Андроник I Комнин

Глава II Генеалогия Андроника I

При исследовании полной генеалогии Андроника, а также при датировке целого ряда важнейших событий из его жизни мы встречаем в наших изысканиях значительные трудности. Речь идет о существенных фактах, поскольку они, с одной стороны, касаются основателей династии Трапезундской империи, а с другой — могли бы помочь в точной датировке событий, относящихся ко времени правления Мануила I. Греческие источники излагают вопросы о происхождении Андроника исключительно поверхностно. Никита Хониат описывает в двух книгах историю времени правления Андроника хотя и подробно, но не останавливаясь на его происхождении. Киннам же, который мог наблюдать за действиями Андроника своими собственными глазами, известен нам только лишь по позднейшей эпитоме. Оба хрониста единогласно утверждают, что Андроник приходился императору Мануилу двоюродным братом по отцовской линии. Таким образом, в этом не возникает никаких сомнений. Киннам называет его έξαδελφός[64], что подтверждается и сообщениями Хониата, который сказал о нем как о двоюродном брате Мануила по отцу (δτε προς πατρός τφ Μανουήλ έξαδελφός[65] или ό Κομνηνός)[66]. Он делает по поводу происхождения Андроника по отцовской линии ясные выводы: от одного и того же отца, а именно от деда Мануила, происходят отец Мануила, Иоанн, и отец Андроника, Исаак Севастократор[67]. Исаак был третьим, младшим сыном императора Алексея I, который кроме него имел еще нескольких детей: Иоанна, в будущем императора, далее для нас неизвестного севастократора Андроника, который умер еще при жизни своего отца, а также четырех дочерей: Анну[68], Марию, Евдокию и Феодору.

Севастократор Андроник не сыграл никакой политической роли. Мы могли бы только предположить, что его занимали скорее теологические вопросы, чем государственные. У него не было, по-видимому, политических амбиций, иначе бы византийские историки об этом упомянули, как упомянули они об Исааке, который также не занимал значимого места в хрониках, так как с началом правления Мануила был взят под стражу из политических соображений[69] и после этого всегда оставался под подозрением.

Исаак Комнин родился после 1092 года. Он был не менее интересной фигурой, чем его сын Андроник. В первый раз греческие источники упоминают об Исааке, говоря, что он постоянно высказывал желание, чтобы императорскую корону получил его брат Иоанн, которого Алексей I уже в 1092 году назначил соправителем и своим наследником, впрочем, против воли императрицы. Влиятельная Ирина Дукана желала восшествия на трон своей первородной дочери Анны Комнины и ее супруга. Когда Алексей I лежал на смертном одре, интриги вокруг будущей императорской короны разгорелись с новой силой. Иоанн тайно получил с пальца умирающего отца императорское кольцо[70]. Воспользовавшись помощью преданной ему партии, он смог провозгласить себя императором 16.08.1118 года. Во главе этой партии стоял энергичный Исаак: (ών τά κράτιστα fjv ό αδελφός Ίσαάκιος)[71]. Он развил бурную политическую деятельность среди членов сената и в народе[72]. Благодаря активной помощи Исаака Иоанн, в соответствии с волей отца, стал греческим василевсом как его любимейший сын. Сначала между братьями царило сердечное братское согласие.

Они почти совсем не отличались друг от друга своим положением, сидели на одинаковых креслах и за одним столом. Исаак играл наряду с императором самую большую роль при императорском дворе.

