Антитезис

Глава 2

Погода испортилась окончательно. Свинцовые тучи скребли город холодными злыми дождями, а порывистый ветер вырывал из рук зонты, сдувал шляпы и бросал то в лицо, то в спину пригоршни капель, словно насмехаясь над перебегающими от укрытия к укрытию прохожими. Лукшин шмыгнул, ежась, и посмотрел на часы. 10:12. Дима, на всякий случай, пришел сюда за пятнадцать минут до назначенного времени и теперь сильно об этом жалел. Начитавшись в Интернете отзывов о галерее («O, mon Dieu, как же давно я не получал подобного эстетического удовольствия») он уже составил некоторое впечатление как о самой галерее, так и о ее посетителях («При мне в галерею пришел человек в твидовом пиджаке и джинсах! Разумеется, его выставили вон»). Поэтому Лукшин не рискнул одеть поверх легкого костюма китайскую непромокаемую куртку и, до костей промокший, мерз теперь под совершенно бесполезным зонтом.

Дима чихнул, вытер нос и посмотрел наверх, на мерцающие буквы NOIR над входом. Может, он что напутал? Дима еще дома насторожился, выяснив, что вся из себя такая понтовая галерея находится за третьим транспортным кольцом на далеко не самой оживленной улице. А теперь так и вовсе терялся в предположениях — а вдруг он не заметил главного адреса и сейчас торчит возле какого-нибудь запасника этой галереи? В этом случае, конечно, все кончено и останется только утешаться вчерашней пятисоткой — не найдя Лукшина на оговоренном месте, Вирджил, разумеется и не подумает звонить ему. Лучше уж думать, что Вирджил просто задерживается. Тогда вопрос — как долго он еще будет задерживаться? Еще полчасика на улице — и что, интересно, скажет Вирджил, если Дима завтра сляжет с температурой? Лукшин чихнул еще раз, потом вздохнул, сложил зонтик, повернулся и решительно потянул на себя высокую деревянную дверь. Шагнул внутрь. От окатившего его теплого воздуха у Лукшина аж мурашки по всему телу побежали. Он вытянулся в струе тепловой завесы и даже зажмурился немного от блаженства. Но негромкое покашливание неподалеку быстро вывело его из блаженного состояния. Дима открыл глаза, напустил на себя серьезно-деловой вид, и бросил небрежный взгляд в сторону. Там, за ажурно-вычурной стойкой стоял со скучающим видом мужчина в строгом черном костюме, идеально контрастирующим с ослепительной белизной воротничков и манжет. Костюм был настолько хорош, что это заметил даже Лукшин, понятия не имеющий, чем твид отличается от коверкота. На нем самом сейчас был хоть и не индпошив от Армани, но все же и не Китай какой-нибудь. В прошлом году Лукшин купил его на распродаже в ЦУМе, выложив, несмотря на скидку, довольно приличную сумму. Но до Великолепного Черного Костюма ему было далеко. Дима почувствовал себя деревенщиной, случайно забредшим в приличное место. «Он что, вообще не шевелится, чтобы костюм не помять?» — подумал Лукшин неприязненно об обладателе черного костюма, — «или каждый день новый покупает? Надо же — ни складочки». Кожей чувствуя невыглаженные помятости на пояснице сзади и оттопыривающийся левый лацкан, Дима шагнул вперед. «Хоть лацкан надо было подшить», — подумал он раздраженно, выпячивая грудь так, чтобы чертов кусок ткани лег на положенное место.

— Кхе-кхе, — сказал оставшийся сзади обладатель черного пиджака. И если в первый раз его покашливание можно было принять за вполне естественное (что Дима и сделал), то на этот раз естественного в покашливании ничего не было. А было в нем требование, раздражение и даже некоторое недоумение.

— Простите? — Дима развернулся и только сейчас заметил вышитые над нагрудным кармашком Великолепного Черного Костюма тонкие серебряные буквы. NOIR.

«Черт, так это не посетитель», — понял Дима и разозлился. На мерзкую погоду, из-за которой штанины его брюк выглядели сейчас как две половые тряпки. На всяких мерзавцев, которым некуда девать деньги и благодаря которым существуют подобные галереи и подобные швейцары, вполне могущие сойти за президента какой-нибудь небольшой европейской страны. Но больше всего — на себя. За совершеннейшую непричастность к тем мерзавцам, которым некуда девать деньги.

— Это закрытый клуб, — сказал обладатель черного костюма, едва шевельнув губами (ни одна другая мышца его лица даже не дрогнула), — соблаговолите выйти.

— Простите, — сказал Дима, разворачиваясь к двери, — там, снаружи, написано «галерея».

В глаза Диме бросилась цепочка грязных мокрых следов от двери, ведущая, разумеется, прямо ему под ноги. Лукшин отвел взгляд в сторону и, похоже, покраснел — уши заполыхали.

— Я вообще-то не сам пришел, — сказал Дима, вовсе не имея целью переспорить швейцара, а просто чтобы хоть как-то выразить свое отношение к сложившейся ситуации, — меня сюда пригласили…

Швейцар поднял левую бровь на полмиллиметра, величественным жестом протянул руку под стойку и достал оттуда небольшой блокнот в кожаной обложке.

— Как вас зовут?

Дима, уже дошедший до двери, остановился и пожал плечами. У него не было ни малейшей надежды, что его имя может оказаться в списке приглашенных.

— Дмитрий Лукшин, — сказал он и взялся за ручку двери, ожидая неизбежного отрицательного жеста швейцара.

— Дмитрий Лукшин, — повторил тот и медленно открыл блокнот. Левая бровь снова дрогнула, — Лукшин Дмитрий, — это вы?

— А? Что? — Дима не сразу понял вопрос, а потом — безмерно удивился. Хмыкнул.

— Надо думать, я. Кто же еще?

— Зонтик в стойку поставьте, — даже не пытаясь скрыть отвращения, сказал швейцар, захлопнул блокнот и попытался вернуть на лицо скучающий вид. Получалось у него не очень. По мнению Лукшина, тот сейчас обдумывал текст заявления об увольнения по собственному желанию. Что-нибудь вроде:

От такого-то такого-то

Проживающего там-то и там-то

Заявление

Милостивый государь! Пребывая в расстройстве чувств и полнейшем недоумении по поводу недавнего инцидента…

Дима ухмыльнулся, засунул сложенный зонтик в стойку, из которой их уже торчало с десяток, и пошел к широкой лестнице, обрамленной массивными перилами с резными фигурами грифонов. Наверное, следовало бы чуть потщательнее вытереть ноги — но Лукшин подумал, что нужно быть полным идиотом, чтобы класть в публичной прихожей паркет из светлого дерева. И что он — Лукшин — вовсе не обязан совершать над собой насилие в угоду этому самому идиоту и шаркать ногами сверх обычного. Перебьется. По лестнице ступенчатым водопадом стекал яркий пушистый ковер, многократно перечеркнутый гранеными металлическими стержнями цвета бронзы (а может, и просто бронзовыми — с них станется). «Ковродержатель» — вспомнил Дима нужное слово, — «эти железки называются — ковродержатели». И он пошел вверх, мечтая о том дне, когда его имя будет известно каждому читающему человеку, а центральные издания будут биться за каждое его написанное слово. О, он не будет тогда ходить по гламурным ресторанам и клубам. Он все им припомнит — и заискивающий страх перед громилами фейс-контроля, и выворачивание карманов на входе и сегодняшнее «соблаговолите выйти». Он будет бичевать и разить эти заведения при каждом удобном случае, так чтобы каждый знал — переступить порог такого вот клуба — значит погибнуть как приличный человек… А это еще что?

Дима замедлил шаг. Лестница заканчивалась большой круглой площадкой, растекающейся крыльями полукруглых галерей по всему второму этажу. На стенах с обеих сторон висели картины, но Лукшин их не видел — его внимание приковал к себе центральный элемент экспозиции, стоящий в центре площадки. Дима автоматически дошагал до конца лестницы и подошел вплотную к экспонату.

— Вот ни х…я ж себе х…в, — пробормотал он негромко, даже не заметив, что произнес это вслух, а не подумал.

Это была скульптура, изображавшая, несомненно, дерево. Само дерево было, похоже, чугунным — черное, тяжелое, нарочито грубое. С узловатыми куцыми ветками и грубыми листьями, похожими, в первом приближении, на кленовые. Но Лукшина больше всего потрясли плоды, в изобилии висевшие на всех ветках. Большие и маленькие, толстые и тонкие, длинные и короткие — на дереве висели члены. В смысле — мужские половые органы. Разных оттенков розового, с набухшими веточками вен, колечками волос у основания — на фоне почти лишенных деталей грубых железных листьев они выглядели настолько натурально, что Дима автоматически потянулся рукой — пощупать. Но тут же опомнился и с отвращением отдернул руку. Украдкой огляделся. Людей в галерее было немного — один человек задумчиво стоял и смотрел на картину в середине левой галереи, да еще три человека стояли в конце правой и что-то негромко обсуждали. Лукшина отсутствие людей поблизости успокоило и он продолжил осмотр. Члены выглядели совсем как настоящие — Дима, сколько их не разглядывал, так и не нашел ничего, что выдало бы их искусственную природу — тончайшие складочки, рисунок на коже, отдельные волоски на мошонках — все было абсолютно натурально. «Неужели настоящие?» — подумал Дима с удивлением, — «да нет, не может быть». Потом заметил неброскую табличку под скульптурой, всмотрелся. Подумал. Пересчитал нули. И брезгливо отстранился. Определенно, члены были настоящими.

«Константин Леворго», — темнела на табличке совершенно незнакомая Диме фамилия, — «Древо познания». А еще ниже, мелким курсивом был набран текст, на основе которого Лукшин и сделал шокировавший его вывод о натуральном происхождении плодов: «Композиция приобретена галереей Noir у Дрезденского музея изящных искусств за 1200000?».

«И вот эта… в буквальном смысле — х…ня — стоит больше миллиона евро? За такие-то деньги уж точно настоящие.» Работая в «Ночном экспрессе», Дима как-то умудрился ни разу не столкнуться с авангардом современного искусства, хотя столь любимых таблоидами скандалов в этой области хватало всегда. То свиней там на сцене резали, то под стеклом сношались — «Экспресс» об этих скандалах писал неоднократно, но не пером Лукшина. Как-то так получилось. А позже к современному искусству Диму никто не подпускал — его, после «Экспресса», вообще ни к чему серьезному не подпускали. Что-то он конечно, слышал. Читал в Интернете, смотрел по телевизору. Даже что-то писал в своем блоге. Про анатомический театр Гюнтера фон Хагенса, про инсталляции Дэмиена Херста. Но при всем этом мир современного искусства существовал сам по себе и никоим образом с миром Дмитрия Лукшина не пересекался, не мешая ему считать, что этот самый авангард — искусство очень ограниченного круга авторов для очень ограниченного круга почитателей. Как-то так вышло. И первая встреча с авангардом «лицом к лицу» Лукшина оглушила. Удивила, смутила, разозлила и потрясла. Наполнила его негодованием, брезгливостью и ужасом.

— Впечатлены? — прервал его самокопания чей-то голос из-за спины и Лукшин быстро обернулся, уверенный, что там стоит Вирджил. Но это был не Вирджил. Высокий импозантный мужчина в бежевой сорочке, коричневой замшевой жилетке и безупречных брюках с прямыми и острыми, как два клинка, стрелками. Тонкая золотая цепочка тянулась к карману жилетки и в тон ей поблескивала оправа очков. Высокий лоб с залысинами, каштановые волосы с проседью и льдисто-голубые глаза, внимательно изучающие Лукшина поверх очков. Дима смутился, словно незнакомец застиг его за чем-то постыдным.

— Ну… э… в общем-то да… вызывает противоречивые чувства… но — не равнодушие, — закончил Дима мысль и сам ей удивился. Всякий знает, главная задача искусства — не оставить равнодушным. И вот тут-то неизвестный Лукшину господин Леворго с ходу выбивал десять из десяти. Дима уже и забыл, что и когда вызывало у него такую гамму чувств в последний раз — до этого дня. Чем не эффект? А каким образом автор этого эффекта добился — так ли уж важно?

Незнакомец хмыкнул. Одобрительно хмыкнул.

— Барон, — сказал он, — Барон Александр Викторович. Барон — не титул, как вы могли подумать, а фамилия.

— Э… да, — кивнул Лукшин имея в виду, что он именно так и подумал. Более того, он успел подумать, что не удивится, если все здешние посетители окажутся всякими там графьями да баронами. По его мнению, тут им было самое место.

— То есть, очень приятно, простите, — опомнился Дима после трехсекундного замешательства, — Дмитрий Лукшин.

Барон величественно кивнул.

