Антитезис

Глава 8

Проснулся Дима от холода. Спал он всегда с открытой форточкой, обычно это неудобств ему не доставляло, но эта ночь, похоже была слишком холодной. Лукшин встал, ежась от холода, накинул халат и пошел в туалет. Вернулся в комнату, протер глаза и выглянул в окно.

— Совсем охренели, — недовольно сказал он, непонятно к кому обращаясь, — снег в октябре? А не рано?

На улице было белым-бело. Ну, не совсем бело — снежный покров, разумеется, был тонким и по нему, перекрещиваясь и переплетаясь, уже тянулись свежие грязные тропинки. Скорее всего, он растает уже к полудню, но…

— Блин, — грустно пробурчал Дима, — опять зима. Ну сколько можно? Где у меня, интересно, теплая куртка?

Прошел в кухню, выудил из глубин холодильника два яйца, на скорую руку приготовил глазунью. Съел, запил растворимым кофе. Не торопясь оделся, нацепил кобуру, рассовал по карманам ключи, документы, оба телефона. Направился к выходу, остановился и задумался. Если все пройдет, как запланировано… то зачем сюда возвращаться? Незачем. И Дима решительно направился к шкафу и вытащил большую спортивную сумку, с которой когда-то ездил в командировки.

Из одежды взял минимум — один свитер, одни запасные джинсы, пару смен белья и носков. Деньги частично запихал в свитер, частично — завернул в джинсы. Задумчиво посмотрел на пакет с гранатами, достал одну, потом передумал и положил ее обратно в пакет. Пистолет — ладно, можно удостоверением отмахаться, а с гранатами, случись что, будет сложнее. Выдернул из компьютера жесткий диск, видеокарту, процессор и память. С сожалением посмотрел на монитор, потом ему пришла в голову хорошая мысль, он улыбнулся, отцепил все провода и аккуратно запихал монитор в сумку, обложив его мягкими вещами. Молния, конечно, не застегнулась, но — ничего страшного, нести можно. Что еще? Зашел в санузел, кинул в сумку зубную щетку и початый рулон туалетной бумаги.

Пошел к выходу, обулся, постоял, оглядывая такую привычную — почти родную — обстановку. Лукшин никогда не считал себя сентиментальным, но что-то в груди защемило.

— Ну, — сказал он вслух, — не будем затягивать прощание. Мне здесь было неплохо, так что спасибо. Всем пока.

Вышел и закрыл дверь на все три замка.

На улице было ожидаемо холодно, дул неприятный влажный ветер, под ногами хлюпала грязная каша. Дима поморщился, втянул голову в плечи и быстрым шагом пошел по привычной дороге к остановке.

Маршрут его проходил наискосок по двору, затем — по узкому тротуару вдоль высотки и тут привычное его движение было самым грубым образом нарушено. Сначала за спиной послышались торопливые шаги двух-трех человек, но Дима и не подумал повернуть голову — мало ли кто там ходит. Потом шагов стало больше, кто-то кого-то окликнул, прозвучали звуки какой-то возни, Дима замедлил шаг и в этот момент мимо него, оттолкнув его к стене, молнией промчались два одетых в черное человека. Из-за спины уже вовсю неслись звуки драки — сдавленные вскрики, хэкание, смачные удары.

Дима испуганно обернулся и почти сразу понял что, в принципе, уже все закончилось и бояться нечего. Шестеро мужчин в черных шапочках с прорезями для глаз и в черных же бушлатах с надписями «РУБОП» на всю спину споро крутили руки троим субъектам гоповатого вида. Двое из них уже лежали на земле и на их руках поблескивали холодным светом стальные браслеты наручников. Третьего один из РУБОПовцев прижимал к стене, выворачивая ему руку. На секунду Дима встретился с ним взглядом и вздрогнул — он узнал его — это был тот самый бритоголовый гопник. Гопник, похоже его тоже узнал — дернулся, что-то злобно прошипел, тут же схлопотал дубинкой в живот и, согнувшись, упал на колени. РУБОПовец повернул голову к Диме:

— Проходите, молодой человек, — сказал он очень спокойно, но настойчиво, — всё в порядке.

— Ага, — Дима кивнул и быстро пошел дальше, время от времени оглядываясь. Откуда-то из дворов задом вырулил УАЗик-буханка, РУБОПовцы потащили задержанных к нему, потом угол дома скрыл от Диминого взгляда дальнейшее развитие событий. Лукшин поправил сумку и припустил бегом — если гопник догадается сообщить, что этот нечаянный прохожий имеет привычку таскать с собой пистолет… то его путешествие может закончиться, даже не начавшись.

До Лехиного дома он добрался часа за полтора — машин на Вернадского было нетипично много для воскресенья и маршрутка ехала медленно. Прошел дворами от Ломоносовского проспекта к издалека заметной высотке, нашел нужный подъезд, набрал код на домофоне. Домофон пиликнул, пошипел и спросил недовольно:

— Кто?

— Дима… Лукшин.

— А…, — негромкое пиликание и щелчок замка.

Дима поднялся на седьмой этаж, поискал кнопку звонка, и, не найдя, толкнул дверь квартиры. Она приоткрылась, и из-за двери тут же послышался громкий лай и, не менее громкий, голос:

— Заходи-заходи.

Но Дима заходить не стал, а наоборот, придержал открывающуюся дверь.

— А меня твой зверь не съест? — спросил он в щель.

Из-за двери донесся веселый смех и кто-то потянул ее на себя. Дима отпустил ручку и шагнул в открывшийся проем, опасливо высматривая собаку. Лай приближался, и, через мгновение из-за угла… выкатился робот. Громко лающий и сверкающий синими светодиодами глаз. Дима поднял взгляд на смеющегося хозяина квартиры и протянул руку:

— Привет.

— Проходи, — сказал Леха, отвечая на рукопожатие. Робот подкатился к Диминым ногам, шумно их обнюхал и куда-то укатился.

— Ребятенку купил, — пояснил Леха, — программу правда подредактировать пришлось, а то на все углы натыкался. Чаю?

— Да нет, — Дима повесил в шкаф куртку и достал из кармана злополучный сотовый, — извини, но мне бы побыстрее. Кстати, я тебе монитор в подарок принес. Мне он не нужен, а продавать некогда…

Леха хмыкнул неодобрительно, но ничего не сказал — молча взял мобильник и пошел в комнату. Дима пожал плечами, достал монитор из сумки и пошел следом.

— Ну-ну, — сказал он, оглядывая обстановку, — в фильмах комнаты компьютерных гениев именно так и выглядят.

Леха фыркнул

— Это временно, — взял со стола пачку сигарет, вытащил одну, — не против, если закурю? Просто я переезжать собираюсь, вот и устроил инвентаризацию — что выкинуть, что продать, что с собой взять.

— Ну… я вроде тоже, — сказал Дима, пристраивая монитор рядом с полуразобранным системным блоком, — вот заодно и продашь. А чё? Тоже деньги.

— Спасибо, — без особой благодарности отозвался Леха, садясь за стол и включая настольную лампу, — таак, посмотрим, что тут у нас… ты тут на душой не стой, сядь вон за тот комп, он тоже в Инете. Анекдоты там почитай, я не знаю…

Дима и сел в кресло перед журнальным столиком. На столике, перед стареньким ЭЛТ-монитором лежала видавшая виды клавиатура. Системника не было видно. Дима заглянул под стол, там их стояло аж три.

— Какой комп-то включать? — спросил Лукшин.

Леха недоуменно оглянулся.

— Никакой. Он включен, спит просто. Нажми любую клавишу. Телефон заряжен?

— Что?

— Телефон твой заряжен?

— Наверно, — Дима пожал плечами, — когда сдох — заряжен был. Потом я его еще заряжал, но не знаю…

— Ага… Слушай, ты уверен, что это — Сони-Эрикссон?

— Покупал его, — удивился Дима, — а чего это ты спрашиваешь?

— Да странно как то… ладно, так попробуем…

Дима пожал плечами и осторожно ткнул пальцем в клавиатуру. Экран щелкнул и через несколько секунд на нем проявилась картинка — браузер с открытой страничкой новостной ленты. «Медиахолдинг „Русь“ приобрел „Соседей“ за 1,5 миллиона долларов». Дима заинтересовался, поискал взглядом мышку, не нашел и прокрутил текст клавишами курсора.

Медиахолдинг «Русь» приобрел 51 процент акций ООО «Инфорком», являющегося единственным владельцем социальной сети «Соседи», насчитывающей, по официальным данным, более 8 000 000 пользователей. «Соседи» занимают 5-е место в российском рейтинге популярности социальных сетей. Теперь из пятерки самых популярных «социалок» в России медиахолдингу «Русь» не принадлежит только Facebook. По словам Михаила Куца, технического директора медиахолдинга, дизайн «Соседей» претерпит некоторые изменения, которые приведут его в соответствие общепринятым стандартам. Он станет более близок дизайну остальных продуктов холдинга, но функционал «Соседей» в целом останется неизменным. Теперь аудитория медиахолдинга «Русь» включает 92,7 % всех российских пользователей социальных сетей.

