— Но ведь уже два часа ночи, как мы через мост-то пройдем? — спросил Бельфегор, который выскочил вместе с нами из квартиры Сусанны практически в последний момент. Сначала он сказал, что хочет остаться, но потом вдруг передумал.
— Зимой мосты не разводят, — не задумываясь, ответил я.
— Далеко нам тащиться, получается, — вздохнул Макс, кутая нос в широкий шарф. — Новокиневск за это время весь насквозь пройти можно.
— Ну и ладно, — безмятежно улыбнулась Ева, подставляя лицо желтому свету фонарей. — Здесь все такое странное. И ночью совсем другое, чем днем…
Другое, да. Фонари в Новокиневске возвышались на столбах вдоль улиц. Здесь — болтались в паутине проводов прямо над проезжей частью. Спящие дома, каждый из которых отличался друг от друга. Редкие ночные прохожие… Впрочем, прохожие были такими же. Спешили, пряча друг от друга и от нас свои лица.
— Спящий слон, прикольно, — сказал Бельфегор, оглядываясь через мост на четыре трубы, возвышающиеся над частично скованной льдом Фонтанкой. — Вокруг все как будто такое праздничное, и трубы, как будто завод.
Интересное дело. Где-то внутри меня бытовало убеждение, что Питер девяностых — это жутко криминальное место. Ну, там «Улицы разбитых фонарей», «Бандитский Петербург», вот это все. Причем сам я эти сериалы не смотрел, просто образ сложился как-то по рассказам и трепу. Но вот мы здесь, и нет такого ощущения совсем. Даже в Новокиневске «бандитскость» ощущается отчетливее. Питер в этот визит воспринимался немного сонным и неспешным. Как человек, только что вынырнувший из тяжелой болезни.
Хотя… Угол зрения, да. Я уже думал об этом раньше, но сейчас, когда мы топали по пустынным питерским улицам, мысль снова вернулась. Разные миры. Все эти бандиты, братки и рэкетиры существовали в одном пласте реальности. А мои «ангелочки», я сам и прочая патлатая братия — в другом. Неформалы довольно регулярно пикировались, а то и дрались с коротко стриженным хулиганьем, но это было другое. Обычные такие разборки. Причем лично ко мне на улице цеплялись… Ну, разве что пару раз, да и то как-то несерьезно. Такие разборки я и в детстве помню. «А с какого-то района, пацан?»
Бандиты не интересовались нами — что им какие-то там нищие волосатики, вскладчину покупающие в ларьках дешевенькое бухло? А мы, соответственно, не интересовались бандитами. Недостаточно в них было… гм… возвышенности и философскости. И в музыке они ни черта не понимали, опять же. Так и идем, получается, параллельным курсом — неформалы отдельно, бандиты отдельно. И прически наши этих самых бандитов тоже не особо волнуют.
Место мы нашли неожиданно легко. Костян объяснил, что это вроде как коммуналка на последнем этаже, где обитают только все свои, никаких злобных теток, безжалостно насаждающих график уборки, и мамаш с ноющими детьми, которым нужна тишина. Так что можно зажигать в любое время суток. В общем, последние пару кварталов мы шли тупо на звук — песен, воплей и бодрого ржача. Было уже около трех ночи, но сворачиваться в тихие кухонные посиделки эта гулянка явно не собиралась.
— Боржич удавился бы за такую квартиру! — воскликнул Бельфегор, когда мы поднялись на пятый этаж. Или на шестой, как посмотреть. Горланящая коммуналка занимала верхний этаж, часть чердака и башню. И сейчас была битком набита людьми.
Стучаться нам не пришлось, потому что дверь была распахнута.
Широкий коридор с полуобвалившейся лепниной по потолку упирался в две двери. А справа и слева были двери в комнаты. «Как-то так должен был выглядеть дворянский особняк, который во время какой-нибудь гражданской войны занял партизанский отряд и устроил в нем казарму», — подумал я. Не знаю, как устроена жизнь в этой квартире в обычное время, но сейчас гостей тут было явно больше, чем хозяев. Не в смысле гостей, вроде нас — заскочивших на огонек, чисто погулеванить. А тех, которые приехали на фестиваль и выбрали это место в качестве ночевки. Пара комнат была целиком застелена спальниками, матрасами и одеялами.
