А упало, Б пропало

Глава 20

Ничего особенно интересного я от него не услышал — ну да, имели место подпольные махинации с золотом и с монетами, ну да, редактор Зозуля там тоже по самые уши замазан, как и некоторые другие неустановленные пока лица. Убивать его, стоматолога в смысле, никто не убивал, это органы специально такой слух распустили в оперативных целях. Где он сейчас, Гусев не знал, но мог предположить, что где-нибудь на конспиративной квартире прячется от неустановленных подельничков — деньги-то там немалые крутились, убивали и за гораздо меньшее…

— А меня за каким хером туда приплели? — задал я наконец основной для себя вопросик.

— А кто хотел ему монеты сбыть, гипсовый Пионер со стадиона что ли? Так это вряд ли, Пионер этот крепко к основанию прикручен. Да ладно, можешь не оправдываться — мулька с гайками у тебя хорошо прошла, а то бы давно ты парился в КПЗ, друг мой ситный. Так что сам во всём виноват.

Я невольно содрогнулся от упоминания Пионера, он мысли что ли читать умеет, участковый этот херов? Но быстро взял себя в руки и продолжил:

— Страсти какие в нашем Заводском районе творятся, тщ лейтенант, почти как в Чикаго…

— Вот кстати насчёт Чикаго, — Гусев вытащил из сейфа какую-то пухлую тетрадь, полистал её и продолжил, — с ответным визитом в Америку поедешь ты со своей Леной, это утверждено на очень высоком уровне. Так что учи язык и готовься… мы тебе пару ответственных дел поручим, но об этом позже поговорим. А пока свободен, как эта… как Джой Адамсон вместе со своими тиграми.

— С леопардами может, — не смог не уточнить я, — в Африке тигры не водятся.

— Ну пусть будут леопарды, — буркнул он и уткнулся носом в тетрадь, давая понять, что разговор закончен.

На телевидение мы с Леночкой на мотоцикле поехали, всё какое-то развлечение. Джон с Мэри, когда узнали, куда мы собираемся, тоже дружно захотели посмотреть на советское ТВ изнутри. Созвонился с редакцией программы «Любимый город», получил добро, но уж добираться туда, сказал им, сами будете. Тем более, что это несложно — вон остановка одиннадцатого трамвая, едете до конца, а там пять минут пешком.

По приезду у нас минут десять свободных до начала осталось, так Лена завела тяжёлый разговор про мои дела.

— Вчера с Таней перекинулась парой слов, — так начала она, — и знаешь, что она мне ответила?

— Ты сначала расскажи, что у тебя опять с белобрысым братаном — он мне вчера между делом сообщил, что опять с тобой встречался…

— Приходил он, и что с того? — горда вскинула голову она, — я свободный человек, хожу и говорю с кем хочу. Если тебе интересен итог нашего разговора, то я его очередной раз послала.

— Всё правильно сделала, — ответил я, — дай я тебя поцелую. А с Таней что тогда — чем она ответила?

— Ответила, что хочет засадить тебя в тюрягу. Надолго причём.

— А почему она это хочет, есть понимание? — с некоторым напрягом продолжил я. — Я ей ничего плохого не сделал, даже наоборот, от смерти один раз спас… два даже, считая вылавливание в речке.

— Вот из-за того купания она на тебя зуб и заимела — она говорит, что ты её голой видел, значит должен ей по жизни.

— Блин, к психологу бы её свести… — сокрушённо покачал головой я, — это ж сколько девиаций в одной голове накопилось…

Но тут подъехали наши американцы и мы коллективно прошли через проходную телецентра на территорию. А потом специально выделенная девочка проводила нас по закоулкам и переходам в студию программы «Любимый город».

Любимый город может спать спокойно, почему-то всплыло у меня из глубин памяти, и видеть сны и зеленеть среди весны. Но студия резко опровергла мои предчувствия — был это очень простое и очень провинциальное помещение типа «сарай», но в розовых почему-то тонах. В одной половине стоял стол, длинный и фигурчатый, на фоне задника, изображающего диво-дивные виды нашего любимого города, а также надпись «750», столько ему должно было стукнуть в следующем году. А вторая половина была чёрная-пречёрная и отведена под снимающее-записывающую аппаратуру.

