Освященному рабу Божию, духовному отцу и учителю, господину Фоме, смиренный и грешный Максим, недостойный раб и ученик.
2. Посредством усердного рвения о Божественном восприняв неизменный [488] навык к непогрешающему созерцанию, ты, о Богом весьма возлюбленный,[489] стал целомудреннейшим «любителем» не просто премудрости, а «красоты ее».[490] Красота же премудрости есть ведение в делании и делание в премудрости,[491] отличительная черта которых, исполняемая посредством обоих – логос Божественного промысла и суда;[492] по каковому сочетав ум с чувствованием (αἰσθήσει) посредством Духа,[493] ты поистине показал, как Богу свойственно творить человека по образу Божию,[494] соделал явным богатство благости,[495] прекрасным смешением <1032B> противоположностей [496] щедро показывая в себе Бога, воплощаемого в добродетелях [497] – подражая Ему, ты с высотой соизмерил уничижение [498] и не счел недостойным снизойти до меня, спрашивая о том, знанием чего ты уже обладаешь, испытав [на деле].[499]
3. То, [о чем ты спрашиваешь] – это главы из [творений] Дионисия и Григория,[500] тех преславнейших и блаженных мужей поистине избранных <1033A>, издревле «по предложению век»[501] к Богу приложившихся, поистине воспринявших все доступное святым излияние премудрости [502] и посредством отложения жизни по природе [503] соделавших ее сущностью души, и потому обретших как Живаго одного лишь Христа, который – дабы сказать и больше – стал для них душой души [504] и во всех [их] делах, словах и мыслях всем Себя являет, так что, поэтому, мы убеждаемся, что приведенные [речения] – не этих [мужей], а Христа, по благодати их Собою заместившего.[505]
4. Но как я «назову Иисуса Господом», не восприняв еще «Дух» святости?[506] Как «изреку могущество Господа»,[507] косноязычный и пригвоздивший ум к обладанию [вещами] тленными? Как «возвещу» хоть какие-либо «хвалы Его»[508] – глухой, <1033B> [ибо] по любви к страстям слуховая способность души (τὸ τῆς ψυχῆς ἀκουστικόν) [моей][509] блаженный глас Слова не восприемлет? Как «явлено» будет Слово [510] мне, побежденному миром – [Слово], которому присуще «побеждать мир»,[511] а не «являться миру»,[512] – если для [души], приверженной вещественному, Оно по природе непознаваемо? Как не дерзновенно нечистому грешнику приступать к пречистым святыням?
5. Посему, страшась порицания за дерзость, я отказался бы приступать к исполнению веленного, если бы еще более не боялся опасности [допустить] <1033C> ослушание. Захваченный между этими двумя [опасностями], я предпочитаю порицание за дерзость, ибо это более терпимо, избегая опасности [допустить] ослушание, ибо это непростительно; и если – благодаря ходатайству святых и помощи Ваших молитв – «великий Бог и Спаситель наш Христос»[513] дарует мне [способность] мыслить благочестиво и говорить подобающим образом, я по поводу каждой главы, как смогу, дам краткий ответ ([ведь] речь [обращена] к учителю, способному из малого извлекать великое), начиная с богомудрого Григория, поскольку он ближе к нам по времени. <1033D>
На [слова] святого Григория Богослова из Первого Слова о Сыне: «Поэтому единица, „от начала“[514] подвигнутая в двоицу, остановилась на Троице».[515] И еще на [слова] его же из Второго [Слова] <1036A> о мире: «Ибо единица была подвигнута [в двоицу] по причине изобилия, двоица же была превзойдена (ибо [Бог] превыше вещества и вида (εἶδος),[516] из каковых [состоят] тела), а Троица была определена по причине ее совершенства».[517]
Хотя ты, раб Божий, усмотрев мнимое разногласие, истинного согласия не обнаружил, [на самом деле] невозможно найти речения по смыслу более единогласные, чем эти. Ибо одно и то же – «двоица превзойдена» и [единица] не «остановилась» на двоице, [равно как] и наоборот «Троица была определена» и движение единицы «остановилось на Троице»; ибо мы исповедуем, что единовластие ни жалкое (ἀφιλότιμον),[518] то есть не ограничивается одним лицом, ни, напротив, беспорядочное (ἄτακτον), то есть не изливается в беспредельность;[519] но [исповедуем такое единовластие], которое составляет равночестная по природе Троица – Отец, Сын и Святой Дух <1036B>, «богатство каковых – сращенность и единое истечение сияния»;[520] «ибо Божество не изливается сверх них, чтобы нам не вводить множество [521] богов, и не определено внутри них, чтобы нам не быть осужденными в скудости Божества».[522]
Итак, это не разъяснение (αἰτιολογία) сверхсущностной причины (αἰτίας) сущих [вещей],[523] а изложение (ἀπόδειξις) благочестивого учения (δόξης) о ней;[524] ибо Божество, как безначальное, бестелесное и безмятежное [525] – Единица, а не двоица, Троица, а не множество. Ибо Единица – это поистине единица: ведь она не есть начало [возникших] после нее [вещей], в [состоянии] стяжения [прежде] растяжения,[526] каковое [начало] бы [потом] по природе рассеялось, переходя во множество;[527] но она есть воипостасная бытийность (ἐνυπόστατος ὀντότης)[528] единосущной Троицы;[529] и Троица есть поистине Троица,[530] не исполняемая подверженным делению числом,[531] ибо она есть не сложение единиц, так чтобы претерпеть разделение, а <1036C> восущественное (ἐνούσιος)[532] существование [533] (ὕπαρξις) триипостасной Единицы.[534] Ведь и Троица есть поистине Единица, ибо такова она есть (ἐστίν), и Единица есть поистине Троица, ибо так она существует (ὑφέστηκεν),[535] поскольку едино Божество, по сущности единичное, а по существованию (ὑφισταμένη)[536] троичное.[537]
Если же, услышав [слово] «движение», ты удивился, как [может] «двигаться» сверхбеспредельное Божество,[538] то [учти, что] это состояние – не Его, а наше, ибо мы сперва просвещаемы в логосе Его бытия (τὸν τοῦ εἶναι λόγον), а уже затем в том, каков тропос [539] Его существования (τὸν τοῦ πῶς αὐτὴν ὑφεστάναι τρόπον),[540] ибо, во всяком случае, бытие (τὸ εἶναι) мыслится прежде как-бытия (πῶς εἶνα).[541] Итак, «движение» Божества, возникающее посредством разъяснения о Его бытии и того, как Оно существует (τοῦ πῶς αὐτὴν ὑφεστάνα)[542] – это ведение для готовых к его восприятию [543] <1036D>.
