Интерлюдия
1504 год, март, Толедо, Испания
Бумаги. Множество бумаг, которые приходилось внимательно читать, иногда и вовсе перечитывать. Отделять важное, от пустого, затем диктовать секретарям нужные ответы, подписываться самой или прикладывать королевскую печать. И самой, всё приходилось делать именно самой! Изабелла Кастильская тяжко вздохнула, откидываясь на спинку кресла, испытывая одновременно облегчение и разочарование. Облегчение, понятное дело, от того, что большая часть работы с бумагами осталась позади. Уж с теми, которые вызывали раздражение точно. Разочарование — тут по причине отсутствия действительно дельной помощи. Не вообще, а сегодня. А ещё душу кольнула горьковатого вкуса правда о том, что сделанные не один год назад советы-предупреждения коронованных родственников и собственные опасения оказались правдой. Частичной, конечно, но всё равно. И чувство гордости за через слом заложенного в душу с детства принятые решения, позволившие Испании избежать сворачивания на очень опасную дорогу, что сперва могла показаться обычной, пусть и не самой радующей души её монархов-супругов.
— Хуан, сын мой, — подозвала она наследника, который до сего мгновения просто сидел у окна, то глядя на творящееся за стеклом, то погружаясь в лежащую у него на коленях книжку. — Обычные дела закончились, остались только те, о которых тебе действительно нужно знать.
— Уже иду, мама, — вздохнул тот, с заметным трудом вставая и, опираясь на трость, подойдя к Изабелле, после чего усевшись в стоящее рядом кресло. — Мне сегодня гораздо лучше, сил хватит.
Сил хватит… Эти слова радовали королеву Испании, не могущую не беспокоиться за здоровье собственного единственного сына, к тому же любимого не менее прочих детей. Заодно и печалили, поскольку слабое здоровье наследника — то самое слабое место, которое могло бы стать очень опасным. Дважды могло, поскольку за вот уже не первый год нахождения в браке детей у наследника испанской короны так и не появилось. Да и здоровье… только помощь заблаговременно присланных и находящихся при испанском дворе римских врачей спасли Хуана тогда, при его внезапной болезни. Спасти то спасли, но до конца избавить от приступов лихорадки никак не получалось. Жизни наследника в ближайшие годы. по словам тем самых врачей, ничего не угрожало — за исключением того, что в руках божеских, но не человечьих — но рекомендации постоянного приёма лекарств и бережного отношения к ставшему чрезмерно хрупким здоровью это, увы не отменяло.
Бездетность в браке. Том самом супружеском союзе. Который должен был — и, откровенно говоря, решил — последние проблемы с посторонними претендентами на часть Испании, а ещё сгладил недопонимание, способное стать чем-то большим, с соседней страной, с Португалией. Хуана Кастильская, прозванная Бельтранехой — потому как всем хоть немного сведущим было очевидно, что её отец совсем не Энрике IV Кастильский,, а любовник его жены, Бельтран де ла Куэва — дочь предшественника Изабеллы Католички, ей же отравленного, хотя королева Испании всегда это упорно и не особо успешно отрицала. Увы, но всем было понятно, кому именно выгодна эта смерть, равно как и предельная целеустремлённость нынешней королевы. Затем была полноценная такая междоусобная война между сторонниками Изабеллы и Бельтранехи, приближённые которой призвали на помощь войска её дяди, португальского Короля Афонсу V. Война Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского тогда завершилась явной победой последних и завершилась миром. Ну а Бельтранеха, успевшая ранее выйти замуж за того самого Афонсу, была с ним разведена волею Святого Престола, к чему… тоже приложил руку тогда ещё кардинал Родриго Борджиа, убедивший носящего тогда тройную тиару понтификов Сикста IV в выгоде подобного для Святого Престола.
Затем было случившееся под давлением Изабеллы Трастамара пострижение в монастырь соперницы, но больше формальное, поскольку Бельтранеха там и бывала то редко, проживая в подаренном ей замке в столице Португалии. Попытка выйти замуж уже за юного короля Наварры Франциска, враждебно настроенным тогда ещё к соединённым коронам Кастилии и Арагона, что было… плохо воспринято супружеской четой Трастамара. Подобное плохое восприятие обернулось опять же отравлением, на сей раз того самого короля Наварры.
Меж тем находящаяся в Португалии и очень хорошо охраняющаяся Хуана Бельтранеха продолжала оставаться значимой фигурой в политической партии, связанной с Испанией. Ничего удивительного, что Изабелле Трастамара спустя некоторое время пришла идея окончательно устранить угрозу династии… путём включения угрозы в эту самую династию, но заметно снижая исходящую от Бельтранехи опасность. И разница в возрасте меж юным наследником испанской короны и его невестой никого особенно не смущала. Политика, в ней ещё и не то случается. Ну а искренняя неприязть бывшей соперницы за корону к ней лично… это Католичка легко могла перенести. Что и делала, при встречал любезно улыбаясь и ведя разговоры на не вызывающие отторжения у супруги сына темы.
