Алые воды "Карибского супа"

Глава 2. Вкусная и полезная рыба

Вечерело, но от множества свечей, освещающих с люстр и канделябров богато обставленную гостиную, было светло; гораздо светлее, чем у большинства простых людей. За столом сидели двое гостей: их часто видели именно вместе, когда они гуляли, взяв друг друга под руку, или когда вместе наносили визиты различным людям, переправлялись на корабле или решили вопросы на месте. У них были похожие серые, как-будто сонные глаза, похожие тёмные вьющиеся волосы, похожие прямые носы и круглые подбородки. Можно было бы подумать, что это муж и жена, но нет — это были брат и сестра, дети Дени Леграна, губернатора Аматора, который сохранял эту должность вот уже без малого лет десять. Жюльен, худой и с тихим голосом, был в парике и в лучшем своём камзоле, который был снят с убитого иберийского гранда года три назад. Кристина тоже была нарядная: изящно уложенные на авзонский манер волосы спадали завитыми локонами, а довольно открытое платье сидело на ней идеально, несмотря на то, что его носила альбионская модница, плывшая навестить своего дядю ещё пять лет тому назад. Но хозяевам это было совершено неважно, потому что отец внимательно слушал, что говорит брат, а сын не мог оторвать глаз от лица сестры и ещё от той части её тела, которое платье прикрывало лишь наполовину. Может быть, в столице Галлии или того же Альбиона Кристину посчитали мало того что некрасивой из-за её загара, так ещё и вульгарной, но на Карибах у людей планка была пониже, потому что жара, москиты и необходимость смотреть по сторонам диктовали свою моду: есть хорошая одежда — уже хорошо.

В конце концов, гости пришли не красоваться, а угощать: у всех четверых в тарелке лежало по куску великолепного жареного морского окуня, к которым уже прикоснулись ножи и вилки, а рядом на блюде лежали сардины и копчёные куски тунца.

— …Поэтому, мистер Говард, — говорил Жюльен, слегка улыбаясь и вертя в тонких пальцах вилку, — предложение нашего отца будет выгодно и нам, и вам. У нас есть люди и корабли, которые могут обеспечить свежей рыбой достойных людей со всех близлежащих островов — и это невзирая на ситуацию в море в последнее время, — а у вас есть деньги и связи, которые помогут нам найти заказчиков. Сами понимаете, рыба быстро портится, особенно в здешнем климате, а свежих продуктов мало, и не можем же мы, в самом деле, целиком и полностью зависеть от материка? Кому не осточертела эта свинина, эти куры, да и ананасы теряют свой вкус. Замечу, что вдобавок наши люди умеют ловить и определять рыбу, которая не является ядовитой, и тем самым могут значительно разнообразить ваш стол. Нет, я не говорю, что он плох — вы оказываете нам большую честь, угощая нас, — но, как говорит наш отец, всё можно сделать ещё лучше.

Случаи, когда люди травились рыбой, которая даже не была при этом ядовитой, были не редки, и потому мистер Говард поначалу не верил, что рыба Легранов безопасна, но свидетельства его знакомых подтвердили, что это всё чистая правда, поэтому-то старый толстый офицер в отставке из Порт-Рояла и принял галлийцев.

Его сын, Джон Говард, уже не больно молодой, но всё ещё повеса и балбес, плевать хотел на рыбу и яды в ней, куда больше его занимала Кристина, которая, прикрывая нижнюю часть лица веером и стреляя глазами, дёргая плечами и изящно поводя пальцами по своему подбородку, давала однозначные знаки, касающиеся десерта после ужина.

— А, чёрт с вами, картавыми! — ударил по столу мистер Говард. — Принимаю предложение!

На короткий миг тонкая улыбка Жюльена растянулась шире, но затем вновь стала дежурно-любезной.

— Поистине милость ваша безгранична, мистер Говард. Вместе с вами мы наладим дело и накормим Карибы. Вы сейчас подпишите бумагу или ещё насладимся беседой?

