Анжела легко входила в роль хозяйки имения. Николас видел, как она приобретала уверенность в себе, властность, распорядительность, словно всегда занималась этим. Он радовался за нее. Ангел расправляет крылья, подшучивал он над ней.
Поистине, она выглядела великолепно в этой роли.
Изучив книги расходов, хранившиеся у Делигера, Анжела нашла множество ошибок в подсчетах. Забрала другие записи, касающиеся поместья, отнесла все в свою комнату.
— Думаю, устрою из них прекрасный фейерверк, — сказала она, обнимая Николаса и целуя его в щеку. — Знаю, знаю… Я обещала не сжигать их. Они нужны для подсчета ренты. Но, о, как мне хотелось бы, чтобы все видели, насколько он опростоволосился!
— Возможно, Делигер не нарочно делал ошибки, — возразил Николас, явно потешаясь. — Может быть, он просто не силен в счете…
— Это так же правдоподобно, как и утверждение, будто свиньи летают по воздуху.
— Кто знает?
Когда служанка немного позднее в тот же день пришла сообщить, что вина в погребах меньше, чем она предполагала, Анжела потребовала полный отчет. Вскоре служанка доложила о распоряжении Делигера припрятать четыре бочонка, оставшиеся от похорон. Анжела отменила распоряжение и велела принести это вино к ужину.
В этот день Джил и Джек расхаживали по замку более уверенно и с улыбками на лицах. Повариха, видимо, намекнула кому-то об опале трех прихвостней Делигера, но, верные обещанию, никто не раскрыл истинной причины их ареста.
Перед ужином Николас проходил по залу и услышал, как Кейт и трое стражников из Уиндома выражали сочувствие мальчикам. Они рассуждали о явном недружелюбии латников к юным сквайрам. По их мнению, хозяйка, взявшая бразды правления в свои руки, оказывала покровительство ребятам. Они также обсуждали, удастся ли ей защитить их от Делигера и его отряда. Майкл Росс, сидевший в одиночестве в конце стола, бросал на них злобные взгляды, но в разговор не вмешивался.
Николас, довольный оборотом, который принимали их дела, вернулся на свое место около жены. Анжела вела беседу с отцом Самюэлем, Алленом и лордом Джеффри о приближающемся Рождестве. Николас также слышал одобрительные слова Тома Картера, сидевшего напротив. Новый капитан замковой стражи положительно отозвался о поведении хозяйки и выразил надежду на наступление в доме тишины и покоя.
— Так как мы избавились от тех, кто нас особенно допекал, думаю, наш долг оказать помощь и поддержку той, которой мы этим обязаны, — нашей доброй графине Уиндома и Карлисли.
Но один из людей Тома отрицательно покачал головой.
— Хотя, вроде бы, она приняла нашу сторону, но нельзя забывать о лорде Форестере. А что нам о нем известно? А?
Том Картер возразил:
— Утром я видел их вместе, могу заключить, он предоставляет жене право заниматься домом.
Спорщик, однако, стоял на своем.
— Возможно. Но как долго это продлится?
— Он не такой, как Кретьен Форестер.
— Ну и что же? Тот даже своего камердинера не мог держать в руках. А сэр Николас и погодой может управлять, не то что людьми.
Это замечание вызвало оживление.
— Судя по тому, как молодожены смотрят друг на друга, — заметил один, — супруг ни в чем не отказывает жене даже в постели.
— В Рождественский пост спать с женой в одной постели — страшный грех, — заявил возмущенно другой.
— Пожалейте вы их, пусть себе милуются, — возразил третий. — Она видела так мало любви от лорда Кретьена. И совсем ничего от первого мужа. Она заслуживает какой-то радости в жизни, черт возьми. Мне совсем не жалко, если этот человек даст ей немного счастья. Она имеет от него кое-что еще, кроме постельных утех. Если он сможет вечно держать Делигера и его псов за стенами замка, я не имею ничего против. Думаю, снег не перестанет валить до самого Рождества. Мне наплевать. Такой лорд пусть правит вечно.
Во время этого разговора со стороны лестницы появилась Нелл с кувшином вина, до нее донеслись последние слова. Она со стуком поставила кувшин на стол и бросила в сторону говоривших язвительный взгляд.