Костян «Тарантас», который нас сюда заманил, благополучно дрых, свернувшись клубком под колченогим журнальным столиком. Впрочем, я как-то не особо расстроился этому факту. Мы некоторое время в нерешительности потоптались «на поверхности» буйной вечеринки, а потом смело в нее «занырнули».
Географический состав участников этой тусы был прямо-таки грандиозным — от Владивостока до Калининграда. Затесалась даже пара финнов, которые ни слова по-русски не понимали, и один эстонец. Местная экзотика, так сказать. Большая часть — музыканты, которых я сегодня видел на сцене «Юбилейного» и их «группы поддержки». Тихим отдыхом здесь и не пахло. Песни под гитару орали в каждой комнате. Причем от самых что ни на есть «вечных ценностей», вроде Цоя или «Гражданской обороны» до каких-то местечковых хитов, которые я слышал в первый и в последний раз. Алкоголя было… ну, довольно много. И кончаться он и не думал, потому что производили его в подвале этого самого дома. И когда бутылки показывали дно, тут же собиралась экспедиция за новой партией. Простая экспедиция — спуститься на несколько этажей и разбудить дядю Васю, который гнал в подвале самогон. Курили тоже как паровозы. Несмотря на распахнутые окна, дым висел коромыслом, струясь под потолком сизыми клубами.
— …где-то на выселках! Мы на сцену выходим, а там полный зал гопников, прикинь? Маруша говорит: «Я не буду для них петь!» И ни в какую вообще! Ну я тогда говорю: «Да пофиг вообще, кто поет, давайте я!»
— …и он мне говорит тогда: «Если, в натуре, не сыграете „Мурку“, я вас урою, волосатики!»
— …и пытается гитару сломать! Размахнулся, треснул об стол — стол пополам. Он тогда об сцену давай фигачить. Доски проломил, там теперь дыра. А гитаре — хоть бы хны!
— …девчонки приходят, такие: «Ну и где ликер?» А мы ржем. Какой еще ликер, у нас в карманах ни шиша вообще. Но ничего, глушили водку как миленькие, не морщились!
Байки травили громко, бессвязно, перебивая друг друга. Я перемещался от одной компании к другой, слушал, иногда спрашивал. В какой-то момент меня захватило исследовательское любопытство на предмет того, чем живут и дышат рок-группы в разных городах на территории бывшего Союза. Без выводов, просто так.
Выводов я сделал несколько.
Во-первых, кажется мы с «ангелочками» проскочили одну из фаз развития. Вот эту самую, на которой здесь топталось большинство. Фестивальную. Рок-фесты и всякие сборные солянки из разных коллективов собирали много где, не только в Москве и Питере. И если в этом информационном котле вариться, то можно запросто забить свой календарь такими по самую крышечку. Грузишься в каком-нибудь своем Нижнем Новгороде в поезд и едешь в Тверь на «Сансара-фест», потом двигаешь в Ярославль, чтобы поучаствовать в «Рок-землетрясении», потом делаешь перерыв, по ходу дела посещая в Москве пару перманентных тусовок, потом на собаках добираешься до южной части России, а там, в Ростове, как раз стартует еще один фест, названия которого я так и не запомнил. И в такой карусели и живешь — дорога, выступление на фесте, тусич, дорога. И где-то между — мимолетные подработки на погрузках-разгрузках или еще чем-то подобном, чтобы по дороге с голоду не сдохнуть.
Бельфегор эти байки слушал, раскрыв рот. Ева хмурилась. Макс поглядывал на меня.
А я… да фиг знает. С одной стороны, вроде бы непрерывный концертный опыт. С другой — кажется целью этого вояжа были вовсе не концерты. На фестах подобным группам удавалось спеть пару-тройку песен, а все остальное время занимало общение о судьбах мира и бездумный тусич.
— Рыба ходит по двору
Рыбе надо поутру
Без башки и без прикола
Ищет ерш свою нору.
На задворках я умру
Или может не умру
Где была родная школа
Я построил конуру.
Охрипший голос певца подхватывали несколько луженых глоток. Казалось, что эту бредовую песню знают вообще все. Исполнитель шедевра был дядька в возрасте, длинные седеющие пряди свисали на плечи, глаза подслеповато щурились. И еще, как я довольно скоро понял, он был одним из постоянных жильцов этой квартиры. И даже не просто жильцов, его комната была в той самой башне, куда вела винтовая лестница из каморки сразу за кухней.
