Ацтекский вопрос

Интерлюдия

Интерлюдия

1504 год, февраль, Куйушкиуи, империя Теночк

Дождь и туман мало кого оставляют равнодушными. Только вот почти все очень не любят эту своеобразную погоду. Моряки здесь ни разу не исключение, особенно когда находятся на кораблях, да ещё не на якорной стоянке.

Причин тому преогромное количество. Для начала, намокшие паруса в случае, если поднята хоть часть из них, куда как сложнее поднимать, опускать да и вообще для обслуживающих их матросов мука мученическая балансировать высоко над палубой, чувствуя под ногами скользкие от влаги канаты либо дерево. Особенно ночью, когда ко всему этому прибавляется ещё и плохая, очень плохая видимость.

Штурман и рулевые также не в восторге. Ведь первый прокладывает курс, внося необходимые правки и громко либо тихо ругаясь, понимая, что без солнца или звёзд это делать куда как сложнее, несмотря на все имеющиеся приборы, пускай лучшего качестве из имеющихся. Вторые просто исполняют команды, но на душе тяжело, а то и страх может постучаться в, казалось бы, закалённые морскими странствиями сердца. Опять же те, кто сидит в своих «вороньих гнёздах», глядя на водную гладь. Ночью от таковых вроде толку чуть, но это лишь на первый взгляд. Огни, пусть самые малые, от других кораблей. Не обязательно сигнальные. Порой даже не потушенный огонёк на камбузе или в капитанской каюте многое может дать, многим помочь. Про прибрежное плавание и вовсе говорить нечего, там огни от поселений зачастую невозможно игнорировать.

Наконец, сам капитан, который в море есть полновластный хозяин корабля, первый после бога. Однако, конкретный капитан клипера «Гордый», Пауль да Васко, не боялся ни плохой погоды — даже не плохой, а скорее опасной для управления судном в слабо знакомых водах — ни бога с чёртом, ни даже самой смерти. Напротив, подобная жизнь, наполненная риском и возможностями, ему нравилась. Не зря же командиры эскадры Ордена Храма, отправившиеся в Новый Свет вместе со своим Великим Магистром и императором, подбирались тщательно, один к другому, словно зёрна крупного жемчуга для чёток или браслета.

Капитаны самых быстрых кораблей, а именно клиперов, вообще были теми ещё сорви-головами, любителями опасностей и одновременно отборными головорезами, прошедшими множество схваток просто и абордажных, десятками раз смотревшими смерти в глаза и радостно при этом усмехающимися. Раньше они же командовали или были в числе офицерского состава предшественников клиперов — юрких, быстрых, но лишённых парового двигателя каравелл. Теперь же… Получили новые, наиболее совершенные в Европе, а значит и во всём мире корабли, после чего желали испытать их не просто в плавании, в маневрах, но и в настоящем деле. Таковой возможности пока не представлялось — бомбардировки прибрежных городов науа вроде Тулума тут не считались, ибо какая ж опасность, когда с берега и ответить ничем не могут по неимению пушек и вообще огнестрельного оружия.

Зато вот это, конкретное поручение, данное да Васко лично магистром или, как его в последнее время чаще называли, гроссмейстером Ордена, было достаточно важным и в то же время щекотало душу возможными угрозами. Отправиться в один из прибрежных городков, вроде как принадлежащего империи Теночк, но на деле населённому индейским племенем тотонаков, после чего незаметно высадить на берег небольшой отряд.

Казалось бы, зачем это делать, с какой целью? Один корабль, всего лишь клипер с отнюдь не великим по мощи бортовым залпом, мало что сможет сделать даже при отсутствии полноценного противника на воде. Но нет, поставленная гроссмейстером задача была не в том, чтобы разрушить или убить побольше воинов науа, а куда боле тонкой и одновременно важной.

Высадившиеся у Куйушкиуи должны были стать очень кратким по времени, но всё же посольством к тотонакам. Удостовериться, действительно ли в их душах продолжает если не пылать, то тлеть ненависть к тем, кто их завоевал и на протяжении долгих лет давил один бунт за другим. А бунтовать тотонаки может и не очень умели, зато явно от души старались. Что до целей этого несколькочасового или чуть больше по сроку посольства — прощупать почву насчёт возможного союза, полноценной высадки в этом месте. Такой, когда местное население будет не сопротивляться, не разбегаться, а напротив, станет поддерживать союзника в очередном восстании против империи Теночк.

