Аквариум

Барри. Уже спрашивал?

Джун. Нет. Молчит как покойник. Прилагает все усилия. Воплощенный укор. Впрочем, имеет право.

Барри. Ну, если сама ты ничего с этим дерьмом делать не собираешься, придется мне убить его ради тебя.

Джун. Прекрати.

Барри. Предложение остается в силе.

Джун. Пожалуйста!

Барри. Он спит?

Джун. Да.

Барри. Ты что, все время с ним, или у тебя осталась какая-то своя жизнь? Ну там, в кино сходить, на концерт. Тебе, наверное, этого не хватает. Ведь ты любишь искусство.

Джун. Пока сижу дома, только в магазин выхожу, но когда-нибудь я, конечно, смогу оставлять его ненадолго одного.

Барри. А что значит — молчит как покойник? Вообще ни слова не говорит?

Джун. Приказы отдает. Ни одного человеческого слова. Поначалу я пыталась его расшевелить, но натыкалась на каменное молчание, и он при этом смотрел мимо меня. В конце концов поняла, что ничего не получится. Завтра куплю себе плейер. Мне не хватает музыки. А от молчания делается дурно.

Барри. Предложение по-прежнему в силе.

Джун. Да перестань же наконец. Не омрачай радость, которую доставляет мне общение с тобой.

Барри. Чувствуешь мой взгляд?

Джун. Да.

Она смотрела в окна дома напротив. Совершенное безумие! Пришлось взять себя в руки, чтобы не пригнуться. Хотя я был дома, а камеры она не могла видеть.

Барри. Не хочешь заняться сексом?

Джун. Кажется, нет. Чувствую себя слишком маленькой и несчастной. Огня не хватает. Твой взгляд ласкает меня, но не как мужчина женщину, а как мать своего ребенка.

Барри. Рад за них.

Вдруг Джун ущипнула себя за сосок. Я едва удержался, чтобы не сказать ей об этом. Не стоит заигрываться, можно запросто себя выдать. Ведь мой трюк был и так довольно рискованным.

Джун. Иду спать. Как хорошо, что перед сном удалось с тобой поболтать.

Барри. Спокойной ночи.

На следующее утро в моем почтовом ящике лежало уведомление о расторжении договора. Я не выбросил письмо, но и предпринимать ничего не стал. Остается еще две недели, а за это время детектив что-нибудь отыщет.

Завтракали они порознь. Джун принесла ему еду, поставила на стол, а сама с чашкой в руке устроилась за компьютером. Но не вошла в «Токер» — на экране ее имя не мерцало. Время от времени я поглядывал, что они делают. Калим читал, а Джун пропадала или на кухне, или в глубине дома: спала, а может, пошла за покупками. Он включил телевизор и теперь, как безработный обыватель, сидел с пультом дистанционного управления в руках, переключаясь с канала на канал.

Владелец офиса позвонил и спросил, что я надумал. Я ответил, что, насколько я понимаю, у меня есть еще две недели.

— Не советую раздумывать слишком долго, ведь мне в любой момент может прийти в голову, что неплохо бы проинформировать жильцов дома напротив, — заметил он с вызовом.

Но я отпарировал еще более резко:

— Тогда лишитесь арендной платы. Если уж хотите быть самым хитрым, то знайте — и другие стремятся к тому же. Всего наилучшего.

Потом позвонил Карел. У него была для меня работенка. Он просил подъехать к нему в «Лобби» около трех.

Джун так ничего и не прислала. А ведь сидела за компьютером и что-то печатала. Шум телевизора, наверное, страшно раздражает ее. Будет ждать вечера, когда он заснет, чтобы он не смог тихонько подкрасться.

Я положил в «корсу» рабочий комбинезон и кепку и поехал в «Лобби». Оттуда до моего «офиса» недалеко. Потом загляну туда.

Еще до ухода я увидел, что Джун и Калим разговаривают. Их беседа не показалась мне дружелюбной, но рот открывали оба — значит, он нарушил обет молчания. Вряд ли меня это обрадовало: он — тонкий психолог и, постаравшись, вполне может вновь обрести былую власть над ней. Но для Джун это, наверное, неплохо — молчание для нее пытка. Теперь ей будет легче находиться с ним в одном помещении. Однако я хотел, чтобы он разозлил ее побыстрее, чтобы она забыла о своей извращенной клятве.

Карел рассказал мне о каком-то швейцарце, который сделал состояние на лососе и красной икре, построил студию и теперь собирается расширяться. Он уже подобрал хорошего звукоинженера, но тот перегружен работой, и парень интересуется, не мог бы я составить для его студии перспективный план. Разумеется, с помощью лучших специалистов по акустике и архитекторов, каких только можно нанять за деньги. Несколько недель в Швейцарии пойдут мне на пользу. Как и былые поездки в Англию, Шотландию и Америку за оборудованием.