Не знаю, почему я зацепился за этого дядьку взглядом. Наверное, по давней какой-то привычке вычислять доминирующего самца в любой человеческой стае. Вот и сейчас тоже. Этому мужику гости заглядывали в рот, его байки слушали, затаив дыхание. Так что я даже не поленился некоторое время подождать, чтобы пообщаться с ним более плотно. Правда, для этого пришлось послушать несколько песен в его исполнении…
— О, новое лицо, — сфокусировав взгляд на мне, сказал мужик. — Будем знакомы. Я Бендер.
Он протянул мне руку с пожелтевшими пальцами любителя курить папиросы. Я пожал ее и представился.
— Валите из своей провинции, там глушняк и нечего ловить! — втирал мне Бендер, отечески приобняв за плечи. — Вот ты сам подумай, если бы я остался в своей Перми, то кем бы я там сейчас был, а? Да никем! Гнил бы в каком-нибудь НИИ на нищенской зарплате!
— А ты давно переехал? — задал я наводящий вопрос.
— Еще в восемьдесят третьем! — гордо заявил он. — И вот, ты понимаешь, только здесь настоящая жизнь и началась. Вот ты Костяна Кинчева знаешь? Да конечно знаешь, его все знают! А он ведь ко мне за советами бегал, когда альбом свой последний записывал! И хрен бы он получил премию, если бы не я!
— Ты продюсер «Алисы»? — уточнил я.
— Да херня это продюсерство! — отмахнулся Бендер. — Это только про бабки! А в рок-музыке разве бабки — главное?
«А хорошо, что мы приехали в Питер!» — подумал я, слушая очередную байку о том, как простой пермский парень получил все, просто переехав в Питер. Как он стал лидером мнений, у которого все уважающие себя звезды питерского рока, спрашивают совета.
— Эх, Витя, Витя… — качал головой Бендер. — Говорил я ему, что зря он связался с этим уголовником Айзеншписом! Но Витя — он знаешь какой был? Гордый, вот какой. Слушает внимательно, все больше молчит…
Это про Цоя, разумеется.
— А как мы с Борей ходили одного кента из кутузки выручать, ты слышал? — это про Гребенщикова.
Самое смешное, что все эти рассказы могли и не быть выдумкой. Насколько я успел заметить, рокеры, даже самые звездные, были довольно открытыми ребятами.
Другое дело, что сам образ этого человека был… скажем так, не очень привлекательным. Бендер был «царем горы» тусовочки «понаехов», квартирующих в этой конкретной коммуналке. Он был завсегдатаем сборищ, в рок-клуб и «Сайгон» ходил как на работу. И сам себя считал гениальным музыкантом. Ну разумеется! Только вот деньги он зарабатывал не творчеством, а вовсе даже метлой и лопатой. В смысле — работал дворником.
Интересный персонаж. Классический такой «дурной пример». В его идеальном мире он был влиятельным и важным, а в реальном же…
— Вов, мы тут с парнями из Омска договорились устроить совместный концерт у них в клубе, — радостно сообщил мне Бельфегор. — Я видел, как они играют, прямо круто! Может ты тоже запомнил? Они в белых колпаках на сцену вышли…
— А потом можно их с ответным визитом в нашу «Фазенду» позвать, — сказала Ева.
— Точняк! — радостно оскалился Бельфегор.
— Контакты-то взял? — спросил я. — Ну, там, адреса, телефоны, пароли, явки?
— А я… — лицо Бельфегора стало рассеянным. — Блин! Вот я дундук!
— Держи ручку и блокнот, — я сунул нашему клавишнику писчие принадлежности и повернулся к Еве. Она выглядела уставшей.
— Так странно, — сказал я, заключая ее в объятия и прижимая к себе. — Ты сейчас сказала про «Фазенду», и мне так домой захотелось.
— Не надумал переехать в Питер? — спросила Ева с непонятным выражением. Не то шутит, не то всерьез спрашивает.
— В этом есть определенный резон, — серьезно сказал я. — По сути, Бендер прав, из провинции серьезные дела делать сложнее.
— Но? — Ева подняла голову с моего плеча и заглянула мне в лицо.