В общем, опасность, исходившая от Бельтранехи, была сведена до почти ничтожной. Зато Хуан, сын и наследник… Слабый здоровьем, не имеющий детей ни от жены, ни от довольно многочисленных любовниц — Изабелла, стремясь окончательно подтвердить или опровергнуть свои печальные мысли, чуть ли не сама подсовывала любящему женскую красоту сыну самых различных красоток испанского и не только двора — такой наследник, даже обладай он множеством иных достоинств, сильно рисковал во время своего правления вызвать если не прямой бунт, то тихое противодействие и возможное в будущем низложение с заменой на представителя новой династии. Как раз то, что являлось самым страшным сном королевы.
Являлось! Прошедшее время было выбрано отнюдь не зря. Ранее имевшиеся планы выдать замуж дочерей за наследников иных государств или же близкую их родню исчезло давненько, сменившись пониманием. Каким именно? Возможности укрепить династию, лишь оставив дочерей тут, в Испании, да ещё и начав учить быть не просто супругами, но и способными править рукой жесткой, но облачённой либо в бархатную, либо в стальную перчатку, Не старшую, конечно. Изабелла так и не смогла полностью прийти в себя после смерти первого мужа. До того прийти, чтобы вновь выйти замуж, ведь запланированная поездка к младшей сестре в Рим случилась, помогла и оказалась вовсе не единственной. Дочь Изабеллы Католички заметно ожила, немного приоткрыла створки своей раковины, в которой закрылась с давних пор. Сверх того, перестала видеть в религиозной аскезе единственный привлекающий её путь. Уже за это стоило поблагодарить Борджиа… многих, от старого хитреца Родриго, сидящего на троне Викария Христа, до его детей, среди которых разве что самый младший не носил короны по каким-то странным по мнению королевы Испании причинам.
Эти… Борджиа, всегда смотревшие на мир особенным взглядом, сумели достучаться и до потаённых глубин души её старшей дочери. Достучавшись же, исцелили самое больное — душу. Не то убедили, не то заставили для начала понять, что жизнь вовсе не кончена, а замыкаться в чтении молитв и покаянии за неизвестные грехи — отнюдь не то, что подобает дочери великой королевы и просто достаточно ещё молодой женщине. Влияние Викария Христа и гроссмейстера Ордена Храма, кто по существу стоял во главе аж двух Крестовых походов и был мужем её младшей сестры — против такого истово верующая Изабелла бороться не могла. Да и не хотела, уцепившись за возможность жить нормально, почти как раньше, при этом не входя в противоречие со своей верой. Верой, которую там, в Риме, осторожно поменяли, сделав куда менее мрачной и лишённой обречённости.
Вместе с тем Чезаре Борджиа предупредил королеву Испании вкупе с супругом — слова и дела помогли, но их дочь остается столь же хрупкой, как фарфоровая ваза. Потому ни о каких даже лёгких попытках принуждения к чему угодно и особенно к новому браку и речи быть не может. Иначе всё способно стать ещё хуже, нежели раньше.
Королева… прислушалась и послушалась, после чего повлияла на мужа, который поначалу отнёсся к предупреждению не столь серьёзно. Помогло напоминание о Хуане, о том, как именно изменилась их довольно проблемная дочь, как только достаточное время пожила в Риме. Уже став императрицей, часто приезжая погостить у родителей, она представала совсем иной: уверенной, счастливой, убеждённой в том, что и дальше в её жизни не случится ничего, способного серьёзно огорчить. Наглядный пример, пример убеждающий даже не очень чутких людей вроде Фердинанда.
Так и случилось. Родители не пытались что-либо навязать своей старшей дочери, а та просто жила в своё и их удовольствие. Радуя возвращением себя, почти что прежней, хотя и не желающей как-либо участвовать в политической жизни королевства. Впрочем, всерьёз беспокоящейся за жизнь дочери родительнице хватало и этого. Немногие же поползновения мужа использовать взрослого, но ребёнка в целях государства резко и безжалостно пресекались. В том числе и оговорки о дальнейших матримональных планах.
Ох уж эти планы! Приняв решение не выдавать двух младших дочерей замуж вовне королевства, Изабелла активно занялась поисками. Ищущий же да обрящет, как говорилось в известной книге! Она и нашла, причём сразу двух кандидатов, для Марии и самой младшей, Екатерины. Одним из женихов был выбран сын Фадрике Альвареса де Толедо-и-Энрикес де Киньонес, герцога Альба, известного как активным участием в Реконкисте, особенно при сокрушении Гранадского эмирата, так и в Крестовых походах, где герцог командовал испанской частью объединённого флота. Битва на море при Лефкасе, сломавшая хребет флоту Османской империи — именно там его звезда взошла совсем уж высоко, лишь самую малость ниже итальянского командующего, адмирала Гарсии де Лима.
