Афины и Спарта. Борьба за гегемонию в Греции в V в. до н. э. (478-431 гг.)

1. Усиление внешнеполитической активности Афин и расширение Делосско-аттического морского союза

Рассмотрение особенностей внутриполитических отношений в Спарте и Афинах и изучение процесса становления Делосской симмахии показывают, что все перипетии внутриполитической борьбы в ведущих греческих полисах в той или иной степени влияли на их внешнюю политику. Источники позволяют выявить важнейшие черты афинской внешней политики 478—462 гг. до н. э. и трансформации Делосской симмахии в Афинский морской союз, особенности позиции Спарты в Пелопоннесе и ее действия, направленные на укрепление своего господства в Пелопоннесском союзе.

Исследуя цели Делосского морского союза, мы отметили, что он был создан не только как союзное объединение полисов во главе с Афинами для продолжения войны с персами, но и как инструмент афинской внешней политики. Этот вывод подтверждается анализом внешнеполитических мероприятий Афин и расширением Делосско-аттического морского союза в указанный период. Выдвигая данную проблему, необходимо установить, насколько это позволяют наши источники, первоначальный состав Деллосской симмахии[130].

Ядром Делосской симмахии, несомненно, были ионийские полисы. Однако далеко не все они входили в союз с самого начала. Первыми членами его стали, вероятно, большинство островитян (Hdt., IX, 106). Организовывая союз, афиняне особенно заботились об обеспечении своего господства на севере, в районе Геллеспонта, где Афины еще со времени Писистрата имели экономические и политические интересы, и на юго-востоке, в районе Родоса, где афиняне стремились обеспечить свое превосходство для того, чтобы не допустить проникновения в Эгеиду персидских и финикийских кораблей.

Из Кикладских островов два наиболее крупных, Мелос и Фера, расположенные на южной окраине Киклад и населенные дорийцами, тяготели к пелопоннесцам (Thuc., V, 84, 2; ср.: Thuc., II, 9, 4). Что касается других островов, то, возможно, те из них, которые откупились деньгами от посягательств на них Фемистокла (Андрос и Парос) (Hdt., VIII, 112), продолжали в течение некоторого времени оставаться нейтральными после образования Делосской симмахии.

Спорным является вопрос о времени вступления в союз Эгины. Сравнительно недавно высказано предположение, что Эгина оставалась нейтральной вплоть до завоевания ее Афинами в начале 50-х гг. V в. до н. э. и включения в Делосскую симмахию[131]. Однако данные Фукидида и Диодора (Thuc., I, 105, 2; 108, 5; Diod., XI, 70, 2 sq.; 78, 3 sq.; ср.: IG2, I, № 18 = StV, II, № 141) свидетельствуют о том, что это было уже вторичное включение Эгины в Афинский морской союз. Эгина, экономические интересы которой были связаны с Эгеидой и восточным Средиземноморьем, вероятно, вступила в Делосскую симмахию в начале 70-х гг., когда стало окончательно ясно, что Пелопоннесский союз во главе со Спартой отказывался участвовать в продолжении войны с персами на море и в Малой Азии.

Из городов малоазийского побережья даже далеко не все ионийские полисы вступили в лигу с момента ее образования. Геродот сообщает о том, что в течение битвы у Микале ионийцы второй раз восстали против персов (Hdt., IX, 104). На этом основании исследователи считают, что все или почти все города материковой Ионии добровольно присоединились к Делосской симмахии с момента ее возникновения. Однако из слов Геродота ясно вытекает, что восстали не все ионийцы, а только находившиеся в войске царя. Из сообщения Фукидида (Thuc., I, 138, 5) видно, что персы удерживали, по крайней мере, в начале 60-х гг. V в. до н. э. такие города, как Магнесия на Меандре, Лампсак и Миунт, а также, возможно, города Троады — Перкоту и Палескепсис. Именно эти города были подарены царем Фемистоклу. Ксенофонт называет еще четыре города, которыми владели персы в 70-е гг. V в. до н. э. (Xen. Hell., III, 1, 6). Данные города — Гамбрий, Палегамбрий, Мирина и Гриней — были подарены ими сподвижнику Павсания Гонгилу. Геродот также сообщает, что персы контролировали некоторые города в Малой Азии и взыскивали с них налог вплоть до его времени (Hdt., V, 42).

Вероятно, не входил в число первоначальных членов Делосской симмахии и такой крупный город малоазийского побережья, как Эфес, где нашел убежище Фемистокл, прежде чем отправился к персидскому царю (Thuc., I, 137, 2; Nep. Them., 8).

Спорным является и вопрос о том, были ли в Делосской лиге сразу после ее основания города Халкидики — Потидея, Аргил, Стагира, Эант, Стол, Олинф и Спартол. Геродот достаточно подробно рассказывает об успешном восстании против персов в 480 г. до н. э. Потидеи и других халкидских городов (Hdt., VIII, 126—129). Этот аргумент обычно и используется теми исследователями, которые признают, что данные города Халкидики были готовы присоединиться к Делосскому союзу с самого начала. Однако некоторые факты заставляют в этом усомниться. Во-первых, как вытекает из сообщения Геродота, во время восстания сложился довольно мощный союз некоторых халкидских городов во главе с Потидеей, успешно выдержавшей натиск персидских войск. Во-вторых, на основании свидетельства Фукидида можно заключить, что города Аргил, Стагира, Аканф, Стол, Олинф и Спартол были включены в состав Делосско-аттического союза силой оружия (Thuc., V, 18, 5).

Таким образом, по-видимому, состав Делосской симмахии сразу же после ее образования был довольно немногочисленным. Афинам вместе с союзниками пришлось приложить немало усилий для укрепления и расширения союза.

Основным источником, повествующим о важнейших операциях афинян и их союзников в ранний период существования Делосской симмахии, является краткий рассказ Фукидида. Прежде чем анализировать его информацию, необходимо отметить, что Фукидид, стремясь показать, каким образом организовалась афинская держава (Thuc., I, 97, 2), вовсе не собирался освещать все свершившиеся в это время события. Для осуществления своей задачи он отобрал лишь те из них, которые ему казались наиболее важными.

Первые общесоюзные мероприятия, засвидетельствованные источниками, имели место в районе фракийского побережья. Выбор этого района в качестве объекта внешней политики афинян и их союзников неслучаен. Здесь имелся в изобилии корабельный лес, дерево для весел, серебряные и золотые рудники (Hdt., V, 23; Thuc., I, 100, 2; 101, 3). В этой области еще оставались персидские базы, которые могли послужить плацдармом для нового сухопутного вторжения персов в Элладу. Эти базы располагались вдоль всего фракийского побережья (Hdt., VII, 25).

Другая причина, побудившая афинян активизировать внешнеполитические действия во Фракии, заключалась в том, что в ходе Греко-персидских войн усиливались города Халкидики. Это вызывало опасения афинян, стремившихся утвердить в данном районе свое господство; поэтому они считали необходимым включить эти города в состав Делосской симмахии.