— Да никаких «но», — я пожал плечами. — Здесь больше возможностей, весь вопрос только в том, как ими распорядиться. Можно вот как Бендер. А можно по-другому.
— Будешь убеждать ребят на переезд? — спросила Ева.
— Нет, — я покачал головой. — Во всяком случае, не прямо сейчас.
— Бендер сказал, что так можно время упустить, — усмехнулась Ева.
— Бендер… — повторил я. — Знаешь, у нас как-то эта ночь сложилась… гм… мистически. Сплошные совпадения, видения и знаки. Если бы меня, например, Сэнсей начал убеждать переехать из Новокиневска в Москву или Питер, я бы задумался всерьез. Но заявление Бендера звучало скорее как предостережение. Типа: «Даже не думай, Велиал, у тебя пока Новокиневск не топтан! Приедешь, будешь как вот этот хмырь!»
Ева засмеялась и обняла меня за шею.
— Может уже домой? — спросила она.
— Это часа полтора пешком, — хмыкул я.
— Так уже метро ходит, — пожала плечами Ева. — Утро же.
— Утро? — я посмотрел в темное окно, потом на свои наручные часы. — А, ну да. Половина восьмого. Да, наверное, пора.
Телепорт глубокой питерской подземки переместил нас с Васильевского острова к Московскому вокзалу, на котором мы вышли на перрон несколько дней назад. Блин, так недавно. И кажется уже, что так давно.
Люди, лица, улицы, разговоры, события. Все это смешалось в цветной водоворот, препуталось осколками воспоминаний. Так много всего случилось. И, как будто, ничего такого. По факту, «ангелочки» выступили на двух сценах. И я вроде договорился с Марианной. А все остальное время…
«Интересное дело, — думал я, когда мы шли от метро до нашей квартиры. — Вот эта бесполезная событийная круговерть, похоже, способна засасывать почище наркоты». И вот сегодня я как раз побывал в «притоне», где банчат как раз вот таким образом жизни.
Постоянный бесполезный движняк. И, что-то мне подсказывает, с какого-то момента приятным он тоже быть перестает. Вот, к примеру, этот самый Бендер, который тут уже почти десять лет. И даже если выкинуть из уравнения вопрос «и чего он добился?», то картина все равно получается жалкой. Он приехал в Питер, чтобы двигать вперед свою музыку и становиться звездой. Но ни одного концерта не записал, играет на гитаре на тусовках и подсаживается на новые уши, чтобы рассказать о том, как его лепший кореш Борька Гребенщиков у него десятку стрелял до получки.
Ну, такое.
Реально, отрезвляющий плохой пример. Мало оторвать жопу и приехать из провинции в Питер, вот что.
— Похоже, наши не спят, — сказал Макс и ткнул пальцем наверх, на окна нашей квартиры. — Везде свет горит.
— Астарот притащил гостей? — устало усмехнулась Ева.
— Я бы лучше поспал, — вздохнул Бельфегор. — Еще же после обеда вторая часть фестиваля, награждение какое-то. Слушай, Вов, а что за награждение?
— Понятия не имею, — я пожал плечами. — Хотя имею, что это я? Мне же объясняли. Там что-то шуточно-пародийное. Ответка пафосным государственным. Только не знаю, как это все будет устроено.
— Ну вот и посмотрим, — сказал Макс.
— Если поспим, — буркнул Бельфегор. — Если я сейчас спать не лягу, то точно усну прямо на этой премии. Даже если мне динамик в ухо сунуть.
Мы поднялись на свой этаж. На лестнице я в очередной раз порадовался своему молодому, а теперь еще и тренировочному телу. Бессонные ночи, пешие марш-броски, беготня эта фестивальная — а чувствую я себя вполне бодро. Ну, то есть, устал, конечно, но сил все еще достаточно на еще какой-нибудь движ. Например на разгон тусовки, если вдруг она на нашей квартире все-таки собралась.
— Надеюсь, это не хозяйка пришла разборки наводить… — буркнул под нос Бельфегор и потянулся к кнопке звонка. Я хмыкнул и вытащил из кармана ключ. Второй я отдал ночью Астароту, когда мы ушли с тихого вечера на Фонтанке, а один оставил у себя.
Но вставить его в замочную скважину не успел, дверь распахнулась сама.