— Интересно, — сказал Дима, — прикинь, оказывается какой-то медиахолдинг «Русь»…

— Ага, — отозвался Леха, не поднимая головы, — глобализация, панимашь… телевизор всё больше и больше уступает интернету. Те, кто это вовремя понял, и будут стричь купоны все следующее столетие.

— Если еще что-нибудь новое не появится, — Дима прокрутил окно обратно и теперь пытался перейти по другой ссылке. Без мышки это оказалось довольно непростой задачей.

— Вот это да! — вдруг сказал Леха, откидываясь на стуле.

— А? — вскинулся Дима, — ты про что?

— Про телефон твой, конечно, — Леха открыл ящик стола и принялся выгребать оттуда какие-то кабели, — щас… эмулятор… ща подключим…

Дима хмыкнул и уткнулся обратно в экран. Новости политики… экономика… недвижимость… Лазать по интернету с помощью одной только клавиатуры было муторно и неудобно. Леха увлеченно возился на столе, периодически что-то высматривая на экране своего компьютера и издавая удивленные восклицания вроде «О!», «Охренеть!», «Ебицкая сила» и тому подобные. Дима сначала дергался на каждый такой возглас, потом перестал.

— Ты где взял это чудо? — спросил вдруг Леха.

Дима отвлекся от юмористического сайта и посмотрел на Леху.

— В магазине купил.

— Иди сюда. Смотри.

Дима встал, подошел к столу. На столе, разобранный на несколько, соединенных тонкими проводками частей, лежал его мобильник. Экранчик светился и изображал знакомую Диме заставку.

— О! Ты его починил? Здорово!

Леха неопределенно хмыкнул.

— Глянь сюда, где СИМка должна быть.

Дима глянул и увидел пустое гнездо СИМ-карты, в котором торчал воткнутый пинцет. Посмотрел на экран, где светилась надпись «Мегафон». Нахмурился.

— Не понял. Ты как это сделал?

— Это не я. Это твой телефон, который, кстати, телефоном называть язык не поворачивается. Во-первых, проц. Четырехсотый Атмеговский камень в аппараты такого класса просто не ставится. Я подцепился к нему напрямую и даже не сильно удивился, обнаружив там Андроид.

— Что?

— Ну… операционную систему для смартфонов.

— Я знаю, что такое Андроид. Вот только у меня — не смартфон.

— Я вижу. Ну, я попробовал запустить — повисло. Поискал и нашел демона, который просматривает телефонную и записные книжки в поисках определенных сигнатур, и, если находит, вешает систему.

— Ничего не понял, — признался Дима. Леха вздохнул.

— Короче, в системе есть специальная программа. При запуске телефона и просто периодически она ищет в твоей телефонной книжке некоторые телефоны и, если их находит, выключает телефон.

— О! Вирус, что ли? Не думал, что в таком…

— Нет, не вирус. Все сложнее. Намного сложнее. Поставлю-ка, я думаю, СИМку. Ну просто, чтобы в меню войти хотя бы. Есть у меня тут пара дохлых СИМок. Вставляю, включаю. Демона этого я блокировал, так что телефон запускается. Вот только СИМка у меня МТС-овская — раз, давно мертвая — два. А телефон пишет — Мегафон и готов радостно звонить. Я удивляюсь, вытаскиваю СИМку, замыкаю контакт, чтобы он думал, что СИМка на месте, смотрю — Мегафон. Звони-не хочу, кому вообще нужны эти СИМки!? Забавно. Ладно, стал я дальше ковыряться, и что я вижу? Точнее, что я не вижу? А не вижу я GSM-модуля, вот чудо, да? Зато нахожу микруху Ваймакса. Лезу в систему и понимаю, что этот зверь, — Леха с отвращением ткнул в распотрошенный телефон, — поднимает айпи четвертый, коннектится к какому-то серверу, поднимает войс-овер-айпи и уже по нему притворяется обычным телефоном.

— Э… — сказал Дима.

— Погоди, это еще не все! Еще тута есть GPS модуль. Раз в минуту эта гадина считывает с него свои координаты и отправляет на тот же сервер. А еще она непрерывно пишет звук с микрофона, топчет его CELPом и раз в десять минут скидывает куда? Правильно, на сервер. Короче, это не телефон, а адская шпионская хрень. Вот я тебя и спрашиваю, где ты его взял?

— Говорю же, в магазине купил! В «Евросети», на Бутырской, кажись. Две тысячи стоил… и я ни хрена не понимаю… я вроде ничего такого, хотя…

Дима похолодел. «А вдруг это ФСБ? А что, запросто. Эти, наивные, думают, что у них все под контролем, а их уже давно пасут. А я, стало быть… вот блин!»

— Он же сейчас туда…. Выключи!

Дима потянулся к распотрошенному телефону, но получил по рукам.

— Не дергайся, все путем. Жэпээсу евонному я антенну оторвал, а без нее он спутников не увидит и координат своих не узнает. Микрофон я тоже отключил. Можно, конечно, по соте определить, в каком районе он находится, но очень неточно, так что не дергайся. Так что? Кому ты на хвост наступил?

Дима вздохнул.

— Не знаю точно. Может, ФСБ, а может, и ЦРУ какое-нибудь.

— Шутишь? — Леха внимательно посмотрел на Диму, — м-да. Ну ни хрена себе. Слушай, мне проблем не надо. Если что, я знать тебя не знаю.

— Да я понимаю. А ты можешь узнать, что за сервер, куда он… шлет?

— Айпи адрес из пула некоей фирмы, зарегистрированной в Стокгольме. С одной стороны, это ничего не значит — может, это всего лишь адрес непрозрачного прокси, а реальный сервер в соседней квартире стоит. С другой стороны… ты знаешь, что такое ботнет?

— Нет, — Дима мотнул головой.

— Это сеть зараженных особым вирусом компьютеров. В отличие от обычных вирусов они особо не вредят системе, но дают некоему «хозяину» над системой полную власть. И этот хозяин может отдать команду, например, отправить какой-нибудь спам на какой-нибудь адрес; атаковать какой-нибудь компьютер, ну и так далее. Чем больше зараженных компьютеров, тем больше эффективность ботнета.

— Прям скайнет какой-то, — усмехнулся Дима, — а это ты к чему?

— К тому, что меня недавно нанимала… некая фирма. Их сайт был атакован ботнетом. Очень мощным ботнетом, кстати — порядка миллионов компьютеров. Так вот, управление этим ботнетом осуществлялось с адреса, входящего в пул адресов SE direkt — той самой стокгольмской фирмы, что и в твоем случае. Это еще ничего не означает, но настораживает. В любом случае — вряд ли ты купил именно этот телефон. Скорее всего, его тебе подменили. Лично я знать ничего не хочу, но ты себе подумай, кто и когда это мог сделать.

— Черт его знает, — сказал Дима задумчиво, — с одной стороны, я за ним особо не следил. А с другой стороны — особо нигде и не оставлял, он всегда со мной… а вот! Его же… хотя нет… Это бессмысленно. Вот уж кому-кому, а им это точно нафиг не надо.

Дима усмехнулся, мотнул головой.

— Ладно, потом подумаю. Ты телефоны достал?

— Конечно. Есть куда скинуть? Флешка?

— Нет… а, хотя, — Дима поколебался, но все же полез в карман сумки и достал флешку. Ту самую. Леха молча взял ее, воткнул в компьютер.

— Ща, все скину. Все, что в памяти было — телефоны, СМСки, два видео каких-то… ого, здоровые… могут не полезть. Нужны?

Дима нахмурился.

— Не знаю, — сказал он неуверенно, — запусти-ка.

«Итак, тема — саморегулирующиеся системы и… Сазонов, вы что-то хотите?»

— А! — вспомнил Дима, — это мне лекцию в МГУ записывали. Сотри, нафиг уже не надо, да и все равно хреново получилось — там студенты какие-то всю лекцию трепались под самой камерой — лектора ни черта не слышно.

— Под камерой? — удивился Леха, — ты что, там микрофон на кафедре закреплен во всех аудиториях, я точно знаю, сам участвовал в установке этой бодяги. Какой смысл с камеры звук писать? Они, насколько я помню, вообще без микрофонов…

Леха прокрутил файл, запустил.

«А я вообще не думаю, что человек может стать счастливым» — горячим шепотом утверждал кто-то из студентов на фоне негромкого бормотания лектора. Дима поморщился.

— Странно, — сказал Леха, немного послушав, — видимо, переделали, раньше так не было. Ну и дураки. Так что, стираю?

— Ага. Кстати… — сказал Дима, — у меня компа-то нет сейчас, а телефоны мне срочно надо. Может, ты их сможешь сразу на новую мобилу загнать?

— Может и смогу, — пожал плечами Леха, — смотря какой телефон.

Дима вытащил Айфон.

— Ого. Модничаешь? — Леха взял его в руки, покрутил, понимающе усмехнулся, — а-а, Китай.

— В смысле? — удивился Дима.

— Ты что, не в курсе? Купил, как настоящий, что ли? Ха-ха.

— Не, это вообще не мой. Мне его на время дали. А что — подделка?