— Пейте, вы, свиньи. Когда вернется Делигер, он возьмет вас в оборот, уж не сомневайтесь.
— Где уж нам! — огрызнулся первый из говоривших. — Ты свое дело знаешь, распишешь ему все лучшим образом. Ух, женщины. Крутят мужчинами, думают, только они умные, а мужики мыслят членом. Как бы не так! Бабы тоже падки на плотские утехи.
С этим утверждением Николас молча согласился, но не стал вмешиваться в разговор. Отпил из чаши и продолжал размышлять. Принуждает ли он Анжелу против ее воли? Нет. Навязывает ли ей свою волю, мнение? Пользуется ее неопытностью? Нет. Напротив, всячески помогает стать хозяйкой собственных владений. Взять в руки принадлежащее ей по праву. Избавиться от тех, кто стремится лишить ее законных прав.
Он не соблазнил ее, не пользуется ее чувством в корыстных целях. Единственное его желание — помочь ей устроить собственную жизнь. И если при этом они испытывают влечение друг к другу, и он находит ее прелестной, что в этом плохого?
«Уж логикой ты умеешь пользоваться, Дьявол!» — нападал он на себя.
Нет, в любви к Анжеле греха нет. Грех в другом — проводить с ней дни и ночи, зная, что после него она не посмотрит ни на одного мужчину, и зная о кратковременности их счастья. Ибо ей предстоит коротать время без него. А он ничего не может предложить ей взамен.
Нет! Неправда!
Разве он не может остаться, как обещал прошлой ночью? Не может стать ей настоящим мужем, оберегать от опасностей, любить ее?
«Ты рассуждаешь под влиянием чувства, — урезонивал он себя. — Для чего тебе дана голова?»
Он принял ее предложение о помощи еще до того, как увидел ее. Это останется в силе. Никому не известно его настоящее имя, даже Анжеле.
Что мешает ему остаться здесь, руководить своими людьми из Уиндома?
«Власть ускользает из рук тех, кто ею не пользуется, — размышлял он. — Можно ли оставаться в замке и не исполнять роль хозяина? Можно ли исчезать внезапно и надолго, не предоставляя объяснений? Захочет ли она с этим мириться? Настанет день, и придется выбирать между интересами дома, жены, возможно, детей и святым долгом, соратниками по борьбе, друзьями? Что, если после многих лет безмятежной жизни тебя все же схватят, и ей придется делить с тобой наказание? Что ты скажешь тогда? Или пожертвуешь делом жизни — борьбой с Иоанном и несправедливостью? Сможешь ли отказаться от долга во имя любви к Анжеле?
Никогда!
Именно это слово ты используешь, давая ей клятву не покидать ее. Его же употребляешь, клянясь в верности своим людям. Сможешь ли покинуть их во имя благополучной жизни с женой, зная об их отречении от домашнего уюта в желании следовать за тобой? Будь благоразумен. Если останешься здесь, может быть, однажды пожалеешь, что предпочел страсть долгу и чести.
Это не страсть. Это любовь.
Тогда докажи. Сделай все возможное для ее счастья. Но предоставь ей жить своей жизнью. Она обойдется без тебя, возможно, даже станет могущественной.
И станет добычей другого мужчины.
Она не ищет других мужчин.
Когда мы встретились — сколько дней прошло, или целая вечность? — она уверяла, будто не хочет связывать свою жизнь с мужчиной.
И совершенно правильно.
Но все же она приняла тебя.
Потому что ей нравится то, что ты делаешь для нее. Если ты останешься, она может снова захотеть свободы и одиночества. Хотя сейчас твое сердце удовлетворено страстью этой необыкновенной женщины, но может настать время, когда она начнет ненавидеть тебя за двоедушие. Тогда для чего городить огород?
Сможешь ли ты давать ей любовь одной рукой и отнимать другой? Взгляни на нее. Она улыбается тебе, не подозревая о твоих планах. Волнуется за тебя. Оставь ее, предоставь Небу позаботиться о ней, Дьявол. Она не перенесет еще одного предательства от мужчины. Особенно, от тебя».
— Николас, — в зеленых глазах Анжелы застыло беспокойство, — вы больны?
Он сжал ее пальцы, притянул к себе.
— Нет, мне просто не хватало вас, хочу быть совсем близко к вам.
