Аника

Глава 6

Углубившись на пару миль в чащу, устроили стоянку. Не сказать, чтобы я был счастлив вернуться к кочевой жизни: снова ломать еловые лапы, выкладывать камнями кострище, заботиться о ночлеге и пропитании... Но все равно это было лучше, чем жить под одной крышей с двумя мертвецами и ждать новых гостей. А вот Анике, казалось, было совершенно все равно.

Оставив ее обустраиваться, я вернулся в дом и по очереди похоронил тела. Было бы проще и быстрее закопать их вместе, но я не поленился и разнес их на милю друг от друга. Копая могилы, я чувствовал страшную несправедливость. Я был ни в чем не виноват, но вел себя, как преступник, заметающий кровавые следы. И чувствовал себя соответственно. Привалив могилы палой хвоей и валежником, я над каждой через силу прочел молитву и, падая от усталости, побрел обратно в дом, чтобы проверить, не осталось ли там чего-то, что могло вывести на наш - то есть мой - след.

Вот только… дом я найти не смог. Этот чертов лес я выучил, как свои пять пальцев! В тот день я сделал пять ходок туда-обратно, даже не задумываясь о маршруте, а на шестой – заблудился! Сначала я успокаивал себя тем, что это, мол, от усталости, ведь весь день я только и делал, что таскал тяжести, копал и закапывал. Да еще начало темнеть. Но несмотря на то, что окружали меня совершенно ясные и знакомые ориентиры, вместо того, чтобы выйти к дому, я раз за разом оказывался на берегу поросшего ряской маленького болота, которое прежде среди ориентиров отсутствовало вовсе!

Когда окончательно стемнело, а я, нарезав очередной круг, вышел к тому же самому болоту, то просто упал в изнеможении и беспомощно рассмеялся, глядя на звезды. Какая-то нелепость! Болото было явно старое. Тут и там из мутной водицы выступали окаменевшие стволы упавших деревьев, над кочками, поросшими камышом, летали светляки, в береговых зарослях стройным хором пели жабы и лягушки…

Я огляделся и вдруг заметил неподалеку белеющую в звездном свете… щебневую дорожку. Ту самую, что еще несколько часов назад вела к дому, а теперь упиралась в… омут. В замешательстве, убеждая себя, что это какая-то другая дорожка, я подошел к ее основанию и уставился на побуревшие камни. Побуревшие от недавно пролитой на них крови!

- Пойдем отсюда, - послышался голос, и я, чуть не заорав, резко обернулся. Аника стояла позади, зябко поеживаясь и держа перед собой масляную лампу.

- Как ты…? Я же запретил тебе покидать наш бивак! – напустился я, вымещая на ней злость за свои недавние беспомощность и ужас, - Какого черта ты притащилась сюда?!

- Тебя долго не было, и я пошла за тобой, - произнесла она, с любопытством разглядывая болотце, - Так и решила, что ты попробуешь вернуться.

- Попробую…? – Я уставился на нее. Что-то забрезжило в голове, - Нет! Молчи. Ты все равно не убедишь меня. Сейчас мы просто молча вернемся к нашему костру, а утром…

- Байшина больше нет, - прервала она меня, - Я говорила, что нельзя выносить хозяйку, если хочешь его сохранить.

- Байшина?

- Байшин. Храм, - пояснила она, а потом монотонно заговорила, словно читая по памяти, - «Найди почву плодородную, посей в неё плоть, исполненную плоти, и вырасти Храм свой. Корми его до срока, пока он сам не начнет кормить тебя. И тогда ешь хлеб твой, и воду твою пей…»

- Что… это? – онемевшими губами спросил я, но тут же спохватился и замахал на нее, словно отгоняя осу, - Ничего не отвечай! Мне опротивели твои сказки. Пошли. Бог ведает, сколько мы будем плутать, пока не найдем нашу стоянку.

Она бросила последний взгляд на болото и спокойно двинулась прочь. Я поплелся следом, неуверенный, что смогу найти обратную дорогу и полностью положившись на девочку. Меньше чем через час мы оказались на месте. Аника этот день не сидела без дела – разожгла костер, собрала хворост и уложила его под навес на случай дождя, даже что-то приготовила. Едва сознавая себя от усталости, я попробовал поесть, но, кажется, уснул, так и не донеся первой ложки до рта.

