Аника

Глава 11

- Моя жизнь в деревне, такая простая, упорядоченная и понятная, теперь изменилась. Те два фунта, которые кузнец выдал мне авансом, худо-бедно я отработал и тут же бросил работу. Почти все время я слонялся по деревне и украдкой подслушивал женские пересуды. Мои ангелы-хранительницы, смущенные моими расспросами и неуместным любопытством, очень быстро прекратили свою опеку. Вскоре и мужчины стали меня сторониться за отчаянную любовь к женским сплетням. Почти месяц ушел у меня, чтобы всеми правдами и неправдами собрать досье на все женское население деревни и вернуться с «трофеем» к моей любимой.

Она щедро одарила меня. Почти неделю я прожил у нее… Вернее, жил я в нашем старом домике, который мы обустроили в прошлом году, но каждую ночь я приходил к ней. Вино, свечи, вкусный ужин, разговоры… и, конечно, ласки длиною в ночь. Но чуть свет, и я собирал свои пожитки и уходил – отсыпаться.

А через неделю она сказала, что мне больше не стоит возвращаться в «Байберри» и обозначила новую цель – деревеньку «Йорк-Вэлли», находящуюся прямо напротив «Байбери», если представить окрестные селения в виде кольца. Конечно, я расстроился. В «Байберри-Дюк» я нашел не только дом, но и друзей. Конечно, их отношение ко мне в последнее время изменилось, но я надеялся вскоре вернуть их расположение, ведь «сбор сплетней» закончился.

Я попытался ей это объяснить, но она не поняла. Казалось, она вообще слабо представляла такие понятия, как привязанность или дружба, ибо не видела в них какой-то конкретной и понятной «практической ценности». Тогда я попытался объяснить свое нежелание куда-то срываться простым отсутствием денег. Это уже было ближе ей, и, похлопотав по дому, она вскоре положила передо мной небольшую, тщательно разглаженную пачку банкнот и увесистую горсть монет. Пока она искала подходящую сумку под эти богатства, я послюнил палец и пересчитал. Почти сорок фунтов! Немыслимое богатство! Неужели деньги росли в ее погребе так же, как чертово вино?!

Ночь мы снова провели вместе, а на утро я двинулся прочь – в незнакомую деревню, с тоской вспоминая мой домик и уже ставшие родными улочки, лица друзей и просто знакомых.

…

Около трех лет у меня ушло на то, чтобы по очереди – в том порядке, что указывала Аника – обойти все окрестные деревни, обжиться в них и собрать информацию. Ежемесячно я возвращался к ней и проводил с ней неделю или чуть больше. Ее домик рос и обрастал камнем и новомодной черепицей, вычурные чугунные канделябры давно выправились вверх, дом заполнился хорошей мебелью, а старые табуреты и скамьи пропали без следа. Но если в начале изменения были малоуловимы и незначительны, к концу третьего года они превратились в бешеную лавину.

Женщины шли к ней непрерывным потоком, но ни разу, Отче, я не видел, чтобы две из них столкнулись на пороге или обменялись приветствиями в лесу. Ума не приложу, как она это делала, но женщины приходили строго по одной, и следующая не появлялась до того момента, как предыдущая не скроется в дали, а жуткая кушетка не будет отмыта от крови. Крови Аники, конечно. В дни паломничества мне строго-настрого было запрещено появляться в доме, поэтому я изнывал от скуки в нашем старом домишке, а если становилось совсем невмоготу, таился в густых зарослях на безопасном отдалении от дома и наблюдал.

В большинстве это были богатые дамы под густыми вуалями с затянутыми в перчатки или митенки руками, в наглухо закрытых платьях, не оставляющих ни пяди тела, по которым их мог бы признать случайный встречный. И, конечно, было ясно, откуда у Аники столько денег, ведь каждый раз она меня ими щедро снабжала. Впрочем, она принимала не только аристократию. Частенько к ней ходили и простолюдинки. Но тоже что-то несли – в основном, еду. Помню одну мисс, которая тащила через лес тяжелый мешок, оставляющий кровавый след, а потом вывалила у порога четверть барана.

Последним моим заданием был этот город - Керси. На него ушло гораздо больше времени, чем на остальные селения. В деньгах я не нуждался, благодаря моей любимой, но, чтобы не вызывать подозрений своим праздным житьем, устроился в пекарню на ночную работу. Дни же проводил в обычном режиме – наблюдая, подслушивая, собирая по крупицам оброненные женские пересуды. А среди пересудов все чаще звучал главный – небывалое повышение плодовитости населения. Местные кумушки, обмахиваясь на тенистых верандах веерами и опахалами, в голос жужжали:

- … в положении, а ведь несколько лет не могла. И Либби тоже.