Она зарделась, довольная признанием и смущенная. Остальные тоже могли услышать их разговор.
— Николас, я…
Он вытащил ее за руку из-за стола, увлек к лестнице, где, наконец, смог заключить ее в объятия. Прижав к стене и зажав ее лицо в ладонях, он жадно целовал ее.
— Поцелуй меня. Не могу долго не чувствовать вкуса твоих губ, всей тебя.
Ему не пришлось повторять просьбу. Она вся подалась ему навстречу. Ее поцелуи пьянили, он дрожал от желания и злился на себя за это. Не долго думая, Николас подхватил Анжелу на руки и понес в спальню.
Она не высказала протеста, даже когда он сорвал с нее одежду. Николас жадно целовал каждый дюйм ее тела. Анжела, влажная от его поцелуев, изнемогающая, выскользнула из его объятий и легла на него. Теперь она испытывала свою магическую силу, целуя его всего. Когда она опустилась к низу живота, он положил руку ей на плечо, пытаясь задержать ее движение.
— Это несправедливо, тебе можно делать все, чтобы доставить мне удовольствие, а мне нельзя?
Николас опустил руку, Анжела коснулась языком его напряженной разгоряченной плоти. У Николаса перехватило дыхание.
— Милосердный Боже, ты убиваешь меня.
Она слегка надавила на него губами, Николас застонал. Он не смог долго выносить это и опрокинул ее на спину, пристроившись сверху.
Перебирая пальцами ее волосы, он пробормотал:
— Кто же из нас, все-таки, дьявол?
Она хитро посмотрела на него.
— Ты увидишь, что значит соблазнять демона.
Анжела сложила губы трубочкой и поддразнила его, издавая протяжное о-о-о-о.
— Ты мой грех, — простонал он.
Увлек ее к краю ложа, склонился над ней, одновременно соблюдая осторожность и стараясь не раскрыть ее слишком широко, скользнул к ее жемчужине — тому месту наивысшего экстаза, который единственно оставался доступным ему.
Для нее настал миг высокого блаженства, для него — сущей пытки. Инстинкт и страсть увлекали его дальше и дальше, но разум отталкивал назад. Он заставил себя прерваться, несмотря на ее мольбы и всепоглощающее стремление овладеть ею целиком.
Снова он позволил пальцам совершать магические действия, дающие ей ощущение завершенности. Ее лепестки сомкнулись, доводя его до безумия, заставляя скрежетать зубами. Он отделился от ее тела в изнеможении.
— Хочу снова ощущать тебя, — потребовала она, впившись в него пальцами.
Он пытался отвлечь раскаленное сознание, считая камни на стенах, но разум возвращался медленно. Он повторил маневр.
Когда она задрожала от его прикосновений, он крепко прижал ее к себе, она успокоилась. Сердце приказывало произносить для нее слова любви, разум осуждал и требовал прервать мучения.
Словно угадывая его мысли, Анжела нежно поцеловала его в губы.
Николас крепко держал ее в объятиях всю ночь, моля Бога ниспослать Анжеле покой и безмятежную жизнь в ее замках. Только тогда он, Дьявол, сможет без угрызений совести оставить ее одну. Раз и навсегда.
— Ибо она принадлежит тебе, о Боже, а я уже никогда к тебе не вернусь.
После утренней молитвы Николас понял — Бог услышал его, ибо дорога к Уиндому расчистилась, и троих закованных в цепи стражников отослали из замка.
Перед обедом Николас получил второй ответ с небес — перед камином в большом зале стояли Данстан Монтроз и два его дюжих брата по правую руку от него. Еще один человек, менее внушительной наружности, стоял с другой стороны. Как они с Анжелой, лордом Девро и Гейнсбриджем планировали, эти четверо остались без охраны.
Сразу же по прибытию в Уиндом двоих стражников Монтроза, сопровождавших его в пути, проводили на кухню в знак гостеприимства хозяйки. Таким образом, отделив лорда Данстана и его спутников от охраны, Анжела распорядилась проводить гостей в большой зал, где Том Картер оказал им соответствующие почести.
Сама Анжела не выказала ни малейшего намерения проявить любезность по отношению к прибывшим. Больше никто не осмелился взять на себя ее роль. Озадаченный Данстан выступил вперед.
