Агрессор

Глава первая

Один приказ — и морпехи двинулись вперед. Мы действовали точно по приказу, каждому из нас в лицо был направлен ствол автомата.

Мы ждали инструкций; вся хитрость заключалась в том, чтобы не показывать ни малейшего признака страха или каких-либо других эмоций. Нужно было оставаться невозмутимым и делать то, что тебе приказывали.

— Ты! Ты, темненький, — прокричал ближайший ко мне солдат. — Выбирайся из машины, причем очень медленно. А ты, старик, оставайся на месте.

Я сдержал усмешку. Вряд ли Чарли это понравилось.

Еще несколько морпехов вышли во двор из модуля. Они тоже были в бронежилетах и кевларовых шлемах, но без оружия. У меня возникло такое ощущение, как будто нас ожидала приемная комиссия.

Я вышел медленно, держась так, чтоб они постоянно видели мои руки, и не делая ни одного резкого движения.

Парень, целившийся в меня из автомата, подошел к моей стороне машины и стал на расстоянии около метра от нее, нацелив автомат мне в грудь. Он хорошенько ткнул меня в плечо, скорее сверху вниз, чем наоборот, на случай если ему пришлось бы стрелять, чтобы пуля не зацепила еще кого-то из окружающих.

Теперь была очередь Чарли. Я скорее слышал, чем видел, как он вышел из фургона. Я не смел двигаться, пока парень с полуавтоматической винтовкой не сказал, чтобы я повернулся.

На дальней стороне площади двое-трое любопытных высунули из окон головы. Еще куча разных зевак собралась вокруг нас.

— В чем дело, товарищи? Они украли «лэндровер»? Это, должно быть, русские.

— Нет, скорее наркодельцы.

— Ни в коем случае. Парень, они террористы. Чертовы активисты.

Эти ребята явно больше времени проводили перед телевизором, пересматривая «Остров фантазии», чем слушая местные новости, но я знал, что это лишь вопрос времени. Чуть позже они обязательно обнаружат связь между нами и Базом.

Мой сопровождающий держал меня за наручники, а парочка его дружков быстренько обыскала меня. Им очень не нравилось, что мы сперли их фургон.

Пара рук схватила меня за наручники и повела, почти потащила меня по дорожке и вверх по двум деревянным ступенькам. Мы свернули в широкий коридор, без единого окна. На полу лежал серый линолеум. Флуоресцентные лампы освещали гладкие белые стены.

Солдат впереди расчищал проход от зрителей.

— Все, ребята. Шоу окончено. Возвращайтесь в свои кабинеты, пожалуйста. Мы взяли ситуацию под контроль. Ну давайте, люди, расходитесь.

Мы зашли в практически пустую комнату, в которой стояли лишь один алюминиевый стул и стол.

Чарли за мной уже не было. Это мне совершенно не понравилось.

Один из парней толкнул меня вперед.

Они развернули меня и усадили на стул. Затем, не произнося ни единого слова, один из них перевел мои защелкнутые в наручники руки за голову.

Другой схватил меня за волосы и потянул назад.

— Сиди ровно, придурок.

Четверо парней и одна женщина остались со мной в комнате, все в форме, с наушниками и пистолетами в черной нейлоновой наплечной кобуре.

Они не сводили с меня глаз.

Женщина стала передо мной.

— Разденься.

Если она была здесь, чтобы смутить меня, то она опоздала на целую жизнь. Мне уже столько дерьма довелось съесть, и я съем еще, только бы они оставили меня в покое. Все лучше, чем просто быть избитым.

Наручники с меня сняли, и с моих рук потекла кровь, когда я начал раздеваться.

В комнате не было никаких звуков, за исключением приятного жужжания вентилятора где-то вверху на стене.

Женщина вынула из своего ящичка и затем надела хирургические перчатки. Я заметил у нее на лацкане изображение двух змей, обвившихся вокруг какой-то палки. Медработник.

Я продолжал молча стоять, мои вещи валялись у моих ног. Я ждал инструкций, хотя догадывался, к чему все идет.

Она указала на стул.

— Сядь.

Я сделал то, что мне сказали, и четверо парней стали возле меня полукругом. У одного из них был наготове баллончик со слезоточивым газом, другой держал «Тазер». Создалось впечатление, будто они хотели, чтобы я начал что-то делать.

Мне было холодно сидеть на металле и прислоняться к нему спиной, но у меня-то и времени не было об этом подумать. Женщина отвела мою голову назад и залезла в мой рот какой-то специальной лопаткой.

От ее блузы исходил запах дыма. Надеюсь, она не слишком расстроилась, когда ее неожиданно забрали с перекура.

Мне было интересно, что же они искали? Наркотики? Миниатюрную бомбу под моим языком? Или они просто пытались исторгнуть из меня признание?

Но основной вопрос заключался в том, где Чарли.

Она вытащила лопатку и прощупала мои десны пальцем.

Что дальше? Свободный оранжевый костюм и ежедневные путешествия в комнату для допросов на ручной тележке? Да кем же они меня, черт подери, считали?

Она осмотрела мои уши, затем опять полезла в ящик и достала вазелин. Меня точно принимали за самого Саддама.

Она смазала пальцы своей правой руки.

— Встань, наклонись и коснись руками пальцев на ногах.

Меня утешала лишь одна мысль: ей будет еще хуже, чем мне. Я целый день не ходил в туалет.

Я почувствовал, как ее палец забрался внутрь, пошарил там, затем она вытащила руку.

— Вставай.

Я старался не смотреть ей в глаза. Я не хотел наградить ее даже намеком на улыбку.

Затем кто-то пихнул меня каблуком в спину, и я отлетел прямо к стене. Я знал, что это только начало. Они разогреются такими штучками, после чего верх возьмет стадный инстинкт. В глазах у них отражалась настоящая ненависть.