За столом уже сидел видимо ведущий, мелкий и тщедушный такой человечек очень средних лет в роговых очках, а также суетились разнообразные девочки и мальчики.

— Это кто? — грозно спросил ведущий у сопровождающей нас девочки, та пояснила, кто это. — Быстро на грим и опять сюда, десять минут до начала!

Ну мы и выполнили команду старшего. Про грим уж рассказывать не буду, долго это и муторно, но Леночке, кажется, понравилось. Когда вернулись, нам на скорую руку прочитали инструктаж — смотреть не в камеру, а чуть в сторону, начинать говорить только по команде и никого не перебивать, текст будет появляться вон на том мониторе. Разрешается слегка отступать от текста, но знать меру. Если что-то пойдёт не так, снимается второй-третий дубль, сколько понадобится.

— А кто ещё будет участвовать? — поинтересовался я, — не ради нас одних же всё это затеялось?

— Умный мальчик, — добродушно похвалил меня ведущий, представившийся Владленом Демидовичем (язык ведь сломаешь), — ещё будут ректор университета и начальник городского порта, они сейчас появятся. Но начинать будем с вас. Хронометраж передачи 45 минут, потом отрежем всё лишнее. Камеры-то не испугаетесь?

Я посмотрел на Лену, а потом заверил, что не — что она, волк что ли, чтоб её бояться. А тут и ректор и начальником прибыли, уже загримированные и готовые ко всему. Вид у них был немного испуганный, из чего я заключил, что публичные выступления не являются их ежедневной работой.

— Ну что, все в сборе — тогда поехали? — по-простецки сказал всем нам ведущий, поморгал глазами за сильными диоптриями, — камера.

Загорелся красный огонёк на одной их камер, и она медленно наплыла на нас, тогда ведущий произнес подводку:

— Добрый день, дорогие телезрители, — проникновенно сказал он, стараясь не моргать, — мы начинаем цикл передач, посвящённый предстоящему юбилею нашего родного города. Сегодня мы пригласили в студию (далее шло представление ректора универа и начальника речпорта), а также школьников эээ (он скосил глаза в сторону) 38-й средней школы Виктора Малова и Елену Проскурину. Расскажи о себе сначала ты, Виктор.

И он кивнул мне головой, разрешая открыть рот, а на мониторе поплыли крупные буквы моего ответа… зачитал, мне же не жалко.

— Мне шестнадцать лет, учусь в школе с углублённым изучением технических дисциплин, занимаюсь в хоккейной секции «Полёта», участвую в работе театральной студии при Заводском Дворце культуры. Мама учительница, папа работает на Заводе — вот вкратце и вся моя биография.

— Теперь ты, Лена, — кивнул он ей.

Лена почти слово в слово повторила мой текст с тем только отличием, что занималась она теннисом, а родители у неё работали на Заводе оба.

— А ещё эти два подростка недавно обнаружили клад из старинных монет и украшений и сдали его государству, — продолжил Владлен, — расскажите об этом поподробнее.

Я посмотрел на монитор, там было написано, что говорить моя очередь — ну начал говорить.

— Это был летний воскресный день, мы с Леной только что отзанимались в своих спортивных секциях и решили сходить на речку искупаться, жарко же было. А по дороге туда Лена вдруг обратила внимание на развалины каких-то домов в конце проспекта Сорокина…

— Это был так называемый Американский посёлок, — сделал уточнение Владлен.

— Да, это он самый был, — подтвердил я, — в тридцатые годы там жили американские специалисты, помогавшие нам в постройке Завода. Здания там были временные, поэтому, когда в них отпала надобность, их разобрали, а фундаменты остались. Так вот, мы с Леной прогулялись вдоль бывшей главной улицы этого посёлка, и в одном месте она обратила внимание на какой-то ящик, который торчал углом. Там и оказались монеты…

— И что было дальше? — доброжелательно направил в нужное русло мои мысли Владлен.

— Дальше я сбегал до телефона-автомата и вызвал корреспондента заводской газеты.

— А почему именно его?

— Не знаю… наверно мне показалось это самым правильным в тот момент. Через полчаса примерно приехал корреспондент с фотографом, всё записали и отсняли, а потом мы вместе сдали ценности государству.