— Уж не знаю, как принято у вашего батюшки, но я, прежде чем бумажной мурой заниматься, предпочитаю выпить за успех нашего общего дела! — мистер Говард схватил бутылку и наполнил до краёв два кубка, один из которых тут же пододвинул к Жюльену.

— Похвальный обычай. — Молодой человек взял свой кубок и покосился на сестру. — Думаю, теперь нам присутствие посторонних лиц ни к чему.

— Согласен! — хрипло пробасил мистер Говард, хитро взглянув на сына.

Кристина захихикала и, махнув веером, упорхнула из-за стола в коридор, ведущий из гостиной в комнату. Джон, ухмыльнувшись и тряхнув головой на толстой шее, последовал за ней, мистер Говард проводил их взглядом.

— А ловко мы с вами всё решили! — хохотнул он, беря в руки свой кубок. — Это куда интереснее, чем иметь дело с этими грязными выходцами с Нассау. Ну, за успех нашего предприятия!

— За успех! — сказал Жюльен так же тихо и бледно, как и предыдущие свои речи.

Кубки чокнулись не так громко, как хотел мистер Говард, потому что Жюльен в последний момент остановил свою руку, и вино лишь слегка плеснуло, а не взметнулось брызгами через край, как морская волна в стакане. Мистер Говард отпил разом половину, а Жюльен сделал маленький глоточек. Разумеется, оба эту разницу увидели.

— А вы не такой бойкий, как ваша сестричка, — заметил мистер Говард, неодобрительно цокнув языком. — Не бойтесь, не отправлено!

— Рад слышать это от вас, — попытался засмеяться Жюльен и смело отхлебнул разом треть кубка, отчего ему пришлось поморщиться: вино было довольно сухим.

— А всё-таки, — спустя некоторое время спросил мистер Говард, поддаваясь вперёд, — хотелось бы знать, сколькими кораблями вы располагаете.

Жюльен назвал ему все корабли.

Затем мистер Говард спросил о количестве людей, Жюльен ответил и на этот вопрос. Вообще после вина он стал куда разговорчивее и сведения его стали конкретнее и бесхитростнее. Он и сам начал задавать вопросы мистеру Говарду, касающиеся его дел. Собеседник отвечал куда осторожней и уклончивее и задавал в ответ ещё больше вопросов, на которые получал точные ответы. Наговорившись о делах, эти двое отпили ещё вина и перешли к обсуждению очередного перемирия между Альбионом и Иберией, но в итоге всё снова свелось к разговорам о рыбах. И так они болтали с полчаса.

— Ещё позвольте спросить… — еле-еле произнёс мистер Говард, с ужасом обнаружив, что его язык и губы разбухли и стали точно каменные, а дышать стало тяжело; он расстегнул на себе сначала камзол, затем жилет, а потом и вовсе ворот рубашки, но легче не стало. — Ещё… спросить… А рыба ваша точно не ядовитая?

— Рыба… н-не ядовитая, — пробормотал Жюльен, быстро опьянев. — А-а в-вот это — да.

Он обратил дрожащую правую руку тыльной стороной и продемонстрировал перстень, открывавшийся подобно крохотной шкатулке. Там-то и была ровно одна доза яда, который обычно содержался в рыбах, обитавших у рифов и питавшихся планктоном.

Мистер Говард открыл рот, точно китовая акула.

— К-когда?..

— К-когда вы о-о-отвлеклись на м-мою сестру, — спокойно, пусть и нетвёрдо, пояснил Жюльен, точно они по-прежнему беседовали на равных. — Кс-кс-кстати, вот и она.

Кристина возвращалась, неся в руках шкатулку с деловыми бумаги, замок был уже вскрыт. На крышке шкатулки был расстелен белый платок, а на нём лежал маленький окровавленный кинжал.

Задыхающийся мистер Говард выпучил и без того готовые вывалиться на стол глаза.

— Дж… Джон! С-сюда! С… слуги!