Я упал, скрутился и стал ждать. Они пинали меня ногами. Я прикрыл руками лицо, открытым оставил лишь один глаз.

Вдруг в одном из наушников раздался шум, и парень быстро засунул его себе в ухо, чтобы слышать говорившего. Затем приглушенным тоном он передал информацию остальным. Они посмотрели на меня, явно разочарованные. Значит, это было оно; теперь они знали, что я настоящая телезвезда. Теперь был черед грузинской полиции. Я старался подбодрить себя тем, что все же этот вариант получше.

Медработник сняла свои перчатки и выбросила их в пластиковое ведро, все остальные инструменты засунула обратно в ящик. Она указала на стул.

— Сядь.

Я поднялся на ноги, но не слишком быстро. Один из парней помог мне носком своего ботинка.

Алюминиевый стул ни капельки не стал теплее. Меняя положение тела, я слышал хлюпанье вазелина, а потом расслышал, как от рулона оторвали ленту скотча.

Глава вторая

Они схватили меня за запястья и завели мне руки за голову, затем занялись лентой. Они обмотали ее вокруг моих рук и головы, словно бандаж, затем закрепили под подбородком.

Когда они закончили, я сжал кулаки как можно сильнее, пытаясь создать некоторое пространство. Даже какая-никакая игра означала, что я действую. Я знал, что ничего особенного у меня сейчас не получится, но сам факт того, что я хоть несколько сопротивлялся, был мне приятен.

Никаких приказаний не было, но внезапно они все как один отступили назад и вышли из комнаты.

Я посмотрел вокруг. Мои вещи унесли, и у меня не оставалось совершенно никакого выхода.

Мои руки несколько закрывали уши, но я услышал, что снаружи дверь заперли на замок, а все четыре вентилятора были размером не больше чем почтовый ящик. Кроме того, они практически наверняка следили за мной с помощью камер.

Я наклонился вперед и оперся локтями на колени. Под подбородком пот жалил кожу. Мне наверняка предстояло просидеть так с час, а то и больше.

Я старался сохранять оптимизм.

За все годы я попадал в разное дерьмо и пускай не всегда выбирался из него наилучшим образом, но выбирался.

Мне постоянно доставалось, но потом я обязательно как-то из всего выпутывался. Я подумал, что это было одной из причин, почему я до сих пор занимался этими кретинскими штучками.

Но как бы я ни старался быть оптимистом, я не мог избавиться от мысли, что в этот раз все может сложиться по-другому.

Глава третья

Я слышал в коридоре какую-то приглушенную беседу. Я как можно сильнее открыл уши. То ли они были разгоряченные, то ли разочарованные, не могу точно сказать, но в разговоре мелькали разные ругательства и фразы типа «да какого черта. Их задницы наши». Все это звучало так, будто происходило что-то плохое для них, но это совсем не обязательно означало, что для нас происходило что-то хорошее.

Тот номер в Тбилиси вдруг показался очень близким.

Ботинки и шины зашуршали по гравию.

Я ненавидел времена вроде этих, когда я ни черта не понимал, что происходит. Может, полиция уже появилась здесь и начала разбираться с Чарли? Возможно, последние дни он находился и не в очень хорошей форме, но им все равно не удастся что-либо из него выжать.

Они наверняка скажут мне, что этот старый придурок во всем сознался, но я знал: последнее, что сделает Чарли, так это даст им в руки такое оружие. Может, руки у него уже не те и его часто подводит память, но есть вещи, которые въедаются в нас так глубоко, что становятся нашей второй натурой.

Минуту или две я думал о том, где же сейчас этот старый дурак. Если бы я выбрался, нашел бы я Чарли? Без сомнения. Даже голый, со связанными руками, я бы все равно взламывал все двери вдоль коридора, пока не нашел бы его. Потом все, что нам понадобилось бы, это два комплекта одежды, наши паспорта и какой-нибудь транспорт, чтобы отсюда выбраться.

Вернувшись в реальный мир, я всеми силами постарался расплестись и вытянуть, свои руки и ноги, пытаясь облегчить боль в мускулах.

Начало холодать, и я приостановил весь процесс. Они, должно быть, специально меня охлаждали перед тем, как прийти и зачитать мой гороскоп.

Где-то через полчаса мне снова потребовалось распрямить ноги, так как у меня болела каждая кость. Какого черта я опять влез в такое дело?

Где-то в глубине души я всегда понимал, что когда-то я хорошенько вляпаюсь, но это не особо меня волновало.

Пока не появилась Келли.

Удивительно, как сопливый ребенок со съеденным молью плюшевым мишкой может привлечь твое внимание.

Я никогда не был рыцарем в сияющих доспехах, какого она заслуживала, и ничто в моей жизни не заставит меня перестать думать о том, что я не спас ей жизнь, но даже сейчас, когда я был в своем старом привычном мире, я понимал, что то, чем я занимался, было не совсем тем, чем я занимался когда-то.

Я знал, что мне предрешено было всю жизнь быть в самом конце цепочки обмена веществ в природе, и я практически смирился с этим. Но Келли заставила меня подумать, что, может быть, есть что-то и лучше за углом.

И сейчас все то же самое делала Силки. Она стала моим хранителем, моим переводчиком в мире, говорящем на языке, который я едва ли понимал.

Чем она занималась в эту минуту? Во что она одета? Чем мы будем заниматься, когда я вернусь?

Я не мог поверить в то, как сильно я по ней соскучился. Впервые за столько времени вся сумма моих чувств не сводилась к фразе: «Да ну его все к черту. Все это чепуха». Я действительно хотел быть не один и очень ждал этого момента.