Борьба за фракийское побережье не могла ограничиваться только захватом Эйона, одной из персидских баз и портового города на берегу Стримона. Но Фукидид для своей цели выбрал лишь это событие. По-видимому, осаду Эйона следует рассматривать как одну из тех операций Делосского союза, которые были предназначены сокрушить персидские силы, сосредоточенные во Фракии. Эйон был хорошо укреплен, имел достаточно продовольствия, и его осада была делом нелегким. Она длилась в течение 477-476 гг. до н. э. (Hdt., VII, 107; Thuc., I, 98, 1; Ephor., FGH 70 F 191, 43-45); Aeschin., II, 183-185; Dem., XXIII, 199; Diod., XI, 60, 2; Plut. Cim., 78; Nep. Cim., 2; Polyaen., VII, 24; Paus., VIII, 8 sq.)[132].

В осуществлении внешнеполитических целей Афины опирались не только на созданный ими союз, но и старались установить дружественные отношения с некоторыми материковыми государствами центральной Греции. Среди них важное место занимала Фессалия (Dem., XXIII, 199), с которой афиняне впоследствии, в конце 60-х гг. V в. до н. э, заключили союзное соглашение.

Для закрепления господства на отвоеванных у персов территориях афиняне стали создавать поселения своих колонистов, порабощая местное население. Так, после взятия Эйона они обратили его жителей в рабство (Thuc., I, 98, 1), а местность отдали под поселения афинянам. Однако после захвата Эйона им не удалось окончательно закрепиться на фракийском побережье. Персы продолжали удерживать Дориск и вместе с фракийскими племенами представляли значительную опасность для греков. Очевидно, в это время сохраняли свою независимость и города Халкидики.

Следующая атака была предпринята против острова Скирос. Его населяли долопы, занимавшиеся пиратством. Поработив жителей Скироса, афиняне отправили сюда колонистов-клерухов, разделив между ними землю по жребию. (Thuc. r I, 98, 2; Ephor., FGH 70 F 191, 46; Diod., IV, 62, 4; XI, 60, 2; Plut. Cim., 8, 3-7; Thes., 36, 1—4; Nep. Cim., 2; Paus., I, 17, б)[133]. Остров был завоеван афинянами в архонтство Федона в 476/5 г. до н. э. (Plut. Thes., 36, 1). Нападение на Скирос, вероятно, было одной из тех операций Делосского союза, которые должны были очистить Эгейское море от пиратов и создать благоприятные условия для свободной торговли и мореплавания: надо учесть, что остров расположен на пути к Геллеспонту.

Вскоре после 475 г. до н. э. афиняне вместе с союзниками предприняли войну против Кариста. Этот город выступал на стороне персов (Hdt., VI, 99; VIII, 66; 112; 121), впоследствии же держался в стороне от Делосского союза. Между тем он был стратегически важным портовым центром в южной части Эвбеи. Поэтому целью экспедиции против Кариста было заставить его силой присоединиться к Делосской лиге (Hdt., IX, 105; Thuc., I, 98, 3). Фукидид подчеркивает, что афиняне вели войну против каристян без участия остальных эвбеян. Возможно, к этому времени эвбейские города еще не входили в состав Делосской лиги и покорение Кариста заставило их подчиниться. Это произошло около 475 г. до н. э.[134] Фукидид обратил особое внимание на этот сюжет скорее всего потому, что капитуляция каристян, видимо, положила начало включению эвбейских городов в Делосскую симмахию и была первым случаем, когда афиняне, опираясь на помощь союзников, силой стали заставлять государства вступать в союз.

Около 470 г. до н. э. восстал Наксос (Thuc., I, 98, 4; 137, 2; Aristoph. Vesp, 354 sq.; Nep. Them., 86; Polyaen., I, 30, 8)[135]. Наксосцы были членами Делосской лиги со времени ее основания и первыми же попытались избавиться от бремени союзнических обязательств. Фукидид не говорит о причинах восстания. Но он делает ценное замечание (Thuc., I, 98, 4; 99, 1—3), свидетельствующее о все более ощутимом давлении афинян на союзников. Они добивались, чтобы союзные полисы не строили и не снаряжали военные корабли для союзного флота, а регулярно вносили в казну определенную сумму фороса. Это удовлетворяло союзников, которые после того, как персы стали для них менее опасны, стремились скорее перейти к мирным занятиям земледелием, ремеслом и торговлей. Однако афиняне строго следили за тем, чтобы союзные города не уклонялись от налагаемых на них обязанностей (Thuc., I, 99, 1). Такой контроль со стороны Афин становился для них непосильным бременем. Флот же афинян благодаря этим мерам увеличивался, а их воины и моряки закалялись в постоянных тренировках и военных сражениях.

Таким образом, можно сказать, что, подобно тому, как Писистрат в свое время разоружил афинян и тем самым обеспечил безопасность для своей власти, так теперь и афиняне «разоружили» большинство своих союзников в целях укрепления своего господства и могущества в Делосской симмахии. Именно таким образом можно интерпретировать замечание Фукидида (Thuc., I, 98, 3) о том, что союзники, позволившие из-за нерасположения к военной службе и нежелания удаляться от родины обложить себя денежной данью вместо доставки кораблей, в случае восстания шли на войну неподготовленными и без необходимого военного опыта. Афиняне же, увеличивая на средства, доставляемые союзными полисами, флот, с большой легкостью приводили восставших в повиновение (Thuc., I, 99, 2). К этому стоит добавить, что еще во время возникновения Делосской симмахии Аристид позаботился о том, чтобы члены союза не могли выйти из лиги, и заставил произнести заклятия против клятвопреступников. Поэтому афиняне, требуя от союзников наказать наксосцев, могли сослаться на эти меры (Plut. Arist., 25, Aristot. Ath. Pol., 23, 5; Plut. Arist., 23).

Итак, Наксос после длительной осады был вновь возвращен в союз. Наксосцам было запрещено иметь свой флот, было приказано срыть стены и регулярно платить установленную сумму фороса.

При определении точной даты подавления восстания Наксоса возникают трудности, обусловленные противоречивым характером сведений источников (ср.: Thuc., I, 137, 2; Plut. Them., 25, 2)[136]. Тем не менее мы — в соответствии с традиционной датировкой событий — отдаем предпочтение Фукидиду и полагаем, что осада Наксоса закончилась в начале 60-х гг. V в. до н. э. (возможно, в 469 г.) и предшествовала битве у Эвримедонта[137]. Наказание наксосцев Фукидид рассматривал как первый случай, когда афиняне с согласия членов Делосской лиги насильно заставили одного из союзников вернуться в союз (ср.: Thuc., III, 11, 1—6). Не исключено, что под впечатлением поражения Наксоса к Делосской симмахии присоединились и те немногие острова, которые еще оставались нейтральными.