На [слова] того же [Григория Богослова] из того же Первого Слова: «Подводя итог: высшее [в речениях о Христе] относи к Божеству и к природе, превосходящей страсти <1037A> и тело, а низшее – к сложному [по природе], истощившемуся,[544] [545] и воплотившемуся, ничем не хуже будет сказать и „вочеловечившемуся“».[546]
Слово Божие, будучи всецело полной (πλήρης) сущностью (ибо [оно есть] Бог) и всецело без изъяна (ἀνελλιπής) ипостасью (ибо [оно есть] Сын), истощившись (κενωθείς),[547] стало семенем собственной плоти,[548] а сложившись посредством неизреченного зачатия, стало ипостасью самой воспринятой плоти.[549] И чрез это новое таинство став поистине всецело человеком, непреложно (ἀτρέπτως), из двух природ, нетварной и тварной, бесстрастной и страстной, тот же самый стал [550] ипостасью, без изъяна воспринимая все природные логосы,[551] каковых [природ] ипостасью Он был.[552]
Если же Он сущностно воспринимал все природные логосы, каковых [природ] ипостасью Он был <1037B>, то учитель [553] весьма премудро, – чтобы [страсти] не показались пустыми словами, – уделил страсти [Его] собственной плоти Тому, Кто, восприняв плоть, стал сложным по ипостаси,[554] ибо это Его плоть и по ней Он поистине есть «Бог страждущий в борьбе с грехом».[555]
Учитель говорит это, показывая разницу между сущностью, по которой и воплотившись Слово осталось простым, и ипостасью, по которой Оно стало сложным посредством восприятия плоти и было домостроительно наименовано «Богом страждущим», чтобы, по незнанию утверждая о природе то, что [относится] к ипостаси, мы не стали бы, не ведая того, поклоняться, подобно арианам, Богу по природе страждущему.[556]
«Ничем не хуже будет сказать и „вочеловечившемуся“» [учитель] прибавил не только ради ариан, утверждающих Божество вместо души, и аполлинариан, <1037C> утверждающих, что душа неразумна, и таким образом усекающих совершенство человеческой природы Слова и делающих Его страждущим по природе Божества, – [он прибавил эти слова] и для того, чтобы нам было показано, что единородный Бог [557] стал поистине совершенным человеком, ибо Он Сам творил наше спасение посредством действующей по природе плоти,[558] одушевленной умственно и разумно – если Он истинно стал человеком, по всему, без одного только греха,[559] никакой логос которого вообще не посеян в природе, но не без природной энергии, логос которой есть определение сущности, характеризующий природно (χαρακτηρίζων φυσικῶς) всех, кому [этот логос] по сущности врожден. Ведь то, что сказывается о некоторых [вещах] как общий и родовой [признак] – это определение их сущности, [ибо] лишение этого [признака] <1037D> приводит к разрушению природы;[560] поскольку ничто из сущих не остается и не сохраняется тем, чем было, если лишается врожденного [ему] по природе.
На [слова] того же из того же Слова: «Тот, Кто ныне тобой презираем, когда-то был превыше тебя. <1040A> Кто ныне человек, был несложен. Чем Он был, тем пребыл, а чем не был, то воспринял. „В начале“ Он „был“ беспричинно – ибо какая причина у Бога? – а потом „начал быть“[561] и по причине; а была она в том, чтобы спасся ты, „хулитель“;[562] ты же за то и презираешь Божество, что оно восприняло бремя твоей дебелости (παχύτητα), [так что] Он посредством ума сблизился с плотью и стал человеком – дольним Богом, после того как она смешалась с Богом и стала [с Ним] единый, и лучшее [563] [начало] одержало верх, дабы я настолько стал Богом, насколько Он – человеком».[564]
«Тот, Кто ныне тобой презираем, – говорит [учитель], – когда-то был превыше тебя», то есть Сам по Себе Он превыше всякого века и всякой природы, но ради тебя Он добровольно стал подвластен и тому, и другому. «Кто ныне человек, был несложен», [то есть] прост и по природе и по ипостаси, <1040B> будучи «только Богом», совлеченным «плоти и всего, что [принадлежит] плоти»,[565] тогда как «ныне», восприняв плоть, наделенную умной душой,[566] Он стал тем, «чем не был» – сложным по ипостаси, а «пребыл» тем, «чем был» – простым по природе, чтобы спасти тебя, человека; ибо такова была единственная причина Его рождения во плоти – спасение природы, страстность которой Он принял на Себя, словно некое бремя, «посредством ума сблизился с плотью и стал человеком», ради всех «„сделавшись всем“,[567] что есть мы, кроме греха [568] – телом, душой, умом, всем, что проницает смерть; а общее из этих [частей] – человек [и] Бог, видимый чрез умопостигаемое».[569]
Итак, Слово, Само по Себе, конечно же, не подверженное превращению, истощив Себя [570] до присущей нам по природе страстности и посредством воплощения став доступным природному <1040C> чувствованию, было названо «видимым Богом» и «дольним Богом»; посредством плоти по природе страстной Он сверхбеспредельную силу сделал явной,[571] ибо «она [572] смешалась с Богом и стала [с Ним] единый, и лучшее [начало] одержало верх»,[573] поскольку Слово, восприняв [плоть], чрез ипостасное тождество всецело ее обожило.
«Стала единый», а не «единое», сказал учитель, показывая, что, несмотря на тождественность ипостаси, природная инаковость соединившихся осталась неслитной; поскольку первое [т. е. «единый»] обозначает ипостась, а второе [т. е. «единое»] – природу.[574]
Слова же «дабы я настолько стал Богом, насколько Он – человеком» говорить, конечно, не мне, запятнанному грехом и совершенно лишенному влечения к поистине сущей жизни, – а вам, ибо по причине совершенного убывания природных [свойств] вы познаваемы по одной лишь благодати <1040D> и «силою» по [благодати] вам предстоит быть явленными настолько, насколько Бог по природе, воплотившись, причастился нашей «немощи»;[575] [576] потому что [мерой] Его истощания (κενώσει), как Он Сам ведает, отмеряется обожение спасаемых благодатью, которые «станут всецело боговидными и вмещающими всецелого Бога и только [Его]. Ибо это и есть „совершенство“,[577] к которому стремятся» уверовавшие, что это обетование поистине исполнится [578] <1041A>.
На [речение] того же [Григория] из Второго Слова о Сыне: «Как Слово Он не был ни послушным, ни непослушным.[579] И то и другое относится к подвластным и второстепенным, первое – к более благоразумным, второе – к достойным наказания. А как „образ раба“[580] Он снисходит к сорабам и рабам, принимая чужой образ, неся в Себе всего меня с моими [свойствами], дабы Ему в Себе истребить худшие [мои свойства], как огонь [истребляет] воск, а солнце – испарения земли, а мне причаститься Его [свойств] посредством смешения (σύγκρασιν). Потому Он на деле чтит послушание и [Сам] испытывает Его, приняв страдание. Ибо – как это [обстоит] и у нас – [одного] расположения недостаточно, если мы не проявим его в делах, поскольку дело есть доказательство расположения. Не хуже, возможно, нам предположить <1041B> еще вот что: Он [Сам] подвергает испытанию наше послушание и все наши страдания измеряет своими, [следуя] искусству человеколюбия – так чтобы Он мог на Своем [опыте] узнать наши [силы], что с нас взыскивать, а что извинять, дабы при страданиях учитывалась и немощь».[581]
2. Как Бог Слово по природе – говорит [учитель] – Он совершенно свободен от всякого послушания и непослушания, ибо как Господь Он по природе является даятелем всякой заповеди, и послушание – это ее соблюдение, а непослушание – отступничество. Ведь закон заповеди, <1041C> его исполнение и отступничество – [все] это [относится] к тому, что по природе движется, а не к Тому, чье бытие по природе есть покой (στάσις).[582]
3. «А как „образ раба“»,[583] то есть став по природе человеком, «Он снизошел к сорабам и рабам, принимая чужой образ», вместе с природой облекшись и присущей нам природной подверженностью страстям (παθητόν).[584] Ибо по природе безгрешному чуждо наказание, [посланное] согрешившему – то есть, подверженность страстям всей [человеческой] природы, на которое она была осуждена за отступничество.