— Определенно. Разъем наушников на оригинале другой, вот этот разъем — тоже, вот тут яблоко должно быть нарисовано… ну и вообще — по мелочам. Хотя собрано неплохо. Аккуратно. Так-то я против китайских реплик ничего не имею, они по функциональности… — Леха замолчал, пристально разглядывая телефон.

— Что? — заволновался Дима, — что-то не так?

— Возможно, — напряженным голосом ответил Леха, — слушай, ты не против, если я его вскрою?

И, не дожидаясь Диминого ответа, снял крышку и принялся что-то откручивать маленькой отверткой.

— Вообще-то он не мой, — неуверенно сказал Дима, — ты его обратно-то соберешь?

— Не боись, — отозвался Леха, аккуратно разделяя корпус айфона пополам. Вынул какую-то схему, положил на стол, присвистнул.

— Во что же это ты вляпался, а?

— В смысле?

— Смотри сам, — Леха отодвинулся.

Дима, не понимая, нагнулся над столом, осмотрел разобранный айфон, потом перевел взгляд на внутренности своего телефона и начал что-то понимать. Точнее — начал понимать еще меньше, чем раньше.

— Как это? — потрясенно пробормотал он, — он тоже? Но его-то точно Вирджил сам мне вручил. Или он сам не знает…

— Сука! — вдруг рявкнул Леха, рывком пододвинулся к столу и выдернул из айфона какой-то проводок, — вот же мать твою, а! Какого черта ты на мою голову…

— Что случилось?

— Что-что! Он же у тебя включенный лежал в кармане! А значит, — Леха засуетился возле компьютера, — ты во что меня втягиваешь, мать твою? Ща, если не закодировано… но блин, Дима!

Леха выглядел не на шутку испуганным.

— Я же не знал, — начал оправдываться Дима, — я же думал — просто телефон сломался… э, ты че его включаешь? Он же…

— Помолчи! — мрачно сказал Леха, — так, вот этот файл… ща.

Послышалось негромкое потрескивание. Леха прибавил звук, потрескивание и шуршание стали громче.

«…вой зверь не съест?» — вдруг громогласно прозвучало из динамиков, Дима попятился, споткнулся об какой-то разобранный компьютер и чуть не упал. Леха, морщась, уменьшил громкость. Из динамиков звучал лай, потом Димин голос сказал: «Привет».

— Ну ладно, — Леха ткнул куда-то в клавиатуру. Динамики замолчали.

— Повезло, — продолжил он более спокойным тоном, — он не успел последнюю запись отправить. Этот пореже отправляет, раз в час, видимо. Батарейку, наверное, экономит — экран-то большой. Так… запись мы потрем… Ладно. Будем считать, твои друзья еще не знают, что ты уже в курсе их проделок. Больше мобилок у тебя нет случайно?

Дима отрицательно помотал головой. Леха вздохнул, повернулся к столу и принялся возиться над айфоном. Что-то с чем-то соединил, сложил половинки вместе, завинтил микроскопические винтики — Дима внимательно наблюдал из-за спины.

— Ну так что, заливать сюда телефоны? — спросил Леха, не отрываясь от процесса.

— Что? А… — Дима задумался, — а он не зависнет?

— Соображаешь, — похвалил Леха, — зависнет. Я могу отключить этого демона, но не факт, что это останется незамеченным.

— Тогда нет, конечно. Кстати, а из-за какого номера он зависал? Можешь посмотреть?

— Уже посмотрел. В черном списке этого демона пара десятков телефонных номеров и еще всякие разные… сигнатуры. Десять номеров из его списка есть в твоей телефонной книге…

— Чьи? — быстро спросил Дима.

Леха повернул голову и с интересом посмотрел ему в лицо.

— Не знаю. Они лежат в книге не под именами, а под номерами — от единицы до десяти.

— А… — разочарованно протянул Дима, — это не мои, я их у… одного человека слил, — и задумался.

— Ну вот, как новенький, — Леха со вздохом протянул айфон Диме, — включишь, когда на улицу выйдешь. Книгу я на флешку скинул, в принципе…

— Слушай, — проникновенным голосом сказал Дима, — а ты их распечатать не можешь?

— Распечатать, — Леха воткнул уже выдернутую флешку обратно в компьютер, — отчего же нет? Могу.

Открыл окошко со списком файлов, прокрутил его.

— Кстати, — сказал Дима, — ты случайно не знаешь, что это за файлы?

— А ты сам не знаешь? Твоя же флешка?

— Ну… да, но файлы не мои. Там может быть кое-что важное, а я их открыть не могу.

Леха пристально посмотрел на Диму, потом поднял руку и выключил какой-то приборчик, стоявший на компьютере.

— На всякий случай, — сказал он, — а то мало ли… так это маевские три-дэ модели. Судя по расширению…

— Чего?

— Ну система такая есть, 3D моделирования. Я, в принципе, 3D MAX предпочитаю, но майя у меня тоже стояла вроде. Щас… если это они, конечно.

— А что такое — система 3D моделирования?

— Ты же фильмы смотришь? Фантастику всякую?

— Ну?

— Думаешь, как они всяких монстров космических снимают?

— А, — сказал Дима, — понял.

— Ну вот. Действительно, майя, — Леха ткнул рукой в экран, где в окне совершенно незнакомой Диме программы громоздилась невообразимая мешанина линий, фигур, различных менюшек и кнопок.

— Так-так, — сказал Леха, совершая какие-то манипуляции. Линии и фигуры при этом дергались и перемещались, — забавно. Анимация, и довольно подробная… только… бессмысленная какая-то. А ну-ка, другой файл посмотрим…

— Как ты в этом разбираешься? — Дима хмурился и изо всех сил всматривался в окна программы, пытаясь увидеть хоть какой-то смысл.

— Да я особо не разбираюсь, — отозвался Леха, — не мой профиль. А посмотрим-ка свойства… ого, Виртасофт!

— Чего?

— Виртасофт. Фирма такая, 3D моделированием занималась. Лет пять назад ей прочили лавры российского Пиксара, но они потом че-та затихли. А тут в свойствах — автор: Виртасофт. Ничего не слышно было, я уж думал — обанкротились… знаешь, на что это похоже?

— На что?

Леха откинулся на спинку стула, ухмыльнулся.

— Ходит такой слух… довольно глупый слух, но уж больно живучий. Короче, ты же про онлайн-игры знаешь?

— Конечно. Я сам почти год в линейке сидел. Особо не увлекался — некогда было, но некоторые, говорят, сутками сидят. Затягивает — почти как наркотик.

— Так вот. Ходит слух, что существует онлайн-игра, в которую играют сильные мира сего, — Леха ухмыльнулся, — ну всякие политики, банкиры, олигархи. Что там можно выиграть реально охеренные бабки — целый НПЗ, например. Ну и проиграть тоже можно, конечно… и не только бабки. Типа, что некоторые непонятные действия политиков — это их проигранные желания.

Дима недоверчиво хмыкнул.

— Ага, — кивнул Леха, — бред конечно, но ведь дыма-то без огня не бывает? Ну и там все такое, короче. Что попасть в игру можно только по рекомендации, что секретность там похлеще, чем в ЦРУ, что пишут эту игру китайские программисты, прикованные в подвалах к компьютерам, ну и прочая муть. Утверждается, что это не стратегия и не шутер, а такая ролевая игра с элементами квеста. Так вот, если бы это было правдой, оно могло бы примерно так выглядеть.

Леха кивнул на монитор.

— Я там ничего не понимаю, — пожаловался Дима.

— А… так я сейчас отрендерю кадр, чтобы тебе понятно было… ща погоди, как это тут делается… о!

Леха выбрал какой-то пункт меню и на экране появилось новое окошко. Сначала темное, оно начало потихоньку заполняться каким-то изображением. Когда изображение вывелось на треть, Дима заметил в нем что-то знакомое. А когда вывелось наполовину — уже точно знал, что это.

— Нет, — сказал он медленно, — это не игра. Это… я могу тебе рассказать, но не уверен, что ты хочешь это знать…

Леха перестал улыбаться и бросил быстрый взгляд на Диму.

— Тогда не хочу, — сказал он, — Знаешь, это в молодости прикольно. Всякие тайны, заговоры. А мне… У меня жена, ребенок, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Дима.

— Вот и ладно, — быстро согласился Леха. Зажужжал принтер, выплюнув пару листов. Леха потянулся к принтеру, взял листы, проглядел.

— Телефоны твои, — сказал он, протягивая листы.

— Спасибо, — сказал Дима, сворачивая их и засовывая в карман. Достал бумажник, вынул купюру. Подумал, вынул еще одну.

— Не-не, — Леха поморщился, замотал головой, — убери. Монитор же ты оставляешь? Мне хватит.

— Ну, как знаешь, — Дима сложил купюры обратно, — ну так что… пойду, что ли?

Леха пожал плечами, но по нему было видно, что такое развитие событий кажется ему наиболее благоприятным.

— Можем чаю попить… флешку не забудь. Телефон твой старый тебе собрать?

— Зачем? Я его все равно выкину. Можешь себе оставить.

Леха с сомнением посмотрел на разобранный телефон, хмыкнул.

— Ладно… поковыряюсь еще. Интересно все-таки. Детальки отпаяю — пригодятся.

