Ацтекский вопрос

Интерлюдия

Интерлюдия

1504 год, январь, Эспаньола, Санто-Доминго

После отплытия эскадры под флагом вице-короля Нового Света, усиленной ещё и кораблями Ордена Храма во главе аж с двумя коронованными особами, Чезаре и Изабеллой Борджиа, в Санто-Доминго стало поспокойнее. По крайней мере, именно так считал сам вице-король, Христофор Колумб. Только вот спокойствие главного в семействе Колумбов не разделялось ни его младшим братом Бартоломео, ни сыном Диего. Особенно последним, оказавшимся особенно обеспокоенным по поводу золотых рудников. Вот и сейчас он находился отнюдь не в Санто-Доминго, а во главе довольно мощного и отлично вооружённого отряда отправился кружить по уже проложенным по острову дорогам, стремясь не то обнаружить нечто его тревожащее, не то просто успокоиться.

Бартоломео, младший брат вице-короля, тем временем старался превратить сам Санто-Доминго если не в неприступную крепость, так хотя бы предельно усилить боеспособность крепости и гарнизона, вызывая скептические улыбки Христофора.Баловень фортуны считал, что ему нечего опасаться, а все тревоги, которые оказались высказаны голосами обоих Борджиа, есть лишь их мнение… ошибочное, вызванное чрезмерным числом войн, в которых сей род участвовал и количеством интриг, постоянно затеваемых, пускай и с выгодным для тех результатом.

— Кого ты так опасаешься, брат? — лениво любопытствовал пригубливающий вино из золотого, украшенного каменьями кубка вице-король. Мягкое кресло; красивые по любым, даже самым придирчивым меркам, индеанки из служанок, хлопочущие вокруг и старающиеся исполнить любой каприз хозяина; безмолвными статуями застывшие в углах помещения стражи, хорошо вооруженные, привыкшие молчать и верные именно роду вице короля — всё это настраивало главного из троицы находящихся на острове Колумбов на благостный лад. — Эскадра ушла к Тулуму, вот-вот возьмёт его, и очень скоро мы получим эту весть с вернувшимся кораблём. И с трофеями, если среди них будет нечто особенное, заслуживающее нашего с тобой внимания. Франциско Пинсон и Писарро нас ещё не подводили. И не подведут! Знают, кому всем обязаны. Пинсоны особенно.

— Они знают, — эхом отозвался то замирающий на месте, то вновь начинающий метаться взад-вперёд Бартоломео. — Тут их верность становится ещё более крепкой. Не к кому переметнуться, нет смысла интриговать против нас, пользующихся расположением самой королевы Изабеллы. Пинсоны могли бы попробовать подольститься к Его Величеству Чезаре… Только он не заинтересован в наших землях, у него и остальных Борджиа особые планы, не всегда понятные. Странные, необычные, зато не конкурирующие с Их Величествами Изабеллой и Фердинандом. Мы с тобой нужны для его планов целыми, здоровыми и способными помогать. Он уже заступался за тебя, брат, когда ты вызвал неудовольствие королевы резнёй индейцев на этих землях.

— Помню и не понимаю, — вино внезапно, на короткое время, но потеряло почти весь вкус для вице-короля. Однако, почти сразу он отбросил не самое приятное воспоминание в сторону, вернувшись к нынешним делам и заботам. — Только ты говорил о другом, теперешнем дне. Так чего же тогда то бледен, то краснеешь от прилива к лицу дурной крови? Может позвать лекаря? Знаю, кровопускание уже перестало считаться ими верным средством, но есть настои. Те самые, по римским рецептам, успокаивающие и помогающие отринуть тревогу. Врачи умеют их применять, никогда не позволят себе подвергнуть здоровье любого из нашей семьи опасности.

— Мне они не нужны. А вот ты, Христофор, — вновь остановившись, Бартоломео указал пальцев на своего брата, — должен был задуматься, что может случиться и здесь, и там, куда уплыли корабли. Особенно здесь, в месте, которое мы хотим сделать новым домом для всей нашей семьи.

— Оно уже наше. И достанется детям, потом внукам и дальше, по идущей дальше по времени линии рода, сумевшего стать вровень со знатнейшими грандами Мадрида и Толедо. Или ты опасаешься тех засевших в горах дикарей, с которыми как хотел договориться император Чезаре? Я не хочу мешать столь могущественному властителю, даже обещал помогать. Они никто. И эта их Анакаона, у неё есть только ненависть, а людей и оружия мало. Будем откалывать от бешеной женщины касика за касиком, отдельных индейцев. Если хотят, чтобы мы были милостивы — мы ими будем. На чьих головах короны, те и отдают приказы таким как мы, губернаторам и вице-королям.

— Куба! Сожженные целиком или частью крепости. Там тоже считали, что опасаться нечего.

Христофор лениво так отмахнулся от подозрений.

— Там были не только касики Таино, но и воины науа, даже гвардия их императора, как там они его называют, уже не выговорю.

— Тлатоани. И воины-ягуары,- напомнил вице-королю Бартоломео. — Для губернатора Кубы и комендантов крепостей они стали неприятной неожиданностью в ночи. А что если и у нас случится похожее?

— Наши капитаны следят за тем, чтобы никто не высадился на острове. Те утлые судёнышки, которые, бывало, топили, если и несли на себе этих науа, то лишь нескольких. И наши шпионы, подбадриваемые звоном серебра, а иногда и золота, говорят, что если кто из империи этих науа и оказался на нашей Эспаньоле. То не в таком числе, чтобы представлять угрозу. Нет, брат, здесь только отряды знакомых нам касиков, которых мы привыкли громить, как только те высунутся из своих гор. Любое их нападение на крепости или даже рудники ничего не даст. И мой сын, твой племянник Диего, он делает всё, чтобы сделать немыслимое совсем невозможным. Достойный будет наследник!

Тут Бартоломео и впрямь нечего было возразить. Касаемо Диего, конечно. Сын вице-короля старался как мог, благо и полученная от отца должность надзирающего за добычей всего золота на Эспаньоле давала много, но и требовала немало, Если, разумеется, подходить к делу со всей ответственностью. А он подходил! И более отца и даже дядюшки считал возможным не нападение науа, конечно, но нарушение работы рудников со стороны непокорившихся таино и особенно тех, которые держали руку Анакаоны, с которой мира точно быть не могло Кровная месть, в ней испанцы знали толк и понимали. когда она заслоняет любые доводы для кошелька, собственных земель, благополучия близких и даже собственной жизни. Случай Анакаоны был как раз из числа последних.

