Глава 5

— Ипотека, Боря, это такая забавная штука. Вот живёшь ты в своих хоромах и понятия не имеешь, какова их рыночная стоимость. А они стоят целое состояние. И любая квартира, которую советское государство даром выдаёт гражданину, стоит денег. Но никто об этом не думает. У капиталистов не так. У них каждая копеечка подсчитана.

— Цент.

— Ну да, цент, пенс, неважно. И каждый цент ты должен выложить из своего кармана. А поскольку практически ни у кого такой громадной суммы в наличии нет, берут кредит в банке на покупку жилья. Берёшь ты, скажем, миллион…

— Миллион? — удивился Борис.

— Ну не миллион конечно, — почесал я в затылке. Сколько при нынешних ценах может стоить жильё, без понятия. — Тысяч пятьдесят, к примеру. Не суть. И отныне ты раб банка. Будешь двадцать лет выплачивать свой долг с процентами. Каждый месяц большую половину своей зарплаты ты будешь отдавать банку, и попробуй просрочить платёж. Будут звонить коллекторы по телефону и в дверь, напоминать и требовать погасить задолженность. Задолбают. И ладно, если только на словах, а то ведь и физическую силу порой применяют. Но и это ещё не всё. Твои платежи так хитро рассчитаны, что на погашение основного долга из них уходит мизерная часть, остальное — это проценты, начисленные на общую сумму долга.

— Как это? Разве ты платишь не оговорённый процент?

— Нет, друг мой, — засмеялся я. — В этом вся соль. Оговорённый процент начисляется на всю сумму долга. Его делят на двенадцать месяцев в году. И каждый месяц будь добр уплати. Я через это прошёл, и тоже долго не въезжал, как так-то. Но самое весёлое, что квартира, которую ты купил и живёшь в ней, тебе не принадлежит. Она в залоге у банка до тех пор, пока не расплатишься за кредит. И если ты в какой-то момент потерял работу и не смог платить дальше, её заберут и продадут, а тебя выселят по суду, и выплатят тебе лишь ту часть, которую ты уже отдал банку, а это, как мы уже выяснили, мизер. Так, пару раз в магазин сходить. Это и называется ипотека. Гениально, правда? Узаконенное мошенничество, как по мне. И ничего, работает. Представляешь, сколько бабла они в свои карманы получают просто так. Ростовщичество чистой воды. Я тебе рубль взаймы, а ты мне потом два вернёшь.

Мы пришли к Борькиному умельцу по документам. Умелец работал на пункте приёма стеклотары, где, собственно, Боря с ним и познакомился. Ну да, он на одних бутылках может прожить при необходимости. Пришлось ждать очереди на сдачу стекла, оно у Бориса было заготовлено и отмыто ещё с прошлого квартирника. Грузчики бегали с проволочными ящиками, вывозили очередную партию куда-то, видимо, на завод. А мы и ещё двое помятых граждан с авоськами, полными бутылок, ждали, когда начнут принимать. От нечего делать я и взялся просвещать Бориса о гримасах капитализма. А то он считает, что там всё распрекрасно, если полки магазинов ломятся от товаров.

Наконец, ЗИЛ отъехал, звякая стеклом на кочках, заветное окошечко в кассе открылось, и мы рванули к нему.

— Здорово, — протянул Боря руку. — Есть клиент. Вот, — махнул он в мою сторону.

На меня из тени посмотрели внимательным взглядом.

— Подождите. Сейчас вон тех приму и поговорим.

Мы отдали принесённое добро и пошли курить. Мысль бросить, конечно, была, но я её отогнал. Под сигаретку мне хорошо думается, так что пока я не готов отказаться от своей дурной, но самой любимой привычки. К тому же, это отличное средство коммуникации. Пригодится. Я и раньше с собой таскал целый набор сигарет. Когда рыщешь по городу в поисках улик, свидетелей и преступников, с кем только не приходится общаться. К каждому нужен свой подход, и сигареты порой открывают двери, рты и сердца получше любого ключика. Наконец на окошке появилась криво намалёванная табличка «Перерыв пятнадцать минут», и нас пропустили внутрь.