Несмотря на то что после битвы у Микале персы потерпели от эллинов еще целый ряд поражений, их могущество далеко не было сломлено. Они не желали так легко расставаться с господством в стратегически важных районах Малой Азии. Большую опасность для эллинов по-прежнему представлял финикийский флот. После подавления восстания наксосцев Кимон с флотом находился в южной части Малой Азии, в районе Книда и мыса Триопий (Diod., XI, 60, 3; Plut. Cim., 12). Он стремился обезопасить юго-западную Эгеиду от возможного вторжения финикийского флота. В это время ему стало известно, что персидские военачальники расположились в Памфилии с большим войском. Желая закрепить господство афинян на море, Кимон стремился очистить от персов территорию Карии и Ликии и закрыть доступ персидскому и финикийскому флоту в ту часть моря, которая простиралась к западу от Хелидонских островов. С этой целью Кимон, усилив флот (Plut. Cim., 12 — 200 кораблей; Diod., XI, 60, 3 — 300 кораблей) значительным числом гоплитов (Plut. Cim., 12), подстрекал к отпадению от персов те города в Карии и Ликии, которые были основаны эллинами, другие, бывшие двуязычными и имевшие персидские гарнизоны, он, применяя силу, подверг осаде. Склонив на свою сторону города в Карии, он присоединил также города Ликии (Ephor., fr. 191, 56-61; Diod., XI, 60, 1.4; ср.: Plut. Cim., 12; Front., III, 2, 5). Собрав корабли у присоединенных союзников, Кимон еще больше усилил эллинский флот.

Направляясь вдоль восточного побережья Ликии в Памфилию, Кимон встретил задержку у эллинского города Фаселида. Этот значительный торговый центр с тремя гаванями занимал важное стратегическое положение. Жители Фаселиды, хотя они и были греками по происхождению (город основан колонистами из Родоса), не приняли флот Кимона и на его требование отпасть от персов ответили отказом. Кимон подверг опустошению хору Фаселиды и приказал штурмовать городские стены. Однако находившиеся в войске Кимона хиосцы, с давних пор имевшие дружественные связи с Фаселидой, в конце концов примирили Кимона с жителями города. Но условия примирения были фактически равносильны капитуляции. Фаселиты должны были уплатить 10 талантов; город становился членом Делосской лиги и обязан был принять участие в походе против варваров[138].

Закрепив афинское господство в Карии и Ликии, Кимон нанес сокрушительное поражение персам на море и на суше около 468—467 гг. до н. э. (Thuc., I, 100, 1; Ephor., FGH 70 F 191, 62-118; Diod., XI, 60, 3-62; Plut. Cim., 12 sq.; Nep. Cim., 2; Just., II, 15, 20; Polyaen., I, 34, 1; Paus., I, 29, 14)[139]. Анализ всего имеющегося материала убеждает нас в том, что, хотя эллины и одержали важную победу над персами, последствия ее были не настолько велики, как об этом сообщают Плутарх и Диодор. Так, например, Памфилия оставалась у персов. Под их господством по-прежнему находились Троада, Сигей. Персы восстановили контроль над Херсонесом, Геллеспонтом и Кипром. Поэтому цели Делосской симмахии, в осуществлении которых были особенно заинтересованы афиняне, были далеко еще не достигнуты.

Вскоре после битвы у Эвримедонта Кимон выступил из Афин с небольшим числом кораблей с целью восстановить господство афинян на Херсонесе (Plut. Cim., 14; ср.: Hdt., VII, 106). Персы здесь заручились поддержкой фракийцев, недовольных тем, что афиняне отчасти закрепились на фракийском побережье, поселив в Эйоне своих колонистов. Кимон нанес персам поражение сначала в морском сражении, а затем, изгнав их и победив фракийцев, подчинил весь Херсонес власти афинского государства.

О действиях Кимона на Херсонесе сообщает только Плутарх, тем не менее его рассказ основан на хорошем источнике и вполне заслуживает доверия. В пользу историчности этого события свидетельствует также фрагментарно сохранившийся список погибших в сражениях афинян, который эпиграфисты датируют временем около 465 г. до н. э. (IG2, 1, № 928 = SEG, X, № 405; ср.: Paus., I, 29, 4 sq.)[140].

Среди названий мест, возле которых происходили сражения, мы встречаем Кардию (город на севере Херсонеса), Пэй (также на Херсонесе) и Сигей (в Троаде, у входа в Геллеспонт). В списке погибших, кроме афинян, отмечены граждане Мадития (город на Херсонесе), Византия и Кебрены (город в Троаде). Так что во время этой экспедиции эллины восстановили господство на Херсонесе и в Геллеспонте. Участие жителей Византия в качестве союзников в походе Кимона свидетельствует о том, что афиняне со времени изгнания Павсания удерживали этот стратегически важный город в своих руках. Таким образом, в результате похода Кимона афиняне вновь восстановили контроль над проливами. Упоминание среди афинских союзников граждан Кебрены свидетельствует о том, что к этому времени, вероятно, часть Троады уже находилась под контролем Делосской симмахии.

Вместе с тем следует отметить, что после победы над персами обострились взаимоотношения афинян с некоторыми из их союзников. Входившие в Делосскую симмахию островные полисы и города западной части Малой Азии склонялись к мысли о нецелесообразности дальнейшего сохранения Делосского морского союза, так как для них персидская угроза уже миновала. Афиняне же, опираясь на вновь приобретенных союзников, живших по соседству с персами и опасавшихся их, и полагая, не без оснований, что персы не отказались от Эгеиды окончательно, были настроены продолжать политику расширения Делосского союза и укрепления в нем своего господства. Эта политика встречала сопротивление со стороны некоторых членов лиги, перераставшее в восстания.

Одним из таких случаев, на который особое внимание обратил Фукидид, было восстание Фасоса (Thuc., I, 100, 2-101; Diod., XI, 70, 1; Plut. Cim., 2, 5; Nep. Cim., 2; Polyaen., II, 33; VIII, 67; StV, II, № 135)[141]. Фасосцы одними из первых вступили в Делосскую симмахию. Они относились к числу тех союзников (Хиос, Лесбос, Самос и др.), которые занимали привилегированное положение, в частности, не платили форос, а поставляли в общесоюзный флот укомплектованные экипажем корабли. Однако фасосцы все более опасались растущего могущества Афин и тяготились их гегемонией. Поводом к восстанию послужила их ссора с афинянами из-за мест торговли и приисков, которыми они владели на побережье Фракии (Thuc., I, 102, 2). Фасосцы были обеспокоены стремлением афинян установить свое господство во Фракии. Восставшие выставили против афинян свой флот, но потерпели поражение. Афиняне высадились на берег и осадили город. Осада длилась три года, с 466/5 по 464/3 г. до н. э.