4. Если же уничижившись до «образа раба», то есть человека, и снизойдя, Он принимает чужой образ, то есть становится человеком, по природе подверженным страданиям <1041D> – то Его истощание и снисхождение созерцается как [деяние] благое и человеколюбивое: первое показывает, что Он стал поистине человеком, а второе – поистине человеком, подверженным страстям.[585] Потому учитель и говорит «неся в Себе всего меня с моими [свойствами]», <1044A> то есть всецелую человеческую природу – посредством единения по ипостаси – вместе с ее неукоризненными (ἀδιαβλήτων) страстями.[586] Таким образом «истребив» наше «худшее», за которое [нашей] природе была присуждена подверженность страстям – я имею в виду [произошедший] от ослушания «закон греха»,[587] сила которого есть противоестественное расположение нашего намерения (γνώμης),[588] которое помимо природной подверженности страстям привносит страстность (ἐμπάθειαν), [каковой присуще] усиление и убывание – [таким образом] Он не только спас [нас], «одержимых грехом»,[589] но и, упразднив в Себе наше наказание, уделил «Божественной силы»,[590] которая делает душу неизменной, а тело нетленным, [приводя] намерение [591] к тождеству с природным благом,[592] у стремящихся почитать [эту] благодать на деле. Вот этому, я полагаю, святой и учил, говоря: «дабы Ему в Себе истребить <1044B> худшие [мои свойства], как огонь [истребляет] воск, а солнце – испарения земли, а мне причаститься Его [свойств] посредством смешения», то есть по благодати сделавшись чистым от страсти, наравне с Ним.
5. Известно мне и другое толкование [слов] «принимает чужой образ»[593] – я узнал его у одного святого [мужа], премудрого и словом и житием. Отвечая на вопрос [об этом], он сказал, что послушание, равно как и подчинение, Слову по природе чуждо, и, сполна уплатив его за нас, отступивших от заповеди, Он «устроил» всецелое «спасение» рода [человеческого],[594] делая наше Своим.
6. «Потому Он на деле чтит послушание», став по природе новым Адамом ради [Адама] ветхого, «и [Сам] испытывает Его, приняв страдание», добровольно претерпев те же страдания, что и мы; если воистину, согласно этому учителю, «Он и „утрудился“,[595] и „взалкал“,[596] <1044C> и „возжаждал“,[597] и „подвизался“»,[598] что является ясным доказательством «расположения» и свидетельством «к рабам и сорабам» «снисхождения». Ведь Он остался по природе Владыкой, став рабом ради меня, раба по природе, чтобы сделать [меня] владыкой над получившим власть тиранически,[599] путем обольщения.
7. Потому, в рабских [делах] действуя по-владычески, то есть в плотских по-божески, Он в плотских [делах] являл силу бесстрастную и по природе господствующую, которая посредством страдания уничтожила тление, а посредством смерти сотворила жизнь бесконечную. Владыческие же [дела] делая по-рабски, то есть божеские по-плотски, Он являл неизреченное истощание,[600] которое обожило весь [человеческий] род <1044D>,[601] тлением обращенный в землю (γεωθέν). Посредством их взаимообмена (ἐπαλλαγῇ)[602] Он удостоверял [существование] природ, каковых Он Сам был ипостасью, и их сущностных энергий,[603] или движений, каковых Он Сам был неслитным единством, не воспринимавшим разделения по обеим природам (каковых Он Сам был ипостасью); ибо Он действовал присущим Ему образом – единично (μοναδικῶς), то есть единообразно (ἑνοειδῶς) – и каждым из [действий], совершаемых Им силой Своего Божества Он, вместе с тем, неразрывно являл и энергию Собственной плоти.
8. Ведь нет ничего более объединяющего (ἑνικώτερον), чем Он (ибо Он един), и вообще, нет ничего <1045A> более объединяющего или сохраняющего Свои [свойства], чем Он.[604] Потому и страждущим был поистине Бог, и чудотворящим – тот же Самый, поистине человек; ибо Он был истинной ипостасью по неизреченному единению истинных природ. Действуя так, как подобает и присуще этим [природам], Он являл Себя сохраняющим их поистине неслитными; [потому] Он сохранялся и бессмертным и смертным (раз Он остался по природе и бесстрастен и подвержен страстям), и видимым и умопостигаемым; ибо тот же Самый был по природе Бог и по природе человек.
9. Таким образом, по моему мнению, Владыка по природе «чтит послушание» и «испытывает его, [приняв] страдание» не только для того, чтобы Своими [свойствами] спасти всю природу, очистив [ее] от «худшего», но и для того, чтобы Ему, по природе заключающему в Себе всякое ведение <1045B>, «подвергнуть испытанию наше послушание», на опыте наших [страданий] познавая наши [силы] – «что с нас взыскивать, а что извинять», [побуждая] к совершенному подчинению; ибо чрез него [Спасителю] присуще «приводить» к Отцу спасенных,[605] явившихся подобными Ему силою благодати.
10. Как велико и поистине страшно таинство нашего спасения! Ибо «взыскивается с нас», насколько Он по природе подобен нам, а прощается – насколько Тот, Кто подобен нам, по единению [природ] превыше нас, если навык к грехолюбивому намерению [606] не соделает немощь природы веществом для зла. И ясно, что именно этой мысли придерживается сей великий учитель, ибо он подтверждает ее следующими [словами]: «Если Свет, по причине покрова „светящий во тьме“,[607] [то есть] в этой жизни, был гоним другою тьмой, то есть лукавым и искусителем, то насколько [более гонима будет] тьма,[608] ибо она <1045C> слабее [света]? И что удивительного, если Он совершенно избежал, а мы можем быть в какой-то мере и настигнуты? Ведь больше [значит] Ему быть гонимым, чем нам быть настигнутыми, если правильно рассудить об этом».[609] <1045D>
На Письмо к Гайю служителю святого Дионисия Ареопагита, епископа Афинского: «„Как, – говоришь ты, – Иисус, Который превыше всех, сущностно сопричислен всем людям?“ Но ведь Он называется здесь „человеком“ не как причина [сотворения] людей, а как подлинно и истинно по всецелой сущности человек».[610]
2. Поскольку, согласно простому пониманию Святого Писания, Бог как причина всего обозначается именами всех произведенных Им [вещей],[611] <1048A> служитель Гай, наверное, подумал, что и после воплощения Бог именовался «человеком» только в этом смысле;[612] и великий в красноречии Дионисий исправляет его, научая, что Бог всяческих, воплотившись, именуется «человеком» не просто, но «как подлинно и истинно по всецелой сущности человек»; каковой [сущности] единственное и истинное доказательство – ее природная составляющая (συστατική) сила;[613] и мы, пожалуй, не погрешим против истины, если назовем ее «природной энергией», которая главным образом и в первую очередь эту [сущность] определяет – ибо является наиболее общим видообразующим (εἰδοποιόν) движением всякой природно присущей ей объемлющей (περιεκτικῆς) особенности – и без которой только не сущее, ибо, согласно этому великому учителю, «только никоим образом не сущее не имеет ни движения, <1048B> ни существования».[614]
3. Итак, [святой Дионисий] совершенно ясно учит не отрицать у Бога воплощенного вообще ни одно из наших [свойств], кроме греха,[615] ибо грех не был присущ природе – ведь он открыто объявил, что [Иисус] не просто [называется] «человеком», но есть «подлинно и истинно по всецелой сущности человек». Дальнейшими словами он настаивает на том, что и наименование [«человек» принадлежит] Ему, осуществленному по-человечески, в собственном смысле.[616] Так, он говорит: «Мы же определяем Иисуса не по-человечески»,[617] так как мы не полагаем Его просто (ψιλόν) человеком – [это значило бы] рассечь непостижимое уму единение. Ибо имя «человек» мы говорим о Нем – Боге по природе, поистине осуществленном по-человечески [618] – [имея в виду] сущность (οὐσιωδῶς),[619] а не как о «причине [сотворения] людей». Ибо Он «не только человек», поскольку Он же и Бог, и «не только сверхсущностный», поскольку Он же и человек <1048C> – так как Он ни просто человек, ни исключительно (γυμνός) Бог, но «поистине человек, в наивысшей степени Человеколюбец».[620]
4. Ведь по беспредельному вожделению (πόθῳ) к людям Он стал тем, что есть вожделенное (τὸ ποθούμενον) [Им][621] подлинно, по истине и по природе – ни в отношении собственной сущности не претерпев ничего вследствие невыразимого истощания,[622] ни [из свойств] человеческой природы вообще ничего не изменив и не убавив по причине [ее] неизреченного восприятия; логос этих [свойств],[623] в собственном смысле, и стал ее составом (σύστασις),[624] и «превыше людей», то есть по-Божески, без мужа,[625] и «как люди», то есть по-человечески, ибо «по закону зачатия»,[626] «из человеческой сущности осуществленный сверхсущностный».[627] Ведь Он не показал нам в Себе лишенное [сущности] (ψιλήν) изображение в облике [человеческой] плоти («как пустословят манихеи»),[628] и не свел с Собою с небес плоть, <1048D> соединенную [с Ним] по сущности (συνουσιωμένην) (как сочиняет Аполлинарий),[629] но стал «подлинно и истинно по всецелой сущности человеком», то есть путем восприятия умственно одушевленной плоти, соединенной с Ним по ипостаси.
