Адвокат Империи 3

Глава 5

— … где конкретно вы обнаружили наркотики, когда производили обыск? — спросил Стрельцов, расхаживая перед кафедрой, где сидел офицер столичной полиции.

— Мы обнаружили их в вентиляционном канале в ванной комнате. За пластиковой решёткой.

— Понятно, — хмыкнул Стрельцов. — Может быть, когда вы зашли в квартиру, там был кто-то ещё. Кроме обвиняемой, я имею в виду.

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Нет. В квартире была лишь эта девушка. Больше никого.

— Ясно. Как вы узнали о том, что вам и вашему напарнику следует искать наркотики, принадлежащие обвиняемой, именно в этой квартире?

— Протестую, ваша честь, — тут же вскинулась Марина. — Наводящий вопрос.

— Снимаю вопрос, — моментально среагировал Стрельцов, даже не дав судье высказаться. — Скажите, сколько лет вы служите в полиции?

— Шестнадцать лет.

— И в вашей практике бывали случаи, когда человек совершивший преступление, спустя некоторое время совершал его вновь?

— Да, подобное случалось, — согласно кивнул тот.

— Часто?

— Это не повальное явление, если вы об этом, — начал было говорить он, но оказался тут же прерван прокурором.

— Ответьте на мой вопрос, — резко произнёс Стрельцов.

— Достаточно часто.

Я в очередной раз заметил, как Стрельцов опустил взгляд и посмотрел на циферблат карманных часов. После чего закрыл крышку и повернулся к судье.

— У меня всё, ваша честь. Но я оставляю за собой право вызвать данного свидетеля в дальнейшем.

Судья лишь кивнула ему и повернулась в нашу сторону.

— Свидетель переходит к защите.

Ну что ж. Вот и пришла пора нанести ответный удар по этому гаду. Марина вздохнула. Встала. Но из-за стола так и не вышла.

— Ваша честь, допрос свидетеля будет проводить мой помощник, Александр Рахманов.

Едва только она произнесла эти слова, как почти успевший опустится на свой стул Стрельцов моментально повернул голову в нашу сторону.

— Он всего лишь помощник, а не адвокат, ваша честь, — тут же завил он. — И он не имеет не то что лицензии, но даже соответствующего образования…

О, вон оно как. Я не смог удержаться от короткой усмешки. Значит, я взбесил его настолько, что он раскопал на меня информацию. Что ж, это даже приятно.

— Рахманов является моим доверенным помощником в этом деле, — быстро парировала Марина, гордо подняв голову. — По закону он может представлять клиента и вести допрос свидетелей в суде в том случае, если подзащитная и её адвокат не имеют претензий. В данном случае я претензий не имею.

Судья прищурилась и посмотрела на сидящую рядом с Мариной Яну.

— Обвиняемая, вы понимаете, что этот молодой человек не является профессиональным юристом, а лишь помощником вашего защитника и что, скорее всего, его квалификация не соответствует тому уровню, который необходим для представления ваших интересов в суде?

Конечно, немного обидно прозвучало, но… чего уж на правду-то обижаться. В конце концов так дела и обстояли.

К счастью, когда мы обговорили этот момент с Яной, она полностью приняла нашу сторону.

— Понимаю, — уверенно произнесла наша клиентка. — Я не против, ваша честь.

— Вы уверены? — ещё раз с нажимом спросила судья.

— Д… да. Да, я уверена, — уже громче сказала она.

— Что же, раз обвиняемая и её адвокат не имеют претензий в данном случае, я разрешаю. Можете провести допрос…

— Ваша честь, это смешно! — встрял Стрельцов.

— Адвокат обвиняемой прав, — пожала она плечами. — У них есть такое право.

М-м-м… это даже приятно. Он злится. А ведь мы до последнего не заявляли об этом. Держу пари, он ожидал, что именно Марина будет проводить допрос. В таком случае его первоначальное спокойствие было бы объяснимо. А сейчас, после столь неожиданного заявления, он занервничал. И нет. Не от того факта, что выступать буду я. Он меня не боялся. Пока что. Просто резкая смена привычной для него картины.

Ладно, Саша. Сколько лет прошло с тех пор, как ты последний раз проворачивал это. Ну что? Станцуем ещё разок.

Я поднялся и застегнул пиджак на одну пуговицу. Вышел из-за стола и подошёл к сидящему на своём стуле офицеру.

— Скажите, офицер, сказала ли что-либо моя подзащитная во время задержания?

— Протестую…

— Я всего лишь спросил о том, что произошло во время задержания, — в ответ перебил я Стрельцова, даже не дав ему договорить.

— Отклоняется, — заявила судья, встав на мою сторону и повернулась к офицеру. — Отвечайте на вопрос.

