Амур-батюшка. Книга 1

Глава двадцать седьмая

Из Николаевска-на-Амуре в обратный путь Иван Карпыч тронулся на паре гнедых забайкалок, купленных им у казака-лошадника.

На восьмой день пути, не доезжая нескольких верст до устья Горюна, он попал в сильную пургу. С утра дорогу переметала поземка, ветер разошелся, нагнал тучи. К полудню началась сильная метель, и во всю ширь Амура, как хороводы белых теней, заходили снежные вихри. Вскоре начался обильный снегопад. Дорогу завалило снегом, дальше ехать стало невозможно, и Бердышов, завернув коней, с трудом добрался до маленького стойбища Гучи, расположенного неподалеку от устья одной из горюнских проток.

На Гучи он застал всех жителей в величайшем смятении и страхе. В последние дни к жилищам гольдов повадился тигр. Он таскал собак и свиней, а в последнюю ночь долго ходил вокруг одной из фанз, по рассказам гольдов, стучался в дверь, мяукал, наконец, разорвал лапой бумагу и, сломав бамбуковый решетник в маленьком окошке, просунул лапу в фанзу, скреб ею по канам, намереваясь, как предполагали туземцы, утащить кого-нибудь из спавших.

Хозяева, подняв циновку, показали Ивану многочисленные и глубокие царапины от когтей зверя на глиняной поверхности кана и на досках.

Гольды, почитавшие тигра как божество, не смели стрелять в него и относились к его посещениям с суеверным страхом, полагая, что это наказание ниспослано им за какие-то грехи.

Стояла такая погода, что ехать дальше, до Тамбовки, — верст восемь-десять — нечего было и думать. «Утащит эта тигра моих коняг, — опасливо подумал Иван, распрягая своих низкорослых лошаденок и задавая им овса. — Однако, не вовремя я сюда попал». Но делать было нечего. Иван поставил коней подле самой фанзы под ветром, накрыл их старыми хозяйскими шубами, чтобы они не мерзли, а ночью несколько раз выходил к ним с заряженным ружьем. Ночь прошла спокойно, и собаки проспали до утра, не подымаясь. Ночью метель стихла, взошел месяц, день обещал быть ясным.

Под утро, когда хозяева проснулись и было кому разбудить Ивана в случае опасности, он решил поспать и завалился на нары у самого окошка. Бердышов сразу крепко уснул. Спал он недолго и сквозь сон вдруг почуял, что кто-то скребет его за бок. «Тигра!» — мелькнуло у него в голове. Иван мгновенно очнулся и вскочил.

— Ну и крепко ты спишь! — оскалилась перед ним бородатая рожа Родиона. — Ты чего? Испугался, не признаешь, что ли? Это же я, я, Шишкин… Ты, поди, думал, что тигра тебя за бок?

— Ты откуда взялся?

— Все оттуда же… А ты куда запропастился? Я тебя который день ожидаю.

— На что я тебе?

— Поднимайся, поедем тигру бить, — отвечал Родион.

— Куда?

— Она сегодня ночью на Чучах чушку поела, поедем со мной на ту сторону.

— Куда же я поеду? Видишь, у меня кони стоят!

— Ванча, поедем, прошу! — молил Родион. — Как я могу на одного себя надеяться? Ведь это тигра, а не медведь, медведя я понимаю, а это хищный зверь…

Родион с утра поехал из Тамбовки за сеном, которое у него на одном из островов было заметано в стогах. Добравшись до Чучей, он услыхал от гольдов о ночном нападении тигра и поспешил обратно, чтобы забрать с собой несколько человек охотников и убить зверя. Проезжая мимо Гучи, он увидел, что гольды поят у проруби чьих-то коней. Он свернул в стойбище, чтобы посмотреть, кто там остановился, и, к радости своей, встретился с Иваном.

— Гольдам только дай с конями повозиться, шибко любят, — смеялся Родион, рассказывая, как он заметил, что в Гучи есть кто-то чужой. — Своих коней у них нет, а охота бы и им на коне ездить.

Иван молчал, видимо что-то обдумывая. Вдруг лицо его оживилось. Он усмехнулся какой-то своей потаенной мысли, быстро и хитро глянул на Родиона.

— Ладно, доставай лыжи.

— Давно бы так! — обрадовался Шишкин.

— Ну, а если эта тигра нас сгребет, кому оба моих коня достанутся? — шутливо сказал Бердышов.