5. «Ничуть не менее Он пребывает преисполненным сверхсущностности, всегда сверхсущностный»;[630] ибо, став человеком, Он не подчинился природе, а скорее, напротив, <1049A> возвысил природу вместе с Собой; Он соделал ее еще одним таинством (μυστήριον), а Сам остался совершенно непостижим и Собственное воплощение, удостоенное сверхсущностного рождения, явил более непостижимым, чем всякое таинство, став посредством [воплощения] постижимым [лишь] настолько, насколько более непостижимым Он был познан вследствие него. «Но Он – Сокрытый и после явления», – говорит учитель, – «или, чтобы более божественно сказать, и в явленности. Ведь и это [свойство] Иисуса сокрыто; и никаким словом и умом не изъяснить связанное с Ним таинство; даже говоримое, оно пребывает неизреченным, и уразумеваемое – неведомым».[631] Что могло бы быть показательнее этих [слов] для показания Божественной сверхсущностности, которая посредством явления обнаруживает сокрытость, посредством слова – невыразимость, посредством ума – непознаваемость по преимуществу и, чтобы сказать наибольшее, <1049B> посредством осуществления [обнаруживает] сверхсущностное.
6. «Конечно, по причине ее преизбытка поистине придя и в сущность, Он осуществился сверх сущности»,[632] «то есть обновив (καινοτομήσας)[633] законы рождения по природе» и став поистине человеком без семени от мужа, без [человеческого] по [его] виду (ἐν εἴδει) семени.[634] «И Дева являет» Его, «сверхприродно зачав»[635] «сверхсущностное Слово, без мужа»,[636] «из» своих «девственных кровей», «образуемое» по-человечески по необыкновенному «закону вопреки природе».[637]
7. «И в [делах] человеческих Он действовал сверх человека»,[638] хождением [по воде] – ничего не претерпевая (ἀπαθῶς) – новоустроив (καινοτομήσας)[639] природу первоначал. И [на это] ясно «указывает неспокойная вода, которая, подвергаясь тяжести вещественных и земных ног, не поддается, но, [под действием] сверхприродной силы, становится твердой и не разливающейся»[640] – если Он и поистине, переходя [с места на место] <1049C>, «неувлажняемыми стопами, обладающими телесным объемом и тяжестью вещества, ступал по текучей и неустойчивой [641] сущности»,[642] «идя по морю»,[643] как по земле; и посредством перехода [с места на место] Он вместе с силой Своего Божества являл и природную энергию Собственной плоти, ибо переходящее движение по природе [относится] к [плоти], а не к соединенному с ней по ипостаси сверхбеспредельному и сверхсущностному Божеству.
8. Ведь один раз по-человечески «осуществившись, сверхсущностное Слово»[644] вместе с человеческой сущностью обладало без убавления (ἀμείωτον) и движением [человеческой] сущности, как своим собственным и определяющим Его как человека вообще (γενικῶς); это [движение] видообразуется (εἰδοποιουμένην) посредством всех [действий], которые Он природно совершал (ἐνήργει) как человек – если Он и поистине стал человек, который дышит, говорит, ходит, движет руками, <1049D> подобающим образом пользуется чувствами для восприятия чувственных [вещей], голодает, жаждет, ест, спит, утруждается, плачет, пребывает в борении (хотя и будучи самостоятельно существующей (αὐθυπόστατος) силой)[645] и [совершая] все остальные [действия]; каковыми самолично (αὐτουργικῶς) двигая воспринятую природу [646] (ибо она и стала поистине Его [природой] и называется [таковой]), наподобие души, природно движущей сродное [ей] тело, или, говоря в собственном смысле, без превращения став тем, чем действительно (πραγματικῶς) является наша природа, неложно (ἀφαντάστως) исполнил ради нас домостроительство.
9. Итак, сказав «Он осуществился сверх сущности и в [делах] человеческих действовал сверх человека»,[647] учитель <1052A> не упразднил составляющую энергию (συστατικὴν ἐνέργειαν)[648] воспринятой сущности, равно как и саму сущность, но в отношении обеих показал новизну тропосов (τὴν καινότητα τῶν τρόπων), сохраняющуюся при постоянстве природных логосов,[649] без каковых ничто из сущих не есть то, что оно есть.
10. Если же мы скажем, что отрицание по превосходству (ἡ καθ᾿ ὑπεροχήν... ἀπόφασις)[650] [означает] утверждение воспринятой сущности, но упразднение ее составляющей энергии, то каким доводом мы докажем, что одно и то же [отрицание], в равной степени приложенное к обеим,[651] для одного означает существование, а для другого – упразднение?
