Абхазская повесть. (Художник С. Бродский)

32

Сидевшие в приемной открыто выражали свое недовольство затянувшейся беседой председателя, всеми уважаемого Назима Эмир-оглу с находившимся у него представителем Наркомзема республики Григолом Шелия. Секретарь, немолодая сухопарая Тина Георгиевна, уже дважды пыталась напомнить своему начальнику о все увеличивающейся очереди посетителей, но каждый раз, как ошпаренная, выскакивала из кабинета. Судя по ее пунцовому лицу с дрожащим пенсне на длинном мужском носу, всегда корректный Эмир-оглу на этот раз был не особенно вежлив с секретаршей. Приход Шелия, раньше никогда здесь не бывавшего, нарушил обычную деловую обстановку. Тина Георгиевна умирала от любопытства, но подслушать что-либо ей так и не удалось. А разговор в кабинете был, несомненно, интересен.

- Зачем ты сюда явился, я же запретил тебе это! - увидев Шелия, невольно спросил Эмир-оглу.

- Мне только что звонил Платон. Убит Минасян!

Шелия, не обращая внимания на раздражения Эмир-оглу, быстро подошел к широкому, во всю стену, столу и тяжело опустился в большое кожаное кресло.

- Ну и что же? - бросил Назим. - И из-за этого ты пришел сюда?

- Подожди, дай сказать. Они устроили на Красном мосту засаду и захватили Косту.

Эмир-оглу вскочил.

- Как это случилось? Ну что ты молчишь? - его широкое, полное, с крупными рябинками лицо покрылось красными пятнами. Большие навыкате глаза, всегда наглые, сейчас испуганно смотрели на Шелия.

- Я думаю, что и смерть Минасяна и захват Косты - случайность, хотя Платон предупредил меня, что Чиверадзе после ранения Дробышева активизировал работу своей группы, - неуверенно успокоил его Шелия.

- Собаки! Не догадались добить его, этого Дробышева, - перебил Эмир-оглу.

- Ты же знаешь, мы пытались, но эта лиса Чиверадзе предупредил нас.

- В каком состоянии он сейчас? Мне передавали, что он без сознания.

- Видимо, да, потому что к нему никого не пускают.

- Датико говорил, что ехал из Москвы в одном купе с его женой. Что же, и она ничего не знает? - удивился Эмир-оглу.

- Она несколько раз была в госпитале и у Чиверадзе, но ее тоже не пускают к нему. Охраняют его крепко. По ночам в саду стоят чекисты.

- Стоят, стоят! - передразнил Эмир-оглу. - Неужели нельзя положить ему что-нибудь в передачу? Организаторы! - зло буркнул он.

- И это делали. Сам Платон носил.

- Почему же он живет?

Шелия пожал плечами.

- Передай Датико, пусть он уделит больше внимания этой женщине, она может быть нам полезна.

- Хорошо, - кивнул головой Шелия. - Что ты думаешь о Дзиапш-ипа, не проболтается он?

- А что он знает? - возразил Эмир-оглу. - Да и трус. Его хвост плотно увяз у меньшевиков. Сейчас он дрожит за свою семью. С ним тоже надо кончать. Когда его освободят, пусть поживет немного дома и успокоится, а через несколько дней пошли к нему Шелегия. Кстати, как его здоровье?

Шелия неопределенно пожал плечами.

- Но осторожно! - продолжал Эмир-оглу. Проверь у Платона. Если Дзиапш-ипа им наболтал, тогда ликвидируйте его сразу! - тоном приказания жестко произнес он.

- Слушай, Назим, - вполголоса спросил Шелия, - когда все это кончится? Временами мне становиться страшно. Мне кажется, что мы ходим по краю пропасти. Каждую минуту я жду встречи с чекистами и знаю, что это будет моя последняя встреча. - Он зябко повел плечами. - Неужели ты не чувствуешь опасности?

- Ты ее почувствовал только сейчас? Мы все эти годы ходим по краю. Да, по краю, - подчеркнул Эмир-оглу. - Но разве игра не стоит свеч? Когда мы захватим власть, я напомню тебе этот разговор, и мы посмеемся над твоей слабостью.

- Ты ничего не видишь и ничего не понимаешь! - махнув рукой, перебил его Шелия. - На моих глазах меняются люди, меняются обычаи. Помнишь, я зимой ходил к перевалу? В Ажарах я зашел к Измаилу. И не узнал его! Увидев меня, он перепугался, точно я прокаженный, замахал руками и потребовал, чтобы я скорее оставил его дом! Он, видишь ли, хочет вступить в ТОЗ[9] и боится, что односельчане не примут его за связь с бандитами. Он так и сказал. Выходит, что мы с тобой бандиты!

- Ничего! Мы ему это скоро припомним!

- Я ему так и сказал, чтобы он не забыл о своем прошлом убийцы и контрабандиста. А он ответил, что аллах и люди его простили.

- Что аллах? Простит ли Советская власть?

- Я ушел от него, - продолжал Шелия, - и всю дорогу думал, что если такие, как Измаил, отходят от нас, то мы скоро останемся одни.

- Пусть тебя это не пугает - одни отходят, другие приходят. Ты прав в одном: время работает на них, но теперь уже недолго ждать. Им не удастся подчинить себе наш народ!

- А ты считаешь себя грузином или абхазцем? - криво усмехнулся Шелия.

- Дурак! Мы мусульмане и боремся за чистоту нашей религии. Мы не хотим, чтобы эти собаки диктовали нам свои законы.

- Пусть их диктуют нам англичане, верно? - съязвил Шелия.

- Что ж, из многих зол выбирают меньшее. С ними мы скорее договоримся, да и платят они неплохо. Но мне не нравятся твои разговоры.

- Они мне самому не нравятся. Что ж поделаешь, когда такие мысли лезут в голову. Но ты не беспокойся, я не уйду к большевикам, мы с тобой пойдем до конца, - перехватив испуганный взгляд своего сообщника, торопливо добавил Шелия. - Да и не примут они таких, как я.

В дверь снова постучали. Увидев просунувшуюся голову Тины Георгиевны, Эмир-оглу замахал на нее рукой, и она снова скрылась.

- Давай заканчивать этот разговор. Запомни, что тебе необходимо проверить через Платона, как им удалось ликвидировать Минасяна, что говорил на допросе Дзиапш-ипа, и как ведет себя Коста. Интересно, что они у него взяли. Хотя… - он беспечно махнул рукой, - что он может им рассказать? Вот если бы Платону удалось влезть к ним в доверие, тогда бы мы действительно знали все. Ну, ничего! Потерпи немного, это лето будет последним, а там мы будем хозяевами! И самое главное - сюда не ходи!