Глава 14

- Я же еще на концерте в “Юбилейном” зазнакомился со всяким народом, - сказал Астарот. - Ну, мы там нормально выступили, ко мне люди подходили, говорили… В общем, и был тот мужик, который еще до этого в нашей квартире был. Важный какой-то дядька.

- Тропилло? - уточнил я.

- Ну да, кажется, - неуверенно кивнул Астарот. - Андрей его зовут.

- На Иисуса похож? - спросил Бельфегор.

- Что-то такое есть, ага, - подтвердил Астарот.

- Значит, точно он, - закивал Бельфегор. - Так что он сказал?

- Если ты меня перебивать не будешь, я расскажу, - огрызнулся Астарот. - Он, короче, сказал, что нам надо обязательно попасть в сетку радиовещания. Дать взятку или что угодно еще. Похвалил звук, сказал, что недочеты есть, конечно, но это фигня, накопим денег - исправим. Но что на радио надо обязательно.

- Ага, на радио, - фыркнул Бегемот. - И куда нас там будут ставить? В концерт по заявкам радиослушателей? На нашем радио, кажется, сидят такие пенсионеры, которые, кажется, даже не заметили, что Советский Союз закончился.

- Думаю, он имел в виду коммерческие музыкальные радиоканалы, - сказал я.

- Что-то я не слышал про такие в Новокиневске, - буркнул Бегемот. - По телеку видел, что в Москве есть “Европа плюс”. Но так то в Москве. Там из таких, как мы, наверняка очередь длиной в километр…

- В смысле, не слышал? - Бельфегор аж вскочил от возмущения. И треснулся головой об верхнюю полку. - А как же “Радиоканал-семь”?

- Блин, а ведь точно… - проговорил Астарот. - Я даже как-то про них и забыл… Это же они вещали в прошлом августе, когда везде “Лебединое озеро показывали”?

- Да-да-да! - закивал Бельфегор. - Дядя Женя Баранов хороший друг моей мамы, а он там инженер. Это он наладил тогда старый военный передатчик, а его друг…

Бельфегор тараторил со скоростью пулемета, рассказывая историю, которую я даже слышал в своем будущем прошлом. Есть, точнее был… или будет?... у меня приятель Саня, упоротый радиолюбитель, у него весь дом завален всякими железяками, а канифолью от него пахнет вообще перманентно. Так вот, он рассказывал, как его однокурсник со своими друзьями основали первую чуть ли не в России частную радиостанцию в каком-то домишке на берегу Киневы. Как экранировали приемник железной сеткой от кровати. Как круглый стол со свалки приволокли и приделали ему кривой чурбак вместо сломанной ножки. Зато у них появился стол для редакции. Как потом случилось наводнение, и домик этот их смыло в Киневу вместе с куском берега. Но главное сокровище - передатчик и катушечный магнитофон, радийщики-энтузиасты успели спасти. Про ночного диджея Свету, которая была страшна, как ядерный взрыв, зато у нее был такой магический голос, который своим волнующим тембром вызывал эрекцию даже у импотентов и геев. Про то, как тогдашний мэр Новокиневска после катастрофы проникся проблемами радиостанции и выделил им другое помещение на выселках - бывшую гостишку для дальнобоев. Одноэтажный барак возле трассы южного направления, рядом с которой по старой памяти тормозили фуры, и их водители много возмущались тому факту, что здесь больше не кормят, не укладывают спать и не предоставляют доступные секс-услуги… Впрочем, кажется, переезд произойдет позже. Кажется, Саня говорил, что судьба у радио такая - первое вещание случилось в день путча, первый выпуск из нового места - в день обстрела Белого дома, а самый последний, до поглощения их маленького, но гордого канала набравшим силу и могущество медиахолдингом “Кинева-Продакшн” - в день дефолта девяносто восьмого.

Бельфегор рассказывал вот это же самое, размахивая руками. А я сидел и улыбался, потому что в памяти всплывали наши долгие разговоры с приятелем Саней и его рассказы о… Хм. Так это получается, что я его скоро увижу. Он же на этом самом радио работает, о котором Бельфегор рассказывает сейчас примерно с тем же огнем и азартом, как и Саня тогда. В прошлом-будущем.

- Так значит надо встретиться с твоим дядей Женей! - уверенно заявил Астарот. - Закинуть ему кассету, пусть иногда ставят наши песни.