— Обвиняемая заявила, что никогда не видела этих наркотиков и впервые их видит, — хмыкнул полицейский, но именно этот ответ я и ожидал услышать.

— Вы ей поверили? — спросил я.

— Нет. Не поверил.

— Хорошо. Скажите, почему в этот день вы пришли именно в эту квартиру?

— Нам поступили анонимный звонок. Человек, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что по указанному адресу мы можем найти место хранения крупной партии наркотиков.

— Уточнили ли вы, кто именно сообщил вам информацию, которая привела вас в квартиру моей подзащитной? Кто именно стал источником этой информации?

— Нет.

— Почему? Проясните этот момент, будьте добры.

— Мы получаем большое количество подобных звонков, — пожал он плечами, словно это было само собой разумеющимся. — Иногда… даже чаще, чем нам хотелось бы, они представляют собой не более чем пустую болтовню. Но иногда приводят и к таким случаям.

— Каким случаям? — тут же уточнил я.

Офицер моргнул и посмотрел на меня.

— Ну, к арестам, — выдал он ответ с таким выражением, словно это подразумевалось само собой.

— И вас ничего не насторожило в этой информации?

— Нет. А должно было?

— Вы мне скажите, — хмыкнул я, прекрасно зная, что именно последует дальше.

— Протестую, защитник пытается манипулировать свидетелем. — Стрельцов посмотрел на меня крайне недобрым взглядом. — Офицеры полиции не обязаны строить теории о достоверности или недостоверности полученных ими сведений.

— Поддерживаю, — сказала судья и повернулась в мою сторону. — Задавайте вопросы по существу.

— Конечно, ваша честь, — вежливо кивнул я ей и снова повернулся к своей жертве. — Скажите, в наводке, которая привела вас в квартиру Яны Новиковой, содержалась информация, которая утверждала, что наркотики принадлежат именно ей?

— Нет, такого там не было.

— Какие-то конкретные сведения, которые бы указывали на причастность подзащитной к совершению незаконных действий?

— Нет.

— Соответственно, и ордера на непосредственный арест моей подзащитной у вас не было.

— Нет, не было, — покачал он головой с таким лицом, будто его уже успели утомить мои «глупые» вопросы.

— Вы когда-либо раньше встречали Яну Новикову до того дня, как ворвались в её квартиру?

А вот тут он растерялся. Чувствую, что мой вопрос сбил его с толку.

— К чему вы клоните…

— Ответьте на вопрос, пожалуйста, — вежливо попросил я его.

— Нет. Я никогда ранее её не встречал.

— То есть и причин подозревать её во лжи у вас также не имелось?

— Нет… наверное, нет.

— Н, вы ей не поверили.

— Нет, не поверил, — сказал он, явно не понимая, к чему именно я клоню.

— Скажите, ваш стаж работы в полиции ведь составляет шестнадцать лет. Я прав? — задал я следующий вопрос, на что получил кивок. — За время вашей работы случались ли с вами ситуации, в которых человек, застигнутый на месте преступления, заявлял, что он к нему не причастен?

— Это смешно, ваша честь! — заявил Стрельцов. — Данный суд рассматривает исключительно это дело. Посторонние случаи, даже из практики этого офицера, не имеют к нему отношения…

— Как это не имеют? — воскликнул я, мысленно благодаря его. Не ожидал, что окажется так легко загнать его в эту крошечную ловушку. — Данный свидетель составил мнение о виновности и правдивости моей подзащитной. При этом он основывал это мнение на своём профессиональном опыте. И я просто-таки обязан разобраться в данном аспекте.

— Только быстро, — с неохотой кивнула судья. — Протест отклонен.

— Итак, для прояснения ситуации, — продолжил я своё выступление. — Когда вы ворвались в квартиру моей подзащитной, не имея ни ордера на её арест, ни каких-либо подозрений в её адрес, а лишь анонимную наводку, вы просто взяли и отмели её слова о том, что наркотики не принадлежат ей и то, что она понятия не имела о них потому, что большинство подозреваемых в подобных ситуациях, по вашему мнению, лгут. Я прав?

— Ну, я бы сказал, да.

— Спасибо. — Я прошёл из стороны в сторону, заставляя свидетеля следить за мной взглядом. — Скажите, если я не ошибаюсь, то у вас и самого есть дочь, ведь так?

— Протестую, ваша честь, — сразу же заявил Стрельцов, но я этого ожидал. — Семейные отношения свидетеля не относятся к делу!

— Зато имею самое прямое отношение к демонстрации двойственности его показаний, ваша честь, — моментально парировал я.

Судья посмотрела на меня с нескрываемым скепсисом.

— И вы можете это доказать?

— Иначе этот вопрос я бы не задал.