Рудники не должны были простаивать! Так считал Христофор Колумб, а его более осторожный брат не мог навязать вице-королю своё мнение. Сын и вовсе не старался идти против воли отца, предпочтя иной путь. Не нападают на тех, кто готов это нападение отразить и способен показать свою силу. Оттого и был Диего Колумб не тут, в Санта-Доминго, а далеко за пределами как города, так и крепостной стены, рыская со своим отрядом как близ рудников, так и далеко вне их.

Что он рассчитывал найти или же напротив, чего обнаружить не хотел? Таино, конечно, с их стремлением доставить новых хозяевам этих земель те либо иные неприятности. А число ушедших с ним воинов и их умения сражаться как в правильном бою, так и вне его… О, тут Бартоломео не особенно беспокоился за родную кровь! Племянник был одновременно и храбр, и осторожен. Оказываться в опасных местах тоже не намеревался. Имел достойного советника, прошедшего множество сражений и не склонного проявлять норов к стоящему выше него. А потому… Оставалось надеяться. что прав именно вице-король, в то время как зёрна тревоги, взошедшие в душах двух других Колумбов после слов Борджиа, обернутся лишь повышением обороноспособности рудников и острова вообще.

— Да, я верю в Диего. Твой сын делает всё, что может и должен. Добыча золота растёт, попытки воровства или грабежей караются, но… Тревожно мне, храни нас Дева Мария и сорок мучеников!

— Выпей вина, это помогает. Ты перетрудился, стараясь сделать и так укреплённый город вовсе неприступным. Равняешься на Пуэрто-Рико тамплиеров?

— То, что случилось на Кубе, там бы не произошло. Патрули на суше и по воде, сеть дорог и укреплений вдоль них, очень быстро проходящие от одного конца острова к другому сигналы. Другое, о чём я могу гвоорить долго, а ты тоже знаешь, брат.

— И у нас не произойдёт. Куэльяр и Нарваес недоглядели, пропустили на Кубу тех, кого там не должно было быть. Теперь не попустят. Их опыт помогает нам избежать таких ошибок. Но в чём мой сын прав — в необходимости строить малые крепости у рудников. Где золото, там соблазн напасть, похитить. И охраны должно быть много. Простые надсмотрщики её не заменяют. Не всегда заменяют, — поправил сам себя вице-король Нового Света. — Я горжусь своим сыном. Выпьем за это, Бартоломео. И возблагодарим всемогущего и незримо присутствующего рядом с нами, Его верными слугами, Господа, что нам повезло, что мы не упустили из рук капризную и переменчивую ко многим удачу.

— Да, за это действительно стоит выпить, — согласился с вице-королём губернатор Эспаньолы. Кубки ударились друг о друга. Колыхнулось в них выдержанное, ещё испанское вино. А меж тем не в столь уж великом отдалении от Санто-Доминго творилось то, что скоро должно было перестать быть тайной для всех конкистадоров и не только их.

Старые воины, но новое войско. У Анакаоны, собственной волей и силами сумевшей остаться не просто символом, но настоящим лидером не покорившихся испанцам касиков народа таино, получалось разделять эти понятия. Она тщательно, словно песок, просеивала меж не пальцев, но ячей духовной сети всех своих и союзных воинов, отбирая тех, кто был по настоящему готов. Готов не просто сражаться, как делали предки и они сами, но делать это по новому, слушая тех, кто был сильнее, мудрее, умелее в воинских делах. Да, тех самых наставников из числа науа, говорящих от имени самого тлатоани могучей империи Теночк, способной сражаться и побеждать жаде этих бледных лицом умелых убийц.

Далеко не все таино готовы были к такому. Ведь учиться у жестоких и пугающих пришельцев с большой земли означало признать, что собственные силы таино малы, а умения пусть не ничтожны, но их недостаточно. Гордость, смешанная с множеством других чувств, такими как опасение, недоверие, зависть и иные, она могла сослужить плохую службу. Да и понимала Анакаона, что следовало опасаться тех, кто может оказаться на службе у бледных людей. Достаточно было шепнуть одному, что таино под присмотром наставников из числа науа учатся воевать по-новому и обращаться с непривычным оружием — враги заинтересуются. Два или три таких шепотка за вознаграждение — бледнолицые серьёзно насторожатся и начнут проверять. Не сами, но глазами и ушами тех, кто готов предать, получив взамен… разное.

Тут как раз помогли науа-наставники и особенно командовавший всеми ими Тоноак. Жестокими способами, но он находил, перехватывал тех, в ком ему виделся предатель. А попавший в руки к знающим толк в пытках науа редко когда мог не то что промолчать, даже просто промедлить в том, чтобы выдать тем всю свою жизнь. Нужное и ненужное, ближнее и дальнее.

Кое-кто оказывался невинен и таких отпускали. Самой Анакаоне подобное не нравилось, но женщина-касик понимала необходимость. Сложные, опасные времена выдались, когда и она не всегда могла понять, кто друг, а кто способен не просто уйти, окончив борьбу, но заодно и выдать тайны родных по крови. И вот таких отщепенцев она жалеть не сбиралась, лишь кривя губы, когда те хриплыми после пыток голосами пытались вымолить прощение.

Прощения не было, лишь казнь. Не руками науа, а от своих. Получившая власть над соплеменниками — и не только ими — распространившая и удержавшая её женщина понимала, что важно не только наказание, но и кем, а ещё как оно претворяется в жизнь. Карать таино могли лишь сами таино, но не их союзники. Давать посланцам науа власть над телами своих людей она не собиралась. Ведь сперва тела, а потом… души.

Это видели, это понимали и даже в большей части принимали. Принявшие же с ещё большим усердием старались постичь новые знания о войне. К тому моменту, как новые бледнолицые, из другого племени и на несколько иных больших лодках прибыли сюда, желая говорить и договариваться о почётном мире… Тогда почти всё было готово, оставалось выбрать время и сделать нужный шаг. Хотелось бы большего, но Анакаона умела довольствоваться уже имеющимся, не пытаясь схватить за яркие перья пролетающую над головой птицу. Они ж, с яркими перьями, редко когда летают достаточно низко. Можно было бы подбить камнем или стрелой, но для этого нужна ловкость, меткость, умение. А насчёт умений пока всё было не так хорошо, как хотелось бы. Зато как только и новые бледнолицые, и уже им привычные враги уплыли в сторону большой земли, к владениям науа, пришла пора действовать.

Места, где бледнолицые добывали так ценимый ими жёлтый металл! Наиболее подходящая цель, к которой она склонялась и сама, не желая нести огромные потери при нападении на крепости, да и Тоноак советовал выбрать именно их. Сначала их, а уж потом в зависимости от того, что будут делать воины, приплывшие сюда на больших лодках.