— Ходят разные слухи, — пророкотал он, остановив недобрый взгляд на Николасе, стоявшем рядом с Анжелой, — я, кажется, должен поздравить вас по поводу брака с моей дочерью? Приношу свои поздравления.
Николас вопросительно посмотрел на жену.
— Не верю вам, — произнесла она спокойно, обращаясь к отцу.
Глаза Данстана, такие же зеленые, как у дочери, только водянистые, расширились от изумления и от подобной дерзости.
— Как хочешь, дочь. Я обращаюсь к этому человеку и хочу знать, как такое могло произойти. Конечно, придется расспросить священника. И хотел бы посмотреть на бумаги, скрепившие союз.
Николас улыбнулся.
Анжела посмотрела в дальний угол, откуда появился отец Самюэль. Засунув руки глубоко в рукава рясы, он пристально глядел на посетителей слезящимися глазами.
— К вашим услугам, милорд. Это я венчал их.
— Вам известен этот человек? — Данстан указал пальцем на Николаса.
Верхняя губа отца Самюэля дернулась.
— Да, милорд. Я служу в этих местах священником больше года. И он тоже меня хорошо знает. Теперь пусть он простит вам обидные слова, сказанные в адрес его жены, и окажет вам столь же доброе покровительство в этом доме, какое оказал мне. Вы останетесь довольны, за это я ручаюсь.
— Объясните, как вы могли обручить их без оглашения титулов в церкви? Без моего согласия, без согласия короля!
— Мне, как любому священнику, принадлежит право временно отказаться от этого правила. Полно, не пытайтесь убедить нас, вы не настолько глупы. Нам известно обратное. Вы уже дважды выдавали дочь замуж и дважды испытывали свою власть над ней.
Лорд Данстан не мог не признать справедливость слов отца Самюэля, но решил не сдаваться.
— Я устроил ей два прекрасных замужества, а она осмеливается проявлять черную неблагодарность.
— А-а. А как бы вы отнеслись к своему родителю, если бы вас сначала женили на ребенке, а потом выдали за старуху? — Самюэль подошел и встал напротив лорда Данстана, желая взглянуть ему прямо в глаза. — Посмотрите на этого милорда, сэр, он стоит перед вами. Если вы заинтересованы во внуках, которые унаследуют ваши земли и титул, я бы остановил выбор именно на этом муже для вашей дочери. Или вам безразлично, кто родится в семье, кто продолжит ваш род — хилое потомство, неполноценные умственно или еще похуже?
— Довольно! Конечно, мне не все равно. Но в данную минуту меня больше волнует, что подумает король. В Великой Хартии, подписанной им в Раннимиде, он обещал не принуждать вдов к повторному замужеству, но должен дать личное согласие на брак вдовы по ее собственному желанию.
У Анжелы пробежали по спине мурашки.
— У Иоанна множество более важных забот, чем мое замужество.
Данстан хмыкнул.
— Тебе бы хотелось надеяться.
— Теперь это не имеет значения, — вступился отец Самюэль. — Что бы Иоанн не думал об их браке, дело сделано. Клятвы даны, контракты подписаны.
— Брак скреплен интимными отношениями? — поинтересовался Данстан.
Николас хотел задушить его собственными руками, но промолчал.
Отец ждал ответа от Анжелы. Она, покраснев, кивнула.
— Тебе решать, остаться мне или уехать. — Он еще не мог поверить в свершившееся.
— Решайте сами, отец, — ответила она и кивнула Тому Картеру, стоявшему около лестницы.
Появились четыре стражника Уиндома, лорд Гейнсбридж и четверо его рыцарей, лорд Девро и два его латника.
Монтроз окинул их оценивающим взглядом и понял — если благоразумие его покинет, он может не выйти отсюда живым.
— Вижу, доченька, ты оставила себе решение моей участи — жить мне или не жить.
— Разве вы не точно так же поступили со мной однажды, отец? Но у меня нет желания брать грех на душу и наказывать вас. Поэтому вы и ваши люди можете остаться на ночь.
Сознавая свою власть, Анжела величественно смотрела на человека, подвергшего ее мучениям, потом перевела взгляд на незнакомца.
Тот выступил вперед. Одного с ней роста, он явно нервничал, и глаза его выражали сочувствие.