- Да, обязательно! - Бельфегор нетерпеливо заерзал, будто ему хотелось уже прямо сейчас, немедленно, сию минуту звонить этому дяде Жене. - Блин, уже так домой хочу, ужас! У нас там столько всяких важных дел! И “Фазенда” еще. И радио вот… И надо еще клип снимать срочно! Вов, слушай, а можем мы еще раз попросить Влада, чтобы на “муке” устроить съемки? Чтобы во как тогда для рекламы, только чтобы мы не изображали “Кисс”, а свою песню пели? Мы с Кирюхой тут ночью обсудили, что если вот ту новую песню Астарота сделать чуть потяжелее, то будет отлично, если часть видео будет снято на той же самой сцене, только…

- Думаю, можно, - я пожал плечами. - Почему нет?

- А еще я знаете что подумал… - продолжал тараторить Бельфегор. - Что нам нужно на “Фазенде” выступать на каждой вечеринке. Хотя бы по несколько каверов петь. Чтобы как бы не концерт, а… Ну, вы понимаете. Я после “Юбилейного” понял, что нам нужно больше выступать, чтобы прямо до автоматизма, чтобы от зубов отскакивало, как наша литераторша говорила. А то, честно говоря, я тогда вышел на сцену и чуть-чуть потерялся. А еще…

- Тссс… Не торопись, нам еще долго ехать, успеем все обсудить, - засмеялся я.

- Уф… Меня прямо разрывает от этого всего, честно-чесно! - Бельфегор плюхнулся обратно на место и на секунду расслабился. Но тут же снова заерзал, потянулся к своей сумке, вжикнул молнией.

- Давайте чаю попьем, - предложил он. - У меня есть пакет пышек и конфеты. Я одну коробку для мамы везу, а вторую давайте сейчас сожрем!

- А у мне наша хозяйка квартиры передала пакет с пирожками! - спохватилась Ева.

- А у меня есть вафли, я в кулинарии купил! - встрепенулся Бегемот.

“Ангелочки” пришли в движение. Кто-то погнал в проводнику за чаем, зашелестели газеты и бумажные пакеты, запахло жареным тестом пышек, шоколадом и прочими вкусностями. Кто-то из соседей по вагону начал недовольно бухтеть, что мол, ночь на дворе, что еще тут за чаепитие. Но нам было плевать. Слишком у мы были взвинчены, слишком много впечатлений хотелось обсудить, слишком много планов в голове клубилось, чтобы можно было вот так просто развернуть влажноватое постельное белье и уложить юные творческие головы на тощие поездные подушки. Сорян, соседи. Скажите спасибо еще, что песни не поем.

Пили чай из неизменных граненых стаканов в подстаканниках. Жевали пирожки, пышки, конфеты, вафли, печенье и липкую сладкую тулумбу, которая, как и пышки, была для нас чисто питерской экзотикой, в Новокиневске такие штуки не делали. Болтали, перебивая друг друга делились впечатлениями о новых знакомствах. Без всякого перехода делились своими идеями и возможными планами на ближайшее будущее. Смеялись до слез, вспоминая бурные вечеринки, в которых успели поучаствовать. И этого всего было так много, что темы для разговоров все не кончались. За окном черная тьма уступила место хмурому серому дню, а сон все никак не приходил.

Обратная дорога всегда короче. Казалось, что мы только-только погрузились в поезд, буквально недавно еще обнимались с музыкантами из “Папоротника” и торопливо строили планы на дальнейшую взаимовыгодную дружбу с Сэннсеем, а вот в окнах уже мелькают балки моста через Киневу, а на высоком берегу возвышается серая махина элеватора. И совсем скоро нам уже выгружаться на перрон, спуская с высоких ступеней поезда наши музыкальные инструменты. И заново привыкать к трескучим морозам, хотя по календарю уже сегодня наступает весна. Правда, новокиневской погоде это объяснить забыли, так что за бортом нас ждал полновесный тридцатник ниже нуля. И первое тепло обещало начаться только через неделю-другую.

- Кошмар, как же холодно! - Бегемот запрыгал на месте, хлопая себя по бокам. - Сегодня же первое марта, какого хрена вообще?!

- А нам еще все это тащить до завода, - стуча зубами, проговорил Бельфегор. - Тут недалеко, конечно…

- Ничего не надо тащить, только до машины, - заявила Кристина.

- До какой еще машины? - недоуменно спросил Астарот.