Исааку присвоили имя «рожденного в пурпуре», порфирородного[73], потому что он родился, когда его отец уже был василевсом. Остается только неясным вопрос, какое положение занимал он при своем брате, ставшем императором. Хониат предполагает, что Исааку уже от отца досталось вновь учрежденное звание севастократора[74], которое должно было значить больше, чем титул кесаря. Это упоминание является сомнительным, поскольку мы не знаем причин, которые могли бы побудить императора Алексея I удостоить столь высоким саном своего младшего сына. Кроме того, это сообщение входит в противоречие с содержанием типикона, который около 1118 года василисса Ирина написала для монастыря Божьей Матери Кехаритомены, в котором Исаак был назван лишь кесарем[75]. Показание типикона подтверждается эпитомой Зонары[76]: титул севастократора Алексей I присвоил своему старшему сыну Андронику, тогда как Исаака он называл кесарем[77]. В свете приведенных источников можно отчетливо видеть, что Хониат путает Исаака с Андроником. Алексей присвоил Исааку сан кесаря, так что он только после смерти своего брата Андроника стал севастократором[78], то есть только на пятый год правления Иоанна II. Таким образом Иоанн выразил свою благодарность за ту помощь, которую брат оказал ему при его вступлении на престол. После 1122 года сердечные отношения между обоими братьями претерпели охлаждение. Хониат не приводит по этому поводу никаких разъяснений, он говорит только, что речь идет о пустяках (κατά μικρολυπίαν)[79]. Однако причина была, вероятно, совсем не столь незначительной, если Исаак решил покинуть родину[80]. Год его побега был установлен благодаря стихам Продрома, посвященным императрице Ирине. Поэт выражает ей свои соболезнования по поводу потери двух сыновей: δοιούς γάρ τ απόλεσσας αμ’ υίέας άγριε τελχίν, Άνδρονίκοιο βίην, Ίσαακίου δέ τε ρώμην οΰ μέν επ’ άνατολίης μακρά πείρατα πλαξομένοιο κτλ[81]. Промежуток времени между смертью Андроника в 1122[82] году и кончиной Ирины 19.02.1123 года мы могли бы считать сроком добровольной ссылки Исаака[83]. Суть дела проясняет Михаил Сирийский. Исаак во время отсутствия императора Иоанна II надолго задерживается в столице, где с помощью преданных ему сановников готовит заговор против брата[84], намереваясь получить императорскую власть. Когда Иоанн II попытался схватить заговорщиков, Исаак в сопровождении своего старшего сына бежал к туркам[85]. Эмир Кази принял его с большими почестями, так же вели себя и другие турецкие князья. К удовольствию султана Иконии, Исаак подстрекал мусульман к нападению на Византийскую империю и развернул мощную кампанию против Иоанна II среди мусульманских и латинских правителей Малой Азии, Сирии и Армении. В это же время его приверженцы в Константинополе подготовили второй заговор против императора, который находился на полях сражений с турецкой армией[86]. После 1122 года Михаил Сирийский больше не упоминает об Исааке. Кажется обоснованным предположение, что Исаак развернул деятельность в Палестине, где он посещал Иерусалим и другие города[87]. На собственные средства он соорудил монастырь Иоанна Крестителя на Иордане и проложил акведук от источника святой Елизаветы до монастыря. Об этом информирует нас ямбическая поэма Продрома:

Главная цель пребывания Исаака в Палестине состояла в продолжении интриг против своего брата. Но постоянные военные успехи Иоанна II парализовали суетливую деятельность Исаака[88]. Его прежние приверженцы: возмущенный Гавра, Леон, а также султан Икония Масуд — отказали ему в защите. После появления финансовых трудностей Исаак решил помириться с братом. Находящийся в это время в Сирии Иоанн[89] встретил Исаака и его сына чрезвычайно сердечно, после чего те вернулись в Константинополь. Возвращение Исаака на родину дало Иоанну II больший повод для ликования, чем одержанная военная победа[90]. Встреча братьев состоялась во время первого военного похода Иоанна где-то в конце 1136 года[91].

Исаак отличался большой смелостью, он был высок и строен. Во время возвращения на родину в Топархию его чествовали как члена рода Комнинов, что выглядело как признание его императорской власти, (τό είδος τυραννικότατος)[92]. Но было ли примирение братьев настоящим? Нет. По крайней мере настолько, насколько это касается Исаака. Его устремления и бурный темперамент толкали его на продолжение интриг против императора. В конце концов Исаак был приговорен к ссылке в Ираклию на Понте, где он, закованный в кандалы, «вел позорную жизнь»[93]. Весьма вероятно, что Иоанн II заключил своего брата Исаака под стражу из-за того, что его сын Иоанн направился к туркам, чем навлек на Византию многие военные неприятности. Исаак был освобожден только с началом правления Мануила. Ему как дяде были прощены его действия, за которые он чувствовал себя виноватым по отношению к отцу Мануила[94]. Подобным же образом, впрочем, поступил Мануил и со своим родным братом, тоже Исааком[95], и с другими политическими врагами[96]. Дядя Исаак получил от Мануила звания василеопатора и стратопедарха, однако не отказался от борьбы за престол[97]. Осенью 1143 года во время первого похода Мануила против мусульман в военном лагере распространились слухи о его смерти. Исаак, который усмотрел в этом благоприятный шанс, ринулся в императорский шатер, готовый в любую минуту провозгласить себя императором[98]. Однако взгляд быстро вошедшего в шатер Мануила развеял последние надежды Исаака на императорскую корону. Исаак принадлежал к старшему поколению рода Комнинов. После смерти Иоанна II по действующему в Византии обычному праву, а также на основании государственного права о престолонаследии именно он должен был бы стать императором, однако препятствием к этому была последняя воля Иоанна II. На этом фоне нескончаемые усилия Исаака и, впоследствии, его сына Андроника должны были расцениваться как задача любой ценой завоевать престол. Непостоянство права престолонаследия в Византии было причиной частых беспорядков и противоправного захвата императорской власти[99].