— Джона нет, — снисходительно улыбнулась Кристина. — Слуг я попросила уйти.

Жюльен с подобострастной улыбкой, что в сочетании с румянцем выглядело довольно неоднозначно, взял платок и принялся вытирать им кинжал, сильно тряся при этом руками. Кристина между тем перехватила инициативу по ведению дел, принеся листы бумаги и перо с чернилами.

— Мы можем дать вам противоядие в обмен на вашу сговорчивость. Для этого вам нужно подписать здесь… Здесь… И ещё вот здесь…

— Но… — попытался возразить мистер Говард, читая незнакомую ему бумагу и не понимая, причём тут его собственность.

— Сговорчивость, — напомнила Кристина, тронув пальцем свой перстень, как две капли воды похожий на перстень брата, только с камнем другого цвета.

— Х-хорошо… я… всё подпишу…

Через минуту мистер Говард поспешно, проливая себе на рубашку, глотал вино с противоядием, в то время как брат с сестрой собирали все нужные им документы.

Тут с улицы донёсся шум.

Спустя мгновение внизу в прихожей послышались громкие торопливые шаги.

— Наверное, разбойники, — спокойно заметила Кристина.

— Раз… кто? — не понял мистер Говард.

Впрочем, когда в гостиную ворвались дюжина вооружённых мужчин, он всё понял.

С ним было покончено быстро и не очень изящно. Его сын был уже убит Кристиной.

Трое людей встали возле брата с сестрой, остальные принялись грабить. Точнее, изображать грабёж. Один схватил канделябр и опрокинул все свечи на пол. Другой перевернул стол и начал пинать его ногами. Третий вспорол все подушки. Четвёртый решил крушить мебель. Двое молодчиков оказались посообразительнее и загребли себе все найденные золотые и серебряные вещи, включая приборы, а также статуэтки из слоновой кости и красного дерева. Остальные трое хотели унести алкоголь, но сдуру всё разбили. Дрязг стоял дикий.

Брат смотрел на это спокойно, слегка пошатываясь, зато сестра презрительно наморщила нос.

— В следующий поход я вас не возьму, так и знайте. Ещё не хватало, что из-за вас нас вздёрнули! Одноногий безрукий старик-нищий сыграл бы лучше.

Видя, что "главарь" топчется на месте, Кристина напомнила ему:

— Прикажи выводить нас на улицу, сам при этом громко ругайся. Ах, да, можно зажечь один факел, не больше. И быстро, быстро! А вы помогите моему брату, он ради вас едва не отравился!

"Главарь" виновато посмотрел на неё.

— Мадемуазель Легран, я не смею выражаться при даме…

— Дама приказывает выражаться, — быстро перебила его Кристина и попросила брата вынуть часы. — Всё, время вышло, спускайте!

Двое "приспешников" аккуратно подхватили под руки брата с сестрой и повели их вниз. "Главарь" шёл позади и громко кричал:

— Ахаха! Поймали ворон, якорь мне в печень! Ну, сейчас мы выдерем эту шлюху! Пошевеливайтесь, салаги!

Кристина высвободила руку, чтобы с отвращением потереть себе переносицу.

— Это никуда не годится. Лучше скажи… — Она задумалась, затем тихо, но с выражением продекламировала: — "Не трепыхайся ты, сукина дочь! А вы, ублюдки, тащите сюда свои задницы, пока нам не въебали!" Понял? Повтори, только громче и злее.

— Господь всемогущий, — перекрестился "главарь" и, еле ворочая языком, повторил страшное ругательство. Они были уже на пыльной широкой дороге, по бокам которой росли пальмы и ровными рядами стояли дома зажиточных островитян. В окна уже выглядывали испуганные люди.

— Нам надо быстрее к кораблю! Где экипаж?! — громко зашептала Кристина, начиная беспокоиться. — Чёрт, я же просила его стоять вон в том переулке…

Жюльен, которого заботливо поддерживали, оглядывался по сторонам.