— Вы несомненно правы насчет противоречивых чувств. Собственно, поэтому-то оно и здесь. У Леворго есть и более дорогостоящие произведения, но данное — наиболее неоднозначное. Хотя я полагаю, что это получилось случайно, поскольку в поздних его скульптурах никакой неоднозначности нет. Только эпатаж, щедро замешанный на всех существующих половых табу.

— М-да, — Дима глубокомысленно кивнул, потом не удержался и задал мучающий его вопрос:

— А они настоящие? — сопроводив легким кивком в сторону.

Барон наклонил голову и легонько улыбнулся. Загадочно и неоднозначно, как Древо Познания Константина Леворго.

— Нет. Ненастоящие. Господин Леворго неоднократно жаловался, что не может найти способа заставить отделенные от тела половые органы сохранить свои естественные цвет и форму, каковые цвет и форма совершенно необходимы автору для передачи его художественного замысла. И поэтому, увы, художнику приходится использовать в композициях искусственные материалы.

Странное дело, но новость немного успокоила Лукшина. Он даже усмотрел в этом одну из тех нечаянных неоднозначностей. «Думаешь, что перед тобой настоящий х…, а на самом деле — х…», — подумал он и усмехнулся.

— Тогда следует отдать должное мастерству господина Леворго, — сказал Дима с иронией, — не отличишь от настоящих, черт побери.

— В некотором роде они и есть настоящие, — Барон задумчиво кивнул, — это слепки с реальных органов реальных людей. Аутентичность является одной из немногих идей, сознательно вкладываемых Леворго в свои творения, поэтому он относится к ней очень ревностно — к каждому его произведению обязательно прилагается список людей, предоставивших художнику свои органы для копирования. Когда он создавал «Древо познания», он еще не был столь богат и известен, поэтому ни одного известного имени в списке этой скульптуры нет. Так, всякая шваль с улицы. В этом, кстати, проявляется один из упомянутых мной потаенных смыслов. Забавно, что копия чьего-то члена может стоить значительно больше, чем оригинал, а то и вместе с обладателем.

— Хм, — сказал Лукшин, — а что, есть и известные?

— Конечно есть, — собеседник изобразил на лице некоторое удивление, — неужели вы не слышали про «Uberwaffe»?

— Про что, простите? — смутился Дима.

— Последнее творение художника. В прошлом месяце было продано на аукционе в Миу за полтора миллиона. Случился милый такой скандальчик. Аукцион в Миу — достаточно респектабельный, а тут эдакий конфуз, — и, видя недоумение на лице Димы, Барон пояснил, — «Uberwaffe», то есть, «Супероружие» — представляет собой настоящую башню танка М1 Абрамс, из которой вместо пушки торчит копия члена госсекретаря Альфреда Гора. Эрегированного члена, заметим.

— О, — сказал Лукшин. И повторил, — о.

— Согласен, — кивнул Барон, — я думаю, мы еще вернемся однажды к творчеству господина Леворго. А сейчас мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели на другой экспонат. Пройдемте.

И Александр Барон величественно повернулся и пошел куда-то по левой галерее. Дима пожал плечами, оглянулся («Ну и дела. Сейчас Вирджил придет, а меня нет»), но все же поспешил следом. Слишком много властности было в голосе его нового знакомого.

— Я… тут… — Лукшин собрался объяснить, что он не может никуда уйти, но тут Барон остановился.

— Вот, — сказал он и кивнул в сторону висящей на стене небольшой (буквально с тетрадку размером) картины, — но вы что-то хотели сказать?

— Э… нет, — быстро ответил Лукшин и, нахмурив брови, всмотрелся в картину. На ней, странной и аляповатой техникой, наводящей на мысли о новогодней мишуре и блестках, были изображены три птицы. Птицы были вырисованы нарочито ненатурально — покрытые чешуйчатым однотонным узором, обведенные жирными контурами, они стояли вокруг пустого мешка и таращили на зрителя вполне человеческих очертаний глаза. Короткие крылья заканчивались каждое пятью толстыми перьями, придавая им сходство с руками, каковое сходство усугублялось тем, что в левом рукокрыле каждая птица держала транспарант-указатель с надписью «ВОРОН». Указатель указывал на птицу, стоящую рядом, а между буквами «Р» и «О» пробел был чуточку больше, чем между остальными, так что надпись можно было прочитать и как «ВОР ОН».

— Ага, — сказал, напустив на себя глубокомысленный вид, Лукшин, — злободневно.

Скосил взгляд на табличку. Имя художника, разумеется, опять ему ничего не сказало. Какой-то Вадим Саитов. А называлась картина просто и бесхитростно — «Вороны».

— Да? — сказал Барон, интонацией требуя продолжения.

Дима вздохнул.

— Ну… техника интересная.

На самом деле, техника Лукшину не понравилась. Ни краски, напоминающие дешевые «фольгированные» китайские картины, ни исполнение, наводящее на мысль о низкобюджетных мультфильмах. (Кстати, именно в каком-то мультфильме Лукшин и видел такую вот манеру рисования птиц — с двумя «человеческими» глазами на одной стороне лица). Да и идея, прямо говоря, оригинальностью не блистала. Как карикатура в газетке среднего пошиба оно бы, может, и сгодилось, но не как картина в галерее, претендующей на элитарность. Лукшин поднатужился.

— Не совсем, конечно, понятно, что было в мешке и куда оно делось, — выдал он после минутного раздумья, — но, видимо, автор и не ставил целью это пояснить.

— Хм, — сказал Барон, — пусть так. Давайте тогда сделаем шаг назад. Вот, обратите внимание на картину слева. Нет, не эту. Следующую.

Дима тихонько вздохнул, переместился на пару метров влево и всмотрелся в очередной шедевр современного искусства. Здесь было еще хуже. Такую, ничего не изображающую, мешанину красок, линий и фигур Дима не любил, никогда не понимал и не пытался понимать. «Боже, какая херня», — мысленно простонал он, — «а ведь сейчас надо будет что-нибудь сказать. Может, сказать, что это похоже на Кандинского?», — Дима все-таки знал пару-тройку имен и из этой области, — «нет, не стоит. Вдруг оно совсем не похоже на Кандинского? Про технику сказать? Про технику я уже говорил… вот влип, блин».

— Лукшин! Ну какого, спрашивается, хрена, а?! Где мы встречаемся я тебе сказал?

Дима знал только одного человека, который мог бы не только оказаться в этой галерее, но и, оказавшись, орать в ней во весь голос, да еще так безобразно-жизнерадостно. Как на базаре. И всего еще час назад Лукшин бы не поверил, скажи ему кто, что он может обрадоваться появлению Вирджила. А вот поди-ка ж ты — обрадовался. Вирджил, конечно, тот еще хам, да и сволочь порядочная, но он все-таки человек, а не инопланетянин. Потому что всё время, что Лукшин провел в галерее Noir, он чувствовал себя находящимся в летающей тарелке. И уж точно — не в своей.

— Здравствуйте, Александр Викторович, — поздоровался, подходя, Вирджил, и — Диме, — я же четко обозначил — возле галереи, а не в галерее. Нет?

— Мое почтение, — отозвался Барон, впрочем, без особого почтения. Даже скорее холодно.

«Они знакомы?» — для Димы этот, вполне предсказуемый, факт почему-то оказался совершенной неожиданностью, — «Вот те раз…». Лукшин еще не успел сообразить — хорошая это для него новость или плохая, как из дальнейшего диалога стало ясно — они не просто знакомы.

— Я полагаю, — сухо сказал Барон, — время, в которое господин Лукшин должен был встретить вас возле галереи вы ему тоже «четко обозначили»?

— Да-да, кстати, — Дима, получив неожиданную поддержку, воспрял и даже попытался что-то вякнуть в свою защиту, — я полчаса под дождем мок…

Вирджил криво ухмыльнулся и почесал заросший подбородок.

— Ну хорошо. Я и в самом деле немного опоздал, прошу прощения. Машина сломалась.

— Бывает, — Барон горестно покачал головой, — о, сколь ненадежны эти современные машины…

И таким сарказмом была пропитана эта фраза, что, будь она обращена к Лукшину, он бы тут же почувствовал себя полным ничтожеством и пошел искать мыло с веревкой. Но Вирджила было не так-то просто пронять.

— В конце концов, ничего страшного не случилось. Я смотрю, вы и без меня познакомились, — произнес он нарочито будничным голосом. Дескать, давайте замнем недоразумение.

Барон вздохнул, качнул головой, но с невысказанным предложением Вирджила согласился.

— Да, познакомились. Перспективный молодой человек.

«Это он про меня, что ли?» — ошарашенно подумал Лукшин и тут же почувствовал тычок под ребра, сопровождаемый шипением Вирджила: «Не раздувайся, лопнешь».

— А воронов, — Вирджил пристально посмотрел на Барона, — вы ему показали?

— Показал, — кивнул Барон.

— И… что? — с плохо скрываемым нетерпением поинтересовался Вирджил.

— И ничего. Техника интересная.

— А… — обескураженно сказал Вирджил и почесал затылок, — ну, у нас же еще все впереди, правильно? — и уставился на Лукшина. Тот машинально закивал: «да-да, все у меня еще впереди».

— Разумеется, — сказал Барон, — а теперь, с вашего позволения, я вас оставлю. Вирджил Сидорович, вы знаете, где меня найти. Дмитрий Владимирович, я надеюсь, мы с вами еще встретимся. Всего вам наилучшего, господа.

Барон коротко кивнул, четко повернулся и пошел к лестнице. Вирджил проводил его задумчивым взглядом, затем пошевелил губами, причмокнул и, с каким-то нехорошим интересом, посмотрел на Лукшина.

— Плох тот план, который нельзя поменять, — сказал он.

— Чего? — не понял Лукшин.

— Я полагал, что мы с тобой сегодня искусством займемся, но машина у меня и в самом деле — того. Поэтому сделаем по-другому. У тебя права есть?

— Права? — Дима удивился, — да есть… еще студентом получил. Или… или вы про другие права?

Вирджил хмыкнул.

— Какие права у бедного еврея, да? Нет, меня не интересуют твои права как свободной личности, даже если ты себя таковой считаешь. Я имел в виду именно право управления автомобилем. И, разумеется, я читал твое резюме. Меня интересует — есть ли они у тебя с собой?

— Да, — быстро сказал Дима. Он всегда носил права с собой — в прозрачном кармане бумажника — в качестве аргумента в том самом споре «машина против метро». Но вроде дня три назад, наводя порядок в бумажнике, он их вынул. А вложил ли обратно? С нехорошим предчувствием Дима потянул из внутреннего кармана пиджака бумажник. Вот будет неприятно, если их там нет, когда он уже сказал, что права — есть. Но удостоверение, к счастью, было на месте.

— Хорошо, — сказал Вирджил, коротко заглянув в Димин распахнутый бумажник, — пошли.

Он повернулся и зашагал к лестнице. «Куда мы идем?», — чуть не спросил Дима, но — не спросил. Все равно Вирджил ничего толком не скажет, а куда они идут — и так скоро станет ясно. Поэтому Лукшин задал другой вопрос.

— А что я должен был увидеть на картине? Ну, той, с воронами.

— Только то, что увидел. И ничего более. Это индикатор… Потом поймешь.

— Ну… ладно. А Барон… Александр — он кто?

— Человек, я полагаю.

Вирджил остановился, с насмешкой глянул на Диму через плечо, потом отвел взгляд и пошел дальше по лестнице — к выходу.

— Учись формулировать вопросы, — бросил он на ходу.

— Я имел в виду… он как-то связан с вами…. или с вашей организацией?

— Да. Тебе незнакома наша структура, поэтому скажу понятными тебе терминами, хотя это и очень далеко от истины. Александр Викторович, скажем так, член совета директоров.

— О… — только и смог сказать Дима.

— Вот тебе и «о», — Вирджил толкнул входную дверь и ветер тут же бросил в открывшийся проем пригоршню мелких капель.

— Подождите, — Дима бросился к стойке, выхватил свой зонтик, и, на ходу открывая его, бросился к двери.

Вирджил уже, сгорбившись под дождем, семенил к стоянке. Джип его стоял почти возле самого входа, но дождь лил, как из ведра, так что приходилось Вирджилу явно несладко. «Он же говорил, что машина сломалась», — удивился на ходу Дима, воюя с дергающимся под порывами ветра зонтом, — «починил уже что ли?». Вирджил добежал до машины, моргнули фары, и грузная фигура быстро полезла внутрь машины, но — на пассажирское сиденье. Дима замедлил шаг, а подойдя к машине и вовсе остановился. Посмотрел сквозь лобовое стекло в глаза сидящему внутри Вирджилу и растерянно пожал плечами.

Вирджил пошевелил губами — видимо, сказав что-то нелицеприятное — и ткнул мясистым пальцем на водительское сиденье. Залезай, мол.