11. Или еще: поскольку воспринятая природа – не самодвижущаяся, поистине движимая Божеством, соединенным с ней по ипостаси, то, отрицая ее составляющее движение, мы, [тем самым], не признаем и сущность <1052B>, ибо окажется, что она не существует самостоятельно (αὐθυπόστατον), то есть сама по себе, но [якобы] восприняла бытие в самом Боге Слове, и поистине осуществившемся [как человек] – причина отрицания будет для обоих одинаковой; или же мы вместе с природой признаем и движение, без которой природа не существует, сознавая, что одно – это логос бытия (τοῦ εἶναι), а другое – тропос как-бытия (τοῦ πῶς εἶναι), [логос бытия] удостоверяет природу, а [тропос как-бытия] – домостроительство;[652] схождение того и другого, соделав великое таинство «сверхъестественного Христова естествословия (φυσιολογίας)»,[653] в одном и том же явило сохранившимся и различие, и единство энергий: [различие] созерцается «нераздельно» в природном логосе соединенных [природ], а [единство] «познается неслитно» в единичном (μοναδικῷ) тропосе происходящих [действий].[654]
12. Ибо чем, кем, где и как [сможет] быть <1052C> природа, оказавшись лишенной составляющей силы (συστατικῆς δυνάμεως)? «Ибо не имеющее вообще никакой силы не есть что-либо, и о нем не [возможно] совершенно никакое утверждение (θέσις)»,[655] [656] – говорит этот великий учитель. Если же об этом никакой речи нет, то следует благочестиво исповедовать природы Христа, ипостасью которых Он был, и Его природные энергии, истинным единством которых Он был по обеим природам; если Он [и поистине] действовал как присуще Ему, единично, то есть единообразно, и посредством всех [действий] вместе с Божеской силой неразлучно являл и энергию собственной плоти. Ведь как тот же самый будет по природе Богом и по природе же человеком, если Он не обладает без изъяна природной прирожденностью (τὸ φύσει... πεφυκός) по обеим [природам]? Как являющийся чем и кем Он будет познан, не удостоверяя то, что неизменно, <1052D> тем, как Он природно действовал (ἐνήργει)? Но как Он [это] удостоверит, оставаясь бездвижным и бездейственным [657] по одному из тех, из каковых, в каковых и каковые Он есть (καθ᾿ ἒν τῶν ἐξ ὧν, ἐν οἷς τε καὶ ἅπερ ἐστίν)?[658]
13. Итак, «Он осуществился сверх сущности», создав по природе «новое начало возникновения»[659] и рождения; ибо Он был зачат, став семенем Собственной плоти, а рожден, сделавшись для Родившей печатью девственности, показав, что в отношении Нее совокупно истинны несочетаемые и [взаимно] противоречивые [понятия] <1053Α>. Ибо одна и та же будучи и Девой и Матерью, Она схождением противоположностей новоустрояет (καινοτομοῦσα) природу, если [и поистине] противоположны девство и рождение, никакое схождение которых по природе невозможно и помыслить. Потому Дева и есть поистине Богородица, что она сверхприродно, словно от семени, зачала и родила «сверхсущностное Слово»; ибо рождающая, в собственном смысле, есть мать посеянного и зачатого. <1053B>
14. «И в [делах] человеческих Он действовал сверх человека», показывая, что человеческая энергия срослась (συμφυεῖσαν) с Божеской силой в крайнем единении без превращения; ибо и природа, неслитно соединившись с природой, [достигла с ней] полного взаимопроникновения (δι’ ὅλου περικεχώρηκεν),[660] не имея вообще ничего отдельного (ἀπόλυτον) и отграниченного (κεχωρισμένον) от соединенного с нею по ипостаси Божества. Ибо «поистине осуществившись» в отношении нашей сущности «сверх» нас, «сверхсущностное Слово» связало утверждение природы и ее природных [свойств] с отрицанием по превосходству (καθ’ ὑπεροχὴν τὴν ἀπόφασιν) и стало человеком, сверхприродный тропос как-бытия связав с логосом бытия природы, чтобы и удостоверить природу, при новизне тропосов (τῇ τῶν τρόπων καινότητι) не воспринимающую превращения по логосу, и явить сверхбеспредельную силу, <1053C> совершенно так же познаваемую и вследствие возникновения противоположностей.
15. Итак, властью соделав природные страсти делами воли [661] (γνώμης ἔργα), а не [претерпевая их], подобно нам, как результат природной необходимости,[662] Он нашу природную подверженность страстям постиг (διεξῆλθεν) противоположно тому, как это обстоит у нас,[663] ибо то, чему у нас присуще быть движущим волю (γνώμῃ),[664] Он властью явил движимым волей (γνώμης) – разъясняя это следующими словами, учитель говорит: «Зачем перечислять остальное, весьма многочисленное, посредством которого божественно взирающий превыше ума познает и то, что утверждается о человеколюбии Иисуса, но имеет силу превосходящего отрицания (καθ᾿ ὑπεροχὴν τὴν ἀπόφασιν)»?[665] Ибо по неизреченному зачатию облекшись, вместе с природою, всеми природными [свойствами], «сверхсущностное Слово» не имело ничего человеческого, «утверждаемого» по природному логосу, что бы не было также и божественным, отрицаемым <1053D> по сверхприродному тропосу.[666]
16. Их [667] познание стало «превыше ума» как недоказуемое, ибо оно постижимо только посредством веры искренне почитающих Христово таинство.[668] Словно подводя этому итог, [учитель] говорит: «Ибо, коротко говоря, Он не был человеком», поскольку Он был по природе свободен от природной необходимости, «не как не-человек», поскольку «Он был поистине человеком по всецелой сущности», по природе придерживаясь наших природных [свойств], «но как [сущий][669] из людей»,[670] ибо Он был нам единосущен, будучи человеком по природе (в чем и мы), [но] «сверх человеков», новизной тропосов – [в том,] что не свойственно нам <1056A> – природу ограничивая (περιγράφων).[671]
17. «И став поистине человеком сверх человека»,[672] [то есть] имея сверхприродные тропосы и природные логосы соединенными друг с другом неповрежденно (ἀλυμάντως); тот, для Кого нет ничего невозможного, став истинным единением тех [вещей], схождение которых было невозможно; ни одной из двух [природ], каковых ипостасью Он был, не действуя отдельно от другой, но, скорее, одним удостоверяя другое, если Он и поистине был и одно и другое.
18. Как Бог Он был движущим собственное человечество,[673] а как человек – выказывающим собственное Божество; ибо Он по-Божески, так сказать, обладал страданием (ибо [оно было] добровольным, так как Он не был простым человеком), а по-человечески – чудотворением (ибо [оно было] посредством плоти, так как Он был не просто Бог); так что страдания были чудесны, новоустрояемые (καινιζόμενα)[674] <1056B> природной Божеской силой (δυνάμει) страждущего, а чудеса – страдательны (παθητά), исполняемые природной страдательной способностью (δυνάμει) плоти эти чудеса творящего. Зная это, учитель говорит: «И затем не как Бог совершив божественное» – не только по-Божески, отдельно от плоти – ибо «[Он был] не только сверхсущностный, и не как человек человеческое» – не только по-плотски, отдельно от Божества – «ибо [Он был] не только человеком, но – поскольку Бог сделался мужем (ἀνδρωθέντος) – прожив с нами некоей новой Богомужеской энергией».[675]
19. Ибо поскольку «в наивысшей степени Человеколюбец» «стал поистине человеком» путем восприятия умственно одушевленной плоти, а Божескую энергию соделал мужеской (ἐσχηκὼς ἀνδρωθεῖσαν) путем сращения (συμφυΐα)[676] с [энергией] плотской в неизреченном единении, Он ради нас исполнил домостроительство <1056C> по-Богомужески (θεανδρικῶς), то есть вместе по-Божески (θεϊκῶς) и по-мужески (ἀνδρικῶς),[677] «совершив и Божественное... и человеческое», или, говоря яснее, «прожив энергией» одновременно Божественной и человеческой.
20. Итак, отрицая взаимное разделение божественных и человеческих [свойств] и, [тем самым], утверждая единение, премудрый [Дионисий] не пребывал в неведении относительно природного различия соединенных; ибо, отвергнув разделение, <1056D> единение не наносит вреда различию. Если же тропос единения сохраняет невредимым логос различия, то, стало быть, выражение святого [«Богомужеская энергия»] – это описательный оборот:[678] [учитель] подходящим наименованием косвенно указывает (παραδηλοῦντος) на двойственную энергию двойственного по природе Христа – если [и поистине] сущностный логос соединенных вследствие единения ни по какому тропосу не претерпел убывания (μεμείωται) ни относительно природы, ни относительно качества – а не «утверждает» что-то среднее «путем отрицания крайних»,[679] как [утверждают] некоторые; ведь у Христа нет ничего среднего, утверждаемого «путем отрицания крайних».[680]
21. [Богомужеская энергия] – «новая», ибо она есть отличительная черта (χαρακτηριστικήν) нового таинства, логос которого есть неизреченный <1057A> тропос сращения (συμφυΐας).[681] Ибо кто познал, как Бог воплощается и остается Богом? Как Он, оставаясь истинным Богом, есть истинный человек, по природному существованию (ὑπάρξει φυσικῇ) являя Себя поистине обоими, посредством одного [являя] другое и ни в одном из двух не изменяясь? Постигнуть это [может] только вера, в молчании почитающая Слово,[682] природе которого не врожден (ἐμπέφυκε) ни один логос сущих [вещей]. А «Богомужеская» – не потому что она простая, или [представляет собой] некую сложную вещь и является по природе [энергией] или только Божества, или только человечества, или располагается в середине между двумя крайностями у сложной природы, а потому, что она присуща «Богу, ставшему мужем (ἀνδρωθέντι)», то есть совершенно вочеловечившемуся (ἐνανθρωπήσαντι).
