Адмирал Империи 17

Глава 5

Место действия: звездная система HD 22048, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Таврида» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: не определен — спорный сектор пространства.

Претенденты: Российская Империя, Американская Сенатская Республика.

Расстояние до звездной системы «Новая Москва»: 198 световых лет.

Точка пространства: сектор межзвездного перехода «Таврида–Бессарабия».

Дата: 29 февраля 2215 года.

Наблюдал за этим избиением и я. Причем не менее Красовского удивляясь, как легко полякам удалось сначала отбить нашу атаку, а затем, и перейти в контрнаступление. Я-то считал, и поэтому уговаривал Александра Михайловича не лезть на рожон, что Мариуш затянет русские корабли за собой в «туман войны», отливающий на карте огромным «серым», абсолютно неизведанным газовым облаком, где по моим расчетам должен был прятаться его незабвенный батюшка коронный адмирал Адам Вишневский со своими дивизиями.

Однако, и я, и Красовский, похоже, недооценили храбрости капитанов польских кораблей, которые, несмотря на отсутствие энергозащиты, бросились на русских, как бешеные псы с желанием поквитаться за неоконченное у Херсонеса-3 сражение. И, к сожалению, атака у них получилась, и помощи Вишневского-старшего для этого не требовалось. Вражеские тяжелые и легкие крейсера смело шли на сближение, плавясь под огнем канониров Красовского, но все равно упорно идя вперед. Александр Михайлович своим рывком на «форсаже», сократившим расстояние между своими кораблями и кораблями противника до критически минимального, лишь помог полякам. Нашим артиллеристам попросту не хватало времени, чтобы остановить навал вражеской хоругви…

Я с ужасом смотрел, как гибнут один за другим последние вымпелы 10-ой «линейной». Как взорвался «Поспешный», как пропал сигнал с «Сивуча», вырезанного до последнего члена экипажа, как был выведен из строя и превратился в беззащитный остов тяжелый крейсер «Транзунд». В секторе боя действующими из группы Красовского оставались лишь два корабля. Это был флагман самого контр-адмирала Красовского и прикрывавший «Екатерину Великую» крейсер «Пантелеймон».

Который, потеряв возможность маневрировать из-за разрушения двигательных установок, завис в безвоздушном пространстве, прикрывая своим корпусом правый борт нашего авианосца. В это время польские крейсера стервятниками кружили вокруг, вгрызаясь непрекращающимися залпами в броневую обшивку последних русских дредноутов.

«Пантелеймон» и «Екатерина Великая» отвечали врагу заградительным огнем своих последних орудий. На авианосце итак их было немного, всего шесть батарей среднего калибра, две из которых к этому моменту уже молчали. На крейсере ситуация оказалась не лучше, но тут хотя бы работала главная батарея. Несмотря на это совокупного огня нашим хватало лишь для того, чтобы не подпускать к себе слишком близко вражеские крейсера, которые поначалу было намеревались несколькими таранными ударами разделаться с русскими кораблями, однако пока не решались подходить, опасаясь сгореть в потоках плазмы.

Тем не менее, участь «Пантелеймона» и «Екатерины Великой» была предрешена, сколько не отстреливайся, враг все равно задавит числом и, сократив палубные батареи русских кораблей до безопасного для себя количества, осуществит задуманное. Кажется, безысходность ситуации понимали все, и Александр Михайлович Красовский, вжавшийся в свое кресло и кусающий до крови губы в бессилии, что-либо сделать, и адмирал-подпоручик Мариуш Вишневский, снова почувствовавший себя на коне и радостный уже от того, что не предстанет перед своим отцом в качестве побитой собаки…

Однако в секторе оставался еще один корабль, который до сих пор не принимал участия в битве, оставшись после форсажного прыжка эскадры 10-ой «линейной» далеко позади. Этим кораблем был мой «Одинокий». Вымпелы Красовского гибли в противостоянии так быстро, что я даже не успел к ним присоединиться, и все это время, пока шло сражение, решал, как эффективней вступить в схватку. Безусловно, у меня еще оставался вариант повернуть обратно к Херсонесу-3, и не думаю, что кто-либо упрекнул бы меня за это. В той безнадежной ситуации, которая сложилась в секторе битвы для русской боевой группы, каждый капитан должен был действовать на свое усмотрение, прежде всего спасая собственный корабль и экипаж.