Совершенно недоумевая, Лукшин закрыл зонтик и влез на водительское место. Захлопнул дверь.

— Это уже третий раз, — сказал Вирджил, достал откуда-то носовой платок и трубно высморкался, — и все одно и то же.

— Что? — тупо спросил Дима.

— Тормозной шланг, — Вирджил покрутил в руке влажный носовой платок, потом скомкал его и засунул куда-то внутрь пиджака. Дима с трудом удержался, чтобы не скорчить брезгливую гримасу.

— Я не специалист, но когда третий раз рвется один и тот же тормозной шланг, это наводит на определенные мысли, — Вирджил поднял вверх указательный палец, — причем заметь, ремонтировался я в респектабельных сервисных центрах. Так что о подделке не может быть и речи.

— Я все-таки не понимаю, — сказал Дима.

— Я тоже не понимаю. В сервис-центре мне сказали, что при сильных ударах, там в подвеске что-то может куда-то как-то нажать и повредить этот самый тормозной шланг. Но это же джип, черт возьми! Я не говорю про совершенное бездорожье и всякие там трофи-рейды, но что же теперь — я и просто за город не могу выехать? По-моему, это никуда не годится. А ты как думаешь?

Дима всё равно никак не мог сообразить, куда клонит Вирджил, но на всякий случай, кивнул:

— Никуда не годится.

— Вот! — торжествующе воскликнул Вирджил и хлопнул ладонью по коленке, — короче, бери этот хлам и езжай в сервис. Только не надо в эти блестящие показушные авторизованные центры ехать, я тебя умоляю. Они там споют все ту же байку про сильный удар, впарят за триста баксов шланг, которому красная цена — десять рублей, а еще на мойку обязательно заставят заехать и осмотр ходовой сделать. Небесплатно, разумеется. Поэтому — нафиг. Просто найди самого лучшего мастера в самом лучшем сервисе, отдай ему машинку и пусть он сделает лучшее, что может сделать. Чтобы этот хренов тормозной шланг больше не рвался.

— Погодите-погодите, — Дима замотал головой, — это вы что же, хотите, чтобы я за рулем? Этой машины?!

— Ну да. А что тебя смущает? — Вирджил прищурился, — знаешь ли ты, что наличие прав всегда влечет за собой наличие обязанностей? В данном случае, наличие прав на управление автомобилем подразумевает обязанность уметь им управлять. Иначе возникает вопрос о действительности этих самых прав.

Вирджил заглянул Диме в лицо и мелко захихикал.

— Машину водить умеешь? — спросил он с усмешкой.

— А… — «насмехается, сволочь», — подумал Дима, впрочем, без особой злости, — умею, конечно. В Саранске я на папиной часто ездил, да и тут у меня своя была. Я три года назад продал. Пробки, бензин дорогой… сплошной стресс, короче. Сделал свой выбор в пользу более экологичного транспорта, и знаете…

— Это меня не интересует., — прервал Вирджил отлаженный Димин монолог, — достаточно того, что ты утверждаешь, будто умеешь водить машину. Вот и веди.

— Но… документы…, — попробовал трепыхнуться Дима.

— Документы — в бардачке. Страховка неограниченная, доверенность купишь в любом киоске и сам заполнишь. Всё. Меня такси ждет.

Вирджил распахнул дверь, потом встрепенулся и повернулся к Диме.

— Ах да. Деньги.

Он протянул Лукшину пластиковую карточку. MasterCard Platinum. Дима уставился на нее, как на живого скорпиона.

— А может, не надо? На свои купишь, уважишь начальника? — Вирджил сделал вид, что убирает карточку.

— Да! То есть — нет! — Дима схватил карточку и лихорадочно принялся доставать бумажник.

— Чеки сохрани, мне отдашь. Что не сойдется — у тебя же вычту. Код 5712.

— Подождите!

— Что еще? — Вирджил замер, нависнув над полураскрытой дверью и недовольно обернулся к Диме, — Ну?

— Вы ж говорили — тормозной шланг… а как же я поеду? Без тормозов?!

— Шланг порвался на переднем левом колесе. А всего их четыре. Как и колес. Там автоматика, она передний левый тормоз отключила, так что он не работает. Но остальные-то в порядке. Как-нибудь доедешь. Всё! В бардачке есть мои визитки — позвонишь, когда решишь проблему.

Хлопнула дверь. Вирджил, вжав голову в плечи, перебежал к стоящему впереди «Рено» с большим лайтбоксом на крыше, быстро открыл дверь и нырнул в тонированный салон. Такси моргнуло стоп-сигналами, включило левый поворотник и выкатилось со стоянки. Лукшин остался сидеть на водительском кресле, с вытаращенными глазами, отвисшей челюстью и совершенным вакуумом в голове.

Минут через пять Дима пошевелился. Он вынул из замка зажигания ключ, поднес его к глазам и секунд сорок на него глядел. Потом Лукшин медленно огляделся, только сейчас прочувствовав, насколько велик салон машины. Он ожидал и боялся, что его охватит паника, но ничего подобного не случилось. Даже наоборот, он почувствовал, что ситуация его возбуждает и, более того, приятно возбуждает. Он ехидно улыбнулся, воткнул ключ зажигания обратно и повернул его на один щелчок. Приборная панель наполнилась жизнью, едва слышно загудел вентилятор печки, бесшумно и быстро — раз-раз — метнулись за стеклом щетки стеклоочистителя. Лукшин бросил горделиво-снисходительный взгляд на стоянку сквозь очистившееся лобовое стекло, втайне надеясь, что его в этот момент увидит кто-то знакомый. Увидит и умоется. Но шел холодный дождь и людей на стоянке, разумеется, не было — ни знакомых, ни незнакомых — никаких.

— Ладно, — сказал Дима вслух, — ничего сложного нет. Вот если бы я раньше водил только автоматы, и мне пришлось бы поехать на машине с ручной коробкой — это была бы проблема. А так — никаких проблем. Это все знают. Давай для начала заведемся.

Он повернул ключ и скорее почувствовал, чем услышал, как заработал двигатель.

— Хорошо, — от волнения он начинал думать вслух и пару раз эта привычка выходила ему боком. Но сейчас его слышать никто не мог, — что дальше? Надо выезжать. Хорошо, что Вирджил машину так припарковал — можно передом выехать. Потому что я решительно не представляю, как на этом самосвале можно ездить задом. Так. Вроде надо нажать тормоз и передвинуть рычаг на «D». Так. Не двигается. А! Вот кнопка. Дальше что? Вроде так…

Дима мягко и медленно, как педаль сцепления, отпустил тормоз и машина, плавно набирая скорость, двинулась вперед. Дима испугался — ему показалось, что машина ускоряется слишком быстро и он рефлекторно, не успев ничего подумать, вдавил до упора педаль тормоза. И тут же треснулся лбом о рулевое колесо. Озадаченно потер ушибленное место и хмыкнул.

— Ничего себе — тормоза не работают! Прокатился бы он разок в моей шестере, узнал бы, что такое — плохие тормоза.

Осторожно и медленно, не нажимая, а скорее поглаживая педали, он выбрался со стоянки. Ехавшая по правому ряду «десятка» испуганно метнулась влево, ничем не высказав своего недовольства, хотя на выезде со стоянки уступать должен был именно Лукшин. Дима криво ухмыльнулся и чуть увереннее нажал педаль газа. Двигатель негромко заурчал и кожаное сиденье мягко обволокло Димину спину.

Освоился Дима довольно быстро. Его старая шестерка — «зеленое чудовище» — оказалась, как теперь понимал Лукшин, неплохой школой водительского мастерства. Привитые, за год уличных мучений, навыки легко и непринужденно ложились на новые условия и результат Диме нравился. Способствовало быстрому привыканию и то, что район был насквозь пролетарский, машины попадались соответствующие и не осмеливались даже фарами моргать вслед бесцеремонно-неуклюжему заморскому гиганту. На шестерке обучение проходило не в пример тяжелее — Диме тогда казалось, что его презирали даже пешеходы. Казалось, надо заметить, неспроста — многие водители его просто не замечали и вертеться на дороге приходилось, как лососю в стремнине. Сейчас все было с точностью до наоборот — дорогу уступали все, даже имеющие преимущество. Водителем Дима был довольно дисциплинированным и знаки приоритета привык соблюдать. Но на первом же круговом движении, когда Лукшин подъехал сбоку и притормозил под знаком «Уступи дорогу», оба ряда идущих по кругу машин остановились. Не просто притормозили, не зная, как поступит водитель джипа, а — остановились. Сидящий же за рулем ближайшей к Диме машины — серебристого «Рено» — водитель даже руками замахал — проезжай, мол, скорее. Лукшин хмыкнул и вдавил педаль газа.

Решив, что освоился достаточно, Дима выехал к Ленинградке и притормозил у остановки. Продефилировал к киоску, с удовольствием ловя на себе косые взгляды ждущих общественный транспорт обывателей, и купил рекламную газету. Развязной походкой прошел обратно к машине, сел за руль и уткнулся в газету, тихонько разглядывая исподлобья стоящих на остановке. Если бы взгляд мог оказывать физическое воздействие на предметы, джип бы превратился в дуршлаг за считанные минуты — столько злобы и ненависти было в направленных на него глазах. Но удивительное дело, Диме эти взгляды были скорее приятны. Он демонстративно потянулся, зевнул и посмотрел на часы. «Менталитетчики», — хмыкнул Дима про себя, — «что вот они про меня думают? Даже спрашивать не надо — на лицах все написано. Вор и бандит, дескать, честным трудом на такую машину не заработаешь. Загорись вот вдруг джип — все же только обрадуются. Да что пожар — дай любому из них кнопку и скажи, что это — от взрывателя бомбы, которая в бензобаке лежит, нажмут не раздумывая. Никому и в голову не придет выяснить, чем я занимаюсь и каким образом тут оказался. Сидит за рулем дорогой машины — либо вор, либо сын вора, либо водитель вора. Все одним миром мазаны. М-да… менталитет, однако. Ну ладно, поразвлекались, и будет. Уже двенадцать, а я еще понятия не имею, где искать этот самый лучший в мире сервис.» Дима раскрыл газету на странице «Услуги» и достал сотовый.

Увы, но по телефону определить качество предоставляемых услуг оказалось невозможным — первый посещенный им автосервис оказался просто ржавым большим гаражом, на распахнутых дверях которого было криво выведено краской «Все виды ремонта иномарок и отеч. автомобилей». Над гаражом, той же зеленой краской, был написан номер сотового. Тот самый номер, по которому медоточивый женский голос уверял Лукшина, что автосервис специализируется на ремонте дорогих иномарок и «буквально вчера» у них ремонтировался «Бентли».

Поэтому Лукшин мысленно зачеркнул все строчные объявления и переключился на модульные, отдавая предпочтение модулям покрупнее, покрасочнее и обязательно — с городским телефоном. Эти сервисы, большей частью, выглядели пореспектабельнее. Большие помещения, мастера в спецовках, масса специального оборудования. Где-то помещения были посветлее, где-то — спецовки почище, а где-то — выставленных напоказ станков и установок поболее. Но подход к проблеме был везде одинаков — мастер осматривал машину, чесал в затылке и говорил примерно одно и то же. «В яму заехали? В люк? Оставляйте машину, шланг поменяем». Цены, правда, варьировались. Что любопытно, с внешним видом и качеством обслуживания запрашиваемая цена коррелировала слабо. И если в респектабельном на вид и оставившим, в целом, приятные впечатления, «Саппорте» на Славянской, с него попросили двести долларов за всё про всё, то в куда более задрипанном «Интеле» на Ростовской хамоватый мастер затребовал двести сорок за шланг, пятьдесят за установку и восемьдесят — за прокачку тормозов и замену тормозной жидкости.

В общем, к четырем пополудни Дима уже немного разобрался, как все устроено в мире московского авторемонта и мог бы написать по данной теме довольно острую и непустословную статейку. Другое дело, что статьи ему Вирджил не заказывал, хотя Дима на всякий случай к подобной просьбе готовился. Вот придет он завтра с покаянной головой и скажет, что нет в Москве такого сервиса, а Вирджил ему в ответ — «Ну-ка напиши что-нибудь про это. Для первой полосы Авторевю». Другой бы растерялся, а у Димы уже почти все готово. Он даже начал надеяться, что именно в этом и был смысл сегодняшнего задания Вирджила. Но вполне могло быть и так, что Вирджил выслушает его с каменным лицом, а потом ткнет пальцем в дверь и скажет: «Выметайся. Хороший журналист может найти дерьмо конкретного депутата в центральном коллекторе московской канализации, а ты не можешь найти какой-то сраный самый лучший автосервис». И пойдет Лукшин либо в кассы за билетом до Саранска, либо в ближайший хозяйственный магазин за мылом и веревкой. Поэтому прекращать поиски Дима не собирался — пусть даже большинство сервисов закроется на ночь — он будет ездить по круглосуточным. И никто не посмеет сказать, что Лукшин не сделал всего возможного.

