Косы Императора
Лори Голдинг
Тень чудовища
Голод
Далеко за пределами Галактики не было ничего, кроме бесконечной черноты.
За несколькими заблудившимися звездами, одиноко летящими в холодной тьме, за мертвыми мирами и следами галактических столкновений, случившихся миллиарды лет назад, за зондами вымерших рас, не оставшихся на страницах истории… за всем этим и ещё дальше лежало ночное море, усеянное бриллиантовыми островками далеких, томящихся одиночеством галактик.
И это море, пусть немыслимо огромное, не было пустым. В нем рыскали могучие великаны глубин.
В вечной тьме сверкнула вспышка квантовой энергии, импульс, летящий во много раз быстрее света. Он был кратким, длился всего несколько миллисекунд и исходил из непримечательной звездной спирали.
Но его заметили.
Во мраке шевельнулось нечто, полное бесконечного голода, дремавшее целые эоны. Миллион замерзших, немигающих глаз увидел вспышку и переправил возбуждающий сигнал дальше. Исполнив свое предназначение, глаза угасли.
Не просыпаясь по-настоящему, сущность обработала полученное от них сообщение. Колоссальный дремлющий разум машинально и инстинктивно проанализировал сигнал, сравнивая его с параметрами единственного, что интересовало создание.
Добычи.
Медленно, как ползучий ледник, Великий Пожиратель изменил маршрут.
Хорниндаль осознал, что у него появилась привычка стоять перед огромными арочными проемами обзорной палубы и дышать в ритме назойливо гудящих двигателей корабля. Адамантиновые нуллифицирующие экраны были крепко заперты, поэтому он не мог видеть пустоту за ними. Тем более с закрытыми глазами.
Он обхватил ограждение перед собой обеими руками, твердо упираясь ногами в палубу. Напряжение сковало челюсти Хорниндаля и превратило позвоночник в жесткий прут.
Привычка, ничего более. И бесполезная.
Если бы он и мог видеть сквозь кристафлексовый занавес, вряд ли зрелище удовлетворило бы его желание — нет, жажду! — скорости. Варп был коварной и опасной вещью и редко даровал хотя бы толику чувства движения вперед; в зависимости от господствующих потоков варпа, могло показаться, что «Ксенофонт» попал в полнейший штиль. Или, хуже того, несется вбок или вообще в обратном направлении.
«Бессмертный и благостный Император, даруй нам скорость достаточную, чтобы ответить на этот зов».
Хорниндалю хотелось почувствовать ветер на коже, силу инерции, которая отталкивает его назад, пока корабль мчится вперед. Ему нужна была уверенность в том, что они спешат с максимально возможной скоростью. Воин хотел видеть это своими собственными глазами.
Но он не мог и потому стоял в одиночестве на защищенной обзорной палубе, воображая все это. Ему необходимо было отвлечься. Он уже давно не спал.
Воин знал, что подобная ноша приличествует ему; Хорниндаль всегда оставался в стороне, не только в переносном, но и, зачастую, в буквальном смысле. Он был прочной опорой для собратьев, воплощением направляющего света Императора. Примером, к которому все они могли стремиться. Но при этом Хорниндаль не стал бы выказывать сомнений или неопределенности и не стал бы говорить о них вслух. Корабль прибудет вовремя. Конечно, он прибудет вовремя, по Его милости.
«Мы Его меч, мы Его щит. Его благодать. Его гнев».
Из уха Хорниндаля свисала отключенная вокс-бусина: он знал, что сервы ордена, составлявшие небольшой экипаж, были одними из лучших во флоте, но всё равно больше не мог слушать внутренний комм-траффик. Они трудились с усердием, раскаляя реакторы корабля добела, чтобы выжать больше скорости из двигателей, однако для его постчеловеческих ушей их смертный лепет казался… неэффективным. Любительским. Недостойным долга, который мог на них в скором времени обрушиться, если сбудутся самые мрачные прогнозы Хорниндаля.
Прошло вот уже пять лет с тех пор, как капитан Феодосий отослал пятую роту на периферию — отчеты астропатов о беспорядках и гражданском неповиновении на юго-востоке Галактики подтолкнули магистра ордена Торциру к решению показать силу в надежде восстановить порядок и не допустить настоящего восстания. Но по прошествии нескольких месяцев все более отчаянные призывы о помощи посыпались уже со всего сектора, и сам Торцира, взяв почетную гвардию, повел первую и вторую роты на север, к пораженным мирам скопления Сапфир.
Казалось, что Восточная окраина погружается в безумие, и для тех, кто был свидетелем таких вещей ранее, это стало мрачным знамением. Когда от Феодосия и Пятой прибыло последнее, искаженное сообщение, команда об общем отзыве была отослана всему ордену, разбросанному по сегменту Ультима.
«Сыны Соты, возвращайтесь домой без промедления».
Целый орден. До последнего боевого брата, до последнего серва и слуги.
Нелегко было решиться призвать их обратно. Не с легкостью Магистр ордена Торцира отозвал своих воинов из бесчисленных походов и войн, в которых они участвовали. Исполняя долг реклюзиарха, Хорниндаль участвовал в освобождении мира-реликвария Эготта, и в своих пылких речах клялся, что это наисерьезнейшая задача, которая только могла выпасть Косам Императора. И что же, Торцира сделал из него лжеца?
Истинно было, что враги Империума многочисленны и сильны, и пока он и его братья никог…
Дрожь пробежала по всей длине корпуса «Ксенофонта» и Хорниндаль резко открыл глаза. Он почувствовал легкое усиление гула двигателей.
Люмен-полосы на обзорной палубе замерцали и погасли, и за этим последовала очередная дрожь. С чередой потрескивающих содроганий звездолет начал крениться на правый борт — словно неуправляемая лодка в болотных угодьях.
Воин машинально вставил вокс-бусину в ухо.
— Капитан Кэрон, докладывайте немедленно.
Нет ответа. Только какофония лихорадочных обменов репликами. Сигналы тревоги. Дребезжащие, искаженные крики.
«Навигатор». Навигатор был мертв.
Мощнейший басовитый грохот сотряс палубу, прокатившись по измученному корпусу, и взревели сирены. Обрушились тяжелые двери, запечатав залы и другие отсеки корабля, и реклюзиарх почувствовал знакомое электрическое давление в основании черепа — команда корабля совершила экстренный прыжок в реальное пространство.
Он выдохнул, чувствуя, как нечистое прикосновение варпа, выскальзывает из разума обратно в эфир. Сразу же после этого Хорминдаль чуть не упал из-за внезапного торможения космолета — законы физики вернулись на привычное место. Впрочем, уже через мгновение реклюзиарх пришел в себя и откинул широкий капюшон рясы.
Затрещала вокс-бусина.
— Господин реклюзиарх, на мостик! — раздался голос капитана. — Мы маневрируем, уклоняемся от вражеских… объектов.
Сдвоенные сервиторы в рубке управления неразборчиво болтали, внося корректировки одну за другой; слова тайного двоичного языка срывались с их облупившихся губ, лишь иногда разбавляясь ниточками слюны. Так как существа почти не могли двигаться, прикованные к интерфейсным тронам, определять быстроту их действий и реакций удавалось лишь по темпу речи. Несмотря на отсутствующий вид и разинутые рты киборгов, их внутренние системы обрабатывали данные для маневров на невообразимых скоростях.
Вой сигналов опасного сближения оглушительно звучал в замкнутом пространстве. Пока нуллифицирующие экраны медленно опускались, Кэрон громко орал на экипаж, который делал всё возможное, чтобы не застыть при виде ужаса, царящего во тьме перед кораблем.
— Проходим между ними! Лево руля, лево руля!
За командной платформой стоял младший лейтенант Госс, омываемый красноватым сиянием экстренного освещения мостика, с инфопланшетом подмышкой и широко раскрытым ртом.
— Святая Терра, — пробормотал он. — Что они такое?
Капитан резко повернулся к нему.
— Вахтенный офицер, немедленно вернитесь на пост! — гаркнул он сквозь грохот.
Дрожь от ещё одного слабого толчка прокатилась по нижним палубам, и Госс пришел в себя. Сунув инфопланшет в руки Кэрону, он ухватился за край своего тактического ПУ и подтянулся к нему благодаря ослабленной гравитации.
— Кто-нибудь, включите карты системы. Мне нужны данные по этой территории, немедленно!
Главная переборка мостика открылась, обдав их ветерком выравнивающегося давления, и Госс увидел Деметрия — широко шагающего гиганта в рясе. Капеллан направился прямиком к центральной платформе, но всё время смотрел вдаль через бронированные иллюминаторы мостика. Широко раскрытыми, не моргающими глазами.
Причиной тому была не тревога, а чистая, необузданная ярость.
Если Госса и остальных членов экипажа на мостике мог охватить страх, этот могучий герой ордена испытывал лишь праведный гнев. В его пылком взгляде и суровом оскале челюстей читалось лишь одно: по какому праву эти чудовища существовали во Вселенной Императора, да ещё и угрожали кораблю Адептус Астартес?
Звезды кружились за передовыми иллюминаторами, а эти создания висели в пустоте — огромные органические медузы, каждая размером с жилблок, с тошнотворными бледными щупальцами в сотни метров длиной, что хватались за ледяное ничто. Их раздутые синевато-багровые тела имели форму луковиц с острыми наконечниками, были покрыты чем-то вроде хитина и пульсировали с отвратительным внутренним ритмом. Госс и остальные члены команды по-прежнему смотрели на них; тут ближайшая из тварей спазматически вздрогнула и ударила щупальцами, будто цепом, едва не зацепив острый нос отклоняющегося «Ксенофонта».
Сервиторы на мостике работали на пределе программных возможностей, только чтобы избежать новых столкновений, а твари всё приближались. Их были тысячи, и двигались они очень плотным строем.
— Пусторожденные отбросы! — выругался Деметрий, крепко сжимая розарий в одной руке и вызывающе указывая другой в главный иллюминатор. — Капитан, все орудия к бою!
Кэрон не отвел взгляда от инфопланшета.
— Мой лорд, мы слишком близко, чтобы открыть огонь. Я работаю над…
— Слишком близко? — прервал его капеллан. Он зашагал вокруг командного трона капитана, жестикулируя широкими взмахами кулака. — При всем уважении, Кэрон, мы же прямо над ними! Открой пустотный шлюз, и я достану до них крозиусом!
Кэрон поднял инфопланшет, однако Деметрий не проявил к нему интереса.
— При всем уважении, мой лорд, именно поэтому мы не должны открывать огонь.
— Объяснись, капитан. По Воле Императора мы должны покончить с этими гнусными отродьями.
— Наш ауспик всё ещё забит помехами, но сканеры ближнего действия позволяют предположить, что внутри тел этих существ находится нестабильная атмосфера. Сказал бы даже, взрывоопасная. Если мы запустим торпеды или дадим залп из главного калибра, то, уверен, легко уничтожим их, но последующая детонация разорвет наш корабль на куски. Каждая из тварей по диаметру почти не уступает «Ксенофонту» в его средней части.
Словно в подтверждение его слов, звездолет пронесся под очередным пучком содрогающихся щупалец, которые проскользнули по правому борту. Звук удара гулко разнесся по корпусу, множество сенсорных антенн вылетели из креплений, и, прогромыхав по бронированной шкуре «Ксенофонта», сорвались во тьму.
— И потому ты позволяешь этим немыслимым штуковинам вот так гладить нас по панцирю, капитан? — взревел Деметрий. — Я не потерплю такого кощунства.
Госс пробежался глазами по данным на экране своего пульта. Сердце офицера бешено колотилось в груди.
— Мастер Кэрон, объекты начинают идти на сближение. Они как будто пытаются заблокировать нам…
— Выключайте двигатели.
Все трое повернулись к широкому входу на мостик, и Госс увидел реклюзиарха Хорниндаля, который, пригнув голову, стоял под укрепленной переборкой. Воин взирал на раздутых существ с выражением мрачного одобрения на лице, словно ожидал увидеть именно такой кошмар.
— Немедленно. Их привлекают тепло и движение.
Кэрон кивнул и поднес к губам вокс-рожок.
— Говорит капитан корабля. Немедленно отключить главный ускоритель.
Затем он обратился к неподвижным сервиторам.
— Мостик, задать конечный вектор отступления. Только кратковременные ускорения для корректировки курса.
Пара прервала свой бормочущий лепет и ответила в жуткий механический унисон:
— Повинуемся.
Вибрации двигателей, ощущавшиеся через палубу, почти прекратились, и Кэрон заглушил сигналы тревоги. «Ксенофонт» накренился вперед, пытаясь отыскать хоть толику свободного пространства, через которое они могли бы бежать.
Видимо, в ответ на это, одно из созданий вздрогнуло в последний раз и взорвалось в пустоте, словно гигантская мина из плоти. Ударная волна разбросала хрящевые осколки и тонны биокислоты во всех направлениях. Словно движимые голодом, километровые языки зеленого пламени лизнули пустотные щиты корабля, и тот качнулся из стороны в сторону.
Хорниндаль шагнул за трон капитана. Даже когда «Ксенофонт» начал медленно опускаться по спирали через наступающий рой, он не отводил глаз от вздымающихся цепких созданий, что тянулись к движущемуся мимо них звездолету.
— Капитан Кэрон, выводите нас. Мы должны отправить сообщение на Соту.
Флотский повернулся к нему.
— Разумеется, господин реклюзиарх. Это… — он помедлил, не зная, стоит ли произносить такие слова вслух. — Это Великий Пожиратель, не так ли?
Деметрий взъерошился при упоминании этого имени. Хорниндаль просто кивнул.
— Да. Ксеносы вернулись. В этом-то я точно уверен.
Госс подскочил от внезапного звука в его вокс-канале и осознал, что затаил дыхание на несколько долгих секунд. Он дослушал сообщение.
— Мастер Кэрон, я получил доклад от корабельного пристава. Его команда не может проникнуть в покои навигатора. Скорее всего, её убийца забаррикадировался изнутри.
Хорниндаль покачал головой.
— Нет никакого убийцы, кроме самого навигатора.
Еще одна из гигантских мин взорвалась со стороны левого борта, запустив цепную реакцию еще из трех взрывов, но «Ксенофонт» выскользнул из зоны поражения.
— Мой господин, вы хотите сказать, что навигатор покончила с собой?
Проигнорировав вопрос Кэрона, Хорниндаль положил громадную руку на плечо Госсу.
— Младший лейтенант, — сказал он мрачно. — Прикажи команде пристава обеспечить безопасность в хоровых залах. Астропаты тоже будут под угрозой.
— Под угрозой чего? — потребовал ответа Кэрон, приподнявшись с места.
— Сам посмотри! — прорычал Деметрий, указывая на фронтальный иллюминатор.
Крики тревоги и ужаса разнеслись по мостику. Госс позавидовал членам экипажа, трудившимся «ниже ватерлинии». Им такое зрелище не грозило.
Как только «Ксенофонт» достиг края обширного живого минного поля, он, километровый эсминец типа «Охотник», оказался в тени монстра. Это был истинный ужас глубин, подобный мифическим левиафанам. Он цеплялся за пустоту носовыми и кормовыми конечностями-щупальцами, имевшими немало миль в длину; позади его сегментированного тела, усеянного шипами, тянулись облака омерзительных испарений.
— Корабль-улей, — сказал Хорниндаль. — Я надеялся, что больше никогда в жизни его не увижу.
Меньшие твари, словно рыбы-прилипалы, болтались возле колоссальной клыкастой пасти чудовища. Их можно было легко различить даже с такой огромной дистанции. Как только на ауспик «Ксенофонта» перестало влиять минное поле, раздались сигналы обнаружения тысяч малоразмерных целей. Пространство вокруг корабля-улья буквально кишело от активности ксеносов.
Кэрон безвольно опустился на командный трон.
— Пустота… — пробормотал капитан. — Они заполонили её.
Выпрямившись, Хорниндаль посмотрел на Деметрия.
— Брат-капеллан, поднимай отделения по тревоге.
Глубоко в недрах «Ксенофонта» пребывали больше тридцати Кос Императора, возвращавшихся на Соту. Общие спальни ордена были тесными и спартанскими, что соответствовало менталитету Адептус Астартес — каждому воину выделялся лишь тюфяк и стойка для снаряжения. Пустые силовые доспехи безмолвно охраняли бойцов в тех редких случаях, когда они погружались в полноценный сон, а рядом лежало их оружие, вычищенное и покрытое смазкой. Запах ладана и полировочного порошка, однако, не мог скрыть крепкий аромат постчеловеческих гормонов и едкого пота, который сопровождал космодесантников вне зависимости от того, как часто они мылись.
Если люди из экипажа заполняли отведенные им углы личными вещами и предметами культа Императора, Косы Императора преклоняли колена в тихой молитве на голом полу. Там, где слуги ордена искали отвлечения, отдыха или сна во время долгих часов ночного дежурства, их господа неустанно тренировались и ели лишь изредка, словно аскеты или кающиеся грешники в монашеской традиции.
Много месяцев назад их отослали через сектор в Эготту, где в течение веков хранились мощи почтенного Сегаса, первого капеллана в истории ордена. Реклюзиарх Хорниндаль распалил веру бойцов и повел их на поверхность охваченной мятежом планеты, но перед самой битвой они получили сообщение с Соты о полном отзыве ордена. Словно заряженный и взведенный болт-пистолет, Кос Императора засунули обратно в кобуру, не дав им обрушить на врага праведный гнев.
Поэтому когда капеллан Деметрий призвал своих воинов к оружию, они были более чем готовы.
Теперь три полных отделения явились в сборный зал и стояли, выстроившись «пересекающимися серпами», а между ними сновали сервы-оружейники. Тридцать лучших воинов ордена, черно-желтые доспехи которых поблескивали в мерцающем свете зала, отбрасывали гигантские тени на палубу.
Милусу Огдену казалось, что он провел всю жизнь в тени этих гигантов.
Пристава «Ксенофонта» и его отряд призвали в зал, как и их господ-космодесантников, но казалось, что это сделано будто из вежливости. Простая формальность — словно им не придется сражаться и погибать, когда придет время.
Они оставили попытки войти в покои навигатора, однако Милус отослал пару своих людей в часовню, наблюдать за дрожащими и скулящими астропатами. По приказу капитана Кэрона псайкеры попытались установить связь с благородной Сотой, но, как только они открыли разумы варпу, то начали визжать и причитать, бросаться ничком на палубу и умолять спасти от коварного чуждого присутствия, которое заполоняло их разумы.
Даже сейчас, когда Огден стоял в тени ордена, тень чудовища накрывала их всех. Оно ослепило их и заглушила их крики во тьме. Что ужаснее всего, оно было одержимо бессмертным неутолимым голодом, как совершенно недвусмысленно уверил его изможденный главный астропат.
Чудовище собиралось сожрать их всех.
Арочные двери в переборке у начала сборочного зала разъехались, управляемые мощными моторами, и вошли реклюзиарх Хорниндаль с Деметрием и горсткой сервов реклюзиархии в рясах. Хотя их лица были непокрыты, оба капеллана облачились в эбеново-черную броню, а Хорниндаль также надел длинный церемониальный плащ золотистого бархата с вышитой на нем парой кос-эмблемой Ордена. Грохот их сабатонов разносился по залу; собравшиеся космодесантники смотрел на идущих мимо вождей беспристрастными рубиновыми визорами, но Огден чувствовал, что в воздухе висит напряженное ожидание.
Хорниндаль не стал более тратить время на церемонии и предисловия.
— Братья. Мы вышли из варпа всего двадцать семь минут назад, примерно в шести с половиной днях пути от цели, где-то между системами в районе Атраксиса. Я уверен, что, возвращаясь по вызову ордена, мы столкнулись с авангардом нового улья тиранидов в сегментуме Ультима, и что их пагубное психическое воздействие стало причиной внезапной смерти нашего навигатора.
Хотя Косы Императора остались типично стоическими, офицеры безопасности Огдена начали перешептываться. Милус яростно зыркнул на них, напомнив тем самым, что они находятся в присутствии господ — капеллан Деметрий был скорым на гнев в отношении недисциплинированных прислужников.
— Хотя у меня и не осталось сомнений, что прибытие ксеносов каким-то образом связано с недавними событиями на Восточной Окраине, — продолжил реклюзиарх, — это трусливое, рассредоточенное расположение их сил не совпадает с предыдущими шаблонами действий флотов-ульев. Эти твари коварны. Они учатся на своих поражениях. Им уже известно, что они не смогут завоевать славный Империум обычной атакой в лоб и поэтому сейчас ищут другой путь.
— Капитан и его офицеры уверили меня, что, если бы этот корабль-улей и его рой двигались по любой логически объяснимой траектории, — или от скопления Сапфир, или от областей Восточной Окраины, — то не смогли бы продвинуться так далеко в субсектор, не встретив по дороге сопротивления имперских сил. Соответственно, мы должны признать, что гнусные ксеносы разделили свои силы для того, чтобы совершать набеги на нас по многим фронтам и продвинуть свое мерзостное влияние как можно дальше. Они породили обширное поле споровых мин, чтобы оцепить систему. Их психическая тень растет.
Огден ощутил странную смесь ужаса и гнева, услышав эти слова. Хотя угроза тиранидов флота-улья Бегемот канула в лету задолго до того, как его прадед заступил на крепостную службу к Косам, тихие слушки разошлись с фронтов по всему сегментуму Ультима и превратились в легенды. В детстве жестокие братья и сестры пугали Милуса историями о невидимых многоногих ксеносах, утверждали, что они живут в туннелях под жилцентром и с одинаковой радостью готовы сожрать солдат и маленьких мальчиков. Долгими холодными ночами Соты юный Огден съеживался под одеялом и вздрагивал при каждом воображаемом во тьме звуке — как же далеко от него ушел суровый офицер, ныне с гордостью носивший символику ордена.
Хотя он испытывал что-то еще. Возможно, более первобытный страх.
Это было сродни отвращению, которое Милус чувствовал, когда даже безобидный домашний паучок пробегал по его комнате — непримиримой ненависти, которую человечество с начала времен обращало на не-млекопитающих существ. Если бы паучок научился путешествовать среди звезд и пожелал создать собственную империю, куда бы упал его хищный взгляд? Какое «пагубное влияние» мог бы он оказать на миры людей?
Огден одернул себя и заставил вновь обратить внимание на реклюзиарха с угрюмым лицом, который, когда произносил речь, словно возвышался даже над братьями-десантниками.
— Отзывая всех нас, магистр ордена Торцира, вероятнее всего, желал защитить от вторжения ксеносов территории ордена на галактическом востоке. Однако он мог, не желая того, просмотреть гораздо большую угрозу, с которой столкнулись мы — здесь и сейчас. Исходя из нашей текущей позиции, капитан Кэрон рассчитал, что наш благородный родной мир Сота уже находится в предполагаемой зоне боестолкновений.
Только после этого собравшиеся космодесантники заметно отреагировали — сдержанно выругались, вызывающе закричали и немного нарушили четкий строй.
— Приберегите свою ненависть, братья! — рявкнул Деметрий, высоко воздев кулак в латной перчатке. — Сохраните её для ублюдочного Пожирателя!
Многие из смертных слуг оказались явно менее сдержанными в своих выкриках, и Огден осознал, что присоединился к ним. Среди не столь различимых угроз, эхом раздававшихся в залах, он поднял лазкарабин над головой и поклялся уничтожить всю расу тиранидов.
Это было невообразимо. Сота не могла пасть.
Этот мир был древним домом Ордена, это так, но у многих из присутствующих здесь — и людей, и постлюдей — там находилась родина, а для остальных Сота являлась, самое меньшее, домом кровных родичей.
Несмотря на поднявшийся рёв, Хорниндаль спокойно взял крозиус арканум у оруженосца в рясе, который стоял наготове возле него. Простым жестом он активировал потрескивающее силовое поле оружия и демонстративно поднял его вверх, снова восстановив тишину в залах. Когда реклюзиарх заговорил снова, Огден заметил в его голосе знакомую нотку сдержанного пыла.
— Братья, восславьте Его-на-Терре — мы с вами мыслим одинаково. Мы не позволим ненавистным ксеносам хоть одним когтем коснуться нашей родины! Заранее предупрежденные, Косы Императора отбросят любого врага, и магистр ордена Торцира поведет нас, чтобы навсегда смести с лица Галактики проклятые флоты-ульи!
Над собравшими разнеслись радостные возгласы и кличи: «За Соту! За Императора!». Капеллан Деметрий оскалился в чем-то вроде усмешки и, надев череполикий шлем, отправился к воинам провести предбоевую службу. Сначала брат-сержант Цертес, а затем Эдий с готовность преклонили перед ним колена, чтобы принести торжественные клятвы.
Повернувшись, чтобы построить свою команду, Огден с удивлением заметил, что Хорниндаль направляется прямо к нему. Хотя в руке реклюзиарха оставался включенный крозиус, он, в отличие от Деметрия, держал оружие не с угрожающим видом.
— Долг тяжким бременем лежит на всех нас, серв-сержант, — сказал он. — Без навигатора мы не можем рискнуть и совершить варп-прыжок, чтобы самим донести сообщение до Соты. Вместо этого мы должны продвигаться через рой, под психической тенью корабля-улья. Мы должны восстановить астропатическую связь как можно скорее.
Огден кивнул.
— Так точно, мой господин… Хотя это может оказаться столь же опасным, как и возвращение на минные поля ксеносов…
Он ждал какого-то ответа, но Хорниндаль лишь беспристрастно смотрел на него в ответ.
— В таком случае, где вы прикажете расположить моих людей?
— Вам нужно приготовиться к абордажу.
— Брать на абордаж тиранидский корабль, мой господин? — переспросил Огден, не веря своим ушам. — Это вообще возможно?
— Нет. Ты меня неправильно понял, — реклюзиарх отстраненно смотрел, как лидер третьего отделения, Гекатон, становится на колени перед Деметрием. — Если чужаки не испарят «Ксенофонт» биоплазмой и не разнесут на части в вакууме, то попытаются взять его на абордаж.
Огден надолго задумался над сказанным. Он не мог решить, какой исход звучит хуже.
Словно клинок, направленный в сердце роя, «Ксенофонт» направился вперед. Его орудийные батареи стреляли, пока стволы не засветились от накала, отшвыривая малые суда тиранид во тьму космоса лазерным огнем и взрывами снарядов; целыми волнами корабль отбрасывал мерзких созданий.
Госс даже не мог назвать их «кораблями» в любом из смыслов этого слова. То, как они метались и плыли в пустоте, наводило на мысли о косяках морских хищников, которые извивались и выделывали пируэты между ударными ракетами «Ксенофонта», а затем резко разворачивались и с бреющего полета били ответным огнем по щитам противника. Они неумолимо преследовали корабль, испытывая его оборону на прочность, даже если погибали при этом.
У артиллеристов не имелось шансов попасть в тварей при использовании тех же шаблонов ведения огня, что в боях с обычными кораблями. Проклятые штуки двигались слишком быстро, слишком непредсказуемо; и атаковать их было всё равно что пытаться прихлопнуть мух болт-пистолетом. Вместо этого капитан Кэрон приказал создать убойную зону в трехстах метрах от носа «Ксенофонта» — стену произвольных залпов и детонаций с задержкой, которая станет препятствием для любого коллективного разума, управляющего врагами, и либо отбросит их назад, либо разорвет на куски. Единственный вопрос заключался в том, хватит ли боекомплекта для орудий, чтобы пробиться через рой. Гораздо вероятнее, понимал Госс, пушки умолкнут задолго до этого.
Словно подтверждая это, на гололитической панели окулуса вспыхнул предупреждающий символ, добавив ещё один настойчивый сигнал к мириаду боевых тревог, что раздавались на мостике.
— Пусковые установки правого борта пусты, сэр. Остался только резервный боекомплект, — офицер помедлил мгновение, затем пробормотал себе под нос. — «Ксенофонт» всего лишь эсминец. Он не предназначен для ведения непрерывного огня. Мы не справимся.
Кэрон, стоявший перед своим троном, ответил, не отрывая взгляда от тактического экрана.
— Значит, вы не знаете «Ксенофонта». Старичок проворен и ещё может кусаться.
Как только гололиты обновили трехсекундный боевой цикл, пучки свежих контактов появились на дисплее в границах действия ауспика — воинства новых организмов, порожденные крупными судами-носителями, а, может быть, и самим колоссальным кораблем-ульем? С таким количеством сигналов трудно было сказать. Некоторые, казалось, просто кружили в отдалении, вовсе не совершая атакующих маневров.
В центре табло висела мигающая иконка косы, обозначавшая осажденный эсминец — одинокий зеленый пучок во все растущем красном океане.
Капитан стиснул зубы.
— Прикажите командам правого борта перезаряжаться. Я не хочу, чтобы установки по обоим флангам опустели одновременно.
— Есть, сэр.
Удары от бомбардировки цепью пробежали по корпусу, и одно из омерзительных кораблей-созданий устремилось сквозь пустотные щиты, чтобы атаковать боевую рубку с бреющего полета. Несколько человек из команды мостика рефлекторно пригнулись, но в миг, когда оно пронеслось мимо фронтальных иллюминаторов, Госс мельком увидел искореженный хитин, сросшийся панцирь и покрытую ледяной коркой шипастую плоть.
Трон, у ужасной штуковины даже были небольшие кожистые плавники…
Хотя рой плотно окружил их, за ним виднелась покачивающаяся масса корабля-улья, раздутый до невероятных размеров живой горизонт. Его огромные руки-щупальца двигались медленно по сравнению с другими созданиями флота, подчеркивая невообразимую разницу в размерах. Она становилась всё заметнее по мере того, как «Ксенофонт» подлетал ближе. Словно раздутый, обваренный кракен, великан, казалось, наблюдал за разворачивающейся битвой с обыденным равнодушием, как толстая раднарийская кокотка могла бы следить за возней колонии муравьев.
Сдержав тошнотворное омерзение, Госс проанализировал курс, который он и другие офицеры проложили, чтобы вывести эсминец из тени создания. Подобравшись близко к гравитационному колодцу планетоида Сигма-Тамбус IV, — который сейчас был почти полностью закрыт от них кораблем-ульем, — они собирались обогнать малые органические космолеты и устремиться к дальним межсистемным маршрутам. Там, по предположению Кэрона, астропаты освободятся от чужеродного ужаса, затуманившего их умы, и сумеют связаться с каким-нибудь другим кораблем.
В надежде, что какой-нибудь другой корабль их услышит.
Зазвучал новый сигнал об опасном сближении, и офицер обнаружения крикнул со своего поста:
— Крупное судно ксеносов прямо по курсу!
Вырвавшись из-под эсминца, огромное, снабженное клинками чудовище с необычайной ловкостью развернулось и прорвалось в зону поражения перед «Ксенофонтом». Маневрируя, видимо, с помощью самого большого из изогнутых отростков, судно раскрыло затупленную пасть, словно беззвучно рыча в пустоте, и обнажило глотку из плоти, усеянную рядами тысяч заточенных шипов. У Госса скрутило живот, когда он понял, что эта штуковина вполне может проглотить нос корабля и главные батареи вместе с ним.
Кэрон обернулся и бросился на командный трону.