- Я попросила Славу нас встретить, вон он идет, видите? - Кристина указала пальцем в сторону распахнутых ворот на привокзальную площадь. Я в очередной раз умилился. Да уж, времена турникетов наступят еще нескоро, сейчас в девяностые на перрон можно спокойно зайти прямо с улицы. И вход в здание вокзала никак не регламентируется. С одной стороны - очень удобно, конечно. Свобода, и все такое. С другой… Блин, сколько же сброда сейчас тут толчется, жесть. Какие-то бомжи, цыгане со своими тюками и оравой мелких наглых детишек, темные личности всех мастей… В зале ожидания тусят наперсточники и еще какие-то жулики. И вообще ощущение такое, что вокзал - это самое стремное и маргинальное место, которое только можно придумать в Новокиневске. Да и не только в нем, что уж. Можно подумать, в Питере, откуда мы только что приехали, ситуация лучше.

- Что еще за Слава? - ревниво спросил Астарот, разглядывая приближающегося к нам парня в коричневой дубленке и мохнатой лисьей шапке. Молодой мужик выглядел сытеньким, жизнерадостным и смотрел только и исключительно на Кристину.

- Просто друг, - дернула плечом Кристина. - Мы с ним вместе учимся. Я попросила его нас встретить. Мы же билеты заранее купили, я точно знала, когда мы приедем.

- А почему ты мне не сказала? - требовательно проговорил Астарот.

- А что тут такого? - Кристина снова дернула плечом и шагнула навстречу этому своему другу. - Привет, Славочка! Очень тебя рада видеть! Ты же поможешь это все дотащить? Вот эта штука очень-очень тяжелая.

- Привет, Долли! - жизнерадостный Слава чмокнул Кристину в щеку и только теперь оглядел нас. - Здорово, парни. Давайте, командуйте, что помочь!

Надувшийся Астарот промолчал и отвернулся. Но все остальные были совершенно не против неожиданной помощи. А я даже выдал себе мысленного леща, что сам до такой простой вещи, как машина на обратной дороге, не додумался. Замотался, мозг вовремя мне перспективу тащить весь наш стафф от перрона до завода как-то в красках не изобразил. Типа, тут же рядом, дотащим, не привыкать. Только минус тридцать не учел. С такой погодой нефиг делать пальцы отморозить на том же поливоксе, у него же кофр металлический.

“Ангелочки” и новоприбывший Слава подхватили вещи и радостно потопали к грязно-белому микроавтобусу. Только Астарот с Кристиной приотстали, и наш фронтмен что-то горячо своей девушке шепотом заяснял. Ну, так-то его можно понять. Волнуется, как бы эксклюзивность на свою божественно-красивую девушку с кем-то другим не начать делить. Тем более, что этот Слава смотрелся парнем весьма упакованным. Ему было лет, наверное, тридцать. Но знаки внимания он оказывал нашей Кристиночке вовсе даже не отеческие.

Прислушиваться к разговору парочки я не стал. Благо, как любой взрослый человек легко мог представить его содержание буквально до последней фразы.

В “рафик” мы сумели упихаться все, вместе с инструментами и багажом. А Слава оказался настолько любезен, что пообещал не только завезти наши инструменты на завод, но и доставить всех по квартирам. Безо всяких условий, оплаты или чего-то подобного. Потому что друзья Долли - его друзья, и все такое.

Понаблюдав какое-то время за общением Кристины с этим парнем, я пришел к выводу, что Астароту с этой стороны ничего не угрожает. Румяный Славик находился в глухой френд-зоне. И выбраться из которой ему не светит ни при каких обстоятельствах. Этот положительный и упакованный мужик ел у нашей куклы Барби с руки и готов был мчаться на ее зов по щелчку пальцев.

“А хороший у него микрик…” - подумал я, прикидывая, как удобно на таком было бы гонять на всякие гастроли в райцентры. Мысленно выдал себе оплеуху за то, что строю планы на человека из чужой френд-зоны. Такое себе удобство - таскать с собой мужика, безответно влюбленного в девушку фронтмена. Но мысль засела в голове как заноза. Нам реально нужен микроавтобус. Эта поездка в Питер слегка распахнула мои горизонты планирования, появились смутные и пока что неоформившиеся планы на “захват мира” и какое-нибудь новое звучание. Но убеждение, что гастроли и концерты в жизни у музыкантов обязательно должны быть, никуда не делось, а только укрепилось. Нельзя запереть их в студии, в надежде, что они там сотворят шедевр и перевернут мир рок-музыки девяностых. Если они не будут выходить на сцену и видеть своих поклонников, не будут слышать овации и вопли, то и музыка их скоро сойдет на нет. Особенно остро я это понял в тот момент, когда стоял на сцене дворца молодежи в Питере и пел вместе со всеми “Видели ночь”. Сцена - это какой-то особый вайб, который ничем нельзя заменить. Тот же Астарот только на сцене раскрывается по-настоящему. Такая энергетика из него хлещет, о наличии которой в обычной жизни даже не подозреваешь… И чем больше он выступает, тем сильнее она становится.