В это же время, вероятно, в 465/4 г. до н. э., афиняне послали из числа своих граждан и союзников 10 тыс человек к реке Стримону для заселения местности, которая называлась Девятью путями, а позже стала именоваться Амфиполем. Им удалось закрепиться в этой местности. Однако, стремясь не допустить, чтобы фракийцы оказали помощь восставшим фасосцам, они совершили поход в глубь Фракии, но потерпели поражение и были истреблены около Драбеска, в земле эдонов (Hdt., IX, 75; Thuc., I, 100, 3; IV, 102, 2; Diod., XI, 70, 5; XII, 68, 2; Schol. Aeschin., II, 31; Isocr., VIII, 86; Paus., I, 29, 4 sq.; Nep. Cim., 2)[142]. Несмотря на поражение афинян, оказать помощь осажденным фасосцам фракийцы уже не успели. Восставшие надеялись на поддержку лакедемонян, с которыми вели тайные переговоры, но спартанцы, пострадавшие от землетрясения, вынуждены были вести войну против илотов и некоторых периэкских городов. Поэтому фасосцы на третьем году осады (в 463 г. до н. э.) капитулировали. Они должны были срыть укрепления, выдать флот афинянам, уплатить немедленно ту сумму фороса, которой их обложили, и в будущем регулярно платить установленный налог. Кроме того, они должны были отказаться от владений на материке и от приисков. По-видимому, в это же время в результате подавления восстания фасосцев и укрепления афинян на фракийском побережье были вынуждены вступить в Делосский союз и города Халкидики.

Итак, внешняя политика Афин, осуществляемая консервативно-аристократическими силами во главе с Кимоном, основывалась на признании афинско-спартанского дуализма, который предусматривал, с одной стороны, сохранение дружественных отношений со Спартой и невмешательство в дела Пелопоннеса и центральной Греции (сфера господства и влияния лакедемонян), с другой — продолжение войны против персов, расширение границ Делосского союза и укрепление в нем афинской гегемонии.

Фактически Делосский союз к концу рассматриваемого периода достиг тех границ, в которых оказалось большинство союзных городов, впоследствии включенных афинянами в пять податных округов. По мере расширения Делосского союза и укрепления в нем афинской гегемонии, он превратился в Афинский морской союз, в котором отношение афинян к союзникам становилось все более твердым и жестоким, т. е. таким, как его описывают Фукидид (Thuc., I, 99) и Диодор (Diod., XI, 70, 3 sq.). Афиняне все чаще применяли насилие к отказывающимся повиноваться членам союза. В пределах рассматриваемого периода источники сохранили сведения о подавлении восстаний наксосцев и фасосцев. Однако, судя по краткому замечанию Фукидида (Thuc., I, 98, 4), можно думать, что имели место и другие выступления союзников. В случае их подавления полисы попадали в зависимость от Афин. На остальных союзников они все более начали оказывать финансовое, юридическое и политическое давление.

В этой связи интерес представляет уже упоминаемый договор между афинянами и фаселитами о порядке разбора частных дел (Tod2, № 32). Он открывает серию договоров, в которых отражены юридические отношения афинян с союзниками, возникающие в связи с заключением различного рода сделок (συμβολαί). Современные эпиграфисты датируют договор 60-ми гг. V в. до н. э. Главное содержание декрета нашло отражение в стк. 6—21. Интересы торговли требовали быстрого принятия решений, поэтому декрет предусматривал осуществление судебных разбирательств по месту заключения контракта. В частности, в нем говорится, что если сделка была заключена в Афинах, то возникающие тяжбы необходимо рассматривать в Афинах, в суде полемарха. Как вытекает из сообщения Аристотеля (Arist. Ath. Pol., 58), предоставление права иностранцам вести свои дела в суде полемарха являлось привилегией. В данном случае это подтверждается ссылкой на хиосцев, привилегированных союзников афинян. Некоторые современные исследователи трактуют этот декрет как документ о даровании привилегий городу фаселитов. Однако это не совсем так, поскольку в тексте договора речь идет о предоставлении привилегий отдельным гражданам Фаселиды в связи с судебным разбирательством, касающимся конкретных тяжб.

Что же до самого города Фаселиды, то едва ли его положение в Делосском союзе можно назвать привилегированным. Во-первых, Фаселида не добровольно вступила в Делосский союз, но фактически была завоевана Кимоном. Во-вторых с самого начала своего вхождения в Делосскую симмахию фаселиты обязаны были платить форос в казну, в то время как привилегированные союзники Афин поставляли в союзный флот корабли. И в последующие времена Фаселида оставалась в числе тех союзников, которые платили налог.

Итак, рассмотренный нами договор между Афинами и Фаселидой, несомненно, являлся важной вехой в трансформации симмахии в Афинский морской союз. Он показывает, что политика Афин в отношении союзников не была прямолинейной. Укрепляя свое господство в союзе, афиняне обязаны были позаботиться о мерах, в том числе и юридических, которые бы способствовали извлечению союзниками выгоды экономического и политического характера от членства в союзе и побуждали их сохранять верность. Вместе с тем договор свидетельствует о стремлении афинян к урегулированию межполисных судебных дел не только между Афинами и городами союза, но и между самими союзниками.

Сравнивая текст договора с тем, что нам известно из античной традиции о значении суда в Афинской державе, можно обнаружить тенденцию, которую претерпели судебные отношения афинян с союзниками по мере трансформации Делосской симмахии в Афинский морской союз и его дальнейшей эволюции в Афинскую империю. Если вначале афиняне, регулируя межполисные отношения и судебные дела, не вмешивались в юрисдикцию союзных полисов, то впоследствии, как вытекает из сообщения Фукидида (Thuc., I, 77) и «Афинской политии» Псевдо-Ксенофонта (Ps.-Xen. Ath. Pol., 1, 16—18), они все более старались использовать суды как важный инструмент контроля над союзными полисами. Гезихий, комментируя выражение άπό συμβολών δικάζειν, говорит: «Афиняне судили подвластных союзников (τοις ύπηκόοις άπό συμβολών). И это было тяжело».

Таким образом, важные победы над персами, укрепление афинской гегемонии в Эгеиде и Малой Азии, трансформация Делосской симмахии в Афинский морской союз и обусловленный этим рост самосознания, политической активности афинского полиса подрывали основу господствовавшей в рассматриваемый период идеи афинско-спартанского дуализма, способствовали росту противоречий между Спартой и Афинами и нагнетанию враждебных отношений между ними.

2. Позиция Спарты в Греции в 70—60 гг. V в. до н. э.

Позиция Спарты в 70—60-е гг. V в. до н. э. отличалась нестабильностью. Во-первых, в 479—478 гг. до н. э. лакедемонянам не удалось добиться осуществления наказания тех эллинов, которые выступали на стороне персов, и упрочения своего господства в Элладе из-за решительного сопротивления Афин и, возможно, неблаговидных поступков царя Леотихида. Во-вторых, действия Павсания и образование Делосской симмахии во главе с Афинами привели к обострению внутриполитических противоречий в Спарте, а также к потере ею руководства эллинским флотом и реальной гегемонии в Элладе. В-третьих, с изгнанием Леотихида и наказанием Павсания в Спарте окрепли позиции консервативных сил во главе с эфора-том и герусией. В это время правящие круги Спарты, сохраняя дружбу с Афинами и поддерживая тесные отношения с афинской аристократией во главе с Кимоном, отказываются от осуществления активной общегреческой политики. Спарта не принимала участия в продолжении военных действий против персов, оставила планы расширения своего влияния в центральной и северной Греции. В-четвертых, полоса внешнеполитических неудач негативно сказалась и на спартанском лидерстве в Пелопоннесском союзе, где, как показывают данные источников, активизировались сепаратистские настроения.