— Ну… я пошел тогда. Проводишь?

Леха кивнул. Дима вышел в прихожую подобрал сумку, повернул замок. С громким лаем из кухни выехал робо-пес.

— Пока, — сказал ему Дима, посмотрел на Леху, — и тебе пока.

— Ты это, — Леха смущенно смотрел куда-то в сторону, — не обижайся, что я так… если б я один был, еще куда ни шло. Я же за своих в ответе…

— Не, ты что? — возмутился Дима, — я понимаю. Наоборот, спасибо тебе огромное, что помог.

— Не за что. Ну, удачи тебе.

— Спасибо, — сказал Дима и вышел в подъезд. Спустился вниз, отошел от дома на пару кварталов и уже только тогда включил телефон. Достал из кармана листы с распечатками и принялся вчитываться в мелкий текст. «О, вот подходящий» Начал набирать номер, потом остановился и хлопнул себя по лбу. «Что я делаю! Они же весь разговор услышат. Не, надо по-другому». Выключил айфон — незачем им знать, что он сейчас другой телефон купит. Пусть думают… ну, неважно, пусть че хотят, то и думают.

Дима вышел к метро и огляделся. Увидел группу киосков и уверенным шагом направился к ним.

— Какой у вас самый дешевый телефон? — спросил он в окошке у скучающего продавца с богатым пирсингом в обоих ушах и колечком в правой ноздре.

— Вам новый… — продавец зевнул, — или подержанный?

— Лучше новый, — сказал Дима, — какую-нибудь Нокию — простенькую, но надежную.

— Ява, FM-радио… — вопросительным тоном начал перечислять продавец, но Дима его остановил:

— Не-не. Самый дешевый.

— Ну возьмите тогда вот…Нокия тысяча восемьсот. Полторы тысячи.

— Э… не понял?

— Нокия тысяча восемьсот, — продавец улыбнулся, — а стоит тысячу пятьсот. Но если это вас смущает, могу уступить за тысячу восемьсот.

— Нет, спасибо… давайте за полторы, — Дима полез в бумажник.

Отошел от киосков, вынул телефон из коробки, коробку закинул в сумку. Вытащил из айфона СИМ-карту, вставил в новый телефон, включил. Телефон пискнул, засветился и предложил ввести дату и время. Дима его просьбу проигнорировал и полез в карман за распечатками.

Женский голос ответил уже по второму из подходящих номеров.

— Юля? — спросил Дима осторожно.

— Да… кто это? Дима, ты что ли?

— Я, — Лукшин разулыбался.

— Как хорошо, что ты позвонил! А я как раз про тебя думала.

— Правда?

— Правда-правда. Ты далеко? Может, заедешь? Я дома и до завтра никуда не собираюсь.

— С удовольствием, — сказал Дима, улыбаясь так ослепительно, что прохожие начали щуриться, — какой у тебя код на домофоне?

— Два-ноль два. Давай. Жду.

С трудом удерживая расползающиеся в счастливой улыбке губы, Дима подошел к киоску с газетами и попросил шариковую ручку.

— Вот эту, по двенадцать рублей.

И столько было в его голосе щенячьей радости, что продавщица, прежде чем достать ручку, некоторое время хмуро поизучала Диму сквозь пыльное стекло киоска, видимо, подозревая какой-то розыгрыш. Лукшин и сам не ожидал, что Юлин голос настолько поднимет ему настроение.

Ехать было недалеко и минут через тридцать он уже быстрым шагом подходил к знакомому двору. Набрал на домофоне код, домофон пару раз протяжно прогудел, потом Юлин голос весело сказал: — «Заходи» и щелкнул замок калитки.

Дима пересек дворик, зашел в подъезд и поднялся на лестничную площадку. За открытой дверью квартиры, слегка наклонив голову и улыбаясь улыбкой Моны Лизы, стояла Юля. Дима засиял и отвесил челюсть — Юля была в коротких джинсовых шортах и обтягивающем желтом топике, на котором отчетливо выделялись бугорки сосков. Дима окинул ее восхищенным взглядом, заметил тонкий браслет на ноге и вдруг понял — она вовсе так не ходит дома, это она его ждала.

— Ваще, — сказал он, показывая большой палец, — я потрясен.

Юля хихикнула, подлетела к нему, затащила в квартиру, и, коротким движением захлопнув дверь, впилась в его губы жадным поцелуем.

— Уф, — сказал Дима переводя дух через, наверное, пару минут, — как стакан коньяка на голодный желудок. У меня аж голова закружилась.

Юля тихонько засмеялась и принялась расстегивать Димину куртку.

— Подожди, — Дима посерьезнел и полез в карман. Достал одну из распечаток, развернул ее тыльной стороной к Юле.

— Давай сходим куда-нибудь? А? Я угощаю!

«Забудь телефон дома», — было написано на бумажке, — «есть разговор. Я кое-что узнал.» Юля прочитала надпись, внимательно и серьезно посмотрела на Диму, потом усмехнулась.

— Ха! Ишь ты! Выгулять решил девцонку? Я ж избалованная, смотри, разорю.

— Ну и разоряй, — серьезно сказал Дима, — на тебя — не жалко.

Юля задумчиво посмотрела на Диму, покачала головой, развернулась, и, бросив через плечо, — «Ща, погоди секунду — переоденусь», — скрылась в комнате. Дима вздохнул и привалился к стене. Он уже давно знал, что означает эта фраза и приготовился к минимум получасовому ожиданию Но Юля его опять удивила. Меньше чем через минуту она вышла из комнаты в платье с черно-красными узорами, чулках-сеточке и пушистым черным платком на шее. Или шарфом. Или хрен знает чем — Дима не настолько разбирался в предметах женского гардероба. От такого скорого преображения Дима удивился настолько, что еле успел подхватить снятое Юлей с вешалки полупальто.

— Быстро ты, — выдохнул он, помогая Юле одеть верхнюю одежду.

— Ага, — Юля кивнула, бросила на него взгляд искоса, потом улыбнулась, — я хитрая. У меня в шкафу всегда несколько готовых комплектов висит, на случай, если надо быстро одеться. Дешевый фокус, скажу я тебе, но некоторых мужиков так пробивает, что они только за это жениться готовы, — и она серебристо рассмеялась. Дима тоже посмеялся, хотя упоминание «некоторых мужиков» неприятно резануло. Юля влезла в сапоги на высоком каблуке, застегнула молнию, выпрямилась, шагнула назад и слегка изогнулась.

— Как я тебе?

— Отпад, — честно признался Дима.

Юля улыбнулась.

— Ну пошли тогда. Тут хорошая кафешка итальянская есть на углу. У них такая лазанья вкусная, — глянула искоса, — это я намекаю.

— Ага, — Дима кивнул.

— Не боись, не понтовая. Вполне демократичная… для центра, разумеется.

— Да неважно, — Дима вышел на площадку, подождал пока Юля закроет дверь и пошел вниз, к выходу.

По дороге Юля ничем не заикнулась насчет обещанного Димой разговора — наоборот, была беспечна и весела. Может, даже чересчур. Весело смеясь, рассказывала всякие случаи с работы, походу выдавая такие нелицеприятные характеристики некоторым весьма известным личностям, что Дима даже оглядывался нервно — вдруг кто из прохожих услышит. Смеялся вместе с ней, поддакивал, соглашался, а сам — дико страдал от нереальности происходящего. Нет, не от нереальности — вот же оно все, куда реальнее — а скорее, от скоротечности. Как клерк, весь год сутки напролет корпящий в пыльной конторе, грустит в последний день недельного отдыха в турецком оллинклюзиве. От того, что происходящее сейчас — не навсегда, от того, что это закончится — и очень скоро. Обыденность ситуации (ну что такого — идет парень со своей девушкой) только усугубляла. «Ну что за я человек», — думал Дима, машинально улыбаясь и кивая, — «ну почему нельзя так жить — каждый день? Идти по улице с любимой девушкой, с такой, что встречные мужики оборачиваются вслед (да, да, ты, длинный, нефиг грудь выпячивать — она тебя даже не видит), идти в ресторан и не думать о том, какой будет счет и насколько глубокую дыру он проделает в моем бюджете. Не раз в месяц по расписанию, и не когда премию дадут, а в любой день — просто так.»

— Вот, — сказала Юля, перебивая его самокопания, — «Рисорджименто».

Дима посмотрел на вывеску, сказал:

— Ага, и в самом деле, — потянул на себя ручку двери и отстранился, пропуская Юлю.

Кафе Диме понравилось. Небольшое, уютное, стилизованное в кантри-стиле с, видимо, итальянским акцентом. Похоже, было оно переделано из пары квартир первого этажа, потому что зала как такового тут не было, а было множество закутков, где стояли круглые деревянные столики. Несмотря на выходной, народу было мало.

— Вечером народу больше бывает, — сказал Юля, садясь на выдвинутый Димой стул, — иногда сесть некуда, а после восьми столики они не заказывают.

— Ай-яй-яй, — сказал Дима, садясь напротив.