Вот и шёл по ночному морю клипер, капитан которого изволил лишь поплёвывать на ночь, дождь с туманом и на прочие невзгоды. Он обещал выполнить приказ и доставить отряд во главе с Джузеппе Фиорентино на берег, рядом с Куйушкиуи — он это сделает. Заодно покажет своему давнему сопернику и в Европе и тут, в Новом Свете, Павлу Крозеву, кто из них более удачлив и известен в узком кругу капитанов клиперов и пока ещё продолжающих бодро бегать по волнам каравелл.

— Омерзительная ночь, — довольно неплохо держащийся на качающейся из-за не самых слабых волн палубе Фиорентино как раз подошел к стоящему на мостике да Васко. — Уважаю вас, морской народ, но для себя такой путь не выбрал бы. Слишком всё зыбко, очень много зависит от самого моря.

— От умения ещё больше, Джузеппе, — радостно оскалился капитан, уже успевший поговорить с временным постояльцем клипера и на эту, и на другие темы. Он вообще любил поговорить, от чего помощник, штурман с канониром и квартирмейстер, то есть офицеры клипера, порой не знали, куда бы скрыться от да Васко. Особенно на столь небольшом корабле. — Скоро, уже очень скоро! Полчаса, чуть больше, и я готов буду высадить вас с отрядом. А потом ждать, готовый при опасности и стрелять до пустых погребов, и просто принять вас обратно на борт.

— Может, придётся и стрелять, — Фиорентино был далеко не столь многословен, но когда говорил, старался делать это предельно доходчиво. Потому и был назначен главой этого весьма своеобразного посольства. — В Куйушкиуи обязательно присутствуют не просто науа, а их воины. Беспокойное для империи место, как и все земли тотонаков. Тлатоани давно держит гарнизоны не только в больших, но и малых городах. Иногда они скорее стражники, но оставить сколько-нибудь укреплённые, со стенами, места без своих воинов император Теночк не может. Он осторожен, умён и очень предусмотрителен.

— Не предусмотрительней нашего гроссмейстера, — сказав это, капитан, задравши голову, громко расхохотался. — Я ещё посмотрю, как скоро заполыхают крепости. Как наши ракеты снова и снова будут падать на головы тех, кто попробует противостоять Ордену!

Фиорентино предпочел немного помолчать. Знал о сложном нраве капитана клипера, равно как и о многих других капитанах и офицерах как эскадры, так и небольшом, но войске Златана Кроевича. Такова уж у него была привычка — знать многое, как и полагается человеку для деликатный поручений, в том числе и дипломатического характера. Знать и понимать при необходимости. Именно понимать, а не принимать — эту разницу ему успели как следует растолковать. К примеру, ему совершенно не требовалось принимать характеры и особенности местных жителей, начиная от таино и заканчивая науа с тотонаками. Ведь принимать — это значит разделять и впускать разделяемое в собственную душу. А принимать как нечто близкое суть во многом чуждых ему индейцев… Нет уж, такое Фиорентино совершенно не прельщало.

Однако таино из числа связанных с Пуэрто-Рико были нужны. Не простые охотники или крестьяне, а из числа тамошней, можно сказать, знати. Они были нужны и важны при первых разговорах с тотонаками. Пускай язык науа и он сам и несколько других людей из вместе с ним отправившихся, знал не так плохо для времени, прошедшего с начала изучения, но… Таино были нужны не для того, чтобы служить переводчиками. Языки то у них с науа и с тотонакским диалектом все равно различны, пусть общее и есть. Тут имелась другая цель — живым примером показать, что пришельцы из-за океана уже имели и имеют дела с местными жителями, причём сосуществуют на сносном уровне. И этот самый уровень лучше того, который сейчас в отношениях тотонаков с науа. Политика! Именно она должна была вершиться в самом скором времени, чтобы столкнуться с империей Теночк не в прямом бою — там численное преимущество было уж слишком на стороне науа — а в битве интриг и коварства, без которых ни один разум не может обойтись, если хочет считать себя полностью состоявшимся.

— Жаль, что гроссмейстер не послал сразу несколько кораблей, — отсмеявшись, вновь спокойным голосом произнёс да Васко. — Можно было бы сразу захватывать этот городишко, создавать новое крепкое место под нашим флагом.

— Рано и слишком рискованно, — обоснованно, со знанием дела возразил Джузеппе. — Кораблей и войск, наших и испанских, едва хватает, чтобы удерживать уже имеющееся. Сначала нужно договориться с теми, кто может стать союзниками. Только потом новые действия, теперь направленные внутрь материка. Успешные, а не как случилось с попыткой разом, одним ударом захватить Коба.

