Академия Горгулий. Тайна ректора

Глава 25

Его захлестнуло водой, перевернуло, потащило. Резкий холод и невозможность найти точку опоры дезориентировали. Колт едва не вдохнул воду, но вовремя успел вынырнуть, жадно глотая воздух, а потом его снова потащило вниз, ударило обо что-то твердое, еще раз перевернуло.

Стихия была сильнее в разы и болтала его как тряпичную куклу. Но когда первый шок схлынул и сознание преодолело парализующую панику, тело в очередной раз все сделало само.

Увеличившись в размерах и став сильнее, Колт перевернулся, поднимая и раскидывая над водой огромные крылья. Взмах, другой, еще… И вот он уже смог подняться над бурлящим потоком, шаря по нему взглядом в поисках кого-нибудь, кого можно спасти.

Больше других его интересовала Блор, вероятно, поэтому он и увидел именно ее. Поток протащил ее чуть дальше, а потом швырнул на камень, за который она и зацепилась. Но мокрая поверхность была слишком скользкой, чтобы держаться за нее долго, а вода продолжала бежать и пытаться увлечь за собой. У Блор оставалось всего несколько секунд, и ему их хватило, чтобы подлететь, зацепить и перетащить женщину на другой берег.

Там они оба рухнули на землю. Колт вернулся в человеческое обличие, а Блор сдавленно застонала, держась за ребра.

— Дай мне, я все сделаю! — потребовал он, отводя ее руки в стороны, расстегивая куртку и раскрывая над грудью ладони. Старался при этом не касаться тела, чтобы случайно не сделать больно. — Ребра целы, просто сильный ушиб, сейчас обезболю…

Он уже задал мысленно нужную структуру, но что-то не дало наполнить ее энергией сразу. Как будто кто-то за руку схватил и шепнул на ухо: «Не надо…»

Блор лежала на земле, тяжело и поверхностно дыша. Возможно, делать более глубокие вдохи ей было больно. Заметив его нерешительность, она нахмурилась.

— Что? — голос прозвучал сипло, едва слышно.

— Нет, ничего…

И он все же закончил начатое. На лице Блор отразилось облегчение, она сразу смогла сесть. Колт поторопил ее, заставляя встать.

— Надо уходить отсюда.

— Сначала просушиться бы, — возразила Блор. — И поискать остальных.

— Нельзя. Искать выживших бессмысленно. Если кто и выплыл, то потоком всех разбросало на предсказуемые расстояния. А если задержимся здесь, да еще начнем сушиться и согреваться, нас ждет новая встреча с мертвецами или одержимыми животными.

Ладонями стирая с лица воду, Блор растерянно смотрела то на него, то на бурный поток.

— О чем ты говоришь?

— О том, что каждый раз, когда на нас нападали, мы использовали магию, долгое время находясь на одном месте.

Объясняя, он попутно схватил ее за руку и потянул прочь от реки. Блор все еще выглядела сбитой с толку, но все же зашагала рядом, не сопротивляясь и не пытаясь его остановить.

— Во время ночных привалов мы использовали магию, расставляя шатры, разводя костер и готовя ужин. В лесу мы постоянно использовали ориентировочные чары — так и выдали не только свое местоположение, но и направление, которого придерживались. И в итоге угодили в ловушку. И сейчас мы топтались на берегу, перекидывая и закрепляя веревки, отрабатывая заклятие силового поля…

— И давно ты это понял? — в голосе Блор послышались возмущенные нотки.

— Только что, — признался Колт. — И даже не уверен, что прав, но рисковать не хочу. Нас осталось двое. Слишком мало для эффективного сопротивления.

— И какой у тебя план?

— Уйти подальше от реки и места, где я тебя лечил. Найдем укрытие или поставим шатер, разведем огонь — только без магии, — тогда просушимся и согреемся. Отдохнем и… подумаем.

— Мне холодно, — призналась Блор. И голос ее действительно срывался как у сильно дрожащего человека.

— Знаю. Мне тоже. Потерпи немного. Ты ведь дракон. Огонь у тебя в крови.

— А как ты собираешься поставить шатер и развести костер без магии?

— Придумаю что-нибудь.

— Где-то поблизости должна быть деревня, — припомнила Блор, вглядываясь вперед. — На схеме у Рабана была деревня. Если там жили люди без магии, могли остаться… Чем там обычные люди зажигают огонь?