— С тигрой этой у нас такое чудо было, — рассказывал Родион. — Она залезла на зады к Овчинникову, мы ее караулили, пьяные, да не слыхали, как она забралась в скотник. Сильвестр залез на крышу, провалился меж жердей да ка-ак ухнет — и прямо на нее. Тигра испугалась — и бежать. Ей бы его за шиворот… Потом в переулке ее ожидали, самострел ставили, как на медведя: два кулака на коленку, чтобы ей в сердце пришлось. Но какой рост у нее, не знали — и ошиблись. Ранили ее, она ушла. Долго не было, а вот теперь опять у гольдов появилась. Надо, парень, нам ее уничтожить, а то она скотину давит.

Родион не досказал, что между своими охотниками он похвастался убить «эту тигру», и поэтому никак не хотел упускать зверя. Разделить честь победы с Иваном ему было выгодней, чем со своими, поэтому, встретив его, он решил не ездить в Тамбовку.

У хозяев охотники выпросили две пары лыж и сошку. Бердышовских коней, чтобы зря их не маять, решено было оставить у гольдов. В Чучи мужики поехали на Родионовой кобыле.

— А где у тебя ружье? — спросил Иван, усаживаясь в розвальни.

— Я по сено ехал, не взял, — усмехаясь, признался Родион.

— Так какая может быть охота? Ты смеешься надо мной?

— Прошу, поедем! — умоляюще заговорил Родион. — Я на Чучах у гольдов отниму ружье.

— Да они не дадут тебе ружья: тигра — это бог для них.

— Ванча, силой отыму! — Родион тронул вожжами кобылу.

Отступать было поздно. К тому же охотничья страсть заговорила в Иване.

— Ладно, я тебе потрафлю. Верно, нам с тобой надо поучиться стрелять вместе, — и он подмигнул Родиону.

Шишкин закурил и утих.

— Ну, а у тебя, Родион, что новенького? — спросил Иван, когда сани выехали на дорогу. — Про Дыгена слыхал?

— Слыхал мельком: едет он по Горюну, гольдов обирает, — протянул Родион.

Иван поднял брови и многозначительно кивнул головой в ту сторону, где Горюн вытекает из гор.

— А у меня к тебе дело из города. От исправника.

— Что такое? — встрепенулся Родион.

— Вот я скажу тебе сейчас. — Иван не торопясь закурил. — Исправник велел мне Дыгена поймать и доставить в город. И тебя назначил мне в помощники.

Родион остолбенел и долго молчал. Он был отважный охотник и меткий стрелок, но душой прост и доверчив. Он верил Бердышову. Новость, сказанная Иваном, озаботила его. Приказ исправника — закон.

— Надо их захватить, но так, чтобы никто не видел, — продолжал Иван.

— Как же это можно сделать? — воскликнул Родион. — А мимо деревни как их повезем? Да и зачем такая тайна?

— Это мое дело. Ты только помоги мне их поймать. А не поможешь — худо будет и тебе и мне. Уж кто-то донес про нас с тобой в город, будто мы с Дыгеном заодно гольдов грабим. Ведь у тебя дружки среди гольдов есть?

— Дружки-то есть, но ведь я никогда… — начал было оправдываться испуганный тамбовец.

Иван перебил его:

— Я-то знаю! А люди думают, что если к гольдам ты ездишь — значит на грабеж. Ты уж лучше остерегайся. А то люди наговорят на тебя.

Родион помолчал в раздумье.

— Иван! — сказал он. — А почему полицию не пошлют его ловить?

— Полиция на лыжах ходить не умеет, — отвечал Иван. — Да и стрелять будут — могут промахнуться. От них убежать нетрудно. А про нас с тобой все знают, что мы охотники хорошие и что от нас никто не убежит. Всюду настигнем. Только, паря, это дело следует держать в тайне. Маньчжурца надо схватить тихо. А то у него есть друзья в вашей деревне, а это дело политичное. Начнется, чего доброго, война с Китаем.

Родион в беспокойстве молчал. Его тронуло, что в городе такого хорошего мнения о нем, но, с другой стороны, все это было мужику не по душе, и служить исправнику, которого он не любил, тоже охоты не было, а отказаться, конечно, нечего и думать.

— Придется нам с тобой ехать на Горюн, куда-нибудь за быки, там его и подкараулить, — продолжал Иван. — Гольдов надо взять с собой. Донял Дыген и их и китайцев. Все народы его возненавидели.

— У ноанского торговца чего-то выпытывал, язык ему вытягивал, иголками колол.

— Н-ну?!. За что?

— Китайцы сами не знают. Я мельком слыхал, что ноанский торговец где-то золотишко добыл. Вот из-за этого… Но в точности не знаю.