Сумма гонорара звучала заманчиво, а само задание — как раз для меня. В любое другое время я бы согласился, но сейчас ответил «нет».

— Не могу.

— Почему? У тебя и так были достаточно долгие каникулы.

— Это с трудом поддастся объяснению, но сейчас я действительно никак не могу уехать.

— Я за тебя беспокоюсь: того и гляди влипнешь в неприятности. Эта женщина в окне — звучит немного пошло.

— Карел, ты же мне не нянька. А из неприятностей я сам выберусь. Потому и хочу остаться здесь.

Поняв, что он ничего от меня не добьется, Карел отстал, и мы стали просто разговаривать — обо всем на свете. О женщине, с которой он недавно познакомился, о клубе, где дела с каждым днем шли все лучше и лучше, о вакантном до сих пор месте управляющего, о работе в студии, которая все больше его тяготила.

— Огромная разница — работать на себя или на кого-то еще, — задумчиво сказал он.

— Выйди из игры и сосредоточься на клубе, — предложил я, чувствуя, что попал в точку.

К Калиму пришел гость. На подлокотнике кресла сидел мужчина в короткой кожаной куртке и курил. Джун не появлялась, наверное, ушла. По выражению лиц и жестам обоих мужчин можно было предположить, что они беседуют оживленно и дружелюбно. Посетитель встал, обхватил себя за поясницу, хотя и не производил впечатление больного: казалось, он разминает мышцы или демонстрирует какое-то упражнение. Не исключено, что это физиотерапевт, объясняющий Калиму, как тренировать мышцы.

Калим, который до сих пор производил на меня впечатление застывшей скульптуры на колесах, вдруг стал подвижным и оживленным, казалось, что и в кресле он сидит исключительно по собственной воле, а не потому, что у него нет другого выхода. В какой-то момент я был почти уверен, что ему удалось ненадолго оторвать зад от кресла, когда своей длинной рукой он потянулся за стаканом, стоявшим на журнальном столике. Наверное, потому что он танцор и его тело умеет подчиняться командам.

Некоторое время я стоял у окна, наблюдая за ними. Посетитель бегал из угла в угол, жестикулировал и быстро что-то говорил. Калим лениво развалился в своем кресле, словно только что присел на минутку.

Гость подошел к компьютеру Джун. Поднял крышку и обернулся к Калиму, который теперь находился у него за спиной. Черт бы их побрал!

Джун права в том, что сам Калим ничего в технике не понимает, однако ей не пришло в голову, что он может попросить кого-нибудь помочь.

Калим с интересом смотрел на экран, то и дело покачивал головой, наблюдая за действиями гостя. А я даже не могу предупредить Джун.

Потом Калим сам сел за компьютер, очевидно, следуя указаниям, что делать дальше.

Внезапно их беседа оборвалась. Калим захлопнул ноутбук, гость торопливо раскрыл его вновь и выключил, как полагается, — похоже, они услышали, что вернулась Джун, и не хотели, чтобы она о чем-нибудь догадалась.

И вот она появилась. Сняла куртку, поставила на пол сумку с покупками. Калим успел заблаговременно перебраться в гостиную, а его гость вышел навстречу Джун, чтобы поздороваться. Судя по тому, как Джун протянула ему руку, она не была с ним знакома и очень удивилась, встретив в квартире постороннего человека. Я вышел из «офиса» и по дороге домой размышлял, как предупредить ее, не выдав себя, однако так ничего и не придумал.

Но вдруг я понял, что стоило Джун вернуться, и Калим тотчас стал опять демонстрировать полную неподвижность и беспомощность. Он разыгрывает спектакль! Изображает несчастного, который нуждается в ней и о котором необходимо заботиться — ведь он так из-за нее пострадал! Хотя может прекрасно сам о себе позаботиться. Как и она во время своего эксперимента. Джун ведь все делала сама. Правда, она не была по-настоящему парализована и по ночам тренировалась.

Она снова написала лишь в половине второго ночи. «Теперь он постоянно что-нибудь говорит», — написала она.

Барри. Это должно меня радовать?

Джун. Меня — радует.

Барри. Что говорит?

Джун. Тебе действительно интересно?

Барри. Хочет секса?

Джун. Нет. Думаю, этого бы он от меня не добился.

Барри. Чего же тогда?

Джун. Собирается уехать в Париж или Нью-Йорк. Пробудет здесь, пока страховая компания не выплатит ему деньги, и отправится.

Барри. Ты с ним не поедешь!

Джун. Но я должна.

Барри. Он, несомненно, получит достаточно денег, чтобы позволить себе раба.

Джун. Дело не в этом.

