Это было, говорят, давным-давно. Жил-был мальчик пяти-шести лет по имени Хаубан. Отец у него помер, а мать куда-то пропала. Не мог он делать тяжелую работу и жил подаянием — ходил из дома в дом, выпрашивая милостыню.
Вот, говорят, ушел однажды он в степь: родник там показался ему большим, как озеро, кваканье лягушек напомнило звучание туя1, а сочный дикий лук и кислый щавель были слаще любых праздничных угощений.
Шел он, шел, услышал звуки курая2 и, уловив, откуда они исходят, перебрался через болото и по долине Идели3 направился туда, где паслось стадо коров.
Подошел он к пастуху Тараулу4, который пас стадо Иргиз-бия5. Пастух расспросил Хаубана обо всем, о здоровье его и жизни, и мальчик рассказал всё, начиная с того дня, как умер отец и исчезла мать. Пожалел старик мальчика, вздохнул глубоко и произнес:
— И моя жизнь не сладка. А увижу таких, как ты — сердце горечью обливается.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Так сказал старик. Долго сидел он молча, а потом не спеша начал готовить охотничьи снасти.
— Пойдем-ка, сынок, вон к тому озеру, может, поймаем на петлю щуку. — Сказав так, он взял в одну руку снасти, в другую — хызму6, и вместе они пошли к озеру. По дороге Тараул делился своими горестями и заботами.
— Жена у бия жадная, на весь день — то даст всего одну чашку кислого молока да головку курута7. Разве этим будешь сыт! Вот и приходится стрелять птиц, ловить щук да на ночь закидывать переметы на сома… Если не позаботишься о себе, трудно прожить, сын мой.
Мальчик шел рядом и всё на хызму поглядывал.
— Эх, олатай8, — не выдержал он, — была б у меня такая хызма, ячбы тоже научился стрелять птиц. И не ходил бы голодный.
Тараул ему:
— Так оно и было бы…
Асам подумал: «Неужели мальчик узнал, что эта хызма когда-то отцу его принадлежала?»
— Дитя моё, отец твой был охотником, очень метким стрелком был. Помню, была у него хорошая хызма… где она теперь — кто знает…
— Да, была у отца хызма. Люди говорили мне: когда умер мой отец, матери не на что было приобрести холст на саван. И она променяла хызму на холст, — сказал Хаубан.
Старик Тараул вытер слезы и отвечал так:
— Не могла же она завернуть отца в старье. Ведь был он ей верным спутником, прожила она с ним долгие годы.
— Что было, то было, — произнес Хаубан. — Бедная мать не могла даже ни на седьмой, ни на сороковой день поминки по отцу справить9. Пошла просить у людей помощи, да и не вернулась. Так и остался я сиротой.
Шел молча старик Тараул, потом остановился и с грустью посмотрел на мальчика.
— Дитя моё, мне уже за шестьдесят. Больше не проживу столько, сколько прожил… Вот, отдаю тебе хызму! Но никому не говори, кто ее тебе дал, храни как память, такого оружия ни у кого на всем Урале больше нет!
Обрадовался Хаубан. Взял из рук старика хызму, поблагодарил его.
Поймали они в озере на петлю щуку, сварили ее, поели и прилегли под кустом отдохнуть. А когда день склонился к вечеру, попрощались и разошлись в разные стороны.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