Если мне когда-нибудь удастся отсюда выбраться, я никогда больше не буду ворчать на нее за то, как она ставит свой серф прямо на крышу «фольксвагена». Я даже позволю ей слушать свои мелодии всю дорогу от Cairns до Сиднея и обратно, если она захочет.

Тем временем я снова скрутился калачиком, как тело в багажнике «ауди», закрыл глаза и попытался думать о хорошем.

Это все, что я сейчас мог сделать.

Глава четвертая

Я лежал на холодном и твердом полу, со связанными за головой руками, мое тело онемело, как бы часто я ни шевелился.

По крайней мере, в комнате теперь потеплело; кто-то переключил кондиционер несколько минут назад, и теперь струя теплого воздуха шла в комнату. Я присел и начал передвигаться по линолеуму, пока не попал прямо под эту струю.

Старенький «Хью» парил туда-сюда над моей головой, и я мог слышать обрывки разговора, доносящегося из коридора.

Похоже, они до сих пор не знали, кто мы такие. По самой распространенной версии, мы были торговцами наркотиками, и так как мы белые, было решено, что мы русские. Мафия, может быть.

Один парень предположил, что мы британцы, потому что так сказал водитель, но эта версия долго не продержалась. Все знали, что британцы чертовски глупы, но не настолько же.

За моей дверью послышались быстрые шаги, и я услышал радостные для себя новости:

— Хей, я только что слышал об этих двоих. Они убили того политика, ну ты понял, парня с новостей? Да, двадцать раз выстрелили парню в голову и оставили его в собственном багажнике. Наши парни поймали их, когда те пытались смыться.

Время тянулось очень медленно, и мне казалось, что я лежу здесь уже несколько часов.

Я придвинулся ближе к двери в надежде услышать что-нибудь еще. Особенно я хотел знать, где Чарли. Но все, что я слышал, были скрип ботинок и какой-то крик.

Я безумно хотел пить; прошла уже целая вечность с тех пор, как я выпил эспрессо в аэропорту.

Я почувствовал, что меня одолевает сон, и подумал, что уже, должно быть, достаточно поздно. Я постарался вздремнуть, но не смог; как бы я ни лег, моя поза все равно оставалась слишком неудобной.

Прошло еще некоторое время; затем я услышал звук приближающихся шагов, но на сей раз они принадлежали кому-то обутому в туфли, а не ботинки.

Дверь открылась, и комната погрузилась в мрак.

Два человека подхватили меня, по одному с каждой стороны. Они были одеты в гражданское; моя левая ступня напоролась на металлическую пряжку на паре грязных туфлей, а справа, когда меня резко подняли с пола, я почувствовал настоящий коктейль из запахов никотина и кожи.

Я готов был поспорить на все три куска табака для жевания Чарли, что пиджак был черным.

Затем я чувствовал только запах репы, когда мне на голову натянули нейлоновый чулок. Он доходил до моих локтей.

Мои два новых друга обменялись парой фраз на скрепочном языке, я потихоньку начинал его понимать. Затем они вытащили меня в коридор. Мелкие проблески флуоресцентного света пробивались сквозь ткань, и еще я видел кусок пола внизу через дырку у моей талии.

Мы свернули налево, прошли несколько дверей, затем направились дальше и снова прошли через несколько дверей.

Порыв холодного ветра коснулся моей голой кожи, все части моего тела съежились. Когда мы стали спускаться по деревянным ступенькам, я уже дрожал.

Гравий впивался мне в ступни, когда меня тащили к какой-то машине. Задние сиденья были убраны, и я сел на одеяла, состоявшие из случайной комбинации колючей шерсти и нейлона.

Я пробрался как можно дальше, надеясь наткнуться на Чарли, но в итоге лишь ударился головой об аккумулятор, и мне в нос ударили всепоглощающие запахи мочи и псины. Сверху на меня бросили еще одно одеяло, и дверь закрылась.

Это было нехорошо.

Мне казалось, что я понимал, какими они были полицейскими, и вам никогда не захотелось бы остановиться и спросить у них дорогу, поверьте.

Передние двери открылись и закрылись, и я прямо подпрыгнул, пока эти двое парней усаживались на свои места. Двигатель завелся, и мы поехали мимо разборных модулей. Я закрыл глаза, чтобы попытаться сохранить хоть какую-то ориентацию в пространстве.

Я услышал какой-то разговор, затем зажглась спичка, и запах никотина начал воевать с запахом псины.

Я не боялся того, что может быть впереди. Я просто чувствовал себя подавленным.

И голодным.

И, к моему огромному удивлению, чертовски одиноким.

Глава пятая

Мы остановились, и шофер опустил свое стекло. Он отдал кому-то серию приказов на скрепочном языке, затем я услышал, как поднялся шлагбаум, и мы поехали дальше.

С километр мы проехали по неровной шумной дороге, пока добрались до главной, а там свернули налево. Здесь не было ничего удивительного. Грузины любили своих русских собратьев не больше, чем американцы.

Мы ехали по шоссе, лишь изредка попадая в старые добрые рытвины.

Я старался зафиксировать продолжительность этой поездки, подсчитывая секунды, и досчитал до двадцати минут езды без остановок.

Двое парней впереди веселились. Они включили радио и слушали какие-то грузинские песни, в которых, казалось, было достаточно много причитаний. Может, это та же радиостанция, что звучала в охранных палатках у посольств?

Они ни разу не проверили, на месте ли я еще. Возможно, они просто забыли обо мне. Это было бы очень хорошо.

На нашем пути не было никаких подъемов или спусков, так что мы до сих пор ехали по долине. Но почему мы не поехали по возвышенности, останавливаясь у поста по направлению в город? И если мы поехали не так, то было ли это хорошим или плохим знаком? У меня было отвратительное ощущение, что я знал ответ на этот вопрос.