Достойный сын великого отца, Педро Альварес де Толедо-и-Суньига, в совсем юном возрасте бывший пажом у Фердинанда, супруга Изабеллы Католички, а затем, подросший, направленный не в Новый Свет, но в индийские земли, где вице-король Алонсо де Охеда завоёвывал для Испании новые владения, умело и жестоко сокрушая осмелившихся ему противостоять местных властителей. Там себя и проявил в должной мере, показав, что в будущем способен добраться до тех вершин, до которых дотянулся отец.
Правильный по всем представлениям жених, если перебирать кастильско-арагонскую аристократию. Древний и влиятельный род, многочисленный, с накопленными и не растранжиренными богатствами, верный короне и не претендующий на то, чтобы попытаться стать чем-то ещё большим.
И второй жених, уже для другой дочери. Тот, чья звезда взошла быстро, резко, кто сам вырвал у окружающего мира своё положение. Вовсе не из простого народа, из знати, но совсем не такой богатой и влиятельной, как род герцогов Альба. Алонсо де Охеда, глава первой удачной экспедиции в Индию и назначённый Изабеллой Трастамара вице-королём тех земель. Причём этот вице-король, в отличие от открывшего Новый Свет Колумба, был куда более умудрен как политик, так и военачальник. Да и флотоводец и з него был пусть не лучший, но умеющий прислушиваться к советам тех, кто больше него в этом деле понимает. А уж свадьба вице-короля Испанской Индии и одной из дочерей королевы… Это брак если и не равных, то все равно не менее достойный, нежели союз другой из дочерей с молодым наследником титула герцогов Альба.
Возраст, именно он был единственным, что сперва внушало определённые опасения беспокоящейся за судьбу одной из дочерей матери. Когда жених почти на два десятка лет старше невесты — это может вызвать определённое сперва непонимание, а потом и сложности в семейной жизни, особенно учитывая то, что Мария и Екатерина Трастамара воспитывались родителями и особенно матерью не как Изабелла с Хуаной, а скорее как единственный сын. Не сразу, но с определенного времени, после того, как ядовито-мудрые слова Борджиа проникли в уши правящей супружеской четы. И вот воспитанные таким образом…
Могло показаться странным, но именно младшей, Екатерине, Алонсо де Охеда показался куда более интересным, нежели примерно одного с ней возраста сын герцога Альба. Похоже, тот самый ореол победителя в далёких индийских землях, да и рассказы Хуаны уже о своём муже. Чезаре Борджиа. могли сыграть особенную роль.
Как бы то ни было, но теперь и обе её младших дочери оказались замужними, но при этом оставались как Трастамара, так и в очереди на испанское наследство. Не Изабелла, а именно они, одна из них, должна была сменить Хуана, если тот совсем ослабнет или того хуже… Об этом самом «хуже» Изабелла Трастамара и думать не хотела, но будучи королевой, вынуждена была принимать в расчёт и такое трагическое стечение обстоятельств.
А чтобы окончательно решить вопрос с престолонаследием, ей даже выдумывать ничего не пришлось. Не зря же пару лет назад в Риме Александр VI издал очередную, уж и не упомнить какую по счёту буллу за время своего правления. Буллу «О прагматизме в престолонаследии», которая по сути давала возможность правящему монарху самому назначить себе наследника из числа близких родственников, в число которых входили братья с сестрами, а также дети вне зависимости от пола. Более того, Святой Престол мягко, но настоятельно рекомендовал каждому из монархов заранее озаботиться объявлением наследника престола. Причём подтверждённым документом. Если же копия оного отправлялась в Ватикан — это было совсем хорошо, поскольку тогда можно было быть уверенным, случись что, не начнётся грызня за освободившийся трон, при которой и слова почившего забываются, и бумаги с начертанной на них прижизненной волей очень хорошо горят.
Как бы то ни было, а Изабелла Трастамара, королева Испании, с момента окончания Реконкисты изрядно усилившейся по итогу двух последних Крестовых походов и устремившейся в уже Конкисте на земли Нового Света и Индии, чувствовала себя… приемлемо. Не только телом, но и душой. Отступила угроза, что династия угаснет и если не она сама, то её дети будут последними из некогда великого рода, так многое сделавшего и так… Нет, уже не так! Не зря же что Мария, что Екатерина показали. что способны продолжить род, что и сделали первая дважды, а вторая всего единожды, но… Времени с момента свадеб прошло ещё не так и много. Теперь даже бездетность Хуана являлась лишь досадным, неприятным, беспокоящим, но отнюдь не трагическим событием.
И снова «ехидный смех высших сил, любящих играть с людьми в свои странные игры». Не её слова, а Борджиа, но даже не Чезаре, а его сестры Лукреции, королевы Сербской, что являлась теперь частью большой, необычной, но могучей империи со столицей в Риме, этом воистину Вечном городе, восстающем из пепла раз за разом, подобно птице-фениксу. Дело в том,. что дети как Марии, так и Екатерины были девочками. Словно бы те самые силы действительно посмеивались над королевой Испании, желая показать, что корону придётся передавать не мужчине, не сыну или внуку.