Но, убегать я изначально не собирался, иначе вообще бы не погнался за Красовским, пытаясь уговорить этого самодовольного упрямца отказаться от преследования поляков. Так что, если отступать не вариант, пора начинать действовать. Погибать безвестно я не желал, поэтому надо было придумать нечто такое, что бы могло нанести противнику максимально серьезный урон…

А самым существенным уроном для поляков явилась бы гибель их флагмана, безусловно, заодно с юным и горячим адмиралом Вишневским. Просто так бездумно входить в сектор, принимая на себя удары сразу нескольких дредноутов противника, пара из которых тебя непременно свяжет фронтальной артдуэлью, а еще парочка зайдет во «фланг» и «тыл», мне не хотелось. Поэтому все время, пока поляки с дальних дистанций обстреливали «Екатерину Великую» и «Пантелеймон» я по широкой дуге огибал построение противника, подбираясь к той точке пространства, откуда совершив прыжок на «форсаже» смогу по итогу очутиться непосредственно рядом с полюбившимся мне «Королем Владиславом» — авианосцем Мариуша Вишневского.

Поляки, включая их горячего командующего, так увлеченно разбирались с последними кораблями Красовского, расстреливая «Пантелеймон» и «Екатерину Великую» как в тире, что по-прежнему не обращали на мой крейсер, тускло мерцающий на тактических картах где-то на окраине, никакого внимания. Мне показалось это странным и немного даже обидело, как это «Одинокий» шляхтичи ни во что не ставят. Однако надо было радоваться, что тебя не замечают. Потому, как я спустя двадцать с лишним минут лёта достиг-таки тех самых координат, из которых можно было по прямой рвануть к флагману Вишневского…

Единственное, перед тем, как подходить к вражескому авианосцу на расстояние работы палубной артиллерии и открывать по нему огонь, необходимо было обнулить все имеющиеся на «Короле Владиславе» защитные энергетические поля. Флагман Вишневского, так уж случилось, оставался единственным кораблем в хоругви с действующими силовыми экранами, и в этом случае, вступать с авианосцем в дуэль, означало тратить на его уничтожение гораздо больше времени, чем я и мои канониры могли себе позволить. Любая задержка в данном противостоянии будет стоить жизни «Одинокому» и его команде, пан-адмирал Вишневский не будет просто так сидеть и ждать, пока его корабль уничтожат, он обязательно пошлет навстречу «Одинокому», а вернее, ему в обход, свои легкие крейсера и тогда нашей с Алексой и остальными ребятами судьбе никто не позавидует.

Разделаться с «Королем Владиславом» или на польский манер «Крулем Владиславом» мне нужно было за кратчайшее время, а это означало, что ни одного силового щита на вражеском авианосце, к тому моменту, когда «Одинокий» к нему приблизится на максимально эффективное для стрельбы расстояние, не должно быть и в помине. Каким образом это можно было осуществить? Тут особо гадать нечего — посылаешь к дредноуту противника своих «соколов», и дело с концом. Благо все условия для успешной атаки моей палубной эскадрильи имелись.

Все «гусары» с авианосца Вишневского были сейчас в космосе и кружились вокруг «Екатерины Великой» и «Пантелеймона», пытаясь дотянуться до наших кораблей в то время, как сводная эскадрилья с флагмана Красовского, лишенная своего командира, но все же пока достаточная по численности и боеспособная, старалась этого не допустить. Таким образом, все истребители поляков были сейчас в деле и ни одной машины Вишневский для охранения «Короля Владислава» при себе не оставил. Грех такой промашкой юнца, (а я по-прежнему называл Мариуша малышом, почему-то так мне хотелось). Так вот удача сама шла мне в руки, и медлить тут было нельзя, поэтому я оперативно связался с майором Белло, приказывая ее эскадрильи покинуть ангары…

— Сделай мне вон тот корабль, — в разговорной манере Красовского, я передал на экран Наэме координаты, стоящего в полумиллионе километров от нас польского авианосца, сопроводив это слегка дурашливым высказыванием. — И сделай его как можно быстрей…

— Странная у вас речь, шеф, — хмыкнула девушка. — Но я поняла, сейчас сделаю…

Одиннадцать МиГов вынырнули из под нижней палубы «Одинокого» и на «форсаже» рванули к «Королю Владиславу» по кратчайшей траектории. Я автоматически пробежал по списку пилотов и пока еще целых машин, с удивлением для себя заметив, что одним из ведомых Наэмы был наш с ней новый знакомый — полковник Винтер.