— Спичками. Да, это было бы неплохо. Идем быстрее…

Он крепче сжал ее ладонь, увлекая за собой. О том, что от деревни, изображенной на схеме Рабана, они теперь очень далеко, говорить не стал. Не хотел расстраивать.

Им повезло, и вскоре они все же вышли к заброшенным домам. К тому моменту у обоих пальцы рук гнулись уже с трудом, да и в целом тела едва ощущались. Разбираться долго не стали, вошли в первый попавшийся дом, выглядевший достаточно прилично. Все были одинаково пусты, а двери — не заперты.

Когда вошли в общую комнату, Блор на несколько мгновений застыла, скользя взглядом по обеденному столу, на котором так и осталась стоять посуда с последней семейной трапезы, кем-то бесцеремонно прерванной. Все давно высохло и покрылось слоем пыли, но еще можно было понять, где сидел глава семьи, где — его жена, а где — трое детей. Стул во главе стола был опрокинут: отец вскочил с места очень быстро, резко. Другие стулья были едва сдвинуты и немного развернуты.

Ничего не говорило о том, что именно здесь когда-то произошло. Не было следов борьбы, дом никто не грабил и даже не обыскивал: все осталось на своих местах. Но с того дня здесь никто не жил, никто даже не пришел прибраться.

Зато в поленнице лежали дрова, а на камине — спички, в подсвечниках стояли не до конца оплывшие свечи.

— Я разведу огонь, а ты поищи какие-нибудь одеяла или одежду, — велел Колт, сбрасывая оцепенение с себя и пытаясь вырвать из него Блор. — Нам нужно во что-то переодеться или хотя бы завернуться. Надеюсь, в моем мешке есть еда.

Еда в мешке оказалась, равно как и парочка одеял, не промокших благодаря защитной магии, поэтому найденное в доме они предпочли постелить на полу у камина. В мешке Колт нашел также небольшую бутылочку с крепкой настойкой. Было это частью пайка или личной заначкой кого-то из погибших стражей, знать он не мог, но самому наличию обрадовался. Несколько глотков моментально согрели изнутри. Блор настойкой тоже пренебрегать не стала.

Чтобы просушить вещи, им пришлось полностью раздеться и развесить их на спинках стульев и пары кресел. Делали они это, стоя спиной друг к другу, так потом и сели к камину, завернувшись в одеяла. Ужинали тоже в этом положении, лишь иногда бросая друг на друга короткие взгляды через плечо.

— Думаешь, кому-то из стражей удалось выбраться из реки? — тихо поинтересовалась Блор, когда тишина в хозяйской спальне, где они разместились, стала слишком сильно давить на уши.

— Не знаю, — отозвался Колт, вертя в пальцах кусочек вяленого мяса. — Если только ниже по течению берег опускается. Там, где я вытащил тебя, он был слишком высокий и крутой, чтобы выбрать без крыльев.

— Значит, мне не померещилось, что ты обращался, — тихо хмыкнула она. — А я все думала, было это или мне привиделось от ужаса. А говорил, что контролируешь себя.

— Я контролировал. Сделал это осознанно. Тот случай, когда иначе было нельзя.

— Опасно. Мы все еще не знаем, где и как заразились Рабаны.

— Возможно. Но я считаю риск оправданным. Заражусь я или нет — вопрос спорный, я и больше времени проводил в мертвых землях в оборотной форме, но ни разу не заразился. Может, повезло и в этот раз. А в потоке у нас обоих было больше шансов погибнуть, чем выбраться.

— Надеюсь, что так, — пробормотала Блор. — Иначе все это мероприятие потеряет смысл.

Брови Колта сдвинулись к переносице в непонимании, он снова чуть повернул голову, но недостаточно, чтобы увидеть собеседницу. Ему не хотелось ее смущать.

— О чем ты?

Она вздохнула, помолчала, словно размышляла, стоит ли объяснять, и наконец снова заговорила:

— Ты спрашивал, ради чего я здесь. Что заставило меня пойти сюда… Я здесь ради тебя.

— Не понимаю.

— Это была единственная возможность договориться с советом о помиловании для тебя, — объяснила она. — Я пообещала им найти способ вернуть оборот в обмен на признание убийства Патрика Рабана самообороной и защитой интересов Содружества.