Удача улыбнулась ему в безымянном автосервисе неподалеку от «Голубого кристалла» на Юго-Западной. Причем улыбнулась дважды, хотя складывалось поначалу все не лучшим образом — мастер осмотрел машину, сообщил все то же про яму и сильный удар, а когда Дима собрался уезжать, безразличным голосом потребовал пятьсот рублей «за осмотр ходовой и диагностику». Дима, поскучнев, полез в карман, потом вспомнил, что рублей у него в кармане и сотни не наберется, значит, надо искать банкомат, снимать деньги с карточки. Представив выражение лица Вирджила, когда Дима будет отчитываться насчет этих пятисот рублей, он поскучнел еще больше. Но тут пальцы наткнулись на твердую корочку и Лукшин, еще сам не представляя, что сделает дальше, потащил ее наружу.

— Я совершенно уверен, что не просил делать ни осмотр ходовой, ни диагностику, — сказал он, разворачивая перед озадаченным лицом мастера красную книжечку с надписью «ПРЕССА», — кстати, я как раз пишу статью об автосервисах.

Лукшин заглянул в оторопелые глаза сервисмена и, воодушевленный, продолжил:

— Вы осведомлены о том, что только что попытались совершить правонарушение, предполагаемое статьей номер сто шестьдесят пять КОАП РФ? — вопрос вышел кривоватым, за «предполагаемое кодексом правонарушение» ему любой редактор бы руки вывинтил, да и номер статьи он взял с потолка, но работяге этого хватило — он моментально утратил уверенность и начал нервно крутить головой, словно подыскивая пути к бегству.

— Еще мне интересно, осведомлено ли об этом ваше начальство. Я бы хотел задать пару вопросов вашему… э-э… бригадиру, — Дима продолжал добивать мастера. Тот вжал голову в плечи, стрельнул взглядом в красную книжечку, потом полез в карман. Сунул что-то Лукшину в свободную руку и зло прошипел:

— Ты меня не видел, я тебя не знаю, — после чего развернулся и, сутулясь, быстрым шагом ушел куда-то вглубь автосервиса. Лукшин развернул ладонь и оторопел — там лежали деньги. Скомканные и замызганные, несколько купюр по сто рублей и пара пятисотенных. Видимо, плату за осмотр мастер взимал по собственной инициативе.

Лукшин ухмыльнулся, спрятал деньги в карман и повернулся к своей машине.

— Клево ты его отшил, — сказал кто-то сбоку.

Дима, холодея и предполагая какую-то зловещую подставу, быстро повернулся и увидел широко улыбающегося мужика с короткой стрижкой и характерным пивным брюшком, рельефно проступающим на дорогом кашемировом свитере.

— А?

— Клево хмыря отшил, говорю, — мужик кивнул, указывая взглядом на красную книжечку, которую Дима продолжал сжимать в руке, — ксиву не покажешь?

— А? На… — Дима протянул удостоверение.

Мужик покрутил книжечку в руках, хмыкнул, вернул Лукшину.

— Прикольно. Надо будет тоже себе такую сделать. Или у тебя настоящая?

Лукшин неопределенно кивнул. Мужик восхитился.

— Да ну? Журналист что ли?

— Ну да, — ответил Дима и испугался, не подумает ли мужик, что Лукшин над ним издевается. Но мужик то ли не заметил, то ли не обратил внимания.

— Крута, — сказал он и сплюнул на бетонный пол, — а с машиной че?

— А, шланг тормозной порвался, третий раз уже. В сервис-центре говорят — на бордюр заехал или в яму. Задолбали, блин, я не то что на бордюр — на зебру пешеходную уже заехать боюсь, — Дима раздраженно махнул рукой, и сам восхитился тому, как хорошо он вжился в роль и насколько естественной у него получилась эта тирада. «Хотя», — мелькнула у него мысль, — «будь это на самом деле моя машина, мне бы так в кайф не было сейчас».

— Хе-хе, — хохотнул мужик, — а че сюда заехал? Думаешь, кинули тебя в твоем сервис-центре на левые детали?

— Не, — Дима поморщился, — там не кидают. Но они мыслят узко, понимаешь? Шаблонно. Заменить сломавшуюся деталь — запросто, а мозгами пошевелить — никак. Я каких-нибудь народных умельцев искал, вдруг есть такие.

— А… — сказал мужик и звучно поскреб пальцами затылок, — бывают и такие. Ты на фронтовых бригад был в автосервисе?

— Нет.

— Так съезди, — удивился мужик.

— А где это? Я даже улицы такой не знаю, — сказал Дима.

— А то! Они ж рекламу нигде не дают, вот и не все про них знают — им клиентов и так хватает.

«И где логика?» — Подумал Лукшин, — «сначала удивляется, что я не знаю про этот сервис, теперь говорит, что мало кто про него знает. Темнит чего-то, что ли?»

— Вот как по Варшавке от центра едешь, не доезжая Профсоюзной налево и будет эта самая фронтовых бригад, — продолжал мужик, — поворачиваешь, но не разгоняешься, там почти сразу будет поворот налево и вывеска «Автосервис». Там еще заправка — не потеряешься.

— А сам что там не ремонтируешься? — спросил, заподозривший неладное, Лукшин.

— Да просто тут у меня кореш работает, он мне должен, — собеседник хихикнул, — по жизни. Так я всегда без очереди и забесплатно ремонтируюсь. Да и делает он на совесть — если че поломается я потом ему же предъяву и выкачу.

— Неплохо устроился, — польстил ему Дима.

— А то! — мужик широко осклабился, потом оглянулся и махнул кому-то рукой, — ладно, братан, бывай здоров. Вон он — кореш мой.

Мужик повернулся и поспешил к стоящему неподалеку «Паджеро», крича на ходу:

— Ну Тёма, ну е-мое, я тебя уже полчаса жду! Ты где бродишь?

Подошедший с другой стороны к тому же «Паджеро» невысокий мужчина в спецовке — видимо, тот самый Тёма — что-то негромко отвечал извиняющимся голосом. Лукшин хмыкнул и полез в «свой» джип.

— Да мне похрен где ты был! — гремел под сводами автосервиса голос его недавнего собеседника, — я из-за тебя полчаса потерял, ты понял меня?

Дима сморщился, захлопнул дверь и аккуратно развернулся — он отлично понимал, что старому — «шестерочному» — чувству габаритов доверять не стоит, поэтому назад сдавал с очень большим запасом.

Автосервис Дима действительно нашел быстро. И сразу же убедился в том, что клиентов сервису хватает. Встав за вишневым «Хаммером» Дима вышел из машины и поймал спешащего мимо мужчину в замызганной зеленой спецовке. Но тот только отмахнулся:

— Ждите очереди, — бросил он через плечо, даже не потрудившись остановиться, — скоро мастер подойдет.

— За мной будете, — сообщил сзади-сбоку вальяжный голос. Дима обернулся и увидел вполне соответствующего голосу господинчика — невысокого, полноватого, в кожаном пиджаке поверх сиреневой рубашки. Вишневый (в цвет «Хаммера») галстук был повязан на манер скаутского и концы его кокетливо торчали поверх лацканов.

— Понятно, — вздохнул Дима.

— Моя машинка, — господинчик кивнул на «Хаммер», — что-то двигатель на холостых плавает. А у тебя что?

— Шланг тормозной порвался.

— У-у. Тормоза — это серьезно. С этим шутить нельзя.

Дима неопределенно угукнул в ответ. Он уже понял, что перед ним один из тех людей, которые в общении неприятны абсолютно всем, кроме них самих.

— Ты правильно сделал, что сюда приехал, это я тебе авторитетно заявляю, — собеседника нежелание Димы поддерживать разговор ничуть не смутило, — я в стольких местах ремонтировался, пока тут не остановился, что сейчас я просто лучший спец… не, не. Я, как сейчас говорят, «пожалуй, лучший» знаток автосервисов в Москве, ха-ха-ха.

Дима подавил зевок и насторожился.

— Тут спецы работают, точно тебе говорю, не то, что в «Интеле», где я до того электрику делал.

— Ага, — Дима, услышав знакомое название, встрепенулся и решил продемонстрировать осведомленность, — мне «Интел» тоже не понравился и цены там негуманные…

— Цены — неадекватные абсолютно, — безапелляционным голосом заявил собеседник, — собственно этим они меня и купили. Думаю, раз такой ценник, то и работа должна быть соответствующей. Как бы не так! Сломался у меня генератор. Щетки, сказали они мне там, в «Интеле». Меняйте, сказал я. Они поменяли, но очень сокрушались, что генератор изношенный. Старый, говорят. Какой старый, машина седьмого года? Ну ладно. Заплатил сто с полтиной, выехал. Через два дня — опять зарядки не дает. Еду к ним — руками разводят. Говорили ж — генератор старый. Менять надо целиком. Чуть не купился, но все же заехал сюда — друзья подсказали. И что б ты подумал?

Дима открыл рот, собираясь поддакнуть и перевести разговор в интересующую его тему, но его ответа никто и не ждал.

— Щетка отвалилась! Та самая, которую ремонтировали. И как мне здешний мастер сказал, хорошо, что они там, в «Интеле», паять не умеют, потому что щетку они поставили неправильную и она уже вал генератора немного повредила. Заменили мне здесь эту щетку, так я уже год с этим «изношенным» генератором езжу!

— А вот… — попытался влезть в монолог Лукшин, но безрезультатно.

— А с хабами какая история! Сломался у меня хаб, левый. Бывает. Машина тяжелая, нагрузки большие. Я уже здесь тогда ремонтировался, но шутки ради заехал снова в «Интел». Меняйте, говорит, оба. Я спрашиваю — зачем оба? Раз один сломался, говорит, так и второй скоро полетит. И уже прайс тащат. А почем работа будет — спрашиваю. По пятьдесят баксов за каждый — говорит, и даже глазом не моргнул.

Возле токующего господинчика уже около минуты переминался с ноги на ногу очередной человек в спецовке.

— Нет, они думают, раз человек так одет, то он в технике ничего не понимает. Пусть думают, мне не жалко, но зачем так наглеть? Вы, молодой человек, я уверен, не знаете, что такое хаб. Они там думали, я тоже не знаю. Но я-то — знаю! Поменять хаб — это чуть-чуть сложнее, чем поменять колесо. Еще пять болтов надо выкрутить, кроме колесных, а потом обратно вкрутить. И за это — пятьдесят баксов? Я не устроил скандала. Я понимал, что ничего этим не изменить. Я стараюсь действовать эффективно — это мое кредо…

— Что у вас? — работник сервиса, наконец, сообразил, что конца монолога он не дождется никогда и решительно дернул оратора за рукав кожаного пиджака.

— Оп… что? Ах, это вы. Да. Обороты двигателя плавают на холостых. Я подозреваю, что это датчик расхода воздуха, но уверенности у меня нет, сами понимаете, в таком деле лучше довериться специалисту.

Дима, уже почти захлебнувшийся под водопадом слов, облегченно вздохнул. Впрочем, мастер терять время на болтовню не собирался. Не слушая, что там дальше вещает клиент, он выудил из кармана спецовки рацию и нажал кнопку.

— Володя!

Рация, после секундной заминки, что-то прохрипела в ответ.

— Подойди, тут человек на диагностику. Красный «Хаммер», — и переключился на Лукшина:

— У вас что?

— Тормозной шланг, — коротко отозвался Дима.

— Ага, — сервисмен оценивающе посмотрел на машину, кивнул, потом выудил из кармана записную книжку, перелистнул пару страниц и сообщил:

— По ходовой мастер занят сейчас. На среду вас записать?

— На среду? — огорчился Дима, — это ж три дня… а побыстрее никак нельзя?

— Нет. Так что, записывать?

— Как я до среды без тормозов ездить буду? — возмутился Дима, — мне срочно надо.

— Тогда езжайте в другой сервис, — мастер засунул книжку в карман и пошел дальше.

— В другом сервисе хуже сделают, — сказал Дима просто от безысходности, он не думал, что мастер обратит внимание на эту реплику. Но мастер обратил. Остановился, обернулся.

— Вам же просто шланг заменить?

— Нет, — быстро сказал Дима, — мне его так заменить, чтобы он больше не рвался.

— А-а-а, — протянул мастер с явной насмешкой, — ну тогда вам к Эдуарду. Записывайте телефон.

Дима удивленно моргнул, потом выхватил трубку и принялся под диктовку набирать цифры.