— Золотишко? — переспросил Иван.

— У Дыгена один спутник помер на озере, оцинговал, да один больной, сказывают — морок на него навалился. Вместе с этим больным их всего пятеро. Скоро Юкану выйдет с Горюна, его можно взять с собой. С ним будет братан его Василий, тот, который капитана водил с экспедицией. Может, они помогут.

— Юкану я знаю, — ответил Иван. — Я слыхал, что он торгует с тунгусами, соболей у них скупает. Они к нему на оленях с озер выходят. Мне помнится, он тебя охотничать учил?

— Было, — ответил Родион. — Давно, первый ли, второй ли год, как я приехал, пошли мы на охоту — человек шесть гольдов и я с ними. Юкану тогда медвежью дорогу нашел. Стали мы гонять медведя, а Юкану отстал, потом слышим: «Бах…» Он палит сзади, кричит: «Кой, кой!» Мы прибежали, а он давай нас всех ругать. Я последним прибежал. Он кричит на меня по-своему, а я еще тогда ничего по-гольдски не понимал. Потом мы догнали этого медведя, стали стрелять, пуля ему попала в ногу. Он заревел — и на нас. Юкану кричит по-русски: «Не стреляй, надо копьем колоть!» И ка-ак ружье с размаху бросит в снег! Ну, мы, все семь человек, с копьями вперед. — Родион снял рукавицы, растопырив пальцы, протянул руку, изображая, как охотники накинулись с копьями на зверя. — Медведь здоровый был, сразу три копья сгреб и сломал. Ну, тут Юкану крепко его ударил прямо в сердце. Юкану смельчак, ничего не боится. И Василий тоже не робкого десятка, не выдаст. Ружья есть у обоих.

— Это Юкану тебе про золотишко сказывал? Я давно знаю, что там, на речках, золото есть. Еще мой дядя до Муравьева бывал на Амгуни, нашел россыпь.

Родион молчал, помахивая вожжой над крупом кобылы.

— Да-а, однако, этот Дыген богатство везет с собой, — вздохнул Иван.

За разговорами незаметно добрались до Чучей. Кобыла трусцой затащила их на косогор. Несколько жалких фанзушек расположились подле устья горной речки. По долине ее рос густой лес. Кругом виднелись белые раскидистые ясени, безобразные столетние тополя, осины, огромной толщины дубы, клены, черемуховые деревья и голый кустарник, торчавший повсюду из сугробов. А над всем этим чернолесьем высились кедры и ели, иссиня-черные на снежных откосах гор. На островах посредине речки густо рос тальниковый лес с тальниковым же кустарником, который был переломан и повален целыми рядами в ледоход, местами завален льдинами и занесен снегом.

Чучинские гольды оказались неразговорчивыми. Тигра они боялись как огня и наотрез отказались помочь охотникам. Кое-как Родион упросил их хотя бы посмотреть за конем. Уходя из фанзы, он потянулся снять со стены кремневку, но гольды в ужасе закричали:

— Ой, ой, куда берешь? Зачем берешь?..

— Дай, говорю! — кричал Родион, хватаясь за ружье.

— Ой, амба нельзя бить! — вопили гольды, опасаясь, что тигр станет им мстить, если дадут охотникам оружие.

Они обступили Родиона тесной толпой. Оглядывая фанзу безразличным, как бы смущенным взором, Родион заметил под крышей разные охотничьи рогатины и копья; он вдруг ловко вскочил на кан, выхватил из-под потолка геду[42] и кинулся было вон из фанзы.

Гольды с криками набросились на него.

— Зачем берешь? Зачем берешь? — орали они, хватаясь за геду.

Родион изо всей силы дернул копье, вырвал его и, как безумный, выскочил наружу; проворно надев лыжи, он во весь дух помчался следом за Иваном, лыжня которого ушла в кустарники.

— Дурная у тебя смекалка, — сказал Бердышов, когда Родион догнал его. — Лучше ничего не придумал: с палкой на хищного зверя!

— Обратно, Ванча, сразу нельзя идти: позор, гольды подумают, что мы испугались.

— Зря ты меня сюда затащил, — проворчал Иван и быстро пошел вперед.

— Четкий след у нее, — говорил Родион, кивая на следы тигровых лап на снегу и стараясь узнать, сердится ли Иван.

— Ишь, как снег-то хвостом бороздила, — примирительно ответил Иван. — Чего-то тащила, присаживалась.