Барри. В чем же?

Джун. Он хочет, чтобы я осталась с ним. И я обязана. У него есть право.

Барри. Он на тебя давит?

Джун. В любой момент он может пойти в полицию и сказать, что это я повернула руль. Попытка самоубийства.

Барри. Позволь мне его пристрелить. Или придушить, если тебе так больше нравится. Как прикажешь. Неплохо бы подвести к его креслу сильное напряжение.

Джун. Придумай что-нибудь новенькое. Ты повторяешься.

Барри. Я бы зарыдал о твоей загубленной судьбе, если бы мог еще плакать. Но слезы кончились.

Джун. Когда я буду уезжать, они появятся.

Барри. Похоже, тебе нравится эта мысль?

Джун. Нет. Самое плохое, что я могу придумать.

Барри. Так освободись от него.

Джун. Не могу.

Мы опять столкнулись с тем, что любые слова звучали фальшиво, и не знали, как отвечать. Она ничего не писала, я тоже, мы сидели перед экранами словно парализованные. Я не мог сказать того, что действительно думал, и, видимо, с ней дело обстояло так же. Или она была просто подавлена.

Барри. Прости. Я должен был сдержаться, постараться с тобой не ссориться. И не требовать того, чего ты не хочешь.

Джун. Не получится. У меня не получается.

Барри. Мне дурно делается от мысли, что он может заглянуть в компьютер и обнаружить твою исповедь. Или нашу переписку.

Джун. Он ничего в этом не понимает. Вообще не знает, как обращаться с компьютером.

Барри. И все-таки лучше проверить. В старых детективах на дверь прилепляли волосок, и если потом не находили его на месте, знали, что кто-то ее открывал.

Джун. Прикрепить волос на компьютер?

Барри. Нет. Но мне вдруг пришло в голову, что с компьютером все даже проще. Ты помнишь, когда в последний раз работала на нем?

Джун. Да. Сегодня утром. Около одиннадцати.

Барри. Тогда запусти поиск и задай сегодняшнее число. Так ты найдешь все файлы, которые сегодня открывались, и увидишь, в какое время. Если кто-то открывал их после тебя, ты поймешь. Напиши, когда проверишь. Я жду. Идет?

Джун. Ладно.

Я ждал, пока она, наморщив лоб, работала. Лицо я видел не слишком четко, но не сомневался, что на лбу у нее и в самом деле появились морщинки. Мой трюк удался.

Джун. Черт, черт, черт.

Барри. Он заглядывал?

Джун. Да. Четыре наших электронных письма открывались между семнадцатью двадцатью девятью и семнадцатью тридцатью одной. Примерно в это время я вернулась из магазина.

Барри. Значит, кое-что он все-таки понимает.

Джун. Бог мой! Теперь мне все ясно. Это его врач понимает.

Барри. Врач?

Джун. Да, он был здесь, когда я вернулась. Врач, который лечил его. Тоже француз. Они знакомы со школы.

Барри. Какие сообщения? Ты прочла их?

Джун. Три моих и одно твое. Твое письмо из Флоренции, оба письма, которые я писала тебе туда, и одно из последних. Что теперь делать?

Барри. Завтра же отнесешь компьютер в фирму и договоришься, чтобы тебе установили защиту на все файлы. Получишь пароль и сможешь открывать их только сама. К сожалению, я не знаю, как это делается, иначе мы могли бы заняться прямо сейчас. Не забудь про мусорную корзину и почтовый ящик.

Джун. Так и поступлю. Похоже, он шпионит за мной.

Барри. Что ты чувствуешь к нему? По-прежнему очарована?

Джун. Только отвращение и презрение. Чары развеялись. Он никогда больше не получит надо мной власти. Благодаря тебе. Ты есть, а значит, у него нет шансов.

Барри. Вот и отлично.

Джун. Хочу спать. Завтра установлю защиту. Первым делом.

Барри. Выбирая пароль, помни: он не должен его вычислить. Пусть это не будет ни дата рождения, ни мое имя, ни имя Женевьевы, если ты ему рассказывала про нее. Выбери что-нибудь совершенно абсурдное. Комбинацию букв и цифр.

Джун. Хорошо. Спокойной ночи.

Барри. Постарайся уснуть.