Так что нужны концерты.

А значит - нужен вот такой вот рафик. Вместе со Славиком или без него - неважно. Скоро у меня самого появятся, наконец-то права, и можно будет не греть голову. Осталось придумать, как заполучить такую машину в пользование. Временное и постоянное…

- О чем задумался? - тихо спросила Ева. - У тебя такое лицо кровожадное, будто ты собрался как минимум третью мировую развязать.

- Да не, просто о Римской империи задумался, - заржал я. Ева, конечно же, шутки не поняла, но я не стал вдаваться в подробности мемов далекого будущего. Просто обнял ее и прижал к себе еще теснее. - Поехали ко мне?

- Да, - чуть подумав, кивнула Ева. - Не хочу пока возвращаться, пусть поездка продлится подольше. Папе от тебя позвоню и скажу, что завтра приеду.

- И до универа от меня ближе, - улыбнулся я.

- Да… - медленно кивнула Ева. - Знаешь, мне как-то так странно сейчас. Все кажется таким маленьким и тесным. И вокзал, и машина, и город…

- Думаешь, нам все-таки стоит перебраться в Питер? - спросил я.

- Нет-нет, - она покачала головой. - Не знаю… Мне надо сначала все обдумать. Хотя нет, не надо обдумывать. На самом деле, я уже все решила. Я не хочу переезжать из Новокиневска, я просто хочу чаще куда-то ездить. В Питер… В Москву… На Черное море. Ты знаешь, я ведь на Черном море была только в детстве. Мы тогда с мамой и папой ездили чуть ли не каждый год. В Крым, в Геленджик, в Сочи. А потом почему-то перестали. Давай летом поедем на море?

- Давай, - согласился я. - Устроим “ангелочкам” концерты на набережной, возьмем палатку напрокат, переночуем под звездами…

- О, на море! - бесцеремонно вмешался в наш разговор Бельфегор. - Точно, а давайте летом на море махнем, а? Мне парни в Питере рассказывали, что они каждое лето гоняют в плацкартном вагоне. И живут в палатках прямо на пляже. Можно созвониться и узнать места, а?

- Звучит как план-капкан! - засмеялся я.

- На Транспортную кому надо было? - спросил с водительского места Слава.

- Да-да, это мы с Евой приехали! - я поднялся с места, быстро пожал руки “ангелочкам”, подмигнул Кристине, и мы с Евой выбрались из “рафика”.

Несколько секунд стояли на месте, как будто оглушенные внезапной тишиной и пустотой. За время поездки как-то привыкли существовать кучно, а тут вдруг остались всего-то вдвоем. Не сопит Бегемот над ухом, Бельфегор не фонтанирует свежими идеями и планами… Но погода не располагала к долгой рефлексии, так что мы посмотрели друг на друга, засмеялись и рванули к подъезду.

- И все опять кажется таким тесным… - почему-то шепотом проговорила Ева, пока я вставлял ключ в замочную скважину.

- Ага, уже скучаю по огромному окну в питерской гостиной, - хмыкнул я. - Скажи, отличное место было?

- Да уж, - улыбнулась Ева. - У нас в Новокиневске таких домов вообще нет.

“Первый дом с круглыми окнами здесь довольно скоро должен появиться, - подумал я. - Его как раз где-то в середине девяностых построили…”

Дверь открылась, и мы вошли в темную прихожую. Я нашарил выключатель, осмотрелся.

Ну да, реально. Когда после поездки возвращаешься домой, все кажется таким маленьким. Как будто пока ты путешествовал, домовой “ушил” твою квартиру по всем швам. Глупости, конечно, но…

- А, вы вместе приехали, вот и хорошо, - из кухни в прихожую, протирая платком очки, вышел Леонид Карлович. - У меня как раз к вам обоим разговор.

Загрузка...