Так-то мозгом я понимал, что незаметно свалить сейчас было бы логично, правильно и безопасно. Не распаковываясь, сгрести свои баулы и незаметно покинуть уродский подвал. С другой стороны — сфигали, вообще? Разве не что-то подобное представляешь, когда впервые озвучиваешь свою мечту о роке? Тут прямо эталон ведь! Отстойная акустика, зассанный двор, потому что сортир в этом подвале давно и прочно не работает, бухая в ноль публика и табачно-канабисовая дым-машина в сотню ртов. И сцена, сварганенная из какого-то строительного мусора.
Идеально!
Жаль, что камеры нет, заснять такой концерт — и готовый клип получится. Атмосфера — просто конфетка.
— Алишер точно не приедет, — продолжал гнуть свою линию Бегемот. — А народ там его ждет. И «Каганат». Мы же типа только на разогреве должны были быть.
— Я пообещал, что мы выступим, — неуверенно промямлил Астарот.
— Но Алишера же здесь нет, — развел руками Бегемот. — И инструментов тоже…
— И что? — я встал рядом с Астаротом. — Если не приедет, значит концерт будет только нашим.
— Так там же все в никакаху! — почти взвизгнул Бегемот. Не хотелось нашему толстенькому ударнику выходить на эту сцену. С одной стороны, отлично его понимаю, с другой…
— Что, зассал, Бегемотик? — я легонько толкнул его в плечо. — По-твоему, мы в детском саду на утренниках должны выступать? Или во всяких дк, где на заднике все еще плакаты с Владимиром Ильичом болтаются?
— Ничего я не зассал! — набычился Бегемот. — Но там же никто этот концерт даже не вспомнит!
— Мы вспомним, — я оглядел своих «ангелочков», нервно переминающихся и растерянных. — Народ, вы чего? Это же подвальный рок-концерт! Они разве не все так проходят? Вы что, зря репетировали, получается? Алишер… Да и хрен с ним, с его «Каганатом»! Вышли, откатали программу, ушли. Что может пойти не так?
Судя по лицу Астарота, он надеялся вовсе не на такую поддержку. Скорее наоборот, рассчитывал, что я приму сторону ребят и выскажу что-то убедительное, чтобы сейчас по-тихому свалить, а уже потом как-то объясниться с Алишером.
— Если мы сейчас сбежим, то получится, что мы кинули «Каганат» с разогревом, — хмыкнул я. — А если останемся и выступим, то Алишер останется нам должен, ведь так?
— Ой, слушайте, правда, чего мы как эти самые? — первым вышел из тревожного паралича Бельфегор. — Зря что ли мы это все тащили? Давайте настраиваться, пойду посмотрю, что тут за аппарат.
Бельфегор выскочил за дверь. Бегемот смущенно взялся расчехлять баулы. Ни на кого не смотрел, шевелил губами и бровями. Как будто сочинял убедительные аргументы в пользу своей позиции и перед воображаемым зеркалом их репетировал.
Кажется, в зале никто даже не заметил, что на сцене появились музыканты. Патлатая публика продолжала неровным шагом перемещаться туда-сюда, передавая друг другу бутылки и дымящиеся бычки. На мой трезвый взрослый взгляд все это напоминало какое-то скопище бомжей с оплывшими рожами и в стремных тряпках. Никаких ярких панковских ирокезов или миллиона заклепок на куртках. Из опознавательных признаков — только длинные волосы, да и то не у всех. Девушки… Вроде девушки тоже среди толпы были, но отличить их от парней было непросто. Публика сливалась в общее тошнотворное нечто.
— Запили что-нибудь задорное, чтобы взбодрить, — сказал я Кириллу, который смотрелся самым нервным из наших. Он посмотрел на меня испуганным взглядом и вцепился в гитару так, что пальцы побелели.
— Да нормально все будет, Каббал! — подчеркнуто-жизнерадостно сказал Кириллу Бельфегор. — Давай, изобрази риф, как ты умеешь!
Кирилл пробежался по струнам пальцами. Из колонок вырвался хрипящий и визжащий звук. Нда, качество аппаратуры, конечно… Ладно, хоть электричество есть…
Народ начал оглядываться на сцену. На лицах появилось тупенькое недоумение. Мол, что там такое? Концерт какой-то?
Астарот водрузил на голову конструкцию с рогами и шагнул к микрофону.