Внуку… Один такой у Изабеллы Католички имелся, от Хуаны и Чезаре Борджиа. Словно служа напоминанием о том, что давний план сделать со временем Борджиа зависимыми от себя, а там и «задушить в дружеских объятиях» провалился. Причём не по воле случая, не из-за непреодолимых преград, а… Этот самый план оказался разгадан императором и гроссмейстером тамплиеров чуть ли не сразу. Предположение? Да нет, самая обычная правда. Изабелла помнила, как во время очередного визита в Рим — а не только Хуана приезжала погостить, но и сама она отправлялась повидать дочь и внуков в «город на семи холмах» во время разговора об идущем расширении испанских колоний оказалось затронуто и прошлое. То самое, в котором она, глава рода Трастамара, строила планы на использование, как казалось, не столь искушённых в политике и игре вокруг тронов Борджиа. Оказалось, всё было… несколько иначе.
Обида? Нет, слишком уж тесно оказались связаны династии. Досада? Слегка, ведь за минувшие годы стало ясно, что королевству едва удаётся справляться со своим расширением в Новом Свете и индийских землях одновременно. Не зря же вице-король Индии получил чёткий приказ от своей королевы: «Остров Шри-Ланка должен стать моим, но кроме него возможно брать лишь прибрежные города и со всей осторожностью, не разделяя силы сверх разумного». Так Алонсо де Охеда и поступал с самого начала. Став же по жене родственником Трастамара, ничуть не изменил взвешенной своей стратегии. Разве что этот вице-король частенько возвращался в Испанию, чтоб не оставлять без внимания юную супругу. Быстрым путем, через Египет, а не вокруг Африки. Однако помощников он себе подобрал дельных, способных управлять сложным механизмом вице-королевства и в своё периодическое отсутствие.
Вице-короли… Если вице-король Испанской Индии Изабеллу радовал, то вот находящийся в Новом Свете Христофор Колумб вызывал несколько иные и куда более сложные чувства. Нужный человек, важный для дела, но порой доставляющий слишком много хлопот, которые приходилось решать отсюда, из того же, к примеру, Толедо, где она и двор сейчас находились. И оставшиеся бумаги, к разбору которых она привлекала наследника, немалой частью были посвящены именно Новому Свету и семейству Колумбов.
— Много золота, начавшиеся и увеличивающиеся с каждым годом поставки особых, в Новом Свете растущих пряностей, сахар из тростника… Это Колумб и его родные с помощниками, которых он держит близ себя с самого начала и подбирает новых, верных именно ему делает хорошо. Только, помимо хорошего, есть его неутолимая жажда земель, славы, власти. Понимаешь, сын?
— Он безопасен, мама, — устроившись поудобнее и бегло листая как письма, так и донесения, высказал своё мнение Хуан. — Помнит, кому обязан. Осознаёт, что настроил против себя губернаторов Кубы, Ямайки, других островов, а также военачальников. Этих не всех, но больше половины. Пока с ним наша милость, он остаётся вице-королём. Исчезнет она — он станет лишь одним из грандов, причём из новых, без крепких связей здесь, в Испании. Кто он, этот генуэзец?
Ответа на вопрос наследник даже не стремился получить, и так всё было понятно. Зато взяв другое письмо, на этот раз начертанное отвратительным почерком Чезаре Борджиа, лишь поморщился.
— Единственный из добившихся столь многого и не удосужившийся научиться писать так, чтобы можно было понять без усилий. Почему так?
— Борджиа, — только и могла, что развести руками королева Испании. — Сперва он только подписывал свои мне письма, зная про эту свою… особенность, — подобрала Изабелла правильное слово. — А потом, будучи в Риме, когда снова навещала твою сестру, я обнаружила, что могу спокойно разбирать его каракули. И сказала про это. Оказалось, что Чезаре предпочитает писать сам, не допуская к переписке даже секретарей, не диктуя им. Считает, что так мысли легче и лучше ложатся на бумагу!
— Почерк всё равно ужасен.
— Я прочитаю.
— Уже не надо, я сумел разобрать суть, которую он хотел до тебя донести. Странные желания странного императора и гроссмейстера.
— Они лишь кажутся странными, но почти всё приводит к результату, от которого очень плохо врагам и завидно остальным, даже союзникам, — напомнила глава рода Трастамара, обращаясь к Хуану первым делом как к продолжающему обучение наследнику. — Борджиа и особенно Чезаре понимают в делах Нового Света настолько, что порой закрадывается мысль, что они уже там бывали и не раз. Понимаю, что это глупость, но именно неверные мысли сложнее всего выбросить из разума. Ох уж эта их «злая мудрость»! Еще и преисполненная яда. Всё-таки Борджиа как были отравителями, так ими и остались. Раньше травили неугодные тела, сейчас впрыскивают либо окуривают особенным ядом души. Тем, который ещё и лекарство, но дозировку, разделяющую исцеление и смерть, они так и оставили при себе. Ты прочитал просьбы Чезаре, обращённые ко мне. И вот как можно отказаться, если они принесут ощутимую и скорую пользу?