— Хорошо. Можете продолжать, но если я пойму, что вы тратите время заседания и затягиваете процесс, то допрос будет окончен. Всё ясно?

— Конечно, ваша честь.

— Протест отклонен. Защита может продолжать допрос.

Стой на я пару метров ближе, то, должно быть, услышал бы, как Стрельцов скрипит зубами.

— Итак, возвращаясь к моему вопросу, у вас есть дочь, я прав? — проговорил, повернувшись обратно к полицейскому.

Стоило мне это произнести, как от мужчины за трибуной повеяло гордостью и теплотой. Сразу видно, что он её любит.

А ещё я видел, как не только присяжные следят за мной, вслушиваясь в мои слова, но даже судья внимательно следила за тем, какие вопросы я задавал. И делала это отнюдь не потому, что желала поймать меня на какой-либо ошибке. Нет. Я чувствовал её интерес и любопытство. Она хотела знать, к чему именно я веду.

— Да.

— Напомните, сколько ей лет?

— Ей семнадцать, — произнёс офицер.

— На два года младше моей подзащитной, — как бы невзначай сказал я, бросив короткий взгляд в сторону присяжных. — Она хорошая девочка? Вы ей гордитесь?

— Да. Конечно!

— Хорошо. Представим, что вы зашли к ней в комнату. Допустим, для того чтобы помочь с уборкой. И случайно обнаружили в её комнате наркотики. Вы не знаете, откуда они там взялись. Вы не знаете, кому они принадлежат. И ваша дочь говорит вам, что она впервые видит их. Что эти наркотики ей не принадлежат. Что по какому-то стечению обстоятельств эту мерзкую отраву, допустим, оставила у неё в комнате подруга. Например, потому, что боялась, что их найдут её родители. Скажите, если бы версия вашей собственной дочери в такой ситуации ничем не опровергалась, вы арестовали бы её с той же уверенностью, с какой арестовали мою подзащитную?

И вот тут он замешкался. Ещё бы! Ведь я только что поставил на место обвиняемой его собственную дочь. Ту, которой он так гордился и в которой не испытывал сомнений.

Или же не хотел сомневаться.

Жестоко ли это? Конечно. Мерзко? Да. И оправдываться я не собирался. Если смогу спасти свою подзащитную от той участи, что ей готовят, то моя совесть в этом плане будет чиста.

— Я… — Офицер запнулся. — Возможно, что нет.

Я улыбнулся, ощутив яростное недовольство с той стороны, где сидел прокурор.

— Спасибо вам, офицер. Это был правдивый и честный ответ. Именно такой, какой ожидаешь услышать от хорошего полицейского.

Я сделал пару шагов назад, в сторону своего стола.

— Хорошо. Допустим, что Яна Новикова честна. Нет ничего, ни единого факта, что противоречило бы её версии событий. Вы бы её арестовали?

И снова заминка. Не так-то уж и просто перечить собственным словам, ведь так?

— Я… я не знаю, — наконец выдал он вместе с волной неприязни в мою сторону.

Ему не нравилось то, что я заставил его сейчас испытывать. Но в этот момент мне было плевать на то, что он чувствовал. Главное в том, что я заставил его говорить.

— Хорошо. Тогда ещё один вопрос. Имелись ли в момент задержания какие-либо улики того, которые бы противоречили словам Яны Новиковой?

— Нет. Не было, — вздохнув, произнёс он.

Прекрасно. А теперь вторая ловушка.

— Значит, если бы на месте этой девушки, — я указал пальцем в сторону Яны и заметил, как каждый из десяти присяжных проследил взглядом за этим движением, — была бы ваша дочь, то мы бы сейчас не говорили бы здесь. Этого суда вовсе бы не было! Я прав? Я правильно вас понял?

Выждал всего мгновение и, прежде чем он успел ответить, добавил:

— Не забывайте, что вы находитесь под присягой.

Губы сжаты. В эмоциях злость, недовольство, раздражение. И теперь, после всех своих слов, он не может сказать нет. Просто потому, что моментально будет перечить сам себе.

— Возможно, — наконец признался он. — Наверное, не было бы.

— Спасибо, офицер. — Я ещё раз улыбнулся и посмотрел на судью. — У меня всё, ваша честь.

Вот так всего за десять минут сидящие на местах для присяжных люди увидели ясную и чёткую картину того, что Яна сидит здесь не потому, что она виновна. А потому, что один полицейский не счёл её слова достойными доверия.

Но это ещё не всё. Главное ещё впереди. Я не успел даже дойти до своего собственного стула за столом, когда Стрельцов вскочил со своего и вышел к трибуне.

— Замечательное предположение, офицер, — громко произнёс он, перетягивая одеяло внимания присяжных на себя, в очередной раз показывая мне, что является очень и очень умным обвинителем. Он торопился заполнить пустоту после моего выступления, чтобы не дать присяжным размышлять над тем, что они только что услышали.