Разведка! Без неё нападать было никак нельзя. Анакаона в очередной раз возблагодарила богов за то, что среди работающих на бледнолицых её соплеменников были и те, кто охотно делился нужными словами, донося всё нужное и даже больше того. Оставалось лишь использовать это.

Правильно использовать, потому что сын главного из бледнолицых, называющего себя вице-королём, недавно усилил охрану всех мест, на которые она решила напасть. Более того, сам он с большим отрядом кружил по острову, словно догадываясь о чём-то. Что ей оставалось делать в таком вот случае? Попробовать обмануть врагов, изобразив нападения на пару-тройку рудников, в то время как по настоящему напасть совсем на другой. Иного выхода не было, если действовать по уму, а не руководствуясь лишь собственной ненавистью, как касики на Кубе.

Приняв решение, менять его она не собиралась. Были отданы приказы малым отрядам, которые намеревались, подобравшись к ложным целям, что перед нападением окажутся близко к отряду сына вице-короля, издавать боевые кличи, пускать стрелы, бить в барабаны и вообще производить много шума, но мало настоящих действий. Он должен был повести своих на помощь соплеменникам. Бледнолицые слишком ценили золото, этот мягкий жёлтый металл. Пусть поиграет со скрывающимися среди деревьев и высокой травы тенями, умеющими прятаться, особенно от большого отряда. Сама же она, получив известие, что всё идёт, как и задумано, бросит основные силы совсем на другие рудники, где не оставит и камня на камне, где всё горящее будет сожжено, а сами бледнолицые будут перебиты, да и продавшиеся им получат жестокий, но необходимый урок.

Готовы ли были её воины? Как считала сама Анакаона — вполне! Оружие из металла, броня, которую использовали науа и к которой таино привыкали с того времени, как поступили первые десятки таких вот подарков от империи Теночк. Металлические же наконечники не для обычных стрел, а для более коротких, используемых в самострелах, что только и способны были пробивать столь прочную защиту, которую использовали все бледнолицые воины.

Увы, но все просьбы Анакаоны о том, чтобы получить и другое оружие, стреляющее раскалёнными кусками металла. разбивались вдребезги. И вовсе не из-за полного нежелания союзных науа, а просто по причине того, что они сами его так и не сумели получить в нужном количестве. Ну а то немногое, что воинам тлатоани удалось захватить как воинскую добычу, империя не видела смысла отправлять союзникам. Как сказал Тоноак: «Жрецы и ученые в Теночтитлане пытаются понять, как самим научиться изготавливать и схожее оружие, и особенно тот чёрный порошок, без которого нельзя добиться самого выстрела». Однако обнадёжил, что как только тайна будет раскрыта или же удастся вырвать её из новых пленников, союзники империи тоже получат это громкое, но такое сильное оружие.

Верила ли Анакаона этому науа? Скорее да, чем нет. Да, поскольку будь у науа это оружие в нужном количестве — они бы уже использовали его на той же Кубе. В пользу «нет» говорило то, что касик осознавала предел своей значимости для науа. Если её воины и получат оружие бледнолицых, то лишь тогда, когда у самих науа его будет достаточно для собственных целей. Когда именно это случится — через год, два или более того? Только боги то и могут знать. Сейчас ей и её воинам придётся использовать то, что уже дали, что готовы были дать и обучить как следует пользоваться.

Обучились ли всему нужному таино? Это покажут не учебные схватки меж собой и наставниками из науа, а настоящее сражение, которое должно было начаться совсем скоро. Она была к нему готова, приплывшие из-за «большой воды»…. имелись надежды, что не настолько.

Один рудник, другой, третий… Побережье, местность близ гор, где засели непокорившиеся племена таино во главе с особенно упёртыми касиками и этой бешеной Анакаоной. Снова рудники. У Диего Колумба уже голова шла кругом, а настроение испортилось до того, что хотелось проклинать не только индейцев, плохие дороги Эспаньолы, её погоду и силы небесные, но и самого себя. С чего вдруг последнее? Просто начинало казаться, что зря он встревожился из-за слов неведомо зачем прибывшего сюда, в Новый Свет, Чезаре Борджиа и его очаровательной сестры.

Сомнения и тревоги, они порой способны подточить самую крепкую уверенность в собственных силах. Однако показывать их своим воинам — о нет, на такое младший из Колумбов пойти не мог, понимая, что подобное будет расценено теми как слабость. Слабость — последнее из всего, что хотел бы им показать, особенно после всех усилий, приложенных для выхода из тени своего действительно великого, открывшего все эти обширные земли отца. Земли, оказавшиеся богатыми на золото, пряности и иные, пусть не столь ценные сокровища. Как на уже освоенных островных территориях, так и на материке, коий только следовало сперва разведать, а уже потом привести под руку испанской короны. Не весь, конечно, ведь были ещё Португалия и Орден Храма, с которыми, согласно папской булле, требовалось поделить Новый Свет. Только Свет, он большой, тут на всех хватит и вступать в ссоры если когда и предстоит, то уж не при жизни отца и, наверное, даже не при его собственной.

И вот проверка очередного рудника, надзирающий за которым Альберто де Кронес довольно бодро отчитался, что всё в порядке, работа идёт, как и всегда, а дополнительная охрана тоже занята своим делом. Посетовал лишь на то, что выработка драгоценного металла несколько снизилась из-за необходимости перевести часть работающих индейцев на наращивание частокола, который уже больше напоминал полноценную бревенчатую стену, и наблюдательно-сторожевых башен. Дескать, тут рудник, а не очередная крепость, на возведение которой нужно время, деньги. Рабочие руки и материалы, опять же добываемые рабочими руками.

Сетования благородного дона Альберто отнюдь не были пропущены мимо ушей. Диего Колумб посочувствовал многочисленных хлопотам, пообещал поговорить с отцом и дядей, чтобы прислать больше инструментов, дополнительных работников, а также воодушевить самого де Кронеса и других испанцев звоном монет, а индейских работников… тоже не оставить без внимания. Тут, на Эспаньоле, уже все, включая самого вице-короля — хотя последнему это и сильно не нравилось — успели понять, что обращённый в рабство индеец в лучшем случае работает со скоростью черепахи, а чаще и вовсе отказывается и рукой пошевелить, предпочитая смерть. Так что, как бы многие не ворчали втихую, распространение на индейцев правил Кодекса Войны благотворно сказалось на использовании тех краснокожих, кто покорился испанской короне или же склонил голову перед Орденом Храма. Он лично видел это раз за разом, а его глаза, несмотря на относительную юность, много видевшие, обмануть было сложно.