Политические процессы, совершавшиеся в Аргосе, Элиде, аркадских городах, подрывали стабильность и традиционализм спартанского господства в Пелопоннесе. Усилению нестабильности и сепаратизма, бесспорно, способствовала и целенаправленная деятельность Фемистокла, изгнанного в конце 70-х гг. V в. до н. э. из Афин с помощью остракизма и поселившегося в Аргосе, который был старым соперником Спарты в Пелопоннесе. Живя в Аргосе, Фемистокл, как сообщает Фукидид, посещал и другие места Пелопоннеса (Thuc., I, 135, 3).

Поэтому, используя все имеющиеся источники, рассмотрим особенности антиспартанского движения и проанализируем действия лакедемонян, направленные на укрепление своего господства в Пелопоннесском союзе.

Обычно антиспартанское движение связывают с именем Фемистокла, считая его главным виновником[143]. Едва ли это правильно. Фемистокл появился на Пелопоннесе, когда гегемония Спарты здесь уже начала колебаться и ситуация дестабилизировалась. Это подтверждают, по крайней мере, события в Аргосе и Аркадии.

После сокрушительного поражения, которое нанес Аргосу спартанский царь Клеомен[144], город постепенно оправился и перед началом Греко-персидских войн вновь стал проявлять активность (Hdt., VI, 84; 92). Спартанцы, боясь возможного сближения Аргоса с персами, безуспешно пытались привлечь его к Эллинскому союзу (Hdt., VII, 148—150). Рост агрессивной политики аргивян, претендовавших на господство в Пелопоннесе, приходится как раз на период после 479 г. до н. э. Это связывают с установлением тут демократического правления[145]. Для достижения своих целей аргивяне стремились объединить Арголиду и внести раскол в Пелопоннесский союз.

Наиболее слабыми звеньями в Пелопоннесском союзе были города Аркадии и Элида. В Аркадии с начала V в. до н. э. стали все более усиливаться тенденции к объединению и созданию Аркадского союза, что доставляло больше всего хлопот Спарте, старавшейся не допустить в рамках Пелопоннесской лиги создания какого-либо объединения союзных городов между собой. В середине 70-х гг. V в. до н. э. наметился новый подъем антиспартанских настроений, приведший к восстанию Тегеи и выходу ее из Пелопоннесского союза. Это восстание было связано с синойкизмом Тегеи и победой в ней демократического правления (Strab., VIII, 3, 2; Polyaen., II, 10, З)[146]. Аргос, возможно, не без участия Фемистокла, заключил союз с Тегеей (Hdt., IX, 35, 2; Paus., III, 11, 7; Strab., VIII, 6, 19). В это же время с помощью аргивян были осуществлены синойкизм и случилась победа демократии в Мантинее (Strab., VIII, 3, 2; ср.: Xen. Hell., V, 2, 7; Diod., XV, 5, 4; для конституции Мантинеи см.: Thuc., V, 29, 1; Arist. Pol., VI, 2, 2, p. 1318 в 21)[147]. Антиспартанские настроения в Мантинее стали проявляться уже накануне Платейской битвы (Hdt., IX, 77).

Элида была для лакедемонян не менее ценным союзником, чем Коринф. Богатая сельскохозяйственная страна, она распоряжалась сокровищами храма Зевса Олимпийского и располагала большими денежными средствами. Однако в силу своего значения общегреческого Олимпийского центра она была открыта для внешних влияний и в ней, как и в Мантинее, уже в конце Греко-персидских войн обнаружились антиспартанские настроения среди определенной части граждан (Hdt., IX, 77). Поэтому не случайно, что Элида, подобно городам Аркадии, оказалась вовлечена в антиспартанское демократическое движение, во главе которого стоял Аргос. Вероятно, во второй половине 70-х гг. V в. до н. э. в Элиде установилось демократическое правление[148]. Источники свидетельствуют, что уже в 472 г. до н. э. число элланодиков выросло до 10 человек, причем каждый из них избирался от одной из 10 территориальных фил, которые также были организованы в это время. Очевидно, в качестве образца для своей конституции элейцы использовали модель афинской демократии. Вместе с тем необходимо учитывать и активную антиспартанскую деятельность Фемистокла, который оказывал помощь своим друзьям демократам как в Аркадии, так и в Элиде. Победа демократии в Элиде тесно связана с синойкизмом элейских общин, объединившихся в одно государство (Hdt., IV, 148, 4; Diod., XI, 54, 1; Strab., VIII, 3, 2).

Внутренние преобразования в Элиде вдохнули новую жизнь и сделали элейцев более активными в области внешней политики. Данные античной традиции свидетельствуют о том, что победившие элейские демократы начали расширять территорию Элиды на юг до границ Мессении, стремясь покорить Трифилию. В это время наметилось сближение Элиды с Аргосом и аркадскими городами. Так сложилась антиспартанская коалиция, возглавляемая Аргосом.. Активную роль в ее создании, по-видимому, сыграл и Фемистокл. Правда, Афины, где господствующее положение находилось в руках консервативно-аристократических кругов во главе с Кимоном, отмежевались от действий Фемистокла и не вмешивались в дела Пелопоннеса. Более того, они вместе с лакедемонянами преследовали Фемистокла и заставили его, покинув пределы Пелопоннеса, искать убежище в Персии.

В сложившейся ситуации лакедемоняне применяли в отношении к восставшим союзникам насильственные меры так же, как и афиняне в Делосской симмахии (ср.: Thuc., I, 76, 1). Это лишний раз подчеркивает общность черт гегемониальных симмахий Пелопоннесского и Делосского союзов, лидеры которых — Спарта и Афины в целях сохранения и укрепления своего господства осуществляли в отношении своих союзников великодержавную имперскую политику. Совершив в конце 70-х гг. V в. до н. э. нападение на Тегею, лакедемоняне нанесли поражение объединенному войску тегеян и аргосцев (Hdt., IX, 35; Paus., III, 11, 7; Polyaen., II, 10, 3; Simon, fr. 122)[149]. Участвовали ли в этом сражении и другие члены антиспартанской коалиции, такие как Элида и Мантинея, не известно. Однако эта победа Спарты не стабилизировала ее положение в Пелопоннесе. Вскоре против Спарты восстали все аркадские города, кроме Мантинеи. В середине 60-х гг. V в. до н. э. лакедемоняне нанесли сокрушительное поражение восставшим в битве у Дипеи (Hdt., IX, 35; Paus., III, 4, 7; VIII, 8, 6; Isocr., VI, 99; Polyaen., I, 41, 1; ср.: Diod., XI, 65, 4)[150]. После этих побед положение Спарты в Пелопоннесе несколько укрепилось. Ей удалось предотвратить раскол в Пелоннесской лиге и расстроить антиспартанскую коалицию. Элида и Мантинея, хотя и имели демократический строй, остались членами Пелопоннесского союза. Однако их отношения с лакедемонянами носили достаточно натянутый характер. Не случайно, что после Никиева мира они вновь вошли в антиспартанскую коалицию, возглавляемую Аргосом и Афинами (Thuc., V, 29, 1; 31, 1 sqq.). Так что утверждение исследователей, что Элида и Мантинея оставались верными союзниками Спарты, отчасти преувеличено. Неспокойным оставалось положение и в остальной Аркадии; в частности, тегеаты после поражения, которое они дважды терпели от Спарты, помогали аргивянам (Strab., VIII, 6, 19).