— Скажите ему, что от… а, нет, ничего не говорите, — мастер махнул рукой и ушел.

— Не стоит.

— Чего? — удивленно обернулся Дима. За спиной стоял давешний господинчик с вишневым галстуком навыпуск.

— Эдуард — отличный мастер, но ездить к нему не стоит, уж поверь мне.

— Но почему?

— Я тебя уверяю, будет дешевле новую машину купить.

— Так дорого берет?

— Да что ты! Берет он, пожалуй, меньше всех в этом городе. Просто он сумасшедший. Если у тебя прикуриватель сломан, он тебя заставит новый принести… да что прикуриватель! Если у тебя болт в колесе поцарапан, он не отстанет, пока ты его не поменяешь. Всю душу вытрясет, но не отстанет. Он больной, для него машина — фетиш, если ты понимаешь, о чем я. Он не понимает, что машина в первую очередь предназначена для езды, а не для того, чтобы ею любоваться. Я ему сразу сказал — Эдуард, сказал я, ты еще можешь многого добиться в этой жизни, поверь мне, но только…

— Спасибо, — сказал Дима, пряча телефон и отступая, — извините, я спешу.

Сервис Эдуарда находился в совершеннейшей дыре. 7 километров за МКАДом, среди каких-то полуразрушенных ангаров, гаражей, изрисованных бетонных заборов и догнивающей техники времен торжества социализма. Пожалуй, если бы не тот одиозный господинчик в кожаном пиджаке, Дима уехал бы отсюда, не попытавшись даже взглянуть на пресловутого Эдуарда. Поскольку от самого первого увиденного им сегодня автосервиса этот отличался только тем, что рекламный текст был выведен не от руки, а через трафарет. Да и ворота были не ржавые, а крашеные серебрянкой. Дима поставил машину перед воротами, рядом с полуразобранными останками какой-то неизвестной иномарки и, вздохнув, вышел наружу. Оглядел стоящие поблизости машины — сплошь зарубежный автохлам разной степени инвалидности — и, еще раз вздохнув, потянул на себя тяжелую железную калитку. Внутри оказалось достаточно просторно и неожиданно светло, стояло три подъемника, и на ближайшем из них, бесстыже сверкая внутренностями, висел БМВ «икс-шестой». Дима этой картине обрадовался, и, напустив на себя деловой вид, подошел к возившемуся под «бэхой» мастеру.

— Где бы мне Эдуарда увидеть?

Мастер стрельнул взглядом из-под очков, утер рукавом спецовки пот и продолжил свою возню. Что-то он там то ли откручивал, то ли, наоборот — прикручивал и давался ему этот процесс явно непросто. До ответа он снизошел только секунд через тридцать.

— Смотри на здоровье, — негромко сказал он, опустил руки и снова утер лоб.

— Эм, — Дима слегка сконфузился, — здравствуйте. Мне тут вас… э… один человек порекомендовал. Мне бы машину… того…

— Какая машина? — быстро спросил Эдуард.

— Джип коммандер, — также быстро ответил Дима, и добавил, — тормозной шланг.

Эдуард хмыкнул.

— Который раз меняешь?

— Третий, — сказал Дима и уже продолжил заученную речь про сильные удары и про то, что он — Дима — не то что в кочки или ямы, но даже… Потом посмотрел в скучающее лицо Эдуарда и остановился, — а что… я не первый с этим?

— И не последний, — Эдуард нагнулся, подобрал с пола небольшой изогнутый ключ и снова полез во внутренности «бэхи», — зачем низкопрофильную резину поставил?

— Я не… — начал Дима, но потом вспомнил громадные хромированные диски с тонкой полоской покрышки и спросил с некоторым вызовом:

— А что, нельзя?

— Можно, — Эдуард опустил голову и глянул на Диму, — Но тогда рулем не крути. Вообще. А вот если повернуть, то та рулевая тяга, что внутри поворота, в момент удара зажимает шланг между собой и креплением. Штатная резина удары демпфирует, с ней такое может быть только при сильном ударе, а вот низкопрофильная продавливается до диска даже на небольшой кочке. Снимай нафиг эти понты, практической пользы от них ноль, а вреда — сколько угодно.

— М-м-м, — Дима почесал затылок, — а как-то по другому решить проблему можно?

— Можно, — Эдуард вздохнул, — можно рулевые поменять. Только не на родные, а на АЭКовские аналоги. Там рейка с изгибом идет и шланг не цепляет. Езжай в Экзист ближайший, что в Немчиновке, скажешь, что от меня, возьмешь пару. Шлангов там может не быть, ну да шланг сам найдешь. Успеешь сегодня до девяти привезти — завтра к обеду заберешь. Триста баксов будет.

— Спасибо, — Дима расцвел, — я сейчас, я мигом.

Эдуард что-то пробурчал в ответ, но Дима уже выбегал на улицу и ничего не услышал. Эдуард ему понравился. «И чего меня стращали?», — недоумевал Лукшин, аккуратно пробираясь по разбитым переулкам, — «нормальный мастер, спец, сразу видно. Повезло мне, похоже». Он даже не удержался, нашел в бардачке визитку и позвонил Вирджилу, хотя и понимал, что лучше бы подождать хотя бы до тех пор, пока запчасти не найдутся. Вирджил, к Диминому огорчению, его успехами восхищаться не стал, подробности его не интересовали, он спросил лишь, когда будет готова машина. Лукшин, сам не до конца поняв причину, немножко соврал: «Завтра вечером», — сказал он и сам удивился своему ответу. «Ладно», — сказал Вирджил после недолгой паузы, — «тогда завтра вечером на ней и приедешь, до этого ты мне не нужен». И положил трубку. Лукшин покрутил в руке замолкший телефон, бесцельно понажимал на кнопки и бросил его на пассажирское сиденье. В душе остался неприятный осадок. «Мог бы хоть спасибо сказать» — подумал он недовольно. Сам Лукшин собой неимоверно гордился, и полное отсутствие интереса Вирджила его покоробило. Потом Дима вспомнил свою фразу про «завтра вечером» и настроение его снова начало подниматься. «Ай да я», — подумал он с восхищением, — «хорош, однако. Получается, у меня завтра машина есть, да еще какая! Надо бы этим воспользоваться… может, заехать в „Первопечатник“, объяснить, какого ценного кадра они потеряли? Намекнуть на его новую зарплату?» Блаженная улыбка сама нарисовалась на лице Лукшина, но он сладкие мысли о мести безжалостно разогнал. Доходили до него слухи, что главред не стал с ним судиться только из-за явной убыточности такого мероприятия. А подкати он на новом джипе, главред может и передумать. Так что, как ни прискорбно, но с «Первопечатником» придется подождать. До Пулитцеровской премии, как минимум. А вот если… Дима взял телефон и нашел нужный номер.

— Маша? Привет, это Дима Лукшин. Ты что завтра делаешь?

«Ну и пусть банально до пошлости», — думал он через пять минут, с улыбкой убирая телефон во внутренний карман, — «вот если бы я приехал весь такой в банк и попытался кредит на лимон взять, это было бы нечестно. А так — ну покажите мне хоть одного мужика, который не пытается девушкам пыль в глаза пускать. Неважно чем — глубоким знанием искусства Ренессанса, полчаса назад почерпнутым из Википедии или пачкой баксов в бумажнике, когда у самого долгов выше крыши. Чем я хуже? И вообще, не факт, что я сейчас все запчасти найду.»

Но запчасти нашлись. Было двадцать минут девятого, когда Дима свернул с МКАДа под знакомый указатель. Правда, по причине сгустившейся темноты и полного отсутствия освещения Дима два раза проехал мимо нужного поворота среди гаражей и один раз вообще чуть крупно не застрял, в последний момент затормозив перед невесть откуда взявшейся канавы прямо поперек переулка. Так что было уже без четверти девять, когда, вспотевший и разозленный, Лукшин вырулил наконец на скупо освещенную площадку перед сервисом.

«Бэха» все так же сверкала внутренностями с подъемника, Эдуарда видно не было, и вышедший на шум мастер весьма нерусского вида, путаясь в словах и отчаянно жестикулируя, объяснил, что Эдуард уже уехал, будет завтра с утра, детали надо оставить в машине, машину — во дворе, а ключи отдать ему — Радику. Дима засомневался. Позвонил Эдуарду на сотовый, но тот слова своего мастера подтвердил и, скрепя сердце, Дима сходил к джипу, достал из бардачка документы, закрыл машину, и, вернувшись, положил в протянутую грязную ладонь ключи.

— Эта кнопка — открывает, а эта…

— Зынаю, — отмахнулся Радик, ушел к дальней стене и повесил ключ на гвоздик. Дима пожал плечами и пошел на улицу. По прикидкам, до дома он доберется часа через три. Ладно еще, догадался днем еврики обменять — по крайней мере, до метро можно будет на бомбиле доехать. Не наткнуться бы только на гопарей каких-нибудь.

Хотя Эдуард обещал машину «к обеду», без десяти двенадцать Дима, полный радужных мыслей, уже заходил во двор автосервиса. «Его» машины во дворе не было и Дима немного огорчился. Он-то надеялся, что машина, уже готовая, стоит на улице. Он нехотя примирился с мыслью, что придется немного подождать и потянул на себя железную калитку. «Бэха» все так же висела на подъемнике, как будто даже еще более раскуроченная, а под ней стоял железный стол с каким-то очень сложным агрегатом на нем. Но Дима не смотрел на «бэху», он смотрел на другой подъемник и ледяная пустота потихоньку заполняла его сознание. «Не может быть», — пробормотал он, едва шевеля застывшими губами и дрожащими пальцами принялся перебирать документы на машину — была у него легкая надежда, что на подъемнике висит другой Джип Коммандер — ну невозможно разобрать машину до такой степени за какие-то 3–4 часа. Лукшин нашел ПТС и принялся тщательно сверять номер. За этим занятием его и застал Эдуард. Он подошел, встал сбоку и деловито заявил:

— Значит так. Скрип из-под днища слышал? Это крестовина кардана. Надо менять. Сальник заднего моста течет, тоже меняем. Сайлентблоки обязательно. Но это не главное — главное маятник и центральная рулевая рейка. Как ты вообще… что это?

— Деньги, — Дима протянул руку, — триста долларов и еще где-то четыреста евро рублями. Это все что у меня есть. Пожалуйста, — он всхлипнул, — пожалуйста, пожалуйста, соберите все обратно!

— Но… — в глазах Эдуарда мелькнула неуверенность, — с таким рулевым нельзя ездить! Там люфт полсантиметра! Это просто опасно!

— Это не моя машина, — сказал Дима безжизненным голосом, — если я не пригоню ее сегодня вечером, то меня… то я… я умру.

Это ж надо, каким дураком он был еще десять минут назад. Счастливым дураком. Слезы сами собой полились из его глаз, и, продолжая протягивать деньги, Дима опустился на колени — прямо в черную маслянистую лужу непонятного происхождения.

Эдуард шумно вздохнул, опустил плечи и, шаркая ногами, пошел к выходу. Дима продолжал стоять на коленях, молчал и смотрел вслед. У калитки Эдуард повернулся и, старательно не глядя в сторону Димы, буркнул остолбенело стоящим неподалеку мастерам:

— Собирайте.

— А эта… кардана? — негромко поинтересовался знакомый Диме Радик.

— Я сказал — собирайте! — рявкнул Эдуард, в сердцах пнул дверь и вышел на улицу.

— Адэ… — сказал Радик негромко, — та расбирайте, та сабирайте…

Лукшин неловко поднялся, шмыгнул, утер лицо рукавом. Деньги зашуршали в руке, Дима недоуменно посмотрел на них, потом сунул в карман.

— Побыстрее, ладно? — глядя в сторону, негромко сказал он и тоже пошел к выходу.

Эдуарда поблизости не оказалось, но Дима его и не искал. Просто помнилось ему, что рядом с железными воротами на улице есть скамейка — ноги не держали. Дима осторожно сел на ее краешек, прерывисто вздохнул и уставился невидящим взором вдаль, сложив руки на колени. Через какое-то время появился Эдуард, подошел к Диме, начал:

— Надо масло трансмиссионное… — потом смешался, махнул рукой, сел в стоявший неподалеку старенький джип и уехал. Дима проводил его безразличным взором — на него вдруг навалилась дикая усталость и вообще все стало как-то по барабану.