Коридор, уводящий вглубь здания, был заставлен ящиками, бутылками, банками и ещё каким-то хламом. Лампочка, освещавшая это добро, была одна, пол здесь отродясь не мыли, так что догадаться, какого он когда-то был цвета, не представлялось возможным. И не скажешь, что здесь обитает мастер ювелирной работы, способный изготовить документ любой сложности. Но Борис утверждал, что это так, и его знакомым здесь сделали по диплому, когда тех отчислили накануне защиты за участие в квартирнике, подобном Бориному. Собственно, тогда-то и узнал Боря про саму возможность жить с поддельными документами.

— Ребятам просто не повезло, случайно спалились. У меня всё предусмотрено, думаешь, зачем я накрываю поляну каждый раз. На случай облавы, мол, праздник у нас, просто гости, музыка для развлечения. На каждый концерт своя легенда, оговаривается заранее. Я же кого попало не зову, все свои.

Умельца звали Володей, и привёл он нас в кондейку, где обитал. Я думал, у него тут где-то типографское оборудование стоит, но нет. Всего лишь коробка, которая топорщилась разноцветными бланками и корочками.

— Опять диплом? — понимающе усмехнулся Володя щербатым ртом.

В своём тёмно-синем халате он напомнил мне нашего трудовика в школе. Такие же руки-лопаты, рубаха не первой свежести и аромат перегара, постоянно сопровождающий его. Но когда он брался за лобзик и резак, то творил с деревом чудеса. Надеюсь и этот своими граблями свою ювелирную работу делает как надо.

— Не угадал. Паспорт, удостоверение капитана ОБХСС, и удостоверение майора совершенно секретного предприятия с названием «почтовый ящик».

— Серьёзный парниша. Тебе зачем? — посмотрел он на меня поверх очков.

— Уверен, что хочешь знать? Я плачу тебе деньги, ты делаешь мне документы. Если всё хорошо, я прихожу ещё не раз, и мы сотрудничаем к обоюдной пользе. Ну что, берёшься?

— Хорошо. С чего начнём?

— С удостоверения ОБХСС, — подумав, решил я.

Коль нормальной тихой жизни у меня нет и скорее всего не будет, не так уж мне и срочно нужен паспорт. А корочки ОБХСС на ближайшую перспективу станут моим главным инструментом. Пока не надоест доить работников торговли. Или пока они поголовно не перевоспитаются и не станут честными. Но это вряд ли случится до второго пришествия Христа, а надоест мне быстро. Не люблю однообразие и скучную рутину, я из-за неё и в следаки не пошёл в своё время. Бумаги, бумажки, бумажечки. Ненавижу.

Ещё в общепит надо наведаться, советский общепит — это отдельная страница в истории уголовного беспредела.

А удостоверение п/я номер, ну допустим КВ-780205, это задел на будущее. И пусть в названии зашифрованы мои реальные данные — фамилия, имя и дата рождения, об этом никто и никогда не узнает, а мне приятно. Совершенно секретное предприятие имени меня. Знаю я одну историю, когда человек с таким удостоверением нагнул пару областей и был вхож к генералам и начальникам войсковых подразделений. Да что там, у него личный автомобиль в ведомственном гараже УВД стоял. Размах деятельности был колоссальный. Так вот я его собираюсь переплюнуть, так что через пять лет, или в каком там году он вершил свои дела, у него не будет шансов. Я уж постараюсь, чтобы последователей у меня не было.

Когда я получу это удостоверение — найду и уничтожу всех, кто прямо или косвенно приложил свои грязные руки к моей гибели. Торопиться мне некуда, они же не подозревают, что их ждёт, так что я каждому успею подложить персональную свинью. Месть — холодное блюдо? В моём случае оно ещё и долгоиграющее. Сорок лет буду наслаждаться эффектом.

— Хорошо. Пошли сейчас сделаем фотографию. Мастеру заплатишь отдельно. Как только будет готово, наберу Бориса.

— И когда будет готово?

— Дня через три-четыре. Фотография не может быть моментальной, фотографу надо сначала плёнку доснимать, проявить, закрепить, просушить. Потом напечатать. Тут сама технология требует времени. Да и очередь у него.

— А может к другому сходить, где быстро делают? — предложил Борис.

— Ну если твой друг согласен засветиться в ателье, но на здоровье.

