История десятая

Так прошло четыре года. За все это время я так и не врубился в женскую психологию. Теперь-то мне все понятно.

Бабе срывает башню, когда она меняет дислокацию. Не потому ли Анжелика переставала позволять себя трогать летом 1980-го, 1981-го, 1982-го и 1893-го года, но дома, в городе, хранила какое-то подобие целомудрия? Пленэр! А в Ленинграде все было совсем иначе. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон.

Не верю я им. Они могут напиздеть все, что угодно, но отдадутся кобельку за ближайшим кустом.

Я знаю.

Как-то мы сидели в бабушкиной комнате при свечке. Девочка суетилась: как бы не протек воск на столешницу. Я приподнял подсвечник, подстелил под него лист бумаги, затем стал созерцать огонь и попытался склонить Анжелику к этому занятию. «Очень тонкая бумага, — барахлила девчонка, — только бы не протекло. Бабуленька ругаться будет». — «Не протечет. А давай дружить, Анжелика», — я по своей дурацкой детской наивности тогда верил в дружбу. Верил и после.

Я хотел всего лишь дружбы. Дружбы, поняли вы или нет.

Анжелика сказала: «Нет!» Но трусы сняла, когда я попросил ее об этом.


Загрузка...