Хуан промолчал, понимая — именно молчания мать от него и ждёт. Молчание, оно порой дороже золота. В случае, когда заменяет согласие, тоже. Наследник — пока что сохраняющий это положение, ведь здоровье не настолько ухудшилось, чтобы не быть в силах заниматься государственными делами — испанского престола с подозрением относился к устремлениям Борджиа, но вынужден был признать очевидное. Что именно? Пользу этого ставшего императорским рода как для Испании в целом, так и для Трастамара в частности.
— Нельзя отказаться. Неразумно, — припечатала последним словом своё решение Изабелла. — Ограничить полномочия вице-короля Нового Света, особенно в делах Конкисты. Оставить ему управление землями и исследования новых земель, без столкновения с индейцами. И совет присмотреться к другим Колумбам, брату и сыну. Пишет, что Новый Свет уже крепко связан с семьёй Колумбов, но её, семью, лучше использовать к нашей выгоде, а не устранять допущенные одним из них ошибки, которые другие пытаются исправлять.
— А потом сменить отца на сына, матушка. Через несколько лет. Я понял, что посоветовал тебе Борджиа. Только не будет ли он иметь большое влияние на Диего Колумба?
— Все Колумбы схожи один с другим, — улыбнулась Трастамара. — Власть, золото, желание купаться в лучах славы. Только младший действительно осторожнее и умнее отца. Я удостаивала его нескольких встреч специально для того, чтобы присмотреться. Он не особенно интересен, но понятен. И будет полезен сильнее, чем сейчас, управляя всего то добычей золота на Эспаньоле. А военные дела… Чезаре называет много имён, которые могут быть полезны нам. Я сама знаю каждого. Почти, поскольку этот Франциско Писарро не из тех, кто был мне известен. Но хитрый глава тамплиеров не стал бы упоминать в своём письме пустышку, никчёмного человека. И ещё указывать на то, что считает недостатками.
— Недостатками, — поёжился от несуществующего в реальности холода Хуан. — Он называет его 'бешеным псом, которого надо держать на ошейнике с шипами внутрь.
— Но псом, способным разорвать многих врагов, Хуан, — мягко так, укоряющее вымолвила королева. — Учись использовать во благо многих: опасных, хитрых, просто неприятных тебе, но приносящих большую пользу. Мне противен Христофор Колумб, его непомерная жажда славы и денег, самомнение, убеждение в собственной незаменимости. Но приходиться мириться с тем, что он не просто открыл нам Новый Свет, но и стал символом, путеводной звездой для других конкистадоров. Не будь его, не уверена, что Алонсо де Охеда, наш теперь родственник, стал бы так успешен в открытии пути в Индию и завоевании для короны столь важных и богатых земель. И он только самый яркий из последовавшей по следам Колумба плеяды.
— Я… понял, — склонил голову младший из двух беседующих Трастамара, признавая несомненную мудрость и опыт старшей. — Но что с другим предложением Чезаре Борджиа, о непокорных короне племенах таино на Эспаньоле? Оно меня удивило. Нет, я поражён, что он вообще подумал, что можно пойти на такое!
Королева Испании осознавала причины возникновения столь ярких чувств у её сына и наследника. Предложение насчёт происходящего на Эспаньоле, переданное со стороны Борджиа, действительно являлось необычным и противоречащим многим естественным устремлениям как её, так и — причём особенно сильно — вице-короля Нового Света.
Чезаре в своём большом, затрагивающем многое послании напоминал Изабелле Католичке о том, что сейчас основной и действительно опасный враг как Испании, так и его Ордена Храма — это империя Теночк, а вовсе не таино, которые уже неоднократно были биты испанцами. Остатки же, не смирившиеся с понесёнными поражениями, уцепились за горные в основном части Эспаньолы, а на Кубе непримиримых и куда меньше, и скрываются они всё больше в лесах. Но важнее именно таино Эспаньолы по причине того, что у них появился настоящий лидер — Анакаона. Достаточно жесткая и умная, чтобы не утратить власть после смерти мужа и взять остальных касиков под свою руку. Дальновидная, поскольку сумела и получить многое от империи Теночк, и в то же время не оказаться в полностью зависимом от её тлатоани положении. И почувствовавшая вкус если не побед, то отсутствия разгрома вкупе с нанесением своим врагам достаточно серьёзного урона. Не столько в числе людей, хотя и этого не получалось отрицать, сколько в нарушении, почти полной остановке добычи золота на большей части рудников Эспаньолы. Временная остановка, но всё равно ставшая неприятным известием не то что для вице-короля, но и для самой Изабеллы, уже привыкшей к равномерному и всё увеличивающемуся потоку золота из-за океана.