Неслышной тенью подлетел официант. Юля, грустно вздохнув, заказала салат с тунцом и двойной «секс на пляже». Причем «секс на пляже» она произнесла таким голосом, что Дима даже покраснел и тут же порадовался полумраку зала. И посочувствовал бедолаге официанту. Сам он заказал медальоны из свинины, лазанью (получив в награду благодарную улыбку Юли) и пиво.

— Ну так и зачем ты меня сюда вытащил? — спросила Юля, когда официант, принеся напитки, сказал: «салат будет через пять-семь минут, горячее — через полчаса» и растворился в полумраке зала.

— Э… ща, — сказал Дима. Вытащил айфон. Леха, наверное, предупредил бы его, но — береженого бог бережет — и Дима на всякий случай вытащил из него аккумулятор. Потом достал свежеприобретенную «Нокию», выключил ее, а потом — вытащил аккумулятор и из нее. Сгреб все детали и запихал их в карман. Юля наблюдала за его манипуляциями с понимающей улыбкой.

— Паранойя — это не диагноз, а образ жизни, — сказала она, — что, тоже проняло? Зря дергаешься, телефоны ни при чем.

— Почему ты так думаешь? — удивился Дима. Удивился не столько заявлению, сколько уверенности, с которой Юля это сказала.

— Я проверяла, — она отодвинула носом трубочку и хлебнула коктейль прямо из фужера, — как я начала чувствовать, что меня пасут, так телефон в первую очередь проверила. У меня благодарных знакомых много… из органов в том числе. Нет у меня никакой прослушки в телефоне, так что я могла б свой дома и не забывать. По идее я обязана его все время включенным рядом с собой держать — не дай бог Верка позвонит — потом год мозг грызть будет.

— Я на всякий случай, — сказал Дима, — у меня-то точно есть, и именно в телефоне. Я тоже проверял.

Юля поставила фужер на стол и вопросительно посмотрела на Диму. Дима помотал головой:

— Сначала скажи. Ты медосмотр часто проходишь?

Юля пожала плечами, отвела взгляд.

— Раз в месяц.

— Часто, — напряженно прокомментировал Дима.

— Так, — Юля побарабанила пальцами по столу, — работа такая, должен понимать, не маленький. Раньше, когда я феей была, я вообще сама раз в неделю проходила, причем — за свой счет, конечно же. А как же? Здоровье — это самое главное.

— А когда последний раз проходила?

— Ты это к чему? — Юля нахмурилась, поизучала Диму вопросительным взглядом, но ответа не дождалась и пожала плечами:

— Да вот как раз поза… нет, третьего дня… а что?!

— Ну, значит, месяц у нас еще есть.

— Месяц?

— Ага. Нет у тебя дома никаких камер… то, есть, может и есть, но дело не в них. Они научились считывать воспоминания, — Юля закрыла ладошкой рот и вытаращила глаза, — и просматривают их. Все, что делал, что говорил, и даже — что думал. Томогораф, который на медосмотре — вовсе не томограф…

Юля не выдержала и расхохоталась.

— Как параноик со стажем, хочу тебе сказать, — она положила свою ладонь поверх Диминой, — вот это — уже диагноз. Даже я до такой шикарной мысли не додумалась.

Дима сердито стряхнул ее ладонь.

— Не веришь. Ну да, я бы тоже не поверил. Вот только Вирджил мне сам об этом сказал. И рассказал… про меня… такое, что… короче, никто не знал.

— Камеры, подслушка, — Юля пожала плечами, — поверь опыту старой проститутки — все без исключения фантастические рассказы имеют под собой самое что ни на есть прозаическое объяснение.

— Вовсе ты не старая, — возразил Лукшин. Юля хихикнула. Дима смутился.

— Я не то хотел сказать… в смысле… а, проехали. Ты же сама говорила, что у тебя нет камер, и мистика какая-то?

— Я говорила, что не нашла. И что в мистику не верю, — мягко сказала Юля, — знаешь, какие камеры бывают — с булавочную головку?

— Никакие камеры мысли не записывают!

— Хороший психолог… — Юля пожала плечами.

— Блин, Юля! Я их видел! Записи эти. Мне Вирджил показывал. Эти записи воспоминаний… расшифрованные, — какая-то важная мысль молнией мелькнула у Димы в голове, он даже замолчал пытаясь ее поймать и осмыслить, но не успел. Встряхнулся, продолжил, — Они почти как видео, но не видео. Там все такое… местами упрощенное, местами искаженное, но все-превсе. Все записывается — что увидел, что услышал. И все мысли и впечатления — тоже.

— Видел?

— Своими глазами. Эта машина… которая мысли читает — она… основа их идеологии. Они переворот готовят, Юля. И хотят, чтобы эта машина определяла, какие люди — хорошие, а какие — плохие. И чтобы вообще все люди через эту машину проходили, со временем. Чтобы все знали про всех абсолютно всё. И тогда, раз скрыть ничего невозможно, то и преступлений никаких не будет.

Юля молчала, глядя на Диму округлившимися глазами и было в ее взгляде что-такое, что он понял: на этот раз — поверила.

— В принципе, — пожал Дима плечами, — в самой идее что-то есть, это да. Возможно, в этом направлении и надо двигаться, вот только насчет реализации я опасаюсь. Уж больно по-русски это… чтобы, раз — и все в шоколаде. Так же не бывает.

— А зачем он тебе это сказал? — спокойно спросила Юля, — я вот два года работаю, и мне никто и не намекнул даже. Ты же — неделю не проработал, а уже…

Дима вздохнул.

— А им нужно, чтобы я в теме был. Они из меня «певца революции» готовят. Это не я придумал, это Вирджил так сказал, слово в слово. С чего-то решили, что из меня может Маяковский получиться, — Дима саркастически улыбнулся.

— Может-может, ты не сомневайся, — подбодрила его Юля и тут же, без паузы, громко заявила, — но ты понимаешь, что это просто феерический пи…ец!

В полупустом зале ее восклицание прозвучало особенно громко, сидевшие за столиком у окна две внушительные матроны прервали свой негромкий разговор и неодобрительно посмотрели в сторону их столика.

— Тихо-тихо, — сказал Дима, — а то нас без никаких устройств за километр…

— Ты понимаешь, — Юля ничем не показала, что услышала его предостережение, но говорить стала потише, — ты понимаешь, что будет, если они действительно придут к власти? А ведь они могут… но что им, мало, что ли? Мало того, что за семьдесят лет сделали тут страну безвольных нытиков, теперь хотят сделать страну психопатов?

— Почему психопатов? Идея-то в принципе, неплохая, если вдуматься.

Юля хмыкнула, скосила глаза и кивнула официанту, принесшему салат. Подождала, пока он отдалится.

— Почему? А потому. Знаешь, в кого вырастают мальчики, которым дрочить запрещают? Ловят их на этом, по пальцам бьют, руки на ночь к кровати привязывают… я б тебе порассказала… и представляешь — целая страна таких… бррр.

— Да никто ж не запрещает, — попробовал возразить Дима, — вовсе нет. Просто если то, что ты делаешь — не опасно для общества, так ничего в этом стыдного и нет. А если опасно — так пусть все знают. Нечего.

— Я смотрю, — усмехнулась Юля, — они тебя уже хорошо обработали.

— Я… нет, — Дима смутился, — просто… почему нет? Что такого страшного-то случится, если все всё узнают?

— Что страшного, в том, чтобы выпустить наружу все дерьмо? Да мы утонем на хер все! Захлебнемся. Ты хоть представляешь себе, сколько дерьма таится в каждом среднестатистическом человеке?

— Представляю, — Дима сокрушенно вздохнул, — я же и сам — среднестатистический человек.

Юля весело рассмеялась.

— Боже, какой же ты наивный, — тепло улыбаясь, сказала она, — да у тебя на лице написаны высшее образование, благополучное детство и интеллигентные родители. Ты думаешь, то, что ты бережно хранишь в самом темном уголке своей души — это — дерьмо? Да это розовый сад по сравнению с настоящим дерьмом, поверь мне.

— Ну ты же не знаешь… — насупился Дима и осекся под хищным Юлиным взглядом.

— Эх, — сказала она с сожалением, — так взяла бы и отымела тебя. Прямо тут на столе. Но потом другое кафе искать, а это и расположено хорошо и кухня недурная… придется держать себя в руках. А может как-нибудь… тихонько? А?

— Ой, — сказал Дима.

— Не пугайся, — Юля прищурилась и сунула Диме под нос вилку с насаженными кусочками чего-то растительного, — попробуй, вкусный салат. Не дергайся, я шучу. Почти. У нас же серьезный разговор, какие тут сиськи-письки? Не положено. Ни-ни.

— Ты все смеешься, — жалобно сказал Дима, — я вот решил уехать. Из Москвы и вообще. Сбежать. У меня испытательный срок заканчивается и скоро… скоро я уже уехать не смогу. Поехали со мной, а?

Юля грустно улыбнулась, задумчиво поковыряла салат.

— Ты мне нравишься, Дима. Я бы сбежала с тобой. Если бы могла. Если бы могла, я бы уже давно сбежала. Помнишь, я тебе про чутье рассказывала? Думаешь, легко жить и делать вид, что все нормально, когда в мозгах круглосуточно воет сирена? Но вот беда, — Юля отложила вилку, подняла взгляд, — не могу я уехать, Дима. Я тут — до конца.