— И что же за ценности были в том кладе?

— Сто с небольшим царских червонцев и штук десять разных украшений, от жемчуга до рубинов.

— У нас есть фотографии вашего клада, — и Владлен вынул из папочки три фотки и разложил их веером. — Красиво, ничего не скажешь.

Камера наплыла на стол с фотками, потом отъехала назад и ведущий продолжил:

— И каким же образом вы распорядились деньгами, которые вам перечислили за эту находку?

Я толкнул Лену ногой под столом, не молчи мол, скажи хоть что-нибудь, и она вняла моим просьбам.

— Часть денег мы перечислили на ремонт заводских памятников культуры, — начала свою речь она, — а на оставшиеся мы хотим съездить куда-нибудь очень далеко, куда просто так никогда не попадёшь.

— Это куда же например? — тут же заинтересовался ведущий.

— На Камчатку, например, — перехватил нить разговора я, — всю жизнь хотел увидеть вулканы с гейзерами, а тут такая возможность.

— Гейзеры это хорошо, — мечтательно произнёс Владлен и перешёл к обобщениям, — вот такие ответственные юноши и девушки живут и учатся в нашем любимом городе, дорогие товарищи телезрители.

Но затем он не перешёл к ректору, как я ожидал, а продолжил пытать нас:

— И ещё, как нам стало известно, в вашем классе учатся очень необычные ученики… не расскажете про них?

— Да они вместе с нами сюда приехали, — быстро сориентировался я, — если вы про американцев. В фойе сидят — можно всё расспросить напрямую.

Передача, естественно, прервалась, поскольку этот ход не был предусмотрен никакими сценариями. Джона с Мэри взяли под белы ручки и поставили перед ведущим, он что-то там прикинул и решил, что вполне можно пустить их в кадр.

Вышли мы, короче говоря, из этого телецентра через два часа целиком и полностью измочаленные и выжатые.

— Ну как вам наше ТВ? — не удержался я от подколки Джона.

— Почти такое же, как и у нас, — удивил он меня своим ответом, — мы с Мэри один раз на Си-Би-Эс были, нас там снимали примерно по тому же поводу, что и сейчас… так что ничем и не отличается, правда Мэри?

— Правда-правда, — подтвердила она, а потом добавила, — мы тут слышали, что после Нового года вас к нам в Нью-Йорк пошлют, это правда?

Лена уставила на меня непонимающие глаза, а я сделал каменную рожу и ответил достаточно уклончиво:

— На данный момент это вопрос находится в стадии обсуждения. Однако, нам бы пора и по домам, домашнее задание к завтрашнему дню сделать бы…

— Правильно, поехали, — согласился Джон, но не удержался от добавки, — а вот общественный транспорт у вас гораздо хуже нашего. Я эти разбитые трамваи видеть больше не могу.

— Ну что же делать, Джон, — вздохнул в ответ я, — и на солнце бывают пятна, а один день в месяце всегда имеет тринадцатое число…

На этом мы и расстались… а вечером я ещё помог американцам с заданиями по алгебре и напомнил, что их ждут-не дождутся мои родители на торжественный ужин. Джон пообещал, что в ближайшем времени непременно.

А ночью случилось вот что — ко мне в гости опять пришли Ильич с Пионером, и не одни…

— Вы же в прошлый раз сказали, что больше ко мне заходить не будете? — твёрдо сказал им я, — чёж опять припёрлись? И кто это с вами там?

— А ты не груби, Витёк, — отвечал Пионер, усаживаясь на то, что осталось от дебаркадера, сон у меня, значит, протекал в Урицком районе. — Раз пришли, значит дело у нас к тебе есть. А с нами сегодня Майти-Маус, обезьяна Джуди и собачка Лесси. Прошу любить и жаловать.

— А им-то что от меня надо? — простонал я, — пусть в свои сериалы валят, им там самое место.

— Не дождёшься, — нахально ответил за всех Майти-Маус, присев рядом с Пионером, — показ наших сериалов по советскому ТВ давно закончился, так что мы все в творческом простое. А тут хоть какое-то живое дело намечается.