— Наконец хоть что-то, во что можно прицелиться, — он с явным облегчением поднес вокс-передатчик к губам. — Мостик, полный вперед. Артиллеристы, приготовиться к запуску торпед по моей команде.
Госс ощутил прилив адреналина. Тварь с лезвиями продолжала расти в визоре окулуса, разбрасывая по пути мелкие суда, а «Ксенофонт» мчался прямо на неё.
— До вражеского судна три сотни полста метров, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Как только чудовищное создание прорвалось в зону поражения, лазерные огни прошили его фланги глубокими ожогами и вырвали куски плоти из-под заостренных щитков, а Кэрон ударил кулаком по панели и закричал в вокс:
— Огонь! Всем торпедным установкам — огонь!
Эсминец вздрогнул, когда четыре мощные торпеды вырвались из его носа и помчались к цели, однако это едва ли замедлило несущегося вперед «Ксенофонта».
Небольшая тварь тиранидов, похоже, предугадавшее атаку, вылетело прямо перед первым снарядом и, пожертвовав собой ради старшего брата, разлетелось ошметками плоти и осколками костей. Но оставшиеся торпеды легко достигли цели. Громадные боеголовки, созданные для уничтожения линкоров отступников, детонировали в глотке у монстра, разорвав проклятую штуковину на части. Ужасно огромные куски органики и струи кровяной жидкости десятками метров в длину с треском прорвали пустотные щиты «Ксенофонта» и выплеснулись на изрытый попаданиями корпус под одобрительные возгласы офицеров на мостике.
Кэрон повернулся к Госсу, на его лице отражался пыл битвы.
— Старичок теперь испробовал их крови, а? — прокричал он в ажиотаже.
Офицер, с глазами, полными ужаса, едва ли услышал капитана.
Одно из крыловидных лезвий мертвого создания, не меньше двух сотен метров в длину, оторвалось от био-обломков и устремилось прямо к ним.
Госс собирался скомандовать мостику маневр уклонения, но не успел произнести и слова, как громоподобный удар от столкновения сбил его с ног. Костяная шпора распорола орудия на носу «Ксенофонта» и проделала огромный разрез по правому борту, перед тем как отскочить от гребня с бойницами наверху корпуса и улететь по спирали в темноту. Вторичные взрывы прогремели по орудиям в результате детонации боекомплекта, и по всему кораблю с новой силой взвыли сигналы тревоги.
Огден мчался по продольному переходному коридору, когда его настигла ударная волна. Пристав ощутил дрожь воздушного потока на непокрытом лице и миллисекунду спустя пол ушел у него из-под ног.
Он с одним из своих бойцов, уже облаченные в бронежилеты и шлемы с желтыми полосками корабельной милиции, пытались не отставать от боевого брата в полном доспехе из отряда сержанта Хекатона. При этом Коса Императора нес очередную пару абордажных щитов из арсенала.
Все мысли о задании испарились, как только палуба взбрыкнула и подбросила обоих мужчин под потолок. Голова Огдена проскользнула мимо ребристой поддерживающей балки, но злополучному старине Тиеку не так повезло — он неуклюже ударился о неё, сломал шею и безвольно раскинулся в полете.
В тот же миг Милуса грубо и крепко схватили за плечо; космодесантник поймал его в полете и рванул к палубе, спасая от травм. Тело офицера Тайека свалилось на них обоих.
Гигантский воин несколько долгих секунд прикрывал Огдена громадным бронированным телом, защищая относительно хрупкого смертного. На его наплечнике было написано имя — Масций.
— Ты ранен, почтенный серв-сержант? — прямо спросил воин. Вокс-динамики шлема отфильтровали и исказили его слова.
Переводя дух, Огден попытался мотнуть головой. Стук сердца молотом отдавался у него в ушах. Грохот и шум далеких взрывов где-то сверху отдавались в стенах и палубном покрытии. Уже зазвучали тревожные сигналы декомпрессии.
Он почувствовал хлопки в ушах. На борту корабля в глубоком космосе это был плохой знак.
Из находящегося над ними подфюзеляжного пространства — возможно, парой уровней выше — донесся очередной удар о внешний корпус «Ксенофонта», но за ним в этот раз последовал громыхающий скрежет разрываемого металла, завладевший их внимание. Локализованный прорыв корпуса, вне сомнений.
Но где же в таком случае рёв улетучивающейся атмосферы?
Масциос поднялся, с громким щелчком открыл канал внутреннего вокса, и Огден понял, что потерял свою вокс-бусину при падении. Наконец восстановив дыхание, он слабо оттолкнул тело Тайека и поднял руку, умоляя о секундном отдыхе, но Масций уже поднял оба абордажных щита.
— Нет времени, — сказал он. — В нас попали. Целая секция…
Космодесантник умолк, резко обернулся и выхватил болт-пистолет, услышав грохот падения обломков дальше по коридору. Огден за кратчайшую долю секунды оказался рядом с ним.
Во мраке раздался чудовищный гортанный рык, сопровождаемый глухим скрипом искореженной пластали. Что-то огромное и живое продиралось в корабль.
Дым заполнил пространство на мостике, и сноп искр высыпал откуда-то из-под изогнутых сводов. Сервиторы неразборчиво переговаривались друг с другом.
Неуверенно поднявшись с пола, Госс заметил кровь, пропитавшую его мундир спереди; при падении он сломал нос о палубу. Изумленный офицер зачем-то потрогал ткань. Остальной экипаж на мостик, включая капитана Кэрона, двигались и разговаривали слишком быстро, и вахтенный не поспевал за ними. Он услышал крики и мольбы о помощи — в передних отсеках эсминца начался пожар.
Задержав взгляд на подрагивающем тактическом экране, Госс увидел, что мелкие суда, кружившие возле «Ксенофонта», больше не бездействовали.
Они сближались на таранной скорости.
Офицер тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Кэрон кричал, звал его по имени.
По левому борту Госс заметил скопление тварей, шипастых и вытянутых; мясистые крылатые гарпуны, каждый размером с «Громовой ястреб». Может, даже больше. Они неслись сквозь вакуум, будто коралловые скаты, отталкиваясь веерами мембран от пустоты и разгоняясь до пугающих скоростей.
Госс возился со своим пультом, умоляя, чтобы оставшиеся офицеры-артиллеристы сбили этих созданий. На всех гололитах вспыхнули предупреждающие символы.
Пробоина в корпусе. Пробоина в корпусе. Декомпрессия. Пробоина в корпусе.
Ближайшее судно-гарпун начало свой убийственный маневр, сложив крылья и устремившись прямо на незащищенную часть кормы эсминца. Создание исчезло из вида как раз, когда очередной корабль тиранидов вихрем устремился вниз, к рубке управления и застрял там, прямо перед фронтальным иллюминатором. Это выглядело так, будто оперенный дротик вонзился в шкуру неуклюжего грокса, гордо стоящего на корпусе и раскачивающегося из стороны в сторону в вакууме.
Техноадепты и их команды уже бросились блокировать поврежденные отсеки или проводить ремонтные работы, где было возможно. Там, где всё ещё бушевали пожары, проще, наверное, было загерметизировать переборки и провентилировать отсеки, выпустив остатки атмосферы в пустоту.
Сквозь хаос, бушевавший в воксе, прорезался голос. Это был реклюзиарх Хорниндаль.
— Команды безопасности к инженерным палубам — у нас вторжение. Косы, ко мне. Покажем этим ксеносам, кто здесь доминантный вид.
Кашляя из-за остаточного дыма от невидимого возгорания в электронике, Кэрон подошел к Госсу. Бездействующую левую руку капитан прижимал к груди.
— Вахтенный офицер!
Утирая кровь рукавом, Госс нахмурился.
— Сэр?
— Курс, парень, — прорычал Кэрон. — Мы ещё можем добраться до гравитационного колодца?
— Пока эти… штуки кромсают наш корпус? Возможно… — он пробежал рукой по пульту. — Мы хотя бы восстанавливаем атмосферное давление.
Капитан кивнул.
— Все доступные мощности — на двигатели. Забудьте о битве. Выполнять главную задачу — опускаем щиты и бежим.
Следуя за закованными в броню боевыми братьями, офицеры безопасности Огдена быстро продвигались через переходной коридор к кормовым инженерным отсекам. Зловоние дыма и горячей желчи ударило им в ноздри. С верхних платформ донеслись отголоски сдавленного крика, который затем зловеще резко прервался.
Огден проверил и перепроверил заряд оружия.
В подрагивающем свете люмен-полос здесь внизу, как раз над трюмами «Ксенофонта», слишком уж легко было представить ужасных чуждых созданий, рыскающих на каждом мрачном перекрестке по дороге.
Пятеро космодесантников — брат Масций и остальные из его боевого отделения — возглавили группу, как только вошли в узкий коридор; сержант Гекатон повел остальных космодесантников на верхние уровни, где четвертое судно тиранид пробило оболочку корпуса. Хотя Косы, экипированные увесистыми абордажными щитами, стремились оградить своих верных слуг от любой подстерегающей их чужеродной угрозы, они были не всесильны. Сумбурные отчеты от других команд сообщали о целых жилых отсеках, которые были затоплены токсинами или потеряли весь воздух, улетучившийся в вакуум.
Капеллан Деметрий вел отделение «Цертес» в отчаянной попытке контрнаступления на смотровую палубу, которую заполонили верещащие, усеянные лезвиями создания, чьи нечеловеческие крики были четко слышны по боевым каналам. Эдий пал, защищая команду техников в разрушенных передних секциях, однако трое из его воинов выжили и сумели вытащить умирающего собрата из огненного ада.
На грани спасения в гравитационном колодец Сигмы-Тамбус «Ксенофонт» разрывали изнутри. Сейчас Огден направлял сборный отряд, собираясь в последний раз попробовать дать отпор захватчикам.
Четырнадцать бойцов, вместе выступивших против непознаваемого, чуждого врага.
— За Соту, — тихо напомнил себе Милус.
Взрывное стаккато стрельбы озарило пересечение коридоров впереди, и космодесантники подняли свои щиты, приняв оборонительный строй «фулкон»[14]. Огден рефлекторно взял лазкарабин наизготовку и жестом скомандовал своим людям удерживать позицию.
Удары крупного тела сотрясли стены коридора, а за этим последовал низкий рык, быстро сменившийся на булькающие звуки изрыгаемой жидкости.
Двоих серфов в драных робах отбросило в главный коридор огромным сгустком биокислоты, оставлявшей глубокие ожоги на металлических стенах. Они упали на палубу, с криками раздирая свои глаза и рты, даже когда плоть отрывалась клейкими кусками; их последние мгновения прошли в частых конвульсиях.
Ругань и крики ужаса членов отряда получились приглушенными, так как их окатило мерзким зловонием. Пахло рвотой и гнилым горелым мясом.
Быстро продвигаясь, два воина Кос повернули за угол, чтобы блокировать открытый проход своими щитами, пока оставшийся подгонял трёх бойцов Годена на другую сторону. Осторожно преодолев растущую лужу кислотной жижи, они едва осмелились по пути бросить взгляд в инженерный отсек.
Теперь прикрывая другую часть туннеля, двое щитоносцев начали отступать и пригнулись у пластальных колонн, когда более возбужденная, колоссальная дрожь возвестила об очередном сгустке био-кислоты. В этот раз он проскользнул по левой стене, оставив коррозийный след на металлической обшивке, и проход начал заполняться едким удушливым паром.
Череда вокс-щелчков между гигантами выдала тот факт, что они снова общались друг с другом по закрытым каналам. В раздражении Огден использовал невербальный боевой язык и потребовал, чтобы его людей тоже брали во расчет, дважды показав жест обнаженной кистью для усиления эффекта.
Брат Масций снова бросил взгляд в отсек, после чего подал сигнал остальной команде.
«Большая одиночная цель. Двадцать пять метров, прямо впереди».
Он наклонился к Огдену с жестом почти отеческой заботы.
«Неподвижная. Высочайший уровень угрозы».
Огден кивнул и разделил своих людей на три огневые команды — по одной на каждый фланг и одну для прикрытия центра. Космодесантники разбились на группы без инструктажа, инстинктивно приняв идеальное тактическое построение.
Внезапно в латных перчатках мелькнули передаваемые друг другу фраг-гранаты. Значит, будет фронтальная атака.
По команде Огдена, три отряда посекционно высыпали из туннеля, пробираясь через обломки главного люка в инженерный отсек. Огневые команды столпились за щитоносцами: солдаты продвигались быстро, опустив головы. Тут же в замкнутом помещении детонировали первые гранаты.
Несмотря на все сообщения от других команд безопасности «Ксенофонта» и отделений космодесантников, уже вступивших в бой, Милус все же оказался не готов к тому, что встретило его в этом зале. Пристав почувствовал, что у него заплетаются ноги, пока его разум пытается осознать увиденное.
Внешняя стена, отделенная от корпуса тремя слоями укрепленной пластали и адамантовых сплавов, промялась внутрь там, где таранное судно тиранидов пробило обшивку и внутренние перегородки, словно они были слеплены из воска. Вокруг разлома, среди искореженных железных обломков и выступающих прутьев арматуры, покрытие палубы было обожжено и погнуто тяжестью живого хоботка твари, протиснувшегося в эсминец.
И там лежало оно — дергающееся, хныкающее создание размером с огромного сотийского слоноида. Чудище содрогалось от жалящих осколков фраг-разрывов и болтерных снарядов, которыми пронзали его мясистые части наступающие отряды.
Хотя большая часть его панциря была усеяна шипами и закована в бронированный хитин, чужаку пришлось раскрыться, чтобы пожрать мягкие тела членов экипажа — полупереваренные человеческие останки и потеки кровавых соков шипели и пенились на палубе перед ним. Огден знал, что слуги ордена, трудившиеся внизу в инженерных отсеках под чутким присмотром техноадептов, не имели доступа даже к пистолетам, не говоря уже о более мощном оружии, способном повредить такому чудовищу. Когда главные двери между отсеками оказались запечатанными в ответ на пробоину в корпусе, людей заперло здесь вместе с ним.
Чудовище вздыбилось и заревело, широко распахнув клыкастую пасть, а затем попыталось схватить ближайшую огневую команду, которая обходила его справа. Оно зацепило одного из бойцов, к ужасу его товарищей, и человек скрылся в зияющей пасти, издав лишь один обрывистый крик.
Запаниковав, два оставшихся офицера безопасности кинулись в укрытие за перевернутую вагонетку; заряды, выпущенные ими на бегу, безвредно вспыхивали на шипастом гребне твари. «Их» космодесантник-щитоносец рыкнул, чтобы солдаты держали позицию, и в этот миг невнимательности чудовище нанесло удар. Пробив керамит абордажного щита насквозь, оно глубоко впилось в бронированный торс. Воин, отброшенный на пол, захлебывался кровью под шлемом и хватался за выпавшие внутренности.
Объятый ужасом Огден увидел, как раздутые венозные мешки с ядом за первым гребнем хоботка ещё расширяются, наполняясь жидкостью. Тварь готовилась извергнуть очередной сгусток пищеварительной кислоты.
Но Масций уже заметил угрозу. Закованный в доспехи гигант преодолел заваленный обломками отсек за два биения сердца, увернулся от жилистых кормящих щупалец, змеившихся по бокам монстра, и прыгнул к нему, выхватив боевой клинок. Издав неразборчивый клич, он несколько раз пронзил мечом нижний мешок с кислотой, проливая галлоны испаряющейся жидкости на свою броню и палубу, лишая врага топлива для атаки.
Ужасная пасть захлопнулась, весь хоботок затрясся из стороны в сторону в мучительной ярости, стараясь сбить космодесантника собственной тяжестью.
Но этого оказалось достаточно. Общими усилиями три группы обрушивали болтерный и лазерный огонь на промежутки между хитиновых пластин и пробивали слабую мембранную плоть выстрелами каждый раз, когда создание раскрывало пасть, чтобы взреветь. Сам Масций покончил с тиранидом — он засунул связку гранат в разорванную плоть под бронированный хитин, а затем бросился в сторону.
Приглушенный взрыв почти полностью разорвал хоботок твари. Кровавая чужацкая мерзость окатила стены и потолок, а обмякшая раскуроченная пасть рухнула на пол.
Люди закричали от восторга. Действуя сообща, они сразили могучего зверя.
Брат Масций поднялся. Его доспех покрывали рытвины и борозды в тех местах, где над ним поработала мощная кислота. Из-за голого металла и керамита, а также облачков пара, вздымавшихся над слабыми сочленениями, воин походил на призрака, бледное отражение цветов его славного ордена. Он разомкнул крепления шлема и снял его, открыв покрасневшее, воспаленное лицо и глаза, налитые кровью.
Один из Кос выпрямился и почтил его старым сотийским приветствием — прижал правый кулак к основному сердцу, затем вытянул его перед собой. Салют Жнеца, неизбежного победителя. Масциос ответил на жест слабой улыбкой, хотя было заметно, что неимоверные усилия и потеря боевого брата причиняют ему боль.
Глянув ему за спину, Огден заметил, как плоть тиранидского судна содрогнулась. Всего лишь раз — скорее всего, посмертные конвульсии чужеродного организма.
Потом во второй раз.
И снова.
Он попытался что-то сказать, прокричать предупреждение, но ни звука не сорвалось с его губ.
Мертвая плоть содрогалась. Колыхалась.
Ксеносы высыпали из тела своего корабля, словно личинки из туши животного, нагретой солнцем. Милус застыл, увидев это. Брат Масций обернулся, и в тот же миг чужаки оказались перед ним. Многоногие ужасы, зубастые, с множеством клыков и сверкающими дикими глазами, они восстали из детских кошмаров Огдена и прорвались в реальность — такие гротескные, такие нечеловеческие и в то же время знакомые. Они двигались и убивали сгорбленно, будто насекомые, и горячая кровь Масция пролилась на лицо серв-сержанта.
Раздалась стрельба, перемежавшаяся с криками ужаса и предупреждениями, а в отсек ворвалось ещё несколько десятков существ.
Милус опустился на колени, его карабин, выпав из онемевших пальцев, лязгнул о палубу. Он просто не мог заставить себя противостоять этим монстрам; какая-то первобытная, животная часть его мозга не позволяла этого. Огден буквально впал в транс, пока чудища с воплями набрасывались на его товарищей и командиров, раздирая их.
Когда серповидные когти ксеносов пронзили его тело и рассекли на куски, это было сродни благостному облегчению. Хотя в этот последний момент Милус всё равно почувствовал странную холодную уверенность в том, что исполнил свою миссию.
Хорниндаль снова забылся в священной ярости боя.
Не думая, он выбросил руку влево, и разряд крозиуса размозжил череп тиранида в липкие ошметки. Повернув болт-пистолет вправо, реклюзиарх послал два заряда в центр туловища второго, тут же крутнулся на пятках и ударил третьего.
«Не позволь чужому жить».
Эти слова могли стать одной из фундаментальных догм его веры — нет, словами самого всемогущего Императора Человечества! — таким было рвение, с которым Хорниндаль сейчас сражался.
Впрочем, казалось, что ему приходит конец. Никакой славной смерти бок о бок с братьями из ордена на поле битвы, ни последнего противостояния, достойного небольшого монумента в реклюзиаме, который бы почитали его последователи. Нельзя было сказать, что Хорниндаль стремился к этому — он жил скромно, как и подобало Косам Императора, всегда готовый встать на защиту человечества и пожертвовать жизнью ради этой высокой цели.
Он смирился с этим, как делал это всегда, еще перед тем как он обнажил оружие и произнес боевые клятвы. Но он должен был погибнуть здесь, в безвестности, никем не упомянутый, и за это он заставит ксеносов щедро заплатить их кровью. Очередная волна гнусных созданий — во время Тиранидских войн их называли «гаунты» — прорвалась через разрушенную арку в дальнем конце коридора. Реклюзиарх твердой рукой выпустил пять болт-снарядов из пистолета, и пятеро тварей пали замертво.
— Стойте, отродья! — крикнул он через усиленные вокс-динамики шлема. — Вам не преступить этой границы. Ни пока я ещё дышу, ни после.
Даже если бы хриплые вопли умирающих сирен не звучали в каждом отсеке и зале корабля, Хорниндаль сомневался, что твари могли бы услышать или понять его.
Реклюзиарх сражался, стоя спиной к закрытой проходу, который вел к залам астропатов. Он приказал техникам накрепко запереть люк, после чего сбросил плащ в ожидании яростной живой волны.
Помимо всего прочего, он должен был защитить часовню.
Астропаты обязаны были послать предупреждение.
Он оставил при себе лишь одного вооруженного офицера безопасности, чтобы смертные не обратились друг против друга в приступе какого-нибудь насланного чужаками безумия — сурового мужчину, который выглядел так, словно готов был выполнять свой долг без состраданий. Пока они запечатывали отсек, псайкеры выли от ужаса. «Замурованные», так они называли себя. Замурованные вместе с теневыми кошмарами.
Магазин болт-пистолета опустел. Хорниндаль спокойно перезарядил его, взяв последнюю обойму с пояса и пронаблюдав за тем, как гаунты карабкаются по грудам убитых, которые заблокировали коридор, а затем снова открыл огонь.
Когда реклюзиарх почувствовал через палубное покрытие, как двигатели «Ксенофонта» в последний раз вздрогнули и остановились, то стиснул зубы и медленно, размеренно выдохнул. Космодесантник обернулся к серву, который очень неточно и спорадически палил из лазпистолета, укрываясь за открытой стенной панелью возле запечатанного входа.
— Младший лейтенант Госс, свяжись с капитаном.
Когда общекорабельный вокс-канал отключился, Кэрон направил молодого офицера с портативным проводным устройством связи, чтобы тот находился рядом с реклюзиархом до самого конца. Чтобы линия связи между ним и мостиком действовала, несмотря ни на что.
Напуганный серв подключил канал к внутреннему воксу Хорниндаля, прижимая монитор линии к уху. При этом он мог отвести взгляда от приближающихся ксеносов.
— Командующий Кэрон, — произнес Хорниндаль с ноткой завершённости в голосе.
Зашипели помехи, и ответ последовал только через несколько секунд.
— Господин реклюзиарх, мы потеряли главные двигатели. Кормовые палубы захвачены врагом.
Хорниндаль выстрелил ещё раз и обезглавил тиранида, пока тот перебирался через груду тел.
— Мы достигли планетоида? — спросил он. — Вы можете завершить маневр ухода, используя вспомогательные ускорители?
Повисла долгая пауза, а Госс уставился на космодесантника с жалобным выражением лица. Было слышно, что на мостике творится полный бедлам, но затем Кэрон ответил.
— Нет, мой господин. Мы вошли в гравитационный колодец Сигмы-Тамбус, но уже сбились с курса и у нас не хватает энергии. Мы не сможем достигнуть дальнего края эклиптики. Наша орбита начинает снижаться.
Хорниндаль осел.
— Значит, всё, — сказал он без эмоций. — Это конец. Запустить сигнальный маяк.
— Разумеется, господин реклюзиарх. Вы запишете послание?
— Да.
Отчаявшись, Госс закричал и выпустил очередь из лазпистолета.
— Я должен был понять, мой господин! — завопил он. — «Тамбус»! Это значит амба, конец…
Не обращая внимания на истерику серва, Хорниндаль проверил боекомплект. Он ощущал глубокое громыхание, нарастающее в стенах вокруг них; не ритмичный гул систем «Ксенофонта», а неумолимую тягу соперничающих притяжений и атмосферные потоки на корпусе.
Шестьдесят пять секунд до столкновения.
— Говорит брат-капеллан Хорниндаль, реклюзиарх Кос Императора, Адептус Астартес. Корабль ордена «Ксенофонт» столкнулся с авангардным флотом тиранидов в глубине Артаксийского субсектора. Местная точка Мандевилля заминирована. Не пытайтесь подобрать этот маяк. Повторяю — не пытайтесь подобрать этот маяк. Сообщаем: наш родной мир Сота лежит на пути ксеносов-захватчиков. Присмотрите за нашими…
Связь оборвалась в скрежещущем шуме помех, и лишь мгновение спустя прогремел оглушительный взрыв, сотрясший корабль. Уцелевшие люмен-полосы погасли.
— Кэрон, подтвердить запуск маяка! — взревел он. На этот раз ответа не последовало.
Словно крысы, гаунты бросились врассыпную и исчезли во мраке.
Тридцать две секунды.
Обезумевший Госс тревожно закричал, когда коридор накренился по направлению к ним и оступился даже Хорниндаль, а груда чужацких трупов сдвинулась. Их двоих похоронит заживо в этом узком пространстве, раздавит о стену массой убитых ими врагов.
Очередной взрыв прогремел на палубах под ними, и ударная волна, рванувшись вверх, расколола металлическую обшивку коридора и отбросила реклюзиарха к запертой двери. Обломки и гнусные трупы существ посыпались на них, когда угол снижения «Ксенофонта» стал более острым.
«Сота. О, благородная Сота… услышь наше предупреждение».
Хорниндаль вспомнил ужасы, которые разворачивались на завоеванных мирах во время Тиранидской войны. Моря высушены, жители пожраны. Горизонт осквернен громадными башнями ксеносов, что пронзают небеса.
Представил, что эта судьба постигнет его родной мир, космодесантник заплакал.
Семнадцать секунд. Шестнадцать.
Могучий воин оттолкнул трупы, скатившиеся и съехавшие по склону разрушенного коридора, схватил юного Госса за мундир и вытащил его из-под завала.
«Защищай их всегда. А если это невозможно, просто облегчи их страдания».
Дальний конец прохода согнулся с оглушающим стоном гнущегося металла — хребет «Ксенофонта» сломался. Оставалось уже недолго. Палубные пластины неровной волной отлетали от верхнефюзеляжного гребня корабля, выстреливая заклепками и искореженными обломками во тьму.
Весь корабль вздрогнул, когда что-то оторвалось от внешнего корпуса, и бушующее пламя прокатилось по всей длине коридора; они загорелись от трения об атмосферу.
Хорининдаль крепко прижал Госса к своей широкой бронированной груди. Окровавленный юный офицер вопил в белом шуме ада, его погоны и помятый воротник начали плавиться от жары, а обнаженное лицо покрылось волдырями.
Хорниндаль закрыл глаза. Он представил поверхность планеты, несущуюся им навстречу, пока они горели. Что-то внутри корабля надломилось под ними.
«Святой Император, я подвел тебя. Я подвел их всех».
Он уперся обеими ногами о переборку.
Четыре. Три. Два.
Голод
Далеко за пределами Галактики не было ничего, кроме бесконечной черноты.
За несколькими заблудившимися звездами, одиноко летящими в холодной тьме, за мертвыми мирами и следами галактических столкновений, случившихся миллиарды лет назад, за зондами вымерших рас, не оставшихся на страницах истории… за всем этим и ещё дальше лежало ночное море, усеянное бриллиантовыми островками далеких, томящихся одиночеством галактик.
И это море, пусть немыслимо огромное, не было пустым. В нем рыскали могучие великаны глубин.
В вечной тьме сверкнула вспышка квантовой энергии, импульс, летящий во много раз быстрее света. Он был кратким, длился всего несколько миллисекунд и исходил из непримечательной звездной спирали.
Но его заметили.
Во мраке шевельнулось нечто, полное бесконечного голода, дремавшее целые эоны. Миллион замерзших, немигающих глаз увидел вспышку и переправил возбуждающий сигнал дальше. Исполнив свое предназначение, глаза угасли.
Не просыпаясь по-настоящему, сущность обработала полученное от них сообщение. Колоссальный дремлющий разум машинально и инстинктивно проанализировал сигнал, сравнивая его с параметрами единственного, что интересовало создание.
Добычи.
Медленно, как ползучий ледник, Великий Пожиратель изменил маршрут.
Хорниндаль осознал, что у него появилась привычка стоять перед огромными арочными проемами обзорной палубы и дышать в ритме назойливо гудящих двигателей корабля. Адамантиновые нуллифицирующие экраны были крепко заперты, поэтому он не мог видеть пустоту за ними. Тем более с закрытыми глазами.
Он обхватил ограждение перед собой обеими руками, твердо упираясь ногами в палубу. Напряжение сковало челюсти Хорниндаля и превратило позвоночник в жесткий прут.
Привычка, ничего более. И бесполезная.
Если бы он и мог видеть сквозь кристафлексовый занавес, вряд ли зрелище удовлетворило бы его желание — нет, жажду! — скорости. Варп был коварной и опасной вещью и редко даровал хотя бы толику чувства движения вперед; в зависимости от господствующих потоков варпа, могло показаться, что «Ксенофонт» попал в полнейший штиль. Или, хуже того, несется вбок или вообще в обратном направлении.
«Бессмертный и благостный Император, даруй нам скорость достаточную, чтобы ответить на этот зов».
Хорниндалю хотелось почувствовать ветер на коже, силу инерции, которая отталкивает его назад, пока корабль мчится вперед. Ему нужна была уверенность в том, что они спешат с максимально возможной скоростью. Воин хотел видеть это своими собственными глазами.
Но он не мог и потому стоял в одиночестве на защищенной обзорной палубе, воображая все это. Ему необходимо было отвлечься. Он уже давно не спал.
Воин знал, что подобная ноша приличествует ему; Хорниндаль всегда оставался в стороне, не только в переносном, но и, зачастую, в буквальном смысле. Он был прочной опорой для собратьев, воплощением направляющего света Императора. Примером, к которому все они могли стремиться. Но при этом Хорниндаль не стал бы выказывать сомнений или неопределенности и не стал бы говорить о них вслух. Корабль прибудет вовремя. Конечно, он прибудет вовремя, по Его милости.
«Мы Его меч, мы Его щит. Его благодать. Его гнев».
Из уха Хорниндаля свисала отключенная вокс-бусина: он знал, что сервы ордена, составлявшие небольшой экипаж, были одними из лучших во флоте, но всё равно больше не мог слушать внутренний комм-траффик. Они трудились с усердием, раскаляя реакторы корабля добела, чтобы выжать больше скорости из двигателей, однако для его постчеловеческих ушей их смертный лепет казался… неэффективным. Любительским. Недостойным долга, который мог на них в скором времени обрушиться, если сбудутся самые мрачные прогнозы Хорниндаля.
Прошло вот уже пять лет с тех пор, как капитан Феодосий отослал пятую роту на периферию — отчеты астропатов о беспорядках и гражданском неповиновении на юго-востоке Галактики подтолкнули магистра ордена Торциру к решению показать силу в надежде восстановить порядок и не допустить настоящего восстания. Но по прошествии нескольких месяцев все более отчаянные призывы о помощи посыпались уже со всего сектора, и сам Торцира, взяв почетную гвардию, повел первую и вторую роты на север, к пораженным мирам скопления Сапфир.
Казалось, что Восточная окраина погружается в безумие, и для тех, кто был свидетелем таких вещей ранее, это стало мрачным знамением. Когда от Феодосия и Пятой прибыло последнее, искаженное сообщение, команда об общем отзыве была отослана всему ордену, разбросанному по сегменту Ультима.
«Сыны Соты, возвращайтесь домой без промедления».
Целый орден. До последнего боевого брата, до последнего серва и слуги.