…

Узник замолчал, и отец Коллум пошевелился, разгоняя по телу застоявшуюся кровь. Кинув взгляд наверх, он заметил, что свет, и так едва достающий до подземелья через узкое окно-бойницу, стал еще тусклее. Весенние сумерки мимолетны, и скоро узилище погрузится во мрак…

- Святой Отец, не бойтесь! – проронил мужчина за решеткой. Преподобный хотел было возмутиться, что не боится он никого и ничего, кроме Суда Господнего, но не успел, так как заключенный продолжил, - Поверьте, когда последний лучик покинет эти жалкие оконца, вы уже будете читать молитву над вечерней трапезой.

Коллум, невольно задетый за живое, прокашлялся и строго произнес:

- Ради спасения твоей души, ты должен дать подробные координаты, где закопал тела несчастных женщин. Я позабочусь о том, чтобы тебе дали перо и бумагу.

- Я обещаю, Святой Отец…, - смиренно склонил голову узник, - Но это очень далеко отсюда. Мы ведь проделали большой путь.

…

- Проснулся я от собственного надсадного кашля. Открыл глаза и тут же подскочил, уверенный, что учинил пожар, плохо выложив накануне кострище. Над нашей полянкой стоял густой дым, но огня нигде не было видно. Кострище же было завалено свежесорванной и отчаянно дымящей травой, а сверху на ворохе стояла, вытянувшись в струнку Аника и на одной ноте еле слышно тянула какую-то песню… Слов я разобрать не мог, но мне показалось, что ее пение очень напоминает текст из тех странных книжек. Что-то состоящее почти из одних гласных: «Оооо-ыыы-оооо … блоооо-ааа-ууум…».

Чертыхнувшись, я кинулся к девочке, собираясь снять ее, но она внезапно умолкла и взмахнула руками, отгоняя обволакивающий ее густой чад. Тот, двинувшись было в потоке воздуха вперед, вдруг остановился, покачался, словно в раздумье, и стал вытягиваться в абсолютно невозможном направлении, превратившись в дымную нить – такую густую, что ее, казалось, можно было намотать на палец. Она тянулась и тянулась прочь, собирала весь дым с поляны и костра, напитывалась им и терялась вдалеке за деревьями.

- Теперь ни за что не заплутаю, - хрипло проворчала Аника и закашлялась. Выражение дебильного удивления на моем и без того не слишком умном лице уже стало привычным для нас обоих. Я оглядел удовлетворенно щурящуюся вдаль Анику, потом снова сосредоточился на петляющей меж стволов дымной нити. Та уже начала разрушаться и вскоре растаяла без следа, - Полей мне на ноги, Бенни… жжётся!

Словно под гипнозом, я снял ее с кучи тлеющей травы, усадил на поваленный ствол и полил черные от сажи стопы из своей фляги. Мои опасения, что ноги она обожгла углями, не подтвердились – на них густой россыпью вздулась крапивная сыпь. Крапива была еще молодая и не причинила большого вреда, но я, скорее, чтобы дать себе время собраться с мыслями, решил сходить к реке за водой. Девочке не помешало бы подержать ноги в холодной воде.

Двинувшись в сторону навеса из еловых лап, под которым накануне я сложил наш скарб, я застыл. Увесистая еще вчера поклажа скукожилась до единственной сумки – той самой, с которой я некогда вышел из своего родного дома. Рядом, прислоненный к дереву, стоял купленный в деревне жестяной таз.

- Где?... Куда ты все дела?

- Ничего не осталось, Бенни…, - ответила она, рассеянно растирая покрасневшие стопы, - Байшин ушел.

- Бай…? Послушай-ка, юная леди! Сейчас я пойду к реке, чтобы набрать воды для твоих белых ножек. У тебя будет около получаса, чтобы вернуть все наши вещи на место. Обещаю, что не буду ругаться. Мы просто все это забудем…

- Я сожалею. Байшин ушел, а вместе с ним и остатки его даров. С этим уже ничего не поделаешь.

- Ты просто… разыгрываешь меня! – внезапно я почувствовал острую, детскую обиду, - Все из-за того, что я в кое-веке проявил характер, ведь так? Решила отомстить за то, что не согласился остаться? И пока я спал, спрятала все? Я прямо сейчас пойду туда и докажу…

Аника молчала, глядя на меня с глуповатой улыбкой. Навалилась усталость. Я понимал, что веду себя, как дурачок, как Маловер Томас, придирчиво разглядывающий раны Христовы. Но как можно было всерьез поверить, что дом из дерева и камня, в котором мы прожили полгода, превратился в болото? А все, что мы из него вынесли, просто… испарилось? Я опустился на траву и обхватил голову руками.