Тут уж и бодро настроенного капитана клипера перекосило. Пауль хоть и был моряком, по большей части носившимся на своём клипере по поручениям то адмирала Меллендорфа, то самого Чезаре Борджиа, но и о происходящем на суше знал в подробностях. Тем более о таком!

Глупость, выросшая из гнева вице-короля — вот чем был короткий и весьма неудачный поход на Коба с безуспешной попыткой одним ударом взять крупный и хорошо укреплённый город науа, расположенный отнюдь не на побережье. Не столь большим числом, пускай и с артиллерией, сперва добраться до города, а потом взять его — это было очень сложно при любых обстоятельствах, не говоря уж о не самых благоприятствующих. А с чего им быть благоприятствующими если командиры войск науа подтянули туда отборные войска, да и путь от Тулума до Коба не был усыпал лавровыми ветвями и приветствующими будущих «триумфаторов» толпами. Орудия опять же, которые следовало доставить, а значит во время перехода, совсем не быстрого, находиться под постоянным обстрелом из арбалетов и просто ударами-уколами умеющих это делать науа, среди которых были замечены даже люди-ягуары — гвардия самого императора-тлатоани.

Единственное, что удалось командующему — без особого на то желания, подчиняясь приказу вице-короля — Франциско Писарро, так это уменьшить потери и не гнать воинов Конкисты в бессмысленные атаки, когда стало ясно, что превосходство в оружии и наличии артиллерии вкупе с умением всё это применять разбивается о куда большую численность и хорошую выучку бойцов. Грамотное отступление обратно к Тулуму тоже многого стоило.

Неудача, она отрезвляюще действует даже на тех, кто изначально был по тем или иным причинам уверен в успехе. Как и необходимость отчитываться не просто перед вышестоящим, а перед монаршей особой. Фиорентино не знал, когда именно Изабелла Трастамара получит донесение о не самом умном шаге своего вице-короля в Новом Свете, но что получит, и что удовольствия это королеве не доставит, был уверен.

Ещё несколько фраз между капитаном и главой «посольства» к тотонакам, которые пока и сами не знали о том, что оно к ним приближается, и вот уже да Васко доложили, что клипер близ берега. Не так сильно, чтобы опасаться выскочить на мель или иные прибрежные ловушки, но из «вороньего гнезда» даже в ночь и туман удалось кое-что разглядеть. Предварительному счислению по навигационным инструментам это тоже соответствовало.

Что оставалось делать Фиорентино? Точно не мешать капитану выполнять сложную работу. Джузеппе предпочёл удалиться в выделенную ему каюту, а заодно оповестить своих людей, что скоро высадка, во время которой следует быть готовыми к чему угодно, в том числе и к бою с численно превосходящим противником. Хоть приказы Чезаре Борджиа и были разумны, способны привести к успеху, но риск во время их выполнения… Да, риск, как часто случалось в затеях гроссмейстера, был велик. Отправиться пусть в известное место, но к совершенно не изученным индейцам, рассчитывая на то, что их ненависть к науа окажется сильнее подозрительности к чужакам… Тут оставалось лишь верить в то, что гроссмейстер и на этот раз не ошибается, предпочитая медленным и привычным путям бег даже не по канату, а по остриям мечей.

Меньше часа прошло, а Джузеппе Фиорентино сменил пребывание с клипера на лодку, одну из тех, что спустили на воду и которая предельно тихо, без скрипа весёл в уключинах и звука голосов почти бесшумно тенью скользила к берегу. Высадка, конечно, была не вот прямо рядом с Куйушкиуи, а в отдалении. Высадиться требовалось тихо, без шума, под покровом ночи, после чего отборные головорезы из числа воинов Храма должны были быстро разведать окрестности, постаравшись для начала захватить — именно захватить, без убийств и даже ранений — нескольких местных. А уж поговорить с ними — как раз его работа.

Плеск волн, обычные звуки ночого моря и почти полная невозможность понять, когда же… Прямо сейчас. Толчок дня лодки о песчаное дно показал, что вот он, берег, осталось только сойти и приготовиться. Часть останется у лодок, дабы быть готовыми вновь принять на борт всех привезённых в случае неудачи. Ну а другая тройками-пятерками рассыплется вдоль берега в поисках местных, а заодно места, куда можно укрыть эти самые лодки. Или не укрыть, а хотя бы сделать так, чтобы их сразу. с первыми лучами восходящего солнца со всех сторон не заметили.