- … у Либби – темная история. Мужа схоронила больше года назад, а разрешилась только в мае!

- Да, ну брось… Ты разве Либби не знаешь? Она бы никогда… Может, переносила?

- На три месяца?..

И все в таком духе. Закоснелые старые девы, вдовы, одинокие, слывущие до того бесплодными и больными. Запомнилась мне история девицы, которая еще в детстве получила удар копытом в живот и осталась на всю жизнь инвалидом по… кхм… женской части. Даже она умудрилась понести. Правда, все кумушки сходились на том, что «хахаль явно был не в себе», ибо «тупее и безобразнее существа, чем эта Кет, не найти больше ни в одном графстве».

Все эти пересуды смущали, но и радовали. Значит наша благая цель достигнута! Женщины – симпатичные и страшненькие, замужние и одинокие, богатые и бедные, больные и здоровые – будут растить детишек и радоваться жизни!

А потом что-то начало меняться…

…

Однажды перед ночной сменой я сидел в местном трактире за кружкой эля и большой тарелкой горохового пюре, наблюдая за окном серый сентябрьский дождик. Основная масса завсегдатаев обычно приходила позже, поэтому кроме меня в зале было всего несколько мужчин. Все они сидели за одним столом и почти не разговаривали, поэтому я сначала и не обращал на них внимания.

Но в какой-то момент дверь распахнулась, и все они, как по команде, вскинулись на вошедшего. Тот покачал головой, придвинул еще один стул и, дав знак хозяину, коротко произнес:

- Ничего.

- Да как же?! Неужели Мэри ничего не слышала? Никогда не поверю! – посыпался град восклицаний и вопросов.

- Ни-че-го! – повторил вошедший, осушил в несколько глотков принесенную кружку и категоричным жестом пристукнул донышком о стол.

- Я же говорил, это не мой это ребенок! – плаксивым тоном застонал сухонький, невзрачный человечек, почти незаметный на фоне крепких сотоварищей, - Эта сука сначала загуляла, потом понесла и вот теперь, когда разоблачение близко, сбежала с любовником, прихватив все мои сбережения!

- Роберт, успокойся… Может, ты ошиба…

- Даже золотое распятие моей матери! И серебряные ложки!

- Не могла она! Ты разве жену свою не знаешь?

- Знаю я эту суку! – канючил Роберт на одной безнадежной ноте, - Клялась мне у алтаря! А то, что детей у меня быть не может, я ведь сразу ей сказал.

- Так может, поправился… - вставил кто-то несмело.

- Если бы поправился, то знал бы! Наковальня все время под рукой, а вот молот...

- Послушай, - строго сказал недавно вошедший, - Мэри не знает. А может, только говорит, что не знает, но…

- У твоей сестры язык, что помело. Если бы что-то знала, выложила бы и без специального приглашения!

- Тут, кажется, все намного сложнее, - ответил тот, пропустив нелестное замечание мимо ушей, - Я тут поразмыслил… Словом, Роб, что там у вас с вашей женой – это ваше дело. Но есть и другие пропавшие! И все, как одна на последних сроках.

- Точно, Кеннет…, - поддержали его, - Я даже слышал, что у самого ленд-лорда племянница пропала. Весь город листовками был заклеен… Но это уж с полгода назад… Так и не вернулась.

- Вот именно, - подтвердил Кеннет, - А еще вспомните: Мимми Касл, Элен Барр, Дженни Чаплин… У всех уже живот на нос лез, из дома почти не высовывались, и вдруг ушли и с концами!

- Ну, Мимми, насколько я знаю, муж хорошо поколачивал. Говорят, побоялась, что дитя угробит и сбежала к родне до срока.

- Но Касл ездил туда, и его дальше порога не пустили. Сказали, что не было ее.

- Так потому и не пустили, что она, небось, за дверью пряталась!

- Ну ладно, а остальные? Мисс Элен, мисс Дженни? Их то никто не бил. Жили, как у Христа за пазухой! Да и племяшка лорда… Счастливый брак, года не прошло, как обвенчались!

- У мисс Дженни и нет никого, куда бежать…, - задумчиво произнес кто-то, - Питер ее из работного дома вызволил, замуж взял. Он – вся ее семья.

- К чему вы клоните?! – слезливо возопил Роберт.

- Да к тому, что не просто так женщины, в положении, пропадают. Кто-то устроил на них охоту!

- Кому такое в голову придет?

- А вот надо выяснить. В первую очередь, приглядеться к пришлым.