Еще десять минут, и это уже точно не было похоже на обыкновенное полицейское дело. Мы и близко не подъехали к возвышенности; если мы собирались в город, то мы бы уже туда доехали.

Я немного покрутился и постарался получше натянуть на себя одеяло. Моя гусиная кожа потихоньку сходила, и я хотел согреться.

Оттого, что мне становилось теплее, — я закутался в одеяло и стал похож на кокон, — я снова вернулся к мысли о Силки. Меня одолевали сомнения. Я знал, что поступил правильно, поехав сюда с Чарли, но в то же время все, чего я сейчас хотел, это оказаться в Австралии. Я бы выбрал это не просто как альтернативу лежанию здесь, на заднем сиденье машины, возможно, на своем последнем пути, а потому, что хотел быть с ней. Хотя бы потому, что пахла она намного лучше, чем все эти одеяла.

Я вспоминал ее лежащей рядом со мной на пляже и сидящей на соседнем сиденье в «фольксвагене». Мои мысли путешествовали. Я не мог вспомнить ни одного момента, проведенного рядом с ней, который не был бы хорош. Я помнил, как она сказала:

— Мы хорошая пара, не правда ли?

Она была права. Я очень скучал по ней.

Так чем же мы будем заниматься, когда я вернусь? У нас все еще оставалось запланированное путешествие; это было место, которое я называл скалой Айерса, а Силки и все остальные называли его Улуру.

До того как я встретил Силки, я никогда не испытывал страха в подобного рода ситуациях — я не думал ни о плохом, ни даже о хорошем. Я бы, наверное, просто лежал здесь и все. Но, черт подери, мне нравилось все так, как есть сейчас. Мы все еще должны были поехать кататься на яхте на Троицу, посетить Национальный парк какаду и съездить в Новую Зеландию. Мы говорили обо всех этих местах, когда путешествовали вместе. Я хотел все их посетить, хотел посетить их с ней.

Из коробки передач донесся какой-то приглушенный звук, и машина замедлила ход. Мы свернули на куда более ухабистую дорогу. Я свернулся калачиком.

Мотор заглох.

Обе передние двери открылись, и послышался хруст камней под ногами.

Мою дверь тоже открыли и сняли с меня одеяло. Холодный ветер поразил меня, словно удар ниже пояса.

Глава шестая

Меня перетащили через участок с мокрой травой и камнями в другую машину.

Ночной ветер пронизывал меня до костей, моя кожа напоминала кожу свежеобщипанного цыпленка.

Мы остановились, и я услышал звук тяжелого удара по дереву. Дверь открылась, и сквозь нее меня втолкнули в то, что было очень похоже на сауну. Воздух был слишком тяжелым, с запахом баллонного газа.

Я сделал несколько шагов вперед, затем почувствовал тяжесть на своем плече. Моя задница прикоснулась к пластиковому стулу. Над собой я расслышал мягкое шипение горящего газа. Я наклонился вперед, сжимая зубы и приготовившись к каким-либо гадостям. Я ожидал, что меня заставят выпрямиться в любой момент, но они позволили мне сидеть в том же положении.

Затем, еще более неожиданно, они убрали этот подвесной баллон.

Я все еще держал голову опущенной, но взглянул наверх. Я находился в маленькой комнате с неровными каменными стенами и твердым земляным полом. Передо мной стоял синий раскладной пластиковый столик для пикников с металлическими ножками, который выглядел так, будто он только сошел со страниц каталога. С каждой его стороны стояло по лампе, их тени танцевали на стенах. Наши с Чарли паспорта лежали между ними.

Водитель и его напарник стояли позади меня, они все еще тяжело дышали после того, как тащили меня сюда от машины.

Пара американских походных ботинок появилась с другой стороны стола. Ствол автомата был направлен прямо мне в лоб. Его держала крепкая, в перчатке, рука.

Когда я увидел, кому эта рука принадлежала, секретная полиция Грузии вдруг показалась мне ясельной группой.

Теперь удача действительно отвернулась от меня.

Человек, возвышавшийся надо мной, был весом не менее ста двадцати пяти килограммов, и голову его обрамляла до боли знакомая белокурая полулысая стрижка.

Мне не нравилось то, как он держал оружие, но это выглядело менее устрашающе, чем он сам.

Джим «Зови меня Бастер» Бастендорф, человек, которого мы окрестили Бастардом в Уэйко, ни грамма не изменился за те двенадцать лет, что я его не видел.

Глава седьмая

Я снова посмотрел вниз, но остановил свой взгляд на оружии.

Совершенно внезапно моим рукам за головой стало как-то очень комфортно. Тем не менее я сжал зубы и закрыл глаза. Я был в полной заднице и должен был смириться со всем, что бы ни случилось дальше.

Хотя если он хотел, чтобы я его умолял, ему придется попотеть. Черт бы его побрал. Он все равно будет делать то, что сам захочет, что бы ни делал я. Так к чему было ломать голову?

Я слышал, как он обошел вокруг стола. Я слышал, как из его ноздрей раздавался свист, когда он наклонился ближе ко мне. Затем он ткнул дулом прямо мне в правую руку.

Я вздрогнул, когда пистолет издал щелчок. Я не мог не вздрогнуть.

Я открыл глаза. Бастард все еще стоял надо мной. Ему понравилась моя реакция, он улыбнулся.

— Итак, сынок, кто ты такой, черт бы тебя побрал?

— У вас мой паспорт. Почитайте.

Он взглянул на меня. По выражению его лица я понял, что он все еще не нашел связи между мной, молодым британским ученым Энтони и кучей мертвых Давидианцев, и я не собирался ему в этом помогать. Я и так был в дерьме по самые уши.