— Володя прав. Милиция первым делом в ателье справки наводит. Негативы у них долго сохраняются.

Я и сам сколько раз по городским фотографам бегал, искал на снимках нужную информацию.

— А ваш мастер надёжный человек?

— Наш фотограф будет нем как рыба. Негативы сразу уничтожаются, никаких следов.

— Хорошо, идём к фотографу.

— Минутку, — схватился Володя за телефон, который извлёк из тумбочки стола. Покрутил диск, коротко спросил: — Ты свободен? Сейчас подойдём.

Мы прошли до конца коридора, который перегораживала старая, обитая листом железа дверь. Коридор по ту сторону двери был освещён ещё хуже, и казался какими-то средневековыми подземельями. Потом мы прошли ещё в одну дверь, и за ней вернулись в цивилизацию.

— Ничего себе у вас катакомбы, — заметил я.

— Очень удобно, когда надо провести клиента незаметно.

— А отсюда есть ещё выходы?

— А тебе зачем?

— Так, на всякий случай, вдруг пригодится.

— Если настанет такой случай, этот адрес вообще забудь, — буркнул Володя. — Ясно?

— Понял, не дурак. Дружба дружбой, а табачок врозь.

— Никакой дружбы. Ты мне платишь за услуги, я работаю.

— Окей.

Мы оказались в цоколе помещения, где уже теплилась жизнь — ходили люди, на дверях появились разные вывески — парикмахерская, ювелирная мастерская, ателье.

— Володя, опять у тебя закрыто, люди приходят жаловаться. Вот соберём комиссию, и нагрянем с проверкой. Если застукаем в нетрезвом виде или употребляющим в компании, — кивнула на нас тётка, разительно похожая на управдома в исполнении Нонны Мордюковой. — Уволят тебя по статье, и поделом.

Если нагрянет проверка и обыщет Володину кондейку, там увольнением дело не кончится. А он мне ещё документы не сделал.

— Лейтенант Петров, уголовный розыск, — шагнул я вперёд. — Гражданочка, попрошу не мешать следствию. Владимир оказывает нам помощь, и уже предоставил ценные сведения. Позже мы оформим справку и благодарственное письмо от Управления Внутренних дел. Простите, мы спешим.

— Уже пришли, это находится здесь, — приосанившись, прошествовал Володя до нужных дверей. — У нашего фотографа фотографическая память, прошу прощения за тавтологию. Он всех клиентов помнит.

— Гражданка, просьба к вам. Проследите, пожалуйста, чтобы никто не вошёл, пока мы проводим розыскные мероприятия, — дал я важное поручение «Мордюковой».

— Да-да, конечно, — с готовностью подхватила она знамя, а мы наконец вошли к фотографу.

— Спасибо, что вмешался, — немедленно развернулся ко мне Володя.

— Не за что. Что ж ты за сапожник без сапог? Давно бы себе наделал нужных документов, чтобы никто не вязался. Сверкнул разок удостоверением КГБ, и они сами за тебя будут бутылки принимать, когда ты своими делами занят.

Смотрит. Всё ясно с ним. Документы он делать умеет, а пользоваться ими не умеет.

— Вы о чём? — выглянул на звук средней потрёпанности мужик с лохматой бородой.

Вот почему творческие личности всегда выпендриваются со своей внешностью? Ну не могут они выглядеть как все люди, обязательно надо то покраситься в вырвиглазный цвет, то беретку напялить или шарфик повязать. Знаю одного отставного подполковника из ГУФСИН, который после выхода на пенсию пошёл работать, прости господи, в музей. Пока служил, был нормальный мужик, как переквалифицировался — начал щеголять в шарфике. Мы как-то к нему на экскурсию пришли по разнарядке всем управлением, а он в шарфике. В седой бороде и узком шарфике в полоску.

Кстати, о бороде, надо станок купить и копеечные лезвия. Побриться бы. Никогда не понимал этих новомодных выкрутасов с плавающими головками, тройными лезвиями, полосками с якобы кремом. И с вот таким ценником. Запасусь лезвиями «Спутник» на всю жизнь, и буду на пенсии приторговывать. Уверен, покупатели найдутся.