Джузеппе терпеливо ждал, благо умел это делать, да и привык, в отличие от некоторых других, куда более горячих своих братьев по Ордену Храма. Лишь иногда позволял себе взглянуть на карманные часы, подсвечивая фонарем, дававшим узкий луч света, да и то при приоткрываемой на короткие мгновения створке. Ну и слушал тихий шёпот переговаривающихся между собой гребцов. То есть уже не гребцов, а воинов, готовых стрелять из аркебуз, пистолей, установленных на носу лодок малых, заряжённых картечью орудий, да и мечи держащих наготове.

Единственные, от кого не требовалось почти ничего — четверо таино. Тех самых, с Пуэрто-Рико, задачей которых было собственным видом и словами подтвердить его, Джузеппе, слова, говоримые не просто, а в качестве голоса императора и гроссмейстера тамплиеров Чезаре из рода Борджиа. Убедительность со всем, вот чему его учили, когда готовили к выполнению дипломатических поручений на грани между настоящими переговорами и теми, когда необходимо приставить к горлу второй стороны острый клинок. Приставить и слегка нажать, чтобы вид и особенный запах собственной крови, заодно с болью и страхом, обострял или притуплял разум человека. Особый Орден, необычный Храм, поэтому и дипломатия не из обыкновенных. Так его учили. А он привык быть хорошим учеником, что стремится сперва догнать, а потом и превзойти учителей.

Тишина. Почти, ведь сперва вернулась одна из троек воинов, задачей которых было найти более подходящее место для лодок. Они и нашли, под прикрытием какой-то груды камней — не то недоразвалившейся скалы, не то материала для будущего или и вовсе не состоявшегося строительства. Могло быть и последнее, ведь тамплиеры уже успели и узнать, и даже пожить в городах империи Теночк, следовательно знали, что те любят и умеют строить. Не как в Европе, по-другому, хоть и не хуже. Просто иначе, непривычно. Из-за непривычности и неожиданного расположения тех или иных строений… В общем, Джузеппе вовсе не собирался гадать насчёт найденного его людьми частичного укрытия от любопытных глаз, парой слов выразив согласие, чтобы лодки переместили туда.

Переместить — одно дело, куда более лёгкое, нежели продолжать ожидание. Продолжать и опасаться, что поднимется лишний, можно сказать вредный сейчас шум. Если он будет — почти наверняка — потом, кодга они узнают часть нужного и найдут кого-то для начального разговора, тогда приемлемо. На ранней же стадии тревога, крики, выстрелы, бой барабанов… Нет, у них задача первым делом договориться, а уж резать науа, которые наверняка в этом городке есть — это потом. Идеал — вообще не резать, появиться и уйти тихо, как призраки, но Фиорентино понимал маловероятность подобного. Не театр вокруг, а реальная жизнь, где далеко не всё зависит от писателя и тех, кто рисует декорации, подбирает актёров, играет роли, наконец.

Роли. Тамплиер, пошедший по пути дипломатии, поневоле подумал, что все они так или иначе связаны с какой-то ролью. Просто одни покорно или же со стенаниями следуют доставшейся, другие же находят в себе силы изменить её, а то и вовсе переписать. Подумав же ещё немного, кивнул, сам себе тихо улыбаясь. В Ордене Храма как раз и учили не быть покорным исполнителем, а уметь думать, проявлять самостоятельность, но сохранять свою суть. Ту суть, которая и привлекала в Храм не только из-за возможностей получить деньги, власть, положение, но и нечто боле тонкое, порой не сразу ощущаемое — свободу души. Или свободу для души, тут он и сам пока не знал, как лучше выразиться. Зато понимал, что если тот, старый Орден был пусть немного похож на возродившийся — ничего удивительного, что объединившиеся власть духовная и светская постарались его уничтожить, равно как стереть если не всю, то большую долю памяти о тамплиерах.

Так было тогда, но сейчас… Сейчас он точно знал, что никто из его братьев и не помыслил бы сложить оружие и тем боле идти в застенки или на костры, сохраняя свободу духа, но теряя её в обычном понимании. Не-ет, приведшее к гибели прежнего Ордена никогда не должно было повториться. А уж слухи, начавшие бродить среди тех братьев, которые любили закопаться как в глубину истории, так и серьёзно изучать события с момента возрождения, они не заставляли задумываться, а словно бы подталкивали ищущих ответы всё дальше и дальше. Туда, где начинало представляться, что тогдашние король Франции и Папа Римский испугались не только богатства и духовного авторитета. Что в откровенной глупости предъявленных орденцам обвинений мелькало истинное зерно, просто тщательно прикрытое горой предназначенного для толпы мусора.