— Ты не американец. Откуда ты? — он сморщил лоб, изучая мое лицо и перелистывая страницы памяти в своей голове. — Мы уже где-то встречались, правда ведь?

— Послушай, ты есть у нас на пленке, склонившийся над оборудованием в «Марриотте» и…

Первый удар пришелся мне прямо в висок. Я умудрился усидеть на стуле, но прошло некоторое время, пока моя голова перестала звенеть и у меня перед глазами прекратили танцевать лучики света.

— Закрой свой чертов рот, ублюдок! Ты в полном дерьме! Полиция тоже охотится за твоей задницей. Ты в ответе за убийство, раскрытие которого лежит на их шеях, и они не видят в этом ничего смешного. И еще знаешь что? Я дам этим уродам то, что они хотят, если ты не предложишь мне небольшую сделку.

Он еще дважды меня ударил. Второй удар повалил меня на этот земляной пол и чуть не выбил мне плечо.

— Вот чего я хочу — сделку.

Я был в жутком напряжении. С закрытыми глазами и прижав колени к груди, я лежал и ждал следующих ударов.

Я не смотрел вверх.

Бастарда сложно было игнорировать, но, на мой взгляд, стоило попробовать. У меня по спине тек пот, и я ждал новых ударов в голову.

Двое парней наклонились надо мной с разных сторон и водворили меня обратно на стул.

Я почувствовал холодное стальное лезвие справа у своего подбородка. Я снова вздрогнул, но тут меня аккуратно погладили по голове.

— Расслабься, Ник. Парни лишь немного развлекаются. — Он надел на голову свою шляпу, и несмотря на то что совершенно ему не шла, она, по крайней мере, чуть меняла его лицо. — Они лишь хотят разрезать твои веревки. Расслабься, сынок. Мы пока совсем не хотим порезать на кусочки такого милого мальчика, правда ведь?

Они начали резать и срывать ленту. Вместе с лентой они вырвали у меня несколько волосин из бровей. Но в этом был и положительный момент: я почувствовал, как к моим рукам снова поступает кровь.

— Присаживайся, Ник. Расслабься.

Я слегка наклонил голову и посмотрел назад. Газ все так же горел, служа отоплением для всех находящихся здесь. А два парня были двумя теми громилами с вытянутыми лицами, которых я видел в «паджеро» возле «Марриотта». Они оба все так же были одеты в черное, и тот, что стоял справа, сейчас чистил свой автомат.

— Как дела, Ник? Ты в порядке? — Бастард пододвинул еще один пластиковый стул со своей стороны стола, он был сама учтивость. Оружие он спрятал, но перчатки так и оставались у него на руках.

Между лампами теперь стоял алюминиевый термос, паспорта исчезли.

— Давай, сынок. Понюхай кофе. Он очень крепок и хорош.

Я потянулся вперед, взял флягу и начал откручивать крышку. В таких ситуациях, как сейчас, всегда лучше взять то, что тебе предлагают. Ты ведь не знаешь, когда снова предложат. Кроме того, я уже несколько часов безумно хотел пить.

Парни позади меня переминались с ноги на ногу. Я не мог понять, то ли они просто грелись, то ли разминались перед следующим номером программы. В любом случае, понятно было, что они все еще в красном углу ринга, а я — в синем.

Местом сегодняшнего шоу оказался, насколько я мог видеть, старый жилой дом на ферме с открытым балочным покрытием и черепицей. Отверстия в стенах, где, как мне казалось, когда-то были окна, закрывали серые нейлоновые мешки, подобные тому, что был на мне.

Я налил черный горячий кофе в два пластиковых стаканчика и с улыбкой на лице пододвинул один Бастарду. Запах действительно был очень приятным.

— Где Чарли?

Он сделал глоток. Он знал, что я делал. Если бы в кофе оказался наркотик, то он одолел бы не только меня, но и его.

Кофе обжег мне язык, но и что с того? Вкус у него был столь же чудесный, сколь и запах, и он согрел меня до самого желудка.

— Есть ли вероятность, что я получу свою одежду?

Он пожал плечами.

— Конечно.

Он наклонился, взял с пола еще один такой же серый мешок и положил передо мной мои вещи.

Я быстро оделся, проверив карманы. Никаких денег и, конечно, никакого паспорта. Ничего кроме часов. Но чего я мог ожидать?

— А Чарли получил все это?

Когда ты на допросе, часть твоей работы — заботиться о напарнике. Чарли был в довольно плохой форме.

Бастард кивнул и отпил еще немного кофе.

— А вы, ребята, ищете друг друга, да? Мне это нравится. — Он поставил свой стаканчик обратно на стол. — Эй, мне жаль, что сейчас все так получилось. Но знаешь… — он сделал из пальцев пистолет и направил его в меня, — когда я узнал, что Чак взял кого-то с собой на работу, меня это просто взбесило.

С его лица все еще не сходила широчайшая улыбка, но меня это не особо радовало. Когда мы виделись в последний раз, он был немного не в себе, и это не привело ни к чему хорошему.

Глава восьмая

Его улыбка растянулась еще шире.

— Я люблю быть в курсе того, что происходит; я люблю, когда все делается по-моему. Мне просто нужно было немного выпустить пар. Парням вроде нас необходима делать это время от времени, правда ведь, Ник? Ты должен это понимать.

Я понимал все слишком хорошо. Дело вовсе не в том, чтобы выпустить пар, а в том, чтоб показать всем в радиусе пятисот километров, кто главный.

Я сидел и молчал, заправляя сорочку. Дело было не в «лэндровере», не в Базе и не в полиции. Это было что-то куда более важное для него, какая-то работа.