Мир или перемирие — вот что предлагал Чезаре. Вывод из разгорающегося противостояния более слабого противника, чтобы сосредоточиться на сильном. Отдельно отмечал, что даже если Анакаона категорически не захочет идти на мировую, сами переговоры окажутся полезными. Ведь не всё касики таино хотят продолжения войны, если можно сохранить независимость, при этом заключив довольно почётный мир. А остающиеся за ними территории Эспаньолы… Тут можно и нужно было использовать некоторую наивность именно этих индейцев в высокой и вообще политике. Проще говоря, пристегнуть к мирному соглашению ещё и торговое, находящееся с первым в прямой зависимости. А там уж постараться наложить руки на всё ценное, что есть в тех самых горах. Способов то много, а в хитроумии испанским дипломатам ещё никто не осмелился отказывать.
— Это дальновидное предложение, сынок, — ещё раз прикинув возможности, предоставляемые тем или иным путём, задумчиво проговорила Изабелла. — Если мы его примем, то сможем или заключить выгодный мир, или хотя бы расколоть поддерживающих Анакаону касиков. И услышать громкий не крик, но писк нашего вице-короля, которому договариваться с индейцами никогда не нравилось. Тут ему придётся предлагать касикам и первой среди них, Анакаоне, не просто разговоры, а мир. Мир с той, которую хитрец Борджиа предлагает в договорах, что на бумаге, ну и на словах тоже, называть «великой княгиней Таино».
— Кодекс Войны, — слегка поморщился Хуан. — Я его почти наизусть выучил, до того он стал важен в Европе, а теперь и в Новом Свете.
— Не в нём дело. Не только в нём, — поправила сама себя Трастамара. — Борджиа умеют играть коронами, делая их неизменно желанными для одаряемых, но вместе с тем опасными… если сами римские хитрецы этого захотят. Княжеская корона на голове Анакаоны рассорит её с некоторыми, вызовет зависть у ещё одной части. Особое умение использовать данную короной силу — это нужно иметь не только природный ум, но и большой опыт, которого у таино просто нет. А к советам со стороны Анакаона прислушивается с большой осторожностью, потому голоса из империи Теночк если и будут услышаны, то не как то, что есть непременная истина.
— И тогда раскол, раздоры и разгром! И вице-король перестанет гневно пищать.
Смотря на засиявшего, словно свежеотчеканенная золотая монета, наследника, Изабелла подавила печальный вздох, не желая показывать чересчур наглядно своё отношение к такой реакции. Сын, наследник, он хотя и старался, но довольно часто показывал матери, что слаб. И слабость эта не столько телесная, сколько иная, не позволяющая глубоко проникать в тонкие, многоходовые интриги, столь необходимые в жизни монарха, желающего использовать не только силу меча, но и иные её разновидности. Заодно поневоле сравнила реакции Хуана с реакциями на не эту, но пока более простые задачки-загадки Марии и особенно младшей своей дочери, Екатерины. Сравнение, надо сказать, оказывалось совсем не в пользу Хуана.
— Тогда Анакаона станет или слабой, или вместо неё корону наденет кто-то другой из касиков, возможно, при этом решившись просить помощи если не у нас, то у союзного нам Ордена Храма. Кодекс Войны. Ты упомянул его правильно, но, сделав первый шаг, забыл о втором. Как думаешь, какова цель Конкисты у нас и расширения влияния у тамплиеров? Хорошо, только Конкисты, нужной нашему королевству!
— Захват новых, богатых золотом, специями и иными богатствами земель. Сами земли, где будут строиться замки наших вассалов, — чётко излагал Хуан, благо был полностью уверен в своих словах. — Сокрушение оказавшегося в Новом Свете врага, опасного и не ожидаемого нами.
— Нас предупреждали о возможности такого, — поправила сына Трастамара. — Хорошо, сокрушение. И что дальше?
— Как на Эспаньоле. Кубе. Ямайке, в других местах. Поставленные губернаторы, усмирённое население, величие короны. Как обычно, матушка.
— Годы, а то и десятки лет тяжёлой войны, высасывающей из нашей Испании солдат, пушки, корабли. Империя Теночк — это не таино. Индейцы же не османы или мамлюки с маврами. Они другие. Я видела пленников, которых доставили сюда. Тебе тоже стоило бы посмотреть, но… я ошиблась, только рассказав, дав почитать листы с допросов, но не показав их крепость души. Увидев, я сильно задумалась. И знаешь, сын, мои мысли стали ближе к тем, которые облекаются словами в Риме, общими и предназначены только для избранных ушей.
Хуан живо изобразил крайнее любопытство, хотя обмануть этим проницательную, умеющую видеть многое из тщательно скрываемого королеву… Изабелла могла бы улыбнуться, да только сейчас было не до смеха. Соблазн простых решений — вот что так и не получалось преодолеть у Хуана. Они же, которые простые, не всегда лучшие. Порой и вовсе ведут не к утрате части победы, а и к сперва скрытому, а потом и очевидному для всех поражению.