Пугало ли это не знание, но предположение самого Фиорентино и других, ищущих истину и стремящихся к ней? Да нисколько. Не зря даже проблеск фанатизма в вере превращался для обладателя в непреодолимую преграду на пути в Храм. Преграду, которую могли преодолеть или обойти лишь верующие разумно, не догматично, либо… ставящие под сомнение даже основы. Только последние, которым раньше бы грозило внимание отцов-инквизиторов — ныне почти полностью уничтоженных не только как часть обновленной Римской Церкви, но и телесно — парадоксальным образом становились более крепкими в вере. Однако их вера заметно отличалась от обычной. Слова «Верую, ибо абсурдно» известного сколько-нибудь изучавшим теологию Тертуллиана к ним совершенно не относились. Скорее уж: «Верую, ибо тому есть доказательства, но хочу найти их ещё больше!» И от этого…

Отвлеченные мысли Фиорентино сменились куда более приземлёнными, стоило ему заметить, что возвращаются две пятёрки из отправленных на поиск тех, с кем можно поговорить из местных. Сперва сигналы длинными и короткими вспышками потайных фонарей, видимыми лишь находящимся в нужном направлении. И они, вспышки, говорили знающим их смысл об успешной и, главное, тихой поимке местных. Главе «посольства» оставалось лишь порадоваться и ещё самую малость обождать. Неважно, попадутся ему не самые простые тотонаки, обычные рыбаки или ещё кто мало в чём осведомлённый — даже из такого, как говорили наставники, материала, можно добыть многое. Обычными словами, не применяя силу. Её вообще применять не хотелось, прозвучавшие приказы требовали получить союзника, а не того, кто затаит в глубине души злость или и вовсе ненависть.

Не все люди одинаково полезны, особенно если ума у них маловато. Фиорентино убеждался в этом много раз, вот и теперь представился случай. Братья по Ордену из числа сервиент-арморумов под руководством оруженосцев (см Приложение: Иерархия обновлённого Ордена Храма) притащили с собой простых рыбаков, которые мало что знали, да и напуганы были до полусознательного состояния. И если испуг мог быть убран сочетанием слов и кое-каких настоев, имевшихся с собой в расчёте примерно на такие случаи, то вот скудное содержание голов лечению не поддавалось.

Однако невеликое количество полученного и полное отсутствие — большая разница. Главе «посольства» удалось узнать, что в Куйушкиуи хоть и имеются науа, но и число их невелико, и не ожидают они нападения со стороны кого бы то ни было…. кроме самих тотонаков. А ещё то, что мало кто из его соплеменников даже пальцем пошевелит, если искренне нелюбимых ими науа будут резать. Может даже и помогут… те, кто не полностью запуган отрядами карателей, которые появлялись в городах тотонаков после каждого восстания. Раньше, по словам наиболее разговорчивого из захваченных рыбаков, воины тлатоани могли хватать и тащить на жертвенники кого угодно, вне зависимости от причастности, причём большим числом. Или приказать правителям тотонакских городов самим выдать должное число будущих жертв под видом того, что тут, в этих землях нового света, называлось «цветочными войнами».

Объяснять что это за слова такие, Фиорентино не требовалось! Знай врага своего, можно даже лучше, нежели друга и соратника. С последней частью можно было не соглашаться, но вот о самой необходимости знать много о врагах спорить в Ордене не стал бы даже самый ограниченный умом сервиент-арморум. Мерзкий обычай, ранее существовавший у правителей ацтеков, причём, по донесениям подбадриваемых золотом и не только шпионов, не у них одних. Суть сей «войны» заключалась в том. что откупающийся город выставлял против войска противника свое, однако вместо копий и доспехов, топоров и луков с арбалетами «цветочные воины» были «вооружены» и «защищены» гирляндами цветов. Жертвы, понимающие свою обреченность, по странной для тамплиера причине даже не пытающиеся этому воспротивиться. И это при его знании и личном опыте относительно того, как именно умеют и готовы сражаться эти самые науа да и те, кто воевал с ними раньше и/или восставал против их владычества.