— Я Хью Ламберт, миледи, — он набрал в легкие побольше воздуха. — Должен сказать, ваше замужество снимает тяжесть с моей души.
— В самом деле? Отчего же, лорд Ламберт? — Анжела говорила спокойно, но Николас чувствовал, как она напряжена.
— У меня есть желание жениться на другой женщине. Сюда я приехал по настоянию отца.
— Вот как. Плохое начало для брачного союза, не так ли, милорд? — Она метнула гневный взгляд на отца. — Использовать свое тело для выполнения чьей-то чужой воли.
Николас воспринял слова Анжелы, как третий знак и подтверждение: Полуночный Дьявол должен, наконец, предоставить своего Ангела ее собственной судьбе и собственному счастью.
Когда они остались одни в спальне, Анжела начала переживать. Ей казалось, она вела себя слишком резко с родным отцом.
— Вы не сказали ни одного лишнего слова, любовь моя, — успокаивал ее Николас, усаживая в кресло. — Вы настолько справедливы и мудры. Я вижу, вы хотите даровать ему прощение. Но он никогда не оценит великодушия и отомстит при первой возможности. Не мешайте ему. За это он начнет вас уважать. А мне доставит удовольствие видеть его страдания.
Она улыбнулась — жестокие слова совсем не вязались с невинным взглядом золотистых глаз.
— Мучений вы не увидите, мой Дьявол. Никому не доведется испытывать мучения.
— Ваши мучения я бы не смог видеть спокойно.
— Вы так добры ко мне.
— Никто никогда не был мне так дорог.
Анжела не могла больше ждать. Но задавать прямой вопрос не имело смысла. Однажды он покинет ее, оставив тоску по его улыбке, прикосновениям, смеху и железной логике мысли. Почему ей суждено полюбить единственного человека, который никогда не сможет остаться с ней?
Она поцеловала его в губы, размышляя о его доброте и горечи своего положения. Но сейчас не оставалось времени обсуждать личные отношения, более важные проблемы ожидали решения. Она встала с кресла.
— Только что мы наблюдали, как лорд Девро поддержал нас из политических соображений, а отец отступил перед нашим численным превосходством. Сможем ли мы так же легко одолеть Делигера?
— У нас больше людей, хотя он привезет с собой трех своих рыцарей. К тому же, мы предъявим ему претензии по поводу нечестного ведения счетов. Думаю, после этого он быстро освободит нас от своего присутствия.
— Дай Бог. Если бы и Бартлет не привез с собой свиту и удалился бы столь же поспешно.
— Мы покажем Бартлету наши брачные свидетельства и напустим на него отца Самюэля. Я думаю, он не захочет остаться погостить.
— Удастся ли избавиться от Делигера и Бартлета раньше, чем они публично обвинят меня в убийстве Кретьена?
Николас задумался.
Это как раз больше всего волновало его, и Анжела знала об этом.
— Если бы знать, кто убил Кретьена, — задумчиво произнесла она.
— Это нам неизвестно, милая, — Николас очнулся от своих размышлений, — но мы обязательно узнаем.
Он снял голубую тунику и из деревянного комода, где хранил одежду, достал черное стеганое шелковое одеяние, одно из тех, которое было на нем в ночь пленения. Анжела знала, он предпочитал эту одежду более нарядной.
— Почему вы надели это? — поинтересовалась она.
— Привык к этим вещам, мне приятно ощущать на себе их мягкость, тепло, прочность. Степные воины защищаются с их помощью от стрел во время сражений. В мирное время они надевают эту одежду для защиты от неожиданного удара кинжала. — Заметив испуганный взгляд Анжелы, он поспешил успокоить ее: — Нет, дорогая, в этих стенах вряд ли кто-нибудь решится напасть на меня с кинжалом. Но, когда привыкаешь к этим вещам, с ними трудно расстаться. А я носил их большую часть жизни. Меня продали, держали в плену, но только семь лет назад, когда меня выкупили, я познал доброе отношение и чувство равенства.
— Почему человека можно купить?
— Этот хозяин купил меня, так как я хорошо знал Святую Землю и пустыню в районе Самарканда. Он нуждался в человеке, владевшем тамошним языком, знавшем местность, укрепления тех мест, тактику их войск. Я, видите ли, все это знал, потому что в четырнадцать лет меня продали в рабство.