— Благословение князя тьмы этому подвалу! — рыкнул он. Сцена определенно на него отлично влияет. И не скажешь, что пять минут назад он жевал сопли и готов был сбежать.
Я сжал кулаки на удачу. Ну, погнали что ли!
Зловещей поступью шагнула ночь
Завыли волки над могилами в лесу
Свет и добро умчались прочь, прочь!
Когда над миром встала ночь, ночь!
И жертвы повелителю несут
Давай, Сатана, собирай свою жатву!
Идем за тобой мы как тени
Когда за грехи наступает расплата
Добро пожаловать
В царство привидений!
Я разбирал текст только потому, что знал, что именно поет Астарот, потому что читал все тексты в напечатанном виде. А здесь из-за хренового звука было точно ни слова не понятно.
Но народ потихоньку начал шевелиться, часть даже потянулась к сцене, кое-кто даже притопывал в ритм песне.
— Колбаса! — взревел один из патлатых зрителей, рванул вперед, вытягивая козы на обеих руках.
— Колбасааааа! — подхватила остальная публика. — Хой! Хой!
Песня потерялась в оре толпы, но ребята героически продолжали играть. Какой-то борзый хрен в майке-алкоголичке, покрытой пятнами, и я не хотел знать, от чего именно. Запрыгнул на сцену и принялся трясти немытыми патлами. И к нему тут же намылился второй.
Ну, тут мне совершенно ясно, что нужно было делать. В этой «Империи Рок» никакой охраны не подразумевалось. Или, если кто-то подобный и был, то они тоже уже были бухие. Значит сохранять порядок на сцене — моя задача.
Я аккуратно взял бузотера за локоток и чутька придал ему ускорение. Тело с ревом грохнулось на руки толпе. И толпа даже его удержала секунды на три. После чего расступилась, и волосатик оказался на полу.
— Это разве «Каганат»? — обдав меня облаком перегара, спросил бритый налысо тип в кожаной куртке на голое тело.
— Это «Ангелы С», они на разогреве, — прокричал ему в ухо я.
— А «Каганат» где, я не понял? — тело качнулось, едва не рухнув на меня.
— Скоро будет, — ответил я, отводя в сторону его лицо, чтобы он не дышал на меня.
— Я не понял… — набычился тип.
— Все будет, брателло! — заверил я, приобнял лысенького и уволок подальше от сцены. Он сфокусировал глаза на батарее бутылок на столе возле облезшей батареи и двинул туда. Отлично. Я вернулся на свой пост у колонки.
— Следующая песня посвящается тем, в чьих душах живет тьма! — объявил Астарот. Кирилл, уже явно приободрившийся, пробежал пальцами по струнам.
Мы дети тьмы
Мы такими рождены
Мрачные умы
У нас с тобой
Мы дети тьмы
Мы о смерти видим сны
Собираемся мы
И идем за тобой
Только во мраке
Наше счастье
Наше счастье
Лишь во тьме
Сегодня начало
Нашей саги
Темное жало
Идет к тебе!
Я выпроводил со сцены очередного желающего потрясти патлами. Тот запротестовал, начал еще в полете размахивать кулаками, засветил кому-то в чан. Началась пьяная потасовка. Но быстро захлебнулась, превратившись в кучу-малу.
— Колбасаааа! — снова завыл патлатый бухарик и с разбегу прыгнул на эту самую кучу.
— Уоооо! — заорали остальные. — Хой! Даешь! Хой-хой-хой!
Куча пополнилась новыми телами, зал наполнился воплями, ржанием и такими звуками, будто кто-то блюет.
«На самом деле даже неважно, что они там поют, — подумал я, наблюдая за всем этим коллапсом. — И как играют, неважно…» Будь я бухим, меня, наверно, тоже бы вштырила эта обстановка всеобщего трэша и угара. Ну, то есть, изнутри этого всего наверняка казалось, что тут сплошной драйв и отрыв. На деле же патлатые зрители двигались небыстро и на ногах стояли нетвердо. Заметно было, что бухают они не первый день. Но им норм. А значит и мне норм.
— Я не понял, а где «Каганат»? — рядом со мной снова материализовался тот же лысик. Только теперь на его руке повисло еще одно тело. И я даже не сразу сообразил, что женское. Понял только когда патлатая голова поднялась. Бледное лицо уставилось на меня мутными глазами. Футболка девушки была художественно порезана. И через прорези маячили юные упругие сиськи. Сколько лет этому цветочку, интересно?