— Сокрушение — да. Завоевание и уничтожение самой империи — нет. Борджиа решили отколоть от Теночк куски, сделав их отдельными зависимыми государствами, начав с этих… тотонаков. Часть земель возьмут себе как плату на помощь и освобождение от завоевателей, оставшуюся же у нужных им на материке союзников часть сделают зависимой. Если Господь нам всем поможет и эта страшная индейская империя скоро рухнет… Уверена, что её тоже не будут добивать. Вот менять и реформировать — это Чезаре, его отец и сёстры со сподвижниками умеют. Вспомни, как всё началось с изменения Флоренции а закончилось ничьим и общим Иерусалимом, Кодексом Войны и созданием империи на месте той ещё, старой Римской. Я уверена, Хуан, что Теночк останется, возможно, утратив положение империи и став обычным королевством. Борджиа, а я их успела узнать, станут реформировать излишне жестокие нравы, устранять многих жрецов, если вообще не создавать новых. Новых, но не связанных с христианством, их отношение к миссионерству тебе и всем в Европе известно. Сложно удержать любопытство, до того сильно хочется узнать, как станут выглядеть земли Теночк спустя десяток или более лет после их поражения в войне с нами и Орденом Храма.
— Но это неправильно!
— Для кого? — внимательно смотря на сына, задала вопрос Трастамара. — Для привычных нам представлений? Так Борджиа показали, что умеют их рушить себе на пользу. Для Колумба с его горделивостью и самомнением? Пусть смирится. Он только вице-, но не настоящий король. Для чести нашей? Мы уже давно победили этих таино и просто оставляем побеждённым малые остатки того, чем они владели, да ещё заключим выгодное соглашение. Об этом же узнают и добрые испанцы. А главное в том, что мы получим много больше — те сокровища, уже добытые из земли и пока в ней и на ней находящиеся, которые не на островах, на материке. Сейчас у нас там что из приобретений?
— Веракрус и ещё два портовых города. Мало! У тамплиеров отданный им по договору Тулум, самая мощная из крепостей. Теперь они взяли Койо… Куйи…
— Куйушкиуи, — с трудом, но чётко выговорила королева. — Возьмут, потом. Пока это город тотонаков, передача его ими Ордену Храма не состоялась. Но обязательно состоится, я знаю мужа своей дочери. Ты, Хуан, не торопись, это плохое качество для монарха. Под властью короны окажутся многие земли, но они не должны быть пустыми или покинутыми. Сравни Пуэрто-Рико и Эспаньолу. То, что сначала натворил Колумб, пришлось исправлять. Ему же пришлось, но по нашим приказам.
Хуан помнил, поскольку вынужденно, а всё равно читал многочисленные доклады как самого вице-короля, так и иных, внимательно за ним следящих, при этом находящихся поблизости. Так уж учила его мать, что даже близ верных людей должны быть другие верные, тщательно следящие, чтобы губернаторы, вице-короли, командующие армиями и флотом не сбивались с нужного пути. Если же пытаются сойти в сторону — тут или предупредить, или, если не помогает, удалить с того места. которое оказалось не для того человека. С этим, в отличие от иного, он был согласен. Только и иное… Громко протестовать он не осмеливался, за последние годы научившись не полностью, но чувствовать желания своей коронованной матери в тонкой науке под названием политика. Вдобавок старался со всем усердием не просто читать, но до конца понять прославившиеся по всей Европе не слишком приятные книги Никколо Макиавелли, первого советника герцога Флорентийского, «Государь» и «Империя», причём вторая вышла из флорентийских и римских типографий не так давно.
— Нам снова придётся идти следом за тамплиерами, а не впереди? — задав вопрос, наследник приоткрыл часть своей души, а заодно и опасений, и не слишком то великой приязни к мужу младшей сестры.
— Колумб, используя имеющееся у него, уже приказал своим капитанам идти вперёд. Коба, вот что произошло после такого неразумного приказа, — поморщилась Трастамара, произнося название этого города империи Теночк. — И случившееся на Эспаньоле разрушение золотых рудников незадолго до того. Руки таино, но направленные тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли, — имя правителя науа она выговорила чуть ли не по слогам.
Выговорила. Намеренно, без уничижительных нот в голосе, что было очень важно для знающих её людей. Имена султанов Османской империи, Мамлюкского султаната, иных эмиратов или индийских властителей она произносила совсем иначе. Это означало одно — с империей Теночк не просто намеревались соблюдать Кодекс войны, но и к её тлатоани и местной знати относиться примерно так, так к диковатым, чудным, но всё же представителям знати европейской. Да и слово «диковатым» не совсем подходило. Развитие этой чужой и странной империи уступало европейским государствам лишь в некоторых областях, в то время как в иных ничуть не отставало, а то и немного превосходило. До недавнего, лет десять назад, времени точно.