- Поэтому ты и не взяла свои драгоценные книжки? А я то удивлялся…, - я помолчал, - Почему же ты позволила мне тащить все эти тяжести за несколько миль, если знала…

- А ты бы мне поверил?

Я покачал головой. Я до сих пор не верил. И уж, конечно, отмахнулся бы, если бы она даже заикнулась на этот счет. Шутка ли – бросить столько еды по одному лишь наущению блаженной! Мне казалось, что даже если бы чертов дом (простите, Преподобный!) стал расползаться у меня на глазах, я до последнего пытался бы вынести припасы…

- И что теперь? – спросил я уныло, - Мы снова превратимся в пилигримов и будем слоняться по лесам?

- Мы не будем слоняться, - ответила Аника, - В прошлый раз у меня не было четкого ориентира, лишь зов ненадежного сердца. Теперь же я совершенно точно знаю направление и с пути не собьюсь.

- Эта дымная веревка… Она и указывает путь?

Девочка кивнула.

- Куда? Впрочем… она ведь тоже исчезла.

- Она не исчезла. Это ты ее не видишь, - Девочка встала, поморщилась и присела рядом со мной на корточки, - Хеты нашли свое место и построили целую империю на голых камнях… Просто положись на меня. Империю я тебе не обещаю, но, если ты мне поможешь, мы скоро найдем плодородную почву и взрастим свой храм. И будем жить в нем долго, счастливо, в тепле и сытости…

- А… чем тебе не угодило то, которое мы оставили? – я хмыкнул, все еще не желая верить, - Оно рядом. И проверенное. И наши припасы…

- Нет. Это чужое место, - она поднялась, - Ты отдохни пока. Я наберу воды, залью костер, и мы двинемся в путь. Как раньше - налегке.

- Далеко идти?

- Не знаю, - она беззаботно пожала плечами, - Когда дойдем, узнаем.

Она подтянула драные на коленках штаны и вприпрыжку отправилась к реке. Ноги у нее больше не болели.

…

За то лето мы проделали огромный путь. Впрочем, он в корне отличался от прошлых слепых шатаний. Девочка ни разу не сбилась с курса или, может быть, просто иной раз не показывала вида. Но, если учесть, что уже в начале августа мы дошли до цели, она действительно знала дорогу. Несколько раз я заходил во встречающиеся на пути деревни, пополнял запасы одежды и еды, и все больше скучал по простой человеческой жизни и общению. Аника же по-прежнему шарахалась от любых поселений и наотрез отказывалась присоединиться ко мне. Впрочем, вылазки эти были нечастыми, и мы, в основном, кормились лесом и изредка пересекающими наш путь речками.

Лето выдалось холодным и дождливым, но не было ни единого дня, когда мы бы мучились голодом. Грибы, ягоды, речная рыбешка, кролики, иногда попадался молодой кабанчик… Аника научилась охотиться не хуже моего, хоть я… и не учил ее. В середине июля я свалился с жестокой лихорадкой и несколько дней в полубредовом состоянии трясся у костра. И тогда мы питались даже лучше, чем обычно. Аника каждый день отпаивала меня божественным бульоном из какой-то птицы. Судя по крошечным косточкам – это была куропатка, которую мне не удалось добыть ни разу за время моих скитаний.

Разговаривали мы мало, и в основном на бытовые темы. Иногда, когда сон долго не шел, я снова начинал задавать вопросы, пытаться разобраться в том, кто она, откуда пришла и какова ее конечная цель. Аника отвечала с неохотой и настолько пространно, что я, хоть и вслушивался изо всех сил, все равно ничего не понимал.

В голове у меня тем не менее возник туманный образ некоего «другого мира». В этот мир можно попасть, лишь открыв особую дверь в особом доме – так называемом байшине. Девочка пришла оттуда и теперь стремилась вернуться домой… Но как именно она пришла, я не мог понять, ведь ее выносила и родила простая земная женщина! И между тем она сохранила какие-то воспоминания о прежней жизни на Родине… А ведь это невозможно, даже если мисс Люси украла девочку младенцем, и носила под корсажем, скажем, подушку, чтобы имитировать беременность до срока… Все это пугало и сбивало с толку. Одно дело – верить в то, что брошенное дитя было осияно божественным благословением с какой-то высокой целью. Верить, что мне, как искупление за грехи, было даровано счастье сопровождать святое дитя, хранить его и оберегать. И совсем другое… эти странные, почти языческие байки…

Тогда меня и стала посещать мысль, что девочка на самом деле была дочерью той самой Берты. Вероятно, Берта была ведьмой – странные книжки, странная уединенная жизнь в лесном доме, странные посетители, странная смерть и… ушедшее на дно жилище – и Аника переняла ее бесовские таланты. Но верить в это не хотелось, потому что вместо страстно желаемого искупления я, в этом случае, получал в копилку еще один страшный грех – пособничество Дьяволу.