Он продолжал одеваться, но Анжела поспешила помешать этому. Обвила его руками, прижалась щекой к сильной спине. Хотя ей нестерпимо хотелось знать, кем он был на самом деле, она не хотела расспрашивать о том, что могло причинить ему боль.
— Кто же выкупил вас?
— Чингис-хан. Тот самый, кто, как я рассказывал, отнимает власть у Сына Неба и будет править Средним царством. Чингис-кочевник, жестокий воин, покоривший большую часть мира. Он хозяин бескрайних земель, нам и представить трудно такие просторы. Его армия насчитывает сотни тысяч воинов, и они передвигаются со скоростью демонов на черных конях. Не щадят никого. Слово хана — закон.
Николас повернулся к Анжеле, погладил ее волосы.
— Он дал мне поручение в своих отдаленных владениях, за это он меня щедро одаривал. Так длилось до того дня, когда я смог оплатить свою свободу. Он бы мог задержать меня, избить или приковать к себе одним повелительным жестом, он так часто делал, особенно, когда бывал недоволен. Он мог, наконец, убить меня за дерзость. Еще бы — пожелать освободиться из-под власти величайшего из всех смертных мира. Но, как ни странно, он отпустил меня.
— Позволить уйти тому, кого ценишь, — знак большого уважения, — сказал он.
Анжела почувствовала, как у нее сжалось сердце. Из слов Николаса она поняла — хан отпустил его неспроста. Свобода стала щедрым даром любви хана к своему рабу.
Николас ничего больше не сказал. Вместо этого он стиснул зубы, взял факел и направился к потайному ходу, откуда еще не нашел выхода.
— Это поможет нам отыскать убийцу. Нужно точно установить начало и конец этого прохода.
Анжела несколько разочаровалась, не услышав слов любви, но, собрав все свое мужество, решительно высказала желание идти вместе с Николасом.
— В этом нет необходимости.
— Для меня есть.
Он усмехнулся и прижал ее к себе.
— Возможно, прогулка окажется полезной для вас, поможет запомнить необходимые вещи.
— И забыть неприятные мысли.
Николас поцеловал ее, взял еще один факел и, держась за руки, они отправились в темноту.
Все оказалось, с одной стороны, хуже, чем она думала, с другой — не так страшно, как можно было ожидать. Хуже, потому что в проходе царила темнота, мрак и сырость. Но не так страшно, как ей казалось раньше. Ибо рядом находился ее возлюбленный. Анжела чувствовала, как в ней самой проявляются качества, которые он хотел в ней видеть. В этом темном коридоре Анжела вдруг с полной ясностью поняла, как любит его. Просто любит, всего, без остатка. Кем бы он ни был. Откуда бы ни пришел. Да, ее постигла всепоглощающая любовь. Любовь ради него самого. Какая нелепость, она получила его как пленника, замотанного в мешки. Его, такого рассудительного и осторожного. Такого деликатного во всем, касавшегося ее лично.
Эти мысли развеселили ее. Николасу почудился страх в ее глазах, и он поспешил заключить ее в объятия. Его руки напоминали нежное и мягкое покрывало ночи, увлекающее ее в тайны вселенной. Ей передалась его радостная сила, как раньше она впитывала исходившую от него поддержку и чувство уверенности.
— Мне не страшно, — прошептала она, целуя его. — Идем дальше.
Анжела кожей почувствовала, как он улыбнулся ей, еще раз крепко прижал к себе, и они двинулись в пустоту.
— Я уже проходил здесь, — заметил Николас. — В этом направлении дальше ничего нет. Давайте свернем.
Они повернули налево и двинулись вдоль стены. Внезапно они споткнулись о ступени. Николас поднялся на две ступени, Анжела неотступно следовала за ним. На возвышении начинался еще один проход, сворачивавший налево. Темноту осветил луч света. Слегка сжав руку Анжелы, Николас поспешил вперед. Вгляделся в светлую полосу и вдруг выругался. Анжела остановилась, хотя Николас продолжал тянуть ее за собой. Ему пришлось тоже остановиться. Она нагнулась.
Анжелу пронзила дрожь, но совсем не от сырости. Из открывшейся перед ними дыры просматривалась ее спальня, ее ложе, их ложе — ее и Николаса.
