люда…

— Нет, она красивая, конечно… — задумчиво проговорил Бельфегор, у него на лице даже появилось мечтательное выражение. — Но ей же уже… Эээ… Больше тридцати!

— Захотелось дамочке экзотики, что такого? — я пожал плечами.

— Парни, улыбочку! — раздалось за моей спиной. Я оглянулся и увидел того самого фотографа, который нас на эту вечеринку и зазвал.

— Погоди, в сторону отойду, а то я не в этом стиле! — сказал я.

— Да нет же! — запротестовал фотограф Витя. — Отлично смотрится как раз на контрасте!

Вспышка на мгновение ослепила, потом в глазах заплясал квадратик. И это как будто вернуло меня в реальность. Что я прохлаждаюсь-то? Брожу бесцельно, разговорчики подслушиваю… Ведь на этой легкомысленной тусовке вполне может оказаться масса полезных людей. Как, например, этот самый Витя. Нам же нужно фото для обложки дебютного альбома? Нужно!

— Эй, Вить, погоди! — окликнул я.

Знакомиться в такой обстановке — одно удовольствие. Подвыпившие творческие личности чрезвычайно общительны и очень радушны. Моя записнуха за эту вечеринку пополнилась десятком новых контактов. А голова — некоторым количеством новых идей. Я успел договориться с Витей и Верой — двумя фотографами — насчет студийных и натурных съемок. Обсудить с художником-оформителем из театра музкомедии идеи концертного оформления сцены, чтобы мои парни в их мрачных костюмах хорошо на ней смотрелись. Но главным уловом оказался Сережа, человек с видеокамерой. Не профессиональный оператор, а просто любитель. Просто у него была компактная видеокамера, и он азартно снимал на этой театральной тусовке все подряд. Мы обменялись телефонами, и он пообещал, что если я принесу свою кассету, то он с удовольствием запишет на нее все, что сегодня наснимал.

— Зачем это тебе? — полюбопытствовал Бельфегор, который слышал часть нашего разговора. — Нам же не на чем это смотреть будет, разве что к тебе в гости всем вместе забуриться…

— Так это вопрос времени, Боря, — усмехнулся я. — Вот представь, станет группа «Ангелы С» всероссийскими звездами, захотят про нас программу на телевидении сделать, а у нас есть, что показать. Ну или клип можно нарезать.

— На какую песню? — оживился Бельфегор.

— Не знаю еще, — я пожал плечами. — Сначала надо посмотреть, что там наснимал этот перец.

«Мне нужна видеокамера!» — снова подумал я. Архивные видеозаписи в будущем станут очень ценной штукой. Чем больше видосов, тем лучше. Они действительно могут послужить основой клипа. Ну и в будущем пригодятся. Для ютуб-канала.

Лестница вниз не предвещала вообще ничего хорошего. Ступени крошились под ногами, обнажая ржавые арматурины металлического каркаса. Мигающая на последнем издыхании лампочка. Исцарапанная надписями дверь.

«Ну вот, наконец-то настоящий говнарский концерт!» — удовлетворенно подумал я, оглядывая темное помещение с низким потолком. В свете тусклых ламп завихрялись клубы табачного и не очень дыма. Рожи публики, которые у меня получалось изредка выхватывать из толпы, выглядели под стать месту. Кажется, весь этот народ собрался в клубе-подвале, который гордо назывался «Империя Рок», еще со вчерашнего дня. И со вчера же квасил. Так что запах тут стоял соответствующий — перегар пополам с прокисшим потом, приправленный нотками блевотины. Из колонок раздавалась немелодичная какофония. Нагруженные инструментами, мы пробрались до двери в подсобку, расталкивая стеклянноглазых зрителей.

— А платить за этот концерт будут? — спросил я у хмурящего брови Астарота. — И где, кстати, «Каганат», они же уже здесь должны быть…

— Мы же по дружбе помогаем, какие еще деньги? — дернул плечом Астарот.

— Понятно, просто так спросил, — усмехнулся я. — Но второй вопрос остается открытым.

— Они… Это… — тощий сутулый парень с сальными сосульками волос и в рваной до пупа футболке икнул и почесал в затылке. — Уже должны быть…

— Так, а ты кто? — спросил я. В подсобке, кое-как приспособленной под гримерку для выступающих, кроме нас пятерых был только один персонаж. Вот этот самый. Но я сначала его не заметил, потому что он лежал на матрасе в углу. А когда мы развели суету, притащив свое барахло, поднялся.

— Я… ик… Это… — на лице персонажа отразилась работа мысли. — Саня, в смысле — Сан-Франциско. Это мой клуб.

— Алишер сказал, что будет здесь с семи, — возмутился Астарот. — Уже половина восьмого, и где он?

— Он… ик… — бледные брови на лице Сан-Франциско зашевелились. Он принялся медленно шарить по карманам. — Я вспомнил. Сейчас…

Он зацепился пальцем за дыру в футболке, запутался, рванул. Разодрал еще сильнее. Потом, наконец-то попал в рукой в задний карман джинсов и вытащил оттуда огрызок мятой бумаги. Мутные глаза уставились на меня. — Записка у меня тут… Астарот — это же ты?

— Я Астарот, — наш фронтмен оттер меня плечом и выхватил бумажку из трясущейся руки хозяина клуба. — Что за фигня? Почему тут только половина?

— Я… ик… Наверное, надо было, — Сан-Франциско закачался и ухватился за стену. — Свернуть надо было… Но я запомнил. Алишер… ик… С ребятами приедут в девять. Он сказал, чтобы вы концерт… Того… Начинали пока. Разогрели публику, то-се…

— Да тут все и так, хе-хе, разогретые, — усмехнулся я.

— Но он точно приедет? — Астарот ухватил своего покачивающегося тезку за плечо. — Он вообще где?

— Уехали… ик… — Сан-Франциско мелко заморгал, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на ком-то. Получалось у него плохо. — В общем, сначала с ним была Дина, а потом… ик… Приехала Жаба. Дина на Жабу бросилась и разбила очки. И ухо еще… Дикарю…

— Тоже разбила? — уточнил я.

— Неа, порвала, — Сан-Франциско помотал головой и чуть не рухнул от этого жеста, но Астарот его от падения удержал. — Серьгу вырвала. Такая ржака…

— Ну да, согласен, очень смешно, — фыркнул я. — И дальше что было?

— Они в травму пошли все, — сказал он.

— А инструменты? — спросил я, оглядывая пустую подсобку.

— С… ик… ин… Инструментами, — утвердительно кивнул Сан-Франциско. — Алишер сказал, что скоммуниздят еще… Так что…

— Но к девяти вернется? — лицо Астарота стало растерянным. — Точно?

— Ик… — снова кивнул Сан-Франциско, уже ни на кого не глядя. — Так что… ик… Начинайте концерт, а он потом подхватит. Ик… А мне надо срочно…

Он закрыл рот обеими ладонями и бросился к двери.

«Не добежит, — подумал я. — На сцену надо выходить аккуратнее…»

— А нам точно надо выступать? — жалобно озвучил мучивший всех вопрос Кирилл. — Там же пьяные все уже…

— Алишер ведь может и не приехать… — пробубнил Бегемот.

И все трое музыкантов посмотрели на Астарота.