Я отклонился на спинку стула.

— Так, помоги мне здесь разобраться… убить Чарли после того, как он закончит с сейфом. Это значит сделать по-твоему? — Я тоже рискнул улыбнуться. — Получается хорошо, что я попался на дороге.

— Это было не мое решение. Такие вещи решают парни сверху. — Он показал пальцем в небо. — И это они приняли такое решение, а меня никто не спрашивал. Все, что я знаю, так это то, что Чак должен был сделать работу, а я поставлял ему оборудование, информацию, оказывал всяческую поддержку. Кто я, по-твоему? Просто скотина какая-то? Да, черт возьми, Чак ведь один из нас, один из хороших парней!

— А кто эти парни сверху? Военные? Нефтяники?

Он медленно покачал головой и с сожалением посмотрел на меня.

— Знаешь что, Ник? Ты мне нравишься, но неужели ты думаешь, что я совершенно безмозглый? Да перестань, парень. Все, что тебе нужно знать, это то, что сегодня я спас ваши задницы. Еще немного в том лагере, и вас бы упрятали за решетку как последний кусок дерьма. — Его глаза как-то неприятно блеснули. — Я знаю, что эти парни делают с такими, как вы, в этих помойных ямах. Ничего хорошего, Ник, ничего. Там становятся психами.

Я не сомневался в том, что он прав, но мои мозги были заняты другим, решая, что мне дальше сказать, как удержаться подальше от той помойной ямы. Той, в которой я был сейчас, мне вполне достаточно.

— Ладно, хватит об этом дерьме. Мне жаль, правда, жаль, что я на вас только что вызверился. Но когда я услышал о вас двоих в лагере… — Он засмеялся несколько искусственно и сделал еще один глоток. — Наверно, я волновался так, как человек, к чьему виску приставлен пистолет. Но вы должны быть благодарны мне за то, что я не отдал вас в чужие руки. Те парни в лагере? Они были крайне разочарованы, когда узнали, что вы не эти чертовы террористы. — От смеха у него задрожала челюсть. Ему нравилась каждая минута этого действа. — Эй, ты можешь в это поверить?

Собственно говоря, я мог. Если бы они смогли пришить мне терроризм, сейчас я был бы на полпути в Гуантанамо.

Мне было интересно, почему он ни слова не сказал о сумке с лэптопом. Или о бумагах и кассете. Должно быть, приберегал это на потом.

— Но знаешь что, Ник? Учитывая то, в каком полном дерьме вы были, ты оказал себе медвежью услугу, спасая ваши задницы.

Это был не тот Бастард, которого я знал. Он постарел и сейчас сидел передо мной, умело используя приемы допроса, и не давал мне сказать ни слова, пока сам не хотел, чтобы я что-то сказал.

Он использовал ту технику, которая в руководстве называется «Гордость и самомнение». Он думал, что я буду чувствовать себя опустошенным, и хвалил меня за отлично выполненную работу. С минуты на минуту он мог начать мне рассказывать, как хорошо он понимал, что я чувствую, и мы должны были завязать дружескую беседу за чашкой кофе.

Но чего он не знал, так это того, что мои гордость и самомнение были похоронены так много лет назад, что я уже точно и не помню когда. Если он хотел найти следы хоть того, хоть другого, ему нужно копать намного глубже.

Я кивнул в знак того, как я рад, что он меня понимает.

— Мы все сделали правильно. Кто это был в доме и на кладбище?

— Не имею ни малейшего представления. — Бастард медленно покачал головой. — В любом случае, эти ублюдки явно испортили всю операцию.

Он наклонился вперед, кивая в знак согласия с самим собой и доставая из куртки две сигары.

— Люди говорят, что это наука, но они забывают о той части, которую ты не можешь контролировать, и в этом все дело, правда? — Он предложил мне одну из сигар, но я отказался, вежливо покачав головой. Вместо этого я налил себе еще кофе.

Он подкурил и с видом ценителя сделал глубокую затяжку. Кажется, он бросил свою старую привычку жевать табак. Может, это было его представлением о более здоровом образе жизни.

Ждал ли он, что я начну о чем-то говорить, чтобы заполнить образовавшуюся паузу? Если так, то я собирался его разочаровать.

Ни в коем случае я не стану говорить что-либо такое, что может вырыть для нас с Чарли еще более глубокую яму. Каким-то странным образом осознание того, что я в этой яме не один, делало меня более уверенным в себе, и я знал, что Чарли думал то же самое. Он бы меня не подвел: я бы в свою очередь также никогда его не подвел.

— Знаешь что? — У него изо рта вылетело облако дыма. — Вы часто так сотрудничаете с Чарли? Это большой сюрприз. Как это у вас получается, ребята, — вы заранее планируете дележку денег?

Я кивнул.

Он засунул в рот кусок своей сигары, и создалось такое впечатление, будто он внезапно забыл, что с ней делать, — то ли жевать, то ли курить.

— А я думаю, тебе должна бы достаться часть побольше, Ник. Кажется, ты сделал львиную долю работы, вытаскивая вас обоих из дерьма. Все по-честному, так ведь вы, британцы, говорите? — Он струсил пепел. — Это ведь идея Чарли — сделать все в четыре руки?

— Ну конечно, а как же иначе? В другом случае как бы я вообще узнал обо всем этом?

Не похоже, чтобы он что-то знал о диско-ручках Чарли. В этот раз слюна потянулась от его губы за сигарой, когда он убирал ее ото рта.

Когда вы находитесь где-либо достаточно долго, вы вливаетесь в окружение. Каждый дом кажется совершенно чужим, когда вы только в него попадаете, но проведите в нем полчаса и вы начнете себя в нем чувствовать, как у себя дома.