Аргос, подчинив своему господству значительную часть Арголиды, стал сильным соперником Спарты. В этой ситуации дальнейшее пребывание Фемистокла в Пелопоннесе чревато было для Спарты опасными последствиями. Поэтому лакедемоняне потребовали от афинян устроить суд над Фемистоклом (Diod., XI, 55, 4—8; ср.: Diod., 54. 2-5; Plut. Them., 23). Выдвигая это требование, обусловленное уже давно установившимися связями между олигархической группой эфоров и геронтов и аристократическими кругами Афин, лакедемоняне не ограничивались только выступлением против Фемистокла. Они, возможно, хотели возродить Эллинский союз и напомнить афинянам и их союзникам о своем могуществе. Для консерваторов в Афинах Фемистокл был врагом номер один, так что они с готовностью откликнулись на требование лакедемонян. Вместе с тем семена антиспартанской вражды, посеянные Фемистоклом, попали на благодатную почву и дали свои всходы.

Как уже отмечалось выше, ко второй половине 60-х гг. V в. до н. э. в Афинах выросли политическая активность и влияние радикальных слоев афинского демоса, демократические лидеры которых, унаследовав идеи Фемистокла, стремились к более решительному преодолению консервативных традиций во внутренней и внешней политике, сковывавших дальнейшее развитие афинской демократии и укрепление афинского могущества. Стали усиливаться антиспартанские настроения, и раздавались голоса о необходимости разрыва отношений с лакедемонянами и борьбы за утверждение афинского господства в материковой Греции. В Спарте в рассматриваемое время также обнаружились тенденции к изменению характера ее внешней политики. Это было обусловлено укреплением позиции лакедемонян в Пелопоннесе и Пелопоннесском союзе и стремлением их противодействовать растущему могуществу афинян. Первым актом такого сопротивления, вероятно, и были тайные переговоры лакедемонян с восставшими фасосцами (Thuc., I, 101, 2). Но дальнейший рост внешнеполитической активности Спарты был прерван разрушительным землетрясением и так называемой третьей Мессенской войной.

3. Третья Мессенская война и разрыв афинско-спартанских отношений

Спарта была одним из государств Эллады, владевшим огромным количеством рабов, во много раз превосходившим число свободных граждан (Hdt., IX, 28). В то время как в других греческих полисах рабы доставлялись извне и потому рабство было гетерогенным, в Спарте рабы были местного происхождения и говорили на одном языке. Спартанская илотия, как уже отмечалось, возникла в результате завоевания спартиатами соседних территорий, сначала в Лаконике, а затем в Мессении, и была своеобразным разрешением социального кризиса, прежде всего земельного «голода». Став обладателем огромного количества рабов, спартанское государство должно было считаться с тем, что они были относительно организованы. Приписанные государством к определенным спартанским наделам, они жили отдельными поселками, и спартиаты должны были всегда быть готовыми пресечь поднимавшиеся среди илотов мятежи. Поэтому политика Спарты в Пелопоннесе предусматривала не только утверждение спартанской гегемонии, но и недопущение восстаний илотов. Положение лакедемонян было всегда критическим, когда нарушалось единство Пелопоннесского союза. Прочность Пелопонесской лиги и непоколебимость в ней спартанской гегемонии гарантировали полное подчинение илотов. Поэтому пассивность или активность внешней политики Спарты зависела главным образом от ее положения в Пелопоннесе.

Положение илотов в государстве лакедемонян в некоторых аспектах было более тяжелым, чем положение рабов в других греческих полисах. Огромное число илотов и их способность быстрого объединения против господ побуждала Спарту к жестокому обращению с ними, вплоть до физического уничтожения наиболее мятежных среди них (так называемые криптии). Именно поэтому, а также ввиду специфического положения илотов (их этническая общность, совместная территория проживания, самостоятельное ведение хозяйства, сознание принадлежности к эллинам) нигде в Греции, кроме Пелопоннеса, в архаический и классический периоды не известны такие грандиозные восстания рабов, которые по своим масштабам были в действительности рабскими войнами. Конечно, в отношении лакедемонян к рабам можно обнаружить известную дифференциацию, например, илоты лаконского происхождения, возможно, имели некоторые привилегии, но в целом положение илотов было настолько несносным, что они всегда искали удобного случая, будь-то военная слабость Спарты или стихийные бедствия, чтобы отомстить своим господам.

Восстание илотов в Спарте, получившее название третьей Мессенской войны, непосредственно связано с грандиозным землетрясением, о котором сообщают многие античные авторы (Thuc., I, 101, 2; Diod., XI, 63, 1—3; 65, 4; Plut. Cim., 16, 4-6; Paus., I, 29, 8; IV, 24, б)[151].

Согласно Диодору, землетрясение случилось в 469 г. до н. э. (Diod., XI, 63, 1). По сведениям же других источников (Thuc., I, 101, 2; Plut. Cim., 16; Paus., IV, 24, 5; Schol. Aristoph. Lysistr, 1142; Aelian, VI, 7; Polyaen., I, 41, 3), оно произошло в 465/4 г. до н. э. Эта последняя дата признана большинством исследователей. О катастрофических последствиях землетрясения сообщают только поздние авторы (Диодор и Плутарх). Так что современные исследователи относятся к их детальным описаниям того положения, в котором оказалась Спарта, скептически. Однако даже если признать эти описания преувеличением, тем не менее бесспорно то, что землетрясение принесло спартиатам неисчислимые беды, послужив удобным поводом для начала грандиозного восстания рабов.