С этого времени византийские летописцы больше не упоминают об Исааке. Он удалился от политической деятельности при дворе своего племянника. Остаток жизни он посвятил литературному творчеству и теологическим размышлениям. Мы узнаем об этом из возвышенного текста (ктиторского типика), который был сочинен им по случаю основания монастыря Богоматери Спасительницы мира, Космосотиры. На основании обнаруженной в конце XIX века в Константинополе рукописи типикона[100] до последнего времени ошибочно отождествляли местечко Вера[101], в котором находился этот монастырь и которое располагалось в Южной Македонии в устье реки Эбро, с современным монастырем Скалиот, монахи которого до сегодняшнего дня считают Комнинов основателями их Божьего дома. На самом деле монастырь Космосотиры, который отличается от Скалиота, продолжал свою деятельность только до XIII века. В середине того же столетия он был преобразован в крепость. Рядом с монастырем Исаак соорудил, среди прочего, водосборник, церковь святого Прокопия и госпиталь на 36 коек, в котором работали восемь прислужников и один врач. Монахи, кроме того, получили право ловить рыбу в реках Самии, Марице и Эбро. Нас особенно интересует тот факт, что Исаак подарил монастырю библиотеку, в которой находились его собственные литературные творения: και έτέραν βιβλίον κατέλιπον, ήν πόνφ μακρφ στιχιδίοις ήρωϊκοίς τε και ίαμβικοίς τε και πολιτικοΐς και έπιστολαΐς διαφοραΐς τε και έκφράσεσι συντέταχα.

Большой заслугой русского ученого Ф. Успенского[102] была идентификация стиля и языка автора вышеупомянутого типикона со многими работами, которые до того были известны под авторством другого севастократора: Исаака[103], брата Алексея I, который, как мы уже говорили, был порфирородным. В типиконе Космосотиры Исаак рассказывает о своей скитальческой жизни и оплакивает свою грешную юность, не упоминая ни единым словом о Мануиле. После 1152 года в источниках уже ничего больше об Исааке не говорится. Он умер и был погребен в склепе монастыря Космосотиры[104], в соответствии со своей последней волей, а не в константинопольском монастыре Хора, как он желал того первоначально. Копия мозаичного портрета Исаака из Кахри-Джами украшала во времена Ф. Успенского (1845–1928) интерьер православной церкви Одигитрии в Еносе[105].

Упоминания Исаака о своей собственной литературной деятельности находят подтверждение в стихах Продрома, который хвалит его ум, разностороннее знание природы, риторические и военные познания[106].

Очень интересна рукопись, сохранившаяся в библиотеке Сераи в Константинополе. Она содержит в сокращенном виде письмо Аристея Филократу в переработке Исаака. При сравнении с оригиналом нас поражает отсутствие его собственных поправок и критических замечаний. Вместо этого в целях популяризации письмо было подвергнуто тщательной языковой обработке[107]. Другие рукописи, как уже доказал Ф. Успенский на основании языково-стилистического анализа, равным образом являются трудами Исаака[108].

Впрочем, в типиконе Исаак сам перечисляет все области своих литературных творений: поэтические труды в ямбах и гексаметрах, «политические» стихи, исторические сочинения, а также экфразы — «изложения» — столь любимый византийцами жанр[109], который содержит описания стран, произведений искусства и т. п. Из ряда стихотворений Продрома вытекает, что Исаак отличался прекрасным литературным вкусом и во время своего пребывания при императорском дворе охотно играл роль мецената нищих писателей. Обстоятельное исследование литературного наследия Исаака еще ждет своего издателя.

Хониат при описании бегства Исаака из Константинополя[110] упоминает, что отца сопровождал его старший сын Иоанн. Полезно будет уделить теперь некоторое внимание этому Иоанну, но не только потому, что он был старшим братом нашего Андроника. Безрассудный, дерзкий и вспыльчивый[111], Иоанн унаследовал от своего отца энергию и непомерно развитое честолюбие, которое постоянно ссорило его с императором. Решающее событие произошло на реке Лик, во время битв с турками под Неокесарией. Перед одним из многочисленных сражений император Иоанн II увидел могучего итальянского рыцаря, оставшегося без коня. Он приказал своему племяннику сойти со своего арабского скакуна и уступить его воину. Иоанн не послушался императора. Он дал ему какой-то резкий ответ и крикнул латинянину, что тот может взять его коня, если победит его в поединке. Когда он увидел грозное лицо императора, то все же исполнил приказ. Полный бешенства, пересел императорский племянник на другого коня, схватил копье и помчался в сторону врагов. Когда он был достаточно близко, он перевернул копье острием к спине, сорвал шлем с головы и попросил принять его, если можно, как друга. Турки радостно приветствовали Иоанна, так как знали его с тех давних времен, когда он со своим отцом находился у них. Измена Иоанна парализовала военные действия византийской армии[112]. С этого времени турки пользовались его услугами, так как он знал государственные тайны Империи[113]. Вскоре после этого Иоанн перешел в мусульманскую веру[114] и, как говорили, взял имя Целепес[115]. Сфранзи сомневался, однако, в достоверности этого имени и замечал, что Целепес — это совершенно другой человек[116]. Иоанн получил в качестве вознаграждения поместья, τόπους και χώρας και χρήματα πολλά. Турки окружили его большим вниманием как человека чрезвычайно образованного и владеющего арабским языком[117]. Иоанн взял в жены Камеро, дочь султана Икония. Она и была, вероятно, той женщиной, которая отважно руководила защитой крепостных стен Икония во время их штурма войском императора Мануила. Скорее всего, Иоанна тогда уже не было в живых.