Впрочем, сейчас речь шла вовсе не о «цветочных войнах» как таковых. Они вообще сошли на нет за время правления нынешнего тлатоани империи Теночк. Теперь в случае восстаний следовал не откуп «цветочным войском» и не вторжением войска науа в взбунтовавшиеся города с хватанием для последующего принесения в жертву случайных, но подходящих под требования жрецов людей. О нет, с относительно недавних пор хватали тех, кто был причастен, либо брали заложников из числа знати, требуя, чтобы оставшиеся, желая выкупить родную кровь, сами выдали должное число бунтовщиков. Наличие гарнизонов в городах покорённых народов опять же. Раньше такого не было, а теперь есть. Различие было лишь в том, что где-то наместник тлатоани был из числа науа, а где-то представителем местного народа. Тут уж многое зависело от той реакции, которая возникала у тех же майя, тотонаков либо тлашкальцев. Если первые как-то более спокойно встроились в число подданных империи и число восстаний оказалось скромным, то тотонаки…. Что ни год, то вспыхивало восстание в одном либо другом городе, а то и на всех тотонакских землях сразу. Вот, скрипя зубами, император-тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли вынужден был оставлять как бы покоренному народу малую часть независимости.

Почему такая мягкость по меркам науа и вообще местных индейцев? Тут Фиорентино пока мог лишь догадываться, для уверенных выводов было рановато. У собеседников, к сожалению, не спросить — глупы, да и кто станет ожидать от простых рыбаков понимания политической ситуации в империи. Вот наместник города — иное дело.

Некуаметл Ухалокиуйи — наместник города, вот уже пятый за последние несколько лет. Иных просто снимали, других казнили обычным для обитателей империи Теночк способом или с принесением в жертву, как и почти во всех городах, где обитали тотонаки. И это несмотря на то. что старались назначать тех тотонаков, которые были… меньше склонны к бунтам. Только всё равно наступал момент, когда те, как предположил Джузеппе, оказывались перед довольно простым выбором с учётом местных нравов. Каким? Поддержи восставших или будешь убит ими же. А поддерживать науа… Это были единичные случаи, редкие исключения из общего правила.

К слову сказать, именно до Куйушкиуи последний раз волна бунта против империи последний раз докатилась более двух лет тому назад. Причина? Небольшой по меркам империи Теночк город, жестко подавленный последний бунт, ну и общая беда тотонаков и прочих — отсутствие вооружения и доспехов, сопоставимых с теми, которыми пользовались воины науа. Сложно бунтовать против гарнизона, который в последнее время ещё и усилили, будучи вооружёнными лишь копьями, дубинами да мечами с обсидиановыми вставками, а из брони имея… ничего толком не имея. Металлическое оружие и арбалеты являлись для тотонаков запретными. Поймали с таким — добро пожаловать к жрецам науа в гости, откуда одна дорога — вверх по ступеням пирамиды. На жертвенный алтарь.

Вытаскивать обрывки сведений из простых рыбаков было сложно. Джузеппе Фиорентино, глава высадившегося на берег отряда, «посольства», а ещё адъюнкт-рыцарь Ордена Храма умаялся «выжимать воду из камня», неплохой заменой которому являлись откровенно тупые головы попавшихся тотонаков. Теперь оставалось быстро, не теряя драгоценных мгновений, поразмыслить касаемо дальнейших шагов. До рассвета оставалось не так много времени. Достаточно, чтобы добраться до собственно стены Куйушкиуи, но стоило ли добираться туда — вот в чём главный вопрос, ответа на которого у него пока не имелось. Добираться именно до рассвета, а не вообще.

— Что хотите за то, чтобы, оказавшись в городе, сказать тем, что выше вас и не любит науа, нужные слова, — деловито поинтересовался Фиорентино. — Просите смело и, если вам это удастся, сможете никогда больше не ловить рыбу для пропитания.

— Науа если и дадут что-нибудь за сведения о находящихся рядом «людях с бледными лицами», то много меньше, — вторил командиру рыцарь Храма и помощник Фиорентино, Диего ди Ларго. — Эти слова обращены к жадности, она может поднять голову неожиданно и у многих. А желание отомстить, если кто-то не забыл случившееся два года назад и раньше, оно у каждого своё. Думайте, тотонаки, думайте! Большие деньги за то, что многие сделали бы просто так, из ненависти к врагам.

Сказанное обоими тамплиерами было не так изящно, как должно было звучать на привычным им языкам, однако… Всё ж не зря именно их сюда отправили,. Были и другие, но те братья не добились такого уровня изучения индейских наречий. Акцент же… Это значения не имело. Понимать их понимали, а это главное. Вот деньги, тут дела обстояли несколько сложнее.

Джузеппе сперва никак не мог уложить у себя в голове то, что каких-то лет десять назад тут не было денег в привычном ему смысле, то есть монет или там слитков определённого веса из золота, серебра, меди. Науа, майя и некоторые другие расплачивались… зернами некоего растения какао. Казалось бы, развитая по меркам любой европейской страны государство… государства и вдруг такое! Пускай напиток из этих зёрен считался чуть ли не священным, но как тут выстроишь финансовую систему? В голове прибывших в Новый Свет и прикоснувшихся к изучению империи Теночк, майя и иных индейских народов это просто не желало укладываться. Однако приходилось.