Источники сообщают противоречивые сведения о начале и конце восстания[152]. Фукидид связывает восстание илотов и периэков и укрепление их на горе Ифоме с землетрясением, которое произошло в 465/4 г. до н. э. (Thuc., I, 101, 1 sq.; ср.: Thuc., I, 128; II, 27, 2; III, 54, 5; IV, 56, 2). Диодор считает датой начала восстания 469/8 г. до н. э., когда в Спарте случились большие землетрясения (Diod., XI, 63, 1—4). Схолиаст к Аристофану (Schol. Aristoph. Lysistr., 1144) также связывает восстание с землетрясением и помещает его в 468/7 г. до н. э. Павсаний, стараясь точно датировать землетрясение и восстание, пишет, что они имели место во время 79 Олимпиады, когда Ксенофонт из Коринфа одержал победу в беге (Pind. Ol., XIII; Diod., XI, 70, 1; Dion. Hal., IX, 61), а архонтом в Афинах был Архидимид (Paus., IV, 24, 5), т. е. в 464/3 г. до н. э. Эту же дату указывает и Плутарх (Plut. Cim., 16).

Сведения источников далеко не единодушны и в вопросе, касающемся времени завершения восстания. Фукидид отмечает, что ифомцы на десятом году войны сдались лакедемонянам на условии, что покинут Пелопоннес, а афиняне приняли их и поселили в Навпакте, который они незадолго перед этим отняли у локров озольских (Thuc., I, 10, 4). Это событие произошло около 456/5 г. до н. э.

Таким образом, 456/5 г. до н. э. — это не дата конца Мессенской войны, а время поселения в Навпакте отпущенных лакедемонянами мессенцев[153]. С восстанием же, вероятно, было покончено несколько раньше.

Диодор (Diod., XI, 64, 4) также замечает, что война с восставшими длилась 10 лет. Поскольку начало восстания он относит к 469/8 г. до н. э. (Diod., XI, 64, 1—4), то, казалось бы, согласно его замечанию оно должно было завершиться в 460/59 г. до н. э. Однако в другом месте (Diod., XI, 84, 7 sq.) он делает вывод, что восстание окончилось в 456/5 г. до н. э. Это противоречие, по-видимому, объясняется тем, что Диодор не совсем понял смысл сообщения Фукидида о поселении мессенцев в Навпакте, тем более что, по «Афинской политии», приписываемой Ксенофонту (Ps.-Xen. Ath. Pol., III, 1), разгром мессенян имел место перед битвой у Танагры, т. е. перед 458/7 г. до н. э. (ср.: Hdt., IX, 35; Paus., II, 11, 7)[154].

Общий вывод, который можно сделать, рассмотрев данные источников, заключается в следующем. Спарта претерпела несколько землетрясений (Diod., XI, 63, 1; ср.: Paus., VII, 25, 3). Наиболее разрушительным было землетрясение 465/4 г. до н. э. Эти землетрясения и явились благоприятным условием для восстания, первые очаги которого возникли еще до 464/3 г. до н. э. (Diod., XI, 63, 4; Schol Aristoph. Lysistr., 1137-1144; Polyaen., I, 41, 3)[155]. Однако своего апогея восстание достигло в 464/3 г. до н. э., когда мессенцы и часть периэков закрепились в труднодоступных местностях и представляли для лакедемонян большую угрозу, ибо была опасность присоединения к восставшим других илотов и периэков и объединения их с некоторыми мятежными союзниками лакедемонян. Вероятно, в тексте у Фукидида нет ошибки, и третья Мессенская война длилась действительно 10 лет, закончившись накануне битвы у Танагры падением Ифомы. После этого лакедемоняне одних восставших казнили, других отпустили на основании договора (их и поселили афиняне в Навпакте в 456/5 г. до н. э.), остальных возвратили в рабское состояние (Diod., XI, 84, 7 sq.).

Восстание илотов явилось для Спарты тяжелейшим испытанием, но выдержала она его успешно. Очевидно, в данном случае позитивную роль сыграло то, что лакедемонянам удалось предотвратить раскол Пелопоннесского союза и укрепить в нем свое господство. Это удержало аркадян от присоединения к восставшим. Кроме того, Спарта могла воспользоваться помощью союзников (Thuc., I, 102, 2; II, 27, 2; Xen. Hell., VI, 2, 3). Существует достаточно обширная традиция об афинской помощи лакедемонянам (Thuc., I, 102, 1 sq.; Plut. Cim., 6-17; Diod., XI, 64, 2; Aristoph. Lysistr., 1137—1144; Ps.-Xen. Ath. Pol., III, 11; Paus., I, 29, 8; IV, 24, 6; Just., III, 6, 2). При этом специального рассмотрения заслуживает сообщение Плутарха об обращении спартанцев за помощью в Афины.

Уже начало его рассказа указывает на то, что Плутарх, вероятно, использовал материал местной хроники, да и землетрясение, которое он описал, относилось к числу явлений, фиксировавшихся хронистами весьма тщательно. Обычно они рассказывали о подобных явлениях более подробно, сообщая также параллельные сведения о событиях, тесно с ними связанных. Кроме того, рассказ Плутарха свободен от общих рассуждений и содержит только изложение конкретных фактов.

Об этом первом обращении спартанцев в Афины, когда восстание только началось и предстояло отразить натиск илотов, по-видимому, говорит и Аристофан в Лисистрате (Aristoph. Lysistr., 1137 sqq.). Характеризуя прибытие спартанского посла Периклида, Аристофан рисует вполне реальную картину катастрофического положения лакедемонян. Текст Аристофана завершается утверждением, что Кимон вместе с 4 тыс. гоплитов спас Лакедемон (см. также: Schol. Aristoph. Lysistr., 1137—1144 = Philoch. Arg., 117; ср.: Diod., XI, 64, 2).

Важно также отметить и те обстоятельства, при которых афиняне приняли решение оказать помощь Спарте. Ситуация в Афинах к моменту прибытия Периклида была довольно сложной. Позиция Кимона уже стала колебаться, хотя он и отразил выдвинутые против него обвинения. В начале 60-х гг. V в. до н. э. часть граждан, подстрекаемая такими политическими лидерами, как Эфиальт, стала занимать все более радикальные позиции и проявлять антиспартанские настроения. Вместе с тем обращение спартанцев в Афины и ответ афинян нуждаются в более глубоком объяснении. В самом деле, чем объяснить столь унизительное и плачевное состояние спартанского посла Периклида и жестокую, лишенную всякого сострадали позицию Эфиальта (Plut. Cim., 16)? Очевидно, недостаточно только указать на опасность спартанского положения и имперские настроения определенной части афинян. Несомненно, Аристофан подразумевал какие-то действия лакедемонян, вследствие которых они чувствовали себя виновными перед афинянами, а афинские граждане из-за этого были очень разгневаны на спартанцев. Вероятно, подразумевались тайные переговоры лакедемонян с восставшими фасосцами, ставшие известными в Афинах. Кимону стоило колоссального труда убедить афинян проявить благоразумие и оказать помощь спартанцам. Убеждая граждан, Кимон отстаивал идею афинско-спартанского дуализма, требуя от афинян не посягать на интересы Спарты. Хотя ему удалось на этот раз отстоять свою позицию, события показывали, что среди афинских граждан эта идея уже переставала себя оправдывать.