— Но почему? — горестно спросил Лукшин, — почему? Хоть объясни мне, может вместе найдем какой-нибудь способ. Почему не можешь?

Юля отвела взгляд, без аппетита проглотила несколько кусочков салата.

— Знаешь один из простых законов житейского счастья? Никогда не задавай вопросов, на которые не хочешь услышать честный ответ.

— Мне не нужно такое счастье, — зло сказал Дима, — это из-за Барона, да?

Юля поперхнулась.

— При чем тут он?

— Я вас видел, — признался Дима, — я… когда ж это было… в четверг вроде. Ты его провожала… просто клиентов так не провожают.

— Дурак ты все-таки, — сообщила Юля, но развивать тему не стала, а принялась быстро доедать салат.

— Он у них один из главных, — сказал Дима, — если не самый главный. Он все контролирует… знаешь, сколько он уже людей убил? Своими руками, причем.

— Он может, — спокойно отозвалась Юля. Дима поник — не такой реакции он ожидал.

— Но если ты остаешься… — сказал он, — то через месяц, когда ты на медосмотр пойдешь…

— Не пойду я ни на какой медосмотр, — Юля тряхнула головой, — если бы я раньше знала. Гадость какая, как представлю, что всё, о чем я… аж блевать хочется. Стопудово эту вашу идею придумали мужики, причем такие, как ты — чистенькие и благополучные. Ни одна баба в здравом уме до такого не додумается. И кстати — всех женщин в этот томограф силком или обманом придется тащить, добровольно ни одна не пойдет, зуб даю.

— Почему?

— Потому что! Ты у проктолога был хоть раз?

— Нет, — Дима смутился, — а причем тут это?

— Притом… не понимаешь ты ни фига, и не поймешь.

Дима усмехнулся.

— Мама мне так часто отвечала в детстве. Когда я спрашивал «почему», она говорила «потому, что кончается на у».

Юля вздохнула. Сверкнула глазами.

— Ты вообще представляешь, каково это, когда в тебе кто-то копается? Ну о каком понимании может идти речь, а? Как ты можешь утверждать, что кого-то понимаешь, что понимаешь, что ему нужно, а что — не нужно, если живешь совершенно в другой жизни? В другой вселенной? Вечно эти восторженные идеалисты напридумывают всякого, а людям потом разгребать. Историю какой революции не возьми — всегда всё затевают образованные интеллигентики из благополучных семей. И чего им не хватает — деньги есть, шею гнуть не надо, живи себе, радуйся жизни, е…и прислугу да катайся по заграницам — нет, надо сделать всех счастливыми… ты б сначала хоть чуть-чуть узнал, что такое — счастье… Они же инопланетяне! Что им знать, про счастье и несчастье? Слышал анекдот про Санта-Клауса в африканской деревне? Прилетает такой, на оленях. Толстый, щекастый. Оглядывает пухнущих от голода детишек и говорит хитро: «а подарки получат только те из вас, кто хорошо ку-у-ушал в этом году». Да пошли они в жопу со своими подарками, Санта-Клаусы гребаные!

— Ты похожа на Жанну Д`Арк, — сказал Дима, откровенно любуясь.

— Можно подумать, ты с ней знаком, — пробурчала Юля и, похоже, слегка смутилась. «Вот те раз», — подумал Дима, — «ты и смущаться умеешь, что ли?»

— Не знаком, но представлял именно такой. Такой…

— Пламенной? — подсказала Юля и хитро ухмыльнулась.

— Да! — обрадовался Дима, потом понял, что попался, и в досаде стукнул кулаком по столу, — да нет, блин! Не в том смысле. Подколола, да?

— Тебя подкалывать даже неинтересно. Слишком легко ведешься… ты что-нибудь знаешь, когда они начать планируют? И как?

— Не особо, — Дима пожал плечами, — что я там — невелика сошка. Больно им нужно меня в свои планы посвящать. Но, похоже, скоро. Пару раз слышал случайно — что планы и сроки утверждены и уже всё спланировано. Примерно так. Так что, наверное, неделя-две. Может, месяц. Мне так кажется.

— Хреново, — сказала Юля, — времени мало, а ничего толком неизвестно. Ты когда удирать надумал?

— Прямо сейчас.

— Вот как? Ты концы уже обрубил? Может, останешься еще ненадолго, попробуешь узнать — кто, как, где? У меня есть знакомые и там тоже, — она ткнула пальцем вверх, — только если я просто приду и это все выложу, мне, боюсь, не поверят. Подробности нужны. Явки, пароли, адреса…

Дима поежился.

— Понимаешь, мне кажется… я специально не спрашивал, но похоже на то, что я буду в той группе, которую ежедневно просвечивают. И Штирлица из меня просто не получится. Можно же не говорить этим твоим… знакомым… всякие подробности. Просто — предупредить, что переворот готовится. А они уж начнут рыть — что-нибудь накопают. Кстати, — оживился Дима, — мне кажется, что ФСБ их уже пасет. Понимаешь, им нет никакого смысла мне телефон с подслушкой подсовывать. Ну ни малейшего. А второй телефон, который мне Вирджил дал на время — он вообще не мой, самого Вирджила, скорее всего. Так он тоже с прослушкой! Так что, может, и не будет ничего. Арестуют их всех и посадят. И будут по телику трубить, как предотвратили революцию.

— Угу, — задумчиво сказала Юля, кусая губы.

— Даже если и не так, то быстро такие вещи не делаются. Не может быть такого, что проснулся утром, а там — уже все по-новому. Вон, даже Вирджил сомневается, что все по плану пойдет, а уж на самом-то деле. Да и вообще, простых людей еще неизвестно когда коснется — машина-то у них одна.

— Что? — встрепенулась Юля, — одна машина? Почему?

Дима пожал плечами.

— Не знаю. Вирджил сказал мне, что они пытаются ее повторить, но пока не получилось…

— Дима, — серьезно сказала Юля, — её надо уничтожить.

Лукшин, как раз отхлебывавший пиво из высокого стакана, фыркнул, поперхнулся и закашлялся.

— Ты шутишь? Ты точно шутишь. Да если она у них действительно одна, то представляешь, как ее охраняют?

— Где она находится?

— Понятия не имею, — Дима пожал плечами, поколебался, но продолжил, — мне Вирджил вообще-то говорил, что завтра мы съездим на нее посмотреть, но…

— Так съезди.

Подошел официант и поставил на стол две благоухающие пряными ароматами тарелки. Дима кивком поблагодарил его и пододвинул тарелку с лазаньей Юле.

— Нет-нет, — она отодвинула тарелку, — это всё твое. Я только немного у тебя попробую… м-м-м, как вкусно…

Дима отхлебнул пива и принялся за медальоны.

— Так что, — жуя кусок лазаньи, спросила Юля, — ты их всех уже на…й послал ровным строем? Вслух и письменно?

— Нет, я еще вообще ничего им не сказал.

— Так узнай тогда. Мне больше ничего не надо, кроме как где эта хреновина находится. Узнаешь, потом — вали огородами. А?

— Ну, — Дима засомневался, — наверное, можно… а ты потом что с этим сделаешь?

— Придумаю что-нибудь, — многообещающим тоном сказала Юля, отковыривая еще кусок лазаньи, — ну не козлы, а?

Замолчала и задумалась, продолжая потихоньку ковырять стоящую перед Димой лазанью. Дима сначала хотел было подтолкнуть к ней тарелку, но потом передумал и занялся своим блюдом. «Значит, я еще не уезжаю. Ну ладно. Надо все обдумать — все шпионы попадаются на мелочах… ничего он не забыл? Допустим, они знают, что я заходил в какой-то дом, что-то там делал целый час, а что — никакой информации. Подозрительно? Еще бы. Хотя стоп, это же не они. А ФСБ. Или ЦРУ».

Дима вздохнул — «Еще одно неизвестное в и без того сложном уравнении. А Вирджил, по идее, ничего не знает — зачем ему? Он в любой момент может сунуть меня в томограф и узнать всё то, в чем я самому себе признаться боюсь. И он знает, что я это знаю… тоже любопытный момент, кстати»

— Может, ты хоть попробуешь? — жалобно спросила Юля, — вкусная лазанья, правда.

Дима недоуменно посмотрел на тарелку, на которой сиротливо лежал малюсенький, обгрызенный со всех сторон, кусочек, и торопливо принялся допивать пиво, пряча за стаканом улыбку.

— Я знаю, ты там смеешься, — обвиняюще сказала Юля, — смейся-смейся, я тебе это припомню.

— Нет-нет, ты что, — сказал Дима дергающимся голосом, взял вилкой кусочек, прожевал, проглотил.

— Ну как?

— Вкусно! Ваще, — убедительно сказал Дима, хотя толком ничего не распробовал.

— Я ж говорила. Жаль, не была никогда в Италии, не знаю — там вкуснее, или тут.

— Не была? — удивился Дима.

— Я нигде не была, даже в Египте… официант!

Пробегавший мимо официант сменил курс и подлетел к столику.

— Счет, — сказала Юля.

Официант кивнул и исчез.