Девушка сфокусировала на мне взгляд, расплылась в улыбке и сложила пальцы козой.
— Да ладно, Боб, нормально поют же! — сказала она.
— Я пришел на концерт «Каганата»! — упрямо пробубнил лысый.
— А я пришла, чтобы меня трахнули! — заявила девица и принялась стягивать и без того ничего не скрывающую футболку через голову. — Хочешь меня трахнуть?
Она посмотрела на меня и облизнула губы. Если мне чего и хотелось в отношении этой девицы, так это надавать ей пощечин и сунуть головой под холодный душ.
— Я не понял… — протянул лысый и захлопал глазами.
— Хочу, чтобы вот тот, с рогами меня трахнул! — пьяно заявила девица, оттолкнула лысого и протиснулась в первый ряд зрителей. Тряся голыми сиськами.
«Ну действительно, что тут может пойти не так?» — фыркнул про себя я, оттаскивая лысого опять в сторону стола с бутылками. Кажется, они все уже пустые, но на какое-то время поиски алкоголя этого парня точно займут.
Кто-то осторожно похлопал меня по плечу. Я оглянулся и встретился взглядом с раскосыми глазами Алишера. Он был совершенно трезвый, на скуле расцветал свежий синяк, а позади него маячила тощая рыжеволосая девица с длинными лягушачьими губами.
— Надо поговорить! — прокричал мне в ухо Алишер и потянул меня за рукав в сторону подсобки.
— Алишееер! — заорал опять выползший из толпы лысик. — Даешь «Каганааааат»!
— Каганат! Каганат! — подхватила толпа.
— Да быстрее же! — Алишер увернулся от пьяных объятий своего лысого поклонника, и мы нырнули в подсобку. — Мать твою… Слушай, Велиал… А чего ты не играешь, кстати?
— Долгая история, — отмахнулся я. — Что там у тебя?
— В общем, это все Сан-Франциско учудил, — начал оправдываться Алишер. — Должен был проставиться сегодня. И еще Будильника менты забрали, сейчас в обезьяннике сидит. Начал тоже квасить, угашенный уже был к утру.
Рассказ был сбивчивым, перскакивающим с пятого на десятое, но к сути Алишер все еще не переходил. Я одним ухом слушал его, другим — что происходит в зале. Пока все было штатно — Астарот поет, инструменты играют, публика не в такт бесится.
— Вы играть-то будете? — перебил я Алишера, когда мне надоело следить за его извилистым полетом мысли.
— Дак я к чему и веду-то! — обрадованно воскликнул он.
— Тебе второй фофан где поставить, внук Чингисхана? — ласково спросил я, ухватив казаха за грудки.
— Велиал, я же говорю, это Сан-Франциско намудрил! — Алишер попытался вырваться, но хрен там. — Я проставлюсь перед твоими, честно!
— Конечно, проставился, — усмехнулся я. — Но сначала на сцену выйдешь и будешь своим бухим фанатам мозги пудрить, пока ребята инструменты соберут, понял?
— Велиал, ну что ты как этот самый… — Алишер снова попытался вывернуться, но я подтащил его поближе и сказал прямо в лицо.
— Слушай меня, сын степей! Идешь на сцену, ждешь конца песни, забираешь у Астарота микрофон и базлаешь туда, что хочешь. Про Сан-Франциско рассказываешь, про Жабу, про черта с рогами.
— Ты кого назвал Жабой, сволочь?! — заверещала рыжая девица.
— Алишер? — я тряхнул казаха.
— Я понял, понял! — сказал тот. — Иду на сцену уже.
— Я провожу, — усмехнулся я и поволок его на выход.
— Блиииин, кто-то наблевал тут, а я вляпался… — заныл Алишер. Но выпускать я его все равно не стал.
Драка началась, когда мы уже почти ушли. Вот реально, пара шагов до выхода осталась. И, как всегда в таких случаях и бывает, понять, кто начал и какого хрена, довольно сложно. Как будто все разом съехали с катушек и принялись наносить хаотичные удары.
Я прописал пинка толстому патлатому парню, который навис над Бельфегором. Ткнул в почку задолбавшего меня уже за этот вечер лысого, уклонился от пары ударов и проскользнул в сторону выхода. Дорогу освободить.