Нелегко было решиться призвать их обратно. Не с легкостью Магистр ордена Торцира отозвал своих воинов из бесчисленных походов и войн, в которых они участвовали. Исполняя долг реклюзиарха, Хорниндаль участвовал в освобождении мира-реликвария Эготта, и в своих пылких речах клялся, что это наисерьезнейшая задача, которая только могла выпасть Косам Императора. И что же, Торцира сделал из него лжеца?
Истинно было, что враги Империума многочисленны и сильны, и пока он и его братья никог…
Дрожь пробежала по всей длине корпуса «Ксенофонта» и Хорниндаль резко открыл глаза. Он почувствовал легкое усиление гула двигателей.
Люмен-полосы на обзорной палубе замерцали и погасли, и за этим последовала очередная дрожь. С чередой потрескивающих содроганий звездолет начал крениться на правый борт — словно неуправляемая лодка в болотных угодьях.
Воин машинально вставил вокс-бусину в ухо.
— Капитан Кэрон, докладывайте немедленно.
Нет ответа. Только какофония лихорадочных обменов репликами. Сигналы тревоги. Дребезжащие, искаженные крики.
«Навигатор». Навигатор был мертв.
Мощнейший басовитый грохот сотряс палубу, прокатившись по измученному корпусу, и взревели сирены. Обрушились тяжелые двери, запечатав залы и другие отсеки корабля, и реклюзиарх почувствовал знакомое электрическое давление в основании черепа — команда корабля совершила экстренный прыжок в реальное пространство.
Он выдохнул, чувствуя, как нечистое прикосновение варпа, выскальзывает из разума обратно в эфир. Сразу же после этого Хорминдаль чуть не упал из-за внезапного торможения космолета — законы физики вернулись на привычное место. Впрочем, уже через мгновение реклюзиарх пришел в себя и откинул широкий капюшон рясы.
Затрещала вокс-бусина.
— Господин реклюзиарх, на мостик! — раздался голос капитана. — Мы маневрируем, уклоняемся от вражеских… объектов.
Сдвоенные сервиторы в рубке управления неразборчиво болтали, внося корректировки одну за другой; слова тайного двоичного языка срывались с их облупившихся губ, лишь иногда разбавляясь ниточками слюны. Так как существа почти не могли двигаться, прикованные к интерфейсным тронам, определять быстроту их действий и реакций удавалось лишь по темпу речи. Несмотря на отсутствующий вид и разинутые рты киборгов, их внутренние системы обрабатывали данные для маневров на невообразимых скоростях.
Вой сигналов опасного сближения оглушительно звучал в замкнутом пространстве. Пока нуллифицирующие экраны медленно опускались, Кэрон громко орал на экипаж, который делал всё возможное, чтобы не застыть при виде ужаса, царящего во тьме перед кораблем.
— Проходим между ними! Лево руля, лево руля!
За командной платформой стоял младший лейтенант Госс, омываемый красноватым сиянием экстренного освещения мостика, с инфопланшетом подмышкой и широко раскрытым ртом.
— Святая Терра, — пробормотал он. — Что они такое?
Капитан резко повернулся к нему.
— Вахтенный офицер, немедленно вернитесь на пост! — гаркнул он сквозь грохот.
Дрожь от ещё одного слабого толчка прокатилась по нижним палубам, и Госс пришел в себя. Сунув инфопланшет в руки Кэрону, он ухватился за край своего тактического ПУ и подтянулся к нему благодаря ослабленной гравитации.
— Кто-нибудь, включите карты системы. Мне нужны данные по этой территории, немедленно!
Главная переборка мостика открылась, обдав их ветерком выравнивающегося давления, и Госс увидел Деметрия — широко шагающего гиганта в рясе. Капеллан направился прямиком к центральной платформе, но всё время смотрел вдаль через бронированные иллюминаторы мостика. Широко раскрытыми, не моргающими глазами.
Причиной тому была не тревога, а чистая, необузданная ярость.
Если Госса и остальных членов экипажа на мостике мог охватить страх, этот могучий герой ордена испытывал лишь праведный гнев. В его пылком взгляде и суровом оскале челюстей читалось лишь одно: по какому праву эти чудовища существовали во Вселенной Императора, да ещё и угрожали кораблю Адептус Астартес?
Звезды кружились за передовыми иллюминаторами, а эти создания висели в пустоте — огромные органические медузы, каждая размером с жилблок, с тошнотворными бледными щупальцами в сотни метров длиной, что хватались за ледяное ничто. Их раздутые синевато-багровые тела имели форму луковиц с острыми наконечниками, были покрыты чем-то вроде хитина и пульсировали с отвратительным внутренним ритмом. Госс и остальные члены команды по-прежнему смотрели на них; тут ближайшая из тварей спазматически вздрогнула и ударила щупальцами, будто цепом, едва не зацепив острый нос отклоняющегося «Ксенофонта».
Сервиторы на мостике работали на пределе программных возможностей, только чтобы избежать новых столкновений, а твари всё приближались. Их были тысячи, и двигались они очень плотным строем.
— Пусторожденные отбросы! — выругался Деметрий, крепко сжимая розарий в одной руке и вызывающе указывая другой в главный иллюминатор. — Капитан, все орудия к бою!
Кэрон не отвел взгляда от инфопланшета.
— Мой лорд, мы слишком близко, чтобы открыть огонь. Я работаю над…
— Слишком близко? — прервал его капеллан. Он зашагал вокруг командного трона капитана, жестикулируя широкими взмахами кулака. — При всем уважении, Кэрон, мы же прямо над ними! Открой пустотный шлюз, и я достану до них крозиусом!
Кэрон поднял инфопланшет, однако Деметрий не проявил к нему интереса.
— При всем уважении, мой лорд, именно поэтому мы не должны открывать огонь.
— Объяснись, капитан. По Воле Императора мы должны покончить с этими гнусными отродьями.
— Наш ауспик всё ещё забит помехами, но сканеры ближнего действия позволяют предположить, что внутри тел этих существ находится нестабильная атмосфера. Сказал бы даже, взрывоопасная. Если мы запустим торпеды или дадим залп из главного калибра, то, уверен, легко уничтожим их, но последующая детонация разорвет наш корабль на куски. Каждая из тварей по диаметру почти не уступает «Ксенофонту» в его средней части.
Словно в подтверждение его слов, звездолет пронесся под очередным пучком содрогающихся щупалец, которые проскользнули по правому борту. Звук удара гулко разнесся по корпусу, множество сенсорных антенн вылетели из креплений, и, прогромыхав по бронированной шкуре «Ксенофонта», сорвались во тьму.
— И потому ты позволяешь этим немыслимым штуковинам вот так гладить нас по панцирю, капитан? — взревел Деметрий. — Я не потерплю такого кощунства.
Госс пробежался глазами по данным на экране своего пульта. Сердце офицера бешено колотилось в груди.
— Мастер Кэрон, объекты начинают идти на сближение. Они как будто пытаются заблокировать нам…
— Выключайте двигатели.
Все трое повернулись к широкому входу на мостик, и Госс увидел реклюзиарха Хорниндаля, который, пригнув голову, стоял под укрепленной переборкой. Воин взирал на раздутых существ с выражением мрачного одобрения на лице, словно ожидал увидеть именно такой кошмар.
— Немедленно. Их привлекают тепло и движение.
Кэрон кивнул и поднес к губам вокс-рожок.
— Говорит капитан корабля. Немедленно отключить главный ускоритель.
Затем он обратился к неподвижным сервиторам.
— Мостик, задать конечный вектор отступления. Только кратковременные ускорения для корректировки курса.
Пара прервала свой бормочущий лепет и ответила в жуткий механический унисон:
— Повинуемся.
Вибрации двигателей, ощущавшиеся через палубу, почти прекратились, и Кэрон заглушил сигналы тревоги. «Ксенофонт» накренился вперед, пытаясь отыскать хоть толику свободного пространства, через которое они могли бы бежать.
Видимо, в ответ на это, одно из созданий вздрогнуло в последний раз и взорвалось в пустоте, словно гигантская мина из плоти. Ударная волна разбросала хрящевые осколки и тонны биокислоты во всех направлениях. Словно движимые голодом, километровые языки зеленого пламени лизнули пустотные щиты корабля, и тот качнулся из стороны в сторону.
Хорниндаль шагнул за трон капитана. Даже когда «Ксенофонт» начал медленно опускаться по спирали через наступающий рой, он не отводил глаз от вздымающихся цепких созданий, что тянулись к движущемуся мимо них звездолету.
— Капитан Кэрон, выводите нас. Мы должны отправить сообщение на Соту.
Флотский повернулся к нему.
— Разумеется, господин реклюзиарх. Это… — он помедлил, не зная, стоит ли произносить такие слова вслух. — Это Великий Пожиратель, не так ли?
Деметрий взъерошился при упоминании этого имени. Хорниндаль просто кивнул.
— Да. Ксеносы вернулись. В этом-то я точно уверен.
Госс подскочил от внезапного звука в его вокс-канале и осознал, что затаил дыхание на несколько долгих секунд. Он дослушал сообщение.
— Мастер Кэрон, я получил доклад от корабельного пристава. Его команда не может проникнуть в покои навигатора. Скорее всего, её убийца забаррикадировался изнутри.
Хорниндаль покачал головой.
— Нет никакого убийцы, кроме самого навигатора.
Еще одна из гигантских мин взорвалась со стороны левого борта, запустив цепную реакцию еще из трех взрывов, но «Ксенофонт» выскользнул из зоны поражения.
— Мой господин, вы хотите сказать, что навигатор покончила с собой?
Проигнорировав вопрос Кэрона, Хорниндаль положил громадную руку на плечо Госсу.
— Младший лейтенант, — сказал он мрачно. — Прикажи команде пристава обеспечить безопасность в хоровых залах. Астропаты тоже будут под угрозой.
— Под угрозой чего? — потребовал ответа Кэрон, приподнявшись с места.
— Сам посмотри! — прорычал Деметрий, указывая на фронтальный иллюминатор.
Крики тревоги и ужаса разнеслись по мостику. Госс позавидовал членам экипажа, трудившимся «ниже ватерлинии». Им такое зрелище не грозило.
Как только «Ксенофонт» достиг края обширного живого минного поля, он, километровый эсминец типа «Охотник», оказался в тени монстра. Это был истинный ужас глубин, подобный мифическим левиафанам. Он цеплялся за пустоту носовыми и кормовыми конечностями-щупальцами, имевшими немало миль в длину; позади его сегментированного тела, усеянного шипами, тянулись облака омерзительных испарений.
— Корабль-улей, — сказал Хорниндаль. — Я надеялся, что больше никогда в жизни его не увижу.
Меньшие твари, словно рыбы-прилипалы, болтались возле колоссальной клыкастой пасти чудовища. Их можно было легко различить даже с такой огромной дистанции. Как только на ауспик «Ксенофонта» перестало влиять минное поле, раздались сигналы обнаружения тысяч малоразмерных целей. Пространство вокруг корабля-улья буквально кишело от активности ксеносов.
Кэрон безвольно опустился на командный трон.
— Пустота… — пробормотал капитан. — Они заполонили её.
Выпрямившись, Хорниндаль посмотрел на Деметрия.
— Брат-капеллан, поднимай отделения по тревоге.
Глубоко в недрах «Ксенофонта» пребывали больше тридцати Кос Императора, возвращавшихся на Соту. Общие спальни ордена были тесными и спартанскими, что соответствовало менталитету Адептус Астартес — каждому воину выделялся лишь тюфяк и стойка для снаряжения. Пустые силовые доспехи безмолвно охраняли бойцов в тех редких случаях, когда они погружались в полноценный сон, а рядом лежало их оружие, вычищенное и покрытое смазкой. Запах ладана и полировочного порошка, однако, не мог скрыть крепкий аромат постчеловеческих гормонов и едкого пота, который сопровождал космодесантников вне зависимости от того, как часто они мылись.
Если люди из экипажа заполняли отведенные им углы личными вещами и предметами культа Императора, Косы Императора преклоняли колена в тихой молитве на голом полу. Там, где слуги ордена искали отвлечения, отдыха или сна во время долгих часов ночного дежурства, их господа неустанно тренировались и ели лишь изредка, словно аскеты или кающиеся грешники в монашеской традиции.
Много месяцев назад их отослали через сектор в Эготту, где в течение веков хранились мощи почтенного Сегаса, первого капеллана в истории ордена. Реклюзиарх Хорниндаль распалил веру бойцов и повел их на поверхность охваченной мятежом планеты, но перед самой битвой они получили сообщение с Соты о полном отзыве ордена. Словно заряженный и взведенный болт-пистолет, Кос Императора засунули обратно в кобуру, не дав им обрушить на врага праведный гнев.
Поэтому когда капеллан Деметрий призвал своих воинов к оружию, они были более чем готовы.
Теперь три полных отделения явились в сборный зал и стояли, выстроившись «пересекающимися серпами», а между ними сновали сервы-оружейники. Тридцать лучших воинов ордена, черно-желтые доспехи которых поблескивали в мерцающем свете зала, отбрасывали гигантские тени на палубу.
Милусу Огдену казалось, что он провел всю жизнь в тени этих гигантов.
Пристава «Ксенофонта» и его отряд призвали в зал, как и их господ-космодесантников, но казалось, что это сделано будто из вежливости. Простая формальность — словно им не придется сражаться и погибать, когда придет время.
Они оставили попытки войти в покои навигатора, однако Милус отослал пару своих людей в часовню, наблюдать за дрожащими и скулящими астропатами. По приказу капитана Кэрона псайкеры попытались установить связь с благородной Сотой, но, как только они открыли разумы варпу, то начали визжать и причитать, бросаться ничком на палубу и умолять спасти от коварного чуждого присутствия, которое заполоняло их разумы.
Даже сейчас, когда Огден стоял в тени ордена, тень чудовища накрывала их всех. Оно ослепило их и заглушила их крики во тьме. Что ужаснее всего, оно было одержимо бессмертным неутолимым голодом, как совершенно недвусмысленно уверил его изможденный главный астропат.
Чудовище собиралось сожрать их всех.
Арочные двери в переборке у начала сборочного зала разъехались, управляемые мощными моторами, и вошли реклюзиарх Хорниндаль с Деметрием и горсткой сервов реклюзиархии в рясах. Хотя их лица были непокрыты, оба капеллана облачились в эбеново-черную броню, а Хорниндаль также надел длинный церемониальный плащ золотистого бархата с вышитой на нем парой кос-эмблемой Ордена. Грохот их сабатонов разносился по залу; собравшиеся космодесантники смотрел на идущих мимо вождей беспристрастными рубиновыми визорами, но Огден чувствовал, что в воздухе висит напряженное ожидание.
Хорниндаль не стал более тратить время на церемонии и предисловия.
— Братья. Мы вышли из варпа всего двадцать семь минут назад, примерно в шести с половиной днях пути от цели, где-то между системами в районе Атраксиса. Я уверен, что, возвращаясь по вызову ордена, мы столкнулись с авангардом нового улья тиранидов в сегментуме Ультима, и что их пагубное психическое воздействие стало причиной внезапной смерти нашего навигатора.
Хотя Косы Императора остались типично стоическими, офицеры безопасности Огдена начали перешептываться. Милус яростно зыркнул на них, напомнив тем самым, что они находятся в присутствии господ — капеллан Деметрий был скорым на гнев в отношении недисциплинированных прислужников.
— Хотя у меня и не осталось сомнений, что прибытие ксеносов каким-то образом связано с недавними событиями на Восточной Окраине, — продолжил реклюзиарх, — это трусливое, рассредоточенное расположение их сил не совпадает с предыдущими шаблонами действий флотов-ульев. Эти твари коварны. Они учатся на своих поражениях. Им уже известно, что они не смогут завоевать славный Империум обычной атакой в лоб и поэтому сейчас ищут другой путь.
— Капитан и его офицеры уверили меня, что, если бы этот корабль-улей и его рой двигались по любой логически объяснимой траектории, — или от скопления Сапфир, или от областей Восточной Окраины, — то не смогли бы продвинуться так далеко в субсектор, не встретив по дороге сопротивления имперских сил. Соответственно, мы должны признать, что гнусные ксеносы разделили свои силы для того, чтобы совершать набеги на нас по многим фронтам и продвинуть свое мерзостное влияние как можно дальше. Они породили обширное поле споровых мин, чтобы оцепить систему. Их психическая тень растет.
Огден ощутил странную смесь ужаса и гнева, услышав эти слова. Хотя угроза тиранидов флота-улья Бегемот канула в лету задолго до того, как его прадед заступил на крепостную службу к Косам, тихие слушки разошлись с фронтов по всему сегментуму Ультима и превратились в легенды. В детстве жестокие братья и сестры пугали Милуса историями о невидимых многоногих ксеносах, утверждали, что они живут в туннелях под жилцентром и с одинаковой радостью готовы сожрать солдат и маленьких мальчиков. Долгими холодными ночами Соты юный Огден съеживался под одеялом и вздрагивал при каждом воображаемом во тьме звуке — как же далеко от него ушел суровый офицер, ныне с гордостью носивший символику ордена.
Хотя он испытывал что-то еще. Возможно, более первобытный страх.
Это было сродни отвращению, которое Милус чувствовал, когда даже безобидный домашний паучок пробегал по его комнате — непримиримой ненависти, которую человечество с начала времен обращало на не-млекопитающих существ. Если бы паучок научился путешествовать среди звезд и пожелал создать собственную империю, куда бы упал его хищный взгляд? Какое «пагубное влияние» мог бы он оказать на миры людей?
Огден одернул себя и заставил вновь обратить внимание на реклюзиарха с угрюмым лицом, который, когда произносил речь, словно возвышался даже над братьями-десантниками.
— Отзывая всех нас, магистр ордена Торцира, вероятнее всего, желал защитить от вторжения ксеносов территории ордена на галактическом востоке. Однако он мог, не желая того, просмотреть гораздо большую угрозу, с которой столкнулись мы — здесь и сейчас. Исходя из нашей текущей позиции, капитан Кэрон рассчитал, что наш благородный родной мир Сота уже находится в предполагаемой зоне боестолкновений.
Только после этого собравшиеся космодесантники заметно отреагировали — сдержанно выругались, вызывающе закричали и немного нарушили четкий строй.
— Приберегите свою ненависть, братья! — рявкнул Деметрий, высоко воздев кулак в латной перчатке. — Сохраните её для ублюдочного Пожирателя!
Многие из смертных слуг оказались явно менее сдержанными в своих выкриках, и Огден осознал, что присоединился к ним. Среди не столь различимых угроз, эхом раздававшихся в залах, он поднял лазкарабин над головой и поклялся уничтожить всю расу тиранидов.
Это было невообразимо. Сота не могла пасть.
Этот мир был древним домом Ордена, это так, но у многих из присутствующих здесь — и людей, и постлюдей — там находилась родина, а для остальных Сота являлась, самое меньшее, домом кровных родичей.
Несмотря на поднявшийся рёв, Хорниндаль спокойно взял крозиус арканум у оруженосца в рясе, который стоял наготове возле него. Простым жестом он активировал потрескивающее силовое поле оружия и демонстративно поднял его вверх, снова восстановив тишину в залах. Когда реклюзиарх заговорил снова, Огден заметил в его голосе знакомую нотку сдержанного пыла.
— Братья, восславьте Его-на-Терре — мы с вами мыслим одинаково. Мы не позволим ненавистным ксеносам хоть одним когтем коснуться нашей родины! Заранее предупрежденные, Косы Императора отбросят любого врага, и магистр ордена Торцира поведет нас, чтобы навсегда смести с лица Галактики проклятые флоты-ульи!
Над собравшими разнеслись радостные возгласы и кличи: «За Соту! За Императора!». Капеллан Деметрий оскалился в чем-то вроде усмешки и, надев череполикий шлем, отправился к воинам провести предбоевую службу. Сначала брат-сержант Цертес, а затем Эдий с готовность преклонили перед ним колена, чтобы принести торжественные клятвы.
Повернувшись, чтобы построить свою команду, Огден с удивлением заметил, что Хорниндаль направляется прямо к нему. Хотя в руке реклюзиарха оставался включенный крозиус, он, в отличие от Деметрия, держал оружие не с угрожающим видом.
— Долг тяжким бременем лежит на всех нас, серв-сержант, — сказал он. — Без навигатора мы не можем рискнуть и совершить варп-прыжок, чтобы самим донести сообщение до Соты. Вместо этого мы должны продвигаться через рой, под психической тенью корабля-улья. Мы должны восстановить астропатическую связь как можно скорее.
Огден кивнул.
— Так точно, мой господин… Хотя это может оказаться столь же опасным, как и возвращение на минные поля ксеносов…
Он ждал какого-то ответа, но Хорниндаль лишь беспристрастно смотрел на него в ответ.
— В таком случае, где вы прикажете расположить моих людей?
— Вам нужно приготовиться к абордажу.
— Брать на абордаж тиранидский корабль, мой господин? — переспросил Огден, не веря своим ушам. — Это вообще возможно?
— Нет. Ты меня неправильно понял, — реклюзиарх отстраненно смотрел, как лидер третьего отделения, Гекатон, становится на колени перед Деметрием. — Если чужаки не испарят «Ксенофонт» биоплазмой и не разнесут на части в вакууме, то попытаются взять его на абордаж.
Огден надолго задумался над сказанным. Он не мог решить, какой исход звучит хуже.
Словно клинок, направленный в сердце роя, «Ксенофонт» направился вперед. Его орудийные батареи стреляли, пока стволы не засветились от накала, отшвыривая малые суда тиранид во тьму космоса лазерным огнем и взрывами снарядов; целыми волнами корабль отбрасывал мерзких созданий.
Госс даже не мог назвать их «кораблями» в любом из смыслов этого слова. То, как они метались и плыли в пустоте, наводило на мысли о косяках морских хищников, которые извивались и выделывали пируэты между ударными ракетами «Ксенофонта», а затем резко разворачивались и с бреющего полета били ответным огнем по щитам противника. Они неумолимо преследовали корабль, испытывая его оборону на прочность, даже если погибали при этом.
У артиллеристов не имелось шансов попасть в тварей при использовании тех же шаблонов ведения огня, что в боях с обычными кораблями. Проклятые штуки двигались слишком быстро, слишком непредсказуемо; и атаковать их было всё равно что пытаться прихлопнуть мух болт-пистолетом. Вместо этого капитан Кэрон приказал создать убойную зону в трехстах метрах от носа «Ксенофонта» — стену произвольных залпов и детонаций с задержкой, которая станет препятствием для любого коллективного разума, управляющего врагами, и либо отбросит их назад, либо разорвет на куски. Единственный вопрос заключался в том, хватит ли боекомплекта для орудий, чтобы пробиться через рой. Гораздо вероятнее, понимал Госс, пушки умолкнут задолго до этого.
Словно подтверждая это, на гололитической панели окулуса вспыхнул предупреждающий символ, добавив ещё один настойчивый сигнал к мириаду боевых тревог, что раздавались на мостике.
— Пусковые установки правого борта пусты, сэр. Остался только резервный боекомплект, — офицер помедлил мгновение, затем пробормотал себе под нос. — «Ксенофонт» всего лишь эсминец. Он не предназначен для ведения непрерывного огня. Мы не справимся.
Кэрон, стоявший перед своим троном, ответил, не отрывая взгляда от тактического экрана.
— Значит, вы не знаете «Ксенофонта». Старичок проворен и ещё может кусаться.
Как только гололиты обновили трехсекундный боевой цикл, пучки свежих контактов появились на дисплее в границах действия ауспика — воинства новых организмов, порожденные крупными судами-носителями, а, может быть, и самим колоссальным кораблем-ульем? С таким количеством сигналов трудно было сказать. Некоторые, казалось, просто кружили в отдалении, вовсе не совершая атакующих маневров.
В центре табло висела мигающая иконка косы, обозначавшая осажденный эсминец — одинокий зеленый пучок во все растущем красном океане.
Капитан стиснул зубы.
— Прикажите командам правого борта перезаряжаться. Я не хочу, чтобы установки по обоим флангам опустели одновременно.
— Есть, сэр.
Удары от бомбардировки цепью пробежали по корпусу, и одно из омерзительных кораблей-созданий устремилось сквозь пустотные щиты, чтобы атаковать боевую рубку с бреющего полета. Несколько человек из команды мостика рефлекторно пригнулись, но в миг, когда оно пронеслось мимо фронтальных иллюминаторов, Госс мельком увидел искореженный хитин, сросшийся панцирь и покрытую ледяной коркой шипастую плоть.
Трон, у ужасной штуковины даже были небольшие кожистые плавники…
Хотя рой плотно окружил их, за ним виднелась покачивающаяся масса корабля-улья, раздутый до невероятных размеров живой горизонт. Его огромные руки-щупальца двигались медленно по сравнению с другими созданиями флота, подчеркивая невообразимую разницу в размерах. Она становилась всё заметнее по мере того, как «Ксенофонт» подлетал ближе. Словно раздутый, обваренный кракен, великан, казалось, наблюдал за разворачивающейся битвой с обыденным равнодушием, как толстая раднарийская кокотка могла бы следить за возней колонии муравьев.
Сдержав тошнотворное омерзение, Госс проанализировал курс, который он и другие офицеры проложили, чтобы вывести эсминец из тени создания. Подобравшись близко к гравитационному колодцу планетоида Сигма-Тамбус IV, — который сейчас был почти полностью закрыт от них кораблем-ульем, — они собирались обогнать малые органические космолеты и устремиться к дальним межсистемным маршрутам. Там, по предположению Кэрона, астропаты освободятся от чужеродного ужаса, затуманившего их умы, и сумеют связаться с каким-нибудь другим кораблем.
В надежде, что какой-нибудь другой корабль их услышит.
Зазвучал новый сигнал об опасном сближении, и офицер обнаружения крикнул со своего поста:
— Крупное судно ксеносов прямо по курсу!
Вырвавшись из-под эсминца, огромное, снабженное клинками чудовище с необычайной ловкостью развернулось и прорвалось в зону поражения перед «Ксенофонтом». Маневрируя, видимо, с помощью самого большого из изогнутых отростков, судно раскрыло затупленную пасть, словно беззвучно рыча в пустоте, и обнажило глотку из плоти, усеянную рядами тысяч заточенных шипов. У Госса скрутило живот, когда он понял, что эта штуковина вполне может проглотить нос корабля и главные батареи вместе с ним.
Кэрон обернулся и бросился на командный трону.
— Наконец хоть что-то, во что можно прицелиться, — он с явным облегчением поднес вокс-передатчик к губам. — Мостик, полный вперед. Артиллеристы, приготовиться к запуску торпед по моей команде.
Госс ощутил прилив адреналина. Тварь с лезвиями продолжала расти в визоре окулуса, разбрасывая по пути мелкие суда, а «Ксенофонт» мчался прямо на неё.
— До вражеского судна три сотни полста метров, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Как только чудовищное создание прорвалось в зону поражения, лазерные огни прошили его фланги глубокими ожогами и вырвали куски плоти из-под заостренных щитков, а Кэрон ударил кулаком по панели и закричал в вокс:
— Огонь! Всем торпедным установкам — огонь!
Эсминец вздрогнул, когда четыре мощные торпеды вырвались из его носа и помчались к цели, однако это едва ли замедлило несущегося вперед «Ксенофонта».
Небольшая тварь тиранидов, похоже, предугадавшее атаку, вылетело прямо перед первым снарядом и, пожертвовав собой ради старшего брата, разлетелось ошметками плоти и осколками костей. Но оставшиеся торпеды легко достигли цели. Громадные боеголовки, созданные для уничтожения линкоров отступников, детонировали в глотке у монстра, разорвав проклятую штуковину на части. Ужасно огромные куски органики и струи кровяной жидкости десятками метров в длину с треском прорвали пустотные щиты «Ксенофонта» и выплеснулись на изрытый попаданиями корпус под одобрительные возгласы офицеров на мостике.
Кэрон повернулся к Госсу, на его лице отражался пыл битвы.
— Старичок теперь испробовал их крови, а? — прокричал он в ажиотаже.
Офицер, с глазами, полными ужаса, едва ли услышал капитана.
Одно из крыловидных лезвий мертвого создания, не меньше двух сотен метров в длину, оторвалось от био-обломков и устремилось прямо к ним.
Госс собирался скомандовать мостику маневр уклонения, но не успел произнести и слова, как громоподобный удар от столкновения сбил его с ног. Костяная шпора распорола орудия на носу «Ксенофонта» и проделала огромный разрез по правому борту, перед тем как отскочить от гребня с бойницами наверху корпуса и улететь по спирали в темноту. Вторичные взрывы прогремели по орудиям в результате детонации боекомплекта, и по всему кораблю с новой силой взвыли сигналы тревоги.
Огден мчался по продольному переходному коридору, когда его настигла ударная волна. Пристав ощутил дрожь воздушного потока на непокрытом лице и миллисекунду спустя пол ушел у него из-под ног.
Он с одним из своих бойцов, уже облаченные в бронежилеты и шлемы с желтыми полосками корабельной милиции, пытались не отставать от боевого брата в полном доспехе из отряда сержанта Хекатона. При этом Коса Императора нес очередную пару абордажных щитов из арсенала.
Все мысли о задании испарились, как только палуба взбрыкнула и подбросила обоих мужчин под потолок. Голова Огдена проскользнула мимо ребристой поддерживающей балки, но злополучному старине Тиеку не так повезло — он неуклюже ударился о неё, сломал шею и безвольно раскинулся в полете.
В тот же миг Милуса грубо и крепко схватили за плечо; космодесантник поймал его в полете и рванул к палубе, спасая от травм. Тело офицера Тайека свалилось на них обоих.
Гигантский воин несколько долгих секунд прикрывал Огдена громадным бронированным телом, защищая относительно хрупкого смертного. На его наплечнике было написано имя — Масций.
— Ты ранен, почтенный серв-сержант? — прямо спросил воин. Вокс-динамики шлема отфильтровали и исказили его слова.
Переводя дух, Огден попытался мотнуть головой. Стук сердца молотом отдавался у него в ушах. Грохот и шум далеких взрывов где-то сверху отдавались в стенах и палубном покрытии. Уже зазвучали тревожные сигналы декомпрессии.
Он почувствовал хлопки в ушах. На борту корабля в глубоком космосе это был плохой знак.
Из находящегося над ними подфюзеляжного пространства — возможно, парой уровней выше — донесся очередной удар о внешний корпус «Ксенофонта», но за ним в этот раз последовал громыхающий скрежет разрываемого металла, завладевший их внимание. Локализованный прорыв корпуса, вне сомнений.
Но где же в таком случае рёв улетучивающейся атмосферы?
Масциос поднялся, с громким щелчком открыл канал внутреннего вокса, и Огден понял, что потерял свою вокс-бусину при падении. Наконец восстановив дыхание, он слабо оттолкнул тело Тайека и поднял руку, умоляя о секундном отдыхе, но Масций уже поднял оба абордажных щита.
— Нет времени, — сказал он. — В нас попали. Целая секция…
Космодесантник умолк, резко обернулся и выхватил болт-пистолет, услышав грохот падения обломков дальше по коридору. Огден за кратчайшую долю секунды оказался рядом с ним.
Во мраке раздался чудовищный гортанный рык, сопровождаемый глухим скрипом искореженной пластали. Что-то огромное и живое продиралось в корабль.