— Н-нашёл, он там.

— Слава тебе, боже… — с негодованием пробормотала Кристина. — Так, быстро ведите нас туда. Документы, бумаги, кинжал… всё на месте, хорошо. То, что вы стащили, держите при себе, главное не потеряйте. Всё, теперь врассыпную и бегите к шлюпке! Мы подберём вас у дальнего мыса!

— А не обманете? — пошутил кто-то.

— Мы пусть и авантюристы, но всё же не идиоты. Если поймают кого-то из вас, наш след быстро найдут и мы будем качаться рядом на ветру.

Горе-разбойники кивнули и поспешили раствориться в опустившейся на остров темноте. Кристина быстро залезла в крытый экипаж, оправила складки платья и облегчённо выдохнула. Жюльен осторожно сел рядом с ней, стараясь не помять свой парадно-выходной камзол.

— Так, Пьер! — Кристина грозно посмотрела на маленького негра-кучера, который так втянул голову в плечи, будто его собирались бить. — Мы же договорились, где ты будешь нас ждать! Давай быстрее гони к пристани, я уже слышу стук копыт и мне он не нравится.

Щёлкнул хлыст, лошади рванули, и Жюльен больно ударился затылком о заднюю стенку, но лишь грустно поморщился. За всё то время, когда они разыгрывали жертв разбойников, он не сказал "актёрам" ни слова. Он вообще не очень любил разговаривать, командовать и работать с людьми, предпочитая быть зрителем того, как изящно и продуктивно это получалось у Кристины.

— Если всё ещё раз пойдёт не по плану, мы точно угодим в лапы альбионцев или кого похуже, и нашему отцу придётся несладко, — услышал он голос сестры. Она часто озвучивала результаты предприятий и свои мысли об их целесообразности, Жюльену отвечать на это всё было совершенно не обязательно. — Грандье хороший человек и верный слуга, но эта задача ему не по зубам. Нам надо подрядить других людей на следующую операцию. Ах, да, и сменить корабль, чтобы никто не узнал его.

Жюльен утвердительно хмыкнул.

— Следующий наш гостеприимный хозяин живёт возле Санто-Доминго… — рассуждала вслух Кристина, пока экипаж трясся, спускаясь вниз к морю, не рискуя освещать себе дорогу. — "Вегу" там уже видели, "Лукрецию Борджиа"[1] посылать рискованно. — Кристина задумалась. — Остаётся "Гумилития"[2]…

Жюльен услышал, как Кристина тихо засмеялась.

— Авзонки удивительны: вместо грешницы мы отправим святую! Хорошо, что хоть с одной страной у нас хорошие отношения длятся больше нескольких лет, а то уж и не знаешь, кто из недавних друзей воткнёт нож в спину. У нас вроде бы недавно был мир с Альбионом, а их каперы утопили наших торговцев. — Она вздохнула: — И как тут не нанять приезжих сицилийцев перерезать кое-чью глотку?

Брат грустно кивнул ей. Кристина устало зевнула и положила голову на его плечо.

— Ты был аккуратным? — заботливо спросила она.

— Обы-обычно меня сразу начинает тошнить. С-сама знаешь, почему я сушёную не переношу.

Кристина искренне улыбнулась и похлопала его по коленке.

— Мой ты умница. Всё у нас будет хорошо. Я тебе обещаю.

Жюльен невесело улыбнулся, предвкушая, как его спустя полчаса будет долго и мучительно рвать за борт.

На корабле не горели фонари. В тишине он поднял паруса и покинул Порт-Роял, чтобы проплыть вдоль берега и дождаться шлюпки. Пока сонный губернатор сообразил, в чём дело, галлийцы уже покинули Ямайку.

— Ублюдок! Вот же жопа! Разлёгся, понимаешь! Понимаешь, разлёгся, ублюдок!