- Город большой… устанем глядеть…

- Надо…– Кеннет обернулся к стойке и, не договорив, вдруг уставился прямо на меня, застывшего над миской.

Внутри все сжалось под этим взглядом. Захотелось немедленно закричать: «Это не я!», но я, все так же задумчиво глядя в пустоту, зачерпнул ложкой и сунул её в рот. Секунды, пока Кеннет изучал меня, растянулись на целые века. А я все так же меланхолично черпал пюре и отправлял его в рот, обгрызал сочные ребрышки. Спустя тысячу лет, Кеннет отпустил меня взглядом и отвернулся обратно к товарищам.

- Пойдемте ко мне, там порешаем, что делать.

- Ага, а завтра об этом будет знать весь город!

- Мэри сегодня занята в церкви. Мы успеем все обмозговать до ее возвращения.

Компания поднялась и, прикупив пару бутылок у толстяка-хозяина, вышла под дождь.

Ложка упала, подняв маленький фонтан. Я допил пиво, расплатился и тоже вышел. Заставил себя отработать ночную смену, а на утро сообщил, что мне необходимо срочно уехать в Лондон. Якобы у моей матери серьезные неприятности.

Выйдя за пределы города, я остановился в нерешительности. Аника не ждала меня раньше, чем через три недели. Конечно, самое время к ней наведаться… Но я подумал, что неплохо было бы сначала изучить обстановку, и, поудобнее пристроив сумку, двинулся по периферии – по ободу кольца, окружавшего убежище моей… любимой. В деревнях я задерживался совсем ненадолго. Максимум на сутки, но и за это короткое время успевал погрузиться в ужас и трепет, которыми были пропитаны селения. Меня помнили, но все равно смотрели косо. Ведь я был пришлый. Пришел, пожил, ушел. И вот вернулся. А женщины – беременные! – пропадают. Последним этапом моего путешествия был родной «Байберри-Дюк». Та же атмосфера подозрительности и тревоги.

С целью переночевать я отправился прямиком к моему приятелю Питу. Он принял меня тепло, но несколько настороженно, явно удивленный моим возвращением.

Коротая вечер за графином домашнего вина, он немногословно поделился последними новостями. Он купил себе нового шайра, еще красивее и больше того, пропавшего… в деревне, как, впрочем, и в остальной округе, с одной стороны – небывалый приплод, а с другой – женщины бесследно пропадают. Он украдкой косился на меня, словно подозревая, и пространно намекнул, что женщины стали пропадать аккурат после того, как я ушел, а последняя из известных исчезла нынче утром. Собрала все ценное в доме и ушла… Как раз перед тем, как я снова появился.

Я же, тем временем, косился на его жену – Веру – хлопочущую по хозяйству. Когда я покинул Байберри, она только забеременела. Я знал от Питера, что у них в этом плане были серьезные, и даже неразрешимые, проблемы. Ходила она к Анике или нет– как знать. Но вот она – целая и невредимая, загружает уголь в плиту. А за подол ее платья хватаются две пары ручонок. Прелестные, пухлые, розовощекие девчушки-погодки.

Я откланялся, когда графин еще и наполовину не опустел. Нет, Пит не гнал меня, но я очень ярко представил, что Пит всю ночь не сомкнет глаз, чтобы приглядывать за мной. Ибо ни корсет, ни подтянутые повыше пышные юбки не могли скрыть, что Вера снова в положении.

Я бродил по таким знакомым и родным улицам, а вино бродило во мне. Я слышал, как при моем приближении захлопываются двери домов и гремят задвигаемые засовы. Радушная и любящая прежде деревня встретила меня, как и остальные – лишь страхом и недоверием.

- Эй, ты! – услышал я окрик в темном переулке, где остановился передохнуть и загляделся на ярко освещенные окна, - Отойди от дома моей дочери!

- Илия! - Я узнал голос. Мой щедрый кузнец! Щурясь, я двинулся на свет факелов.

- Держи его! – факелы превратились в бегущих мужчин. Инстинктивно я бросился прочь от них и почти удрал, но вдруг почувствовал укол под ребро, потом еще один.

- Ага! Достал гада! – послышались ликующие возгласы. Вне себя от ужаса и несправедливости, я наугад замахал кулаками и в какой-то миг попал – послышался хруст, и держащие меня руки пропали, видимо, метнувшись к разбитому носу. А я побежал так, как не бегал никогда в жизни. Чувствуя, что меня снова нагоняют, я кинулся прямо в живую изгородь одного из домов и, погрузившись в ее колючие ветви, притих.