Дым заполнил пространство на мостике, и сноп искр высыпал откуда-то из-под изогнутых сводов. Сервиторы неразборчиво переговаривались друг с другом.
Неуверенно поднявшись с пола, Госс заметил кровь, пропитавшую его мундир спереди; при падении он сломал нос о палубу. Изумленный офицер зачем-то потрогал ткань. Остальной экипаж на мостик, включая капитана Кэрона, двигались и разговаривали слишком быстро, и вахтенный не поспевал за ними. Он услышал крики и мольбы о помощи — в передних отсеках эсминца начался пожар.
Задержав взгляд на подрагивающем тактическом экране, Госс увидел, что мелкие суда, кружившие возле «Ксенофонта», больше не бездействовали.
Они сближались на таранной скорости.
Офицер тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Кэрон кричал, звал его по имени.
По левому борту Госс заметил скопление тварей, шипастых и вытянутых; мясистые крылатые гарпуны, каждый размером с «Громовой ястреб». Может, даже больше. Они неслись сквозь вакуум, будто коралловые скаты, отталкиваясь веерами мембран от пустоты и разгоняясь до пугающих скоростей.
Госс возился со своим пультом, умоляя, чтобы оставшиеся офицеры-артиллеристы сбили этих созданий. На всех гололитах вспыхнули предупреждающие символы.
Пробоина в корпусе. Пробоина в корпусе. Декомпрессия. Пробоина в корпусе.
Ближайшее судно-гарпун начало свой убийственный маневр, сложив крылья и устремившись прямо на незащищенную часть кормы эсминца. Создание исчезло из вида как раз, когда очередной корабль тиранидов вихрем устремился вниз, к рубке управления и застрял там, прямо перед фронтальным иллюминатором. Это выглядело так, будто оперенный дротик вонзился в шкуру неуклюжего грокса, гордо стоящего на корпусе и раскачивающегося из стороны в сторону в вакууме.
Техноадепты и их команды уже бросились блокировать поврежденные отсеки или проводить ремонтные работы, где было возможно. Там, где всё ещё бушевали пожары, проще, наверное, было загерметизировать переборки и провентилировать отсеки, выпустив остатки атмосферы в пустоту.
Сквозь хаос, бушевавший в воксе, прорезался голос. Это был реклюзиарх Хорниндаль.
— Команды безопасности к инженерным палубам — у нас вторжение. Косы, ко мне. Покажем этим ксеносам, кто здесь доминантный вид.
Кашляя из-за остаточного дыма от невидимого возгорания в электронике, Кэрон подошел к Госсу. Бездействующую левую руку капитан прижимал к груди.
— Вахтенный офицер!
Утирая кровь рукавом, Госс нахмурился.
— Сэр?
— Курс, парень, — прорычал Кэрон. — Мы ещё можем добраться до гравитационного колодца?
— Пока эти… штуки кромсают наш корпус? Возможно… — он пробежал рукой по пульту. — Мы хотя бы восстанавливаем атмосферное давление.
Капитан кивнул.
— Все доступные мощности — на двигатели. Забудьте о битве. Выполнять главную задачу — опускаем щиты и бежим.
Следуя за закованными в броню боевыми братьями, офицеры безопасности Огдена быстро продвигались через переходной коридор к кормовым инженерным отсекам. Зловоние дыма и горячей желчи ударило им в ноздри. С верхних платформ донеслись отголоски сдавленного крика, который затем зловеще резко прервался.
Огден проверил и перепроверил заряд оружия.
В подрагивающем свете люмен-полос здесь внизу, как раз над трюмами «Ксенофонта», слишком уж легко было представить ужасных чуждых созданий, рыскающих на каждом мрачном перекрестке по дороге.
Пятеро космодесантников — брат Масций и остальные из его боевого отделения — возглавили группу, как только вошли в узкий коридор; сержант Гекатон повел остальных космодесантников на верхние уровни, где четвертое судно тиранид пробило оболочку корпуса. Хотя Косы, экипированные увесистыми абордажными щитами, стремились оградить своих верных слуг от любой подстерегающей их чужеродной угрозы, они были не всесильны. Сумбурные отчеты от других команд сообщали о целых жилых отсеках, которые были затоплены токсинами или потеряли весь воздух, улетучившийся в вакуум.
Капеллан Деметрий вел отделение «Цертес» в отчаянной попытке контрнаступления на смотровую палубу, которую заполонили верещащие, усеянные лезвиями создания, чьи нечеловеческие крики были четко слышны по боевым каналам. Эдий пал, защищая команду техников в разрушенных передних секциях, однако трое из его воинов выжили и сумели вытащить умирающего собрата из огненного ада.
На грани спасения в гравитационном колодец Сигмы-Тамбус «Ксенофонт» разрывали изнутри. Сейчас Огден направлял сборный отряд, собираясь в последний раз попробовать дать отпор захватчикам.
Четырнадцать бойцов, вместе выступивших против непознаваемого, чуждого врага.
— За Соту, — тихо напомнил себе Милус.
Взрывное стаккато стрельбы озарило пересечение коридоров впереди, и космодесантники подняли свои щиты, приняв оборонительный строй «фулкон»[14]. Огден рефлекторно взял лазкарабин наизготовку и жестом скомандовал своим людям удерживать позицию.
Удары крупного тела сотрясли стены коридора, а за этим последовал низкий рык, быстро сменившийся на булькающие звуки изрыгаемой жидкости.
Двоих серфов в драных робах отбросило в главный коридор огромным сгустком биокислоты, оставлявшей глубокие ожоги на металлических стенах. Они упали на палубу, с криками раздирая свои глаза и рты, даже когда плоть отрывалась клейкими кусками; их последние мгновения прошли в частых конвульсиях.
Ругань и крики ужаса членов отряда получились приглушенными, так как их окатило мерзким зловонием. Пахло рвотой и гнилым горелым мясом.
Быстро продвигаясь, два воина Кос повернули за угол, чтобы блокировать открытый проход своими щитами, пока оставшийся подгонял трёх бойцов Годена на другую сторону. Осторожно преодолев растущую лужу кислотной жижи, они едва осмелились по пути бросить взгляд в инженерный отсек.
Теперь прикрывая другую часть туннеля, двое щитоносцев начали отступать и пригнулись у пластальных колонн, когда более возбужденная, колоссальная дрожь возвестила об очередном сгустке био-кислоты. В этот раз он проскользнул по левой стене, оставив коррозийный след на металлической обшивке, и проход начал заполняться едким удушливым паром.
Череда вокс-щелчков между гигантами выдала тот факт, что они снова общались друг с другом по закрытым каналам. В раздражении Огден использовал невербальный боевой язык и потребовал, чтобы его людей тоже брали во расчет, дважды показав жест обнаженной кистью для усиления эффекта.
Брат Масций снова бросил взгляд в отсек, после чего подал сигнал остальной команде.
«Большая одиночная цель. Двадцать пять метров, прямо впереди».
Он наклонился к Огдену с жестом почти отеческой заботы.
«Неподвижная. Высочайший уровень угрозы».
Огден кивнул и разделил своих людей на три огневые команды — по одной на каждый фланг и одну для прикрытия центра. Космодесантники разбились на группы без инструктажа, инстинктивно приняв идеальное тактическое построение.
Внезапно в латных перчатках мелькнули передаваемые друг другу фраг-гранаты. Значит, будет фронтальная атака.
По команде Огдена, три отряда посекционно высыпали из туннеля, пробираясь через обломки главного люка в инженерный отсек. Огневые команды столпились за щитоносцами: солдаты продвигались быстро, опустив головы. Тут же в замкнутом помещении детонировали первые гранаты.
Несмотря на все сообщения от других команд безопасности «Ксенофонта» и отделений космодесантников, уже вступивших в бой, Милус все же оказался не готов к тому, что встретило его в этом зале. Пристав почувствовал, что у него заплетаются ноги, пока его разум пытается осознать увиденное.
Внешняя стена, отделенная от корпуса тремя слоями укрепленной пластали и адамантовых сплавов, промялась внутрь там, где таранное судно тиранидов пробило обшивку и внутренние перегородки, словно они были слеплены из воска. Вокруг разлома, среди искореженных железных обломков и выступающих прутьев арматуры, покрытие палубы было обожжено и погнуто тяжестью живого хоботка твари, протиснувшегося в эсминец.
И там лежало оно — дергающееся, хныкающее создание размером с огромного сотийского слоноида. Чудище содрогалось от жалящих осколков фраг-разрывов и болтерных снарядов, которыми пронзали его мясистые части наступающие отряды.
Хотя большая часть его панциря была усеяна шипами и закована в бронированный хитин, чужаку пришлось раскрыться, чтобы пожрать мягкие тела членов экипажа — полупереваренные человеческие останки и потеки кровавых соков шипели и пенились на палубе перед ним. Огден знал, что слуги ордена, трудившиеся внизу в инженерных отсеках под чутким присмотром техноадептов, не имели доступа даже к пистолетам, не говоря уже о более мощном оружии, способном повредить такому чудовищу. Когда главные двери между отсеками оказались запечатанными в ответ на пробоину в корпусе, людей заперло здесь вместе с ним.
Чудовище вздыбилось и заревело, широко распахнув клыкастую пасть, а затем попыталось схватить ближайшую огневую команду, которая обходила его справа. Оно зацепило одного из бойцов, к ужасу его товарищей, и человек скрылся в зияющей пасти, издав лишь один обрывистый крик.
Запаниковав, два оставшихся офицера безопасности кинулись в укрытие за перевернутую вагонетку; заряды, выпущенные ими на бегу, безвредно вспыхивали на шипастом гребне твари. «Их» космодесантник-щитоносец рыкнул, чтобы солдаты держали позицию, и в этот миг невнимательности чудовище нанесло удар. Пробив керамит абордажного щита насквозь, оно глубоко впилось в бронированный торс. Воин, отброшенный на пол, захлебывался кровью под шлемом и хватался за выпавшие внутренности.
Объятый ужасом Огден увидел, как раздутые венозные мешки с ядом за первым гребнем хоботка ещё расширяются, наполняясь жидкостью. Тварь готовилась извергнуть очередной сгусток пищеварительной кислоты.
Но Масций уже заметил угрозу. Закованный в доспехи гигант преодолел заваленный обломками отсек за два биения сердца, увернулся от жилистых кормящих щупалец, змеившихся по бокам монстра, и прыгнул к нему, выхватив боевой клинок. Издав неразборчивый клич, он несколько раз пронзил мечом нижний мешок с кислотой, проливая галлоны испаряющейся жидкости на свою броню и палубу, лишая врага топлива для атаки.
Ужасная пасть захлопнулась, весь хоботок затрясся из стороны в сторону в мучительной ярости, стараясь сбить космодесантника собственной тяжестью.
Но этого оказалось достаточно. Общими усилиями три группы обрушивали болтерный и лазерный огонь на промежутки между хитиновых пластин и пробивали слабую мембранную плоть выстрелами каждый раз, когда создание раскрывало пасть, чтобы взреветь. Сам Масций покончил с тиранидом — он засунул связку гранат в разорванную плоть под бронированный хитин, а затем бросился в сторону.
Приглушенный взрыв почти полностью разорвал хоботок твари. Кровавая чужацкая мерзость окатила стены и потолок, а обмякшая раскуроченная пасть рухнула на пол.
Люди закричали от восторга. Действуя сообща, они сразили могучего зверя.
Брат Масций поднялся. Его доспех покрывали рытвины и борозды в тех местах, где над ним поработала мощная кислота. Из-за голого металла и керамита, а также облачков пара, вздымавшихся над слабыми сочленениями, воин походил на призрака, бледное отражение цветов его славного ордена. Он разомкнул крепления шлема и снял его, открыв покрасневшее, воспаленное лицо и глаза, налитые кровью.
Один из Кос выпрямился и почтил его старым сотийским приветствием — прижал правый кулак к основному сердцу, затем вытянул его перед собой. Салют Жнеца, неизбежного победителя. Масциос ответил на жест слабой улыбкой, хотя было заметно, что неимоверные усилия и потеря боевого брата причиняют ему боль.
Глянув ему за спину, Огден заметил, как плоть тиранидского судна содрогнулась. Всего лишь раз — скорее всего, посмертные конвульсии чужеродного организма.
Потом во второй раз.
И снова.
Он попытался что-то сказать, прокричать предупреждение, но ни звука не сорвалось с его губ.
Мертвая плоть содрогалась. Колыхалась.
Ксеносы высыпали из тела своего корабля, словно личинки из туши животного, нагретой солнцем. Милус застыл, увидев это. Брат Масций обернулся, и в тот же миг чужаки оказались перед ним. Многоногие ужасы, зубастые, с множеством клыков и сверкающими дикими глазами, они восстали из детских кошмаров Огдена и прорвались в реальность — такие гротескные, такие нечеловеческие и в то же время знакомые. Они двигались и убивали сгорбленно, будто насекомые, и горячая кровь Масция пролилась на лицо серв-сержанта.
Раздалась стрельба, перемежавшаяся с криками ужаса и предупреждениями, а в отсек ворвалось ещё несколько десятков существ.
Милус опустился на колени, его карабин, выпав из онемевших пальцев, лязгнул о палубу. Он просто не мог заставить себя противостоять этим монстрам; какая-то первобытная, животная часть его мозга не позволяла этого. Огден буквально впал в транс, пока чудища с воплями набрасывались на его товарищей и командиров, раздирая их.
Когда серповидные когти ксеносов пронзили его тело и рассекли на куски, это было сродни благостному облегчению. Хотя в этот последний момент Милус всё равно почувствовал странную холодную уверенность в том, что исполнил свою миссию.
Хорниндаль снова забылся в священной ярости боя.
Не думая, он выбросил руку влево, и разряд крозиуса размозжил череп тиранида в липкие ошметки. Повернув болт-пистолет вправо, реклюзиарх послал два заряда в центр туловища второго, тут же крутнулся на пятках и ударил третьего.
«Не позволь чужому жить».
Эти слова могли стать одной из фундаментальных догм его веры — нет, словами самого всемогущего Императора Человечества! — таким было рвение, с которым Хорниндаль сейчас сражался.
Впрочем, казалось, что ему приходит конец. Никакой славной смерти бок о бок с братьями из ордена на поле битвы, ни последнего противостояния, достойного небольшого монумента в реклюзиаме, который бы почитали его последователи. Нельзя было сказать, что Хорниндаль стремился к этому — он жил скромно, как и подобало Косам Императора, всегда готовый встать на защиту человечества и пожертвовать жизнью ради этой высокой цели.
Он смирился с этим, как делал это всегда, еще перед тем как он обнажил оружие и произнес боевые клятвы. Но он должен был погибнуть здесь, в безвестности, никем не упомянутый, и за это он заставит ксеносов щедро заплатить их кровью. Очередная волна гнусных созданий — во время Тиранидских войн их называли «гаунты» — прорвалась через разрушенную арку в дальнем конце коридора. Реклюзиарх твердой рукой выпустил пять болт-снарядов из пистолета, и пятеро тварей пали замертво.
— Стойте, отродья! — крикнул он через усиленные вокс-динамики шлема. — Вам не преступить этой границы. Ни пока я ещё дышу, ни после.
Даже если бы хриплые вопли умирающих сирен не звучали в каждом отсеке и зале корабля, Хорниндаль сомневался, что твари могли бы услышать или понять его.
Реклюзиарх сражался, стоя спиной к закрытой проходу, который вел к залам астропатов. Он приказал техникам накрепко запереть люк, после чего сбросил плащ в ожидании яростной живой волны.
Помимо всего прочего, он должен был защитить часовню.
Астропаты обязаны были послать предупреждение.
Он оставил при себе лишь одного вооруженного офицера безопасности, чтобы смертные не обратились друг против друга в приступе какого-нибудь насланного чужаками безумия — сурового мужчину, который выглядел так, словно готов был выполнять свой долг без состраданий. Пока они запечатывали отсек, псайкеры выли от ужаса. «Замурованные», так они называли себя. Замурованные вместе с теневыми кошмарами.
Магазин болт-пистолета опустел. Хорниндаль спокойно перезарядил его, взяв последнюю обойму с пояса и пронаблюдав за тем, как гаунты карабкаются по грудам убитых, которые заблокировали коридор, а затем снова открыл огонь.
Когда реклюзиарх почувствовал через палубное покрытие, как двигатели «Ксенофонта» в последний раз вздрогнули и остановились, то стиснул зубы и медленно, размеренно выдохнул. Космодесантник обернулся к серву, который очень неточно и спорадически палил из лазпистолета, укрываясь за открытой стенной панелью возле запечатанного входа.
— Младший лейтенант Госс, свяжись с капитаном.
Когда общекорабельный вокс-канал отключился, Кэрон направил молодого офицера с портативным проводным устройством связи, чтобы тот находился рядом с реклюзиархом до самого конца. Чтобы линия связи между ним и мостиком действовала, несмотря ни на что.
Напуганный серв подключил канал к внутреннему воксу Хорниндаля, прижимая монитор линии к уху. При этом он мог отвести взгляда от приближающихся ксеносов.
— Командующий Кэрон, — произнес Хорниндаль с ноткой завершённости в голосе.
Зашипели помехи, и ответ последовал только через несколько секунд.
— Господин реклюзиарх, мы потеряли главные двигатели. Кормовые палубы захвачены врагом.
Хорниндаль выстрелил ещё раз и обезглавил тиранида, пока тот перебирался через груду тел.
— Мы достигли планетоида? — спросил он. — Вы можете завершить маневр ухода, используя вспомогательные ускорители?
Повисла долгая пауза, а Госс уставился на космодесантника с жалобным выражением лица. Было слышно, что на мостике творится полный бедлам, но затем Кэрон ответил.
— Нет, мой господин. Мы вошли в гравитационный колодец Сигмы-Тамбус, но уже сбились с курса и у нас не хватает энергии. Мы не сможем достигнуть дальнего края эклиптики. Наша орбита начинает снижаться.
Хорниндаль осел.
— Значит, всё, — сказал он без эмоций. — Это конец. Запустить сигнальный маяк.
— Разумеется, господин реклюзиарх. Вы запишете послание?
— Да.
Отчаявшись, Госс закричал и выпустил очередь из лазпистолета.
— Я должен был понять, мой господин! — завопил он. — «Тамбус»! Это значит амба, конец…
Не обращая внимания на истерику серва, Хорниндаль проверил боекомплект. Он ощущал глубокое громыхание, нарастающее в стенах вокруг них; не ритмичный гул систем «Ксенофонта», а неумолимую тягу соперничающих притяжений и атмосферные потоки на корпусе.
Шестьдесят пять секунд до столкновения.
— Говорит брат-капеллан Хорниндаль, реклюзиарх Кос Императора, Адептус Астартес. Корабль ордена «Ксенофонт» столкнулся с авангардным флотом тиранидов в глубине Артаксийского субсектора. Местная точка Мандевилля заминирована. Не пытайтесь подобрать этот маяк. Повторяю — не пытайтесь подобрать этот маяк. Сообщаем: наш родной мир Сота лежит на пути ксеносов-захватчиков. Присмотрите за нашими…
Связь оборвалась в скрежещущем шуме помех, и лишь мгновение спустя прогремел оглушительный взрыв, сотрясший корабль. Уцелевшие люмен-полосы погасли.
— Кэрон, подтвердить запуск маяка! — взревел он. На этот раз ответа не последовало.
Словно крысы, гаунты бросились врассыпную и исчезли во мраке.
Тридцать две секунды.
Обезумевший Госс тревожно закричал, когда коридор накренился по направлению к ним и оступился даже Хорниндаль, а груда чужацких трупов сдвинулась. Их двоих похоронит заживо в этом узком пространстве, раздавит о стену массой убитых ими врагов.
Очередной взрыв прогремел на палубах под ними, и ударная волна, рванувшись вверх, расколола металлическую обшивку коридора и отбросила реклюзиарха к запертой двери. Обломки и гнусные трупы существ посыпались на них, когда угол снижения «Ксенофонта» стал более острым.
«Сота. О, благородная Сота… услышь наше предупреждение».
Хорниндаль вспомнил ужасы, которые разворачивались на завоеванных мирах во время Тиранидской войны. Моря высушены, жители пожраны. Горизонт осквернен громадными башнями ксеносов, что пронзают небеса.
Представил, что эта судьба постигнет его родной мир, космодесантник заплакал.
Семнадцать секунд. Шестнадцать.
Могучий воин оттолкнул трупы, скатившиеся и съехавшие по склону разрушенного коридора, схватил юного Госса за мундир и вытащил его из-под завала.
«Защищай их всегда. А если это невозможно, просто облегчи их страдания».
Дальний конец прохода согнулся с оглушающим стоном гнущегося металла — хребет «Ксенофонта» сломался. Оставалось уже недолго. Палубные пластины неровной волной отлетали от верхнефюзеляжного гребня корабля, выстреливая заклепками и искореженными обломками во тьму.
Весь корабль вздрогнул, когда что-то оторвалось от внешнего корпуса, и бушующее пламя прокатилось по всей длине коридора; они загорелись от трения об атмосферу.
Хорининдаль крепко прижал Госса к своей широкой бронированной груди. Окровавленный юный офицер вопил в белом шуме ада, его погоны и помятый воротник начали плавиться от жары, а обнаженное лицо покрылось волдырями.
Хорниндаль закрыл глаза. Он представил поверхность планеты, несущуюся им навстречу, пока они горели. Что-то внутри корабля надломилось под ними.
«Святой Император, я подвел тебя. Я подвел их всех».
Он уперся обеими ногами о переборку.
Четыре. Три. Два.
Ричард Уильямс Сироты Кракена
Я еще не мертв.
Я лишь на краю. Я уже не могу сказать, как долго здесь пробыл. Мое первое сердце начинает биться. Я считаю минуты до тех пор, пока оно не замолкнет и не оживет вновь. Изо всех сил я цепляюсь за этот звук. Только он напоминает мне, что я еще жив.
Меня удерживает на краю не страх. Я вижу грядущее и приветствую его. Но я дал клятву. До тех пор, пока я не сдержал слово, я не могу позволить себе упасть.
Корабль-улей тиранидов беззвучно дрейфовал в космической пустоте. Я наблюдал за ним сквозь иллюминатор. Корабль был огромен и безобразен, невообразимо уродлив. Органическая материя, но не порождение природы. И насколько мы могли определить, он был совершенно мертв.
Я — брат-сержант Тиресий из ордена Кос Императора, и я прибыл сюда в поисках легенды.
Я командир 21-й Спасательной команды. Если мой титул показался вам очень громким, позвольте вас разочаровать. Это не так. Вначале нас было восемь: я и семь послушников. Боевые братья в обучении — юноши, подростки, дети. Мне говорили, что они — будущее нашего ордена. Однако уже тогда я знал, что у нас нет будущего.
До сего дня мы провели вместе больше двух лет. Это время было нелегким, и не обошлось без потерь. Свидетельством тому три пустующих кресла рядом со мной. Но трое, оставшиеся позади, разочаровали меня намного меньше, чем четверо выживших. Сейчас они ускользнули в дальний конец десантной шлюпки и собрались там вокруг юнца, который что-то налаживал в механизме тяжелого болтера. Скауты негромко переговаривались, полагая, что я их не услышу.
— Вот… Думаю, так он будет лучше работать.
— Ты уверен, брат Наррон? Это не по Кодексу.
— Конечно, он уверен, Хвигир. Кому ты больше доверяешь? Нашему брату, который выпускал этим паразитам кишки наравне с тобой, или книге, написанной каким-то старым олухом? Этих тараканов тогда вообще не было, так что от Кодекса не больше пользы, чем от…
— Прояви хоть немного уважения, Вителлий, — вмешался четвертый. — Сержант может тебя услышать.
— Пазан. Говорю тебе, после всего того, что он заставил нас вытерпеть, мне глубоко плевать, слышит он или нет.
Так было не всегда. Вначале, во время наших первых операций, в их голосах звучала надежда. Послушники оживленно обсуждали возможные находки. Они повторяли слухи о космодесантниках из ордена Кос, выживших в биокораблях тиранидов; истории о том, как такие воины спасали окруженные и почти уничтоженные абордажные команды, а затем вновь исчезали во мраке; рассказы о том, как внешне невредимые биокорабли бились в конвульсиях и погибали во время сражения. Байки. Легенды. Мифы.
И все же они верили. Они воображали, что на каждом обнаруженном нами мертвом биокорабле целые роты героев-Астартес ожидают спасения. Что они не были уничтожены флотом-ульем «Кракен». Флот-улей «Кракен», который обрушился на нас всесильной карой, истребляя целые флотилии и пожирая миры, как-то их просмотрел. И вот они выжили, позабытые всеми, и терпеливо ждали, пока семь бравых новичков не явятся, чтобы спасти их и тоже стать героями ордена. Стать легендами.
Мифы. Фантазии. Ложь. Я давно уже знал это, а они поняли, как только ступили на борт первого биокорабля.
В интра-воксе треснул голос пилота:
— Десять секунд! Подготовиться к столкновению! Держитесь! Держитесь!
Я вцепился в поручень. Все начиналось заново. В очередной раз нам предстояло погнаться за легендой, обнаружить миф и разоблачить ложь. Когда мы наконец признаем правду? Когда решимся прекратить поиски?
Мои подопечные осторожно двинулись от точки прорыва вглубь корабля. Они с привычной сноровкой разошлись по своим местам. Выходцы из городов-ульев — богач Наррон и уроженец нищих кварталов Вителлий — по очереди занимали позиции на острие и лезвии косы. Свирепый дикарь Хвигир с тяжелым болтером на плече двигался в косовище. Пазан, один из немногих послушников, рожденных, как и я, на благородной Соте, шел в хвостовике, что давало ему возможность руководить остальными.
Если бы наши ауспики и сканеры уже не сообщили, что корабль мертв, мы бы поняли это в ту же секунду, как проникли внутрь. В коридорах царила тьма. Наши фонари служили единственным источником освещения. В их свете мы видели, как шкура стен вяло свисает с ребер. Ее поверхность выцвела и скукожилась. Дверные клапаны были распахнуты настежь. Управляющие ими мускулы истлели.
Мы брели по вонючей жиже. Хотя она и смахивала на канализационные стоки, это не являлось отходами жизнедеятельности судна. Жидкость была живой: миллиарды микроскопических тиранидских организмов, выпущенные кораблем в момент смерти и предназначенные лишь для того, чтобы пожирать плоть их мертвого родителя. Пожирать и размножаться. Другие существа — огромные по сравнению с микробами, но для нас крошечные — плавали среди них, поглощая своих меньших братьев, пока, в свою очередь, не встречались с более крупными кузенами.
Корабль-улей был мертв, но смерть наполнила его новой жизнью. Каждое существо, начиная с мельчайших микробов, было создано для того, чтобы питаться и быть съеденным, концентрируя биоматериал корабля в хищниках, венчающих пищевую цепочку. Эти твари затем с готовностью перемещались на следующий биокорабль, который поглощал их и рециркулировал биомассу. Так ксеноформы тиранидов превращали бесполезный труп породившего их судна в еще один легион чудовищ, готовых наводнить пространство. Труп родителя и любое другое органическое существо, имевшее глупость ступить на борт.
— Ногогрызы! Справа! — завопил Вителлий.
Надствольные фонари дружно развернулись на крик. Я услышал двойной выстрел Вителлия и Пазана и визг их жертвы.
— Назад! Назад! — немедленно приказал Пазан. — Наррон!
Наррон держал болтер наготове и мгновенно открыл огонь. Снаряды взорвались в гуще тварей, раздирая маленькие жирные тела и расшвыривая ошметки.
Выстрелы предупредят о нашем присутствии всех активных тиранидов в округе. Пазан осветил надствольным фонарем кожистые стены отсека, выглядывая новых визитеров. Вителлий просто палил во все темные углы. Его усилия были вознаграждены новым визгом. Скауты направили оружие на источник звука, ярко осветив цель.
Там ничего не оказалось. В углу было пусто. Слизь чуть колыхалась у подножия бронированной опоры, поддерживающей стену, но и только.
Я ожидал, что Пазан прикажет Вителлию выяснить, с чем мы имеем дело. Я видел, как шлем моего заместителя развернулся к ульевику. Лампы брони окружили его лицо золотым сиянием. Я ждал, что он отдаст приказ, но приказа не последовало. Пазан отвернулся и сам начал продвигаться к подозрительному участку.
— Скаут Пазан, стоять! — сердито приказал я. — Скаут Вителлий, осмотреть местность.
Вителлий, ожидавший приказа, выступил вперед с уверенностью, которая не пристала никому в его положении. Тем не менее он наслаждался ситуацией, опровергая ожидания остальных и утверждая, что такие места напоминают ему о доме. Хотя, повидав нижние уровни ульев в его родном мире, я не могу не согласиться.
Вителлий попробовал ногой пол под поверхностью жижи, чтобы убедиться, что ступает по твердому, а затем шагнул прямо в угол. Он направил луч фонаря вверх, туда, где бронированная опора обрывалась, немного не доставая до потолка.
— Вителлий! — поспешно прошипел Наррон. — Оно шевелится!
У Вителлия были инстинкты жителя нижних уровней. Он не стал задавать вопросов. Он не потратил и доли секунды на то, чтобы посмотреть на колонну, которая внезапно двинулась ему навстречу, — он просто пустился наутек.
— Хвигир! — заорал он, разбрызгивая на бегу комья слизи.
Хвигир нажал на спуск крупнокалиберного орудия. Ракета «адское пламя» пронеслась через отсек и врезалась в колонну, которая кинулась вслед за улепетывающим скаутом. Острые иглы высунулись из снаряда и вонзились в тело твари, накачивая его кислотой. Существо содрогнулось. Оторвавшись от стены, оно взмахнуло щупальцами и присосками на подбрюшье и рухнуло в жижу, чтобы вновь вступить в кругооборот биомассы.
То, что обнаружилось под ним, то, что оно медленно поглощало, — оказалось еще более жутким. Втиснутый в стену и все же вздымавшийся на трехметровую высоту, там стоял монстр-тиранид размером с дредноут. Его кожа была плотной, как панцирь, конечности увенчивались когтями величиной со слоновьи бивни, а наполовину обглоданное лицо стало еще кошмарнее.
— Огонь! — взвизгнул Вителлий и совместно с Пазаном и Нарроном всадил полдюжины снарядов в трясущийся гнилой труп.
— Он уже мертв, послушники. Не тратьте понапрасну боеприпасы.
Покачав головой, я снова проверил показания ауспика, засекшего сигнал маяка.
— Нам сюда.
Когда я начинал, под командой у меня было семь послушников. На корабле-улье, идентифицированном как «№ 34732 Халиса», мы наткнулись на колонию впавших в анабиоз генокрадов, и послушник Метеллиан был убит. На «№ 10998 Архелон» послушник Квинтос потерял руку и половину лица в схватке с тиранидским воином, который оказался более живым, чем предполагал новобранец. Эта тварь чуть не одолела меня, пока я не насадил ее на лезвие своего кописа. На «№ 51191 Нофон» послушник Варос провалился в дыру в полу. Когда мы наконец отыскали его в глубинах корабля, он был мертв.