Что до безопасности рудника, ради которой — как и на прочие места добычи золота — увеличивалось число стражников, то все было в порядке. Вроде бы в порядке, посколькуде Кронес не пожаловался, но обратил внимание на шныряющих поблизости индейцев. Вроде их зачастую даже не видно, но то особо острый взгляд увидит промелькнувший среди листвы силуэт, но уши уцепятся за не свойственные зверю либо птице звуки. А там и малый отряд, посланный специально, либо обычный патруль во время обхода прилегающих к руднику пространств находят едва заметные следы, испанцам не принадлежащие. И вот что в таких случаях думать? Обычное любопытство замирённых таино? Любопытство же, но иного рода, результаты которого передаются засевшим в горах враждебным касикам? Или это разведчики тех самых враждебных, прикидывающих, смогут ли причинить руднику серьёзный урон и каким именно образом? Ответа на этот вопрос у дона Альберто не было, да и сам Диего Колумб не мог его полностью уверить в благополучии ближайшего будущего. Лишь посоветовать быть готовым к чему угодно, да про голубей и сигнальный дым не забывать, если вдруг случится нечто необычное и особенно опасное.

Уже покинув этот рудник, Диего с тоской вспомнил о том, как умело и хорошо сумели наладить связь между городами, крепостями и вообще важными местами в империи Борджиа. И способ сей связи, в отличие от множества иных дельных и оправдавших себя новинок, секретом не являлся. Какой уж тут мог быть секрет! Большие зеркала или просто отражающие свет поверхности, расположенные на устремившихся в небо башенках и посылающие пойманный и отражённый ими солнечный свет в нужную сторону, чтоб вспышки увидели на другой такой же башне. Увидели, перевели длинные и короткие вспышки в буквы и, сложив те в слова, по ситуации, использовали на месте или же отправляли дальше, по цепочке. Просто и гениально… среди множества других изобретений как троицы Гонтенхельц-Винчи-Борджиа, так и иных, менее известных механиков, алхимиков и прочих, кому вот уже не первый год оказывалось всяческое покровительство в Риме, этом воистину Вечном Городе, сумевшем в очередной раз не просто оправиться от начавшегося было упадка, но устремиться к новым сияющим вершинам славы и могущества.

Завидно ли ему было? Самую малость, поскольку, принадлежа к роду открывших Новый Свет, ему также было чем гордиться. Пока отцом, но и собственные великие свершения должны быть не за далёкими и высокими горами! Если же…

— Красный дым! — раздался возглас одного из солдат отряда. Вижу красный дым с рудника!

Действительно, с того места, которое они не так давно покинули, вверх поднимался столб красного дыма, особенно хорошо видимый при безветренной погоде. Почему красного и откуда такая расцветка? Красный был тем цветом, что сигнализировал о нападении и просил о помощи. Касаемо же вопроса «откуда»… Из Рима шли самые разные товары, среди которых хватало и алхимических. Преимущества же подавать разноцветные дымовые сигналы успели оценить во многих местах. Красные, синие, жёлтые и прочих цветов дымы, в отличие от привычных лишь черного и белого, они многое давали умным людям. Среди конкистадоров глупцов почти не водилось. Помирали они очень уж быстро: от индейской стрелы, ловчих ям либо иных ловушек, от клыков и яда местных животных со змеями/насекомыми или по иным причинам, разным, но неизменно приводящим к печальному итогу.

— Возвращаемся, — отдал приказ Диего. — Всем быть наготове. Аркебузы к бою, ожидать нападения с любой стороны.

Пара мгновений, и вот уже отряд разворачивается, приобретая черты не обычного походного, а этакого частично боевого построения с учётом местных особенностей. Дороги на Эспаньоле никак не способствовали возможности быстро развернуться в правильный строй для большого отряда. Пришлось переучиваться, вспоминать не самые известные построения малых отрядов, а ещё придумывать новые, учитывая все более возрастающую значимость огнестрельного оружия. Ну и учиться у римлян, которые как-то за последние годы стали образцов во многих сферах бытия. Не желающих же учиться у вырвавшихся вперёд в воинских умениях ожидала или и вовсе успела постичь печальная участь. Где она, внушавшая страх Османская империя? Лишилась всех владений в Европе и не только, оттеснена по ту сторону чёрного Моря и изгнана из Средиземного окончательно. Междоусобицы, едва не закончившиеся окончательным распадом, почти полная утрата флота, обнищание и сильно ослабевшее числом и умениями войско. Мамлюкский султанат? От него осталось ещё меньше. Султан уцепился за священные для всем мусульман места, Мекку с Мединой, и в отчаянной попытке сохранить тень былой власти объявил всей христианской Европе джихад, эту священную войну, назначив себя и свой род главными защитниками ислама и хранителями святынь. Оставшиеся, порой уже обкусанные эмираты и Крымское ханство? Или трясутся в страхе перед будущим или, если правители достаточно глупы, считают, что до них из Рима если и дотянутся, то потом, когда сами они отправятся к своему Аллаху естественным путём. Про назревающие междоусобицы тщательно подогреваемые из Европы и особенно из Рима забывать тем более не стоило. Всё переменилось и уже не в пользу ислама.

Франция, в которой Авиньонский «святой престол» так и продолжал объявлять не все, но многие достижения науки богомерзкими, с которым истинно верующему христианину и прикасаться грешно? Отставание выражалось заметно даже людям с не самым острым умом. Самому сыну вице-короля казалось, что ещё немного и лично король Франции Людовик XII прикажет своему ручному Папе, чтобы тот пусть постепенно, но реформировал Авиньон. Эта увенчанная короной голова вовсе не была глупой, могла сравнить положение воинской науки в своём королевстве, в Священной Римской империи (не имеющей к Риму уже давно никакого отношения) и ещё кое в каких местах, прислушивающихся не к Риму, но к Авиньону в вопросах веры, Сравнить и сделать правильные выводы.

Мечущиеся в голове мысли не помешали Диего командовать отрядом, держа руку на биении пульса этого многоглавого и многорукого зверя. К счастью, они не так далеко ушли от рудника, чтобы путь обратно занял чрезмерное время. Вдобавок он не позабыл выслать на разведку малые отряды из тех воинов, что за прошедшее время показали себя как лучшие даже не в обычном бою, а в быстром нахождении врага среди зарослей и способностями биться с индейцами в обстановке, привычной именно краснокожим. Очень не хотел Колумб оказаться в положении, когда совсем рядом окажутся вооружённые копьями и луками таино, когда на то, чтобы прикрыться шиитами и дать упреждающий либо просто быстрый, но прицельный ответный залп не хватит времени.