— А? — отозвался в полусне Морис, но ему подробнее объяснять не стали, а выволокли из лодки и бросили на причал, всё так же ругаясь, да ещё и пнули. Правда, метили, наверное, ниже, а вместо этого оставили синяк на пояснице старым грязным сапогом. Утро было добрым.

Морис с трудом поднялся. После сна в не очень положенным для этого месте всё тело ломило. Голова всё ещё болела после разговора с русалками, точно каждое их слово лишь казалось лёгким и невесомым, как остальные звуки, а на самом деле было точно свинцовая пластинка. Живот свело, а денег не было даже на кусок сухаря. Положение невесёлое.

Морис отряхнул свою шляпу, оправился, подтянул замызгавшиеся чулки и отправился искать сварливую брюнетку.

Он обошёл все трактиры и таверны, в которых был вчера, но девушки-капитана и её квартирмейстера там не было, а на него ещё и наругались за то, что явился "просто посмотреть". Вообще Морис в жизни не слышал столько незаслуженных ругательств в свой адрес, сколько за эти пару дней на Карибах.

Потом он догадался осмотреть корабли. Дело это оказалось нелёгким, поскольку причалы были разбросаны вдоль всего побережья, а Бесник не сказала ему, как называется её корабль и как его опознать. Хотя, скажи она, что её корабль — это двухмачтовый бриг с разрезными марселями или брамсельная шхуна, Морис всё равно не нашёл бы его, в этом деле ему приходилось ориентироваться только по названию, а это со всех ракурсов не видно.

Тщетно побродив с час-полтора, с надеждой вглядываясь в лица ползающих по вантам или прохаживающих по палубе (а кто знает, она может быть в каюте, а то и вовсе в доме), поскальзываясь на гнилых досках, шарахаясь от в наглую открыто бегающих крыс и отмахиваясь от зазываний проституток, надеявшихся, что у него всё-таки есть деньги, Морис в конце концов решил вернуться к тому причалу, откуда его проводили до Артемиды, и ждать там ночи. Голодать ему не впервой, он студентом и не такое выдерживал. Правда, то была юность, ему двенадцать, вся жизнь впереди, родители в него верят, брат подтрунивает, что в заучки подался. Да, было ради чего, а сейчас он гоняется за какими-то химерами… Может, ему и русалки с горя померещились?

— О, ты ещё здесь? А я думал, сдох, — послышался удивлённый голос за спиной.

Морис стремительно обернулся. Слёзы навернулись у него на глаза, рот расплылся в улыбке.

— Бе-е-есник!

— Ради святой Марии, без соплей! — поспешила отмахнуться девушка, маскирующаяся под парня.

— Бесник Ринальдино! — Морис встал прямо, по-деловому, игнорируя грязь и ил на своей одежде. — Торжественно сообщаю тебе, что заключил договор с главой клана Анасисов, и теперь они готовы помогать нам, но только они хотели бы уточнить, что им следует делать, где делать и что они за это получат.

Бесник смерила его недоверчивым взглядом из-под лохматых чёрных бровей. При дневном свете она выглядела куда более тощей и потрёпанной, чем-то очень похожей на нахохлившуюся ласточку. Морис предпочёл бы слышать их свист, чем противный визг чаек.

— Пей меньше, ирлашка. С горячки и не то послышится.

— Я могу показать её подпись! — Морис довольно закатал рукав на левой руке и показал трезубец, вырезанный тонким лезвием на запястье. Порез был обработан синим красителем, и казалось, что в этом месте у Мориса содрана кожа. — А я, вот глупец, забыл перо!

Бесник поджала губы, но сдаваться не собиралась.

— А вдруг сам себя похерачил? Есть то, что могли дать только русалки?

— Откусанный конец? — уточнил Морис, смеясь.

— Если покажешь это, оторву яйца для полного обеспечения, — хмуро срезала девушка.

— Я шучу, — примирительно наклонил голову бывший юрист и расстегнул воротник. Прищуренные глаза Бесник округлились: такой ковки она не видала. — Видишь — креста нет. А я бы креста не заложил. Я не знаю, из чего эта цепочка, но похоже на платину. Будь она у меня вчера вечером, я бы не ночевал в лодке.