И как раз в этот момент раздалась трель милицейского свистка…
— Гитару жалко… — Кирилл шмыгнул носом. На щеке — пятно крови, что, впрочем, не делало его ботанскую физиономию брутальнее. Скорее уж можно было подумать, что у него носом кровь пошла, чем что он с кем-то подрался. Притихшая публика расселась вдоль стен, у единственного выхода топтался молодой, но очень серьезный ППС-ник. А двое других наседали на протрезвевшего от таких раскладов Сан-Франциско. И еще один бубнил что-то в шипящую рацию.
— Да, блин, попали, — фыркнул Астарот. Ему досталось больше — на лбу ссадина, на скуле — быстро опухающий кровоподтек. Бельфегор отделался легким испугом, а Бегемот баюкал кулак со ссадинами на костяшках. Но в целом «Ангелы» держались бодрячком и со смехуечками. Спонсором хорошего настроения оказался как раз Алишер. Который сначала принялся пространно затирать что-то публике, а когда началась буча, этот потомок Чингисхана ухитрился еще и сбежать самым первым. Так что теперь мои гаврики чувствовали себя практически героями боевых действий. Вот только гитару и впрямь было жалко. На Кирилла вместе с ней упало пьяное тело. И теперь его, в смысле, моя «Электроника» представляла собой ни к чему не пригодную груду мусора.
— Можно мою акустику подключить, — Кирилл снова шмыгнул носом. — Мы же на отчетнике будем «Монаха» играть, нормально будет…
— Басуху бы… — вздохнул Бельфегор. — Можно на концерт гитару у Матвея Игошина попросить…
— Ага, так он нам свой «Фендер-Стратокастер» и дал… — хмыкнул Астарот.
— У него не только фендер, — вздохнул Бельфегор.
— Сначала с акустикой попробуем, — сказал Астарот и посмотрел на Кирилла. — Принесешь на репетицию?
— Конечно, — Кирилл просиял.
— Эй, придурки! — гаркнул один из ППС-ников. — Документы приготовили!
Часть стремительно трезвеющей публики зашевелилась и полезла по карманам. Кто-то заныл, что он документы с собой не носит. Кто-то, услышав чужое нытье, принялся подвывать, чтобы его срочно отпустили, а то у него знаете, кто папа? А кто-то снова зазвенел бутылками.
— Разговорчики! — прикрикнул мент. — По одному подходим с паспортом в зубах, ясно вам?
— А у кого нет паспорта? — спросил я. Мы сидели в сторонке от остальной публики. На самой сцене. Не чтобы особое положение подчеркнуть, а чтобы инструменты на проходе не держать. А то мало ли, вдруг кому приспичит ломануться. Тогда можно и не только без гитары остаться. Надо, кстати, посмотреть, может ее еще починить можно…
— С теми в отделении разбираться будем! — веско заявил страж порядка.
— У тебя что, паспорта с собой нет? — испуганно спросил Бельфегор.
— Есть, — хмыкнул я. — Просто так спросил, на всякий случай.
Тут переговорщик по рации подошел к остальным своим товарищам, и они принялись хмуро совещаться.
Картина была — яснее ясного. Тусич в подвале задолбал жильцов соседнего дома, и они настучали. Судя по скучающим рожам ментов, не в первый раз. Этот шалман явно и раньше уже разгоняли.
Луноходов для доставки пьяных, но уже вполне пристыженных и смирных любителей рок-музыки, им не дали. Да что там, им даже протокол составлять лень! Самый молодой просто переписывает фамилии из паспортов на чистый лист бумаги и выпускает наружу по одному.
— Надо Шутихину позвонить, — сказал я.
— Максу? — оживился Бельфегор.
— Можно и его папе, конечно, — хмыкнул я. — У него отличное место для квартирников. Но вообще я, конечно, Макса имел в виду. Все равно ведь собирался.
— Хочешь его к нам переманить? — спросил Бельфегор и бросил быстрый взгляд на Астарота. Ну да, фронтмен наш болезненно одержим идеей, что в группе должны быть только свои в доску. Чтобы в одной школе учились, как минимум.
— Ну может не совсем, — я пожал плечами. — Можно порепетировать, послушать наше звучание с басухой. Потом уже подумаем. Он же играет уже в какой-то группе.
— У него, кстати, точно есть гитара! — воскликнул Бельфегор. — Ему отец из Москвы привез еще пять лет назад. И сейчас она без дела пылится.
— О, раз такое дело, значит, тем более нужно звонить Шутихину, — кивнул я. — Ты не против, Астарот?