И эта тактика сработала. Кстати, отнюдь не в первый раз. Отряд прошёл всего часть пути обратно до рудника, когда к Диего — уподобившись змейке, быстро и бесшумно проскользнувшей не меж пучками травы, но находящихся в походном строю воинами — пробрался один из таких разведчиков-воинов, Игнацио Лорино.

— Мы заметили их, сеньор, — и тут же, даже не дав пары мгновений на уточняющий вопрос, сам на него ответил. — Это… вроде по оружию и броне науа, даже символы из краски на лицах и одежде, но и не они. Ходят как таино, лица таино, жесты таино. Неправильно там всё!

— Много?

— Нет, — резко покачал головой вернувшийся разведчик. — Достаточно, чтобы напугать, заставить подать сигнал дымом. Но для уверенного разграбления и уничтожения всего на руднике… Не знаю, сеньор. Может, мы не всех заметили, но что узнали, то я и говорю. Клянусь врагами рая и их привратником.

Науа, которые не науа! Колумб лишь усмехнулся, поскольку после европейских военных и не только хитростей разгадывать здешние…. Нет, это не было простым делом, ведь империя Теночк успела показать, что знает толк в разного рода уловках. Однако и чем-то совсем сложным тот ход, который они сейчас сделали, не являлся.

Таино из подвластных или союзных Анакаоне племён с оружием науа. Наверняка в достаточной мере обученные, освоившиеся с оружием и обученные прибывшими наставниками. Проклятые вырыватели сердец нашли способ, как доставить своим врагам неприятности, не перемещая большое число воинов, не привлекая лишнего внимания. Его отец отдал после кубинских событий приказ внимательно следить, чтобы на Эспаньолу не проникли науа. Так они и не проникали. Почти. А досматривать многочисленные утлые лодчонки таино, на которых те выходили в как бы прибрежное плавание за дарами моря… Это было упущено. Видимо, именно в них, капля за каплей, по паре комплектов брони или пятку клинков либо арбалетов и было доставлено то, что действительно могло заметно усилить засевших в горах таино.

Уже усилило! Одно дело расстреливать и рубить по существу не имеющих брони врагов, в ответ получая выстрелы и удары из оружия, куда менее опасного для испанских доспехов. Совсем другое занятие — сражаться с подобием науа! Бесспорно, преимущество у воинов испанской короны всё равно сохранится, но уже не такое весомое. И число! Да-да, то самое число, которое заметно уменьшилось после отплытия эскадры Франциско Пинсона в сторону Тулума.

Но малое или возможно малое число нападающих! Вот что не давало Колумбу покоя. Поневоле в памяти всплывали предостережения Борджиа о том, что с тех пор, как они, европейцы, столкнулись в Новом Свете с империей Теночк, следует быть готовым к любому хитрому ходу со стороны врага, разумом не уступающим военачальникам и политикам тех же Франции или Польши.

— Приманивают! — оскалился младший из троицы Колумбов, даже не стараясь понизить голос. Могут приманивать, а сами нанесут удар в другом месте.

— И что делать? — раздался полный беспокойства голос Роберто де ла Гальби, этого опытного вояки, у которого Диего Колумб учился тому, что и в будущем должно было пригодиться, и тут, на Эспаньоле, доказывало свою действенность. — Разделяться и идти к нескольким рудникам опасно. Нас разобьют по частям.

— Тогда… — мысли Диего неслись во весь опор, словно небесная колесница. — Нужен хоть один пленник. Лорино! Передай, что того или тех, кто добудет мне таино в доспехе науа, я озолочу. Роберто?

— Да, сеньор Диего.

— Мы не станем разделяться. Вернёмся туда, где от нас ждут помощи. И будем готовы взять их с собой. От рудника к руднику.

Удивление. Сомнение. Проклюнувшееся спустя секунды понимание на лице де ла Гальби.

— Вы думаете, рудники не спасти?

— Не спасти то дерево, которое использовалось при постройке. Земля и золото никуда не исчезнут. Только чего они будут стоить без людей, золото добывающих и его охраняющих? Нас хотят лишить всей добычи золота. Мы можем спасти часть и восстановиться. Быстро, не прося новых людей у Их Величеств. Наверное, это так. Я рискую, Роберто.

— Понимаю вас, сеньор.

Опытный вояка действительно понимал. То, что мелькнуло в мыслях юного Колумба действительно могло быть. А могло и не быть. Всё зависело от того, насколько он сумеет предугадать действия врагов. Насколько ему удастся следовать принятым решениям. Насколько, наконец, окажутся сильны таино в несколько новом облике и с повысившимся — вероятно, но не непременно — умениями вести бой с ними, воинами Конкисты. Это и предстояло выяснить совсем скоро. Что ж, он был к этому готов, да и большинство воинов отряда тоже, за них он мог ручаться как честью, так и собственной жизнью.

Отряд двигался. Не с излишней скоростью, но и не медленно. Готовность ко всему, атаке и обороне, столкновению хоть с науа, хоть с таино, хоть с самими выходцами из преисподней. Уже на ходу окончательно раскалываясь на относительно малые отряды, сходящие с дороги, движущиеся в кажущемся беспорядке, зато на деле так и представляющие собой единое целое. Так капля ртути способна быть разделена на несколько более мелких, но стоит им приблизиться друг к другу по чей-либо воле. как части вновь становятся единым целым. Выучка. Опыт Европы и здешний. Готовность командиров малых отрядов думать и принимать решения самостоятельно, наконец. То самое, чего порой так не хватало раньше многим офицерам европейских армий. Та черта, за которую наконец не наказывали, не задавливали на корню, а стремились взрастить. Крестовые походы, вот что стало переломом. Насмотрелись испанцы на действия римских армий. Настолько хорошо насмотрелись, что поняли всю силу разумной самостоятельности командующих не армиями, но её малыми и не очень частями.

Излишне увлечься порой означает большие неприятности. Так случилось и с выполнявшими отвлекающую атаку рудника под управлением Альберто де Кронеса таино. О нет, вовсе не со всеми, лишь с несколькими.

Что стало тому виной? Новая броня, используя которую, воины таино обрели куда большую, в сравнении с имевшейся, защиту, но вместе с тем не успели привыкнуть к некоторой скованности движений. Всё бы ничего, но когда сталкиваешься с матерыми головорезами из числа бледнолицых, за прошедшее с появления на Эспаньоле время привыкших к здешним условиям и совсем не тяготящихся веса доспеха и некоторых накладываемых им ограничений… В общем, Корнави и четверо его соплеменников, составлявшие одну из нескольких «рук», разосланных для слежки за большим отрядом бледнолицых, сами себя перехитрили… или же перемудрили, разницы особой не наблюдалось.