В комнате снова повисла тишина, нарушаемая лишь яростным треском поленьев в камине. Огонь в нем пылал так, что жар обещал превратить спальню в пекло. Но до того момента, как прозвучало признание Блор, Колту и этого казалось недостаточно. Лишь теперь стало жарко.

— Все равно не понимаю, — пробормотал он. — Ты же меня им и сдала. Кроме тебя, меня никто даже не подозревал. В чем смысл?

Она снова тихо хмыкнула и зашевелилась, вероятно, сильнее закутываясь в одеяло.

— Сложно будет объяснить.

— А ты попробуй.

— Это долгая история.

— Мы разве куда-нибудь торопимся?

Блор снова тяжело вздохнула, дотянулась до бутылочки с настойкой, сделала из нее еще пару глотков, даже не закашлявшись, хотя Колт считал напиток слишком крепким для дамы.

— Знаешь, кто моя мать?

— Я даже не знаю точно, кто твой отец.

— О, это совсем неважно! Он дракон, член совета правления, богат, знатен и имеет немало власти. Он женат, и у него есть законные наследники. Меня в его жизни не должно было быть, но все решил случай. Точнее, череда разных случаев. А моя мать горгулья. Она служила под руководством отца, как ты — под руководством Патрика Рабана. Только еще до войны. У них тоже складывались неплохие отношения. Она ему нравилась. Очень сильно. Его влекло к ней.

— У них был роман? — предположил Колт, когда Блор снова замолчала.

— Он уже был женат. Моя мать на такое не пошла бы. Быть любовницей дракона — полбеды, но быть любовницей женатого дракона… Это не для воина-горгульи, понимаешь?

— Понимаю. Но тогда что?..

— Не всегда детей делают в любви, — перебила Блор резко. — Иногда женщина просто уступает силе.

И снова повисла тишина, на этот раз давя не только на уши, но и на плечи томительной неловкостью.

— Ясно… — только и смог выдохнуть Колт через какое-то время.

— Ясно, — передразнила Блор. — И это все, что ты можешь сказать?

— Прости, я не знаю, что еще можно на это сказать, — несколько раздраженно отозвался он, почему-то испытывая неловкость из-за поступка совершенно незнакомого ему мужчины, который даже не был горгульей. — Не знаю, как на такое реагировать.

— Да неважно, — пробормотала она тоскливо. Возможно, даже рукой махнула, но он не видел. — Не знаю, почему мама родила меня. Есть же зелья всякие… До года я была с ней, но потом у меня проявилась печать. Печать дракона. И она отдала меня отцу. Почему он принял меня и даже удочерил, не побоявшись гнева жены и других детей, я тоже не знаю. Точно не из любви. Может быть, ему просто было стыдно.

— Совестливый дракон? — не удержался Колт. — Что-то новенькое.

Она тихонько рассмеялась, но смех этот прозвучал невесело.

— Да уж… Но так или иначе, а я выросла в его семье и ничего этого не знала до поры до времени. Просто всегда чувствовала… свою неуместность. Не скажу, что в семье отца меня как-то специально обижали. Нет, его жена вела себя очень достойно, сдержанно, хотя вряд ли знала всю историю моего появления на свет и наверняка предполагала роман на стороне. Но мне она не мстила. А то, что она меня не любила… Так это нормально. Требовать от нее еще и любви было бы несправедливо, правда?

— Пожалуй, — неуверенно ответил Колт, не зная, чего хочет больше: чтобы она продолжала или чтобы замолчала.

— Вопросами о своем происхождении я стала задаваться лет в двенадцать. Приставала к отцу с расспросами, он, конечно, только злился в ответ. А потом однажды я встретила ее. Мою мать. Она тогда уже не служила в страже отца, но что-то снова привело ее в его дом. В тот момент, когда она увидела меня, а я ее, когда наши взгляды встретились, я все поняла. Поняла, кто она, хотя мне никто ничего не сказал. Я кинулась к ней с объятиями и все теми же вопросами. Она выглядела растерянной, но отрицать ничего не стала. И рассказала, как все случилось. Без прикрас и замалчиваний. А мне было тринадцать лет. Представляешь, каково узнать такое в тринадцать? Представляешь, каково вдруг найти мать и сразу узнать, что она даже смотреть на тебя не может, потому что ты ей напоминаешь о самом ужасном моменте в ее жизни?