— Чушку у этих гольдов унесла, где мы коня оставили, а они ее, тигру, берегут, от нас еще охраняют, чудаки!

— Грех им против тигры идти, сомнение берет, как бы после чего худого не стало. Вроде как тебе же на Дыгена, — ухмыльнулся Иван.

Долго шли мужики по следам тигра, с напряжением всматриваясь в чащу, прислушиваясь ко всякому треску и шороху. Зверь был где-то близко. Шишкин и Бердышов наткнулись на кровавые следы его пиршества. Тигр не отходил от стойбища далеко — похоже было, что он сам следит за охотниками, притаился в засаде. На счастье, лес был тут не так густ, и зверь не мог подобраться незамеченным.

Тигр запутал следы. Побродив по долине, охотники решили отдохнуть на обширной поляне, посреди которой лежала огромная ель, поваленная ветром и полузанесенная снегом: тут все видно вокруг, и зверь не подкрадется незамеченным. Охотники сняли лыжи, стоймя воткнули их в сугроб и уселись на корточки. Рядом с лыжами Родион поставил в снег копье. Иван достал кисет, и оба мужика закурили трубки.

— Покурим да и пойдем обратно, — сказал Иван. — Хватит на сегодня, набродились. Слава богу, что не встретили. Ты как дите.

— А куда торопиться? Все равно нам теперь дня два ждать в Тамбовке. Лучше тут лишний день пробудем, чем в деревне каждому глаза мозолить.

— Так где теперь Дыген? В Ноане? — спросил Бердышов.

— Сегодня к вечеру должен бы быть в Бохторе. Стар этот Дыген, а отчаянный. Теперь ему годочков шестьдесят, если не больше, а он все еще ездит. Редко они набеги на нашу сторону делают, но здорово гольдов грабят.

— Постой, — шепнул Иван, вскакивая, и, схватив ружье, взвел курок.

— Ты чего?

— Тигра!

— Где?

— Под елкой, вон хвостом вертит. Где затаилась, подле нее сидели!.. Молчи! — Иван отбежал от елки.

Родион, выдернув копье из сугроба, последовал за ним.

Зверь шевелился под елкой, злобно колотя хвостом по ветвям. Родион приготовил копье. Иван отломил толстый сук и кинул его прямо в зверя. Огненно-пушистый хвост захлестал по еловым рассошинам, сбивая снег с ветвей. Зверь готовился к бою.

— Кошка, — вымолвил потихоньку Родион.

В тот же миг тигр выскочил из-под ветвей. «Ну, это смерть», — подумал Шишкин, крепко сжал геду в руках и встал подле Ивана.

Зверь сделал два огромных прыжка. Иван прицелился в глаз зверя, полный мутной злобы, и спустил курок. Раздался выстрел.

Зверь снова прыгнул, но, перевернувшись в воздухе, повалился в снег и забился в дикой ярости. Он ухватил когтями и зубами пенек и стал терзать его в предсмертных мучениях; щепы летели во все стороны. Родион ударил его в морду копьем. Зубы зверя лязгнули о железный наконечник. Родион вырвал копье из окровавленной пасти и с силой вонзил его в ухо тигра.

— Эй, шкуру не порти! — глухо закричал Иван.

Но Родион еще раз ударил тигра. Иван подбежал и выстрелил зверю в глаз.

Зверь стал утихать.

— В самую бровь угодил, — сказал Родион, рассматривая рану. — Ловко ты прицелился, а то бы нам с тобой не миновать смерти.

— Отойди, а то она схватит тебя, — предостерег Иван.

Словно в подтверждение его слов, зверь еще раз вздрогнул. Охотники отпрянули. Судорога пробежала по телу тигра, вздымая волнами пышный красно-черный мех. Вытянулись и шевельнулись лапы, показались когти, словно зверь потянулся спросонья.

— Готова.

— Теперь издохла, — вымолвил Родион. — Как она на нас озлилась!

— Не заметили бы мы, как она хвостом вертит, накурились бы досыта. Это она табачного дыма не стерпела, а то бы так и пролежала под елкой. Паря, эту бы тигру кинуть к вам в Тамбовскую губернию, вот бы пошла потеха!..

— А ты почему осип, Ванча? — вдруг засмеялся Родион, глядя на Бердышова. — Э-э, тебе бы сейчас в зеркало посмотреться.

— Как же! Тамбовские мужики на весь Амур страху напустили, — отшучивался смертельно бледный Иван. — Ну, ничего, гроза пронеслась! А, оказывается, вдвоем с тобой можно зверовать! Теперь пойдем на других зверей…