Схватки малых групп, как много таится в этих словах! Одно дело, если они происходят на открытой местности, когда группы видят друг друга загодя и могут заранее выбрать ту или иную тактику для предстоящей схватки. Совсем другое, если поле боя — густые заросли из деревьев и кустарника, где важно не только зрение, но и слух, запах, просто чутьё, наконец. Корнави, мнящий себя куда большим мастером ходить среди густых зарослей, нежели какие-то там приплывшие из-за большой воды, пускай и умеющие хорошо обращаться с разным оружием, слишком расслабился. Потому грохот выстрелов и крики находящихся рядом соплеменников стали очень неприятной и болезненной неожиданностью.

Испанцы стреляли метко, залпом, но не из аркебуз, а из пистолей. Причина? Размер пули и результаты её попадания в человека. Аркебузная, она с близкого расстояния зачастую пробивала даже очень хорошую броню и творила с телом такое, что после этого мало кто выживал. Ну а в случае попадания в конечность тоже могла случиться — и довольно часто случалась — смерть от кровопотери и того, что римские врачи называли «болевым шоком». И вот зачем нужны были такие пленные, не способные говорить по той или иной причине, готовые умереть в любой момент и зачастую осознающие это. А готовность разговаривать с врагом у без нескольких минут мертвеца слишком мала. Его и болью напугать сложно, он без того её испытывает. Чуть больше её, чуть меньше — далеко не для всех есть разница.

Оттого стреляли из пистолей, которые имелись почти у каждого конкистадора, а то и по паре-тройке. Одно- или двуствольные — это уж зависело от личной состоятельности солдата, его готовности платить свои собственные деньги за более совершенное оружие. Стреляли, разумеется, залпом, но предварительно распределив цели. По рукам и ногам, чтобы и больно, и нельзя было как толком сражаться, так и быстро убегать. И всё равно — некоторые не удержались либо просто рука в последний момент дёрнулась. Один из «науа» завалился на землю, явно и без сомнений убитый. Двое других тоже рухнули, роняя оружие и хватаясь за простреленные ноги. Зато оставшаяся парочка, один из которых остался невредим, а другого лишь чуть задело, мигом развернулась в сторону угрозы и… рванулась не от неё, а в сторону разрядивших, как им мнилось, пистолеты испанцев. Но не просто рванулись, а прикрывшись щитами, не по прямой, рывками дергаясь из стороны в сторону. Видимо, надеялись на то, что навязав ближний бой в столь привычных им зарослях кустарника, смогут и вдвоём если не победить, так хотя бы натворить дел или просто привлечь внимание своих.

Может имелись и другие причины, только Игнасио Лорино было на это плевать! Он умел ходить по лесу, чуть ли не с детства охотясь за разными зверьми, в том числе и там, где это было очень опасно. Отсюда умение тихо ходить, оставаться неслышимым и не видимым как для зверей, так и для людей. Они, те самые умения, очень пригодились потом, при становлении частью кастильского, а потом и испанского войска. И использовали его правильно, ведь ставить в общий строй подобного мастера проникать почти в любые места — очевидная глупость. А глупцов среди испанских военачальников, воевавших многие годы подряд чуть ли не со всеми подряд, было немного. «Естественный отбор уничтожает скудных разумом», как писал советник флорентийского герцога Никколо Макиавелли, чья книга Лорино просто очень понравилась. «Государь» хитрого и уважаемого в самом Риме флорентийца стал чуть ли не священной книгой для тех, кто хотел больше знать и понимать о том, как устроен мир вокруг, что движет сильными мира сего, помимо, конечно, божьего промысла.

Божий промысел, однако, было не пощупать и толком не увидеть… по мнению самого Игнасию, не слишком то религиозного, особенно в последние годы, когда это стало приемлемым и исчезла возможность оказаться в «ласковых» руках инквизиторов за неосторожные слова и особенно поступки. Зато отдельные высказывания из «Государя», они хорошо подходили к случавшемуся в жизни не только грандов и знатных кабальерос, но и для кого попроще. Для таких, как он, Игнасио Лорино.

Несущиеся на него и его двух товарищей индейцы думают, что смогут навязать ближний бой? Не все мысли верные. У него, например, было не просто два пистолета, но два двуствольных, к тому же колесцовых, ожидать осечки от которых редко когда стоило. Пускай кремневые куда как дешевле, но денег на то, что может спасти тебе жизнь — оружие, доспех, набор целебных снадобий — Игнасио сроду не жалел, да и друзьям то же самое советовал. Теперь это в очередной раз должно было помочь.

Бах! И вылетевшая из второго ствола пуля врезается точно в бедро несущегося на Игнасио индейца, заставляя того кубарем покатиться по земле, запутываясь в каком-то даже на вид колючем кустарнике. Только криков нет, лишь короткий стон, да и оружие тот из рук не выпустил, лишь щит уронил. Второй… Вот в него из товарищей, Педро с Раулем, выстрелить смог только один, из запасного пистоля. Рикошет от нагрудной брони, такое тоже случалось, даже с не самой хорошей защитой, используемой науа. Не повезло!

Зато повезло единственному оставшемуся на ногах, сумевшему приблизиться на расстояние ближнего боя и начать махать им шестопером со стальным навершием и стальными же «перьями». Умело махать, так, что Раулю оставалось только сводить удары, об щит или и вовсе уклоняться, понимая, что принимать их прямо — это либо щит расколется очень скоро, либо рука отсушится или вовсе сломается. Педро, тот старался зайти сбоку и пырнуть слишком быстрого и увертливого врага в бок, да всё никак не получалось. Помочь бы им, но…

Игнасио был слишком опытен, чтобы отвлекаться на бой два против одного, когда имелись ещё и другие, пусть и раненые, но всё ещё опасные враги. Например, недавно им подстреленный, уже вытащивший из-за пояса метательный топорик и намеревающийся… Намерения были очевидны, потому Лорино потратил последний выстрел, всаживая пулю в держащую топорик руку. Пистолеты за пояс, два коротких клинка из ножен, после чего бросок вперёд и удары рукоятями по открытым головам индейцев. Индейцев из племени таино, теперь в этом не было никаких сомнений. Раненые не всегда хранят молчание. Да и среди криков боли проскакивают ругательства на родном языке. А отличить слова наречия таино от того, которые использовались в империи Теночк — на это знаний Игнасио хватало.