Очнулся резко и неприятно, мотнул головой, унимая головокружение и понял, что спал. В кармане надрывался мобильный. Дима вытащил телефон, посмотрел на экранчик — «Маша». Вздохнул, отключил звук и засунул обратно. Было стыдно. Очень хотелось зайти посмотреть, что там с машиной, но он даже не пошевелился. Очень ярко представлялась картинка, как он заходит в сервис и видит все так же висящий на подъемнике разобранный джип и мастеров под ней, расписывающих пулю на троих. Или распивающих бутылку портвейна. И, как при его появлении, они с демонстративным пренебрежением поднимаются; лениво тянутся к инструментам, переглядываясь и со значением усмехаясь. А тут и Эдуард: «Знаешь, я подумал и решил, что машину тебе не отдам. Мне кажется, ты ее угнал. Совершенно неправдоподобно, чтобы кто-то мог доверить свою машину подобному идиоту. Звони хозяину.» Ну уж нет. Он с места не сдвинется и рукой не пошевелит, пока машина не будет готова. Пусть даже придется ждать до завтра… да хоть до послезавтра. Вирджилу вот надо будет позвонить… в конце-то концов, он, Лукшин не виноват, что работники не успели доделать к сроку, который, кстати, сами же и установили. Лукшин же не эксперт и не может сам определить, на сколько часов потянет та или иная работа. Он, может, все от него зависящее сделал. Даже если бы он сутки напролет в этом сервисе торчал — он же не знает, что конкретно эти работяги делают и зачем. То есть, конечно, будь он здесь утром, он бы кардан снимать не дал, но Вирджил-то этого не знает. И не узнает. Вот с Машей, конечно, нехорошо получилось. Он и так последние три недели ей ни разу не звонил и даже по аське не отвечал. А теперь-то она точно разобиделась — наобещал с три короба и трубку не взял. Ну ладно — отбрехается как-нибудь… потом. Главное сейчас — уболтать Вирджила. Убедить его, что Лукшин — не виноват. Да и вообще — ничего страшного, подумаешь, с ремонтом задержались…

И далее о том же самом. Если бы его мысли ездили в машине, на этом кругу они накатали бы приличную колею за то время, пока Лукшин сидел на скамейке и смотрел вдаль. Несколько раз калитка хлопала, выпуская на улицу кого-нибудь из мастеров. Дима всякий раз внутренне вздрагивал и напрягался, хотя внешне даже глазными яблоками не шевелил. Но работяги выходили просто покурить. Впрочем, любой внимательный наблюдатель отметил бы некоторую нервозность курящих — сигареты они едва до середины докуривали и вообще — явно чувствовали себя на улице неуютно.

Зажужжал в кармане телефон. Дима вздохнул, прервал свой мысленный оправдательный монолог и, готовясь к худшему, вытащил трубку. Вирджил. Дима в волнении вскочил, сделал два шага к калитке, остановился. Шагнул обратно, постоял немного, глядя на экранчик, потом решился. Глубоко вздохнул, нажал зеленую кнопку и поднес трубку к уху.

— Здравствуйте, Вирджил Сидорович — сказал он, изо всех сил стараясь говорить уверенно и легко.

— Ты где? И где машина? — Вирджил на приветствие тратить время не стал.

— Видите ли Вирджил Сидорович… э-э-э, тут такое дело, — тем же голосом жизнерадостного идиота начал Дима, но тут за его спиной заскрипели ворота, — сейчас, секундочку, шумно, ничего не слышу.

Изо всех сил надеясь на чудо, и, одновременно с ужасом ожидая худшего, Дима быстро обернулся. И увидел чудо. И ощутил себя апостолом на горе Фавор, увидевшим воскресшего Иисуса. Точно так же звучала осанна, струился с небес золотой свет, освещая увитые лавровым листом бриллиантовые врата, сквозь которые медленно и величественно выдвигалась корма большого внедорожника.

— Ты оглох там что ли? — прервал идиллию недовольный голос в трубке

— А? — Дима с трудом оторвался от чудесного зрелища, — что? …а, да, Вирджил Сидорович, я сейчас как раз еду. Просто понимаете, сервис далеко очень от центра, несколько километров от МКАД и дорога тут…

— Блин! Ты поближе сервис не мог найти? Через сколько будешь?

— Поближе — не мог найти, — твердо сказал Лукшин, — а буду — как повезет. Варшавка, в пятницу вечером… ну вы ж понимаете.

— Блин, — сказал Вирджил, но уже спокойнее, — ладно, езжай. Жду, — добавил едко, — с нетерпением, — и положил трубку.

Дима глубоко вздохнул, сунул трубку в карман и пошел к открывающейся водительской двери.

— Триста пятьдесят, — не глядя на Лукшина, буркнул, вылезая наружу, Эдуард, — триста за работу и полтинник — за масло. Остатки — в канистре в багажнике.

— Спасибо, — лучась голливудской улыбкой, воодушевленно сказал Дима, — спасибо огромное.

— Не за что, — все так же глядя в сторону, Эдуард протянул разлинованный лист А4, на котором что-то было расписано в столбик с цифрами и стоял квадратный синий штамп, — счет. Отдашь хозяину.

Дима взял лист, бросил на него мимолетный взгляд.

— А это список. Чего надо поменять. Чего надо поменять срочно — я подчеркнул. Чего надо было поменять еще вчера — обвел. Тоже отдашь. Если доедешь.

— Э… — Дима перестал улыбаться, — я постараюсь. Вот… деньги.

Дима добавил к приготовленной пачке несколько пятисотенных — в сумме вышло чуть больше, но он решил не мелочиться. Эдуард его порыва не оценил — сунул, не считая, деньги в карман, повернулся и молча шагнул в открытые ворота.

— Спасибо, — крикнул ему вслед Дима, — до свидания!

Эдуард, не оборачиваясь, махнул рукой.

— Извините, что так вышло, — пробормотал Дима, залезая на водительское сиденье, — я, вообще-то, нормальный. Ну, большую часть времени.

Лукшина прощальные слова Эдуарда беспокоили, поэтому ехал он осторожно и до Садового добрался только через час, хотя дорога в этом направлении была почти свободна. Вот на выезд — Москва стояла, похоже, вся.

Свернул на Демидовский вал, подъехал к знакомым воротам. Успел задуматься над вопросом: «Что делать, если ворота не откроются?», но створки уже распахивались — видимо, в машине был какой-то радиопередатчик. И Дима въехал на заросшую лесом территорию, явственно ощутив что в таком качестве въезжать на эту территорию ему нравится. Он даже поехал помедленнее, чтобы насладиться этим ощущением. Но тут сзади прозвучал короткий требовательный сигнал. Лукшин поморщился, глянул в зеркала и увидел ползущий впритирку к его бамперу красный спортивный автомобиль. «Тьфу ты», — подумал он раздраженно и прибавил газу. Лес кончился, открыв вид на стоянку; тут же, с басовитым урчанием двигателя, красный спорткар проскочил вперед, молнией пролетел стоянку и, визжа резиной, затормозил рядом с будкой охранника, поперек стояночной разметки. «Понтов-то», — неприязненно буркнул Лукшин, подруливая к намеченному месту — поближе ко входу в здание. Наверное, было бы правильнее поставить машину в гараж, но подземные парковки, с их теснотой и узкими крутыми подъемами Дима не любил категорически — с тех пор, как еще на шестерке, ободрал всю бочину об бетонный столб в многоэтажной парковке. Проезжая мимо красной машины, скосил глаза и вдруг сообразил, что именно ее он видел в самые первые минуты знакомства с ООО «Форес Дарк» — в табличке заднего номера вместо цифр и букв было написано «RED LYNX». «Красная рысь», — мысленно перевел Дима и вспомнил рыжеволосую хозяйку машины, — «ей идет, хотя… наверняка крашеная. Какая-нибудь дочка директора, наверное… или не дочка». Аккуратно поставил машину, вышел, щелкнул сигналкой. Вздохнул, окинул прощальным взглядом джип и пошел ко входу.

Громкий залихватский свист за спиной заставил его остановиться и недоуменно оглянуться. И удивленно округлить глаза. Высокая рыжеволосая девушка в обтягивающем спортивном комбинезоне черно-красной расцветки стояла рядом со своей машиной вложив в рот указательные пальцы обеих рук и, похоже, готовилась свистнуть еще раз. Но не стала. Вынула пальцы изо рта, широко улыбнулась и громко сказала:

— Привет? Уже на колесах? — и кивнула в сторону Вирджиловского джипа.

Дима неопределенно пожал плечами.

— Привет, — улыбнулся, — а львенка я так и не видел.

Девушка подошла поближе, прищурилась

— Насмотришься еще. Холодно уже, так он в вольере, скорее всего, — и кивнула куда-то вдаль.

— Наверно… — Дима замялся, не зная, как поддержать разговор, да и стоит ли его вообще поддерживать. Таких девушек — с модельной внешностью и взглядом голодной волчицы, — он, мягко говоря, побаивался. Но тут, к его облегчению, у девушки зазвонил телефон. Она вытащила трубку («Vertu, разумеется» — отметил Лукшин, — «ну еще бы») подмигнула Диме и, полуотвернувшись от него, поднесла телефон к уху. Видимо, это означало, что разговор окончен.

— До свидания, — сказал Дима и пошел к дверям. Все та же «училка» в ответ на Димино «здравствуйте» бросила на него короткий взгляд поверх очков и сообщила: «Здравствуйте. Поднимайтесь, Вирджил Сидорович вас ждет.»

Вирджил ждал. Дима даже поздороваться не успел.

— Ты задним ходом что ли ехал всю дорогу? — Вирджил стремительным шагом пересек комнату и требовательно протянул руку:

— Ключи и карточку.

— Вот, — Дима отдал требуемое.

— Где делал?

— У Эдуарда. Это мастер такой, у него сервис на юге… — начал Дима, но Вирджил его перебил:

— У Эдуарда?! Почему не у Марата или не в «Элкоме»?

— Где? — удивился Дима.

— Понятно, — протянул Вирджил, — в «Планете авто» был? На Фронтовых бригад? На Заречной?

— На фронтовых бригад был, — встрепенулся Дима, услышав знакомую улицу.

— М-да. Негусто. Как на Эдуарда вышел?

Дима рассказал. Вирджил, слушая его, мрачнел и хмурился, потом влез в Димино повествование вопросом:

— Сегодня же двадцать седьмое?

— Д-да… вроде, — Дима недоуменно поднял взгляд, — а что?

— А то, что если даже пятьсот евро ты уже пропил, то интернет у тебя дома все равно еще не кончился. Почему же ты им не воспользовался?

— Э? — Дима растерялся, мысль поискать автосервис в интернете ему даже в голову не приходила, и он только сейчас сообразил, насколько это большой прокол. Сообразил и принялся выкручиваться:

— Так у меня просто времени не было там разбираться! Ну, будь у меня дня два…

— Зачем два дня? Делов-то — посмотреть форумы, отзывы почитать?

— Вирджил Сидорович, я же ни черта не смыслю ни в машинах, ни в автосервисах. Моя шестерка, которую я три года как продал — не в счет. Вы же знаете — не ориентируясь в теме, объективное впечатление с интернета не составишь. Кто-нибудь выливает тонны помоев на фирму А, кто-то многословно хвалит фирму Б. А на самом деле первому в фирме А на дверь указали, потому что он хамил направо и налево, а второй — сам директор фирмы Б, из одного гаража состоящей. Обычное дело. Время двенадцать было, даже если б я не домой, а в интернет-кафе пошел, все равно — пока б я в разных форумах регистрировался, пока б самый посещаемый нашел, пока б разобрался — вы думаете, я не прикидывал?

Вирджил хмыкнул пренебрежительно, но выглядел задумавшимся, и воодушевленный успехом Лукшин продолжил:

— И я не скажу, что моя тактика оказалось неэффективной — я же нашел Эдуарда!

— Ну-ну. И что он тебе впарил? Счет где?

— Ничего не впарил, — с видом оскорбленной невинности сказал Дима, протягивая листок со счетом, — вот.

Вирджил просмотрел лист, снова хмыкнул, на этот раз удивленно, потом прищурился:

— Как же ничего? На хрена в мосту масло менял?

— Ну… — Дима слегка смешался, и, чтобы как-то заполнить паузу, протянул второй листок, — это вот детали, которые в машине поменять надо. Эдуард дал.

Вирджил взял список, нахмурив брови, посмотрел на него, потом скомкал и кинул в стоящую у двери урну.

— Ну-ну. Ладно. Я, вообще-то, хотел, чтобы ты составил некоторое впечатление о московских автосервисах, но ты так однобоко к этому подошел, что даже не знаю…

— А я думал, вы хотели машину починить, — невинным голосом заявил Лукшин.

— Ладно-ладно, — Вирджил поднял ладонь, — не цепляйся. Пусть так. У тебя есть что-нибудь сказать по сегодняшнему дню? Подсказка: Эдуард.

— О, — сказал Дима, — есть. Понимаете, он же вовсе не разводит на бабки, как может показаться. То есть, он конечно, до хрена всякого предлагает поменять и починить, но мотивация у него другая. Меня почти во всех сервисах развести пытались. В некоторых вообще внаглую, но Эдуард — это другое. Те хотели поменьше работать и побольше срубить, а Эдуард — он честно хотел поменять все хоть чуть-чуть изношенные детали.