— Почему ты не сказал, что оставляешь за собой право на повторный вызов⁈ — зашипела мне в ухо Марина, едва я только сел за стол. — Он же сейчас поломает всё, чего ты добился! Мы не сможем вызвать его в дальнейшем…

— Я знаю, — спокойно произнёс. — Я этого и жду. С этим мужиком мы всё решим здесь и сейчас.

— Ч… что⁈ — В её глазах была полная растерянность.

Я не стал объяснять дальше, а просто приложил палец к губам, прося её помолчать.

— Вы готовы поручиться, что обвиняемая честна точно так же, как ваша дочь? — задал вопрос Стрельцов, явно намереваясь поломать мою линию, и от сидящего на стуле полицейского повеяло облегчением. Снова прямой вопрос, над которым ему не нужно думать. Он даже выпрямился, ощущая себя более уверенно.

— Нет, — уверенно произнёс он.

— Вы поверили обвиняемой, когда она сказала вам, что эти наркотики ей не принадлежат?

— Нет. Нет, конечно!

— В тот момент, находясь в квартире обвиняемой, найдя там наркотики и полагаясь на ваш шестнадцатилетний опыт службы в доблестных рядах защитников закона, какое вы составили мнение о её словах?

— Я ей не поверил! — громко заявил он. — Естественно, я полагал, что она лжёт. Подозреваемые лгут всегда!

Ну что ж. Риск… кто не рискует, тот не побеждает.

Я встал со своего места.

— Простите, но при таких же обстоятельствах собственной дочери вы бы поверили, — практически обвиняющим тоном сказал я ему в лицо, моментально вызвав очередную вспышку злости с его стороны.

— А знаете что? Да! Может быть, я не так выразился, — горячо заговорил он, глядя мне в глаза. — Если бы я поймал собственную дочь с наркотиками, то, конечно же, я хотел бы ей верить! Ведь она моя дочь! Но если бы я нашёл у неё наркотики, то подумал бы, что она тоже лжёт.

— Вы сами сказали, что ваша дочь — честная девушка! — припомнил я ему его же слова.

— Но было бы неправильно автоматически ей верить! Я привык доверять фактам! Только фактам, а не словам!

Последние слова он едва не выкрикнул, вызвав короткую, едва заметную улыбку на лице прокурора.

Я с сожалением посмотрел на него и покачал головой.

— Боже мой, если же вы даже собственной любимой дочери не доверяете, — медленно, почти что растягивая слова проговорил я, переведя взгляд с офицера на прислушивающихся к моим словам присяжным, — то у Яны Новиковой и вовсе не было шансов на хоть какую-то непредвзятость…

Слушание перенесли на три дня. Я этого ожидал и был готов. Да и в целом больше ничего стоящего не произошло. Допрос второго полицейского, участвовавшего в аресте Яны, каких-то преимуществ ни одной из сторон не дал. Да и вряд ли смог бы. Всё, что мы со Стрельцовым делали, это задавали вопросы, постепенно приводящие к двум мнениям: о том, что подозреваемым доверять нельзя, и о том, что никаких улик, противоречащих словам Яны, не было, а значит, она говорила правду.

В общем, ничего особенно интересного. Покидались друг в друга протестами. Стрельцов обвинил меня в том, что я манипулирую свидетелем. Я же наехал на него за наводящие вопросы.

В остальном я мог с уверенностью сказать, что последний раунд остался за нами. Как бы нашему гневному обвинителю ни хотелось иного, но сейчас присяжные видели в Яне человека, который действительно мог оказаться в глупой и опасной ситуации не по своей вине. Я это ощущал по их эмоциям. Нет, конечно, не все. Четверо из десяти в данный момент испытывали исключительно неприязнь к нашей клиентке. За троих же я мог уверенно сказать, что они на нашей стороне.

А вот оставшиеся трое… без понятия. Слишком сложно было сказать что-то однозначное.

— Это… это было потрясающе! — Марина едва не подпрыгивала на месте.

— Спасибо, конечно, но мы ещё не победили, — немного уныло сказал я.

— Да ладно тебе, чего ты такой хмурый! Даже я видела, что присяжные тебя с открытым ртом слушали!

— Проблема в том, Марина, что они точно так же слушали и Стрельцова, — ответил я. — А он не менее хорош. Меня волнует другое.

— Что такое?

— Что будет, когда слушание продолжится. Обычно такие дела рассматривают один или два, максимум три дня. Не больше. За первый день у нас, считай, ничья. Но хотел бы я знать, что именно он выкинет в следующий раз.

А ещё меня сегодня ждала важная встреча. И, чёрт бы её побрал, надеюсь, что она будет продуктивной!