Калим сидел в своем кресле, одетый только в черную майку. Джун прижалась ртом к низу его живота и двигала головой вверх-вниз. Я слышал, как она причмокивает, стоя перед ним на коленях. Полностью одетая. «Что уставился как дурак? — сказал мне Калим, откинув назад голову. — Можешь воспользоваться ее задницей, только потом продолжишь со мной». Я снял с Джун тренировочные штаны, приспустил свои, встал на колени за ее спиной и вошел в нее. Это оказалось легко. Внутри было тепло. Она не двигалась. К причмокиванию добавились новые звуки, когда мои бедра стукались о ее ягодицы. Странное чувство — нечто среднее между возбуждением и напряжением. Я занервничал и стал спешить. Все быстрее, быстрее, но ничего не менялось, прогресса не было. Я не мог прийти к завершению. «Теперь, — сказал Калим, — твоя очередь», и я с неохотой сменил Джун…

Когда я проснулся, была еще глубокая ночь. Я пошел в ванную и хорошенько прополоскал рот. Сон не вызвал во мне отвращения — только стыд.

В ее квартире было темно. Я-то надеялся, что она еще сидит за компьютером и я смогу с ней поговорить, рассказать свой сон и получить отпущение грехов.

Тогда я оделся и поехал в «офис». По крайней мере буду ближе к ней.

Его сперма изверглась прямо мне в рот. Но меня не стошнило. Зачем мой мозг заставил меня ее проглотить? Я был близок к тому, чтобы обратиться к толкователям снов. И наверняка услышал бы: пока не вытащишь ее оттуда, ты подобен ему. Но как вытащить, если она не хочет?

Я стоял у окна — справа и слева от меня по полу тянулись провода видеокамер — и смотрел в окна дома напротив. Взгляд мой скользил по каменной пустыне, и это только сильнее давило на меня.

Вытащив из задней комнаты матрац и не раздеваясь, я улегся возле самого окна. Даже спать хотел как можно ближе к ней.

Наутро у меня болела спина и во рту был отвратительный вкус. Внизу на улице машина освобождала мусорные контейнеры и шумела при этом в три раза громче, чем дома. В окнах дома напротив не было заметно никаких признаков жизни. Было всего семь часов утра.

Поскольку я примчался сюда среди ночи под впечатлением от своего сна, я не подумал о том, что стоило бы надеть рабочий комбинезон. Пришлось поторопиться — выйти из дома и исчезнуть, пока все спят.

Из-за ночного образа жизни я уже много лет не видел раннего утра. В это время мир принадлежит по-утреннему свежим и веселым женщинам с безупречным макияжем, обильно, даже, пожалуй, чересчур политым духами, и мужчинам с газетами под мышкой, которые то и дело поглядывают на небо, стараясь предугадать погоду.

Оказывается, в этом городе опять можно смотреть на небо. Здесь, в бывшем Восточном Берлине, на тротуаре не валялось ни одной кучки собачьего дерьма, и единственная опасность для прохожего состояла в том, что можно было провалиться в яму, так как асфальт хранил еще память о временах народной собственности.

Он был одет в синий тренировочный костюм. Как Джун, когда еще жила через дорогу. Опять таращился в телевизор, но каналы не переключал: заинтересовался передачей.

Фотография Шейри стояла у меня на столе, прислоненная к стене. Я взял ее и засунул в ящик. Думаю, она не обиделась.

Может быть, мой сон означает, что Калим голубой? Я смотрел на видеоизображение, стараясь найти подтверждение: манерный жест или что-нибудь в этом роде. Но он просто сидел, неподвижно как статуя и уставившись в телевизор. Впрочем, сны не имеют никакого значения — эзотерический бред.

Джун вытащила из ноутбука электрический шнур, отключила модем, отсоединила «мышку» и взяла его в руки. Когда она проходила мимо Калима с компьютером под мышкой, он оторвал взгляд от экрана и посмотрел ей вслед. О чем он думал? Неужели что-то почувствовал? Он опять смотрел на меня! Неужели Калим настолько умен, чтобы связать ее действия с домом напротив? Сообразить, что кто-то за ним наблюдал и предупредил Джун? От этой мысли мне стало дурно.

Если его шестое чувство развито не так сильно, как у Джун, он ничего не видит. И точка. Стекло отсвечивает, к тому же оно грязное, камеры крошечные, а в «офисе» темно. Невозможно.

Я хотел уже было отвести взгляд: мне не доставляло никакого удовольствия смотреть в это лицо, но тут у меня перехватило дыхание. Он встал!

Выпрямился, постоял несколько секунд на подгибающихся ногах, собрался подойти к окну, но потом, словно испугавшись, снова опустился в кресло. И несколько раз ударил ладонями по подлокотникам. Если напротив и вправду кто-то есть, никак нельзя было обнаруживать свою способность двигаться. Он сердился на себя за неосмотрительность. Не глядя больше в окно, Калим быстро выехал из комнаты.

Только теперь я свободно вздохнул. Поначалу я не мог понять, то ли мне плохо, то ли хорошо, жарко, холодно или я просто перетрусил, но вскоре осознал, что голова у меня ясная. Пальцы не дрожат, дыхание успокоилось, и хотя взгляд мой все еще был направлен на окна пустой комнаты, мысли, роящиеся в голове, мешали что-либо видеть.