Мы исследовали больше дюжины мертвых кораблей-ульев. Вероятно, мы, Спасательные команды, повидали изнутри больше биокораблей, чем любой другой человеческий воин, а возможно, и любой из чужаков. Поэтому я говорю со знанием дела. Так вот, несмотря на все разнообразие тиранидских кораблей, несмотря на все усилия имперских адептов каталогизировать их и распределить по тысячам разных классов, правда заключается в том, что, когда ты оказываешься в их кишках, все различия исчезают. Те же стены из плоти, те же двери-клапаны, те же карманы, из которых можно попасть в основные артерии, ведущие к сердцу биокорабля.
Но при всех ставших рутиной кошмарах, которые я повидал на кораблях-ульях, порой они все еще способны меня удивить.
— Бог-Император… — прошептал Наррон, вглядевшись в сумрачное пространство.
Сигнал маяка вывел нас наверх, однако капилляр, вдоль которого мы следовали, завершался не другим карманом или даже артерией — он обрывался в полость, настолько огромную, что свет наших фонарей не достигал противоположной стены. Под нашими ногами слизь переливалась через край пропасти и ленивым водопадом скатывалась в темноту внизу. Вдоль левой стены каверны выстроились в ряд огромные яйцеобразные предметы — каждый не меньше или даже больше могучих «Громовых ястребов» космодесанта. В лучах фонарей они тошнотворно отсвечивали фиолетовым. Скорлупа нескольких гигантских яиц раскололась, а одно треснуло. Внутри, навеки застывшее в смертных судорогах, виднелось одно из существ, порожденных этими мешками из плоти.
Биотитаны.
Биотитаны. Колоссальные боевые машины, которые, по-паучьи встав на все лапы, возвышались даже над самыми мощными из наших танков. Вопящие, отвратительные живые механизмы, ощетинившиеся многочисленными конечностями. И каждый был оружием, вырезавшим не одну линию имперской обороны.
— Там… там еще один, — сказал Пазан, и я направил луч фонаря туда, куда он указывал.
Не просто один. Вся каверна была набита этими чудовищами — валявшимися на полу, сбитыми с ног, мертвыми. Их раздувшиеся тела и бритвенно острые когти были едва различимы на фоне кожистых стен корабля-улья.
Наррон нарушил тишину первым.
— Иерофанты, — заключил он, рассмотрев тварей, — незрелые, судя по их размерам.
— Хочешь сказать, это еще недоростки? — выпалил Вителлий.
Обычная его самоуверенность куда-то подевалась.
— Несомненно, — ответил Наррон. — Отчеты бойцов планетарной обороны вполне ясно…
— Конечно, это недоростки, скаут Вителлий, — отрезал я. — Впредь не стоит недооценивать наших противников. Послушник Пазан, мы должны следовать вперед за сигналом маяка. Организуйте спуск.
Пазан двинулся вдоль края обрыва, оглядывая дно пещеры далеко внизу. Остальные послушники наблюдали за тропой или проверяли оружие.
— Брат-наставник… не могли бы вы… не могли бы вы взглянуть на это? — негромко окликнул меня Пазан.
Трон! Неужели этот мальчишка не может самостоятельно справиться даже с таким простым заданием?
— Что случилось, послушник? — сказал я, направляясь к нему и с трудом подавляя раздражение.
— Пол…
Он лег на живот и направил луч фонаря на дно пещеры прямо под нами.
— Это… это ногогрызы, ведь так? Там все покрыто ими.
Я всмотрелся. Он был прав. То, что казалось твердой поверхностью, на самом деле было членистыми спинами тысяч ногогрызов, сбившихся плотно, как сельди в бочке.
— И что ты предлагаешь с этим делать, послушник?
Пазан заколебался. Вителлий — нет.
— Мы должны вернуться и найти обходной…
Я оборвал его:
— Астартес не отступает при виде обычных насекомых, послушник. Он находит способ пройти сквозь них.
Я вновь обернулся к Пазану и принялся наблюдать за тем, как юнец размышляет. Наконец он выдал ответ и посмотрел на меня, ища одобрения. Мальчишка предложил неплохой план, но его потребность в поддержке меня разочаровала.
— Чего ты ждешь, послушник? Это твой план, ты и командуй.
— Да, сержант. Кульмоний, заряди болтер «адским пламенем» и стреляй вот сюда.
Хвигир закивал со всем рвением того, кто осознает свою второсортность и готов из кожи вон лезть, лишь бы его не прогнали. Он был назван Хвигиром при рождении, наверняка на полу какой-нибудь грязной пещеры на Мирале. Вступив в ряды Астартес, он выбрал имя Кульмоний. Я всегда считал, что убогий дикарь не стоит такого благородного имени. Поначалу я называл его Кульмонием вслух, но мысленно — никогда. Теперь новое имя использует лишь Пазан.
Верзила поднес громоздкий тяжелый болтер к краю обрыва.
— Ему понадобится поддержка, — пробормотал Вителлий.
— Я как раз собирался это сказать, — ответил Пазан. — Вителлий, встань рядом и держи его. Наррон, ты тоже. Когда он выстрелит, подготовьте следующий заряд.
Наконец-то в тоне Пазана появилось что-то вроде командных ноток. Медленно и методично он организовывал отделение для ведения огня. Он даже вырыл в стене капилляра яму, обеспечив стрелку более устойчивую позицию, и крепко привязал болтер к Хвигиру, чтобы отдача при стрельбе под столь неудобным углом не вырвала оружие у него из рук.
— Огонь! — наконец скомандовал Пазан.
Скауты покрепче уперлись в землю ногами, и Хвигир нажал на спуск.
— Перезарядить. Поправить прицел. Огонь. Перезарядить. Поправить прицел. Огонь. Перезарядить, — распоряжался Пазан, и отряд следовал его приказам. — Стоп!
Мы с ним заглянули за край обрыва. Разъедающая плоть кислота, которой начинены снаряды «адского пламени», проела панцири ногогрызов. Не видя врага, они отбежали от стены и принялись пожирать трупы биотитанов, очистив проход через каверну. Как я и ожидал.
Чего я не ожидал, так это увидеть то, что служило ногогрызам пищей, — то, что сейчас показалось на свет. Я смотрел вниз, и горло мое сжималось от ужаса. Там раскинулось поле, вымощенное искореженной, покрытой вмятинами силовой броней, черно-желтой, как мой собственный доспех. Ногогрызы пировали трупами наших братьев.
Прежде я видел такое лишь в ночных кошмарах — в жутких снах о падении Соты. Я был там во время гибели планеты, но худшее пропустил. Когда враг прорвал последние линии обороны, я уже находился на борту «Громового ястреба» — без сознания, с ногами и грудью, превратившимися в месиво биоплазменных ожогов и порезов. Когда я упал, какой-то сержант вытащил меня с баррикады, швырнул на опустевшую вагонетку, возвращавшуюся в тыл за новыми боеприпасами, и вернулся в строй. Никто из выживших не знал имени моего спасителя.
Я не помню, как перебрался с вагонетки в один из эвакуирующихся «Громовых ястребов». Зато помню, как «Ястреб» петлял и уходил в штопор в отчаянных попытках проскользнуть сквозь дождь падавших спор. Споры тиранидов продолжали сыпаться на планету, уже не встречая сопротивления. Я очнулся как раз вовремя, чтобы ощутить последний рывок гравитации Соты, которую мы оставляли на растерзание врагу. Как раз вовремя, чтобы осознать, что мы не исполнили свой священный долг.
Мы очистили родильную камеру биотитанов от ногогрызов и мелких ксеноформ. Это заняло почти целый день. Сигнал таинственного маяка продолжал упрямо пульсировать на экране ауспика, однако задержка была необходима. Из обычного препятствия на нашем пути пещера превратилась в святилище. Мы вызвали шлюпку и приказали служителям-рабочим присоединиться к нам. Прибыв на место, они поддержали нас огнем, что позволило наконец-то очистить каверну. Мои подопечные стояли на страже, в то время как рабочие начали извлекать тела павших братьев. Мы насчитали тридцать семь боевых доспехов. Больше трети роты пало здесь в сражении с новорожденными биотитанами, вырвавшимися из зародышевых оболочек. Что за славная битва!
На броне виднелись знаки различия Пятой роты. Этих воинов не было на Соте во время нападения «Кракена». Они сражались и пали несколькими месяцами раньше. Магистр ордена Торкира направил их к самой границе секторов, охраняемых Косами, в ответ на донесения о мятеже и вторжении ксеносов. Сам он возглавил основные силы, которым следовало подавить восстание на севере галактики. Тогда он еще не знал, что набеги ксеносов были лишь вершиной айсберга — авангардом приближающегося флота-улья «Кракен». Мы получили от Пятой несколько рутинных отчетов, искаженных помехами пси-поля, а затем боевые братья канули в тень в варпе.
К тому времени как другая рота освободилась и смогла за ними последовать, открылась правда о флоте «Кракен» и об опасности, которую он несет Соте. Был объявлен всеобщий призыв — все боевые братья были отозваны домой для защиты родной планеты. Так что судьба Пятой стала очередной загадкой — сотня воинов среди миллионов, уже сгинувших в пасти «Кракена», и миллиардов, которых ждала схожая участь.
— Так это правда, — сказал старший служитель Гриколь, подходя ко мне. — Еще одна тайна разгадана.
— Прикажи своим людям работать как можно быстрее, Гриколь. Расчистите эту зону, чтобы я мог вести своих подопечных дальше. Мы здесь ради живых, а не ради мертвых.
Гриколь отдал распоряжения рабочим, пока я инструктировал новичков. Но затем служитель снова подошел ко мне и окинул меня скептическим взглядом.
— Ты хочешь что-то сказать? — спросил я.
Слуга ордена, простой рабочий, никогда бы не осмелился задавать вопросы посвященному боевому брату. Но не Гриколь. Я нашел его на Грайе — работник гидропонной установки, ставший капитаном ополчения перед лицом близящейся опасности — флота-улья. Его жена давно умерла и избежала всех ужасов нападения тиранидов. Дети Гриколя погибли, сражаясь под его командованием. Он успел повидать самое страшное и не испытывал ни малейшей робости в моем присутствии. Бывший капитан свободно выражал свое мнение, и я его за это уважал.
— Неужели вы считаете, что у них есть хоть малейший шанс? — сказал Гриколь со своим сильным грайским акцентом. — Что все это время они жили и сражались внутри одного из чудовищ?
Я посмотрел на него сверху вниз:
— Ты человек, Гриколь. Я знаю, что тебе сложно это понять. Смертному солдату многое нужно: еда, боеприпасы, убежище, сон, даже новые приказы от начальства, чтобы не чувствовать себя брошенным. Без этого смертный солдат не может функционировать. Он слабеет и падает духом. Но мы — Астартес. Мы не такие, как вы. Мы можем есть то, чего вы есть не можете, можем спать, оставаясь настороже. Поручить Астартес задание — значит дать ему цель, которой он будет добиваться, пока ему не прикажут остановиться или пока Император не призовет его.
Гриколь внимательно меня выслушал, задумчиво кивая, а затем снова заговорил.
— Ты вы считаете, шанс есть? — повторил он.
Служитель, похоже, не собирался отступать.
— Подумай, кого мы пытаемся здесь найти, — снисходительно отозвался я. — Это Пятая рота: капитан Феодосий, командор Кассий, лейтенант Энерон, знаменосец Вальтиох. Если кто-нибудь и выжил, то это будут такие воины, как они.
Гриколь кивнул:
— Я понимаю. Но… думаете ли вы, что есть шанс? — спросил он в третий раз.
Грайец обнажил в ухмылке гнилые зубы. Если бы со мной говорил новичок, я бы и минуты не стал терпеть такого дерзкого упрямства, но, в отличие от них, Гриколь кровью заработал право на откровенность.
— Хочешь узнать правду? — Я глубоко вздохнул и отвел глаза. — Конечно нет. Мы найдем на этом корабле лишь смерть. Ничего другого во время этих операций нам не обнаружить. Ты видел то же, что и я. Даже мертвыми эти корабли пожирают все, что попадает внутрь. О каких выживших может идти речь? Спасательные команды магистра Фрасия — совершенно бесплодная затея.
Я вновь позволил взять верх горечи и раздражению, которые вызывал у меня новый магистр ордена. Однако в присутствии Гриколя это не имело значения: он был не из болтливых.
— Он поведал мне, что назвал нас Спасательными командами, потому что мы станем спасением ордена, — продолжил я, все еще кипя негодованием против далекого командира. — Но ты знаешь, как нас называют братья из боевых рот?
Гриколь слегка качнул головой.
— Собирательными командами, — сказал я.
— Хм, — пробормотал он. — Метко.
Собирательные команды. Это задумывалось как оскорбление, однако с каждой новой вылазкой прозвище казалось мне все более подходящим. Несмотря на все наши усилия, мы не обнаружили ни одного из пропавших братьев. По крайней мере, ни одного живого. Мы собирали лишь хлам. Ксеноформы тиранидов используют каждый атом, до которого могут дотянуться, но в первую очередь предпочитают биологический материал. Нашу плоть. Эту закуску они выбирают среди любой другой.
Поэтому добычей Спасательных команд становилось то, что корабль-улей, особенно поврежденный абордажной командой, мог пропустить: оружие, доспехи. Они принадлежали не только братьям-Косам. Снаряжение Астартес, которое мы находили, было раскрашено в самые разные цвета: желтый и красный, синий, серебряный, черный и зеленый. Невзирая на то что другие ордены могли счесть это святотатством, мы забирали все. Наши приказы были ясны: спасти все, что можно.
Люди Гриколя работали быстро и целеустремленно. Как и сам Гриколь, они были рождены на мирах, павших под ударами «Кракена»: Мирале, Грайе и других, — мирах, которые мы пытались защитить во время долгого отступления с Соты. Все служители, изначально принадлежавшие ордену, погибли при обороне Соты. Юноши и старики, больные и раненые — все они взяли в руки оружие и пожертвовали жизнью, чтобы подарить несколько драгоценных секунд своим повелителям. Чтобы мы, Астартес, могли спастись.
И мы спаслись, но в то время наше бегство, казалось, лишь отсрочило окончательное уничтожение. Выжившие с Соты добрались до системы Мираля, где доложили о потере родного мира вернувшемуся магистру. Торкира был поражен, почти сломлен этим известием. Кое-кто предлагал отступать дальше перед лицом многократно превосходящего нас врага, но магистр отверг эту идею и привел нас всех к присяге вызова. «Кракен» приближался, и мы должны были бороться до конца и умереть в джунглях Мираля.
«Кракен» пришел, и мы держали оборону на скальных уступах в местности, называвшейся Гроб Великана. Мы сражались отчаянно и снова погибали. Не знаю, надеялся ли Торкира, что нас спасет какое-то чудо или что одной его веры будет довольно, чтобы принести нам благословение Императора и гарантировать потрясающую победу. Чуда не случилось. Торкира погиб, разорванный на куски врагами, и капитан Фрасий приказал отступать. И вновь я выжил.
Если вы полагаете, что я благодарен судьбе за свое спасение, вы ошибаетесь. Когда в первый раз я оставил братьев позади, душа моя истекала кровью. Когда я вынужден был поступить так еще раз… это больше, чем может вынести любой человек. Тело мое пережило битву на Мирале, но не дух. Глядя, как капитан Фрасий приносит клятвы магистра ордена на мостике «Сердца Соты», я был уверен, что следующая битва станет для меня последней.
Но после Мираля, признаю это со стыдом, мы сделались осторожнее. Фрасий считал, что ни один из миров не стоит гибели ордена — кроме разве что Священной Терры. Нам сказали, что не стоит больше помышлять о победе — лишь о том ущербе, который мы сможем нанести, прежде чем опять придется отходить. Фрасий просчитывал наши отступления до мельчайших деталей и требовал строжайшего следования его планам. Братья гибли, но никто не умирал впустую. Однако я чувствовал, как бесчестие опаляет мою грудь всякий раз, когда получал приказ бросить новый мир на потеху «Кракену», в то время как другие продолжали сражаться. Я повиновался, но не мог подчиниться приказам Фрасия, который требовал предоставить остальных защитников планеты их судьбе. Я забирал с собой тех, кто заслуживал спасения. Так поступал не один я, и в конце концов пристыженный Фрасий разрешил благородным смертным, подобным Гриколю, остаться с нами.
Сигнал маяка вел нас вглубь корабля. Мы отыскали одну из главных артерий, но она кишела ногогрызами. Твари уже не кормились. Похоже, они нажрались до того, что едва не лопались, и волочили раздувшиеся брюха по полу, направляясь к центру корабля. Пары зарядов «адского пламени» в этом случае было недостаточно, и я неохотно приказал скаутам искать другой путь. Плотная мускульная стенка артерии проходила через все отсеки на этом уровне, мешая дальнейшему продвижению. Наконец Пазан заметил, что слизь утекает куда-то в угол. Там в полу обнаружился клапан, которому мешал закрыться обильный поток слизи. Отверстие было слишком мало для нас, но мы его расширили. Следовало бы послать первым одного из скаутов, но мне совсем не улыбалось оказаться отрезанным от запаниковавшего послушника. Я убрал пистолет в кобуру, сжал копис и головой вперед нырнул в узкий туннель.
В ту же секунду я почувствовал, что могу задохнуться в слизи, пока протискиваюсь вниз. Для освещения у меня имелся только нашлемный фонарь, но видеть здесь все равно было нечего, кроме сочащейся по сторонам жижи. Я продвигался медленно, вытянув вперед копис и расширяя им туннель, как рычагом, а затем расталкивая стены, чтобы освободить проход. Единственным утешением служила мысль, что любая тиранидская ксеноформа, забравшаяся в это место, давным-давно должна была раствориться в слизи.
Веревка у меня на поясе натянулась, а затем снова ослабла, когда послушники полезли следом за мной.
«Кракен» поглощал одну планету за другой, но под началом Фрасия мы — ничтожные остатки некогда гордых, некогда храбрых, некогда славных Кос Императора — выжили. Однако я по-прежнему говорил себе, что это лишь вопрос времени. Меня все еще ожидала очистительная купель жестокой смерти. А затем настала очередь Ичара IV.
Щупальца «Кракена» сомкнулись вокруг этого мира, и там, сплотившись в последнем усилии, среди великого множества имперских сил встали Ультрамарины. Вместе они разнесли «Кракен» на куски. Планета была почти разрушена, ее защитники обескровлены, но флот тиранидов рассеялся.
Это оказалась та самая победа, о которой мы, Косы, молились так горячо, та победа, которой, по словам Фрасия, нам уже не дождаться.
И нас там не было.
Весть о победе на Ичаре IV достигла последнего из миров, на котором мы нашли убежище. Кажется, он назывался Босфором. Однако даже тогда мы не знали, как далеко отброшен «Кракен». Мы продолжали подготавливать системы планетарной обороны и обучать местных неуклюжих вояк законам войны, доставшимся нам тяжкой ценой. Мы ждали, что «Кракен» придет и небеса станут красными от его спор. Но биокорабли так и не появились.
Лишь в тот момент я понял, что выжил. Что я буду жить не просто еще пару дней или недель, до следующей битвы, но десятки лет. Лишь тогда мы подсчитали потери и узнали истинную цену того, что произошло на нашей погибшей родине. Только один из десяти боевых братьев ордена выжил. Один из десяти.
Наши офицеры, стоявшие до конца и сражавшиеся даже тогда, когда приказывали другим отступать, были истреблены почти до единого. Наш транспорт, наши боевые машины брошены; наши благословенные предки, заключенные в саркофаги дредноутов, сгинули в когтях «Кракена». Их голоса и воспоминания — все, что связывало нас с наследием ордена, — оказались навеки утрачены.
Фрасий сказал нам, что это не конец. Что мы воздадим славу мертвым, но их место займут живые, что мы снова возродимся и станем такими, как прежде.
Даже в тот момент, когда я стоял, слушая его речь, я знал, насколько он не прав. Мы призовем больше юношей в наши ряды, больше Астартес будут носить наши цвета, больше ртов будут выкрикивать наши боевые кличи и произносить клятвы. Но это будем не мы. Все, что делало нас орденом космодесанта, кроме керамита наших доспехов и металла, из которого отковано наше оружие, ушло в прошлое.
Термаганты рассыпались по склону. Щупальца, покрывавшие вогнутый пол, стены и даже свисавшие с потолка, должны были среагировать на движение и опутать добычу, но сейчас они лежали неподвижно. Один из термагантов замер и опустил голову, принюхиваясь. Затем он быстро обернулся к остальному выводку — и те поменяли направление. Движение их стало целеустремленным — они ощутили присутствие чужака. Твари заметили свет, вспыхнувший впереди, и поспешили к нему. Вожак вытянул одну из клешней, чтобы схватить фонарь, в то время как остальные продолжали принюхиваться. Запах указывал на то, что пришельцы разделились. Как раз в этот момент ловушка сработала.
Полдюжины ближайших к фонарю щупалец внезапно разлетелись в клочки — это сдетонировали привязанные к ним осколочные гранаты. Термаганты взвыли, когда шрапнель вонзилась в их тела. Наррон, Пазан и Вителлий выскочили из засады и прицельными выстрелами прикончили уцелевших тварей. Когда последние термаганты рухнули на пол, шипя и дергаясь в конвульсиях, я приказал прекратить огонь. Велев скаутам прикрывать меня, я подошел к месту побоища. Термаганты по всем признакам были мертвы. Их боевые симбионты безжизненно свисали с клешней тварей, болтались оторванные конечности, а из ран вытекал вонючий ихор. Чтобы не рисковать, я взял копис и отрубил голову каждому чудовищу. Маленькая, но победа. И все же я не почувствовал себя отмщенным. Ни в этот раз, никогда. Вскоре придут ногогрызы и начнут кормиться, и в результате мертвая плоть термогантов будет переработана и станет следующим поколением тварей.
— Эти уроды и минуты не прожили бы на нижнем уровне, — заявил Вителлий.
Он засветил фонарь на шлеме и вальяжно приблизился, чтобы полюбоваться своей работой.
— Даже ревун оглядит местность, прежде чем подобрать кусок отбросов. Эти гаунты умом не блещут.
Я покосился вниз, на лампу-приманку. Даже лежа посреди кровавых ошметков, она продолжала светить. Я подобрал ее и выключил.
— Затуши свой нашлемный фонарь, послушник, — приказал я. — Пазан, организуй наблюдение. Не думайте, что они здесь были одни. Наррон, подойди сюда.
Скауты немедленно выполнили мои распоряжения, в том числе и Вителлий. Он был наглым выскочкой, но не в те минуты, когда речь шла о его голове. Его избрали из числа подонков, призванных на службу в ополчение при обороне мира-улья Раднар. Ему не исполнилось и четырнадцати, а он уже возглавлял несколько банд подростков, сеявших ужас на нижних уровнях города-улья. Апотекарии Кос вывели с его кожи метки банды, татуировки и около дюжины значков — счет противников, которых, по утверждениям Вителлия, он прикончил, — но не смогли убрать прилагавшееся ко всему этому чувство самодовольного превосходства. Отчеты, составленные во время тренировок, классифицировали его как природного лидера. Я был не согласен. Прежде чем командовать, человек должен научиться следовать приказам, а с этой задачей он никак не справлялся. Возможно, мальчишка и был рожден для того, чтобы возглавлять банду мерзавцев со дна улья, но ему никогда не стать офицером Астартес.
— Что ты думаешь, Наррон? — спросил я, кивнув на тела тиранидов.
В отличие от Пазана, скаут Наррон быстро исполнял любое данное ему поручение. Его тоже призвали с Раднара, но он по крайней мере происходил из благородной семьи. Наррона уже отобрали для дополнительных занятий, и после посвящения он должен стать технодесантником.
Наррон поднял одну из отсеченных голов и зачарованно уставился на ее заостренные, зловещие черты.
— Отряд гаунтов, несомненно. Вид — термоганты.
— Правильно, — отозвался я. — Продолжай.
— Странно, однако, что они попались нам здесь…
— На корабле-улье? Да, послушник, вот уж сюрприз так сюрприз. — Я направил его мысли в нужное русло: — Полагаешь, они вывелись недавно?
На горьком опыте мы усвоили, что новорожденные ксеноформы были одним из признаков опасности. Даже на мертвом корабле-улье определенные остаточные рефлексы могли вызвать вылупление новых тиранидов, если нарушитель вступал на их территорию. Еще одна линия обороны против грабителей могил — таких как мы. Если эти термаганты недавно вылупились, на нас в любой момент могли накинуться их собратья.
— Сложно… — пробормотал Наррон, — сложно сказать наверняка.
— Тогда порадуй меня своим лучшим предположением, — резко ответил я. — Докажи, что магистр кузницы Себастион не зря потратил на тебя время.
Наррон положил голову гаунта на пол и провел закованной в латную рукавицу ладонью по слизистому телу, проверяя состояние тканей. Я поморщился от отвращения.
— Нет. Это не новорожденные, — в конце концов заключил он, и я с облегчением вздохнул.
— Видите эти шрамы и кожу, а вот тот потерял часть своей… — начал объяснять он.
— Благодарю, послушник, — прервал я скаута прежде, чем он слишком увлечется.
— Но то, что говорил Себастион… — горячо начал Наррон, однако, заметив выражение моего лица, замолчал.
И все же я сжалился и кивком разрешил ему продолжать.
— Магистр Себастион в своих лекциях рассказывал о том, как во время нападения на Соту, Мираль и остальные планеты корабли «Кракена» выпустили миллионы подобных существ, расходуя их… примерно как космодесантники расходуют болтерные снаряды. Но мы, Спасательные команды, очень редко встречаем их. Магистр Себастион считал, что, поскольку они так легко плодятся и не приносят почти никакой пользы после гибели корабля-матки, их первыми пускают на переработку…
Под моим взглядом голос его становился все тише.
— Благодарю, послушник, — раздельно произнес я. — Вполне достаточно.
Я посмотрел в ту сторону, куда нам предстояло идти. Если показаниям ауспика можно доверять, маяк находился неподалеку. Когда мы его найдем, я смогу прервать эту операцию, предоставив кораблю гнить дальше. Я не хотел больше задерживаться, но вдруг краем глаза заметил, как Наррон нагибается и поднимает что-то. Он подобрал голову гаунта и как раз собирался запихнуть ее в свой ранец.
— Брось ее, — велел я.
Потупившись, он забормотал:
— Но я только подумал: если это такая редкость, может, мне стоит изучить ее и узнать…
— Брось ее, послушник, — вторично приказал я.
Внимание Себастиона поначалу привлек интерес Наррона к священным тайнам механизмов, но любопытство юнца увело его от прямого и достойного пути технопровидца в сомнительную область ксенотехники тиранидов. Мне доводилось слышать, как он делится с братьями-послушниками своими фантастическими задумками о том, к чему могут привести подобные исследования, о создании абсолютного оружия, которое уничтожит «Кракен» и все его отродье и навеки изгонит врага в бездну космоса. Он не понимал всей опасности подобных затей. Молодежь никогда этого не понимает.
— И в будущем учитывай, какую заразу или скверну ты и твои братья могут подцепить от такого трофея. Подожди с научными исследованиями до тех пор, пока тебя не отправят на Марс. А до тех пор не забывай, что мы здесь для того, чтобы сражаться.
Пристыженный, Наррон разжал руку, и оскалившийся, выпучивший остекленевшие глаза трофей покатился вниз по склону, пока не затерялся в клубке щупалец.
— Есть объяснение тому, почему эти гаунты выжили, — проговорил будущий технодесантник.
— И какое же?
— Возможно, этот корабль… не мертв.
Идея была смехотворной, но, несмотря на это, я ощутил легкий озноб. Все сканы, которые мы провели перед вылазкой, однозначно указывали, что корабль представляет собой ровно то, чем кажется снаружи, — безжизненный остов. Но что, если… Может ли он быть еще?..
«Нет», — сказал я себе, когда мы продолжили путь. Я был уже далеко не щенком-послушником. Я не стану жертвой паранойи. Все мои инстинкты — инстинкты, отточенные двумя годами подобных операций, — говорили, что корабль мертв. Если бы он был живым, мы никогда не забрались бы так далеко. Нас бы окружили и уничтожили после первой же сотни шагов. И мы ни за что не сумели бы поймать в западню этих гаунтов — какое-нибудь существо, какое-нибудь неприметное насекомое следило бы за нами, и, пользуясь его органами чувств, корабль разведал бы все детали нашего плана.
Мы продвигались все глубже, и воздух вокруг нас становился более спертым. Мы взбирались на горные хребты, состоящие из плоти, пересекали расселины между ними, протискивались сквозь узкие капилляры и клапаны и спускались по коридорам, ребристым от хитиновых пластин или покрытым сочащимися слизью полипами. Мы проходили над кавернами, где тесно росли луковицы на длинных стеблях, придававшие пещерам сходство с цветочными полями, и под сводами, оплетенными тонкими перекрещивающимися нитями, словно паучьими сетями. И везде мы видели все тот же распад: медленное превращение чудовищно сложного организма в исходные биоматериалы при помощи ногогрызов и тварей поменьше, служивших им кормом.
Наконец-то раздался крик:
— Вот он!
Вителлий осветил своим фонарем углубление в стене. Маяк действительно оказался там, вогнанный в стену из плоти, как гвоздь. Сотворенный человеческой технологией, заключенный в корпус из стали и латуни и столь же чуждый этому месту, как ксеноформы тиранидов чужды человеческому кораблю.
Мои подопечные возбужденно столпились вокруг него. Я оттолкнул их и велел выставить часовых. Сейчас мне меньше всего хотелось, чтобы нас захватили врасплох. Наррон соскреб прозрачную мембрану, выросшую поверх металла. Я заметил, как он инстинктивно потянулся, чтобы отключить сигнал, и перехватил его руку. Он вопросительно взглянул на меня, и я медленно покачал головой. Осознав, чего я хочу, скаут понимающе кивнул и поднял кожух маяка, открывая его начинку. И разочарованно застонал.
— В чем дело?
Пазан обернулся к нам, держа дробовик наготове, и уставился на маяк.
— Инфопланшет, — объяснил Наррон. — Кислота прожгла его насквозь.
Однако было и кое-что еще. Я присмотрелся. На наружной стороне кожуха виднелись знаки, поврежденные кислотой, но все еще узнаваемые. Они были процарапаны человеческой рукой, а не когтями тиранида.
— Но в этом нет смысла, — подумал вслух Наррон.
— В чем нет смысла? — отозвался Пазан.
В голосе его отчетливо слышалась озабоченность.
Надпись гласила: «VIDESUB». Видэ суб. Это не было кодом. Это был приказ на Высоком Готике. Команда.
— Зачем они стерли послание, но оставили маяк включенным?
«ПОСМОТРИ ВНИЗ».
Пол взорвался, превратившись в массу когтей и лезвий, — это вырвалось из укрытия затаившееся там чудовище. Сила удара подкинула меня в воздух и швырнула в сторону. Я врезался головой в стену из плоти и рухнул на колени. Соскальзывая вниз, я услышал чей-то крик:
— Бог-Император! Назад!