Пришлось бы ещё хуже, не введи тлатоани с почти непроизносимым для тамплиеров именем Маквилмалиналли Акмапитчли в качестве денег ещё и привычное им золото. Всего с десяток лет назад, мерными круглыми слитками, просверленными по центру для удобства переноса в связках, но и это помогало здесь и сейчас сильнее воодушевить тех, кого Фиорентино и ди Ларго желали использовать.

Воодушевление… или же просто жадность сработало. В глазах у двоих из троицы ощущалась скорее ненависть к науа, да и «язык тела» говорил о многом. Третьего, судя по всему, вела исключительно алчность, но и такое исполнителей воли гроссмейстера Храма также устраивало. Важен был результат, а не то, по какой причине выбранные инструменты помогают его достичь.

Достоверность? Тамплиеров тщательно обучали, особое внимание уделяя тем, кто легко и быстро схватывал основы этой сложной и тонкой науки. Какой? Название толком не оформилось, но чаще всего называли душеведением. Лет несколько назад подобное даже в италийских государствах посчитали бы ересью, но в созданной под знаменем Борджиа империи прогресс поощряли и всячески ему содействовали не только в создании орудия и механизмов, продвижения вперёд наук, но и в сфере духа, к коей относились не только литература с театром, но и куда более серьёзные и… опасные по мнению многих умения. Например, умение различать, врёт человек либо говорит правду.

Раньше те же отцы-инквизиторы — Фиорентино брезгливо морщился даже при мысленном их упоминании, были у него причины, как и у многих, особенно входящих в Орден Храма — считали достаточным и необходимым мучения тела для отворения рта. Глупость! В Храме учили, что мучения тела есть лишь крайние меры, досадная необходимость, а применяют её лишь в случаях, когда точно знаешь, что спрашиваешь и какой примерно должен быть ответ. И то верить до конца полученному под пыткой… Пытуемый, он же хочет избавиться от боли, а потому невольно или же намеренно подстраивается под то, что от него хотят услышать. И тут без понимания «языка тела» и тщательно вырабатываемого чутья на истину становится тяжело. И всё это в условиях, когда время мало ограничено, а объект дознания, его телесная и душевная сохранность не важны. Если же отлична хоть одна из частей, тогда всё становится гораздо сложнее. Или не очень сложнее, в зависимости от объекта, уровня его умственного развития и силы духа.

Джузеппе, как прошедший многостороннее обучение и добравшийся до звания адъюнкт-рыцаря, отмечавшийся как делающий успехи в «ведании душ человеческих и понимания их» почти не сомневался — эти трое сделают то, что от них требуется. Двух поведёт за собой ненависть к науа, благо и до земель тотонаков уже успели добраться вести о «бледных людях» способных, уступая числом, на равных драться с науа, что последние годы казались многим совсем непобедимыми. И алчность… Простым рыбакам и присниться не могло такое количество золота, которое хоть и было новым видом денег в империи Теночк, но видом уже успевшим показать себя как надёжное средство платежа за те или иные товары.

Аванс — полезное в таких случаях решение. Троица промышлявших ловлей рыбы тотонаков получила треть обещанного звонкими золотыми монетами. Такую треть, которая очень многое давала. Но вместе с тем пробуждала ещё более яркое желание получить оставшееся — как только приведут кого-то более серьёзного из числа горожан, способных говорить не только от своего лица, но и от некой общности. А ещё могущих послать вестников в другие тотонакские города, подобные Куйушкиуи, особенно куда более крупные.

Вот были захваченные индейцы, а вот уже и нет их. Отпущены, удалились, на первом этапе пути незаметно — по крайней мере, с надеждой на это — провожаемые теми же тройками воинов, которых посылали на поиск. Сейчас они должны были лишь проследить, чтобы эти трое не свернули не в ту сторону. Не рисковать ни в коем случае, не дать себя обнаружить. Оставшиеся же на берегу, пускай уже и в другом месте, у них была иная задача. Много задач, если точнее, но сводимых к единой цели.

— И снова повторюсь — одного корабля мало, — ворчал Диего ди Ларго, которого мучило само ожидание. — Если мы сможем договориться с теми, кого могут привести эти вот, влекомые ненавистью и жадностью…

— «Если», брат мой Диего, тут ты использовал правильное слово. А если они не приведут? Или те просто не захотят идти? Нам нужен не захват очередного города, не новое разделение наших не столь больших сил. Требуются союзники, которые станут инструментом и, если — опять это проклятое слово! — щитом из чужой плотии руками, держащими непривычное для нас, но способное убивать науа оружие. Гроссмейстер знает, что делать и как уменьшить риски. Вспомни, что уже есть у нас на материке?

— Тулум, Колуа, который наши союзники-испанцы уже переименовали в Веракрус. Хайна — остров, за который и воевать не пришлось. Там были только могилы и город-крепость, откуда науа вывели гарнизон и немногих жителей.

— Видишь, уже три места, которые приходится защищать, вдобавок к большим, ранее занятым островам, начиная с Эспаньолы.

— Нашими землями тут стали только Пуэрто-Рико и отданный по договору с вице-королём Тулум. Не просто отданный, — покривился рыцарь Храма. — В обмен на полную поддержку и даже усиление помогающей Колумбу эскадры. И высадку отряда, достаточного, чтобы при необходимости изобразить отвлекающий удар на Коба. Дорогая цена.

Джузеппе лишь плечами пожал. Дескать, тут большая стратегия и не менее большая политика, проводимая самими Борджиа. У нас же пока положение в иерархии что империи, что Ордена невысокое. Даже тут, в Новом Свете, не говоря уж о Старом. И лишь самим Борджиа ведомо, какие именно подкрепления они запросят из метрополии. Насколько сочтут важным врагом империю Теночк со всеми её особенностями. Большие тайны для находящихся на вершине империи. Он же пока слишком мал для них. Зато очень хочет подрасти, Орден же предоставляет для этого все шансы, нужо лишь ухватиться и сделать всё правильно, без ошибок. В том числе здесь и сейчас.

— Капитан да Васко получил ваше послание, сеньор, — глядя в глаза Фиорентино, доложил один из сервиент-арморумов. Он готов к любой из возможностей.

— Хорошо, — кивнул глава отряда, после чего жестом отпустил подчиненного воина. И тут же добавил, но обращаясь уже к Диего. — Малый город, быстрый удар. Высаженного с клипера отряда и поддержки оружий самого корабля хватит… для гарнизона. Если жители не станут его поддерживать. Тогда мы уйдём, оставив трупы науа или полюбовавшись на следы их отступления из города. Клипер — быстрое судно, паруса и паровая машина помогут добраться до Тулума быстро. И вернуться. Если…

— Если тотонаки примут предложение о союзе. Но что если захотят заложников?

Саркастическая улыбка, появившаяся на лице адъюнкт-рыцаря, сама по себе на многое намекала. Про прозвучавшие затем слова говорить и вовсе не стоило:

— Хотеть они могут что угодно. Орден Храма никогда не оставляет своих людей. И сила не на их стороне. Мы это знаем, они должны будут сами это увидеть, а не услышать от кого-то другого.

— Науа?

— Да. Мы не окажемся в проигрыше, Диего, даже если комендант гарнизона, присланный тлатоани, попробует выслать отряд, чтобы разбить и пленить оставшихся в живых. Плохое из вероятного лишь одно…

— Если решит закрыться в городе. Капитан да Васко не будет стрелять из орудий по тем, в ком гроссмейстер хочет видеть союзников.

— Вероятность такая, к счастью для нас, мала. Диего. Искать новый путь к тотонакам можно, такие планы есть. Требующие времени, которое не хочется терять. Ждём… и надеемся. Удача, она важна.

— Испанцы бы сказали, что и помолимся, — не удержался от лёгкой иронии рыцарь-тамплиер.

— Пусть молится тот, что хочет, кому это нужно для силы духа. Я предпочту показать высшей силе результат и тихо произнести слова: «Бог, посмотри, это делаем мы, рыцари Храма».

Гордость — вот одна из опор, на которых столь крепко стояли возрождённые тамплиеры. Заодно со стремлением с самым разным новым знаниям, ощущении единства и готовностью не изменять прежде всего собственным законам — писаным и неписаным, Храма и тем, кто были в душе каждого из них. Да, последние могли и должны были отличаться, ведь люди различны, но общего было куда больше. нежели тех самых отличий. И уж точно в новом Храме не было места тому, что цвело и пахло во многих других Орденах, сгинувших давно либо недавно и пока ещё существующих. Впрочем, об этом Джузеппе Фиорентино даже задумываться особенно не хотел. Не хотел он и слишком долго ждать, но тут, увы, от него уже мало что зависело. Фигуры на «шахматной доске» замерли в определённой позиции, а ход был за противником.