— Нет, — честно признал Колт, поскольку Блор снова замолчала, давая понять, что это не риторические вопросы. — Мне трудно это представить.

— Конечно. Это даже осознать трудно, когда оно с тобой происходит. Я была… уничтожена ее откровениями. Мне хотелось умереть, но жажда жизни, видимо, оказалась сильнее. Уже давно шла война, но мы были далеко от нее. И я только через несколько месяцев впервые услышала об Энгарде Колте. Ты тогда стал героем Содружества…

— Я потерял любимую женщину и искал смерти, — поправил он. — Но в любой ситуации выживал ради дочери. Слава героя стала побочным эффектом.

— Это совсем неважно. — Блор явно улыбнулась. — Важно то, что ты стал моим героем, моим кумиром. Я заочно влюбилась в тебя. Сама себе тебя придумала и влюбилась. Думаю, именно это спасло меня. Я мысленно разговаривала с тобой каждый день, рассказывала о своей боли, а ты слушал. Всегда такой молчаливый и мудрый, воображаемый ты понимал меня как никто из реальных людей. Я представляла себе нашу встречу, знакомство. Сотни разных вариантов! Искренне верила, что ты влюбишься в меня в тот момент, когда наши взгляды встретятся. Как в романах. Я собирала все новости о тебе, даже вела специальный дневник, куда записывала услышанные истории. Я так ждала нашей встречи…

— Но она так и не состоялась…

— Состоялась, — удивила она с едким смешком. — Через два года. Только ты ее даже не заметил и не запомнил. Это произошло, когда закончилась война. В замке Патрика Рабана. Там чествовали героев, тебя в том числе. Отец с семьей был приглашен, и я упросила взять меня с собой. На волне новостей о победе все были в приподнятом настроении, и мне не отказали. Я надела лучшее платье, уложила волосы. Я постаралась быть настолько красивой, насколько могла. Я прокручивала в голове сценарии, диалоги… Что ты скажешь, как я отвечу… Следила за тобой весь вечер и все пыталась попасть на глаза в такой момент, когда ты сможешь заговорить со мной. Я сделала все, что могла, и у меня получилось. Ты вышел из зала в коридор, где многие время от времени спасались от жары и духоты, я вышла за тобой. Ты скользнул по мне взглядом, но даже не задержал его. Потом, вероятно, заметив, что я пялюсь на тебя, снова повернулся и учтиво поклонился. Так мне ничего и не сказав, ты ушел с кем-то, кто позвал тебя.

Колту стало не по себе. Не потому, что он действительно не помнил такого эпизода, а потому что даже сейчас в ее голосе звучали горечь, тоска и обида, пережитые тогда.

— Если я правильно понимаю, тебе было пятнадцать или шестнадцать, — словно оправдываясь, ответил он. — А мне почти тридцать. Я прошел войну, потерял семью, друзей, любимую, которая так и не успела стать моей женой. Я оставил дочь в чужом мире. В то время я вообще никого не видел и ничего не чувствовал.

— Поверь, я все это понимаю, — заверила она. — Сейчас, с позиции тридцатилетней женщины. А тогда мой мир рухнул. Снова. Я возненавидела тебя. Примерно на неделю. А потом вернулась к прежнему обожанию. Потому что в фантазиях с тобой было так хорошо, тепло. Я убедила себя, что на самом деле ты меня заметил, просто постеснялся дать мне понять. Продолжила мечтать о том дне, когда ты придешь и заберешь меня из дома отца. Но когда мне стукнуло двадцать, отец решил, что пора выдать меня замуж. Вскоре ему подвернулся полковник Блор, старше меня на тридцать лет. Я рыдала, умоляла его этого не делать, но брак был заключен. В первую брачную ночь я шарахнула Блора боевым заклятием и пригрозила пырнуть кинжалом, если он посмеет ко мне прикоснуться. Он заверил, что никогда ничего не сделает против моей воли. У нас были разные спальни, но даже в своей я засыпала, баррикадируя дверь и держа под подушкой оружие. Какое-то время. Потом его учтивая манера меня обманула. Я потеряла бдительность, и однажды посреди ночи проснулась от того, что кто-то забирается ко мне под одеяло. А на моих запястьях были браслеты миллитов. Знаешь, те, что полностью блокируют магию и подавляют волю к сопротивлению?