Бесник покачала головой.

— Крест ты, конечно, зря ей отдал. Впрочем, если господь всё ещё взирает на нас с небес, то у нас найдутся грехи и похуже. — Она перекрестилась пятью пальцами[3], бормоча молитву.

— Один из них — богохульство, — заметил Морис, сам удивляясь своему порыву злорадства. Наверное, потому что ему ужасно хотелось есть.

— Ты богохульник, потому что на тебе креста нет, и если я кому скажу, от тебя отвернутся, — огрызнулась капитан, после чего вздохнула. — Ладно, я тебя нанимаю. Давай тащи свой немытый зад за мной. О, вон и Кхецо идёт с ящиками. Ступай, помоги старику!

Морис аж охнул, когда моряк сгрузил на него свою ношу, и едва не поскользнулся на очередных грязных разбухших досках.

— Что там такое?!

— Кхе-кхе, сети, — пояснил Кхецо, держась рядом, пока они шли за Бесник. — Мы вблизи рифов ловим, а там они часто рвутся.

— Вы действительно ловите рыбу? — удивился Морис.

Кхецо и обернувшаяся Бесник посмотрели на него как на дурачка.

— Я думал, что вы переправляете опиум, гашиш и курительные травы… — виновато пробормотал новоиспечённый член команды. — Просто я не видел, чтобы кто-нибудь ел рыбу, а по дороге сюда мне рассказали, что здесь и неядовитое становится смертельным.

Кхецо хрипло засмеялся, а Бесник закатила глаза.

— Если вернусь на родину богатой и раздобуду гашиш, тебе не дам.

Морис округлил глаза.

— Ты пробовала? Ой! — Кхецо ткнул его в бок. — То есть… ты пробовал? Ай, теперь-то за что?! — Кхецо пнул его под зад.

— Ты как к капитану обращаешься, сопляк? — пояснил он. — К капитану следует обращаться с уважением и говорить "сеньор"! Ко мне, кстати, тоже.

— Как, говоришь, тебя зовут? — неожиданно спросила Бесник, уже не оборачиваясь.

— Морис О'Хилли… сеньор капитан, — Морис постарался натянуть на себя улыбку, хотя пинки от Кхецо и тяжесть ящиков не слишком благоприятствовали этому.

— Отлично! — Плечи Бесник быстро поднялись и опустились. — Будем звать тебя Мор Сопляк. Это лучше, чем Альбионский Подсосник.

Морис пробормотал что-то про "последнее дело".

— Чего-чего? — девушка обернулась, смеясь, но вряд ли от радости. — Прижмёт — придётся! А то думаешь, как, — она понизила голос, — Легран отпустил Гектора Шестёрку, хотя тот прирезал его людей и обыграл его в кости?

— Кто, кого? — не понял Морис.

Бесник присвистнула.

— Дела-а-а… Ладно, про Шестёрку ты ещё узнаешь, а Легран — твой новый папочка. Твой и мой, мы работаем на него и с его позволения. Кстати, мы уже пришли.

Морис опустил ящики и с облегчением отряхнул руки. Перед ним была небольшая двухмачтовая шхуна, мало похожая на рыболовное судно — во всяком случае у себя на родине Морис видел другие корабли, — несколько потрёпанная жизнью и как будто ободранная, точно не раз застревала между скалами. На фок-мачте устало болталась золотая окрылённая корона на белом фоне — флаг Галлии. Из одного ряда орудийных портов выглядывали дула пушек, что тоже не вязалось с рыбной ловлей. Морис сумел прочитать поблёкшее название — "Гумилития".

— Девчонка уже немолода и нуждается в бо́льшем количестве заботливых рук, — пояснила Бесник, поднимаясь на шхуну по трапу. — Не думай, что своим присутствием оказываешь нам милость: при иных обстоятельствах ноги твоей здесь бы не было.