— Ого, быстро он восстановился, — усмехнулся я сам себе. — Да еще и успел войти в доверие к майору, ведь Наэма не дает свои машины кому попало. Видимо произвел-таки англичанин впечатление на нашу неприступную красавицу…

Я был доволен, что Гордон Винтер, послужной список которого я заранее, после встречи и разговора с ним я просмотрел, находился сейчас в составе эскадрильи, таких профессиональных асов было не так много в космофлоте, так что лишним он рядом с Белло не будет. Тем более, что наши МиГи ждала встреча с сильной зенитной артиллерией авианосца, к которому они в данный момент уже подлетали…

Одиннадцать стремительных как стрижи русских истребителей зашли «Королю Владиславу» со стороны кормы, что несколько облегчило работу Наэме и ее подопечным. Силовые установки польского авианосца оберегали всего четыре зенитных расчета, которые в итоге не смогли остановить навал наших машин, позволив «соколам» без потерь достигнуть внешней обшивки корабля и рассредоточившись, пойти вдоль корпуса, на ходу уничтожая трансляторы его защитных полей.

Атака Наэмы оказалась неожиданной для команды «Короля Владислава», да и самого Мариуша Вишневского, который был сконцентрирован на том, чтобы разделаться с двумя последними кораблями дивизии Красовского, что на время оставил без внимания мой крейсер и моих палубников. Которые, в свою очередь, без устали и планомерно, уворачиваясь от перекрестного заградительного огня скорострельных зенитных орудий вражеского авианосца, выявляли и в несколько заходов уничтожали один транслятор его защитных полей за другим.

Отзывать назад из сектора боя своих «гусаров» Мариушу уже не было никакого смысла, его тяжелые истребители, даже если и выйдут из сражения, все равно не успеют достичь своего флагманского авианосца до того, как русские пилоты выжгут все его трансляторы, а потом, обладая более высокой скоростью, просто пустятся наутек и тем самым уйдут от возмездия. Поэтому пану-адмиралу Вишневскому оставалось только лишь орать на своих операторов зенитных орудий, чтобы те поскорей перебили все эти чертовы МиГи.

Но приказать легче, чем осуществить, зенитки поляков итак работали без перерыва, однако изначально проворонив подход русской эскадрильи, истребители которой вошли в так называемую «мертвую зону», плотно прижавшись к корпусу авианосца, сделать уже особо ничего не могли. В итоге, спустя десять стандартных минут все до единого, и основные, и дублирующие трансляторы на внешней обшивке «Короля Владислава» были благополучно нашими пилотами уничтожены, и его энергополя автоматически перестали существовать, предоставив моим канонирам прекрасную, практически незащищенную мишень…

Единственное, польским зенитчикам повезло-таки подбить один наш МиГ, который активней всех остальных работал по целям на поверхности авианосца и по сути был обречен, рано или поздно, такие энергичные попадали под перекрестный огонь и погибали. Этим истребителем, как назло, оказался истребитель Наэмы Белло. Я когда это увидел, на время даже оцепенел и забыл про все на свете. Благо переживать долго не пришлось, данные сканеров показывали, что во-первых, спасательная капсула вместе с Наэмой успела благополучно и что самое главное вовремя отделиться от разрушающегося на глазах фюзеляжа машины, а во-вторых, ее тут же подобрал следовавший рядом один из наших МиГов.

Я снова расплылся в улыбке, когда увидел, что спасителем Наэмы оказался наш англичанин Винтер.

— Нет, Наэма, это точно твоя судьба, — ухмыльнулся я, снова разговаривая в полголоса сам с собой. — Жаль только Якима Наливайко, еще одного твоего ухажера. Но тут уж ничего не поделаешь…

Как только защитные поля польского авианосца исчезли, я приказал «соколам» немедленно отходить обратно на «базу», а после сразу же обратился к своим артиллеристам:

— Сделайте мне вон тот корабль, — в понравившейся мне, и, похоже, судя по недовольной мордашке стоящей рядом Алексы, понравившейся только мне, манере общения, я связался с офицерами палубных батарей. — Чтобы через пять минуть на «Круле Владиславе» не осталось ни одного орудия, а если наш друг пан Вишневский растеряется и забудет развернуть свой авианосец, то и силовых установок…

— Сейчас сделаем, господин контр-адмирал, — ответили мои канониры, и открыли по несчастному польскому флагману такой огонь, что я поначалу подумал, будто на «Одиноком» действуют все девять орудийных платформ, настолько плотным и непрекращающимся был поток плазмы из жерл его импульсных пушек.