Решение. Оно было уже принято, Изабелла Трастамара, прозванная Католичкой, ничуть в нём не сомневалась. Да и разговор с наследником вела лишь для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать, как именно стоит искать, находить и становиться на более выгодные и отвечающие долгосрочным интересам Испании пути. Потом, ближе к вечеру и завтрашним днём, она проведёт ещё две таких же беседы, но уже с другими своими детьми. Пускай все трое, наследник в настоящий момент и наследницы возможные, будут иметь одинаковые возможности понять. А за пониманием чужих решений к истинному правителю обязано постепенно приходить и собственное понимание, не зависящее от наставников, но не уступающее по эффективности. Что ни говори, а булла «О прагматизме в престолонаследии» развязала руки всем европейским государям.
Ну или почти всем, учитывая, что Авиньонское Папство пока ничего подобного не оглашало. Но может и огласит, если прикажет французский король, сочтя это необходимым. А он может счесть, поскольку до сих пор с опаской смотрит в сторону Бретани, где подрастает Карл-Орлан, уже не совсем дитя, а скорее инфант. Следовало помнить — и Людовик Валуа помнил хорошо — что постоянные болезни первых лет жизни сына Анны Бретонской постепенно ушли, превратив того если не в «аполлона», то нормально развитого мальчика, близ которого не должны то и дело хлопотать лучшие из доступных королеве Бретани врачи.
Карл-Орлан, это, как всем известно, сын прежнего короля Франции, Карла VIII. Сын, но объявленный Святым Престолом порождённым от иного человека, а следовательно не способным претендовать на французскую корону. Только в Париже никак не готовы окончательно поверить, что интересы Рима не изменятся и эти оглашённые слова, подтверждённые и должными бумагами, не окажутся отброшенными в сторону. Людовик, в отличие от неё, так и не смог осознать проводимую Борджиа политику, в которой даже один явный обман мог с треском разрушить возводимое ими большое и величественное здание Рима, уже в который раз обновляемого, но на сей раз тоже способного стать не просто центром мощи в Европе, но мощи особой. Не подавление, но равноудалённое состояние от многих дрязг между государями. Авторитет слова и лишь очень осторожно проглядывающая из-за него сила войска. Сложно, порой даже чересчур, но у королевы Испании хватало ума, опыта и чутья понять — эта самая сложность уже давно действует. А раз так…
Она училась сама и уже начинала передавать азы новых знаний детям. Великим грехом было бы не воспользоваться союзническими и родственными отношениями, что переплетали древнюю династию Трастамара и недавно ставшую таковой Борджиа. Кстати, то самое чутье, лишь подпираемое опытом в политике и интригах, подсказывало главе Дома Трастамара, что на уже имеющихся связях останавливаться не стоит. Пусть пока у её младших дочерей родились лишь дочери. У Хуаны уже есть сын, да и у четы Джоффре и Санчи Борджиа-Трастамара подрастает пока ещё совсем юный Сальваторе.
Изабелла вынужденно, но отказалась от замысла поглотить семью оказавшихся на троне… тронах Борджиа. растворить их кровь в своей и со временем получить всё. Поняла, что этого ей сделать никак не дадут. Зато осторожные пока намёки на возможность будущего брака или браков межу её внучками и внуками сидящего на Святом Престоле Родриго Борджиа… О. за эту идею, что ей несколько удивительным показалось, в Риме охотно ухватились. Ну а чтобы рассеять возможные подозрения, не патриарх рода Борджиа, но его дети — Чезаре, Лукреция и неожиданно для многих ставшая заметной персоной, а не просто носящей корону Египта Изабелла — чуть ли не в мельчайших подробностях доносили не столько до Изабеллы Трастамара, сколько до её мужа отсутствие интереса Рима к слиянию в единое целое с Испанией.
Хорошо доказали, так, что не только прямая и открытая натура Фердинанда, но и привыкшая видеть самое потаённое Изабелла Католичка прониклись и уверились — империи и королевству действительно нечего делить ни сейчас, ни даже через долгие десятилетия. Загадывать же на века — это не пришло бы в голову и действительно опытным и талантливым правителям. Слишком велико время, туда даже взор того же «флорентийского змия», как называл Макиавелли Чезаре Борджиа, не дотянется.
Изабелла продолжала беседовать с сыном, но вместе с разговором думала и об ином. Вовсе не о том, что вице-король Нового Света будет несколько ограничен в возможностях. Даже не о том, что тамошним военачальникам будут отданы приказы прислушиваться к тамплиерам прежде, чем принимать решения. В голове испанской королевы окончательно утвердилась мысль о верности военного разгрома, но политического сохранения империи Теночк, а также откола от неё и выделения в самостоятельные княжества или герцогства завоёванных науа народов. Не всех, лишь части, но из числа более опасных для тлатоани. Нынешнего или нового — это не так важно. Про необходимость аннексирования Испанией немалой части побережья и находящегося в глубине материка тем более говорить не стоило — от этого отказался бы только скорбный разумом.