За приемами манипуляции, которые основаны на логических ошибках, идут приемы, которые я бы назвал психологическими манипуляциями, воздействующими, в первую очередь, на личность читателя. В общем, argumentum ad hominem
Как правило, это или возбуждение ненависти, или игра на сочувствии.
Возбуждение сочувствия отчасти связано с тем, что в условиях нынешней моды на политкорректность сочувствовать принято проигравшим, и это — один из факторов, связанных с романтизацией образов белогвардейцев и замалчиванием неприглядных сторон их деятельности. По сути, тот же процесс в определенной мере касается левых (условно прокоммунистических) партизан, действовавших в Южной Корее конца 1940-х — начала 1950-х годов, хотя здесь их романтизация связана с выходом из тени и открытием публике достаточно ужасающих фактов: так, во время подавления мятежей на острове Чечжудо процент жертв среди гражданского населения был сравним с аналогичными потерями в Белоруссии во время Великой Отечественной войны.
Возбуждение ненависти хорошо видно по работе одного из демократических историков, посвященной сравнению белого и красного террора. Статистика красных, убитых белыми, дана коротко, языком сухого отчета. Теме убитых белых автор посвящает гораздо больше места, и при этом рассказывает душераздирающие истории, не приводя о конкретные цифры. В результате получается, что 3–4 случая описанных ими зверств красных как бы приравниваются автором к тысячам красных, убитых белыми. Более того, яркие образы пыток и казней белых в сочетании с тем, что им в книге посвящено гораздо больше места, создают и окончательно закрепляют в памяти читателя тот факт, что красный террор был несравненно хуже.
Здесь речь идет о тех приемах, которые очень любят использовать на письме адепты нейролингвистического программирования и прочих «технологий успеха». Во всяком случае, профессиональный историк, увидев изобилующий выделением большими буквами пассаж типа:
Вы нам тут под соусом «борьбы с конспирологией» проталкиваете несуществующее, якобы отсутствие у организованного еврейства единой политики и пары-тройки обманных идеологий через которые она проводится.
Или несуществование во многом общей (и объединяющей даже дальние страны) идеологии-религии среди мусульман, которая заставляет их считать (в ТОЧЬНОСТИ как и евреев, они вообще как близнецы-братья, часто неотличимы) что живущий за тысячи миль единоверец ближе чем сосед по улице.
НЕ ПОДПИХИВАЙТЕ через абстракции ПОЛИТИЧЕСКУЮ ЛОЖЬ. Потому что именно для уничтожения ЛЕГИТИМНЫХ и ОЧЕНЬ ХОРОЩО ПОДТВЕРЖДЕННЫХ ДОКУМЕНТАМИ точек зрения и выдуманы политическими проститутками от истории отсылки к «теориям заговора». Типа, о чем там вообще говорить. Точка. Немедленно стоп.
— сразу понимает, с чем он столкнулся.
…достигнутое чисто за счет словесной эквилибристики и прекрасно изложенное в анекдоте про то, как советский комментатор описывает состязания в беге президентов СССР и США: «Наш президент занял почетное второе место и серебряную медаль, в то время как американский пришел к финишу предпоследним». По сути, это разновидность рефрейминга как «создания новой реальности изменением системы отсчета», в рамках которого стакан уже не наполовину пустой, а наполовину полный.
Замечу, что словесная эквилибристика как метод подачи сведений играет чрезвычайно важную роль. Позволю себе привести хороший пример, почерпнутый мной в одной из работ по исследованию «демагогии», хорошо демонстрирующий то, как при помощи словесных конструкций можно подать информацию о событии с большей или меньшей степенью сомнения. Сравним:
«Доподлинно известно, что произошло событие А»
«Из весьма компетентных источников нам сообщили, что произошло событие А»
«Произошло событие А»
«Мне сообщили, что произошло событие А»
«Мне пытались внушить, что произошло событие А»
«Мне назойливо внушали, что якобы произошло событие А. Впрочем, проверить это утверждение я не могу»
Сюда относятся любимые многими многочисленные «Подумайте сами…», «Даже дураку ясно, что…», и особенно «Но вы ведь не сделали бы…».
Таким образом, постулируется, что средний представитель аудитории обладает тем же уровнем профессионализма и компетентности, что и политический деятель, на место которого ему предлагают встать. Это может польстить непритязательному зрителю или читателю, но дело-то именно в том, что не обладает он таким же уровнем компетентности и интеллекта. Да и логика государственного деятеля при решении подобной проблемы могла быть совсем иной.
Как хорошо сказал кто-то из сатириков, если врачам и инженерам обычно не дают советы относительно того, что и как они должны делать, то политикам каждый считает необходимым «объяснить, как надо».
Мастером этого приема является Радзинский в своих телепрограммах, которые кто-то из историков удачно окрестил «взглядом на историю через замочную скважину». В ход идут старые выдумки, мутные слухи и кухонные легенды в стиле «моему отцу это шепотом рассказывал...» «эту историю любил повторять...»
А вместо доказательств используется определенный панибратский тон, доверительность, подстройка под читателя и мягкое но неуклонное давление: «…но мы-то с вами, дорогие читатели, понимаем, как все было НА САМОМ ДЕЛЕ…». Идет своего рода игра, опирающаяся на тщеславие аудитории, которую Радзинский как бы вовлекает в свои игры.
В целом же этот прием основан на том варианте «навешивания ярлыков», когда историческим личностям приписываются мелкие мотивации интриганов коммунальной кухни в расчете на то, что значительная часть аудитории находится именно на таком уровне и «проглотит» подобную информацию без доказательств, привычно меряя окружающих по себе.
Подыгрывание аудитории проявляется и тогда, когда событие, хорошо известное историкам, но мало известное широким массам, объявляется им открытием, которое до того старательно замалчивали.
Здесь наиболее типичным примером является опять-таки Радзинский с его пафосным: «И тогда Наполеон подумал…».
Насколько известно автору, научно разработанной технологии, которая позволяют расспрашивать умерших, на данный момент не существует, а показания многочисленных медиумов историками к рассмотрению не принимаются. Между тем, речь идет именно о том, что автор приписывает политическому деятелю некую мотивацию, которую затем сам же принимает за аксиому, и все его дальнейшие выводы делаются, а факты трактуются, исходя из этой посылки.
Но пафосный рассказ о том, что же именно подумал Наполеон, положенный на лицедейство рассказчика, отвлекает неготовую аудиторию, которая, наблюдая спектакль, начинает воспринимать трактовку, навязанную актером.
К мерам психологического воздействия относятся и те, которые связаны с ограниченностью человеческого восприятия. В этом смысле сюда даже игру с умолчаниями. Однако более явным примером манипуляций такого типа является ситуация, при которой трех или четырех примеров достаточно, чтобы в сознании среднего человека сформировалось представление о тенденции.
Таким образом, если у ревизиониста нашлось некоторое количество фактов, то при минимальной психологической обработке читателя фразами типа «И это далеко не единственные примеры, иллюстрирующие…», они вполне превращаются в доказательную базу. Особенно, если этот прием используется параллельно с окрашиванием текста той или иной эмоцией.