В общем, фотограф Коля был с претензией на великого творца, повертел меня на свету, сказал, что надо переодеться, для чего добыл из шкафа пиджак и белый воротничок. На жёстком каркасе и с пуговичками для пристёгивания к рубахе. Я такие только в том самом музее и видел.

— Зачем это? — резонно поинтересовался я. — На снимке мундир должен быть по ведомству и погоны.

— Всё будет, — успокоил он меня. — Это для правильного рефлекса. Ну, чтобы тени на лице правильно лежали.

Эстет хренов. Какой к чёрту рефлекс на чёрно-белом снимке размером два на три? Но спорить с профессионалом в процессе работы гиблое дело. Пришлось пялить на себя шмотки. Потом он долго усаживал меня и, хотя свет был выставлен, что-то двигал, целился через объектив и недовольно качал головой.

— Ну что не так? — устал я сидеть под этими софитами. Как на допросе в КГБ.

— Понимаете, лицо у вас получается невыразительное. Вот пока вы двигаетесь, говорите, улыбаетесь, от вас исходит что-то такое… уверенность, харизма. А поймать никак не могу.

О, он знает про харизму? Респект чуваку. Но нудный до смерти.

— Снимайте, как есть. Мне не нужно запоминающееся фото, скорее наоборот.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился он, а сам ещё минут пять что-то выцеливал.

Наконец волшебная птичка вылетела, с меня содрали пятёрку и отпустили восвояси.

— А почему так дорого? — спросил наивный Боря.

— Потому что, — пояснил я и вытолкал его из помещения.

Нам этот бородатый фотограф сейчас ещё полчаса будет рассказывать, из чего складывается цена его труда. Пятёрка так пятёрка.

Мы вернулись к Володе, где обсудили разные тонкости: в каком месте Союза выданы документы, где меня прописать, военную обязанность и прочую незначительную на первый взгляд, но важную информацию. Ведь если я окажусь сотрудником ОБХСС какой-нибудь Вологды, а тыкать им буду по городам и весям в Сибири, это само по себе вызовет вопросы. Поэтому родился я на Кавказе, служил срочку в Прибалтике, а прописку нарисовать решили у Борьки.

— Да ты не волнуйся, это же понарошку. Хоть у Ленина в Мавзолее напиши, претендовать на жилплощадь не выйдет. Кстати, это идея.

— Какая? — живо заинтересовался Борька, которому было скучно, но он не уходил.

— Да так, ещё покрутить надо. Может забавно получиться. В общем, будь спокоен, если мне понадобится собственное жильё, я им обзаведусь без особых затруднений. Твои хоромы крутые, но уборку делать в них задолбаешься. А уборщицу я к себе в дом никогда не запущу.

Наконец, мы согласовали все детали, я оставил задаток в размере полтинника, и мы вышли на свободу. Полдня провозились в этих катакомбах, аж глаза на свету режет с непривычки.

— Куда теперь?

— Обед. Я так проголодался, будто вагон угля разгрузил. А потом по магазинам пройдёмся. Надо бы хоть что-то купить, а то я гол как сокол. Стыдно в люди выйти.

В столовую не хотелось. Душа просила праздника, хотя праздники будут завтра и послезавтра, а потом и на девятое число.

— Идём в ресторан, — решил я.

Днём там должно быть свободно, это вечером можно и не попасть. Но случилась заминка.

— Молодые люди, вы одеты неподобающе, — остановил нас швейцар на входе.

Опаньки! Это чё за буржуйская морда тут вякает?

— Как ты сказал, батя? Ну-ка повтори! — пошёл я на него. — Это с каких пор в стране Советов трудовому человеку хода нет в заведение общепита? Неси жалобную книгу, запишем твою точку зрения, а потом пойдём в народный контроль. Мы проголодались, но справедливости ради потерпим, правда, Боря?

— Угу, — кивнул Боря, поправляя очочки. — Совсем распоясались.

— Вот-вот. Боря, у тебя сейчас документ выпадет, — сунул я руку к другу в карман, «заправляя» красные корочки.

Дед, который ещё колебался, отступил.

— Проходите, но комплексных обедов у нас нет.

— Да не боись, отец, — подобрел я и сунул ему в карман трёшку. — Мы не за комплексом. Тащи меню, какое у вас самое вкусное фирменное блюдо?

Загрузка...