Первым импульсом было предупредить Джун. Поехать прямиком в компьютерную фирму и сказать, что я видел своими глазами, как он стоял, но я не дал себе подняться из-за стола, пытаясь как следует все обдумать. Осмыслить сначала, что происходит, а потом уже предугадывать его дальнейшие действия.

Я совершенно забыл про госпожу Плетскую. Когда она явилась, я решил уйти, но уже на лестнице мне стало ясно, что следовало сделать в первую очередь: убрать компьютер и камеры. Пришлось вернуться и переодеться в синий комбинезон.

Понятия не имею, какого результата Калим сумеет добиться, но он, несомненно, приложит все усилия, чтобы выяснить, мог ли кто-нибудь видеть его из окон дома напротив. Скорее всего из опасений, что его поймает страховая компания: вдруг у них возникли подозрения, и они наняли частного детектива. Он вполне способен попросить друга-врача подыскать «взломщика» или попросту позвонить в полицию и пожаловаться, что кто-то подсматривает за ним из окон дома напротив, или сказать, что засек сделку наркодилеров. Так или иначе нельзя исключать, что ему удастся добиться полного прояснения ситуации. Прежде чем это произойдет, «офис» нужно очистить.

Нет. Еще проще: он позвонит владельцу! А парень не упустит своего шанса и потребует денег за информацию. Необходимо поторопиться — времени в обрез.

Из машины я позвонил владельцу. Столь же возбужденно, как и в прошлый раз, сообщил, что моя фирма приняла решение продлить аренду за полную стоимость, но при условии, что это будет сохранено в тайне от всех интересующихся. Договор, мол, следует прислать в страховую компанию «Агриппина» по адресу: Ранкенштрассе, пять, господину Брандштеттеру лично. Нарушение условия повлечет за собой немедленное прекращение оплаты.

— Нас это устраивает, так и сделаем, — проворковал тот, сохраняя, впрочем, деловитый тон.

Моя идея привлечь страховую компанию вернула его в рамки цивилизованной беседы. А мне сэкономила деньги. Я как раз проезжал мимо «Агриппины» и запомнил адрес. Неплохая импровизация. Надеюсь, Калим не успел меня опередить.

Перед входом в здание я осмотрелся и постарался как можно быстрее скрыться в подъезде и закрыть за собой дверь. Вверх я не смотрел: вряд ли он будет стоять у окна, пока не узнает точно, наблюдают за ним или нет, а Джун на улице не видно.

Решив снять камеры, я на четвереньках подполз к окну, отвинчивая их снизу и следя за тем, чтобы голова не поднималась выше подоконника.

Все оборудование я втащил в лифт. Стол оставил в холле двумя этажами ниже, стул отвез на четвертый этаж, а матрац выбросил в мусорный контейнер на втором.

Погрузив наконец в машину компьютер, монитор, кабель и камеры, я почувствовал себя немного спокойнее. И поехал прямо к детективу. Этот тип умеет думать. Он мне поможет.

Детектив сразу же начал оправдываться, мол, пока ничего такого про фирму не раскопал, информация у них защищается лучше, чем в секретной службе, но я его прервал:

— Сейчас дело в другом. Это гораздо важнее и более срочно.

Через полчаса в голове у меня прояснилось. В ответ на спокойные вопросы я в общих чертах поведал ему всю историю, и мне стало очевидно: Калим разыгрывает свой спектакль не только для Джун — иначе он не притворялся бы в ее отсутствие, — он хочет обмануть страховую компанию. Надеется получить деньги и уехать за границу, чтобы его «чудесное выздоровление» состоялось вдали от возможных случайных знакомых. А до тех пор богатая подружка гарантирует ему определенный уровень комфорта. И он постарается выжать из нее как можно больше, прежде чем чудо свершится.

— Парень не смог бы провернуть этого в одиночку, — сказал детектив. — Не так-то просто обвести вокруг пальца половину персонала больницы и реабилитационного центра без сообщников.

— Он учился в школе вместе с врачом.

— Ясно. Действуют вдвоем. Но как?

— Возможно, врач специально наложил ему гипс, чтобы мышцы атрофировались, как у парализованного. И если чувствительность у него не слишком высокая, физиотерапевты вполне могли ничего не заподозрить.

— Пожалуй, это реально. К тому же врач подробно проинструктировал его, чтобы совпали все симптомы.

Детектив снял с полки тоненькую пачку бумаг, положил ее передо мной, потом хотел было сесть, но вдруг протянул мне руку через стол и произнес:

— Меня зовут Эрик.

— Барри.

Я пожал ему руку, и он сел.