22. И эта энергия не «одна», словно «новую» – как некоторым кажется – нельзя помыслить никак иначе как «одну».[683] Ведь «новизна» [указывает] не на количество, а на качество <1057B>; тогда как [единая энергия] по необходимости привнесла бы с собой таковую же природу – если [и поистине] определением всякой природы является логос ее сущностной энергии – [природу], каковую не назвал бы и сочинитель, похваляющийся баснями о козлооленях.[684] И даже если это[685] допустить, то как таковой по природе (τοῦτο πεφυκώς), имея одну энергию, и при этом природную, исполнил бы ею одной и чудеса и страдания, различающиеся между собой по логосу природы,[686] без утраты (στερήσεως)[687] привходящего вместе с исчезновением свойства (τῇ ἀπογενέσει τῆς ἕξεως)? Ведь ничто из сущих не способно одной и той же энергией совершать противоположное, [ибо всякое сущее] содержится (συνεχόμενον) в определении и логосе [его] природы.
23. Поэтому не должно говорить просто о «единой» или «природной» энергии Божества и плоти у Христа, если [и поистине] Божество и плоть не тождественны по природному качеству, поскольку [иначе они были бы тождественны] и по природе <1057C>, и Троица стала бы четверицей.[688] Ибо ничем из того, чем Ему присуще быть тождественным Отцу и [Святому] Духу по причине единой сущности, Сын не стал тождественным плоти по причине единения, хотя Он и сотворил ее, по природе обладающую смертностью, животворящей путем единения с Собою – тогда как иначе оказалось бы, что Он обладает превратной природой, если Он изменил сущность плоти, [превратив ее] в то, чем она не была, и соделал единство тождественным [Богомужеской одной] природе.[689]
24. Так давайте понимать «Богомужескую энергию» так, как было показано, [как энергию], которой «прожив (πολιτευσάμενος) с нами», а не ради Себя, Он новоустроил природу сверхприродными [тропосами]. Ибо «жительство» (πολιτεία)[690] есть жизнь, проводимая по закону природы.[691] Будучи же по природе двойственным, Господь, разумеется, явился и жизнь имеющим соответственную, устроенную одновременно <1057D> по закону Божественному и [закону] человеческому без слияния (ἀσυγχύτως)[692] – жизнь также «новую», не только потому что она дивна и необыкновенна для [сущих] на земле и еще неведома природе сущих,[693] но и [потому, что она есть] отличительная черта (χαρακτῆρα) новой энергии по-новому Прожившего;[694] каковую [энергию учитель] назвал «Богомужеской», наверное, [желая] примыслить такому таинству подходящее наименование, дабы показать тропос взаимодаяния (ἀντιδόσεως)[695] по неизреченному единению, путем взаимообмена (κατ’ ἐπαλλαγήν), соделавший природно присущее каждой из двух частей Христа [присущим] другой, без какого-либо превращения одной части в другую по логосу природы <1060A> или смешения [двух частей].
25. Ибо подобно тому как, если раскалить меч, режущее становится жгучим, а жгучее режущим (ведь как огонь соединился с железом, так и жгучесть огня [соединилась] с режущей [способностью] железа) и железо стало жгучим по причине единения с огнем, а огонь – режущим по причине единения с железом, но ни одно никоим образом не претерпело [никакого ущерба] от взаимодаяния с другим по причине единения,[696] но каждое, [восприняв] по единению особенность сложенного [с ним другого], осталось не лишенным своей собственной природной [особенности] – так и в таинстве Божественного воплощения: Божество и человечество соединились по ипостаси, но ни то, ни другое по причине единения не лишилось природной энергии и после <1060B> единения не обрело ее как безотносительную (ἄσχετον) и отделенную от сложенной (συγκειμένης) и сосуществующей (συνυφεστώσης) [с ней энергии].
26. Ибо [как] воплощенное Слово [Спаситель], обретя всецелую страдательную способность собственного человечества в нерасторжимом единении сращенной со всецелой деятельной способностью собственного Божества, будучи по-человечески Богом, творил чудеса, исполняемые плотью по природе подверженной страстям, а будучи по-Божески человеком, претерпевал (διεξῄει) страдания [человеческой] природы, совершаемые по Божескому изволению (κατ’ ἐξουσίαν);[697] а скорее, и то и другое – по-Богомужески (θεανδρικῶς), будучи одновременно и Богом и человеком, одним [то есть чудесами] возвратив нас себе самим (ибо мы были явлены тем, чем были созданы),[698] а другим [то есть страданиями] предав нас Себе Самому (ибо мы стали тем, чем Он [нас] показал),[699] и посредством того и другого удостоверяя истинность тех [природ], из каковых, в каковых и каковые [700] Он был, как единственный «истинный и верный»,[701] <1060C> и желая, чтобы мы исповедовали Его тем, что Он есть.
27. Обретя Его отображаемым в [ваших] словах и [вашем] житии, освященные, поступите в подражание [Его] «долготерпению»[702] и, получив настоящее письмо, явитесь мне как человеколюбивые судьи того, что в нем содержится, прегрешения вашего чада превосходя состраданием – ибо лишь такого воздаяния за послушание я и ожидаю – и станьте для меня посредниками примирения с Ним, творя «мир... который превыше всякого ума»[703] и «Начальник» которого – Сам Спаситель,[704] навыком к деланию добродетели освобождающий от смятения страстей боящихся Его, и «Отец грядущего века»,[705] посредством любви и ведения Духом рождающий «исполнивших горний мир».[706] Ему «слава, величие, сила»[707] <1060D> с Отцом и Святым Духом во веки. Аминь.
Господину Фоме
Освященному рабу Божию, духовному отцу и учителю господину Фоме смиренный и грешный Максим, недостойный раб и ученик.
1. Говорят, что ипостась (ὑπόστασιν)[709] премудрости – добродетель, а сущность (οὐσίαν) добродетели – премудрость. Потому безошибочное [710] проявление премудрости есть тропос поведения [людей] созерцательных, а прочное основание добродетели есть логос созерцания [людей] деятельных;[711] а самая истинная черта и того и другого – на истинно сущее неуклонное взирание, которое делят между собою вожделение (πόθος)[712] и страх (φόβος),[713] [вожделение] – подводя ко благу (τῷ κάλλε), а [страх] – поражая величием Создавшего;[714] из каковых происходит чистое (по единению) смешение достойных с Богом, которое по положению (θέσει)[715] творит претерпевающее [716] тем, чем творящее именуется по природе (φύσει).[717]
2. Так вот ты, освященный, из всех сотворенных вещей предпочтя эти две, премудрость явил несомненно выявляемой в тропосе делаемых, добродетель же показал надежно удостоверяемой в логосе созерцаемых, а отличительной чертой того и другого соделал союз с истинно Сущим, скрепляемый вожделением к Создавшему и страхом пред Ним; чрез этот [союз] по духовному отношению (σχέσει) всецело смешавшись со всецелым Богом, ты неложно «верою идешь»[718] к причастию благ в видении (ἐν εἴδει);[719] какового [причастия] проявление есть обожение, отмечающее тебя лишь теми [чертами], посредством которых Бог становится известен подвластным рождению. Потому, испытав алчность лишь в боготворящем ведении, ты имеешь вечно движимое стремление [к нему], для которого пресыщение стало отцом вожделения, ибо причащение чудесным образом усиливает жажду.[720]
3. Потому ты, жемчуг, вновь вопрошаешь брение; «питаемый на багряницах» – «одевшегося в гной»;[721] то есть, я имею в виду, чистый, светлый и не имеющий ни одного свидетельства вещественности – плотскому, убежденному, что нет ничего лучше сей конечной жизни; наслаждающийся блистательными и пламенными помыслами – единственным признаком жизни соделавшего смрад страстей; ты принуждаешь меня, не переносящего бремя твоего крайнего богоподобного истощания, вновь касаться духовных понятий [722] – меня, еще не воспринявшего даже «Иоанново крещение» посредством делания, и тем более «не слыхавшего, есть ли Дух Святый», посредством духовного созерцания.[723]
4. Однако, пусть даже совершаемое и опрометчиво (ибо что может быть опрометчивее, чем невежде браться поучать?), я [за это дело] все же берусь, исполняя наказ моего владыки и освященного отца и полагаясь на его молитвы, и слагаю сие краткое слово, начиная с первого из предложенных [вопросов].