Факелы с недовольным бормотанием прошли мимо, вернулись и снова ушли. Теряя силы, я выпутался из ветвей и, зажимая бок, двинулся прочь – в лес.

…

Глубокой ночью я был на месте. Байшин, неимоверно разросшийся, уютно подмигивал мне слабо светящимися окнами. Я подкрался и попытался заглянуть в одно из них, но кроме свечного мерцания ничего не смог уловить за толстыми портьерами. Позади, в лесу, я слышал шорохи и приглушенные голоса. Они шли по моему следу! Куда деваться? Я понимал, что, войдя в дом, не укроюсь от них. Да еще и поставлю под удар Анику, но бежать дальше сил совершенно не осталось.

Я надавил на дверь, молясь, чтобы она не была заперта и мне не пришлось стучать. Она тут же бесшумно отворилась, и я скользнул внутрь. Можно спрятаться в погребе, а Аника скажет, что никого…

Прислушался. Голоса и хруст веточек под ногами преследователей усилился, а потом… начал отдаляться. Я не верил, как это возможно. Неужели они просто прошли мимо дома?! Или, может, они затаились и заглядывают, как и я минуту назад, в окна. Но нет… я отчетливо слышал их затихающие голоса. Они просто… прошли мимо…

Перед глазами плыло, кровь стекала по насквозь промокшей штанине и собиралась в лужу на паркете, который теперь закрывал весь пол. Хоть кадриль пляши.

Я оглядел дом и тихо позвал Анику. Она не откликнулась. Спит? Едва переставляя ноги, я двинулся к ее спальне и приоткрыл дверь.

Спальни не было. За дверью мне открылся невероятный пейзаж… Что-то чужеродное, пугающее, но и… прекрасное. Другой мир! Но наряду с ужасом и изумлением, я испытал глубочайшее удовлетворение. Ведь это было именно то, чего я так ждал и страшился в день, когда обнаружил дверь. Впрочем, на пороге тут же возникла Аника и втолкнула меня обратно.

- Какого черта ты здесь делаешь?! – заорала она, но через мгновение увидела, что я ранен, и спросила уже спокойнее, - Что случилось?

От ее толчка я распластался на полу, и это лишило меня последних сил. Я ничего не мог ответить, только глазел поверх ее плеча на тот странный пейзаж.

Она закрыла дверь и склонилась надо мной, с досадливым раздражением задирая мою рубашку. Я пытался что-то сказать, но губы мои только шлепали и пускали пузыри. А потом все потемнело.

…

- Что же там было, сын мой? – спросил невольно заинтригованный Коллум.

Узник некоторое время молчал, хмуря брови.

- Там был иной мир… Не Ад и не Рай, Преподобный. Нечто совершенно… другое. Я хорошо помню, что увидел, но мне трудно его описать так, чтобы вы почувствовали то же, что и я…

- И все же?

- Это были пастельные тона. Голубой, розоватый, нежнейшие оттенки сиреневого… Не туман… Скорее, это походило на густой пар, поднимающийся от кипящей воды. И из этого густого пара выглядывали верхушки странных конструкций, напоминающих огромные каменные колодцы. Земли… или из чего они там росли, я не смог разглядеть, потому что она терялось в том самом густом мареве. Самое близкое сравнение, которое я могу придумать – это кучевые облака на закате. Знаете, одно облако отливает сизым, другое – розовым, третье – радужная смесь из лилового, желтого и красного… Клубящиеся, невесомые, расцвеченные в такие нежные оттенки, которые может правильно вообразить разве что художник... И вот из этих… облаков выглядывают широкие, выложенные камнем колодцы…

И знаете, Отче…? Хоть все это и заняло считанные секунды, у меня все-таки успела мелькнуть мысль, что стоит немедленно прочесть молитву… но… не знаю, как объяснить. Это тут же показалось мне таким жалким, смешным и ребяческим… Что бы это ни был за мир, в нем, я уверен, и близко не слышали ни о Христе, ни о его Отце, ни о Дьяволе и Преисподней… Все это на фоне увиденного казалось таким же местечковым мракобесием, как нам, просвещённым европейцам, кажется нелепый пантеон каких-нибудь африканских божков…

- Ты и сейчас считаешь Священное Писание мракобесием? – строго спросил отец Коллум.

- Нет, Отче… Все прошло, как только захлопнулась дверь. Я понимаю, что это был морок, насланный ведьмой… а может, разум мой помрачился от потери крови…

- Что ж… принимая во внимание…

- Но главным были все же ощущения, отец! – воскликнул узник, перебивая его, - Это были ощущения… абсолютной, невозможной и всеобъемлющей гармонии, равновесия… и покоя…