Мариуш все же догадался повернуться ко мне носом, укрывая от смертоносных зарядов двигатели своего корабля, но это единственное, что командующий 4-ой хоругви мог в той ситуации сделать. В остальном мои артиллеристы полностью выполнили возложенные на них обязанности и за короткий срок разбили вдребезги и расплавили практически все орудийные батареи «Короля Владислава»…

— А теперь соедините меня с Вишневским, — приказал я операторам связи. — Хочу с ним кое о чем переговорить…

В это время «Одинокий», выйдя на линию атаки, все ближе и ближе подбирался к вражескому флагману.

— Давно не виделись, пан-адмирал, — поприветствовал я, Мариуша Вишневского, когда разгоряченное, раскрасневшееся лицо шляхтича появилось передо мной на экране. — Нашу встречу, проходившую там, у Херсонеса, прервали, и сейчас, думаю, нужно ее завершить. Как вы насчет еще одного поединка?

— Смотрю, раны на тебе, Васильков, заживают также быстро, как и на собаке, — усмехнулся Мариуш. — Помнится, только что с моего корабля выносили твое практически бездыханное тело, а глядишь и через пару часов ты как новенький…

— Чудеса современной отечественной медицины, — отмахнулся я. — Но не увиливайте, господин адмирал. Так что насчет окончания поединка?

— Я ты настырный, — нахмурился Вишневский, все чаще по ходу нашего разговора посматривая на соседний монитор, видимо, с показаниями характеристик своего авианосца, по которому продолжали долбить пушки «Одинокого». — Что ж, прилетай, буду ждать с нетерпением…

— Спасибо за приглашение, обязательно буду, — кивнул я. — Только сразу предупреждаю, что прибуду на ваш флагман не с двумя помощниками, как это было при первой нашей встрече, а с двумя сотнями секундантов.

— Я же говорю, добро пожаловать, — зло ответил мне польский адмирал. — Мои хайдуты окажут московитам радушный прием, сколько бы вас не прибыло.

— А, знаете, пан, — задумчиво произнес я, почесав подбородок, — я передумал. Зачем зря рисковать жизнями своих «морпехов», уж лучше я вас просто так расстреляю с ближней дистанции…

Как раз после этих моих слов «Короля Владислава» сильно тряхнуло от сразу серии прямых попаданий по нему «Одинокого». Внешний слой обшивки польского флагмана на его носовой части уже практически отсутствовал полностью, а плазма, каждую секунду выпускаемая русскими орудиями, настырно продолжала все глубже и глубже проникать в срединные отсеки авианосца Вишневского, убивая на своем пути все живое и разрушая до основания все неживое. Мариуш, понял, что козыри на моей стороне и с неработающими силовыми экранами, на одной лишь броне, его кораблю долго не продержаться.

Да, по приказу польского командующего к «Королю Владиславу» на помощь развернувшись и на время оставив в покое два последних русских вымпела из дивизии Красовского, вроде как уже спешили тяжелые крейсера «Калиш» и «Познать». Но они явно не успевали подойти и прикрыть собой постепенно разрушающийся авианосец до того момента, когда орудия «Одинокого» с ним окончательно покончат.

Хотя, честно признать, все это было на тоненького. Ни я, ни Мариуш, ни остальные капитаны рядом находящихся кораблей не могли с уверенностью сказать, кто и чего успеет или не успеет. Тем не менее, я гнул свою «линию», продолжая морально давить на Вишневского-младшего, а тот, в свою очередь упирался и отказывался от переговоров, рассчитывая потянуть время и дождаться-таки подхода своих крейсеров. Так какое-то время мы с ним через экран и пикировались.