1. На [слова] святого Григория Богослова из Первого Слова о Сыне: «Поэтому единица, „от начала“ подвигнутая в двоицу, остановилась на Троице».[724] И еще на [слова] его же из Второго [Слова] о мире: «Ибо единица была подвигнута [в двоицу] по причине изобилия, двоица же была превзойдена (ибо [Бог] превыше вещества и вида, из каковых [состоят] тела), а Троица была определена по причине ее совершенства».[725]
2. Раз ты велел, чтобы я для тебя согласовал [выраженные] в этих словах различные причины движения сверхбезначальной Единицы [726] и избавил [твой] страждущий ум от недоумения по поводу этих [причин] – то я, богочтимый владыко, вижу (хоть по дебелости разума и лишен зрения души), что в обоих речениях имеется в виду одна и та же причина, на которую учитель ясно, отчетливо и без каких-либо загадок указывает в Слове о Сыне, говоря: «Ибо почитаемое нами – это единовластие, но не такое единовластие, которое ограничивается одним лицом (ибо случается, что одно, восставая на самое себя, становится множеством), но которое составляет и равночестность природы, и единодушие намерения (γνώμης), и тождество движения, и схождение к одному [происходящих] из него...»[727] <...>
3. <...>[728] человеческое ведение того, каким образом Единица есть Троица, бессильно увидеть взаимосвязанно (συνημμένως) логос бытия и тропос того, как существует Божество, в совместном проявлении.[729]
4. Итак, «единица подвигается по причине изобилия», чтобы Божество не оказалось скудным, по-иудейски сокращаемое ограниченностью одним лицом; «двоица превосходится», чтобы Божество не было воспринято как тело, созерцаемое в объеме, виде, поверхности и форме;[730] «Троица определяется по причине совершенства», чтобы Божество не оказалось склонным к мятежу (στασιαστικόν),[731] по-эллински измышляемое как множество. Ибо совершенное по природе есть исключительно то, что несложно и нерасторжимо (ἀσκέδαστον), что одновременно избегает и единичности по ипостаси, и двойственности по веществу, и множественности по сущности. Излагая это в общих чертах в присланном [ранее] томосе, я сказал: «Ибо одно и то же – „двоица превзойдена“ и [единица] не „остановилась“ на двоице, [равно как] и наоборот „Троица была определена“ и движение единицы „остановилось на Троице“; ибо мы исповедуем, что единовластие ни жалкое (ἀφιλότιμον), то есть не ограничивается одним лицом, ни, напротив, беспорядочное (ἄτακτον), то есть не изливается в беспредельность; но [исповедуем такое единовластие], которое составляет равночестная по природе Троица – Отец, Сын и Святой Дух».[732] И еще: «ибо Божество, как безначальное, бестелесное и безмятежное [733] – Единица, а не двоица, Троица, а не множество».
5. Итак, из того, что вызывало недоумение, освященный отче, я не сокрыл ничего и не удержал, сохранив в некоем более таинственном слове для более изощренного слуха (ибо кто более тебя способен воспринять божественное или возвестить о нем?), но высказал все, насколько смог, хотя мое слово, в силу скудости, как следует предложенные вопросы и не разъяснило.
1. На [слова] того же из того же Слова: «Он посредством ума сблизился с плотью и стал человеком – дольним Богом, после того как она смешалась с Богом и стала [с Ним] единый, и лучшее [начало] одержало верх».[734]
2. И это [речение], освященный отче, я не оставил неисследованным, но и его – насколько мне хватило сил и насколько было доступно моему разумению – подверг надлежащему рассмотрению в присланном [ранее] письме, сказав так: «Итак, Слово, Само по Себе, конечно же, не подверженное превращению, истощив Себя [735] до присущей нам по природе страстности и посредством воплощения став доступным природному чувствованию, было названо „видимым Богом“ и „дольним Богом“; посредством плоти по природе страстной Он сверхбеспредельную силу сделал явной,[736] ибо „она [737] смешалась с Богом и стала [с Ним] единый, и лучшее [начало] одержало верх“, поскольку Слово, восприняв [плоть], чрез ипостасное тождество всецело ее обожило».[738]
3. Как же мне, нищенствующему словом и разумением, о раб Божий, возможно было бы иначе, более понятно сказать об этом? Ведь я сказал, что плоть «смешалась с Богом и стала [с Ним] единый, и лучшее [начало] одержало верх». А показывая, по какому логосу (τίνι λόγῳ), как и насколько [Божество] одержало верх, я добавил: «поскольку Слово, восприняв [плоть], чрез ипостасное тождество всецело ее обожило», чтобы ясно представить, что, воплотившись, Божество одержало верх по логосу ипостасного тождества;[739] [показывая же], как и насколько, [написал]: «всецело» и насколько [следует], чтобы обожить воспринятое по ипостаси. Ибо если, невыразимо истощившись, Слово, без превращения, стало семенем Собственной плоти, то ясно, что плоть, всецело воспринятая, Его обрела как ипостась, по ее (то есть ипостаси) логосу никак от Него не отличаясь. Если же по ипостаси к Слову...
<...>[740]
4. ...веруя, что Господь обрел опыт человеческих [страданий] по причине подобия нам без одного только греха.[741]
5. Ибо утверждать, что [Божество] одержало верх по другому логосу, сущностно определяющему воспринятую природу, [было бы] неосмотрительно, чтобы не [оказалось, что] мы не признаем различие [Божества и] умственно одушевленной плоти в природном качестве после единения – [плоти], побежденной лучшим и не предоставляющей никакого свидетельства собственного существования. Посчитав так, Севир,[742] нечестивого Аполлинария еще более нечестивый ученик, утверждал, что Христос есть единая сложная природа, и энергия у Него одна, тем самым очевидно отторгнув Его и от Отца и от матери и по природе и по энергии. Ибо если Христос, по мнению Севира, есть сложная природа, то, конечно же, Христос сложен по природе. Если же Христос по природе сложен, то, стало быть, Христос – и по природе Христос. Если же, по мнению Севира, Христос есть по природе Христос, то Он не единосущен ни Отцу ни матери, ибо и Отец по природе не Христос, и мать по природе не Христос; и получится, что Христос есть промежуточная природа, обладающая соответствующей энергией, которая эту [природу] сущностно определяет – что нелепо. «Ибо некую» природу, «среднюю по отношению к ним», то есть к Богу и творению, «либо не причастную ни тому ни другому, либо сложенную из обоих, не придумали бы и вымышляющие козлооленей».
6. Потому не будем отрицать единение, чтобы не возымело силу разделение Нестория, творящее для нас невиданное идолопоклонство;[743] [не будем] и отвергать различие, чтобы не проникло тайком нелепое слияние Аполлинария, привносящее нам возникновение новой природы; но [единение] благочестиво признаем в тождестве единой ипостаси сущностно различающихся, а [различие] исповедуем в инаковости (ἑτερότητι) природной особенности (ἰδιότητος) соединенных по ипостаси, никакое природное [свойство] ни того, ни другого не усекая, не скрадывая и не повреждая – чтобы, нанеся какой-либо ущерб логосу бытия и бытия-по-природе (πεφυκέναι), нам не лишиться всего (ибо у несовершенной природы никакого логоса нет) и не быть осужденными на то, чтобы получить в удел несовершенное спасение или вообще всего спасения лишиться, по причине боязни или неведения, во вред себе, претерпев или соделав отчуждение от него.