Итак, после бурных дебатов Народное собрание афинян санкционировало отправление на помощь лакедемонянам гоплитов во главе с Кимоном. По-видимому, эта экспедиция была организована вскоре после 465 г. до н. э. В пользу этой даты говорят и гнев Эфиальта, вызванный, вероятно, антиафинскими действиями лакедемонян, и начавшиеся в это время распри между Коринфом и Мегарами. Второй раз (около 462 г. до н. э.) Спарта обратилась за помощью в Афины, когда восставшие илоты и периэки укрепились на Ифоме. Сообщение об этом нашло более широкое отражение в античной традиции, поскольку с ним связаны такие важные для всей последующей греческой истории события, как разрыв афинско-спартанских отношений и начало так называемой первой Пелопоннесской войны.

К сожалению, источники не сообщают, почему лакедемоняне вскоре отказались от помощи афинян и потребовали удаления афинского контингента из Пелопоннеса[156]. Принимая во внимание общие условия времени, характеризующиеся развитием демократических тенденций в Афинах и усилением афинско-спартанских противоречий, можно думать, что в отряде Кимона было немало афинян, являвшихся сторонниками политики Эфиальта, да и сам Кимон должен был соответствующим образом реагировать на новые внешнеполитические проблемы, вставшие перед афинянами, — об отношении к Аргосу и коринфско-мегарскому конфликту. Поэтому лакедемоняне могли относиться к афинянам с подозрением, тем более что основания для этого у них были.

Лакедемоняне, согласно Фукидиду, обратились к афинянам за помощью, считая их искусными в осаде укреплений. Но так как осада затянулась, то у спартанцев возникло сомнение в том, что афинянам либо недостает искусства, либо они затягивают осаду умышленно. В результате лакедемоняне отказались от их помощи и потребовали удаления из Пелопоннеса. Между тем, поскольку эта политическая акция Спарты имела столь решающее значение для греческой истории, она нуждается в более обстоятельном комментарии. Исследователи, интерпретируя рассматриваемые события, как правило, акцентируют внимание на активной позиции афинян, подчеркивая, что они разорвали отношения со Спартой, заключили союзные соглашения с ее злейшими врагами — Аргосом и Фессалией и начали борьбу за утверждение своей так называемой сухопутной империи. Спарта же обычно остается в тени и ей отводится пассивная роль.

Подобная трактовка хотя отчасти и подтверждается данными Фукидида и других источников, тем не менее является односторонней. Нельзя забывать, что эти события, наряду с другими, Фукидид подчиняет своей конкретной цели — доказать, какие обстоятельства способствовали усилению могущества афинян и каким образом организовалась Афинская держава (Thuc., I, 89, 1; 97, 2). Если же афинско-спартанские отношения этого времени рассматривать, абстрагируясь от этой заданной Фукидидом темы, то возникает несколько иная картина. В действительности необходимо подчеркнуть активную позицию именно лакедемонян, ибо, потребовав удаления афинского военного контингента, прибывшего по их же просьбе, они тем самым становились инициаторами разрыва отношений с Афинами. Действия афинян носили ответный характер. Ввиду этого и последовавший затем остракизм Кимона был обусловлен отчасти тем, что отстаиваемая им политика сохранения дружественных отношений со Спартой была отвергнута фактически самими спартанцами.

Иными словами, необходимо сказать, что в начале 60-х гг. V в. до н. э. не только в Афинах окрепли новые политические силы, способные радикально изменить внутреннюю и внешнюю политику государства, но и спартанские власти отнюдь не стремились занимать пассивную позицию и быть в стороне от общегреческой политики, особенно когда решался вопрос о гегемонии в Элладе. Спарта все более начинала понимать, что сохранить и упрочить свое господство в Пелопоннесе и в центральной Греции можно, только подтвердив свое право считаться простатой эллинов.

По-видимому, активизация спартанской внешней политики в значительной степени связана с приходом к власти спартанского царя Архидама. Популярность к нему пришла уже в первые годы его правления. Под его руководством спартиаты разбили в битве у Дипеи восставших аркадян (Polyaen., I, 41, 1). Возможно, Архидам навел порядок в Коринфе, где возникла борьбы между богатыми и бедными (Polyaen., I, 41, 2). Во время землетрясения он не только спас определенную часть граждан, выведя их из разрушенного города, но и организовал их для отпора восставшим илотам (Plut. Cim., 16, 4; Diod., XI, 63, 5—64, 1; Polyaen., I, 41, 3). Фукидид отмечает, что Архидам славился проницательностью и благоразумием (Thuc., I, 79, 2). Обычно Архидама, в отличие от эфора Сфенелаида, рассматривают как противника войны с Афинами и лидера так называемой мирной партии в Спарте. Однако это не совсем так. Речь Архидама в спартанском Народном собрании в 432 г. до н. э. вовсе не была направлена против войны. Он отстаивал лишь более благоразумную позицию, требовал не спешить с войной, а как следует и во всех отношениях к ней подготовиться (Thuc., I, 80—85). Такой совет он давал на основании ведения прежних войн (Thuc., I, 80, 1), поэтому можно думать, что и накануне, в ходе так называемой первой Пелопоннесской войны, своеобразие и характер спартанской внешней политики были обусловлены влиятельной позицией этого царя.

С его именем, вероятно, была связана и реорганизация спартанской армии[157], вызванная, видимо, последствиями землетрясения, так как в результате потери части граждан спартиаты стали использовать в качестве гоплитов часть периэков. Вместо прежнего построения армии по обам (Hdt., IX, 10; 11; 53; 57) теперь спартанское войско делилось на моры. Впервые это новое построение зафиксировано Фукидидом в битве при Мантинее (Thuc., V, 66, 3—67, 1; 68). По его сообщению, лакедемонское войско имело следующую структуру. Во главе стоял царь, далее, согласно рангу, шли полемархи (командующие морами), лохаги (начальники лохов), пентекостеры и эно-мотархи (Thuc., V, 66, 3). Число воинов в подразделении и, соответственно, число самих подразделений в спартанской армии варьировалось (ср.: Thuc., V, 68, 3; Xen. Lac. Pol., 11, 4). В это же время Спарта в целях укрепления господства в Пелопоннесе ввела официальных должностных лиц — ξεναγοί, которые осуществляли контроль над союзными контингентами.

Итак, своеобразие внешней политики Спарты в 70—60-е гг. V в. до н. э. заключалось в том, что она, обеспечив порядок в Пелопоннесе и укрепив свое господство в Пелопоннесской лиге, стала снова проявлять более энергичный интерес к общегреческим делам, пытаясь подтвердить свою роль гегемона эллинов. Исходя из этих целей, лакедемоняне пообещали фасосцам оказать помощь в их борьбе с афинянами. Землетрясение и восстание илотов лишь временно задержало дальнейшее осуществление подобной политики. По крайней мере, события конца 60-х гг. V в. до н. э. и удаление афинского вспомогательного контингента во главе с Кимоном из Пелопоннеса показали, что отказываться от этого внешнеполитического курса Спарта не намеревалась.