Хотя здесь со мной этого все еще не произошло. Единственными привычными элементами в этой комнате были шипение газа и дым от сигары.

Глава девятая

Он внимательно смотрел на мое лицо, ожидая, что я скажу больше.

Но я не собирался заполнять никакие пробелы сейчас, пока он настойчиво пытался стать моим новым лучшим другом. Позже, возможно, когда он дойдет до странички, на которой были кровь и переломанные кости.

— Чак говорил тебе, в чем заключалась вся работа?

Я отодвинул кружку от себя и кивнул.

— Слишком много людей вмешивается в безопасность нефтепровода?

— Да. Эти грузины — одна большая коррумпированная шайка ублюдков, — он показал на парней, стоящих у меня за спиной. — Ну а что с них толку? — он продолжал улыбаться, указывая на парней позади меня. — Не переживай насчет этих придурков, Ник. Хари и Кунзру не понимают ни единого слова. Они такие тупые, что даже шнурки себе сами завязать не могут. Так ведь, идиоты?

Я услышал какое-то ворчание за своей спиной. Это явно было версией Бастарда о «Партнерстве во имя мира», и она действительно работала так, как нравилось ему.

Он наклонился вперед и сделал еще одну затяжку.

— Да, все правильно. — Еще один клуб дыма вылетел у него изо рта. — Ты чертовски сообразителен, Ник. Я уверен, что тебе хочется поскорее покончить с этим делом и вернуться домой к своей девочке. — Он зажал сигару между зубов и улыбнулся мне своей самой широкой улыбкой. — И в этом я с тобой полностью согласен, старик. Это мое последнее дело. Я собираюсь уйти на пенсию, поваляться на солнышке в песочке, покуривая сигары. Знаешь что, Ник? Мне нужно было быть более осторожным, связываясь с Чарли. — Он сделал паузу и заговорщически посмотрел на меня. — Идея с кассетами была твоя? Вы, ребята, меня просто убиваете.

Позади меня Хари и Кунзру нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Затем я услышал, как зажглась спичка.

Бастард порылся в своей куртке и достал оттуда мой паспорт. Он был таким новеньким, тисненный золотой американский орел на обложке блестел под светом лампы.

— Ты не так давно и гражданин, да?

— Ага.

— Как ты стал американцем?

— Я работал в одной маркетинговой компании. Они и предоставили мне гражданство. Но через некоторое время я стал лишним. И вот я здесь с Чарли. Могу я его увидеть?

— Всему свое время, сынок. Как ты ввязался в такую работу? Ты бывший военный? Тебе помог этот брокер из Британии?

Не было смысла лгать. Конечно, я бывший военный, иначе Чарли бы меня не нанял.

— Я знал Чарли и этого брокера по службе в армии. Чарли спросил, не нужна ли мне работа. А она была мне очень нужна. Деньги сами в руки не идут, особенно в наши дни, особенно когда ты уже давно ничего не зарабатывал.

Он кивнул, не веря ни единому моему слову. По крайней мере, здесь мы были в одинаковом положении.

— У меня есть одна проблема, Ник, с которой ты можешь мне помочь. — Он убрал кусочек табака со своей губы и внимательно посмотрел на мокрый край сигары. — Ты бы должен понимать, что я немного нервничаю; Чак сказал мне, что у него есть две кассеты с записями наших встреч в гостинице. Ты собирался сказать мне то же самое, не так ли?

Он не дал мне времени ответить — не то чтобы я правда намеревался это сделать.

— Он также говорит, что у вас есть то… — он как-то странно махнул рукой, — то, из-за чего мы все торчим в этой чертовой стране.

Я всеми силами старался сделать вид, что ничего об этом не знаю.

— Те бумаги…

Что он имел в виду? Они были не у него?!

— Понимаешь, те бумаги… ну, людям, на которых я работаю, кровь из носу нужно узнать их содержание. А что касается кассет… я могу оказаться в очень неловком положении, если они станут достоянием общественности… мой план по уходу на пенсию точно провалится к чертям.

Я подумал о том, что кассета с записью, на которой он отдает какое-то снаряжение, обнаруженное затем в багажнике База, и с разговором о всей этой работе может разрушить любые планы, не говоря уже об уходе на пенсию.

Он улыбнулся еще шире. Если он не будет осторожнее, его щеки просто лопнут.

— Вы должны мне помочь, парни. Вы слишком сообразительны для меня. Что я могу сказать?

Он наклонился вперед. Эта улыбка, наверное, просто убивала его.

— Почему бы нам не покончить со всем этим делом уже сегодня? И тогда мы все могли бы улететь из этой долбаной страны первым же рейсом.

Хари и Кунзру снова потоптались на месте, и я уже приготовился к худшему. Должно быть, это было заметно.

Бастард расслабился.

— Тебе пока нечего переживать из-за этих ублюдков, сынок. Есть и более простой выход. Как ты считаешь, Ник? Что скажешь?

Я ничего не сказал. Он хорошо это скрывал, но чертовски переживал. Да пошел он, я не собираюсь ни в чем ему помогать.

— Ник, нам всем нужно отсюда выбраться. Но если ты будешь отмораживаться, мне не останется ничего, как только позволить этим придуркам заняться тем, что они делают лучше всего. У меня нет другого выбора — ты же понимаешь это, так ведь?

Я действительно понимал. Я понимал, что он был на волоске. Что же Чарли сделал с бумагами и пленками? Единственное место, о котором я мог подумать, было бы раскрыто с помощью пальца и тюбика вазелина.

— Позволь мне обговорить это с Чарли. Выясним, что он думает по этому поводу.