— Ладно, достаточно слов, — в итоге хлопнул я по подлокотнику кресла, тем самым показывая, что разговор окончен. — Принимайте решение адмирал, вариантов два. Первый — вы прекращаете бить по «Екатерине Великой» и «Пантелеймону», и мы расходимся в разные стороны, будто ничего не произошло. Тогда всем становиться хорошо и даже отчасти приятно. И второй вариант — вы настырно продолжаете попытки добить вымпелы 10-ой «линейной» и не обращаете на мои призывы к переговорам никакого внимания. В этом случае, погибаем все мы. Безусловно, ни «Пантелеймону», ни авианосцу Красовского, ни моему крейсеру при таком раскладе не выжить, это факт. Но отправляетесь к праотцам и вы вместе с командой «Короля Владислава», это я вам могу гарантировать…

Смеяться вы перестанете уже через пару минут, господин хороший, — отреагировал я на ухмылку моего собеседника, — когда заряды моих орудий доберутся до внутренних незащищенных нимидийской броней отсеков вашего корабля. Тогда я на вашу улыбочку посмотрю еще раз, последний…

— «Круль Владислав» и не такое переживал, — махнул рукой Мариуш Вишневский со знанием дела.

— Что ж, вполне вероятно, что данный авианосец и доживет до момента, когда его прикроют своими силовыми полями и корпусами спешащие вам на помощь крейсера, — согласился я, кивая поляку. — Однако не радуйтесь заранее, весь мой экипаж уже в боевых скафандрах и готов к абордажу. Через пять, максимум семь стандартных минут, на борту вашего «Круля» будет двести пятьдесят штурмовиков. Готовы ли вы со своими людьми, разбросанными в данный момент по трем палубам авианосца, противостоять нам? Можете не отвечать, я и так знаю, что не готовы!

Мариуш промолчал, хотя внутри весь кипел от негодования и наглости, с которой с ним разговаривал этот безродный московит. Польский командующий не боялся смерти, тем более, что как уже было сказано, в этом раскладе не ясно было, кто одержит верх. «Познань» и «Калиш», а за ними еще два легких крейсера были уже по космическим меркам в двух шагах и очень может быть, что русский адмирал просто брал его на слабо. Именно поэтому Вишневский-младший до сих пор хранил молчание, продолжая при этом испепелять меня ненавидящим взглядом. Я уже стал переживать, что мой противник выстоит и не пойдет на уступки, потому, как вражеские корабли уже выходили линию атаки на «Одинокий» и вскоре ситуация для моего крейсера, без преувеличения окажется критической…

— Язык проглотил⁈ — повысил я голос на замеревшего передо мной на экране Мариуша. — Больше повторять не буду. У тебя десять секунд, пан-адмирал!

— Ладно-ладно, расходимся московит, — внезапно сломался Вишневский, будто его подменили. — Даешь слово офицера, что не станешь больше преследовать мои корабли, вплоть до сектора перехода «Таврида–Бессарабия»? А то я с одной такой курвой договорился, а он, как ты знаешь, не выполнил своих обещаний.

— Я не Красовский, и слову моему можешь верить, — кивнул я. — Обещаю…

— А так же дай слово, что не позволишь ни одному из имперских кораблей, их капитанов и адмиралов, совершить подобное нападение, — не успокаивался Мариуш.

— Обещаю, что не позволю никому нарушить данное перемирие, — устало ответил я, думая, что Вишневский снова боится ножа в спину от Александра Михайловича Красовского, безусловно, способного на нечто подобное. — Только перед этим прекрати вести огонь по нашим кораблям.

— Договорились, Васильков, я отдаю приказ о прекращении огня, — подытожил польский адмирал, засуетившись и о чем-то нервно переговариваясь со своими офицерами на мостике. — Поверю тебе еще один раз…

Я с облегчением услышал информацию от своих операторов, которые спустя полминуты подтвердили, что польские крейсера прекратили пальбу по кораблям Красовского и спешно отходят из сектора. Одновременно с этим я отдал распоряжение своим канонирам — прекратить стрелять по «Королю Владиславу».

«Слава Богу, Мариуш оказывается не такой уж и бесчестный и глупый, каким мог показаться ранее», — подумал я, наблюдая, как польская хоругвь, снова выстраивается в походную колонну с намерением продолжить свой путь к спасительному переходу на «Бессарабию».

— Господин, контр-адмирал, эскадра на радарах, — в какое-то мгновение долетел до меня голос оператора.

Я машинально перевел взгляд на тактическую карту и закрыл лицо руками.

— Так вот почему, паныч, ты такой покладистый оказался, — вздохнул я, смотря на карту и не веря своим глазам…