Эти слова были вытатуированы на руке двадцатипятилетнего моряка Ричарда Спека, который с ножом в руке в ночь на 14 июля 1966 года постучал в двери небольшого домика на окраине Чикаго, — там жили девять студенток медицинского колледжа. Он зарезал восьмерых, одну за другой; уцелела лишь одна, молодая филиппинка Амурсо Коразон, которой удалось спрятаться под кроватью. История эта несколько лет волновала Америку.
«Рожден, чтобы задать перцу» — таков был жизненный девиз этого молодого американца, и он осуществил его, спокойно и невозмутимо расправившись со своими жертвами, словно с цыплятами. Амурсо Коразон потом рассказывала:
— Это я открыла ему дверь. Он мне сказал, что не хочет причинить нам никакого зла, но что ему нужны деньги, чтобы купить билет до Нового Орлеана. Спросил, где остальные девушки. Я сказала, что они спят. Он вошел в одну спальню, разбудил спящих, потом во вторую и там разбудил спящих. Потом собрал всех нас в одной комнате и приказал всем лечь на пол. Разорвал простыни и связал нам руки и ноги. Спросил, где наши деньги. Мы ему сказали — думали, что он возьмет деньги и уйдет. Он действовал неторопливо. Прислонил нас, связанных, к кроватям, сам сел на пол и стал разговаривать о том, как ему нужны деньги. Потом он встал. Поднял одну студентку, развязал ее, вывел из комнаты и закрыл дверь. Почуяв недоброе, я сказала: «Девочки, надо драться. Мы же можем его одолеть!» Но молодые американки запротестовали. «Будет хуже, — сказали они. — Вот увидишь, все обойдется. Ведь он сказал, что ему нужны только деньги. Не надо делать ничего такого, что спровоцировало, бы его. Если мы будем держаться спокойно, то и он будет спокоен». А он в это время вернулся, взял вторую студентку и увел ее. Я ухитрилась, связанная, закатиться под кровать и лежала там неподвижно. Было ужасно тихо. Он приходил, брал девушек одну за другой и уводил. И они не кричали. Потом стало совсем тихо. В пять часов утра прозвонил наш будильник. Я решила, что его звон испугает этого человека и он уйдет. Подождала еще некоторое время, кое-как развязала узел на руках зубами, потом развязала ноги, выползла из-под кровати, вышла из комнаты и увидела страшную картину…
Картина действительно была страшной. Полицейский Леонард Понни, услышавший истерический крик Коразон и ворвавшийся в дом первым, рассказывал об этом так:
— Меня чуть не вырвало. Это было как в кинофильме о нацистском концлагере. Трупы лежали всюду: три — в одной комнате, три — в другой, еще один — в коридоре у ванны. В третьей комнате — восьмой труп. Кровь была всюду — на стенах, на простынях, на полу, на патефонных пластинках, на подушках диванов…
Они не кричали, когда Спек душил и резал их, чтобы «задать перцу». В это трудно поверить, но у суда, который разбирал это дело после того, как Спек был арестован, не было оснований не верить Коразон, и сам убийца подтвердил ее показания. До какой же степени запугана и терроризирована людьми, «рожденными, чтобы задать перцу», средняя американка, если в свой смертный час не решается не только сопротивляться убийце, но даже подать голос!
А убивал студенток Спек зверски. Первую, двадцатидвухлетнюю дочь инженера Глорию Дэви, он задушил обрывком простыни. Вторую, ее ровесницу, дочь чиновника Сюзанну Фаррис, он зарезал, нанеся девять ударов ножом в грудь, в плечи, в шею и в лицо. Третью, двадцатилетнюю Патрицию Матушек, дочь торговца, опять-таки задушил. Четвертой, Памеле Вилькенинг, 21 года, нанес удар ножом в сердце. Пятая. Мари-Анн Джордан, тоже 21 года, получила пять убийственных ударов ножом в грудь, сердце, в левый глаз и в шею. Шестой, Мерлите Гаргулло. Спек перерезал горло. Седьмая, Валентина Пасион,
23 лет, была задушена. Когда она была уже мертва, Спек нанес ей четыре удара ножом в грудь и в шею. Почти так же он умертвил Нину Шмеле, 21 года, которую незадолго до этого в колледже избрали «королевой красоты».
Повторяю, они не кричали, когда убийца их душил и резал!
Ну, а Спек? Неужели учиненная им бессмысленная кровавая бойня нисколько не взволновала его самого? Неужели он не ужаснулся содеянному? Представьте себе — нет. Он спокойно положил в карман пятьдесят долларов — все, что было у студенток, — и пошел пропивать их в бар. В баре держался весело, выдавая себя за офицера, вернувшегося из Вьетнама. Вдруг, беседуя с двадцатидвухлетним матросом Вильямом Кирландом, вытащил свой нож и прихвастнул:
— Я купил его у одного солдата там, во Вьетнаме. Ты знаешь, этот нож уже убил нескольких человек…
Посетители бара засмеялись. Тогда Спек шагнул за стойку, обхватил сзади бармена Рэя Кроуфорда, ловко приставил ему нож к горлу и спокойно сказал:
— Вот как я люблю убивать!
Потом отпустил насмерть перепуганного бармена.
Кирланд спросил:
— Продашь мне этот нож?
— Ну что ж, почему бы и не продать.
Спек взял деньги, отдал матросу нож и вышел…
Его арестовали лишь через несколько дней, воспользовавшись отпечатками пальцев, которые он во множестве оставил в доме, где убил восьмерых студенток. Эти отпечатки были уже знакомы полиции, с которой Спек имел дело не раз начиная с четырнадцатилетнего возраста. А дальше, как это часто бывает в Америке, начался долгий, очень долгий судебный процесс. Газеты его освещали весьма подробно. Выяснилось, что Спек родом из Далласа, того самого техасского города, где был убит Джон Кеннеди. Любители сенсаций проводили параллели между Спеком и Освальдом, обвиненным в убийстве президента: оба примерно одного возраста, оба из Далласа, у обоих разведенные матери, оба росли неудачниками, обоим были свойственны «внезапные припадки необузданного гнева и человеконенавистничества".
Спек в начале процесса спокойно заявил, что он ни в чем не виновен и что его арестовали по ошибке, но после очной ставки с Коразон эта версия защиты рухнула. Но тут адвокат убийцы нашел новый ход: опираясь на данные медицинского анализа крови подзащитного, он заявил, что в каждой клетке его плоти заложена лишняя хромосома — «хромосома преступления». У нормального человека в клетке 23 пары хромосом; следовательно, всего 46. А у Спека их 47. Стало быть, у Спека врожденная склонность к преступлениям и, значит, он не может отвечать за свои поступки…
Суд все же приговорил Спека к смертной казни, — уж слишком сильно было возмущение в народе, вызванное бессмысленным и жестоким убийством восьмерых студенток. Но этот приговор был немедленно обжалован, и дело тянулось от апелляции до апелляции годами. Спек остался жив, и коротает свои дни и тюрьме, окруженный громкой славой «человека, рожденного, чтобы задать перцу»…