По какой-то непонятной причине Лукшин чувствовал себя обязанным Эдуарду, и, нахваливая его, словно избавлялся от этого обязательства.

— Вот только он не понимает, чего людям надо. Или понимает, но не хочет делать, потому что слишком… да, слишком влюблен в свое дело.

Вирджил фыркнул.

— Влюблен? Ну ты сказанул. И чего же он не понимает? Чего людям надо?

— Проблем им не надо. Они хотят услышать, что вот — некоторое количество денег, чуть-чуть времени на поменять одну-две детальки — и у них будет новая машина. Пусть даже на самом дел полмашины на издыхании. А вот Эдуард сразу вывалит список на сто наименований. Разумеется, человек в следующий раз пойдет в тот сервис, где ему одну деталь предлагали поменять, хоть и по цене вдвое дороже, чем Эдуард все сразу. И еще радоваться будет, что не дал себя развести. Вот и стоят в жлобском «Интеле» десятки машин, а у Эдуарда только один подъемник из четырех занят. Вот и ездит он на Гранд Лузере каком-то, а в других сервисах простые работники на новых «пыжиках» на работу приезжают.

— На чем ездит Эдуард? — Вирджил удивленно поднял брови.

— Лэнд Крузер древний. Я таких вообще не видел, если бы не шильдик, и не догадался бы, что это крузак.

— Ха, неплохо. Гранд Лузер, да? Ха-ха. И какая же мораль?

— Простая, — Дима пожал плечами, — надо делать не так, как лучше, а так, как хочет клиент. Клиент всегда прав, вот.

Вирджил недовольно поморщился.

— Так, значит, думаешь. Ну, пусть. Троечка с плюсом.

— Почему троечка? — возмутился Лукшин

— По кочану, — отрезал Вирджил, — мыслишь потому что шаблонно. Нет, даже не так. Мыслишь ты неплохо, но в какой-то момент ловишь подходящий шаблон и дальнейшие свои рассуждения под этот шаблон подгоняешь, не затрудняясь какими-то размышлениями. Хотя мог бы. А плюсик — за «Гранд Лузера» и за то, что Эдуард тебя особо не развел.

Дима отвел взгляд: «Знал бы ты, почему он меня не развел».

— Ладно, — сказал Вирджил, — хватит на сегодня, я и так задержался лишнего. На, держи, — и он отсчитал из бумажника несколько купюр и вручил их Лукшину. Дима машинально пересчитал и поднял удивленный взгляд — в его руке было четыреста шестьдесят евро.

— Я тебя предупреждал, что все лишние расходы с тебя же вычту? Я просил масло менять?

— Нет, но… — еще минуту назад он вообще не особо рассчитывал на эти пятьсот евро, но сейчас эта мелочность почему-то его сильно обидела (да какая мелочность — жлобство натуральное, тем более, что полканистры масла у него в машине лежат)

— Вот и все, — отмел все возражения Вирджил, — или ты против?

Дима поперхнулся.

— Нет-нет, что вы. Не против. Просто…

— Тогда — до завтра. Подъезжай без четверти восемь к зданию МГУ на Моховой. Найдешь там на стоянке мою машину. Все — свободен.

И Вирджил подошел к стоящему у окна столику и, демонстративно стоя спиной к Лукшину, принялся собирать со стола бумаги и укладывать их в папку.

— До свидания, — сказал Дима, сунул купюры в карман и вышел.

На улице, недалеко от входа, стояла и курила рыжеволосая девушка. Комбинезон она уже сменила на черную кожаную куртку с меховым воротником и Дима испытал по этому поводу легкое сожаление — в комбинезоне она смотрелась эффектнее. Она обернулась на звук хлопнувшей двери, увидела Диму и приветливо улыбнулась.

— Домой?

— Ага, — кивнул Дима.

— Подкинешь девчонку? — она подмигнула.

Дима замер. Первым рефлекторным порывом было — соврать что-нибудь. Полезть в карман, сделать растерянное лицо и сказать, что ключи выронил. Зайти обратно, спрятаться в туалете и сидеть там полчаса — не будет же она его караулить? Или ужасно расстроиться и сказать, что не получается — как раз сегодня у него встреча однокурсников, скажем, в «Апреле» — ресторанчике в конце квартала, так что он туда пешком идет… Не, не однокурсников — напросится еще — деловая встреча. Или… короче, будь она девушкой его круга, он бы уж придумал чего сказать, чтобы не уронить себя в ее глазах. Но соврать этой? Дима вздохнул и признался:

— Это не моя машина. Это Вирджила, начальника моего.

Он ожидал мгновенной потери интереса и уже собрался продолжать путь, но девушка его удивила:

— Ну и слава богу, — сказала она, затушила сигарету и точным броском отправила ее в урну. Дима удивленно поднял брови. Девушка искоса стрельнула в него взглядом и продолжила:

— А то я уж подумала: «Еще один симпатичный парень с маленьким членом».

Дима поперхнулся.

— П-почему? — выдавил он и закашлялся.

— Это ж общеизвестно. Большой джип — маленький член. А самое забавное в том, что это действительно так. Исключения есть, но они, как и положено исключениям, редки.

— Ну, — Дима уже преодолел растерянность, все-таки общение с Вирджилом не прошло даром, — мне, например, большие джипы тоже нравятся, хотя…

— Хотя болт — что надо, ты хотел сказать?

Дима густо покраснел, девушка хихикнула.

— Не парься, я ж говорила, что исключения бывают. Дима задумчиво глянул на стоящий неподалеку Коммандер.

— Интересно, как у Вирджила? — поинтересовался он вслух, исключительно чтобы что-то сказать. Дима не ожидал ответа, по крайней мере, такого ответа — девушка продемонстрировала ему кулак с оттопыренным мизинцем и усмехнулась.

— Правда? — Дима поднял удивленно брови, — а откуда… неужели…

— Не, самой не приходилось. И слава богу, уж больно он мне противный. Но информация достоверная.

Дима хмыкнул. Забавное дело: эта новость сильно подняла его в собственных глазах.

— Так ты не на колесах?

— Нет, — мотнул головой Дима и грустно улыбнулся.

— Ну, давай тогда я тебя подвезу.

Дима уставился на собеседницу вытаращенными глазами и отвесил челюсть.

— Ну, если не хочешь…

— Хочу! — выпалил Дима.

— Тогда пошли, — девушка повернулась и стремительным шагом направилась к приземистой красной машине. Дима обалдело семенил следом. «Наверное, она меня с кем-то перепутала», — недоумевал он, — «или я чего-то не знаю? Что там Вирджил говорил про тамплиеров своих — может, я под какое-нибудь их предсказание древнее подхожу? И потому они со мной так носятся?».

Перед распахнутой дверью спорткара Дима слегка замешкался — сиденье находилось очень низко и он задумался, как половчее на него забраться.

— Юля, — подала голос девушка с водительского сиденья. Вот она-то на свое место влетела за полсекунды.

— Чего? — не понял Дима.

— Юля. Зовут меня так.

— А… А меня — Дима.

— Вот и славно. Теперь мы знакомы. Так что если мама говорила тебе не садиться в машины к незнакомым людям…

Дима фыркнул и, довольно неловко, упал на сиденье. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Полулежачее положение сидения его сильно напрягало, он выглянул наружу и напрягся еще больше — асфальт находился под ним на расстоянии вытянутой руки. Он даже попытался его потрогать и еле успел отдернуть руку, когда дверь вдруг сама собой закрылась. Басовито заурчал двигатель и Лукшин даже охнул от неожиданности, ощутив как его собственный позвоночник отозвался на это урчание легкой дрожью.

— Возбуждает, да? — с хрипотцой в голосе спросила Юля.

Дима сглотнул.

— Я, когда свою камрюху разбила и в сервис ее загнала, собралась бабомобиль какой-нибудь на время взять, ну знаешь, бывают такие, косметички на колесах. Зашла в салон и увидела этого красавца. Напросилась покататься и… пришлось брать, — она вздохнула и положила ладони на руль. Чуть-чуть изменился тон двигателя, пейзаж за окном вздрогнул и скакнул за спину.

— Пристегнись, — бросила Юля, выруливая на дорогу.

— Ментов боишься что-ли? — спросил Дима и прикусил язык — прозвучало грубовато. А ну как обидится и высадит? Но Юля не обиделась. Хмыкнула и спросила:

— Знаешь, сколько лобовое на этой тачке стоит?

— Боюсь представить. А что?

— А то, что если ты не пристегнешься, то вышибешь его лбом на первом же светофоре.

— Упс, — сказал Дима, нащупал справа ремень, протянул его наискосок и задумался, потому что наткнулся слева на еще один ремень.

— Он пятиточечный, — не поворачивая головы, сообщила Юля, — продевай руки с обеих сторон. Замок — у тебя под яйцами.

Дима поджал губы, но вслух ничего говорить не стал. Пристегнулся, посмотрел по сторонам, вздрогнул, скосил взгляд вбок и принялся разглядывать прикрепленный к стеклу крупный листок с российским триколором и просвечивающим с той стороны зеркальным текстом «Русь-информ» — смотреть просто в окно было просто страшно.

— Что за «Русь-Информ»? — спросил он, просто, чтобы не молчать.

— Ну ты спросил, — удивилась Юля, — вообще-то, я там работаю. А ты тогда где работаешь?

— Форес Дарк… ООО, — недоуменно ответил Дима, — где же еще?

— А… один хрен, вид сбоку… Куда тебя везти-то? — Юля, вырулила на встречку и повернула на светофоре под желтый сигнал. За окном мелькнуло колесо троллейбуса, бок выруливающего джипа, побелевшие глаза водителя во встречной машине; мелькнули — и остались сзади.

— Так где живешь, спрашиваю? — не дождавшись ответа, повторила Юля.

— А? — Дима встрепенулся, вышел из ступора и сказал, где. И тут же понял, что имела в виду Юля, когда говорила про вышибание лбом стекла — под визг шин Диму тряхнуло так, что даже дыхание перехватило, если бы не ремни — летел бы он сейчас над дорогой.

— Твою мать, — выдохнул Дима, потирая шею (как будто что-то хрустнуло в ней) и пытаясь определить причину остановки, — что случилось?

— Ты охренел что ли? — ласково спросила Юля, — ты соображаешь, сколько мы туда ехать будем? Не, я в эту дыру не поеду.

— Поэтому я на метро езжу, — сдерживая злость, сказал Дима (можно подумать он просил его куда-то везти), — блин, я думал, мы врезались во что-то!

— Ну извини, на метро я тебя не повезу, — сказала Юля и задумалась.

— Да ничего, — Дима пожал плечами и принялся выпутываться из ремней безопасности, чувствуя одновременно и сожаление и облегчение. Жаль конечно, а какому мужику не было бы жаль? Он уже себе такого нафантазировал… а с другой стороны — не понимал он эту Юлю. Не понимал и боялся.

— Слушай, а тебя дома ждет кто?

— Меня? — Дима замер, держась за ручку двери, — Кто?

— Не знаю, поэтому и спрашиваю. Мама, которая тебя потеряет, если ты до одиннадцати не вернешься? Жена, пяток детей мал мала меньше? Любимый пекинес, который от огорчения сдохнет, если ты на ночь не придешь? Рыбки в аквариуме, которых кормить надо?

— Я один живу, — сказал Дима машинально, весь поглощенный обдумыванием Юлиного вопроса. Точнее, слов «если ты на ночь не придешь». К чему это она?

— Никто меня не ждет.

— Вот и отлично. Поехали тогда ко мне.

— Как это? — Дима вжался в сиденье, — зачем?

Юля зло усмехнулась:

— Боишься?

— Да, — сказал Лукшин.

— Трус, зато честный, — прокомментировала Юля, — ты можешь себе представить, что такой девушке, как мне, может быть просто одиноко? Что, бл…ь, у меня в телефоне триста мужиков и половина из них прибежит, истекая слюнями, раньше чем я номер закончу набирать? И что в гробу я их всех видела. Смотрю, идет парнишка. Молодой, наивный. Неиспорченный. Глаза удивленные, лицо одухотворенное. И так мне его закадрить захотелось… что тут плохого, спрашивается? Вот и все. Так что вылезай, дуй в свое метро — станция во-он там где-то. Желаю удачи.

Дима не пошевелился.

— Что, уже не боишься?

— Нет. То есть — да. То есть — боюсь. Но не уйду. Мне ж потом только и останется, что в монастырь уйти, — и Лукшин принялся пристегиваться обратно.

Юля хмыкнула, но ничего не сказала.

— Только мне завтра рано на работу. Полвосьмого мне надо быть на Библиотеке.