— Знаю, — отозвался Колт. Голос прозвучал непривычно шершаво, как будто у него резко пересохло в горле.

— Опять прорыдав всю ночь, утром я решила, что больше не могу ждать, когда ты придешь и спасешь меня, что должна сбежать сама. К тебе, конечно. Требовалось как следует все продумать, усыпить бдительность Блора, так что это было не сделать за пару дней… Но пока готовилась, я узнала, что ты женился. И тогда я сдалась. Приняла ту жизнь, что у меня была, приняла Блора в ней. Он, в сущности, был неплохим человеком, наверное, даже по-своему любил меня. В своей эгоистичной манере. Единственное, чего я так и не дала ему, — это детей, которых он очень хотел. Эдакая мелкая месть за обман и принуждение. Зато он помог мне стать тем, кем я стала. Со временем я смогла впечатлить результатами даже родного отца. Теперь, когда Блор умер, я владею неплохим состоянием и могу сама за себя решать.

— И больше ни от кого не ждешь помощи, — пробормотал Колт себе под нос, озвучивая мысль, не так давно пришедшую ему в голову. Он оказался прав тогда, но осознание этого совсем не радовало. — Только как это объясняет то, что мы здесь?

— Когда убили Рабана-старшего и твой призрак вернулся в мою жизнь, я сначала растерялась. Мечтательная девица, какой я была когда-то, снова подняла голову, прежние мысли и фантазии начали оживать, как порой оживают воспоминания. Я разозлилась сначала на себя, потом на тебя. А когда поняла, что Рабана мог убить ты, загорелась идеей доказать это. Наверное, я просто захотела… наказать тебя за равнодушие. За то, что ты не оправдал моих надежд. Когда опомнилась и осознала, чем тебе это грозит, было уже поздно. Все завертелось, правда вышла наружу. В темнице ты сам во всем признался, и сказать иначе я уже не могла. Ты знаешь, чем грозит тайному прокурору неверный вывод. Оставалось только договариваться. Я и договорилась, ухватившись за твои слова о том, что оборот блокирует печать и Рабан-старший сумел сломать ее у своего сына. За возможность вернуть себе оборот совет готов простить многое.

Когда она договорила, в спальне снова повисла тишина, которую ни один из них долго не решался нарушить. Блор все сказала, а Колт не знал, что ответить на ее признания. Лишь через несколько минут молчания он глухо заметил:

— Как странно. Ты прожила со мной целую жизнь, а я даже не знал о тебе еще пару месяцев назад.

Она снова грустно рассмеялась и, кажется, даже шмыгнула носом.

— Глупо, правда?

— Наверное. Но тебе об этом расскажет кто-нибудь другой. Я прожил эту жизнь с призраком женщины, которая давно умерла и которую я ни при каких обстоятельствах не мог спасти.

— А как же Мелиса?

— Она живет в плену своих призраков.

Блор тихо хмыкнула в ответ, а потом вдруг отклонилась назад, прижимаясь спиной к его спине. Было это безмолвным знаком или просто стало последней каплей, Колт сказать не смог бы, но именно это ее движение заставило его повернуться.

Точнее, захотеть повернуться, потому что на половине движения он себя остановил. Упираясь рукой в пол и глядя в камин, чтобы не смотреть на нее, он тихо поинтересовался:

— Можно мне повернуться?

Ее рука накрыла его руку, и, чуть волнуясь, Блор ответила:

— Я уж думала, ты не решишься.

Только тогда он полностью повернулся и позволил себе скользнуть жадным взглядом по распущенным волосам и обнаженным плечам. Все остальное пряталось под одеялом, высовывались еще только ступни и одно колено. Колт наклонился к приоткрытым в ожидании губам и коснулся их в медленном, но не слишком настойчивом, ласкающем поцелуе, который вскоре прервал, и улыбнулся.

— Хотя бы в этот раз я тебя не разочаровал, да?

В ее глазах зажегся огонек, губы тоже растянулись в улыбке. Одна бровь многозначительно приподнялась.

— Пока непонятно, но скоро будет видно, — заявила она, срывая с него одеяло.