В бумагах было описание истории болезни Калима. Я пролистал их, постоянно натыкаясь на непонятные термины вроде «остаточной мочи» или «скорости нервной проводимости». Я никогда в жизни не интересовался медициной, и даже рассказы Сибиллы проходили мимо моих ушей, не оставляя никакого следа в памяти. Четвертый, пятый, шестой и седьмой листы представляли собой рентгеновский снимок. Если сложить все четыре, получался человеческий скелет от коленей до ключиц. С краю было написано имя Калима, проставлена дата и еще какой-то код. Надпись находилась внутри картинки, а значит, делалась на пленке. Эрик теперь стоял сзади, склонившись надо мной. От него пахло чесноком.

— Такие вещи можно подделать? — спросил я.

Обкусывая ноготь большого пальца, он ответил:

— Подделать можно все, что получено при помощи электроники. Вопрос в том, в состоянии ли доктор это выполнить. Вытащить нужный файл из компьютера довольно просто. Достаточно сохранить его на дискете и принести домой. Но дальше необходимо очень хорошее знакомство с компьютерной обработкой изображений, не хуже, чем у профессионального художника или шпиона, и потом, должны быть инсталлированы соответствующие программы, погоди-ка…

Теперь он грыз ноготь еще яростнее, причмокивая и постукивая пальцами свободной руки себя в грудь:

— Погоди-ка, погоди-ка.

Я молчал.

— Да, так было бы проще всего, — сказал он, указывая на надпись с краю, — ее вполне можно изменить. Можно взять отсюда и скопировать сюда. Это по силам и продвинутому любителю.

— Но тогда снимки… — Я сразу понял, к чему он клонит. — Он просто взял и скопировал снимки настоящего паралитика. Потом перенес на них надпись со снимков Калима, и готово.

— Сэр Барри, ты умеешь думать. Браво! Работать с тобой — для меня честь.

Я вернулся в «офис» лишь для того, чтобы выяснить, пришла Джун или нет. Компьютера на месте не было. Калима я тоже не видел. Тогда я опять вышел из дома, чтобы кое-что купить: красную спрей-краску, коробку конфет «Моцарт», мощную люминесцентную лампу, четыре сандвича и бутылку воды. Стоило подготовиться к длительному наблюдению.

Джун сидела на спинке дивана, Калим перед ней. Они ссорились. Компьютер, так и не подключенный к сети, лежал на столе. Она на него кричала.

Молодец, думал я, так его! Скажи ему, что он за мерзавец! Правда, в то же время я за нее боялся. Мне было известно, что он может двигаться, но она этого не знала. Калим махнул рукой в направлении дома напротив, однако она равнодушно скользнула взглядом по окнам, продолжая свою гневную отповедь. Он что-то сказал, Джун ответила, он поднял руку, собираясь дать ей пощечину, тогда она пригнулась и засмеялась. В гневе она выглядела восхитительно.

Встав и отойдя на несколько шагов, Джун снова повернулась в мою сторону, заметила что-то — не меня, — прошлась по комнате, взяла с полки телефонную трубку, набрала номер и принесла ему. Он слушал, потом что-то сказал, кивнул, нажал на кнопку и вернул ей телефон.

Я позвонил владельцу:

— Кто-нибудь про меня спрашивал?

— Да. Только что. Какой-то иностранец.

— И вы?..

— Я выполняю договоренности. В здании никого нет. Ключи у меня. Не беспокойтесь.

— Спасибо, — поблагодарил я и положил трубку.

Калим включил телевизор. Его поза говорила о том, что он вне себя. Но он не мог себе позволить выплеснуть эмоции. И слава Богу. Собственная ложь мешала ему избить Джун, а ведь он едва ее не ударил.

Несколько часов ничего не происходило. Джун сидела за компьютером, он таращился на ящик. Я ничуть не сомневался, что звук он врубил на полную мощность и Джун страдает от этого, но она ничего не говорила, печатала как ни в чем не бывало, а он даже ни разу не взглянул на нее.

Я позвонил Эрику, попросил его выяснить, есть ли в доме напротив привратник, где он живет и какой у него телефон.

— Мне нужно пять минут, — сказал он.

На самом деле прошло минут пятнадцать, зато детектив выдал полную информацию: фамилия привратника — Гейринг, живет он на первом этаже, телефон — 2 072 710.

Тем временем стемнело. Я подтянул вилку от люминесцентной лампы к розетке, но вставлять не стал, потому что выключателя у лампы не было. Потом съел один из сандвичей, и мне захотелось выпить. Я стал раздумывать, где бы поблизости раздобыть бутылку вина, но взял себя в руки. Сейчас нельзя выходить отсюда и вдобавок желательно иметь ясную голову.