Удар, удар… сразу парочка, для верности. Обернуться, чтобы понять, как проходит, то есть проходила схватка с вооружённым шестопёром индейцем. Тот был мёртв, но и Рауль получил такой удар, что лежал и корчился от боли. Похоже, что плечо. Дробящий удар, явно кости сломаны, кровь льётся. Тяжёлая рана, опасная, такую нужно лечить настоящему врачу. Да, в отряде Диего Колумба был и врач, и его двое помощников, но сперва раненого следовало дотуда дотащить. А ещё исполнить другой приказ, о пленнике, который будет говорить.

— Педро, опий! Бинт, закрепить кость, если сможешь. И броню с него, тебе его на плечах нести, — приказал Лорино уцелевшему воину, в то время как сам, также для облегчения веса, стал срывать доспех с того, кто показался ему более разговорчивым.

Причина выбора? Раненые ведут себя по-разному. Одни до последнего сражаются или и вовсе стремятся утянуть за собой в могилу хоть кого-то из врагов. Другие же первей всего стараются уцелеть. Опыт Игнасио показывал, что разговорить проще вторых. Не всегда, но зачастую именно так. А унести больше, чем одного…. Он не мифический Геркулес, а не самый простой, но всего-навсего воин Конкисты. Подвиги совершать — это не к нему. Да и обещанную сеньором Колумбом награду получить очень хотелось.

— Поздно, — раздался печальный голос Педро. — Упокой Господь душу Рауля и отпусти ему грехи, как павшему во имя торжества наихристианнейших наших монархов.

— Потом помолимся, — скривившись от досады из-за столь неожиданной потери — как-никак, но Рауля Лорино знал не первый год, даже дольше, чем Педро. — Хватай вот этого. Мой тот, которого я уже из доспеха вытряхнул.

— Последнего добить?

— Нет. Наши могут быть близко. Подберут тогда. Три пленника лучше двух.

…но и два очень хорошо. Эти слова Ингасио вслух проговаривать не стал, как очевидные. Меж тем медлить точно не следовало. Двух «облегчённых» от лишнего таино на плечи, а затем, глотнув из специальной склянки придающий бодрости настой — его рекомендовалось пить лишь тогда. когда без прилива новых сил совсем никак — обратно, к своему отряду. И не в то место, откуда вышли, с поправкой на движение. Хорошо хоть слух что у Педро, что у Игнасио был хороший, привычка отслеживать направление, в котором следует отступать, тоже имелась. Без таких привычек воины с их особенностями, посылаемые порой в очень опасные места, долго не живут, да и умирают частенько плохой смертью.

Бег. Быстрый, на грани и чуть не за гранью доступного их телам. Тяжелое дыхание, заливающий глаза пот, боль в ногах и невыносимая, повисшая на плечах тяжесть, которую так хочется скинуть. Хочется но мешает понимание, какая цена за этот груз уплачена и что он может принести, будучи доставленным, стоит лишь ещё немного потерпеть. И постоянная готовность затаиться, если глаз, ухо или нос, не говоря уж о воинском чутье на угрозу, уловят последнюю в опасной близости. Жизнь дороже наград, а мертвецам не на что тратить золото.

Внезапно… Всё! Слышны именно те звуки, которые так жаждали услышать. Лязг оружия, редкие выстрелы, раздающиеся крики команд. Куда шли, туда и почти пришли. Свои. Испанцы. Воины Конкисты. Чуть позже и вовсе кинувшиеся навстречу, ощетинившиеся пиками и аркебузами, прикрытие щитами знакомые лица. Прикрыть, подхватить с плеч бессознательных пленников, доставить к командирам отряда. Выучка, она что в Старом, что в Новом Свете помогала и будет помогать тем, над чьими головами реют испанские знамёна.

Чуть придя в себя, Игнасио обнаружил, что отряд уже и не двигается, свернувшись в боевое построение неподалёку от рудника, в прямой его видимости. Не весь отряд, но большая его половина. Меньшая же, разделившись на несколько групп, замысловато кружит в окрестностях. Вовсе не бессмысленно, а оберегая как сам рудник, так и основу от возможного нападения.

Мелькнула было мысль, что сеньор Колумб и особенно его советник, опытнейший де ла Гальби мог отдать приказ и внутрь частокола переместиться, но… Лорино в мыслях обругал себя тупицей, поскольку мог бы и догадаться о причинах. Заходя внутрь слабых, но всё-таки укреплений рудника, солдаты не намеренно, но почувствовали бы себя в надежном, защищённом месте, где хорошо обороняться. А оборона, она легче нападения, появляется возможность отдохнуть. Не сразу, не всем, зато лучше, чем очередной марш просто или с последующим нападением на противника.

А он, новый марш, точно будет, причём скоро. Как Колумб, так и де ла Гальби обязательно дали бы отдохнуть солдатам, понимая, что истощать их силы — неразумное решение. Без весомой необходимости истощать. Но если вот так, стоит одна часть и кружат поблизости другие… Скоро всё станет ясно. И всем, а не только ему подобным, что повидали всякое и привыкли ожидать от жизни любых неприятностей, а то и подлостей.

Час. Ровно столько времени дал Диего Колумб на сборы начальнику рудника. Собрать добытое золото, немного провианта, экипироваться и захватить всё то, что можно нести во вьюках на спинах индейцев-работников и нескольких имеющихся повозках. С лошадьми в Новом Свете было очень плохо, не водились они тут, а доставлять из Европы на кораблях хлопотно, да и часть животных дохла при перевозке. Никого не обвинить, лошади и плаванье через океан слабо сочетались друг с другом. Нет, малое число этих столь полезных животных в Санто-Доминго имелось, но их берегли и использовали пока для разведения. Или для торжественных выездов, показать как своим, так и местным жителям богатство, красоту и величие новых хозяев этой земли.

Справились. Во вьюках и на повозках поместилось не всё ценное, но то, что оставлять было бы убыточно и неразумно, имея хоть какую-то возможность вывезти. Разумеется, сюда входили и пять небольших пушек, вкупе с ядрами, картечью, порохом. Вот уж ЭТО оставлять не собирались ни в коем случае. Оружие или увозить с собой, или подрывать, дабы врагу не досталось.

— Лорино! — как только был отдан приказ выступать, к Игнасио подошёл один из лейтенантов Колумба. — Сеньор Диего желает видеть тебя. Вручить награду и ещё кое-что. Печалиться не придётся… помимо смерти своего солдата. Идти нормально сможешь?

— Смогу, Бернардо, — отозвался уставший, не слишком крепко держащийся на ногах но ещё кое на что способный мастер скользить под носом у даже такого противника, как индейцы. — Просто настой этот, что бодрость даёт. Сначала даёт, потом свою плату требует. Ох-х!

