Америка о’кей

23

— Эй, парни — эй, парни — эй, парни. Это она.

Я дергаю Энея за руку. Мы с полковником прячемся в тронном зале, за колонной. Той же, что всегда.

Теперь его очередь действовать. Энея.

Елизавета (так-так) озирается по сторонам.

Ищет.

— Эй, парни. Ау! Ахилл? Ты тут? А, Ахилл?

Эге.

Это я намекнул ей, что ее хочет видеть Ахилл. Здесь.

Опля! Полковник вырастает перед Елизаветой.

— Это я, Эней.

— Вижу, что ты, будь уверен. Тебя прислал Ахилл?

— Нет, раз такое дело.

— О, он сам придет, будь уверен. Эй, парни — эй, парни.

— Ты его любишь?

— Кажется, он меня любит. А про себя не знаю. Эй, парни — эй, парни — эй, парни. У-у, узнать бы сперва, что такое любить. Вот ты знаешь?

Эней мотает головой. Ой, бедненький!

— Я никогда никого не любил, раз такое дело. Кроме моего отца.

— Барона Небраскского. Эй, парни. Наши отцы — мой и твой — были большие друзья.

Э, Эней-то трусишка.

— Граф Оклахомский. Как же, как же, хорошо его помню. Он тоже пал жертвой ликвидации аристократии.

Эгеге, всем известно, что отец Энея живет в Европе. Он бизнесмен. Преуспевающий.

— Эй, парни — эй. Мы с тобой ведь тоже дружили. В детстве.

— Точно, Елизавета. Кажется, мы должны были пожениться, когда вырастем. Но ты вышла за аббата Йоркского. Я остался холостяком, раз такое дело. Военному лучше одному.

— У, будь уверен, что так более о’кей.

Елизавета вынимает записочку. Ку-ку!

Моего (о-хо-хо) сочинения.

— Тут Ахилл прислал мне записку. Я знаю, он дал ее тебе, а ты — Ричарду. Все такие добрые. Эй, парни.

— Записка совершенно секретная.

— Эй, парни. Ты мне не прочтешь, что он пишет, а то я не умею.

Эней становится в гордую позу.

— Я сам не умею. Поэтому в армии мне доверяют секретные документы.

— Поняла. Эй, парни — эй, парни — эй, парни.

— Елизавета, я здесь, чтобы выполнить свой долг, раз такое дело.

— О’кей, это хорошо. Эй, парни.

— Ты виновна в нарушении супружеской верности.

— Так ведь Ричард сказал — эй, парни, — что ему все равно, раз он собрался исчезнуть.

Эхехе.

Эней в некотором недоумении.

— Исчезнуть? Кто, Ричард?

— Угу, он прямо так и сказал: «Бетти, скоро я должен исчезнуть».

— Не раньше, чем меня произведут в генералы, раз такое дело. Елизавета, закон о нарушении супружеской верности не допускает исключений.

— Эй, парни — эй, парни. — Елизавета убежденно кивает. — Я не боюсь уйти. Правда, мне будет не хватать магазинов. Знаешь, в последнее время я могла тратить чуточку больше. Видать, Ричарду прибавили жалованье.

— Раз такое дело, там, где ты будешь, ты сможешь покупать сколько влезет.

— О, если б я точно знала!

— Будь уверена, Елизавета.

— Эй, парни — эй, парни. Ой!

Эней толкнул ее в мусор.

О обожаемая Бетти! Елизавета.

О-о! О!

Ах! Не сбиться бы со счета.

И-хи-хи-хи.

Сюда идут.

Их-то я и ждал.

Эней прячется. Надеюсь, ему ясен мой план. Весь? Или только та часть, в которой ему отведена извечная роль руки судьбы?

Судьбы. Которая благосклонна ко мне. (Хорошо бы еще потом вернулась скука!)

Я тоже продолжаю прятаться. Сплющиваюсь.

Ах-ах-а, насколько позволяет горб.

Э-хе-хе.

Вот они — Мария, братец Кассий и Брут.

И-и-и, именно они.

— Встреча здесь, — говорит Мария.

Здоровяк Брут, судя по его сжатым губам, настроен самым решительным образом.

— Никто ни о чем не догадывается.

Кассий сияет.

— Мы выступим неожиданно. Неожиданность — главное в бою.

Эгеге.

Оба в смокингах. Чистых и прекрасно отутюженных. Попросту новых — с иголочки. Ишь ты!

На Марии костюм в клетку. У, она не умеет одеваться, но все равно ох хороша, ах, друзья, что и говорить!

Мария смотрит на Брута. Так-так.

— Тебе страшно?

Он дарит ей влюбленный взгляд.

— Ни капли.

Мария поворачивается к брату.

— А тебе?

В черных зарослях бороды сверкают ровные белоснежные зубы.

— Кассий не может отстать от Брута!

— Так же как и опередить его, — спешит уточнить Брут.

— Где Брут, там и Кассий!

Слова Кассия прозвучали торжественно. О, очень даже!

— Мы как два брата. А ведь даже не родственники. Оно и лучше. — Брут смеется. — Иначе Мария не могла бы меня любить.

— Моя сестра будет любить только тебя.

Мария недовольна. Слегка.

— С вашего позволения, я сама выберу, кого мне любить. Скажите лучше, где Гораций.

— Опаздывает, — говорит Кассий. — Но за ним дело не станет, я его знаю.

Брут мрачнеет.

— Он по-прежнему надеется одолеть капитализм с согласия капиталистов. Рано или поздно нам придется потребовать от него объяснений. Объективно его реформизм можно рассматривать как заигрывание с противником. Как предательство.

— Успеем, — считает Кассий. — Сейчас время действовать. Да вот и Гораций. Наконец-то.

Точно. Он.

Ох!

Мария бросается ему навстречу. У, нетерпеливо.

— Гораций, какие новости?

— Превосходные. Ричард убрал папу и Иоанна. Остальные кардиналы сидят по своим квартирам. Они смеются и ничего не подозревают. Солдаты работают на заводах и фабриках, их не отзывали. Полицейские безмятежно прогуливаются по улицам.

Эхехе.

— Что наши? — спрашивает Брут.

Гораций докладывает:

— Работают. Ждут моего сигнала.

— А Ричард? — осведомляется Кассий.

— Он придет сюда, чтобы присоединиться к нам.

Э-ге.

Неожиданно Мария задумывается.

— Минутку. Ричард все сделал сам. Если так, в чем тогда наша роль?

Брут сохраняет уверенность истинного вождя. У, указанного свыше!

— Ты ничего не понимаешь, Мария.

— И все-таки, для чего мы здесь?

— Наша задача проста, — объясняет Брут. — Вся власть в руках у Ричарда? Тем лучше. Кто первый вонзит в него кинжал?

Ох ты!

Вперед выступает Кассий.

— Наверно, я.

Брут согласен.

— А мне предоставьте честь прикончить его.

Не знаю почему — у! — но эта история кажется мне знакомой (что-то напоминает). А вам, друзья?

Кассий поднимает глаза горé (вверх).

К потолку — у! — испещренному паутиной.

— На нас смотрят века.

— Да, дорогой сподвижник, — возглашает Брут. — Сегодня все увидят, из какого мы теста, герои мы или дерьмо!

Я подражаю (а-ха-ха) голосу попугая:

— Дерьмо!