С усилием я перевернулся на спину. Лучи надствольных фонарей плясали по залу, отмечая позиции скаутов. Фонарь Пазана лежал неподвижно на противоположном конце зала, луч его был направлен под углом вверх. Фонарь Вителлия подпрыгивал — его владелец удирал прочь. Один все еще оставался в центре комнаты: Хвигир разворачивался, наводя на цель тяжелый болтер. На мгновение монстр попал в луч света от его фонаря. Тварь встала на дыбы, широко распахнув клыкастую пасть, вооруженную мандибулами. Две клешни, увенчанные серповидными когтями, поднялись над головой чудовища, чтобы рассечь на куски вставшего у него на пути человечка. Скаут нажал на спуск — и в черных глазах монстра вспыхнули оранжевые огни, взрывы болтерных снарядов.
Первый болт врезался в костяную клешню, падавшую на стрелка, и срикошетил. Второй прошел сквозь плоть предплечья, прежде чем взорваться за спиной монстра. Зато третий ударил между ребер экзоскелета. Взрыв помешал атаке противника, но заодно и ослепил Хвигира в самый критический момент. Поврежденная клешня отдернулась, а вторая отклонилась в сторону, распоров ногу скаута, вместо того чтобы рассечь надвое его голову.
На мгновение и монстр, и Хвигир попятились. Дикарь сорвал с головы целеуказатель тяжелого болтера, пытаясь проморгаться. Луч его фонаря скользнул в сторону от монстра как раз в ту секунду, когда тот подпрыгнул и перевернулся в воздухе, закапываясь обратно в толщу корабля. Толстый змеиный хвост твари хлестнул из темноты, пробив наплечник Хвигира с такой силой, что кусок металла ударил в висок скаута и оглушил его.
— Копатель! Разбегайтесь!
Это кричал Вителлий из укрытия.
Вителлий с одной стороны и Пазан — с другой отчаянно размахивали фонарями, пытаясь обнаружить тварь до того, как она нападет снова.
— Вон там! — завопил Вителлий.
— Там! — заорал Пазан.
Они смотрели в противоположные стороны. Вителлий уже открыл огонь. В темноте глухо прозвучал выстрел, не поразивший ничего, кроме пустоты. Я сорвал фонарь со своего пистолета и резко крутанул. Пещеру озарил свет.
— Тише, болваны! — прошипел я, вытаскивая копис. — Это равенер. Он реагирует на вибрации!
Эти двое тут же заткнулись. В тусклом сером свете я оглядел пещеру. Ничто на поверхности не указывало на движение внизу. Хвигир слабо шевелился у дыры, из которой выскочил равенер. Я увидел и Наррона: он лежал рядом с маяком, отброшенный первой атакой хищника. Хвигир тоже заметил товарища и медленно пополз к нему, оставив тяжелый болтер позади.
— Нет, ты… — выругался я, но дикарь меня не услышал.
Зато услышал Пазан. Внезапно он шагнул вперед, затем подобрался и бросился бежать. Широкими, тяжелыми, громыхающими шагами. Не к орудию, а от него. Я почувствовал скорее, чем услышал, как равенер под нами развернулся, чтобы последовать за ним.
— Пазан! Я приказываю тебе!.. — крикнул я ему вслед, уже зная, что он не остановится.
Я быстро обернулся к Вителлию.
— Подбери болтер! Я его догоню, — рявкнул я и кинулся за убегающим скаутом.
Пазан понимал, что за ним гонятся и равенер, и я, и помчался еще быстрее по кожистой поверхности. В ливне плоти и жижи равенер вырвался не из пола, а из стены. Пазан увернулся и откатился в сторону, но хищник-тиранид ухватил его за ногу одной из клешней, поднял в воздух и треснул о хитиновую пластину. Дробовик вывалился из рук Пазана, а тело обмякло. Тварь занесла коготь, чтобы рассечь добычу надвое.
Я закричал и открыл стрельбу. Мои выстрелы вырывали куски плоти из зверя и из переборки корабля. Тварь содрогнулась от боли. Она свернулась, готовая вновь зарыться, но я отшвырнул пистолет и двумя руками занес копис. Равенер прыгнул. Я ударил. Острие клинка пробило панцирь хищника и засело внутри. Равенер начал закапываться с невероятной скоростью, сбив меня с ног и потянув за собой. Я изо всех сил вцепился в рукоять кописа. Тварь потащила меня к вырытой ею дыре. Мое тело уперлось в вал, окружавший нору, и больше не двигалось. Равенер попытался вырвать копис у меня из рук, но я сжимал оружие железной хваткой. Хищник метался подо мной, раздирая плоть корабля. Хвост твари, оставшийся снаружи, хлестал во все стороны и молотил по доспехам. Я держался. Равенер потянул еще яростнее, и я почувствовал, что он вот-вот сорвется с крюка. Когда хвост ударил снова, я перехватил его одной рукой, затем отпустил копис и уцепился за хвост твари обеими руками.
— Вителлий! — взвыл я.
Скаут уже мчался ко мне, сжимая тяжелый болтер.
Равенер извивался подо мной, пытаясь сбежать. Его серповидные когти кромсали воздух и вонзались в мою броню, но я был слишком близко, чтобы хищник мог нанести глубокий порез. Вителлий, всего в паре шагов от меня, поднял болтер и приготовился стрелять. Рванув изо всей силы, я выдернул равенера из норы, дав скауту возможность прицелиться. Тварь свилась в кольцо. Часть головогрудных сегментов разошлась в стороны, и я увидел, что под ними набухает уродливый пирамидальный нарост. Это было оружие, и направлено оно было прямо на меня.
Вителлий и равенер выстрелили одновременно. Ульевик нашпиговал тварь болтерными снарядами, которые впились глубоко в ее тело и там взорвались. Биооружие выпалило шрапнелью из слизняков, которые воткнулись в меня… и больше ничего не произошло.
Я рухнул на труп тиранида. Тогда я не знал, что меня ранило, — понял только, что доспех пробит. Я чувствовал боль, но терпимую. Я видел, как братья, пораженные тиранидским оружием, сходили с ума или взрывались, но со мной ничего подобного не случилось — лишь сердца стучали все сильнее, разгоняя по жилам кровь.
— Как вы, сержант? Все в порядке? — Вителлий упал на колени рядом со мной. В его тоне после одержанной победы слышалось еще больше самодовольства. — Сегодня нам попалась крупная рыбка.
— Трус, — холодно отозвался я.
— Что? — Он выглядел потрясенным. — Трус? Я только что спас вашу…
— После того как сбежал. Спасая свою шкуру.
— Я… Я не… — Он кипел от ярости и был почти готов перезарядить болтер и всадить заряд в меня. — Я вел себя согласно уставу! Если боец попал в засаду, надо сначала вырваться из ловушки! И только потом нанести ответный удар!
— Оставив братьев сражаться в одиночку? Не пытайся прикрыться уставом, щенок!
Пазан очнулся и старался встать. Я вздернул себя на ноги. Мое освященное Императором тело вовсю бушевало, исправляя нанесенный ущерб, но я не собирался показывать новичкам и намека на слабость.
— Вы ничтожества. Оба, — сказал я им. — Пазан, живее поднимайся. Вителлий, иди назад. Проверь, что там с остальными.
Вителлий шумно потопал обратно, окликая братьев:
— Наррон! Хвигир! Если вы сдохли, поднимите руки…
После минутной паузы он обернулся ко мне:
— С ними все в порядке.
Затем он сделал в моем направлении какой-то жест, который, несомненно, многое бы для меня значил, родись я, как и он, среди подонков улья, и продолжил свой путь. Пазан уже встал. Лицевой щиток его шлема треснул. Лицо скаута было покрыто порезами, синяками и изрядно помято.
— Брат-наставник… — начал он.
— Позже, — оборвал я. — Позже ты объяснишь свои действия. Сначала нам надо убраться с этого трижды проклятого куска грязи.
Мы оба похромали туда, где остались Наррон и Хвигир. Несмотря на низкопробную шутку Вителлия, оба были живы. На глаза мне снова попался маяк и выцарапанный на нем приказ: «VIDESUB». Еще одна шутка.
Но это не было шуткой — потому что Вителлий заговорил снова, и на сей раз в голосе его не было ни самодовольства, ни злости. В нем звучало благоговение.
— Сержант Тиресий.
Он направил луч фонаря в дыру под маяком, где прятался спящий равенер. В ярости пробуждения тварь еще больше увеличила отверстие — и там, в глубине, отражая свет фонаря, блеснул наплечник космодесантника. На наплечнике была выгравирована надпись: «КАССИЙ».
Наш ауспик едва мог считать жизненные показатели космодесантника. Его метаболизм был медленным, как движение ледника. Воина с легкостью можно было принять за мертвеца, но мы бы ни за что не ошиблись.
Даже в состоянии гибернации он выглядел внушительно. Его грудная клетка была размером с бочку. Искусно сделанную пластинчатую броню украшали изображения побед и великих деяний, совершенных ее владельцем. Послушники стояли с разинутыми ртами, вылупившись на нашу находку. В кои-то веки я разделял их изумление.
Мы вытащили его из тесной колыбели и провели ритуалы пробуждения. Герою, пережившему все испытания, не подобает вернуться домой беспомощным, словно младенец. Рабочие не должны видеть его таким. Я дам ему шанс стоять прямо и гордо, если он того пожелает, и вернуться так, как и пристало герою.
Ожидание продлилось больше часа. Мы обрабатывали собственные раны, но старались хранить молчание, лишь время от времени проверяя показания ауспика. И наконец грудь воина дрогнула. Его глаза открылись.
Командор Кассий ступил из тьмы туннеля в свет мощных прожекторов, установленных командой рабочих в родильной камере биотитанов. Гриколь немедленно увидел его и велел подчиненным построиться. Служители замерли в благоговейном молчании, приветствуя шествующего среди них командора. Тот, в свою очередь, кивнул им и уже собирался заговорить, когда заметил, в чем состоит их работа. Кассий упал на колени, уронив руки на доспехи своих людей. Склонив голову, он вознес молитву. Гриколь приказал рабочим очистить помещение, а я отослал скаутов. Такой воин, как Кассий, заслуживал уединения в подобную минуту.
После того как служители и послушники ушли, командор встал и прошел вдоль ряда доспехов и других предметов, бережно собранных людьми Гриколя.
— Валент. Никос. Леон. Абант. Тиберий. Мессин. Гераклей. — Имена. Он мог назвать имя каждого, глядя на то немногое, что осталось. — Феодосий. Он был моим капитаном.
Я неожиданно осознал, что Кассий обращается ко мне.
— Ему было так трудно приказать мне возглавить эту отвлекающую атаку. Я вызвался добровольцем. Я настоял на своем! Я знал, что только под его руководством у нашей роты останется хоть какой-то шанс спастись…
Он замолчал.
Я отвел Кассия на шлюпку. Там нас ждал один Гриколь. Он озабоченно взглянул на меня. Служитель попытался осмотреть мои раны, но я отослал его взмахом руки. Усовершенствованный организм Астартес начал заживлять повреждения с той минуты, когда я был ранен; какой бы яд ни впрыснул мне равенер, мое тело одолеет отраву, так же как я одолел зверя. В любом случае сейчас у меня было дело поважнее — хотя я отдал бы полжизни, чтобы этого избежать.
Пятая рота сражалась и погибла в бою с «Кракеном» задолго до того, как остальные братья узнали о вынырнувшем из бездны флоте-улье. С тех пор Кассий находился здесь. Он знал, что потерял своих людей, — но пока не догадывался, что утратил намного больше.
Дни и недели, последовавшие за победой на Ичаре IV, стали сплошным праздником для ополченцев с Босфора, которым так и не пришлось сразиться с «Кракеном». Но мои братья-Астартес и я не разделяли их ликования и отступили к своим кораблям.
Некоторые из нас погрузились в молитвы, а другие предались ярости. Кое-кто, доведенный до безумия всеми ужасами и потерями, в неистовстве метался по кораблю, пока его не усмиряли силой. Происходили несчастные случаи. По крайней мере, мы называли их несчастными случаями. У нас, Астартес, нет слов для обозначения таких поступков. Мы не знаем, как назвать братьев, которые решили завершить служение подобным образом. О них не говорят, но их геносемя изолируют и маркируют как потенциально неустойчивое, словно болезнь поразила их тело, а не душу.
Я полагал, что видел все возможные реакции на трагедию нашего ордена. Но ошибся. Когда я рассказал Кассию о битвах, о потерях, о том, во что мы превратились, он продемонстрировал мне нечто иное. Он показал мне, как такие известия встречают герои.
Почти минуту Кассий простоял неподвижно с закрытыми глазами. Потом лицо командора исказила ярость, но она не выплеснулась криком — нет, воин принялся глубоко и ровно дышать. Казалось, он хочет очистить тело от эмоций, выдохнув их из себя. Затем его глаза открылись.
— И что же вы сделали? — спросил он.
— В смысле?
— Что вы сделали, чтобы отомстить за себя этим тварям? Что вы сделали, чтобы нанести ответный удар? Что вы сделали, чтобы очистить галактику от ксеногенной грязи раз и навсегда?
Я положил руку ему на плечо:
— Как только мы вернемся на «Сердце Соты», ты об этом узнаешь. Мы стартуем немедленно. Братья будут счастливы снова тебя увидеть.
Я улыбнулся ему, но ответной улыбки не последовало.
— Мы не можем уйти, пока не закончили дела здесь.
— Пока не закончили? Но вы с нами. Зачем еще оставаться?
Кассий кивнул в сторону иллюминатора:
— Этот корабль убил почти половину моей роты и пожрал их тела.
— Но сейчас он мертв, — заверил я командора.
— Мы не сумели его прикончить.
— Нет, однако это наверняка сделали наши братья из других орденов на Ичаре IV или имперский флот. Я понимаю, что вы жаждете мести, командор. Поверьте, я тоже хочу отомстить за каждого из павших братьев. Но наша задача выполнена. Нельзя убить корабль дважды.
— Вы неправильно поняли меня, брат-сержант. Никто не убивал этот корабль. Он все еще жив.
Фрасий исчез тогда на несколько дней. Нам сказали, что магистр уединился и предался медитации, дабы постичь волю Императора в отношении нашего ордена, однако позже мы узнали, что он оставил нас ради какой-то секретной цели. Перед этим он говорил, что нам нужна передышка. Требуется время, чтобы восстановить орден. Многие были не согласны.
Я не жду от вас понимания. Мы — Астартес. Мы не такие, как вы. Мы не просыпаемся по утрам с мыслью: для чего прожить наступивший день. Мы знаем. С того дня, когда нас отбирают, и до смерти нам известно, в чем состоит наша цель. Мы сражаемся во имя Императора. Если нам отдают приказ, мы его исполняем. Если нас бьют, мы наносим ответный удар. Если мы погибаем, то погибаем с мыслью, что другие займут наше место. Мы не останавливаемся, не бережем силы и не прощаем.
Мы сражаемся. В этом суть нашего служения Императору. Это то, что мы есть. Если мы не сражаемся, значит, мы не служим ему. А если мы не служим ему, наша жизнь не имеет смысла. С тем же успехом можно приказать Механикус не строить, священнику — не проповедовать, телепату — не думать, а кораблю — не пускаться в плавание. Как это возможно? В чем тогда цель их существования? И все же Фрасий просил нас именно об этом — потому что потери, которые мог понести орден даже в самой ничтожной кампании, стерли бы нас с лица земли. Если мы хотели выжить, мы не могли позволить себе потерять ни одного бойца. А если мы не могли никого потерять, значит, мы не могли воевать. Но как долго?
Наш арсенал, тренировочные плацы — целый мир, утраченный вместе с Сотой, — все это, пожалуй, можно было восстановить. Но что делать с геносеменем? Геносемя наших погибших братьев и то, что было в хранилищах Соты, поглотил «Кракен». Без геносемени нельзя создать новых Астартес, а оно вызревает лишь в космодесантниках, в прогеноидных железах, которые имплантируют нам в юности. Нас осталось чуть больше сотни. Железы большинства уже созрели, и их извлекли для хранения в генных банках Соты. Те немногие, в ком остались прогеноиды… Сколько поколений понадобится, чтобы восстановить нашу численность? Сколько лет ордену придется просидеть на коротком поводке, не решаясь отправить в сражение больше роты бойцов? Пятьдесят? Сто? Удастся ли нам когда-нибудь возродиться или мы превратимся в призраки былого? Назидательная история: орден, который так боялся исчезнуть, что решился переступить через собственные клятвы, через служение ему.
Нет, лучше уж положить этому конец в последнем крестовом походе. Так сказал мне мой командир, брат-сержант Ангелой, и я согласился с ним — как и многие другие на «Сердце Соты». Когда Фрасий вернется, мы сообщим ему о принятом решении и потребуем, чтобы он подчинился. Не ради славы, но ради наших душ. Некогда мы знали величие, так пусть же наша история завершится крестовым походом, который закончится лишь со смертью последнего из нас. Другие ордены займут опустевшее место, а наши души вольются в его светлое воинство, и имена Кос Императора будут овеяны славой до тех пор, пока живо человечество.
— Поверьте мне, командор… — я повысил голос, пытаясь убедить его.
— Лучше ты мне поверь, сержант. Я провел на борту этого монстра почти три года. Не сомневайся в моих словах.
— Ауспик…
— Ауспик ошибается. Наша техника, да будут благословенны его труды, в половине случаев дает ошибочный результат. Мы не какие-нибудь прямолинейные ксеносы вроде тау. Мы полагаемся на человеческую плоть и кровь, и я уверен, что в корабле еще теплится жизнь.
— Даже если и так, — возразил я, — это не имеет значения.
Кассий моргнул. Моя реплика его удивила.
— Допустим, корабль-улей еще жив, несмотря на показания ауспика и то, что мы видели на борту. Но это неважно. Мы отправим депешу флоту, и они вышлют кого-нибудь, чтобы добить эту падаль.
— Ты сам говорил, сержант, что флот по уши завяз в сражениях с эскадрами-ульями, разбегающимися от Ичара IV. У них нет лишних кораблей, так что никто не прилетит сюда. А эта мерзость залечит раны и набросится на другие миры. К тому же не пристало Астартес возлагать свои обязанности на смертных.
— Тогда вернемся сюда вместе с братьями. С нашими боевыми кораблями. Мы сами прикончим тварь.
— Мы уже здесь. И мы должны покончить с этим сейчас. Приготовься к повторному десанту. Это мое последнее слово.
— Но я не могу…
— Ты ставишь под сомнение мои полномочия, сержант?
— Нет, — спокойно ответил я. — Но вы ставите под сомнение мои. Это моя команда. Мое задание. А вы… вы не можете отдавать приказы.
— Что?
— Ты пробыл на этом корабле три года, брат, — мягко сказал я. — Окруженный ксеносами — один из них обосновался всего в паре сантиметров от тебя. Мы не знаем, что с тобой произошло. Даже ты не знаешь. Устав ясен. До тех пор пока ты не вернешься с нами, пока тебя не обследует и не очистит апотекарий, у тебя нет права командовать.
На это Кассий ничего не ответил.
Я оставил его в одиночестве и зашагал по узким коридорам десантной шлюпки. Я направлялся к апотекариону. Мне было плохо. Не знаю, повлияли ли другие раны или зараза, обитавшая в корабле, но я проигрывал войну против яда равенера. В животе пылал огонь, голова словно оторвалась от плеч и плыла над телом. Я споткнулся, и на шум из ближайшего отсека выскочили неофиты. Обеспокоенные, они кинулись ко мне, но я взмахом руки велел им убираться. Никакой слабости. Никакой слабости у них на глазах.
— Уходите… уходите…
Я попытался оттолкнуть скаутов и продолжить путь. Я увидел, как они попятились, и тут в глазах у меня потемнело. Удара о палубу я не почувствовал.
Даже когда я метался в лихорадке, мои подопечные не отпускали меня. Они осаждали мой разум, так же как яд изводил мое тело. Они являлись мне в кошмарах. Я видел, как каждый из них внесет свою лепту в гибель ордена, в его превращение в жалкую тень. Хвигир не способен был подняться над диким языческим миром, давшим ему жизнь. Разве для этого создавали Астартес? Чтобы они стали бездумными варварами? Нет.
Наррон был полной ему противоположностью и мыслил слишком широко. Его юношеское увлечение ксеносами таило в себе опасность, которую он не осознавал. Он считал, что способен спасти человечество, изучая технологию чужаков. Он думал, что может использовать против них ксенотехнологии: встроить эту мерзость в наш военный механизм, в нас самих. Его путь приведет к тому, что мы начнем создавать собственных чудовищ и оскверним данные нам Императором священные тела, а следовательно, и души. Организмы Астартес, возможно, и усовершенствованы по сравнению с людскими, но наши души остаются человеческими. Единственное, что Астартес должен знать о ксеносах, — это как их уничтожать. Большее — уже ересь.
Вителлию судьба предназначила другой вид ереси. Несмотря на годы тренировок, гипновнушение, которое должно было запечатлеть в его душе заветы ордена, — он все еще цеплялся за свою былую личность, за высокомерие и самонадеянность. Мальчишка был свято уверен, что орден может ошибаться, зато он всегда прав. История наша помнит тех, кто сомневался в Императоре, и имена их покрыты позором: Гурон, Малай, Хорус и другие.
Однако величайшим моим разочарованием оказался Пазан. У него были все преимущества — сама судьба, казалось, начертала ему прямую дорогу, — и какой же жалкий вышел результат! Робкий, непрестанно сомневающийся в себе, неспособный удержать власть даже тогда, когда ее преподносят на блюдечке. Если ничтожествам вроде него суждено стать будущим нашего ордена, тогда, избавь меня Император, лучше бы Косы стояли до конца и погибли на Соте.
— Гриколь, — прохрипел я, очнувшись в следующий раз, — как мое состояние?
Гриколь засветил тусклую лампу чуть ярче и склонился над медицинским ложементом, вглядываясь в показания.
— Ваша температура упала. Сердца бьются медленнее. И ваша моча… она больше не фиолетовая. Полагаю, кризис миновал.
Я кашлянул, прочищая горло.
— Хорошо, — сказал я. Голос мой постепенно набирал силу. — Мы потеряли слишком много времени.
Я приподнялся и встал с ложа, чувствуя слабость в ногах.
— Нельзя сказать, что мы потратили время впустую, — отозвался Гриколь. — Кое-каких успехов мы достигли.
— Мы летим домой? — Они должны были подождать, пока я очнусь, но сейчас я бы простил их. — Как далеко мы продвинулись?
Мне хватило одного взгляда на одутловатое встревоженное лицо Гриколя. Оттолкнув служителя в сторону, я выбрался из апотекариона и прильнул к ближайшему иллюминатору. Все обозримое пространство затопила туша корабля-улья.
Я обернулся к служителю, опасаясь худшего:
— Надеюсь, они не отправились на корабль без меня?
Я пересек комнату. Гнев изгнал из тела остатки слабости.
— Я ясно сказал, что запрещаю это!
Шагнув в соседний отсек, я обнаружил там своих четырех подопечных. Перепуганные, они с грехом пополам встали по стойке смирно.
— Кто это сделал? — рявкнул я. — Один из вас? Вы все? Кто здесь не понял моих приказов?
Я со значением посмотрел на Вителлия, но он таращился прямо вперед. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Брат-наставник, — голос принадлежал Пазану. — Мы поняли ваши приказы и следовали им. Мы не покидали шлюпку.
Говорил новичок смело, однако легкая дрожь в его голосе выдавала волнение. Я подошел к юнцу и внимательно его оглядел.
— Тогда объясни мне, послушник Пазан, каких именно успехов вы достигли?
Я заметил, как он быстро покосился на Гриколя, а затем вновь отвел глаза и нерешительно заморгал.
— Мы нашли… — встрял Наррон.
— Тихо! — приказал я. — Послушник Пазан и сам умеет говорить.
— Мы… мы сканировали поверхность корабля-улья, — сказал тот, и с каждым словом его голос звучал все увереннее. — И нашли скважину, которая должна вывести нас прямо к цели.
— Что за глупость, Пазан? Мы уже отыскали маяк. Какая еще цель?
— Мои люди, — ответил Кассий, протиснувшийся во входной люк. Он вступил в помещение. — Приношу извинения, брат-сержант, мы не могли поставить вас в известность во время вашей болезни. Скауты выполняли мои распоряжения.
— Там есть второй маяк, брат-наставник.
Я перевел взгляд с Кассия на Пазана.
— Второй маяк? Наш ауспик обнаружил только один.
Вителлий подал голос:
— Он просигналил всего один раз, как раз в ту секунду, когда мы нашли маяк командора.
— Это логично, сержант, — снова вмешался Наррон. — Если какая-то из ксеноформ может уловить сигнал маяка, не стоит вести их ко всем своим укрытиям. Имеет смысл подождать, пока спасательная команда не подойдет достаточно близко к основному маяку. А когда мы до него добрались, он, должно быть, отправил всем остальным маякам сигнал о начале передачи.
— И один из них ответил. При этом сигнал длился не дольше секунды.
Я снова оглянулся на Кассия, но тот сосредоточился на объяснениях послушников.
— Наш ауспик в то время не зарегистрировал второго сигнала.
— Мобильный ауспик отделения его не уловил, — продолжил Наррон, — зато уловил ауспик шлюпки. Это зарегистрировано в его памяти. Источник находится на дальнем конце корабля-улья, так глубоко, что мы не могли заметить его.
— Хорошо. Командор? — Я пристально взглянул на Кассия. — У вас есть предположения, что мы можем там найти?
— Наши абордажные команды внедрились в нескольких точках. У меня нет сведений о нескольких подразделениях. — Он печально покачал головой. — Все, что я могу, — это молиться о том, чтобы им повезло так же, как мне, и чтобы мы добрались до них вовремя.
Моих подопечных он, похоже, убедил — но не меня. И все же, если братья действительно остались на борту этого чудовища, я не мог их бросить.
— Итак, скаут Пазан, что за скважину вы нашли?
— Жопа! — выругался Вителлий, неохотно делая еще шаг по темному туннелю. — Не могу поверить, что мне пришлось забраться в жопу проклятому биокораблю!
Его нарочитое негодование вызвало смех у других послушников.
— Прекратите забивать болтовней вокс-канал! — рявкнул я, стремительно теряя терпение.
В этой части корабля не было воздуха, так что нам пришлось целиком упаковаться в броню, и переговариваться получалось только по воксу. Я все еще не оправился до конца. Я чувствовал слабость, скованность, и это раздражало меня еще больше. Такие жалкие препятствия не могут мешать Астартес. Мое тело должно было совершенно исцелиться, а не поддаваться болезни. Я упрямо шагал вперед. С каждым движением жар усиливался, а с ним усиливалась и злость.
Как я дошел до такого? Превратился в геморроидальную бляшку в заднице корабля-улья! Так вот чем в наше время занимаются герои-Астартес? Неужели новое поколение боевых братьев будет однажды, затаив дыхание, слушать историю этих похождений?
— Брат-сержант? — послышался голос Кассия. Он говорил по закрытому каналу.
Что ж, именно Кассий станет моим спасением. Когда мы вернемся домой после этой операции, нас встретит не какой-нибудь технодесантник, которому поручили внести в каталог наши находки. Нет, нас будет приветствовать почетная гвардия, достойная спасенного нами героя.
— Командор?
— Во время вашей болезни я расспросил послушников об обстоятельствах моего спасения.
— С какой целью?
Я хотел, чтобы вопрос прозвучал вежливо, но в отзвуке, донесшемся из вокса, слышалась обвинительная нотка.
— Только для того, чтобы лучше понять их. Меня особенно поразила та храбрость, которую выказал скаут Пазан, когда увел за собой равенера и позволил вам подобрать тяжелый болтер.
— Он проявил бы поразительную храбрость, если бы следовал моим приказам, — раздраженно ответил я. — Но во время сражения все должны действовать как один. Нельзя, чтобы кто-то вдруг начинал заниматься отсебятиной и при этом ожидал, что остальные поймут его намерения.
— Но прежде вы не раз упрекали его именно за отсутствие самостоятельности. За то, что он ожидал приказа.
— Он должен научиться находить баланс. Это тоже необходимо командиру: знать, когда нужно действовать, а когда слушать других.
— Вы правда полагаете, что он подходит на роль офицера?
Я знал, на кого он намекает, но твердо стоял на своем.
— Пазан родился на Соте, так же как вы или я. Он — один из последних. И в парне есть командная жилка, просто он должен ее в себе открыть.
На этом разговор оборвался. Кассий ничего не понимал: он провел с послушниками всего лишь два дня. А я сражался плечом к плечу с ними два года. Я не мог выкинуть из головы мыслей о поведении Кассия. На втором десантировании настояли скауты, но я знал, что он только того и добивался. Неслучайно каждого космодесантника, обнаруженного на борту корабля-улья, должен обследовать апотекарий, и лишь затем его допускают к несению службы. Дело не в постоянной опасности или усталости — наш разум устроен так, что мы можем сражаться без передышки, — а в том влиянии, которое оказывает сознание гигантского тиранида. Оно воздействует на любое живое существо, оказавшееся внутри корабля-улья, и никто не знает, какие могут быть последствия.
Есть и другая причина. Не все ксеноформы тиранидов предназначены для того, чтобы просто уничтожить врага. Некоторые овладевают сознанием противников, после чего те набрасываются на собственных друзей или послушно идут в расставленную ксеносами ловушку. Поведение Кассия казалось нормальным, но, возможно, это и было тревожным признаком. Как человек может остаться нормальным после подобных испытаний?
Я молча вел их вперед. Фонари на наших доспехах освещали лишь малую часть пространства, а остальное терялось во мраке. Если говорить по правде, мы понятия не имели, как используется эта часть корабля. Пазан обнаружил отверстие в корме судна — небольшое и ссохшееся, однако почти сразу за входом туннель существенно расширялся. Родильная камера биотитанов не шла ни в какое сравнение с этой огромной пещерой. Шагая по центру, в самой узкой точке, мы не видели ни стен, ни потолка. С тем же успехом мы могли идти по поверхности планеты — разница заключалась лишь в том, что горизонт закруглялся не вниз, а вверх, исчезая в окружавшем нас сумраке. Место было заброшено — ни следа мелких тиранидов, сквозь скопища которых нам приходилось пробиваться во время прежних вылазок. Голый твердый пол покрывала череда невысоких гребней, как будто мы очутились внутри гигантской рессоры. Это выглядело так, словно мы наткнулись на единственный участок корабля, где никогда не было ничего живого.
Но похоже, я поспешил с выводами. Справа от меня Кассий внезапно остановился. Опустившись на колени, он прижал ладонь к полу. В моем воксе треснул командный голос:
— Что-то приближается. В укрытие!
«Какое укрытие?» — недоуменно подумал я, но Кассий уже метнулся в сторону.
— Направо!
Я приказал скаутам следовать за командором, и они немедленно подчинились. Мы бежали около минуты, пока впереди не показалась стена, уходящая во мрак над нашими головами. Кассий принялся карабкаться по склону, пока подъем не стал слишком отвесным. Укрепившись наверху, командор вгляделся во тьму.
— Что там?
Ауспик ничего не показывал.
— Разве ты их не видишь?
Я уставился во мрак.
— Нет.
Кассий велел нам подождать, и через несколько секунд я увидел то же, что и он. Впереди поднимался могучий хребет, протянувшийся от горизонта до горизонта, — словно гигантские руки обхватили корабль снаружи, медленно сдавливая в нашем направлении. Я услышал, как мои подопечные ахнули, когда тоже это увидели.