Интересно, как было дело: Калим просто узнал во враче однокашника и решил воспользоваться его помощью — посвятил приятеля в свой замысел и симулировал обездвиженность, или же он все спланировал еще в Нью-Йорке и специально прихватил Джун с собой?

Первое представлялось более вероятным, хотя его характеру больше соответствовало бы второе. Привязать к себе женщину, которая, как ему известно, скоро унаследует неплохие деньги, довести ее до автокатастрофы и в результате получить крупную сумму — вполне в его духе. Только откуда он знал, что попадет именно к этому врачу, необходимому в качестве союзника? И как быть с риском и в самом деле пострадать серьезно? Почему это вообще меня интересует? Мне должно быть все равно. Мне и в самом деле все равно.

Джун принесла какой-то сверток и положила перед Калимом на стол. Он сидел ко мне спиной, и я не мог следить за его действиями — видел только, что он шевелит руками. Но потом он низко склонил голову над столом, и я понял: он вдыхает кокаин. Значит, поверил ей или владельцу здания и перестал думать о наблюдении.

Затем он знаком подозвал Джун, стоявшую в некотором отдалении, и предложил последовать его примеру. Она покачала головой. Как благородно! Хоть чем-то готов с ней поделиться.

Зазвонил мой мобильный. Это был Эрик.

— Прямое попадание, — возбужденно заговорил он. — У приятеля оказался нужный софт, чтобы сравнить картинки. Интерпол ищет пропавшего без вести. Снимки полностью совпали со снимками пациента по фамилии Феннигер, который, как мы и предполагали, застрахован в другой компании. Класс, верно?

— Чистая работа, но я не могу сейчас разговаривать. До скорого, — быстро сказал я и положил трубку, потому что Калиму тем временем удалось намотать на руку волосы Джун, и теперь он тащил ее к себе. Она отбивалась изо всех сил, но тот держал ее крепко. Похоже, ей было больно. И никаких шансов на спасение.

На какой-то момент я отвлекся и не видел, как это вышло. Похоже, он хотел насильно впихнуть ей в нос свое зелье. Я действовал холодно и точно: взял баллончик с краской и написал на стене:

Потом включил лампу и открыл окно.

Джун все еще сражалась с Калимом. Она была полностью поглощена стремлением вырваться, но безуспешно. Парень имел крепкую хватку. Ни один из них не смотрел в мою сторону.

Я взял коробку конфет «Моцарт» и стал бросать шоколадные шарики, целясь в окно напротив, чтобы привлечь внимание Джун. Но мне никак не удавалось попасть: один за другим шарики падали прямиком на асфальт. Мое окно было расположено слишком низко, поэтому бросать приходилось полусогнутой рукой. Только седьмой шарик с глухим стуком ударился о подоконник.

Но понадобилось еще два точных попадания, прежде чем Джун вырвалась — ведь ее голова была почти вровень с поверхностью стола — и взглянула в мою сторону. Она открыла от удивления рот, забыв, что нужно обезопасить себя от Калима. Он проследил за взглядом Джун, и его лицо исказила гримаса.

Вместо того чтобы побежать к двери — прочь от него и через улицу ко мне, Джун бросилась к окну, раскрыла его и закричала:

— Вали отсюда!

— Он не парализован! — заорал я, пригнувшись под подоконником. — Он лжец! Беги!

Но Джун не поверила.

— Не хочу тебя видеть! — воскликнула она.

Голос сорвался, и я увидел, как по ее лицу бегут слезы. Она захлопнула окно и демонстративно отвернулась. Калим сидел неподвижно и ничего не предпринимал.

В ярости от сознания собственного бессилия я некоторое время ходил по комнате из угла в угол, пока мне не удалось взять себя в руки. Я сбежал вниз и позвонил в квартиру Гейринга. Никакого ответа.

Тогда я стал нажимать на все кнопки, кроме квартиры Джун, и в конце концов услышал сердитый голос:

— Что случилось?

— Пожар, — проговорил я, тяжело дыша. — Четвертый этаж. Позвоните пожарным.

На первом этаже распахнулось окно и показалось заспанное лицо. Должно быть, это был Гейринг. Указывая пальцем наверх, я рассказал ему про пожар:

— Там никого нет, у вас есть ключ? Давайте быстрее. Я поднимусь вместе с вами.

Все вышло. Он открыл мне дверь и появился передо мной в халате.

— Скорее, — поторопил я, чтобы у него не осталось времени подумать, и помчался впереди него по лестнице.

Поднялись мы уже вчетвером: к нам присоединились еще двое мужчин с других этажей, — привратник от волнения никак не мог вставить ключ в замок.

— Но дымом не пахнет, — заметил один из мужчин.

Тут дверь наконец открылась, и я ворвался в квартиру.