Камеро подарила Иоанну сына Солиман-шаха, который позднее проявил большой интерес к литературе. У Солиман-шаха был сын Эртогрул, будущий отец Османа[118]. Отсюда следует, что будущий завоеватель Константинополя (1453), Мехмед II, вел свое происхождение от византийского князя и, как член рода Комнинов, считал себя законным наследником короны василевса Восточной Римской империи[119].

О матери Иоанна и Андроника мы знаем не много, и, именно поэтому, мы вынуждены довольствоваться предположениями и догадками. Итак, кем была жена Исаака? Греческие источники хранят по этому поводу полное молчание, а вопрос происхождения Андроника по материнской линии тем более важен, что он сыграл значительную роль в его жизни.

В древнерусской летописи Нестора, или Лаврентьевской летописи, осталась отмеченная 1104 годом короткая заметка следующего содержания:

Дочь Володаря Ростиславича из династии Рюриков была сестрой Ростислава и Владимирко, отца Ярослава Осмомысла. Она была отдана в жены сыну Алексея I. Но которому сыну? Император имел трех сыновей, и к каждому из них мог относиться титул «наследный принц». Здесь определенно не было речи об Иоанне, будущем императоре, потому что он, родившийся в 1092 году, женился в 1108 году на Приске, дочери венгерского короля Владислава, которая в Византии взяла имя Ирина[121]. Из двух других братьев Андронику в 1104 году едва ли было 6 лет, а Исаак был еще моложе; как могли они, таким образом, вступить в брак? Сначала русский источник рассматривали как гипотетический[122]. Только когда В. Василевский на основании материалов сравнительного анализа показал, что слово «gegeben» (выдана) следует понимать в смысле «verlobt» (обручена) или «vergegeben» (приглашена)[123], доказательство источника признали достоверным[124]. Вопрос о том, кто из братьев имелся в виду, долго считался самым важным[125]. В результате этого внимание было привлечено только к династической политике Византийской империи. Эта политика проводилась с учетом той выгоды, которую получало государство от брака мужского представителя правящей семьи с иностранкой. В то же время, однако, в бракосочетаниях греческих принцесс с правителями иностранных государств проявлялась сдержанность[126]. С моей точки зрения, русский летописец имеет в виду императорского сына Исаака[127], который был почти сверстником Иоанна, раз он остался в стороне и был готов помочь брату при вступлении на отцовский престол, а позже пытался оспаривать его власть. Несмотря на то что в извлечении выводов ex silentio рекомендуется крайняя осторожность, это предположение подкреплено все-таки возможностью того, что речь идет именно об Исааке, который с детства пользовался большей любовью отца, чем Андроник. С ранних лет Алексей I, очевидно, не возлагал никаких политических надежд на Андроника, который умер бездетным в юношеском возрасте. Другие факты говорят о том, почему также кажется правдоподобным обручение и только после этого бракосочетание Володаревны с Исааком. Чуть ниже мы увидим, что Андроник, сын севастократора Исаака, в свое время бежал из тюрьмы в Галицкое княжество, где он был принят с распростертыми объятиями Ярославом Осмомыслом, сыном Владимирко, следовательно, своим двоюродным братом. Он принял участие в заседаниях Совета русских бояр, из чего можно заключить, что он должен был знать русский язык, а это дважды помогало ему ускользнуть из рук своих врагов. О его знании русского языка мог бы также свидетельствовать тот факт, что у надгробного памятника Мануилу он шептал греческие слова с русским акцентом, επωδή τις βαρβαρική λελόγιστο τά ύποψαλλόμενα[128]. С тем же акцентом коверкал он греческий язык в разговоре со стражником в гавани во время своего побега. Кровное родство с Ярославом Осмомыслом, а также знание материнского языка побудило его искать спасения именно на Руси, а не у турок, хотя бежать к ним было бы проще, так как это не требовало слишком большого обходного пути. Хотя он мог бы, конечно, рассчитывать на помощь султана Иконии, где поселился его брат Иоанн. О младшем брате Андроника мы совершенно ничего не знаем. Нам даже не известно его имя[129].