7. Ведь Бог по природе, став по природе поистине человеком, есть всецело истинно Бог и всецело истинно человек, без ущерба обладая всеми [свойствами], посредством которых природно постигается каждое из этих двух, кроме одного только греха, который ум изобрел, движимый вопреки природе; ибо Он не был бы поистине ни одно из этих двух, если бы считался [нами] ущербным в отношении обоих. Если же Он есть всецело и то, и другое, ибо без ущерба обладает всеми [свойствами], посредством которых природно созерцается каждое из этих двух, то будем понимать [слова] «[лучшее] одержало верх» так, как было показано; веруя, что поистине Творец всего был зачат в девственном чреве, как Он пожелал – Божество же Его осталось неизменным – и воспринятую природу соделал Своей Собственной, невыразимо став ее ипостасью от самого зачатия. По ней (я имею в виду природу) родившись от матери, Сам предвечно Рожденный от Отца был человеком, не имея ущерба по природе, равно как и Богом. А если тот же Самый не имел ущерба в отношении каждого из двух (ибо Он совершенен в отношении обоих), то ясно, что вместе с природами, ипостасью которых Он был, Он обладал и их сущностными движениями, единением которых Он был – [обладал ими] как присущими Ему по природе и взаимно сращенными неслитно, по тропосу единения; без каковых [движений] было бы непознаваемо, что, кто и как Он есть; пусть даже Севир и Аполлинарий и уклонялись (ἐξέλειπον),[744] доказывая ущербность (ἐκλείψεις) природных особенностей Его умственно одушевленной плоти, чтобы, по-манихейски наделив Бога одним лишь пустым обликом в образе плоти, или, точнее говоря, [одним лишь] наименованием, показать Его лишенным истинного [существования] в действительности.
1. Из толкования на Послание к Гайю святого Дионисия, на [слова]: «и [совершая] все остальные [действия]; каковыми самолично двигая воспринятую природу (ибо она и стала поистине Его [природой] и называется [таковой]), наподобие души, природно движущей сродное [ей] тело, или, говоря в собственном смысле, без превращения став тем, чем действительно является наша природа, неложно исполнил ради нас домостроительство».[745]
2. Я восторгаюсь твоей премудростью, о поистине возлюбленный, и не прекращу поражаться ее мощи – ибо вопрошая, ты наставляешь, учась – умудряешь, принижая себя – превозносишь, и посредством одного достигаешь противоположного, во всем и по отношению ко всем подражая спасительному и человеколюбивому истощанию Господа. Восприняв от Него «дух кротости»,[746] безупречное учение, ты задал и следующий вопрос: «Всякое ли вообще движение у Христа мы считаем единым и Божественным, или и здесь сохраняется движение „души, посредничающей“[747] между Богом-Словом и плотью, к каковой [душе] по определению благочестивого Григория природно возводятся и страдания плоти?»,[748] и [тем самым] ты немногими словами посвятил всех в ведение благочестия,[749] показал, что нет ничего неуязвимее Истины, избегающей обманного пустословия честолюбцев, но взыскующей словно неких опресноков, способных по нищете духа освободить от соли страстей и, подобно рыбарям, избавить от мирских искушений, словно от волн, не терпящих ничего фарисейского, не возносящихся, причастных пламени ведения, отчего им и вверяется благовествование. В их числе и тебя, освященный, по причине подобного расположения [Истина] взыскала, обрела и вверила [тебе] «служение слова»;[750] ты не получил по жребию преходящее достоинство, даруемое человеческим волеизъявлением – ты обрел благодать, Богом присужденную и подобающую тебе по чистоте жизни; ты по-апостольски учишь слову о воплощении Господнем, утверждая, что «посредством умной души» Он соединился с плотью и подвигал ее к тому, что ей присуще, и мерилом благочестия полагая речения великого Григория; чтобы мы узнали, что воспринятая природа остается невредимой (διασώζεται) благодаря сохранению ее составляющего сущностного движения, без которого логос домостроительства вообще не может быть истинным, ибо он лишен подтверждения [реальности] нашей природы во Христе, удостоверяемой посредством ее сущностного движения; поскольку отрицание [движения] означает упразднение сущности, которой оно принадлежит.
3. И это ясно показывает сонм безумствующих, я имею в виду, Симон, Валентин и Мани, Арий и Аполлинарий, Евтихий, Диоскор, Тимофей и Севир, во зло, на гибель многих наделенный именем христианина: [они все], отвергая воспринятую природу, одновременно привносят и отрицание ее движения, и потому утверждают, что Господь был явлен как пустой и призрачный образ плоти, а не наделен сущностью умственно одушевленной плоти поистине и без превращения, чтобы, постановив, что у Христа единая природа и единая энергия, при этом Божественная, показать, что либо Божественная сущность обманывает [нас] видимыми [образами], притворно приписывая Себе наши [свойства], либо она претерпела превращение и стала подвержена нашим [страстям] вопреки природе. Ведь это они [говорят] об одной природе и одном движении у Христа; это они – о Божестве, обманывающем видимыми образами плоти и вопреки природе подверженном плотским [страстям]; это они – о явлении противоположностей по одной и той же энергии Христа, по обладанию силой природно творящего чудеса, а по лишению ее вопреки природе подверженного страданиям; это они определяют, что один и тот же Христос, по одной и той же природе и силе – и бесстрастный, и подверженный страстям, и ничего не считают достойнее смешанной (συγκεχυμένης) веры; это они отвергают у Христа...
<...>[751]
4. ...Из слов великого Давида мы узнали, что «истина – начало слов»[752] Божиих, а от Ездры твердо усвоили, что истина способна победить все, ибо только она крепка.[753] Ибо она есть осуществление сущих, нерушимая основа [господствующих] над ними божественных логосов бытия; постигающим [ее] она непогрешимо являет всякое слово [754] и дело, как оно есть.
Если же слово, насколько мне было по силам, передало истину, то нет ничего более необходимого, чем истина. Все, что всецело истинно – безусловно, необходимо. Поэтому, если мы веруем, что Христос по сущности и по природе есть всецело истинный Бог, и Он же по сущности и по природе есть всецело истинный человек, то нет ничего более необходимого, чем мыслить и говорить, что один и тот же есть оба, и посредством числа, указывающего на количество, удостоверять лишь сущностное различие тех, из каковых, в каковых и каковые Он есть; [это необходимо всегда], но особенно когда слово и время искажают правое учение, когда должно вставать на защиту истины и объявлять о своей приверженности ей, чтобы нам не только «стать праведными», благочестиво «веруя сердцем», но «спастись», повсюду и пред всеми православно «устами исповедуя»...[755]
<...>
...Теперь же, моя честная глава, более, чем прежде, стань для меня человеколюбивейшим судией написанного – настолько, насколько я стал ниже себя по причине убывания добродетели и пагубой страстей пронзил умственную силу души – чтобы, величием своей добродетели облегчив бремя облекающего меня греха, утешить меня, «ставшего, как мех в дыму»,[756] обожженного хладом греха и подавленного воспоминанием о вечной каре, и, совлекши ветхости,[757] соделать новым [человеком], воспринимающим лишь таинственное учение о Христе, с которым у тебя непостижимо соединилось «кипение духа», подвигающее и словно разгорячающее душу к одной лишь любви к Сотворившему. Ему слава и сила во веки. Аминь.