— Святой Трон!..
— Бог-Император!
— Сота, храни нас…
— Что, во имя всех крыс и жаб подулья, это за дрянь?!
Хребет не был мускульной складкой — нет, это была цепочка колоссальных тиранидов. Прежде я таких не встречал. Каждый величиной с танк, не меньше «Гибельного клинка», они сбились в сплошную шеренгу и двигались нам навстречу. Их бронированные безглазые головы были опущены так низко, что скребли по полу, а следом тащились раздувшиеся тела. Конечности тварей атрофировались, так что гигантские тираниды ползли, подобно слизнякам. Неизвестно, какой яд содержался в их слизи, но чудовища способны были просто раздавить нас. Я оглянулся налево, затем направо. Обходного пути не существовало. Твари кольцом опоясали проход и ухитрялись как-то держаться даже на стенах и потолке. Слабо верилось, что вся наша огневая мощь способна остановить хоть одну из этих бестий.
Я всмотрелся в надвигающееся кольцо, выискивая зверюгу поменьше. Если мы сосредоточим огонь на одной цели, может, что-то и получится. Однако восторженные крики скаутов отвлекли мое внимание от тиранидов. Кассий устремился навстречу тиранидам-великанам, карабкаясь по вогнутому склону. Я понял, что он окончательно рехнулся. Должно быть, вид противника свел его с ума.
— За ним! — приказал я скаутам.
Будь я проклят, если позволю ему умереть сейчас, после всего, через что он прошел, прежде чем верну его домой.
Мы следовали за ним так быстро, как только могли, стараясь удержаться на отвесном склоне. Кассий мчался впереди, даже не озаботившись вытащить оружие. Взобравшись еще выше, он спрыгнул со стены прямо на бронированную башку ближайшей твари. А затем, с трудом балансируя на продолжающем движение звере, командор извлек силовой меч и нанес удар.
Огромный броненосец, похоже, ничего не заметил.
— Назад! — выкрикнул я. — Назад! Занять огневые позиции!
Издали казалось, что твари ползут медленно, но вблизи их скорость ошеломляла. Выглядело это так, словно нам навстречу несся «лендрейдер», балансирующий на единственной гусенице.
— Оставайтесь на стене! Держитесь выше! — рявкнул в шлемах голос Кассия.
Он снова ударил. Я оглянулся через плечо. На сей раз зверюга ответила на удар взмахом головы, который чуть не сбросил Кассия с его насеста. Однако в следующую секунду броненосец возобновил движение, и командор сумел восстановить равновесие.
Скауты изготовились стрелять, но я не спешил отдать команду, так как опасался, что залп заденет командора.
— Цельтесь поверх меня! — приказал Кассий.
Мы выпустили ливень зарядов, пролетевших над головой командора. Тот пригнулся и снова вонзил меч в бестию. Он нанес удар в правую боковую часть головы зверя, ниже того места, где стоял. Тиранид чуть сбился с курса, но затем вернулся обратно.
— Еще!
Он ударил. Мы выстрелили. Тварь нависла над нами, словно мы были горсткой насекомых.
— Еще! — выкрикнул командор в последний раз, когда до столкновения осталось не больше секунды.
Он по самую рукоять всадил клинок в башку зверя, а мы дали залп. Чудовище наконец-то отреагировало. Оно съежилось, отползая подальше от выстрелов, и лениво потянулось к причиняющей боль булавке. Его вес сместился, и передняя часть туловища оторвалась от стены. В первый раз показались огромные поры и присоски, помогающие гиганту удерживаться на склоне. Когда они отлипли, вес тиранида сместился еще больше, и еще больше присосок оторвалось от поверхности. С силой идущего на таран боевого корабля броненосец медленно обрушился на соседа, ползущего сбоку. Оба чудовищных зверя на секунду замерли, оглушенные столкновением. Над ними в строю тиранидов образовалась прореха. Никому из нас не надо было объяснять, что делать.
Мы помчались к отверстию, пока броненосец не очнулся. Когда мы влетели в расселину, образовавшуюся в хребте, тварь вновь присосалась к подложке и поползла обратно. Стены сдвигались вокруг нас, и я из последних сил бросился вперед. Кольцо замкнулось, но мы уже прорвались на другую сторону и заскользили по толстому слою слизи, оставленному тиранидами. На краткий миг мне удалось восстановить равновесие, но тут Хвигир врезался в меня, и мы оба покатились вниз. Мы съехали по стенке пещеры и плюхнулись в лужу густой слизи, скопившейся на дне.
Перекрывая стоны и проклятия, доносившиеся из вокса, я велел отделению отчитаться. После короткой заминки они ответили. Медленно, стараясь не упасть снова, я встал на ноги и проверил, как дела у остальных. Кассий тоже поднимался. Хвигир держал тяжелый болтер над головой, чтобы тот не намок. Наррон и Пазан соскребали с себя мерзкую жижу, а Вителлий просто стоял как столб, с ужасом оглядывая свои вымазанные слизью доспехи.
— Я весь извалялся в дерьме, — сообщил он.
Меня так и подмывало сказать, что это дрянь мало чем отличается от вонючего болота, в котором он родился, однако я удержался. Сейчас у нас были дела поважнее.
— Послушники, встать. Проверить оружие. Проверь оружие! — рыкнул я на Вителлия. — Приведите себя в порядок, нам надо двигаться дальше.
Я отошел чуть в сторону, чтобы проверить собственный пистолет, и не сумел удержаться от мысли, что еще ниже упал в глазах новобранцев. Кассий расхаживал вокруг них, лично поздравляя каждого. Плевать. Как только я доставлю его на «Сердце Соты», попрошу о переводе в боевое подразделение. Отказать мне они не смогут.
Я услышал, как Вителлий спрашивает остальных:
— Как думаете, что это за место?
— Паршивое место, — отозвался Хвигир.
Наррон уже работал над гипотезой:
— Может, что-то вроде пищеварительного тракта. Или вентиляционная отдушина.
— Может, ствол биопушки? — предположил Пазан.
— Здоровенная получается пушка, — буркнул Вителлий. — Я только надеюсь, что ничего крупнее из этой дыры не полезет.
На этот раз я не стал мешать их глупой болтовне. Я проверил пистолет, и — слава Императору — он был в порядке. Недаром наше оружие сохраняется сотни лет. Сунув пистолет в кобуру, я активировал ауспик, чтобы посмотреть, что нас ждет впереди. Взглянув на показания, я перезагрузил прибор. Показания не изменились. По инерции я сделал пару шагов, но разум мой в этом не участвовал. Он застыл от ужаса. Что-то огромное двигалось нам навстречу по жерлу пещеры. Это был не броненосец, не карнифик и даже не биотитан, а та самая искра жизни, о которой говорил Кассий. Впереди росло и кормилось существо, готовое появиться на свет, — существо, во много раз превосходящее все, что мы видели прежде. Отпрыск «Кракена». Еще один корабль-улей.
— Брат Тиресий?
Лейтенант остановил меня, когда я шел по коридору «Сердца Соты».
— Брат Адрий? — удивленно отозвался я. — Я полагал, что вы сейчас в отлучке вместе с магистром Фрасием.
— Мы только что вернулись, — отрезал лейтенант, окидывая меня тяжелым взглядом. — Магистр желает тебя видеть. Иди за мной.
Он зашагал прочь, ожидая, что я за ним последую. После минутного колебания я подчинился. Лейтенант не сказал больше ни слова, так что мы двигались в угрюмом молчании. Он довел меня до покоев магистра и ушел. Залы были еще погружены во мрак, мозаики по стенам оставались неосвещенными. Комнаты не ждут возвращения хозяина, так же как и мы. Я ожидал другого. Мы думали, что загодя узнаем о возращении магистра и успеем подготовиться, чтобы решительно предъявить ему наши требования. Но он пробрался на корабль как вор в ночи и застал нас врасплох.
Между панелями одной из стен прорезалась щель, и залу затопил свет. В облаке этого света стоял магистр Фрасий. Кажется, я уже описал вам характер нынешнего магистра ордена: осторожный человек, незначительный человек; человек, который во всем уступает своим предшественникам; возможно, отчаявшийся; мелочный, склонный делать ошибки. А теперь я хочу, чтобы вы стерли из памяти этот образ. Без зерна величия в душе ни один смертный не может стать космодесантником, и ни один космодесантник не может стать магистром до тех пор, пока не обретет хотя бы часть этого величия. Фрасий не был исключением, и за последние несколько лет он достиг еще большего.
Магистр отличался недюжинным ростом и мощным, даже по нашим меркам, телосложением, но лицо его оставалось худощавым. Его длинные черные волосы не тронула седина, в то время как магистр Торкира уже совершенно поседел, и бороду он подстригал короче, чем предшественник. Фрасий носил неброскую мантию цветов нашего ордена, а под ней церемониальную кирасу из чешуйчатой брони, свободно застегнутую на груди. Я знал, что магистр был свирепым бойцом, искусным тактиком и человеком непоколебимой храбрости, но в тот момент видел в нем лишь препятствие, вставшее на пути ордена к уготованной нам судьбе.
Я поклонился. Он сделал мне знак выпрямиться.
— Приветствую тебя, брат Тиресий. Сожалею, что отсутствовал так долго, — заговорил он. — Насколько я понимаю, брат-капитан Ромон не дал воинам из боевой роты скучать.
О да, мы не скучали: незначительные вылазки, жалкие бои и поспешные отступления.
— Я слышал, что ты принес ордену славу своими действиями во время кампании на Тане.
— Благодарю вас, магистр.
Я равнодушно кивнул, но позволил себе немного расслабиться. Значит, он вызвал меня лишь для формального поощрения. Я подыграю ему, а затем найду сержанта Ангелоя и сообщу, что наше время пришло.
— Что ты думаешь о ходе кампании? — поинтересовался магистр.
— Это был грандиозный успех. Значительная победа.
Я сказал то, чего от меня ожидали, и удержал при себе остальное.
Магистр окинул меня цепким взглядом.
— Я прочел отчеты, Тиресий. Я спрашиваю, что ты думаешь.
— Магистр, я уже сказал то, что думаю. Я не понимаю, чего вы от меня требуете.
— Это приказ, — спокойно повторил он.
Что ж, если он хочет услышать правду, он ее услышит.
— Танская кампания… — фыркнул я. — Танская кампания — это насмешка. Нет, хуже, это фарс. Мы участвовали в нескольких перестрелках, а потом несли охрану во время эвакуации. Поддерживали других, вместо того чтобы возглавить их и шагать в первых рядах, как подобает Астартес. Это даже не заслуживает слова «кампания», не говоря уже о победе.
Я оборвал себя. Я выболтал много, слишком много: нарушил протокол, дисциплину и даже пошел против обычного здравого смысла. Я взглянул на магистра, но его лицо ничего не выражало.
— Мы потеряли кого-то из братьев? — негромко спросил он.
Я понимал, что магистр все уже знает, но хочет услышать это от меня.
— Нет. Мы никого не потеряли. Есть несколько раненых. У большинства легкие ранения, у одного более тяжелое.
— Да, у брата Домидоса. Но он поправится. А еще я знаю, Тиресий, что, когда Домидос получил ранение, именно ты бросился ему на помощь. Именно ты прикончил ксеноса, который угрожал его жизни. Ты его спас.
Я снова кивнул. Так и было, но ничего особенного я в этом не видел. От Астартес нельзя ожидать другого.
— Ты хорошо зарекомендовал себя, брат. Очень хорошо, — продолжал магистр. — Ты всегда поступал так, даже когда сомневался в полученных тобой приказах. Вот почему я хочу, чтобы ты откровенно высказался. Вот почему я сейчас говорю с тобой.
— Не поймите меня ошибочно, магистр, — нахмурился я. — Я осознаю, что иногда надо сдерживаться, что бывают обстоятельства, когда отступление необходимо. Однако сейчас мы защищали орбитальные станции, но даже не попытались спасти планету. Мы и шагу не ступили по ее поверхности. Еще до того, как мы вошли в систему, наши сердца примирились с поражением.
Я замолчал. Фрасий позволил молчанию затянуться, прежде чем нарушил его словами:
— Ты хочешь, чтоб все было как раньше.
— Да! — встрепенулся я. — «Кракен» разбит, его флотилии рассеялись. Нам не нужно больше дорого продавать свои жизни, чтобы просто сдерживать его натиск. Если мы соберемся с силами, то сможем одержать победу, настоящую победу. Как Калгар на Ичаре IV, как мы на Дал'ите Терциус и Транслоке. Да, я хочу драться так, как мы дрались раньше: каждым снарядом, каждой мышцей и сухожилием — всем, что у нас есть. До победы или до смерти, как дерутся Астартес.
Я не ожидал, что заговорю с таким жаром. Теперь речь, подготовленная сержантом Ангелоем, уже не застанет Фрасия врасплох.
Я думал, что магистр обрушится на меня с руганью, но он ответил спокойно и быстро:
— Когда-нибудь, Тиресий, мы снова будем сражаться так. Но сейчас это невозможно. Сейчас победой для нас стал любой бой, в котором не погиб ни один из братьев. Знаю, что это легче сказать, чем принять сердцем. Моя задача — по крайней мере одна из них — как раз и состоит в том, чтобы помочь остальным понять, что с нами произошло. Понять, что мы должны измениться. Множество братьев убито; Сота превратилась в космический мусор. Доблестные Косы Императора, истребители врагов человечества, сами пали жертвой великого пожирателя миров. Мы не заслужили такой судьбы.
Он зашагал по комнате. Полы мантии чуть слышно шелестели по начищенной плитке.
— Я понимаю твое разочарование, но ты должен верить в наше будущее. И я покинул вас именно затем, чтобы его обрести. Погляди.
Он набрал код на контрольной панели, и мозаики на стенах мягко поехали вверх. Под ними показались пикт-экраны. Все они транслировали изображения одного из корабельных ангаров — однако помещение изменилось до неузнаваемости. Стоявшие там истребители исчезли, как и обслуживающие их механизмы. Вместо них в ангаре соорудили странного вида лабиринт. Стены из пластали перекрасили так, что они напоминали теперь коридоры тиранидского биокорабля. Внутри лабиринта перемещались отделения космодесантников… нет, не космодесантников. Воины были слишком низкорослыми. Послушники.
Вот один из них наступил на датчик давления. Немедленно откинулась крышка потайного люка — и неудачник исчез, не издав и звука.
— Ловушки, твари, тренировочные сервиторы, запрограммированные на боевые приемы тиранидов. Мы воссоздали обстановку корабля-улья настолько близко к реальности, насколько это возможно. Мы тщательно изучили все данные, собранные во время сражений с этими чудищами. Не стоит забывать, что сведения достались нам дорогой ценой.
— Сколько? — шепотом спросил я.
— Триста, и будут еще. Молодые, не испытанные в сражении, но все рвутся в бой. Все — сироты «Кракена», как и мы с тобой. Все готовы принять крещение кровью тиранидов. — Фрасий положил руку мне на плечо. — Им нужны лишь наставники, учителя. Ветераны, такие как ты. Сержант Ангелой особо настаивал на твоей кандидатуре, Тиресий. Он рекомендовал тебя на повышение, и эти послушники станут твоей первой командой.
Я открыл рот, но не смог выговорить ни слова. Фрасий продолжил:
— Как видишь, Тиресий, однажды мы станем такими, как прежде. И на это не понадобится сотня лет, даже не пятьдесят. Когда следующий флот-улей нагрянет в этот сектор, мы будем готовы ответить на призыв Императора.
Я сделал шаг назад, и рука Фрасия соскользнула с моего плеча.
— Я… благодарю вас, магистр. И я не забуду поблагодарить сержанта Ангелоя, когда…
Вот тогда я увидел, как что-то мелькнуло в золотых глазах Фрасия.
— Я позабочусь о том, чтобы у тебя была возможность передать ему сообщение, — перебил он. — Брат-сержант Ангелой уже отбыл, чтобы вступить в ряды охотников на ксеносов — в легендарный Караул Смерти при Инквизиции. Учитывая наш опыт, они запросили отправить к ним как можно больше братьев, чтобы распространить знание о различных формах тиранидов и способах их уничтожения. Я предоставил сержанту Ангелою и еще нескольким братьям честь нести наше имя и наше учение в сердце галактики.
«Нескольким братьям», — сказал Фрасий, но, как выяснилось позже, в Караул Смерти перевели больше сорока бойцов — почти треть оставшихся Кос. И все они были сторонниками Ангелоя. Вместе с ними исчезла и надежда заставить Фрасия объявить последний, решающий крестовый поход.
— А теперь присядь на минуту, брат. — Фрасий кивнул на кресло. — Я хочу объяснить тебе, как твой новый отряд поможет спасти орден.
Я так никогда и не узнал, каким образом магистру удалось получить целые роты послушников. Самих рекрутов, как и Гриколя с другими служителями, набрали из миров, в которых мы держали оборону. Еще до того, как флот-улей достиг системы Соты, и потом, во время возведения защитных укреплений, были созданы планы возрождения ордена.
Лучших юношей Соты тайно эвакуировали задолго до атаки «Кракена». Это повторялось в каждом из оставленных нами миров: на Мирале, Грайе и прочих. В то время как мои братья сражались и умирали, самых многообещающих подростков вербовали и вывозили с планеты. Можно сказать, что мы собирали дань, а «Кракен» получал то, что осталось после нас.
Но вопрос был в геносемени. Три полные роты послушников, и Фрасий обещал пополнения. Как это возможно? Ходили разные предположения. Некоторые звучали разумно. Говорили, что Торкира заранее знал о нападении на Соту и приказал тайно вывезти геносемя, что прежний магистр ордена заключил договор с Инквизицией и те согласились вернуть нашу генную десятину в обмен на космодесантников, вступивших в Караул Смерти. Другие предположения были мрачнее. Поговаривали, что Фрасий обнаружил или выкупил тайные, возможно ксеносовские, технологии, позволявшие искусственно выращивать прогеноиды намного быстрее, чем в телах космодесантников. Что большинству послушников не было имплантировано настоящее геносемя, что они просто продукт биоинженерии и никогда не станут истинными Астартес. Я даже слышал, как люди перешептывались о том, что геносемя принадлежит не нам, что до Спасательных команд были другие — Мародерские команды. Этим слухам я, однако, не верил. Ни один Астартес не опустится до подобного, даже если речь идет о спасении ордена.
С другой стороны, как знать, на что способно живое существо ради своих потомков?
— Длиной в полтора километра, весом в миллионы тонн, а морда такая, что понравится разве что хормагаунту, — пробормотал Вителлий, глядя, как мускулы детеныша корабля-улья сокращаются под шкурой-обшивкой.
— И оно пытается выбраться наружу, — добавил Пазан.
Это и был источник всех встреченных нами гаунтов, та самая искра жизни, в чьем существовании нас клятвенно заверял Кассий. Обожравшиеся ногогрызы, которых мы видели раньше, не собирались дожидаться другого корабля — нет, они направлялись сюда, чтобы покормить детеныша плотью его мертвого родителя.
— Отлично, — решил я. — Как только вернемся на шлюпку, немедленно отправим депешу ближайшему боевому подразделению. Приоритет Ультима. На это они ответят.
— Нет, — сказал Кассий.
Я фыркнул:
— Уверяю вас, командор, они мигом сюда явятся…
Но затем сквозь визор шлема я заметил выражение, застывшее в его глазах.
— Они опоздают. Но мы здесь, и мы уничтожим эту тварь.
С меня было довольно. Один раз он уже заставил новобранцев ослушаться моего приказа, и я не собирался тратить время впустую, отговаривая его от этой дурацкой затеи.
— Как вам угодно, командор, — ответил я и сделал послушникам знак построиться и следовать за мной. — Я позабочусь о том, чтобы ваш последний подвиг был с должными почестями внесен в анналы истории ордена.
Я прошел несколько шагов, прежде чем осознал, что мои подопечные остались позади.
— Позаботьтесь, чтобы в анналы истории внесли всех нас, — громогласно заявил Вителлий.
Я должен был это предвидеть. Мне следовало понять это сразу, как только я увидел их вместе с Кассием, когда он убеждал меня, что на корабле остались еще люди. Они не ждали от меня приказов — они просто проверяли, купился ли я на их ложь.
— Второй маяк?
Я смотрел не на Кассия, а на Наррона. Мальчишка знал: я поверю, что он проконтролировал показания ауспика.
— Это была не его идея, — вмешался Пазан. — И не командора. Это придумал я.
— Ты? — я резко повернулся к своему заместителю.
Но ответил вместо него Кассий:
— Я бы оставил тебя на шлюпке. Я считаю, что ты никудышный наставник и не справляешься даже с обязанностями командира. Но брат Пазан хотел, чтобы ты пошел с нами.
Я на него и не глянул. Ему нечего было мне сказать. Два дня… ему хватило двух дней, чтобы завоевать сердца новобранцев, о которых я заботился больше двух лет. Я снова обернулся к Пазану:
— Зачем тебе понадобилось, чтобы я пошел с вами? Хотел посмотреть мне в глаза, когда будешь меня бесчестить?
— Нет, — ответил Пазан. — Хотел дать вам возможность присоединиться к нам.
— Присоединиться к вам? — воскликнул я. — Зачем мне это? Что, кроме напрасной смерти, вы можете мне предложить?
Мне ответил Пазан, но говорил он явно за всех четверых:
— Зато мы узнаем, что значит сражаться как истинные Астартес.
Смешно было слышать это от такого юнца.
— Вы ничего не знаете, — ответил я. — Вы никогда не видели, как весь орден идет в бой. Отделение за отделением гордо выстраиваются в своей броне, со священными болтерами в руках. Вы в один голос произносите слова присяги, а затем маршируете вперед, зная, что братья всегда рядом. Вы черпаете в них невероятную силу, потому что сражаетесь не в одиночку, — нет, вас тысяча. Тысяча тел, слившихся в единый клинок. До тех пор пока вы не испытали этого… вам не узнать, как сражаются истинные Астартес.
Послушники молчали. Наконец-то я почувствовал, что сумел до них достучаться.
— Вы правы, брат-наставник, — произнес Пазан. — Мы не знаем. Мы никогда не испытывали подобного. Но когда придет наше время?
— После того как вы станете посвященными боевыми братьями, — сказал я.
— В самом деле? Даже если мы сейчас подчинимся вашему приказу и уйдем вместе с вами, если выживем и займем места в боевой роте… — Пазан оглянулся на остальных скаутов за поддержкой. — Даже если и так, когда в бой пойдет весь орден? Сколько минет времени, прежде чем мы станем достаточно сильны и сможем по-настоящему схватиться с врагом? Сто лет, двести? Сколько еще миров до тех пор станут его добычей?
Пазан шагнул вперед, за ним последовал Вителлий.
— Я знаю, что вы меня в грош не ставите, — сказал щенок из подулья. — Считаете, что я недостаточно серьезно отношусь к званию великого и могучего Астартес. Но кое к чему я отношусь серьезно. К собственной жизни. Я вступил в орден, чтобы очистить галактику от мрази, которая уничтожила мой мир. Я не для того выкарабкался из грязи и выдержал все испытания, чтобы рыться в мертвечине и состариться, обучая следующее поколение простаков. Я не для того из кожи вон лез, чтобы стать дряхлым ископаемым…
— Вроде меня, так? — рявкнул я.
Это была уже не просто злоба — я кипел от ярости. Я занес кулак. Вителлий сжался, ожидая удара, но Пазан выступил вперед, заслоняя его.
— Почему вы против нас? — выкрикнул он. — Мы все знаем, что на самом деле вы хотите того же. Мы сто раз слышали, как вы жаловались Гриколю…
— Так вы еще и шпионите за мной? — неверяще спросил я.
Хвигир проворчал из угла:
— Просто корабль у нас маленький.
— Не только у вас есть гордость Астартес, — встрял Вителлий, но Пазан оборвал его:
— Нам не за что просить прощения, брат-наставник. Вы хотели, чтобы мы это услышали. Вы хотели, чтобы мы знали, как ненавистно вам это задание, как вы ненавидите нас за то, что мы отрываем вас от настоящего дела. Что ж, вот вам настоящее дело. Враг перед нами. Мы можем добраться до него. Мы можем его убить. Да, мы рискуем погибнуть в схватке. Но разве это не та слава, о которой вы мечтали?
Теперь все четверо стояли рядом, объединившись против меня, — однако объединяло их то, во что я всегда верил. Гнев, бушевавший в моей груди, утих.
— Да, вы правы, — признал я. — Правы даже больше, чем предполагаете. Каждым мускулом, каждой клеткой тела я жажду сражаться с ксеносами без оглядки, без всяких предосторожностей. Жажду нести службу так, как подобает Астартес.
— Тогда вы заодно с нами! — воскликнул Пазан.
— Но затем, — продолжил я, — заглянув глубже, в плоть и в самые кости, я нахожу выжженную там клятву. Клятву повиноваться приказам магистра ордена и, следовательно, приказам Императора. Я никогда не преступал этой клятвы и не преступлю впредь. Что касается остального… я отказываюсь. — Я простер руку к скаутам. — Будьте моими свидетелями! Вы слышите мои слова! Я отказываюсь от славы, я отказываюсь от мести, я отказываюсь от надежды стать тем, кем мечтал стать.
Хотя они стояли рядом, я кричал во весь голос — потому что обращался не к ним.
— Я соглашаюсь с тем, что вернуться к прошлому невозможно! Битва, в которой не погиб не один из братьев, — воистину славная битва!
Я видел выражения их лиц. Они решили, что я сошел с ума, — но на самом деле я излечился. С моих плеч упало тяжкое бремя: скорбь по погибшим братьям и ярость от того, что я выжил, а они нет. Я вздохнул свободно впервые с Соты.
— Никакая слава, — тихо договорил я, — не стоит будущего нашего ордена. Будущее ордена значит больше, чем любой из нас. Вы знаете, как называют тех, кто думает иначе.
— Отступниками, — произнес Кассий у меня за спиной. — Но кто из нас отступник, брат? Ты, защищающий обескровленное тело нашего ордена, или я, защищающий его душу?
— Оно начинает двигаться… — сообщил Наррон.
— Тогда и нам пора.
Кассий сделал знак скаутам — некогда моим подопечным, а сейчас его бойцам — и вновь обернулся ко мне:
— Я даю тебе возможность сразиться так, как сражаются истинные Косы Императора, — твердой рукой, с клятвой на устах, плечом к плечу с братьями. Или ты можешь уйти. Решать тебе.
— Решать мне, — согласился я, — но я пойду с вами. Здесь и сейчас я клянусь: пускай даже ты поведешь этих детей на верную смерть, я выведу их обратно.
Это стало последней операцией 21-й Спасательной команды. Корабль-детеныш протискивался сквозь родовые пути. Мы прожгли дыру в его не успевшей затвердеть шкуре как можно ближе к цели. Если отродье «Кракена» и заметило наш булавочный укол, то ответная реакция затерялась в мучительных судорогах рождения.
Внутренние помещения разительно отличались от мертвых, погруженных во мрак залов его родителя. Наш путь освещали люминесцентные водоросли, пол пружинил под ногами, шкура стен была упруга, дверные клапаны плотно сжаты, и шум… Все отсеки и туннели вибрировали от пронзительного визга, с которым детеныш пробивал себе дорогу наружу, в открытый космос. Но даже сквозь этот вой были различимы другие шумы: гудение, пульсация, голос торжествующей вокруг нас жизни. Жизни, которую мы пришли отнять.
Мы двигались быстро. Кассий шел впереди, рассчитывая, что воинское чутье выведет его прямо к сердцу твари. Скауты держались в шаге позади. Их возбуждение и страх не ослабили годами выработанного мастерства. Они перемещались свободно, не в жестком строю: то и дело менялись местами, перебегали от стены к стене и прикрывали товарищей. То Вителлий вырывался вперед, а Пазан оберегал его, то впереди оказывался Наррон, то Хвигир, как никогда гордый тем, что ему доверили тяжелое орудие. Они защищали друг друга. Два года я пытался найти среди них подходящего лидера, но лишь сейчас понял, что им не нужен вожак. Они сражались как один: пока Хвигир перезаряжал, Наррон отгонял тиранидов выстрелами; когда щупальце обвилось вокруг Наррона, Пазан вогнал дуло дробовика в пасть твари и вышиб ей мозги; когда Пазан разжал дверной клапан, Вителлий пристрелил притаившуюся за дверью тварь; когда Вителлий поспешно отступал от целой своры гаунтов, я поддержал его огнем, и вместе мы остановили врага.
Нам противостояли не жуткие чудовища, как на Макрагге и Ичаре IV. Корабль вырастил лишь самых основных защитников: термагантов, других гаунтов и им подобных, а сам тратил все силы, отчаянно пробиваясь к свободе. Однако мучения корабля и его уязвимость заставили тварей бросаться на нас еще яростнее. Кассия это не смущало — он просто отшвыривал их с дороги. Тираниды, одной массой сокрушившие множество звездных систем, встретились с иной, но не менее страшной силой. Кассий штурмом брал каждый отсек корабля. Каждый гаунт на пути командора падал, сраженный выстрелом из его пистолета или изогнутым клинком его силового меча. Кассий не давал им времени понять, что происходит, и кидался в самую гущу, полагаясь на собственную скорость и прочность доспехов. Быстрота его движений мешала тварям нанести точный удар, а толщина брони хранила от клыков и когтей. Это спасало его — но не нас. У нас появились первые потери.
— Брат! — вскрикнул Хвигир, когда Наррон пошатнулся.
Один из зарядов биокислоты, предназначавшийся Кассию, пролетел мимо командора и попал в Наррона. По воксу я услышал его сдавленный вопль. Хвигир уже поднял тяжелый болтер и пробивался к Наррону, чтобы помочь брату.
— Прикрывай нас! — рявкнул я и развернул его орудие в сторону смыкавшихся вокруг нас тиранидов.
С криком разочарования он выстрелил, но я уже переключил внимание на раненого Наррона. Он все еще дышал. Я перевернул скаута на спину и увидел, что он прижимает руку к груди. Без лишних церемоний я отвел его руку, чтобы осмотреть рану, и обнаружил, что кисть разъедена кислотой по самое запястье.
Глаза Наррона распахнулись. Он с ужасом взглянул на огрызок руки и втянул воздух для крика. Я вогнал кулак ему под ребра, и мальчишка задохнулся.
— Соберись! — проорал я ему на ухо. — Отрасти себе новую.
Наррон с трудом кивнул. Метаболизм Астартес уже включился, гася боль и шок. Я забрал у скаута его оружие и отдал ему свой пистолет.
— Сержант! — окликнул Хвигир, на секунду сняв палец со спускового крючка. — Как там…
Я поднял голову как раз в тот момент, когда Хвигир обернулся, обеспокоенный судьбой брата. Я видел, как в затылок ему ударил выстрел. Кровь забрызгала внутреннюю поверхность его лицевого щитка — это крошечные жуки, начинка биоснаряда, прогрызли череп Хвигира и выели изнутри его лицо. Дикарь рухнул на пол, и я почувствовал, что потерял брата.