Команда действительно была невелика и единой национальности не имела. Конечно, это были не пираты с Тортуги или Нассау, но, наверное, в приличном обществе Старого Света такая компания вряд ли бы собралась. Не все были в сборе, но Морис сходу познакомился с бывшей рабыней Хэм, обладательницы серовато-шоколадной кожи и набором больших кривых зубов, могучим скандинавцем Йореком Нерпой — единственным компетентным рыбаком, и юнгой Келдом с Ютландского полуострова, у которого было прозвище Чайник. Были и другие люди, но они не посчитали нужным знакомиться с сухопутной крысой, которая вообразила, что может плавать. Пусть даже эта крыса благодушно им улыбалась.

Кхецо записал новичка в бортовой журнал и провёл краткий экскурс по "Гумилитии", в ходе которого Морис постоянно бился руками, ногами и головой о проёмы, потолки, пороги и другие части корпуса, не говоря уже о постоянной игрой с такелажем в "кто устоит на месте". Бывший юрист добирался на больших кораблях, где ему не приходилось подробно исследовать их внутренности, так что происходящее было ему в новинку. Что, собственно, ещё больше оттолкнуло от него не представившихся ему людей.

У Мориса оставалась куча вопросов, но Кхецо дал команду "вольно" и отправился вместе с Бесник по другим делам. Чувствуя себя бесполезным и ненужным, новоиспеченный юнга (Кхецо сказал, что в матросы Сопляк не годится) занял денег у Йорека и отправился на берег купить себе наконец-то поесть.

Лёжа на неудобном гамаке в сыром мраке трюма вместе с десятком-другим незнакомых мужчин разных возрастов, слыша храпы, сопения и местами газогенерирование, обоняя ароматы перегара, тухлой рыбы и немытого тела, чувствуя на себе чьи-то недоброжелательные и насмешливые взгляды, Морис думал, что русалки обошлись с ним, наверное, даже человечнее, чем "земноводные" люди: он явился к ним нагло, не зная языка и манер, затем неожиданно излил душу, а они не только не прогнали его, но даже посочувствовали. И эта Артемида… Право, сначала она напугала его своим внешним видом, когда приблизилась, но теперь, рисуя на чёрном холсте потолка её образ свечением моря, Морис находил её прекраснейшим, неземным созданием, дочерью древних богинь. Её бледная кожа со светлыми пятнами, чуть суженные и совсем немного выпученные глаза, наполненные бездонной синевой, похожие на штормовые волны волосы… И эти руки… Они такие тонкие, несмотря на длину, и нежные, и изящные, точно их призвал к жизни из мрамора сам Микеланджело. А голос… У Бесник просто отвратительное хрипение вместо голоса, из её рта изливается вонючая тёмная жижа вместо слов. А Артемида несёт свой голос ветром над волнами, свистом ласточек над берегом, клубящимся дымком от лучины… Морис считал свою мать самой утончённой и красивой из женщин, но по сравнению с Артемидой она казалась чем-то бледным, неясным…

Конечно, от этой морской королевы явно веет чьим-то дьявольским, но разве не влюблялись мужчины в ведьм? Да и какая разница: он здесь на богом забытом острове, среди самых отвратительных людей, под началом какой-то гнусной девки из порта — тут и любовь демоницы покажется благословением ангелов.

— Эй, Мор! Мор, ты спишь? — послышался возле уха громкий шёпот.

— А? — Морис с трудом разлепил глаза. Только удалось заснуть, а тут опять будят. Снова пинком выгонять?

— Это я, Келд. Все заснули, дак давай выйдем на верхнюю палубу и поговорим, хорошо? — сказали уже потише, затем добавили виновато. — Прости, что разбудил. Не хотел при всех.