— Уже всё? — огорчился Дима, — может еще что-нибудь… десерт, чай?

— Дома чай попьешь, — сказала Юля и подмигнула, — у меня. Это же будет подозрительно, если ты меня выгулял, а напоследок не жахнул. А, Штирлиц, как же так?

Дима почувствовал, что краснеет.

— Я, вообще, собирался предложить… — сказал он, — но не знал, как ты отнесешься. Тема-то серьезная… мало ли

— Действительно, — согласилась Юля, — такую тему подняли, серьезную, угу… опасную даже, а тут — на тебе. Но я нашла выход: мы будем трахаться серьезно и торжественно. С осознанием. Никаких шуточек. Не-не.

Дима засмеялся:

— Да ну тебя.

Достал бумажник, с кивком взял принесенный счет, заглянул в него, вынул две тысячные купюры. Встал, снял с вешалки Юлино пальто.

— Ты не многовато чаевых ему оставил? — тихонько поинтересовалась Юля.

— Эх, — сказал Дима, надевая свою куртку, — когда-то я еще в следующий раз пойду с девушкой в ресторан? Может, и вовсе никогда. Что ж не шикануть напоследок?

— Позер, — прокомментировала Юля и потянула его к двери.

Погода опять испортилась — шел снег вперемешку с дождем, холодный ветер бросал эту неприятную смесь то в лицо, то за шиворот. Дорогу до Юлиного дома они почти пробежали, только перед самыми воротами Юля остановилась и спросила:

— Что-нибудь еще сказать хочешь? Дома я на такие темы не разговариваю.

Дима хотел ответить, что теперь-то смысла в этом нет, но не стал.

— Да нет, пожалуй… всё главное я тебе сказал.

— Тогда бежим.

В квартире отобрала у Димы мокрое полупальто, повесила на ручку двери. Залезла холодными пальцами ему под свитер — Дима ойкнул и поежился.

— Замерзла, — сказала она и звонко чихнула, — ты тоже весь мокрый — снимай джинсы. Бежим греться!

— Куда? — поинтересовался буксируемый Дима.

— В ванную! Петрович, кыш — промокнешь!

Затащила Диму в комнату, ничуть не уступавшую площадью той, в которой Дима жил последние полтора года, крутанула какой-то вентиль рядом с громадной угловой ванной. Из потолка, точнее, из большого диска на потолке, поначалу принятого Димой за вентиляционную отдушину, полились потоки воды. Комната начала наполняться паром.

— Ой-ёй-ёй, — стуча зубами, Юля быстро разделась догола, раскидывая одежду как попало; залезла в ванну, встала под струи и, закрыв глаза, блаженно вытянулась.

— Ммммм, кайф какой, — открыла глаза, — лезь сюда. Одежду на пол кидай — пол теплый, высушит.

— Ага, — Дима с готовностью закивал головой, — щас я, быстро. Разделся, аккуратно сложив джинсы на полу в уголок. Рядом положил свитер и, поверх него, остальную одежду. Посмотрел на стоящую в потоках воды обнаженную Юлю, радостно улыбнулся и шагнул в ванну.

— Ого, — сказала Юля, не открывая глаз, когда Дима случайно (ну, почти случайно) наткнулся на нее самой выступающей частью своего тела, — не торопись, я еще не согрелась.

— Да я… да, — Дима подошел к ней вплотную, потом, повинуясь непонятному порыву, крепко обнял ее. Он ожидал, что она сейчас вырвется и еще как-нибудь язвительно прокомментирует, но Юля молча прильнула к нему и прижалась щекой к плечу. Дима улыбнулся и поднял голову навстречу теплым каплям.

— Всю жизнь бы так стоял, — сказал он тихонько минут через пять.

— Не то, чтобы я сильно против, — с нарочитым сожалением сказала Юля, — но, что трахаться не будем, нет?

Дима засмеялся.

— Так замерзла, так замерзла, — пожаловалась Юля, опускаясь на колени, — что выходить не хочется. Тебе когда-нибудь глубокий минет делали?

— Да, — многозначительно сказал Дима. Юля отклонилась в сторону, чтобы капли не летели в лицо и вопросительно посмотрела на Диму.

— Ты и делала, — признался он, — в прошлый раз.

Юля хмыкнула.

— Это разве минет? Так, два движения. Сейчас поймешь, как должно быть. Знаешь, сколько я с бананом тренировалась? До того, как феей стать, даже до того, как член первый раз вживую увидела.

— Зачем? — удивился Дима.

— Дура была, — безапелляционно заявила Юля, взяла головку в рот и медленным движением придвинула голову вплотную к Диминому паху; лизнула яички. Отстранилась, сглотнула.

— Но в жизни пригодилось, как видишь.

— Ых, — сказал Дима, прислоняясь спиной к стене и прерывисто выдыхая, — наверное, я в раю. Ч-чем заслужил — неп-понят… но.

Юля ничего не ответила — рот был занят.

Закончилось все достаточно быстро — намного быстрее, чем хотелось бы Диме.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала Юля, вставая и потягиваясь, — и согрелась, и десерт. Сейчас можно и чаю.

Дима почему-то чувствовал себя неловко.

— Я думал, мы еще, это… того… Что-то ты меня быстро…

Юля усмехнулась, подмигнула: — А как раз чтобы тебя на подольше хватило. По второму-то разу. Ты не боись, я своего не упущу.

Она вылезла из ванной, наскоро вытерлась, потом накрутила полотенце на голову и показала Диме на висящее неподалеку второе:

— Это — твое, — и, нарочито виляя бедрами, вышла из ванной.

— Эх, — сказал Дима, — шарман, однако.

Обтерся полотенцем высушил волосы, одел еще не высохшие, но — хотя бы теплые — джинсы, посмотрел в зеркало, пригладил пятерней волосы и пошел искать Юлю. И нашел — на кухне. Юля сидела за столом, одетая в белый пушистый халат, осторожно отхлебывая густой чай из исходящей паром стеклянной чашки.

— Я тебе налила, — Юля подула на чай, — садись. Извини, к чаю — только сушеные мандаринки.

Дима сел за стол, взял одну дольку, попробовал.

— Кислые!

— Угу.

— Хм, — Дима оглядел почти пустой стол, — фигуру бережешь?

Юля стрельнула в него сердитым взглядом, фыркнула, но ничего не сказала.

— Не, такую фигуру можно и поберечь, — сказал Дима примирительным тоном.

Юля снова фыркнула. Поставила чашку.

— Что б ты понимал, опять же. Ты вот сладкое любишь?

Дима пожал плечами:

— Ну, не то чтобы очень. Могу и обойтись.

— А я вот — люблю, между прочим. Щас бы профитрольку с заварным кремом, или вот пончик… свеженький, еще теплый… с сахарной пудрой… м-м-м… душу бы продала. Но нельзя. Есть у меня склонность к полноте — семейная. Папаша у меня на центнер тянет, да и маман недалеко от него отстала. А мне, с моей работой, полнеть, сам понимаешь, никак нельзя. Ну и не только в работе дело…

— Ну да, — сказал Дима, просто чтобы что-нибудь сказать. Юля бросила на него косой взгляд.

— Думаешь, чего это я, да? Я к тому, что знал бы ты, как я иногда ненавижу тех, кто спокойно трескает пирожные у меня на глазах! Прямо хочется иногда подойти и сказать, ты, корова тупая, посмотри какая ты толстая, хватит жрать! Ужас, да?

— Ну… — Дима слегка растерялся, — даже не знаю…

— Чего — не знаешь? Ужас, конечно. Какое мое дело — ну не следит человек за фигурой, может это его вообще не колышет, что мне — жалко, что ли? Так ведь нет — так, знаешь, скручивает от злости иногда… прям врезала бы. Я думаю — знаешь что? С сексом — то же самое.

— В смысле? — насторожился Дима.

— Ну вот смотри — практически во всем цивилизованном мире тема секса — запретная. Картинки и фильмы на эту тему — под запретом, ну, в той или иной степени. Удовольствие, получаемое от секса, считается каким-то неприличным; до восемнадцати, а где и — до двадцати одного — об этом и знать ничего не положено. Вон, в интим-магазины — до 18 лет вход воспрещен. Да после 18 там ничего интересного-то уже и не остается. И порнуху по первому каналу не крутят. Почему?

Дима пожал плечами.

— Чтобы дети не видели. А то насмотрятся, потом станут… извращенцами какими-нибудь. А так — где ты запрет нашла? Есть же каналы спутниковые… покупай приемник, и смотри сколько хочешь.

Юля внимательно посмотрела на Диму с презрительным прищуром.

— А самому подумать? Как люди друг друга мучают и убивают, это детям можно смотреть, да? А как друг другу удовольствие доставляют — нельзя?

— Нет. Как убивают — тоже нельзя.

— Это ты так думаешь. А общество так не думает. Вон — включи телевизор. Что ни новости — так всякие теракты и расчлененные трупы. Как кино — так убийства и унижения. Развороченные мозги крупным планом можно показывать, а минет — нельзя. Как в человека нож втыкают, можно показывать, а как х…й — нельзя. Почему?

Дима задумался.