Я кинулся к телу Хвигира, паля без разбора в его убийц. Те рассыпались в стороны. Дело не в сентиментальности — я видел слишком много крови, чтобы позволить чувствам затмить здравый рассудок. Мне нужно было только его оружие. Поднатужившись, я выпрямился и навел тяжелый болтер на врагов. Я не использовал такого в бою со времен долгого отступления с Соты. Нажав на спуск, я ощутил привычный толчок отдачи и с удовлетворением наблюдал, как снаряды пробили кровавую брешь в передних рядах гаунтов.
Корабль-детеныш неожиданно перевернулся набок, и все мы, тираниды и космодесантники, полетели вверх тормашками. Тела Хвигира и гаунтов откатились в угол. Я поднял громоздкое орудие и выбрался туда, где перегруппировывались Кассий и остальные.
— Он набирает ход, — заметил Кассий, даже не оглянувшись на труп Хвигира. — Мы должны двигаться быстрее.
— Какая разница? — пожал плечами Вителлий. — Мы теперь внутри, так что он от нас не уйдет.
— Чем дольше мы возимся, тем больше тварей призовет корабль.
— Тогда чего мы ждем?
Вителлий вскочил — неустрашимый, как всегда, — и вогнал приклад дробовика в диафрагму следующей двери. Клапан разжался, и Вителлий поспешил вперед. Он успел сделать всего один шаг, прежде чем скрытые в клапане зубастые челюсти сомкнулись и клыки пронзили тело скаута от ступней до макушки. Я схватил его за руку, пропихнул в проем ствол винтовки и выстрелил в темноту и затаившихся в ней чудовищ. Дверь-пасть содрогнулась от боли. Клыки нырнули обратно в стены, но для Вителлия было уже слишком поздно. На лице его застыло удивленное выражение. Последняя насмешка так и не прозвучала. Щенок из подулья упал, и я почувствовал, что потерял брата.
В ту секунду мы наконец-то поняли, что дело не просто в гаунтах, — каждый клочок плоти вокруг нас хотел нашей смерти. Растущие на стенах водоросли ярко вспыхивали при нашем приближении, привлекая противника. Фальшивые цветы лопались, осыпая нас спорами, которые пытались проесть броню. Наросты окатывали нас биокислотами, и даже пол ходил ходуном под нашими ногами, мешая прицелиться. Это остановило бы любого человека, но мы — Астартес. Ангелы Смерти. Все усилия отродья «Кракена» не могли помешать нам достичь цели.
— Мы уже близко, — объявил Кассий, изрубив в куски очередного гаунта.
— Как близко? — прокричал я, выпустив еще обойму в преследующих нас тварей.
— Разве ты не слышишь?
Я не слышал ничего, кроме разрывов болтерных снарядов и рева рвущегося на свободу корабля. Он должен был покинуть чрево мертвого родителя с минуты на минуту, но мне было уже плевать. Гриколь заметит детеныша, как только тот выберется наружу, и отправит сообщение флоту. Они обо всем узнают. Обо всем, кроме того, что произошло с нами.
— Я слышу! — воскликнул Пазан, и в следующее мгновение я тоже услышал низкий пульсирующий звук.
— Братья, — изрек Кассий, — я привел вас к сердцу зверя!
Всю комнату заполнял единственный — если, конечно, он был единственным — орган: огромный столб, окруженный раздувшимися красными желудочками. Толстые сосуды отходили от верхушки каждого желудочка и врастали в столб. Казалось, восемь гигантских элефантов с Соты собрались на водопой. Вся эта конструкция непрерывно пульсировала, ежесекундно прокачивая сквозь себя галлоны жидкости. Это было средоточием энергии корабля, и его от вершины до основания облепили тираниды. Мелкие гаунты с биооружием, более крупные с когтями-косами, а у нескольких, устроившихся под самым потолком, даже были крылья.
— Это ловушка, — выдохнул Пазан. — Он позволил нам забраться так далеко…
— Было бы ловушкой, если бы мы не знали, что нас ожидает, — оборвал его Кассий.
И все же это было безумием. Я снова взглянул на Кассия. Лицо его оставалось невозмутимым. Возможно, его все же коснулась скверна. Возможно, все, что он сделал, происходило по велению захватившего его разум тиранида. Возможно, все то время, пока мы находились внутри отродья «Кракена», отродье «Кракена» таилось внутри командора.
— Почему они не нападают? — прошептал Пазан.
— Может… может… — Наррон, пострадавший больше всех нас, пытался сосредоточиться, — может, они не решаются драться здесь, чтобы не повредить сердце?
Но затем грохот, с которым детеныш выбирался из родовых путей, достиг высшей точки и смолк. Тварь была на свободе. Она вырвалась в открытый космос. Мне оставалось только надеяться на Гриколя. Он сделает то, что должно быть сделано. Все, что я мог, — это поступить так же: прервать операцию и спасти тех, кого удастся. Но Кассий уже выступил вперед, сжимая в руке связку зарядов взрывчатки. Я преградил ему дорогу и взял один из зарядов.
— Ты установил их на немедленную детонацию, — констатировал я.
— Конечно, — ответил он, и наши взгляды скрестились в последний раз.
— Тогда мы остаемся здесь. Они заслужили право на жизнь, Кассий. Дай им шанс выжить.
Командор пожал плечами. Ему было все равно. Он создавал легенду о героической смерти, и судьба остальных его не интересовала. Я оглянулся на двух своих уцелевших подопечных. Наррон быстро кивнул, соглашаясь, и секунду спустя Пазан медленно повторил его жест.
— Прикройте командора, — велел я.
Кассий воздел силовой меч и прокричал:
— За Соту! За Императора! Смерть! Смерть! Смерть!
Мы со скаутами открыли огонь. Тяжелый болтер, болтер и пистолет выстрелили одновременно, пробивая бреши в скопище тиранид. Тираниды не медлили с ответом. На бегущего Кассия обрушился ливень зарядов: жуки-телоточцы, биокислоты и отравленные шипы. Кассий замер, как будто врезавшись в стену, и судорожно вцепился в свой плащ. Его огромное тело содрогнулось и рухнуло на пол.
— Нет! — выкрикнул Пазан и кинулся к нему, бешено стреляя на бегу.
Хормогаунты уже спрыгнули со своего насеста и устремились к упавшему командору. Я не стал звать Пазана назад — он все равно не вернулся бы. Я давно уже его потерял. Вместо этого, я открыл по тиранидам огонь из тяжелого болтера, расчищая ему дорогу.
Мой выстрел превратил первого из хормогаунтов в кровавое месиво. Второй споткнулся и полетел под ноги напиравшим сзади тварям. Третий прыгнул вперед, но выпущенный мной снаряд оторвал ему лапу, и хищник кувырком покатился к стене. Четвертый поравнялся с телом Кассия и попал под огонь Пазана.
Следующая волна тиранидов сорвалась со столба-сердца. Они взлетели высоко в прыжке, чтобы перемахнуть через тела собратьев. Двое угодили под мои снаряды, третьего сбил Наррон, но оставшиеся три накинулись на сына Соты. Первый разрезал его дробовик, а с ним и руку, второй разворотил колено и нанес глубокую рану в бок, а третий рассек пополам голову Пазана. Сын Соты пал, и я почувствовал, что потерял часть себя.
А затем воздух разрубила потрескивающая световая арка — и три гаунта разлетелись на куски. Кассий поднимался на ноги. Его плащ разъела кислота, доспех потрескался, краска вздулась пузырями. Кровь хлестала из пробоины в латном воротнике командора. Воин развернулся лицом к наступающей орде и бросился в самое пекло.
Мы уже ничем не могли ему помочь. У меня остались лишь краткие секунды, чтобы выполнить клятву и спасти того, кого еще можно спасти. Я повернулся к Наррону, последнему из моих подопечных, и сказал ему:
— Никогда не думал, что это будешь ты. Но так даже к лучшему.
Он удивленно взглянул на меня. Мотнув головой, я указал путь к отступлению. Спасу хотя бы его, подумал я, самого умного из моих воспитанников. Может, этого будет достаточно. Но судьба не позволила мне даже такой малости. Над нашими головами раздался знакомый яростный визг: один, нет, уже два зверя. Не размышляя, я направил тяжелый болтер вверх, прямо в морду равенера.
Гигантский коготь рассек оружие в тот момент, когда я надавил на спуск. Снаряд, несущийся по стволу, наткнулся на кость и взорвался. Ствол разнесло в клочки, и в меня полетели осколки. Я отшатнулся, выронил бесполезное оружие и прижал ладони к лицу. Стянув разбитый шлем, я заморгал, пытаясь уловить следующее движение равенера. Тварь валялась на земле. Ее клешню вырвало с корнем, а морда превратилась в мешанину из крови и обломков кости. Второй равенер развернулся ко мне, и я увидел тело Наррона, нанизанное на коготь зверя. Поднимая копис, я подумал, что это конец.
Второй равенер прыгнул на меня, высоко занеся когти-серпы. Пригнувшись, я кинулся вперед. Серпы обрушились вниз, однако я был слишком близко. Убийственные лезвия лишь скользнули по наплечникам, а мой копис уже вонзился в грудину зверя. Средние конечности равенера пробили мою броню. Провернув клинок, я высвободил его из тела равенера, но в мое собственное тело уже потек яд. Шатаясь, я отступил на шаг, чтобы не оказаться со вспоротым животом. Я был все еще жив. Так же как и равенер.
Он из последних сил набросился на меня. Лезвие кописа метнулось навстречу, перехватило разящие когти и отвело их в сторону. Клинки равенера вонзились в пол, а мой рассек пасть и башку зверя.
Мое лицо обрызгал ихор твари. Я почувствовал его вкус во рту, распахнутом для яростного крика. В ту же секунду где-то у меня спиной рука умирающего командора разжалась, высвобождая взрыватели, и гнев Императора затопил отсек.
Я очнулся на борту мертвого корабля, бок о бок с убитым равенером. Я откатил труп в сторону, заставил себя подняться на ноги и принялся обшаривать темное и безжизненное помещение. Не знаю, что стало с тиранидами. Возможно, они сбежали или погибли на месте от шока. Я искал нечто другое. И я его нашел.
Я не рассчитывал, что кто-то, включая даже Астартес, сможет пережить этот ад. И я оказался прав. Тело командора Кассия выглядело неважно. Однако я разыскивал его не затем, чтобы предаться скорби. Я надеялся, что некая его часть уцелела. Боль, растекающаяся по телу вместе с ядом равенера, заставила меня поморщиться. В этот раз мне досталась доза посильнее, от молодого зверя, а не полудохлого ископаемого. Достав из ранца редуктор, я приложил его к горлу Кассия, а затем к его груди, забирая то, что причиталось ордену.
Мое второе сердце замолкает. Воспоминания всегда заканчиваются на том, как я заползаю в эту дыру. Яд жжет огнем мое тело, но я сосредоточиваюсь на том, чему нас обучали во время тренировок. Мысли замедляются, движение крови в жилах замирает, и яд не может распространиться дальше. Для меня уже слишком поздно, я это знаю. По пробуждении меня ждет смерть.
Пазан, Вителлий, Наррон, Хвигир — Кассий завел их сюда, но я выведу обратно. Я знаю, что мои воспитанники мертвы, а тела их утеряны и, быть может, стали пищей пожирателя миров, — однако души их продолжают жить. Две в редукторе, зажатом в моей руке, в прогеноидных железах командора Кассия. Две новые порции геносемени, из которых восстанут двое новых Астартес. Две других в моем собственном теле. В горловых и грудных прогеноидах, которые положат начало еще двоим. Мы с Кассием мертвы, мы должны были погибнуть уже давно. Но эти четверо — будущее Кос Императора, и я буду жить и терпеть причиняемые ядом муки, пока не верну их домой.
— Сержант! Сюда! — крикнул послушник.
Сержант Квинтос, командир 121-й Спасательной команды, поспешил к своему подопечному. Скаут махнул фонариком в сторону расщелины, прорезавшей пол мертвого биокорабля. Сержант Квинтос активировал источник света, вмонтированный в бионический протез. Настоящую руку он потерял много лет назад, когда еще сам был новобранцем в составе Спасательной команды. Внизу в лучах света блеснул наплечник космодесантника. И на этом наплечнике была выгравирована надпись: «ТИРЕСИЙ».
Лори Голдинг Возрождение
За месяцы бесцеремонного обращения со стороны грузовых сервиторов края контейнеров истерлись и помялись. Прежнее назначение этих старых, но прочных ящиков для хранения боекомплекта угадывалось благодаря желтым, нанесенным через трафарет обозначениям их прежнего содержимого. Серийные номера и названия миров-кузниц почти стерлись. Как и всему остальному на борту «Сердца Кроноса», контейнерам нашли новое применение.
Сейчас их тащили, подходя к пылавшей жаром кузне, Бокари и трое его братьев-неофитов, только что покинувшие дезинфекционные камеры. Юные космодесантники несли свою ношу с усталым почтением, словно паломники, уже привыкшие к святому, но пройденному много раз пути.
Себастион отвернулся от вибростанка, позволяя сервам продолжить работу в непрерывном грохоте молотов и шуме могучих машин. Он ещё не привык вновь говорить вслух, и, сглотнув, несколько раз хмыкнул, прочищая горло.
— Послушник Бокари, что ты мне принес?
Кряхтя от напряжения, юноша с помощью Медона поставил ящик на палубу и потер натруженные ладони.
— Чудесные трофеи, магистр кузни! — иронично объявил он, эффектным жестом откидывая крышку контейнера. Когда-то она закрывалась на защелки, но их давно рассверлили. — Встречались ли вам прежде сокровища, подобные этим?
Не улыбнувшись, Себастион принялся рассматривать содержимое ящика. Громоздкая система его зрительных линз, щелкая, меняла фокус.
— На самом деле, там очень мало что можно было спасти, — добавил Бокари нормальным голосом, — а из вашего списка совсем ничего.
Опустившись на колени, он немного порылся в контейнере и вытащил несколько избранных фрагментов для более внимательного осмотра.
— Хотя вот, кое-какие неплохие куски. По крайней мере, один шлем «Корвус», по-моему, целый, хотя вам нужно будет выковырять… э-э… извлечь…
Магистр кузни забрал у Бокари купол шлема, покрытый следами коррозии, и приложил к подходящему лицевому щитку.
— Сенсорный выступ на гребне, уникальный для типа VI имперской силовой брони, смещен в сторону шуйцы, — Себастион провел пальцем по гребню шлема. — Ты знаешь, почему, послушник Бокари?
Юный космодесантник опустил голову.
— Нет, мой господин.
Бросив раздельные части шлема обратно в ящик, магистр кузни извлек настолько же изъеденный комплект из наруча и плеча доспеха.
— Тогда тебе ещё многое предстоит изучить. Наша почтенная броня — настоящее чудо мастерства жрецов Марса, из её отдельных частей можно составить практически любую боевую конфигурацию, вне зависимости от того, где они произведены или к какому типу относятся. После нескольких уточняющих регулировок такой доспех окажется столь же эффективным, как и новый комплект, только что вышедший из кузни.
Себастион рассматривал добычу, держа на свету. Когда-то наруч покрывала тускло-зеленая краска, но затем нечто так глубоко разъело верхний керамитовый слой — у обшлага, вплоть до несущей оболочки — что фрагмент брони приобрел крапчатый, смутно органический вид.
— Эти же части, увы, бесполезны для меня.
Магистр кузни сжал кулак, и на глазах у Бокари протравленные коррозией пластины согнулись, а затем рассыпались по полу кусками никчемного металлолома.
— Но что насчет остального, мой господин? — спросил послушник. — Кое-какие фрагменты выглядят неплохо. Может, пойдут хоть на запчасти?
Расправив плечи, Себастион опустил две верхние конечности сервосбруи и разворошил содержимое контейнера.
— Их достали из тиранидских прудов переработки, верно?
Бокари взглянул на Медона, и тот кивнул в знак подтверждения.
— Так точно, магистр кузни. 49-я спасательная команда только что вернулась после высадки на корабль-улей № 78114 «Рокола». На извлеченную материальную часть есть все документы, заверенные представителем карантинной зоны. Обломки уже прошли дезинфекцию.
Сняв с пояса сканирующий модуль, Себастион прижал его к темно-красной поверхности наплечника, испещренной следами биокислоты ксеносов. На изогнутой пластине, окаймленной высокими закраинами, вставал на задние лапы геральдический лев. Магистр кузни изучил наплечник взглядом мастера-оружейника.
— У меня нет времени на восстановительные операции, послушник. Герметизирующие уплотнители на добытых фрагментах сгнили, и я сомневаюсь, что уцелевшие жгуты пседомышц вынесут требуемую нагрузку. Все сервоприводы нуждаются в замене, но никто не откроет ради этого наши резервные хранилища.
Он передал наплечник Бокари.
— Расплавь все пластины, структурная целостность которых ниже пятидесяти процентов, а остальные отнеси на свой верстак. Если сможешь собрать из них доспех, достойный благословения, я с радостью порекомендую тебя в подмастерья.
— Благодарю, магистр кузни, — с широкой улыбкой поклонился послушник.
Себастион уже собирался вернуться к работе, но Бокари указал на второй контейнер.
— Простите, мой господин, но я принес ещё кое-что. И вам точно стоит на это посмотреть.
Двое других послушников откинули крышку, и органический глаз магистра кузни расширился.
Он увидел громоздкий торс и правую руку могучей терминаторской брони типа «Индомитус», горизонтально уложенные в ящик, из-за чего тот напоминал домовину героя-мученика. Хотя краски на металле почти не осталось, когда-то доспех явно имел глубокий синий цвет.
Заметив то же, что и их повелитель, ближайшие к контейнеру сервы остановили работу и сложили руки над сердцем в знаке аквилы. На их лицах читался благоговейный трепет.
— Где… Где вы это нашли? — с трудом выговорил Себастион.
Медон выступил вперед.
— Во внешнем пузыре корабля-улья, мой господин. Там не было гравитации, и крови тоже не было. Он вроде как просто лежал…
— Он?
— Бывший владелец брони. Я думаю, воин погиб уже давно, но мы все равно передали останки апотекариям, со всеми почестями, мой господин. Они позаботятся о теле должным образом.
Магистр кузни поднял поврежденную руку доспеха, примечая каждое пятно и шрам на металле, измеряя деформированные гнезда подключения вооружений парой микрометров. По его щеке пробежала слеза.
Рука Бокари коснулась нагрудника брони, накрыв потускневшего имперского орла.
— Состояние не идеальное, я понимаю. На латной перчатке не осталось пальцев, но оружейные крепления целы. Думаю, пока мы не найдем лучше сохранившийся доспех, этот вполне заслуживает восстановления. Четырех комплектов терминаторской брони, согласно Кодексу, все ещё недостаточно для создания полноценного отделения, но боевой дух во флоте наверняка поднимется, и очень серьезно.
— Верно, — ответил Себастион, не отрываясь от изучения доспеха. — Для Кос Императора эта находка станет настоящим сокровищем, Бокари. Дороже всего остального, сложенного вместе, и даже драгоценнее, чем жизнь любого из космодесантников. 49-я спасательная команда должна быть представлена к заслуженной награде.
Издав краткий сигнал, магистр кузни приказал грузовому сервитору отнести доспех в личное рабочее святилище. Сервы вернулись к работе, но Себастион выглядел задумчивым.
— Знаешь, что говорят некоторые боевые братья, послушник Бокари? Они утверждают, что мы оскорбляем память воинов и их орденов, бесчестно разбирая броню павших, пуская её на запчасти для собственных нужд.
Бокари нахмурился.
— Погибшим больше не нужны доспехи. Если бы я пал в бою, то хотел бы, чтобы всё мое снаряжение собрали и использовали для мести ублюдочным ксеносам.
Зрительные линзы Себастиона жужжали, пока он вглядывался в лицо неофита. Механический взгляд магистра кузни оставался холодным и отстраненным, но в нем появился оттенок горечи.
— Рано или поздно, Бокари, так и случится.
Лори Голдинг Кровь Соты
Все то, что я имею и чем являюсь, заработано и оплачено кровью.
Моей собственной, братьев и врагов.
Крепко сжимая обеими перчатками огромный топор — символ моей власти — я шел по мрачным коридорам корабля, выискивая ускользающую дичь. На шифрованном канале вокса трещали напряженные переговоры моих подчиненных, которые прочесывали инженерные уровни и верхние палубы.
При нормальных обстоятельствах я бы сделал им выговор за подобную расслабленность — в конце концов, это была охота, а охотники хранят молчание, пока не возьмут добычу — однако принимая во внимание обстоятельства, я придержал язык.
Их дисциплину подточило горе. Горе утраты родного мира ордена.
Явился Великий Пожиратель, и теперь оказалось, что чужеродная жажда плоти и крови последовала за ними к звездам. В момент наибольшего упадка она поразила их из тьмы малого корабля-убежища, пока они бежали, пробиваясь сквозь безумие варпа. Правда ли, что возобновившийся яростный жар этой кровожадности, этой жгучей потребности убивать, пожирать и осквернять всецело застал нас врасплох? Или же это было с нами с самого начала?
Итак, принимая во внимание обстоятельства, я придержал язык. Насколько я мог судить, к этому моменту мы, наконец, оставили тиранидам лазурную кривую ближней орбиты Соты. Нас было четырнадцать, последние уцелевшие из славной Восьмой роты.
Меня зовут брат-капитан Восок Далл. Я назначен — или, скорее, был назначен — лордом-палачом Кос Императора.
Внутри моего шлема зазвенел вокс, хотя канал в значительной степени забивали наспех введенные протоколы безопасности. Голос принадлежал брату Митру — многообещающему молодому воину, который, по-моему, был родом с мира-улья Раднар.
— Братья, тут еще тела. Уровень шесть, каюты экипажа.
Он сделал долгую паузу, нерешительные шаги были едва различимы на фоне шипения.
— Святая Терра. Их порвали на куски.
Несколько месяцев назад я отметил Митру на повышение до командира отделения, хотя пламя амбиций мгновенно пропало из его глаз, когда он впервые увидел огромные корабли флота-улья Кракен, чьи кружащиеся щупальца тянулись к нам. В самом начале вторжения мы наблюдали сквозь громадные обзорные порталы орбитальной станции «Эгида», как абордажную команду сержанта Ремаса поглотил головной корабль ксеносов, и в тот миг я понял, что перестал доверять Митру. Неважно, боялся ли он на самом деле чужих в глубине себя, однако он точно не испытывал к ним такую всеподавляющую ненависть, как я. Лишь только взглянув на него, я осознал это с той ясностью, которую в силах дать лишь такие моменты.
В отличие от Митру, я бы с удовольствием остался и обрушивал на тиранидов кровавое возмездие до самого печального конца. Я бы воздвиг гору из сотни их уродливых черепов во имя планеты, до которой мне, по правде говоря, было мало дела.
После того, как мы избежали рока Соты, битве предстояло продолжиться на борту нашего корабля.
Я родился на Беремине, самом малом и удаленном мире Сотарской Лиги. Казалось, что его никогда не следует принимать в серьезный расчет, однако именно так дело и обстояло — это было очевидно, хотя никто об этом открыто не говорил. Косы Императора держали один из своих многочисленных аванпостов для сбора дани в льдистых горах за равнинами, где обитали мои смертные сородичи, и еще до того, как я встретил свою десятую зиму, меня забрали в эту холодную твердыню, дабы я начал жить заново.
Я и мои товарищи-рекруты не ступали на нашу новую, приемную родину до становления полностью прошедшими инициацию боевыми братьями ордена. Я всегда гадал, было ли это сознательным умыслом — до последнего возможного момента держать низкорожденных на расстоянии, пока наши более удачливые кузены с Соты с первого дня службы процветали в тренировочных залах горы Фарос. То же самое происходило со всеми инициатами-иномирцами, что говорило о глубоко заложенном в культуре высокомерии, которое бередило мне душу с того мига, когда я впервые вдохнул родной воздух.
— Мы приветствуем вас, братья, — произнес капитан Пнагос, Магистр Рекрутов, на посадочной площадке Одессы. — Ваш путь был долгим, но теперь вы стоите рядом с прочими из нас как равные.
Равные.
Равенство. Сомневаюсь, что старый пес вообще знал значение этого слова. Он встретил нас в сопровождении почетного караула из скаутов — скаутов! — и объявил всех нас равными. По ту сторону забрала я скрежетал зубами, пока один из них не сломался.
Как же это было показательно — когда много десятилетий спустя я поднялся до командования Восьмой, то оказался единственным ротным офицером за более чем девять веков, который вырос не на родной планете ордена. К тому моменту Пнагоса уже не было, он был убит в ходе Ксиканской кампании, и его сменил магистр Левидис — очередной сотанец. Не могу отрицать, что был разочарован. Мне бы понравилось выражение лица старого Лагоса, когда я бы отказался от изукрашенной двуручной косы своего предшественника, а вместо нее принял от Берлина покрытый бронзой силовой топор и на его клинке принес клятвы капитана.
Равные…
Мигающие осветительные полосы отбрасывали в коридор впереди длинные тени. Митру и прочие удаленно перекрыли большинство основных магистральных проходов, заблокировав переборки, чтобы помешать врагу перемещаться между отсеками и провести атаку на собственных условиях.
Это было умно. Принимая во внимание обстоятельства, я не ожидал этого от него. Возможно, для него еще оставалась надежда.
Я быстро и тихо двигался обратно к транзитным конвейерам, откуда поступили первые панические сообщения о продолжении сражения. Исходя из расчета движений и распространения атаки, предполагалось, что это, скорее всего, была некая ксеноформа-убийца, проскользнувшая на борт вместе с проклятыми беженцами из северного жилого блока, или же в аварийном грузе, которые помещали на все возможные эвакуационные корабли. Сейчас уже было невозможно сказать наверняка. Слишком много хаоса творилось в последние часы, когда стала очевидна тщетность обороны планеты. Нам пришлось забирать все, что не было прикручено к полу, и направляться к точке сбора флота за краем системы. Отставшие из других рот — Третьей, Седьмой и Девятой — также доставили все, что собрали.
Я еще мог понять материальную часть: провизию, боеприпасы, даже скот. Но беженцы? Меня тошнило от надменности идеи, будто у простых людей Соты было что-либо, достойное спасения. Судьба ордена балансировала на лезвии ножа, крепость-монастырь была утрачена, и по последним оценкам оставалось едва ли две сотни космодесантников. Чем было ценно сохранить семьи мертвого мира?
Я не был нянькой, смотрителем за людьми-рабами. Я был убийцей. Палачом.
Я был Палачом.
И кроме того, оказали ли бы такое почтение любому из бессчетных прочих миров, которые теперь несомненно падут в тени Кракена по всей Сотаре и за ее пределами? Сочли бы их обычаи, историю и традиции достойными сохранения?
Мне было трудно в это поверить.
На платформе загрузки конвейеров я остановился в почти полном мраке и поочередно заглянул в каждый из открытых ангаров, чтобы удостовериться, что действительно один. Открытое пространство между небрежно расставленными контейнерами и погнутыми буксировочными клетями было усеяно мертвецами. Среди них было мало моих братьев-Кос, однако их кровь казалась самой яркой на тусклом покрытии…
Вспыхнули внутренние сенсоры доспеха. Со стороны ангаров правого борта приближалось несколько четких сигналов.
Я непроизвольно активировал разрывающее поле своего покрытого бронзой топора и, словно призрак, занял позицию у люка в переборке. Оружие светилось во мраке красным, словно тлеющие угли.
Я вспомнил первое убийство, которое совершил во время вторжения на ступенях Фароса. Чудовищное создание ростом в семь метров с грохотом поднималось по склонам горы к крепости-монастырю, отмахиваясь от попаданий лазпушек. Заряды тяжелых болтеров поглаживали его бронированный рогатый панцирь, словно легкий летний ветерок. Оно приближалось, прорываясь через систему обороны и с равной легкостью раздирая укрепленные огневые точки и броню боевых танков при помощи могучих и когтистых передних конечностей.
Когда громадный зверь прошел между бастионов последних врат и оказался в тени горного пика, в атаку бросился только я один, а самые отважные и блестящие воины Соты бежали с его пути. Я помню то неверие, которое вскипело внутри меня, пробиваясь через ярость и боевое сосредоточение — то, что мои братья по ордену позволяют этому чудовищу пробить передние ворота величайшей твердыни их родного мира, было…
Для меня это было абсолютно непостижимо.
Всю свою жизнь я сражался, чтобы заслужить уважение и признание тех, кого называл братьями. Я расправлялся, проливал кровь и убеждал, поднимаясь и преодолевая сопротивление иерархии, благодаря собственным достижениям и безграничной преданности.
Во мне не было крови Соты, и все же я желал умереть, защищая этот мир, в то время как остальные, возможно — нет.
Наступая без колебаний, я встретился взглядом с чудовищем-тиранидом. Оно стояло под горой Фарос и само напоминало гору — гору из плоти, костей, зубов и когтей, испытывающую вечный неутолимый голод.
Оно раскрыло клыкастые челюсти и взревело. Полностью закованное в темный кроваво-красный хитин, оно казалось самым безупречным воплощением ярости и бешенства, какое я когда-либо мог вообразить, и даже в тот миг я задумался, чему смогу научиться у этого противника. Теперь, при взгляде на мой собственный доспех, некогда бывший первозданно черным и золотисто-желтым, но впоследствии обильно запятнанный багряным, было несложно увидеть ответ.
Люк открылся, и в зал конвейерной платформы ударили яркие лучи оружейных фонарей. Внутрь вошло двое моих братьев из Восьмой роты, держащие наготове цепные клинки и пистолеты. За ними следовал третий с силовым серпом.
Это были не тираниды, а воины, которых я лично выбрал из рядов скаутских отделений Левидиса — благородные Косы, обученные мной искусству войны. Они сражались под моим началом в сотне битв, мы вместе встретили ужасы Кракена и чудом ушли живыми.
Я нанес первому удар сверху. Лезвие топора рассекло правый наплечник и разорвало нагрудник. Из растерзанной груди ударил фонтан крови, запятнавший мой визор. Когда он рухнул на палубу, я уперся сапогом ему в диафрагму и выдернул топор, как раз когда его товарищ в упор выпустил мне в бок болт. Попадание развернуло меня, однако я превратил движение в очередной смертельный удар, рубанув по шее незадачливого космодесантника и едва не снеся ему голову.
Третий воин попятился, подняв серп для защиты. Не отводя от меня глаз, он звал по воксу.
— Я его нашел! Он в помещениях загрузки конвейеров, уровень…
Я заставил его умолкнуть звериным рычанием. Оно приятно отдавалось в груди и эхом разносилось из решетки вокса. Серп приподнялся в ответ.
— Далл, это безумие. Своим предательством ты бесчестишь память родины.
— Чьей родины? — прошипел я. — Не моей.
Прежде, чем он успел произнести еще хоть слово, я прикончил его.
Брат-капитан Восок Далл, лорд-палач Кос Императора. В конечном итоге титул стал содержать в себе немало иронии.
Я отключил разрывающее поле и обтер лезвие топора ладонью перчатки. А затем впервые за несколько часов открыл свой вокс-канал.
— Я иду за тобой, Митру. Иду за всеми вами.
Я шел, а кровь Соты свободно стекала на палубу. Теперь ее ток действительно ослаб, и она была жиже холодных талых вод с гор давно позабытого Беремина.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги