Отошел он немного, за спиной послышалось ржание лошадей, мычание коров, блеяние овец. И подул сильный ветер, а потом поднялась буря. Трудно стало идти Хаубану. Растерялся он, не зная, что и делать. Наконец, не выдержал и оглянулся. Посмотрел и глазам своим не поверил: всю степь покрыли табуны, стада, отары — из воды всё шли и шли кони, коровы, овцы. И показалась в волнах голова Акбузата.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Но увидев, что Хаубан оглянулся, белогривый конь скрылся в воде. И все табуны, все стада, все отары, давя и топча друг друга, снова ушли под воду.
И утихла свирепая буря.
Вернулся к берегу Хаубан и сел на землю. Кругом была тишина и покой.
С горестной обидой пришел Хаубан на яйляу15, видит — все кибитки перевернуты. Люди — старые и молодые, девушки, юноши и подростки — собрались все вместе: дивятся чуду. К ним старик-пастух подошел, держа кнут на плече и опираясь на палку.
— Разметал ветер моё стадо по всей степи. Искал я его, искал, не нашел, да вот и к вам завернул.
Тут и Хаубан поспел. Послушал он пересуды стариков и говорит:
— Олатай, что это за буря была? Такой никто ни глазами не видел, ни ушами не слышал.
И так ответил старик:
— Много, сынок, тайн на свете. Такой бури на моем веку не бывало. Только от дедов я о ней и слышал. Говорили они: когда-то давно весь мир водой был затоплен. В наших местах не было ни людей, ни зверей и не проступили «еще Уральские горы. И царствовал здесь водяной батша16) Шульген17 — повелитель страшных дивов. Вот тогда и появился батыр по имени Урал, и пошел он на злого батшу войной. Там, где прошел его конь Акбузат, — выросли Уральские горы. Там, где уничтожал он дивов, высыхали воды и выступали горные хребты. Видит батша — не одолеть ему храброго батыра. Отыскал он тогда в озере бездонный омут и нырнул в него. Нет у этого озера, говорят, дна, слилось оно с подземным морем. Потому-то и не смог Урал-батыр достать водяного батшу Шульгена. С тех пор и озеро стало так называться18. А когда Урал умер, Шульген велел дивам похитить его тулпара Акбузата. Когда же и сыновья Урала умерли, Шульген осмелел и стал временами выезжать на Акбузате. Сказывали, Акбузат вспоминал тогда своего бывшего хозяина и славных его сыновей-батыров и, встрепенувшись, бил крыльями, от которых поднималась буря, да такая, что и горы не устояли бы. Вот и думаю я: уж не крылья ли того коня подняли эту бурю?
Тут Хаубан поверил словам девушки-утки. А рассказывать о случившемся не стал, боясь, как бы не подумали, что он во всем виноват.
Когда старик умолк и хотел было уйти, Хаубан остановил его.
— Олатай, скажи, кто ты такой?
Тот рассказал о себе, и Хаубан всё вспомнил: это был Тараул! И спросил старика:
— А меня ты не узнаешь?
— Нет, сын мой, что-то никак не припомню. Плохи стали мои глаза, — вздохнул он. — Но коли так, скажи: по виду, вроде бы, похож ты на егета. Уж не родственник ли Сура-батыра?19
Когда Хаубан рассказал ему о себе и о том, как тот подарил ему хызму, Тараул обнял егета:
— Ай, сынок, Сура-батыр был львом. При нем водяной батша не смел ступить на землю… Цела ли хызма, сынок?
— Цела, олатай, цела, я берегу ее пуще себя самого. Вот она, — ответил Хаубан, показывая хызму.
Старик взял ее в руки, поцеловал и снова вернул.
— Сын мой, — сказал он, — когда дарил я тебе хызму, ты был ребенком. И потому скрыл от тебя одну тайну… Эта хызма — отца твоего. Память, оставшаяся от сыновей Урал-батыра. Водный батша Шульген только ее и боится. Храни ее вечно и никому о ней не говори.
Простились они, и старик пошел своей дорогой. О золотой утке Хаубан так ничего и не сказал ни старику, ни другим людям.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