— Он уже сказал мне, что сделает все, что ты скажешь. Я стараюсь обходиться с тобой справедливо. Пошел он, Ник, начни уже думать о себе. Только твое лицо засветилось на телевидении, только твои следы остались на кладбище. А Чак остался чистеньким. — В его голосе слышалась истерика. — Тебя все ищут, Ник. Каждый человек со своей собакой в этой стране ищет тебя. Его? Его никто не ищет. Они не знают даже его лица. Он может свободно разгуливать по улицам.

Его взгляд стал более напряженным, и было видно, что он уже срывается. Это напоминает наблюдение за вулканом, который потихоньку начинает извергать лаву.

— Я твой выход отсюда. Куда ты можешь пойти и что ты можешь сделать, если я не помогу тебе? У тебя нет паспорта, у тебя нет налички. И я единственный стою между тобой и этими чертовыми грузинскими ублюдками за твоей спиной, которые только и ждут, когда можно будет надрать тебе задницу. Я могу сделать так, чтобы это случилось, Ник, — решай.

Он использовал все средства. Он попытался использовать мою гордость, он старался быть действительно милым со мной, но сейчас он уже пытался показать мне, что все надежды напрасны. Но все, что я видел, так это то, что Бастард переходил к более привычным ему методам, к ситуации, в которой он чувствовал себя более комфортно.

Я все еще ничего не ответил.

— Ты бессилен, парень. Я могу сделать так, чтоб эти двое сейчас же отвезли тебя в Тбилиси и передали в руки этим животным, которые называют себя полицией в этом идиотском городе… Я могу сделать с тобой все что угодно.

Он похлопал по карману, в котором лежал паспорт.

— Ты в большой яме, дружище, а я протягиваю тебе спасательный круг. Я могу вытащить тебя. Я всеми способами пытаюсь тебе доказать, что я единственный, кто может тебе помочь.

Сейчас он пробовал побудительный подход, а потом у него действительно оставался лишь один способ.

Я наклонился и покрепче завязал свои шнурки. Я совершенно не хотел потерять их во время того, что, уверен, скоро произойдет. Затем я поднял глаза и кивнул.

— Мне нужно поговорить с Чарли.

Он подпрыгнул и ударил кулаком по столу. Фляга со стаканчиками тоже подпрыгнула. Даже парни позади меня сделали шаг назад.

— Чертов придурок! Мне нужны эти бумаги и кассеты. Дай мне их! Твое лицо на экране каждого телевизора Грузии… Ты в полном дерьме… Грузинская полиция жаждет твоей крови… Если ты не сделаешь то, что я скажу, я передам тебя прямо им в руки… Или ты сейчас мне скажешь, где они, либо я все кишки из тебя выпущу — слышишь меня, парень?

Я опустил глаза, сжал зубы и стал ждать ударов. Сейчас он меня запугивал, и это у него хорошо получалось, потому что это было тем, для чего он рожден.

Он наклонился ко мне.

— Скоро тебе будет очень больно, и очень скоро. Ты не оставляешь мне никакого выбора.

— Дай мне поговорить с Чарли, мне нужно кое-что с ним обсудить.

Его ответ был полукриком, полувизгом.

— Вам абсолютно не о чем говорить!

Его слова эхом пронеслись по комнате, и он снова ударил кулаком по столу. Он ткнул в меня пальцем, похожим на сардельку.

— Парень, ты просто выводишь меня из себя.

Он обошел вокруг стола, и я напряг каждый мускул, готовый принимать его удары. Он дал мне пощечину такой силы, что сбила меня с ног.

У меня кружилась голова. Перед глазами мерцали звездочки. Инстинктивно я свернулся калачиком.

Я почувствовал, что он склонился надо мной. Его сигарное дыхание подтвердило правоту моей догадки.

— Отдай мне бумаги, отдай кассеты, у меня есть связи в грузинском правительстве, я смогу тебе помочь. Подумай об этом, козел. Подумай об этом, пока я съезжу в Вазиани и попытаюсь загладить то, что вы натворили. И знаешь что? Я поеду как раз к тем людям, которые сейчас спасают твою задницу, так что у тебя есть шанс сделать правильный выбор. Я завтра собираюсь в реальный мир, поэтому мне каким-то образом нужно разобраться со всем здесь сегодня.

Он медленно вдохнул, стараясь успокоиться.

— Мне нужны кассеты и бумаги к тому времени, как я вернусь назад. Или эти двое придурков выбьют их из тебя перед тем, как ты проведешь остаток своей жалкой жизни в грузинской тюрьме.

Дверь открылась и закрылась. Он ушел.

Должно быть, на выходе он подал какой-то сигнал Хари и Кунзру. Они подхватили меня за руки и подняли на ноги. Один взял лампу, и через вторую дверь мы вышли в какое-то огороженное со всех сторон стенами пространство.

Мы шли по узкой грязной дорожке. Сквозь дырки между облаками на небе можно было видеть несколько звезд, а еще где-то в метрах двадцати от нас я увидел какое-то здание.

Хари — или Кунзру — начал возиться с ржавым замком на двери. Когда он открылся, я услышал, как невдалеке захлопнулась дверь и отъехала какая-то машина.

Меня втолкнули в полную темень. Дверь за мной закрылась, и снова защелкнулся замок.

Я даже свою руку не мог разглядеть, поднеся ее к самому лицу. Я уселся на землю и попытался собраться с мыслями. В помещении не было даже и лучика света. Я слышал, как Хари и Кунзру шли к той комнате, в которой только что был я, потом закрыли за собой дверь, чтобы не пускать внутрь холод, который пронизывал меня до самых костей.

Рядом со мной кто-то зашевелился, и я чуть из кожи не выпрыгнул со страху. Затем раздался голос:

— У тебя было достаточно времени. Я надеюсь, ты достал те три фунта, которые мне должен.