— Вижу, что не слишком хорошо тебе. Эй, парни! Помогите благородному сеньору дойти. Он побольше многих из нас успел сделать для того, чтобы все мы в хитрую ловушку не угодили.

Возражать Игнасио не собирался, да и сил к тому особый не имел. Вот к своему ныне дворянскому состоянию привыкнуть до сих пор не мог, хотя со дня ритуала аноблирования, когда он, простой воин, не имеющий в известных предках никого из дворян, стал дворянином. После Крестовых походов дворянство получило немало отличившихся не только умелым обращением с мечом и аркебузой, но и способных прибавить к оружейному мастерству способность думать, командовать, пусть и небольшими отрядами. Он, Игнасио Лорино, умел как то, так и другое, к тому же оставаясь не только живым и почти без ран, но и среди подчинённых ему солдат мало кого теряя в лихих и крайне опасных вылазках и разведках близ противника.

Недалеко идти пришлось. И куда быстрее ожиданий. Даже с учётом того, что его чуть ли не на руках несли два высоких и крепких солдата. Он даже для вида едва успевал ногами перебирать… и то не всегда.

Как лейтенант сказал, так оно и оказалось. Его и впрямь желал видеть именно сын вице-короля. Сейчас рядом с ним не было Роберто де ла Гальби, но это само по себе ничего не значило. Зато другое…

— На повозку, — едва заметно повёл рукой Колумб и Лорино тут же сгрузили. Да ещё так, чтобы с возможным в такой ситуации удобством. Более того, пресечена была даже попытка оказаться на ногах. — Сиди. Мне удобнее, если не нужно замедлять свой шаг. Вижу, что ты и утомлен, и одно из этих римских снадобий принял. Просто слушай и отвечай, если я спрошу.

— Как прикажете, сеньор.

— Уже приказал,- чуть помедлив, сын вице-короля процедил сквозь зубы. — Оба пленника заговорили. Один сразу, другой после четверти часа «уговоров». И такого рассказали, что хочется молиться и богохульствовать попеременно.

— Науа вооружили таино?

— Не только.

Прошипев это сквозь зубы, Колумб, продолжающий идти рядом с повозкой, кратко рассказал всё узнанное от пленников, особенно одного, который знал несколько больше. Наставники боя из империи Теночк, намерения не просто сжечь и порушить на рудниках всё, до чего сумеют дотянуться, но и, по возможности, пощипать и их отряд. Использование того, что эскадра ушла к материку, заметно убавив число что кораблей, что солдат. Дальнейшие замыслы науа, о которых, понятно, почти что простые воины таино знать не могли, но кои наверняка существовали.

— Борджиа говорил истину, он сумел понять нашего врага. Мы. ошиблись.

— О чём вы, сеньор Диего?

— О политике, Игнасио. Со временем, если будешь показывать свои умения и доблесть так же хорошо, станешь и к ней причастным. Новый Свет даёт и новые возможности. Для тех, кто был аноблирован, тоже ничего не закрыто, в том моё слово сына вице-короля.

Сильное слово. Лорино понимал, что столь веские слова просто так не звучат. И прозвучавший намёк на возможный будущий взлёт был куда более дорогим, чем золото. Новый Свет действительно давал возможности, которые нужно было лишь ухватить… Рискуя при этом головой. К опасностям он был готов. Оставалось лишь узнать, к каким именно на этот раз.

— Что я могу сделать для вас?

— Собрать больше тех, кто умеет ходить по этим землям неслышно и невидимо. Собрать, научить других, командовать ими, когда потребуется узнать о наших врагах. Чтобы если не предотвратить, так хотя бы знать. Мы опасались высадки науа и соединения их с племенами таино. Они прислали малое число наставников и много оружия. Понимаешь меня?

В очередной раз вспомнив добрым словом книгу Макиавелли, Лорино кивнул, добавляя к этому жесту ещё и слова. — Я понимаю. Не всегда удаётся подкупить у врага тех, кто многое знает. Нужно ещё и видеть глазами своих, верных людей. И вы хотите, чтобы я собрал уже имеющихся и сделал из них особенный отряд. Тот, который можно посылать не целиком, но по частям. Таким, что ещё лучше нынешних. Не уступающих ни в чём ни таино, ни даже науа. Учиться у них даже против их воли. Чтобы подмечать, использовать, превосходить. Но потребуются время и золото.

— Золота много, я выделю из казны Эспаньолы столько, сколько потребуется.

— А времени у нас мало…

— Началась настоящая война с опасным. кратно превосходящим числом врагом, — голос Диего Колумба звучал серьёзно, без какой-либо восторженности. — И они не проигрывают, раз сражения идут и на нашей земле. Эскадра Пинсона при поддержке тамплиеров отправилась захватить город науа, а они, руками таино, прервут добычу золота здесь, на Эспаньоле. Крепости Кубы пострадали. Может случиться что-то другое. Сделай то, что я поручаю тебе. Ингасио. Хорошо сделай, быстро.

Лорино хотел было со всем отпущенным ему Творцом красноречием уверить, что сделает всё возможное и ещё немного сверх, однако…. Ограничился одним лишь словом. Почувствовал, что сейчас будет лучше именно так. Имелось и понимание проговоренного вторым либо третьим по положению человеком на испанских землях Нового Света. Сын Христофора Колумба действительно считал их положение опасным, а врага — превосходящим силы, имеющиеся сейчас у его отца на Эспаньоле и не только. Считая же, опасался новых ударов по построенным крепостям, а также выжигания и разрушения всего, что находится вне защищённых стенами земель.

Что же до того, что было в планах на ближайшее будущее… Колумб уже отослал нескольких из имевшихся у отряда голубей, что должны были принести привязанные к лапкам послания в Санто-Доминго. В них говорилось об уже случившемся, а также о том, что он постарается вытащить людей с тех рудников, до которых не успеют добраться озверевшие от жажды крови и мести таино, вооружённые и подготовленные людьми из империи Теночк. А ещё о том, что все без исключения крепости Эспаньолы и не только должны приготовиться к возможным нападениям. Тем, которые могут состояться в самом скором времени, спустя некоторый его промежуток. Однако могут и вовсе не состояться. Увы, но проникнуть в мысли врагов пока что оказалось не по силам.

Сам он, Игнасио Лорино? Получив возможность, было бы грехом ей не воспользоваться. Та самая награда, точнее, первая её часть. Куда ценнее золота, но способная привести и к печальному исходу, когда и похоронить по христиански может не удаться. Зато при успехе… Нет, никаких сомнений. Лорино дал самому себе клятву сделать всё, чтобы стать кем-то большим, чем ещё один выбившийся в простое дворянство воин. А клятвы принято исполнять!