— Ну, может, ты и права. Что удовольствие под большим запретом, чем страдания. Наверное это наследие еще совсем недавней, по историческим меркам, всеобщей религиозности. Во многих религиях же все телесные удовольствия — грех.

Юля мурлыкнула, улыбнулась и отхлебнула чай.

— А религия почему плотские удовольствия запрещает? Ну, с обжорством, например, все ясно — вредная привычка и нечего ее поощрять. Кстати, обществом чревоугодие особо не порицается. Ты можешь спокойно получать удовольствие от еды хоть один, хоть на людях, хоть с любимой, хоть с друзьями — без проблем. А с сексом — не так.

— Сдаюсь, — сказал Дима, — так почему же?

Юля победно улыбнулась.

— Да все просто! Я всё про то же понимание. Просто нужно самому прочувствовать что-то похожее и всё становится ясно. Дело в том, что люди не любят тех, кто получает удовольствие, которое они сами — по той или иной причине — получить не могут. Вот как я со сладким. А теперь — про секс. Пока молодой — все в порядке. Трахаешься, радуешься жизни, радуешься за своих друзей, когда у них все в порядке с этим делом. Сочувствуешь, когда не в порядке… а потом… ты чай-то пей. Остынет.

— Ага, — отхлебывая из чашки, — а что потом?

— А потом, — торжественно и мрачно сказала Юля, — наступает старость! И вот смотрит такой папаша на своего молодого сыночка. Как он то одну телочку выгуливает, то другую. То сразу двоих. И он же не может признаться, сказать, чувак, у меня уже пять лет как не стоит, так не травил бы душу, а? Не-ет. У людей так не принято — в своей ущербности признаваться. И он начинает его прессовать: это неприлично, это непристойно. Но совсем-то запретить — никак. Инстинкты, то-се, да и вымрем просто! Вот и начинают родители детишек ограничивать, чтобы они их не травили недоступными удовольствиями. Что можно только тихо, только под одеялом и под покровом ночи, и только — с одной и чтоб пострашнее была (как они говорят — красота не главное, главное, чтобы хозяйственная). А дети — они же родителям верят! Даже когда подрастут — меньше, но все равно — верят. Все равно что-то там откладывается в памяти. А лет через тридцать-сорок вспоминает он родительские слова и думает себе: «Бли-ин, папаша-то — прав был. А я дурак, не понимал. Сейчас-то понимаю — мерзость это». И давай своих детишек с двойным усердием прессовать. Вот так — пару тысяч поколений — и получите: «Он сказал — вагина! Хе-хе-хе-хе!». А всего-то — элементарная зависть, немного подкрепленная физиологией.

— Ну… — сказал Дима, — так а что ты тогда так взъелась на ту идею — что все всё знают? Вот смотри, если дети будут знать, что думают родители на самом деле, так и…

— Наивный ты. Ты думаешь, если не оставить людям возможности делать что-то плохое, так они этого делать и не будут?

— Ну… да!

— Я ж говорю — наивный. Да ничего подобного. Они исхитрятся, извернутся, обойдут все запреты и в результате это плохое станет еще хуже. Человека нельзя насильно сделать хорошим. Человек может стать лучше только в одном случае — если он сам решит так сделать. Вот чиновник минобразовский из сегодняшнего выпуска новостей. Думает себе про молодежь — ишь, веселятся, гуляют, что бы придумать такое, чтобы им жизнь мёдом не казалась? Но вслух он так не говорит, вслух он говорит что-то вроде: беспокоит меня распущенность, даже, не побоюсь этого слова, распутность нынешней молодежи, и потому предлагаю ввести комендантский час с одиннадцати вечера для лиц моложе шестнадцати лет. А слушатели его — такие же старые пердуны — встают и аплодируют. И опаньки. Ну сделай ты так, что его мысли будут всем видны, думаешь, он сразу перестанет завидовать молодым? Да ни фига! Просто он чувства свои глубже загонит. Раньше не говорил, теперь будет не думать. Будет истово верить, что действительно радеет за воспитанность и благочинность подростков, а в настоящих своих чувствах даже себе признаваться побоится — узнают же! И знаешь, что самое печальное?

— Что?

— Да то, что во втором случае гнобить подростков он будет куда сильнее и изощреннее. Чем глубже человек в себе что-то пытается спрятать, тем более уродливо оно потом вылезает. Это психология, чувак! Никуда от этого не денешься. А то, что твой Вирджил со товарищи придумали, это знаешь, на что похоже? Как будто они вдруг поняли: бли-ин, люди-то — срут. И заявили: срать — неэстетично, неэкологично и вообще — воняет. Давайте наденем на всех герметичные неснимаемые трусы! Ура, товарищи! Вперед, в чистое и пахнущее ромашками будущее! Бля… кретины.

— Я думаю, — рассудительно сказал Дима, — что, наверное, они и с психологами советовались. Я же просто всей теории не знаю, мне этих тонкостей пока не объясняли…

— Да нет, скорее всего, никаких тонкостей. Эти пламенные революционеры, мать их, всегда уверены, что лучше всех знают, как оно всё должно быть. Понимаешь, они считают, что все вокруг — либо такие же, как они сами, либо такие, как они себе представляют. Ты же вот тоже считаешь, что понимаешь женщин. Хотя ни разу у проктолога не был. Да пошел ты на х…й!

— И что, — сказал Дима, пытаясь не обижаться, — если я схожу… к проктологу, я стану понимать женщин?

Юля усмехнулась.

— Не-а. Станешь чуть больше понимать. Чуть-чуть. На одну тысячную. И — если умный, то осознаешь, что ни хрена ты не понимаешь, и осознаешь, насколько глубоко твое непонимание. А если дурак — то влезешь на трибуну и начнешь орать, что сейчас-то ты понимаешь женщин даже больше, чем они сами себя. И пусть они теперь по этому поводу на тебя молятся, а ты поведешь их курсом ко всеобщему их благоденствию. Вот все эти вожди революций мне такого мужика, сходившего к проктологу, и напоминают. Как он выбегает, держась за ягодицы, и думает: ох, бля, вот же им непросто приходится — так я ж теперь их понимаю — так я ж теперь их всех спасу! Немедленно! Всех гинекологов — на виселицу, а всем мужикам — отстричь х…и! (Кроме самых революционных, разумеется) Тут, конечно, все нормальные мужики начинают его бить, но он не сдаётся — он же за правое дело борется! Ура освобождаемым женщинам! И, в конце концов, он побеждает. Потому что все затраханные жизнью, бытом и мужьями женщины — а их немало, на самом деле — за него. Все мужья этих женщин если и не за него, то, как минимум, не против. Из оставшихся половина начинает сомневаться: а может, и на самом деле — отстричь, и дело с концом — что такого-то — зато, говорят, женщинам счастье будет. Оставшихся просто забивают. И все — кранты. Теперь осеменять женщин могут только специально отобранные и утвержденные революционным советом самцы, а всем остальным х…и отрезают еще в начальной школе. И всё из-за одного придурка, сходившего к проктологу.

Юля хмыкнула, допила чай.

— Нет уж. В жопу! По мне так вороватый царек намного лучше восторженного революционера. Первый меня — в худшем случае ограбит, а второй — в любом случае изнасилует. Не так, так эдак. Да так, что я потом ему еще и должна останусь.

— Это, — недовольно сказал Дима, — ты какой-то дурацкий пример придумала.

— А по-моему, — Юля сняла с головы полотенце и, помотав головой, разметала влажные волосы по плечам, — очень жизненный. Разве не по такому сценарию в семнадцатом году все заварилось? И вообще, пора завязывать с теорией. Кто хитростью и обманом скормил мне здоровенную лазанью?

— Чего? — возмутился Дима.

— Скормил-скормил, не спорь. И теперь, как порядочный человек, просто обязан помочь мне сжечь эти калории. Допивай уже свой чай и пошли в кроватку. До девяти, — она посмотрела на часы, — мы должны успеть минимум два раза.

Дима изобразил на лице притворный ужас.

— А что после девяти?

— А после девяти, я, как и положено отпетой стерве, выставлю тебя на улицу, — она улыбнулась, — у меня планы на вечер. Хотя шучу, конечно — можешь здесь остаться и даже заночевать. Но — один.

— Ты же говорила, что ты свободна сегодня?

— Я же девушка. Имею право передумать.

— Мне почему-то кажется, — Дима нахмурился, — ты собираешься какую-то глупость сделать.

Против ожидания, Юля не стала возражать. Задумалась, вздохнула. Сказала почти жалобно:

— Ну я же девушка? Значит, имею право совершать глупости.

— Что ты хоть задумала-то?

— Не скажу, — Юля улыбнулась, встала и, заложив руки за спину, хитро поглядела на Диму. Полы халата разошлись, обнажив полоску кожи. Дима быстро допил чай.

— Хи-хи, — Юля развернулась и умчалась куда-то вглубь квартиры.

— Кхм, — Дима встал, пошел следом, но зацепился взглядом за собственное отражение в зеркальном шкафчике. Пригладил волосы, попытался придать лицу более серьезное выражение — не получилось.

— Вы похожи на кота перед случкой, — сказал он укоризненно.

Отражение нахально улыбнулось.