Свежий морской воздух приятно очищал от дурных мыслей. Морис упёрся руками о фальшборт и вдохнул полной грудью. На несколько мгновений ему показалось, что нет вокруг него никаких Карибов, а он у себя, на родине, стоит на берегу залива. Учёба кончилась, скоро он начнёт свою службу закону, а брат недавно прислал письмишко. Пишет, что всё хорошо, в плен не попал, вот только стрелять нечем и придётся отступать, но "где наша не пропадала".

Из воспоминаний его вывел Келд. Это был тощий костлявый рыжий мальчишка, с крупными кляксами веснушек по всему телу, точно с него никогда не отмывался мокрый песок. Два выдающихся передних зуба придавали ему сходство с недоедающей нутрией. Насколько Морис понял, всеобщей любовью и уважением Келд явно не пользовался. И они с ним теперь на одной ступени…

— Я смотрю, ты морское дело не знаешь и даже брамселя от кливера не отличишь, — забормотал он. — Но это не дак страшно, я тоже это всё плохо знаю. А капитан Бесник злой, кричит на меня и бьёт иногда. Ему под горячую руку лучше не попадаться, ей-же-ей, больно будет ого-го как! Поэтому никогда с ним не спорь. Раз он приказал Филу плетей мне задать, так я потом два дни отлёживался и неделю хромал! Дак-то обычно линьком[4] бьёт, но, как грится, кто линька не отведал, тот в море не бывал. — Келд трещал, но Мориса потянуло в сон, и половину монолога он пропустил мимо ушей. Какая разница, в самом деле, за что и чем его будут бить, если бить всё равно будут? Вдобавок собеседник говорил с сильным акцентом, а временами его и вовсе заносило на неизвестный Морису язык.

— …Короче, — подытожил Чайник, — надо смотреть в оба и не зевать. И учиться ещё. Ты же вроде учёный, читать-писать там умеешь, а Бесник, говорят, с ошибками часто пишет, и сеньор Кхецо тоже, дак ты мягко намекни, что ты, мол, грамотный, авось не станут бить и хорошо устроишься.

Морис до этого смотрел вдаль, но теперь обернулся на Келда.

— Извини, мне непонятно, зачем ты мне всё это рассказываешь? Вижу, хочешь помочь, только здесь никто просто так ничего не делает, а с меня взять нечего, один долг у меня уже есть.

Келд удивлённо поморгал.

— Дак это… долг мой же! Я же до этого самый младший тут был, теперь ты самый младший, я вот тебе и помогаю. Дак, значит, принято. Но Бесник хороший капитан, хоть и злой. Мы в засаду ни разу не попали и к нашему горлу, значит, ножи не представили ещё. И-извини, я… это… на гальюн того…

Келд хотел побежать, но Морис поймал его за руку.

— Не спеши, не описаешься. Ты лучше мне скажи: действительно капитана Бесника мужчиной считаешь или по привычке говоришь.

Чайник аж засмеялся, отчего едва не испортил предсказание Мориса.

— Конечно, капитан Бесник мужик! А что ему бубенцы срезали, дак здесь и не такое бывает, здесь целиком отрезают. Слыхал, что сталось с Бартоломью? Дак ему и вовсе оторвали, во! Ты не переживай только, всё будет хорошо, я тебе помогу, но не сейчас! — и Келд поспешно вырвался и убежал в сторону пункта назначения.

— Всё будет хорошо… — вслух повторил Морис, вздохнул и вернулся во мрак утробы "Гумилитии".

Он не слышал плеска за бортом.

1. Лукреция Борджиа — сестра знаменосца церкви Чезаре Борджиа и незаконнорожденная дочь Папы Римского Александра VI. Её образ в литературе и кинематографе довольно неоднозначен, однако считается, что она была всего лишь пешкой в руках своих брата и отца.

2. Гумилития — римско-католическая святая, основала ряд монастырей.

3. Всеми пятью пальцами крестятся католики.

4. Линь — тонкий трос, обычно из пеньки. Короткий отрез такого троса с узлом на конце и называли линьком, он использовался для телесных наказаний матросов.