— Ладно, уговорили, — буркнул я, добавив, — а вы-то, Владимир Ильич, чего молчите, как засватанный? Обычно вы куда как разговорчивее бывали…

— Зубы что-то заболели, — пожаловался он, — хотя, казалось бы, какие могут быть зубы у статуи, а болят, сволочи, как я не знаю что…

— Сочувствую, — ответил я, — так может Файнштейна вам отрядить? Он классный стоматолог.

— Сами пройдут, — коротко бросил Ильич, — а пока слушай, что тебе ребята скажут.

— Слушаю, — вздохнул я, — и повинуюсь. Как этот… джин из «Волшебной лампы Алладина».

Ребята переглянулись, и на первый план вышел Майти-Маус. Ростом он был, конечно, не с мышонка, но и не очень великого, примерно вдвое ниже меня. Трико на нём сидело криво и косо, на ногах имели место какие-то стоптанные кроссовки, но физиономия у него при этом была глумливая и ехидная.

— Вот что я… мы, то есть, скажем тебе, Витёк, — начал он, оглянувшись на Джуди и Лесси, — то, что тебя в Америку отправляют, это здорово, но зазнаваться и задирать нос не стоит.

— А почему? — решил уточнить я, — мне ведь так хотелось задрать нос.

— А потому, что твоих лучших корешей Зозулю с Файнштейном завтра выпускают, сам знаешь откуда.

— Не знаю, — почему-то ответил я, — откуда?

— С кичи, — нахмурился Майти, — по подписку о невыезде. А у них обоих на тебя имеется большой и больной зуб.

Ильич при этих словах сильно поморщился, но промолчал.

— А ещё, чтоб ты не забывал, — продолжил Майти, — в запасе у них сидит и аж подпрягивает от нетерпения ещё один твой дружок, догадаешься, какой?

— Аристарх что ли? — сделал я предположение.

— С первого раза угадал, он самый, лектор общества Знание.

— И что дальше? — поинтересовался я.

— Дальше, насколько мне… нам, то есть, известно, они постараются тебя убить… ну или сильно покалечить, но это не основной их план.

— То есть мне ходить и оглядываться надо?

— То есть мы тебе всё сказали, а ты, если мозги имеешь, можешь сделать выводы сам.

— А напарники твои, — показал я на обезьяну с собакой, — они говорить умеют или только головой кивать способны?

— Умеем, — хором подтвердили они, а продолжила Джуди, — понравился ты нам с первого взгляда, поэтому и помогаем.

— Вот спасибо, — задумчиво отвечал я, — вы сказали, я услышал. Ещё что-нибудь у вас ко мне имеется?

— Имеется, — наконец-то преодолел свой болевой синдром Ильич, — думаешь, мы не знаем, кто ты на самом деле?

— И кто я на самом деле? — осторожно поинтересовался я.

— Ты из будущего сюда прилетел, — упёр свой палец мне в грудь Пионер, — потенциал у тебя огромный, а занимаешься хрен знает чем.

— Чем могу, тем и занимаюсь, — хмуро парировал я, — ты, например, что бы на моём месте сделал?

— Ну я даже не знаю, — растерялся Пионер, — сделал бы что-нибудь, но точно не растрачивал бы время впустую на беготню по кругу с сокровищами этими долбанными…

— Хорошо, — вздохнул я, — вот прямо с завтрашнего дня поправлю прицел и буду делать что-то общественно-полезное.

— Ну всё, прощай… — загробным голосом произнёс Ильич, — на этот раз зарекаться не буду, но походу эта наша встреча обещает быть последней. Поехали, ребята…

И он быстро провёл рукой сверху вниз, от чего горизонт разъехался от центра в разные стороны, как будто он на огромной молнии там держался, изнутри пахнуло чем-то очень неприятным и горячим… и ещё там молнии сверкали очень часто, как я успел заметить. Все они заскочили в разрез, он затянулся обратно, а я проснулся в холодном поту на полу… упал, наверно, со своей койки. Встал, подошёл к окну и вздрогнул — на доминошной лавочке сидели три тёмные сгорбленные фигуры, в которых я с некоторой долей вероятности опознал Файнштейна, Зозулю и Аристарха. Зозуля при этом увидел меня и растолкал соседей — они встали, подняли головы к небу и завыли, страшно и продолжительно…

Конец второй книги