В следующее мгновение она ощутила еще более сильное потрясение — ведь на этом ложе убили Кретьена. Она зажала рукой рот, пытаясь сдержать крик. Ей стало дурно, ноги подкосились. Лабиринт лжи и предательства. Предательства и убийства. Где его конец?
Николас все понял. Прижал ее к себе, поцеловал волосы. Этот жест говорил о многом. О том, как он сожалеет, что ей пришлось жить среди предателей. Как он хочет избавить ее от этого. Как он поможет ей вырваться на свободу. Но требовалось продолжать поиски.
— Пойдем, — прошептал он, — это еще не все.
Однако больше им ничего не удалось найти.
Они сворачивали в разные стороны, но натыкались на глухие стены. Пока Анжела не разрыдалась в отчаянии и не стукнула кулаком по камню с такой яростью, какой от нее Николас не ожидал. Внезапно стена подалась, скрипнула. Анжела отпрянула, прижавшись к Николасу. Он вышел вперед, подтолкнул стену. Она, наконец, открылась. Потайная дверь привела в комнату, которую Анжела считала гардеробной. Так же, как и дверь из ее спальни.
По счастливой случайности там никого не оказалось. Анжела застыла и молилась, чтобы никто их не услышал. Николас передал ей факел. Вынул из-за пояса кинжал. Прижал палец к губам, призывая хранить молчание и посылая воздушный поцелуй. Затем исчез за углом.
Через мгновение он вернулся. Закрыл дверь. Схватил ее крепко за руку и повел назад в их спальню.
Только его любовь помогала ей перенести весь ужас жизни в замке. Но этого уже казалось мало. В его объятиях приходило забвение, но жестокий мир замка поджидал ее после его ухода. Она вскоре останется одна и без защиты. Ей предстояло выстоять в поединке с врагами. Теперь она поступит так, как считает нужным и возможным в открывшихся ей новых обстоятельствах. И если она совершит грех, то сделает это осознанно.
Николас налил ей полную чашу вина и заставил выпить до дна.
— Эта комната принадлежит охране. Там живут шестеро стражников из Карлисли, — высказал он свою догадку. — Сейчас она пуста, троих мы изгнали, а трое сопровождают Делигера.
— Значит, они могли… — Анжела содрогнулась от мысли… Каждый из них мог наблюдать за ними через дыру в стене…
Николас взял в ладони ее лицо.
— Мы ничего постыдного не совершали. Любили друг друга, как могут любить мужчина и женщина.
Она застонала, готовая разразиться рыданиями.
— То, что происходило между нами, — свято. Я не хочу выслушивать шуточки в наш адрес.
Он нежно прижимал ее к себе.
— У нас нет доказательств, может, никто и не видел нас. Может быть, они и не знают об этой дыре.
— Но, возможно, благодаря дыре кому-то стало известно, что Кретьен находился в спальне один в ту ночь, когда его не стало.
Этого Николас не мог отрицать.
— А что, если… — она перешла на шепот, — если и сейчас кто-то подслушивает нас?
— Сомневаюсь. Стены слишком толстые. Но попробую проверить. Я пойду к дыре, а ты останься и говори вслух что-нибудь.
Он вышел. Анжела разговаривала сама с собой, как безумная. Вскоре Николас вернулся.
— Ничего не слышно. Здесь мы в безопасности.
В дверь спальни постучали. Анжела подскочила на месте от испуга, но потом взяла себя в руки, разрешила войти.
— Миледи, милорд, — вошла Кейт, присела в реверансе. — Нелл прислала меня снять постельное белье для стирки.
Когда Кейт вышла, неся простыни и полотенца, Николас повернулся к Анжеле.
— Пройдемся по аллее к стене замка. Мне нужно забрать у сокола послание и переслать записку Ибну.
— Да, — горько заметила Анжела. — Меня так заботили внутренние враги, я и забыла о внешних.
Несколькими минутами позже, прочитав донесение, Николас сообщил Анжеле:
— Роджер Бартлет едет с Делигером. Сегодня вечером они прибудут. Возможно, к ужину.
Эта новость помешала Анжеле в полную меру насладиться тонко выделанным золотым браслетом, выпавшим из посылки, привязанной к ноге сокола.