Джун стояла посреди гостиной, все лицо в слезах: она страшно злилась на меня, решив, что я всего лишь ревную, и гнев придал ей сходство с воинствующей героиней мелодрамы. Она просто излучала гнев. Калим поспешно смахнул кокаин со стола и судорожно спрятал пакетик в карман брюк.

— Джун, почему ты мне не веришь?

— Ты преследуешь меня и врешь! — прошипела она.

За мной в квартиру вошли остальные, озираясь по сторонам. Один все еще ничего не понимал, двое других были возмущены, что я против воли заставил их присутствовать при самой банальной сцене ревности.

— Он не парализован, — сказал я, сам понимая, сколь жалко и беспомощно прозвучали мои слова.

Тут привратник схватил меня за рукав:

— Эй вы, любезный, вон отсюда, что вы себе позволяете?!

Калим вторил ему:

— Get this man out of here.[62]

Он решил, что снова обрел почву под ногами, но я так легко сдаваться не собирался. Я вырвался, подошел к Джун, взял ее за руку и попытался увести с собой.

— Позвоните в полицию, — попросил я. — У него наркотики. Загляните к нему в карман — там полкило кокаина, не меньше.

Зрители вообще перестали понимать, что происходит. Стоит ли мне верить? То ли я из отдела по борьбе с наркотиками, то ли просто сумасшедший? Этот тип — иностранец. И у него смуглая кожа. Аргументы в мою пользу. Еще чуть-чуть, и мы бы услышали, как в их черепных коробках ворочаются мозги.

Но тут Джун вырвалась и встала рядом с Калимом:

— Он просто ревнует. Пожалуйста, уведите его.

У нее были светло-коричневые глаза. Цвета янтаря.

Двое мужчин хотели было выволочь меня из квартиры, но я оказался проворней. В одну секунду я подскочил к Калиму, размахнулся и изо всех сил толкнул кресло, так что оно завалилось набок.

Конечно, я рисковал, рассчитывая на то, что он, как человек импульсивный, не сумеет удержать себя в руках. Еще в падении он выпрямил ноги, насколько позволили его давно не тренированные мышцы. Потом ударил меня кулаком в лицо. Сначала я ощутил вкус крови и боль, а потом почувствовал себя счастливым, как никогда прежде.

Джун стояла рядом, открыв рот, остальные тоже замерли, с удивлением наблюдая за развитием пьесы.

— Позвоните в полицию, — повторил я, не выпуская руки Джун. Тащить ее не пришлось — она добровольно последовала за мной. — И посмотрите у него в карманах.

Мы вышли на лестницу. Сверху доносились голоса мужчин и истеричный дискант Калима. Мы молчали.

Оказавшись на улице, я обнял Джун. Она не прижалась ко мне, но и не стряхнула мою руку.

Решили поймать такси. «Опель-корсу» можно забрать и завтра. Когда я назвал водителю адрес, Джун громко всхлипнула — будто ей не хватало воздуха — и очень тихо произнесла:

— Я заезжала туда, но тебя не было. Прождала целый час.

И она зарыдала, всю дорогу продолжая судорожно всхлипывать. Я обнимал ее, прижимал ее голову к груди. Расплачиваясь с таксистом, заметил большое мокрое пятно у себя на рубашке.

Уже отпирая дверь подъезда, я услышал ее вопрос:

— Зачем люди так поступают?

— Из-за денег, — вздохнул я, придерживая дверь и жестом приглашая ее войти.

У самой лестницы Джун остановила меня, схватила за руку и спросила так, словно от моего ответа зависело, поднимется она вместе со мной или нет:

— Какие у нас планы?

— Настоящая любовь и нормальный секс.

— Со мной? Звучит не очень правдоподобно.

Я потянул ее за собой, и она двинулась дальше.

На первой же площадке снова остановилась и поинтересовалась:

— А еще?

— Покажешь мне Нью-Йорк.

— Хорошо.

И на третьем этаже продолжился допрос:

— Ну а потом?

— Разыщем твою подругу Женевьеву.

Четвертый и пятый этажи мы миновали, не произнеся ни слова, но перед самой дверью в квартиру я не выдержал:

— Познакомлю тебя с моим другом Карелом.

— Хочу познакомиться со всеми твоими друзьями.

— У меня только один друг.

Выпив на кухне чуть ли не целый пакет молока, Джун вошла в гостиную, встала у окна и долго смотрела на «аквариум», словно изучая ракурс, в котором впервые предстала передо мной. Потом вдруг проговорила:

— Надеюсь, со временем я прощу тебя за то, что ты подсматривал. Все-таки это ужасно пошло.

— Нет, не пошло.

Она молчала, не сводя с меня глаз.

— Тебе нужен мой взгляд, — тихо сказал я.