Но стоило мне посмотреть на нее, как тяжкие подозрения развеивались, словно дым. Вы бы только видели ее, Преподобный! Детское из нее уже почти ушло. Уже давно я, смущаясь, замечал ее, время от времени прячущей в грязном белье некоторые испачканные детали туалета. Округлое розовощекое личико вытянулось, груди и бедра налились объемами. И если в начале нашего пути ее в мужской одежде еще можно было, хоть и с трудом, принять за мальчика, то теперь уже нет.

Я бы даже сказал, что выглядеть она начала в брюках и сорочке вызывающе и неприлично. Но приковывало к себе именно ее лицо. Это был воистину ангельский лик. Огромные серые глаза, сочные губы, прямой нос и острый подбородок. И все это в окружении мелких и густых, пепельно-русых кудряшек, которые тоже отросли и каждый раз, когда она снимала шляпу, рассыпались по ее плечам и спине, подобно бурлящему золотому водопаду. Разве может сатанинское отродье выглядеть так?!

…

В конце августа мы пришли на место. Ничего не предвещало окончание пути и оказалось оно на редкость прозаичным. Просто в один момент деревья вокруг поредели, а почва под ногами стала топкой и пружинистой. Аника на секунду замерла, широко раздувая ноздри, а потом с ликующим воплем кинулась вперед. Я припустил за ней, но затормозил, когда мои ноги по колено погрузились в вязкую, дурно пахнущую жижу. Аника же и не думала останавливаться. Легко перепрыгивая с кочки на кочку, она добежала до мутной заводи и с громким всплеском плюхнулась в воду. Через секунду вынырнула и, смеясь, махнула мне рукой. В тот момент она действительно выглядела как лесная нечисть.

Я отвел глаза. Неловко и муторно было глядеть на нее, с таким восторгом плескающейся в зловонном болоте. Оно было огромным, гораздо больше того, что осталось на месте нашего убежища. Обширная заводь, источающая душный смрад метана, полнилась плавучим валежником, собирающимся под воздействием неведомых течений в большой рыхлый островок посередине.

Я отошел подальше от берега и, усевшись на кочку, вылил из сапога вонючую жижу, которую успел зачерпнуть. Через некоторое время на берег вышла Аника, отжимая потемневшие от грязи волосы, и уселась рядом со мной. От нее разило болотной тиной и… мертвечиной. Такой же запах стоял у нас в погребе, когда наступила весна.

- Я так понимаю, это оно? Твое плодородное место?

Она кивнула, счастливо улыбаясь.

- Плодородное… Аника, здесь даже москитов нет… вообще ничего нет.

- Оно набирается сил, - ответила она таким тоном, словно объясняла очевидное, - Пойдем. Надо найти место для стоянки.

Я уставился на нее.

- Я думал… Ты же говорила, что стоит нам найти это место, как ты сотворишь такой же дом, а то и лучше!.. Что ты так смотришь?!

- Когда ты кидаешь семя в землю, ожидаешь ли, что в тот же миг перед тобой поднимется дерево, полное спелых плодов?

- Мы не говорим о садоводстве! – воскликнул я, как всегда раздраженный ее туманными метафорами, - Речь идет о… чуде!

- О чем? – Аника глядела на меня с бесящим, но совершенно искренним недоумением.

- Чудо! Тебе что, сказки никогда не читали?

Она покачала головой.

- Чудо – это, например, когда приходишь на гнилое и смрадное болото, а через секунду оно превращается в особняк с погребом, полным жратвы, горячим камином и поленницей, забитой чертовыми дровами. Ты ведь к этому меня и готовила!

- Может, и бывает такое чудо… но я об этом ничего не знаю, - произнесла она, заплетая грязные волосы в косу, - Но что я знаю - это чтобы вырастить дерево, надо сперва посадить его, а потом некоторое время кормить и оберегать. Тогда и оно потом прокормит и сбережет тебя. Пойдем.

Я поплелся следом, глядя на ее просвечивающие через мокрую сорочку лопатки. В который раз захотелось все бросить и уйти. К людям. Наняться в работники, обрабатывать добрую, жирную землю, быть может, встретить хорошую девушку без больших запросов и создать обычную, здоровую семью…