— Я тоже рано встаю, — отозвалась Юля, — так что я тебя еще подбросить успею.

Лаврируя между машин, выбралась к середине дороги и лихо развернулась через двойную сплошную.

— Ментов не боишься? — почти повторил свой недавний вопрос Дима, но сейчас в нем звучало куда больше уважения.

— Пусть догонят сначала, — двигатель натужно завыл и Лукшина мягко, но мощно вдавило в сиденье. Дима посмотрел в окно, покачал головой.

— Я понял, — сказал он, — как Лукас придумал картинку за окном при сверхсветовом прыжке. Его наверное, тоже в Феррари прокатили.

— Это не Феррари, это Мазерати. Кто такой Лукас?

— Ну, Джордж Лукас. Который «Звездные войны» снял. Все шесть частей — его.

— Ни одной не смотрела, — равнодушно сказала Юля, закладывая глубокий поворот. В считанных сантиметрах за окном мелькнули отчаянно моргающие фары.

— Блин, — Дима выдохнул, — ты всегда так ездишь?

— И до сих пор не убилась, — кивнула Юля, — на самом деле, на быстрой машине ездить проще. Когда едешь на обычной, то все вокруг тоже едут, и хрен угадаешь кто куда повернет и в какой момент. А так — они все стоят, а я их объезжаю. Да не напрягайся ты, уже почти приехали.

Юля завернула в переулок, пролетела пару кварталов и притормозила перед въездом во двор, перегороженным высокими коваными воротами. Требовательно погудела. Ворота открылись; легонько переваливаясь на брусчатке двора, машина плавно закатилась под сень мощных дубов и остановилась вплотную к теряющейся в листве кирпичной стене.

— Приехали, — сказала Юля, нажимая какую-то кнопку слева. Обе двери плавно распахнулись. Дима, морщась, неловко выбрался из своего сиденья, выпрямился, потянулся — ехали они всего минут десять, но Лукшин так напрягался всю дорогу, что чувствовал себя весь день просидевшим в сиденье какого-нибудь междугороднего «Икаруса». Огляделся.

Дворик оказался значительно больше, чем показалось на первый взгляд, росло тут с десяток дубов, заставших, пожалуй, еще нашествие французов; среди деревьев там-сям виднелись стоящие автомобили, проглядывались красные кирпичные стены и большие панорамные окна.

— Милое местечко, — сказал Дима

— Мне тоже нравится, — согласилась Юля, и пошла к ближайшему застекленному крыльцу, оказавшемуся входом в подъезд. Дверей на лестничной площадке было всего две. Юля вытащила из кармана маленькую связку ключей и открыла левую дверь.

— Заходи, — сказала она и крикнула внутрь квартиры:

— Петрович, я дома!

Дима, уже занесший ногу над порогом, вздрогнул и замер с поднятой ногой.

— Петрович — это кто? — спросил он шепотом.

Юля недоуменно на него глянула, потом расхохоталась.

— А вон он, — сказала сквозь смех, — познакомься.

Дима, похолодев, заглянул в дверной проем, но никого не увидел. И только через секунду заметил недвижимо сидящего на шкафчике большого черного кота, изучающего его очень неприязненным взглядом.

— Блин, — сказал Дима, проходя внутрь, — я уж испугался.

— Ты вообще трусишка, я уже поняла, — весело отозвалась Юля, закрывая дверь и снимая обувь. Кот, мурлыкнув, спрыгнул со шкафчика, подбежал к Юле и принялся, тихо мурча, тереться об ее ноги. Дима животных любил и котяра ему понравился. Он присел и попытался погладить Петровича, но тот не дался — отстранился, презрительно глянул на Диму и гордо удалился, нервно дергая хвостом.

— Прям как человек, — сказала Юля с непонятной интонацией, проводив кота взглядом, — такая же с-скотина. Когда я его с помойки подобрала, за колбасный огрызок на задних лапах ходить готов был, а теперь ухом лишний раз не поведет — воображает. Раздевайся, вешалка в шкафу.

Она распахнула стенной шкаф, повесила внутрь куртку, оставшись в коротком трикотажном платье, и легкой походкой ушла куда-то вглубь квартиры. Через несколько секунд послышались негромкие позвякивания.

— Чего пить будешь? Коньяк, водку, ром? Я себе мартини налью.

— Кофе, — отозвался Дима, вешая свою куртку и осматриваясь. Светло. Просторно. Дорого. Впрочем, глядя на машину, он ожидал большего.

— Кофе не держу, для сердца вредно.

Дима пожал плечами.

— Тогда тоже мартини.

— Хорошо, — и Юля вышла из-за угла, держа в одной руке два бокала, в другой — тарелку со всякой нарезкой и зажатую подмышкой литровую початую бутылку. Прошла к окну, поставила все на невысокий стеклянный столик и села в стоящее поблизости глубокое кресло футуристических очертаний. Ткнула в другое такое же.

— Садись, разливай. Не буду ж я сама себе наливать, когда мужчина поблизости есть.

— Ага, — Дима открыл бутылку, разлил мартини по конусовидным бокалам, — еще ж маслину класть вроде полагается?

— Не люблю с маслиной, — Юля поморщилась, — вкус портит. Ну, за знакомство?

Чокнулись, выпили. Юля принялась расспрашивать Диму о всякой ерунде. Где он родился, учился, кем работал. Дима вначале отвечал неохотно и односложно, но потихоньку разговорился, особенно, когда речь зашла о «Ночном экспрессе». Юля слушала внимательно, вопросы задавала вполне «в тему», иногда грустно улыбалась. Бутылку прикончили где-то за час, в основном — Лукшин, но он сам этого и не заметил. С сожалением посмотрел на пустую бутылку, поставил ее под стол и встал.

— Ты куда? — удивилась Юля, — сейчас еще принесу.

— Я это… — Дима потупился, — где тут у тебя…

— Туалет? — Юля хихикнула, — пойдем.

Туалет Диму впечатлил. Отделанный под старину, он блестел полированной бронзой и латунью. Масса стилизованной под ту же старину, но вполне современной техники вписывалась в этот антиквариат вполне гармонично. Дима даже не сразу понял, как работает смеситель — вычурный агрегат имел замаскированный под зеркальце ЖК-индикатор и две фарфоровые ручки, но регулировали они вовсе не холодную и горячую воду, а (как все же разобрался Лукшин) температуру и напор. Причем и то и другое тут же отображалось на экране. «До чего дошел прогресс» — с иронией сказал своему отражению Лукшин, ополоснул лицо, тщательно вытерся и пошел обратно.

Проходя мимо Юлиного кресла, посмотрел на то, как она, подперев голову руками, задумчиво смотрит в окно и, повинуясь мгновенному порыву, присел рядом.

— Может, я об этом сейчас пожалею, но хотя бы попробовать я должен, — сказал он, запустил руку ей в волосы, притянул к себе и впился в губы поцелуем. Он догадывался, что, скорее всего, именно этого она и ждет, но все же опасался подвоха. Кто их знает, этих богатых. Сейчас влепит пощечину, скажет «так я и знала, еще один козел» и выставит вон. Ну и пусть!

Но опасался он зря — Юля тут схватила его за плечи, уронила к себе в кресло и ответила на поцелуй — страстно и жадно. Потом оттолкнула Диму от себя, сглотнула и сказала хрипло:

— Ну наконец-то. Я уж думала, не осмелишься. Встань с меня.

Дима встал. Чувствовал он себя при этом почему-то очень неловко. Но Юля не дала ему времени на самокопания — схватила за руку и потащила в сторону — в смежную комнату, где Дима увидел лестницу. Квартира оказалась двухэтажной и Лукшин понял, что ожидал чего-то в этом роде. Не будь в ней чего эдакого, он был бы разочарован. Хотя два этажа — это по нынешним временам уже и не круто почти. Вот будь тут оранжерея или бассейн — другое дело.

Они поднялись по лестнице и оказались (ну разумеется) в спальне. Дима даже ухмыльнулся легонько. Посреди комнаты, на невысоком подиуме стояла широченная незастеленная кровать с кованой спинкой. Судя по двум дверям на дальней стене спальной, были на этом этаже еще какие-то комнаты, но Диму это уже особо не интересовало. Юля подвела его к кровати, развернула к ней спиной и запустила руки Диме под водолазку. Провела пальцами по груди, улыбнулась многообещающе и сильно толкнула его обеими руками. Дима рухнул на кровать.

— Однако, — сказал он, — быстро ты.

— Если тебя ждать, — промурлыкала она, — так я состариться успею. Заползай выше, вот так.

Залезла сверху, заявила, — «Руки подними», — и принялась снимать с Димы водолазку. Водолазка была Диме маловата, шла туго и Юля замешкалась с рукавами. «Давай я сам?», — предложил Дима, и, не обращая внимания на Юлино «Лежи-лежи», попытался стащить рукав. Но не смог, с удивлением поняв, что обе его руки неожиданно жестко зафиксированы где-то за головой. Лицо его было закрыто снимаемой водолазкой, поэтому разглядеть, что случилось с руками, он не мог. Дима дернулся, пытаясь освободиться, и убедился, что пристегнут он надежно.

— Что такое? — стараясь не паниковать, спросил он, — Юля?!

Невидимая Юля хихикнула и сказала:

— Не дергайся, трусишка. Ничего страшного с тобой не случится, — и укусила Диму за сосок.

— Ой, — Дима дернулся и закрутил головой, — нет! Пусти, я видеть тебя хочу.

— Да пожалуйста, — Юля натянула водолазку Диме за голову, — так лучше?

Лукшин первым делом посмотрел на руки и убедился, что обе они пристегнуты к спинке кровати наручниками. Меховыми.

— Блин, — сказал Дима, — мне так не нравится!

— М-м? — Юля облизнула губы, расстегнула молнию, идущую вдоль всего платья и Дима обнаружил, что белья Юля не носит. Чулки на ней были, а трусов — не было. Не говоря уже о лифчике. Она скинула платье, бросила его на пол, медленно и грациозно прошла вдоль кровати, пристально глядя на Диму.

— А так — нравится?

Дима сглотнул и заерзал.

— Что такое? — Юля остановилась, расставив ноги, и наклонила голову.

— Неудобно… это, — Дима смутился.

Юля опустила глаза и понимающе хмыкнула.

— А! Джинсы тесные? Сейчас-сейчас, — она нагнулась, расстегнула ремень, ширинку и одним движением сдернула джинсы с Диминых бедер вместе с трусами, — даешь свободу!

Взглянула Диме в глаза, торжествующе улыбнулась.

— А говорил — не нравится. Кажется, кто-то с тобой не согласен. Кстати, да — большой джип тебе ни к чему. Хотя… видала я и побольше.

Покружилась возле кровати, глянула через плечо.

— Ничего фигурка, да?

— Ну, — начал слегка уязвленный Дима, собираясь сказать: «Видал я и получше — пару-тройку кэгэ тебе не мешало бы сбросить», но явственно представил на кровати свой растерзанный труп и вовремя прикусил язык, — да, вполне себе. Может, отвяжешь, обещаю, не сбегу…

— Не-а, — Юля прищурилась, — я тебя так мало знаю. Вдруг ты не только трусишка, но еще и врунишка?

Дима вздохнул и решил последовать банальному совету «расслабиться и получать удовольствие».

— Ладно уж, — сказал он мрачно, — но больше я на такое не попадусь.

— Ой-ей, — Юля всплеснула руками, — такой весь недовольный, черт знает что подумать можно. Может, тебе заплатить тысяч пять, чтобы ты веселее выглядел, а? Баксов, разумеется, не рублей.

— Чего?! — Дима вытаращил глаза и задергался, — сдурела?! Иди на фиг! Выпусти меня сейчас же!

Юля рассмеялась красивым серебристым смехом.

— Ишь, гордый какой. Тише-тише, я пошутила.

Быстро наклонилась и коротко поцеловала в самый кончик члена. Диму словно током пронзило, он выдохнул и замер.

— Если б согласился, я б тебя выгнала, — тихонько сообщила Юля, — терпеть не могу альфонсов.

— Ага, — сказала Дима, обретая дар речи, — только вот это… у меня в заднем кармане джинсов…

Юля нахмурилась, сняла с Димы наполовину спущенные джинсы и полезла в карман. Вытащила пачку «Контекса», насмешливо подняла бровь.

— Какой предусмотрительный мальчик. Не беспокойся, я тоже за безопасный секс. Хотя, скажу тебе по секрету, это совсем не те ощущения. Даже с самыми лучшими резинками.

Она засунула пачку обратно в карман джинсов и вытащила откуда-то из-под кровати другую — золотистую, с одной только надписью некрупными буквами. Дима всмотрелся, но прочитать не успел — Юля надорвала упаковку, вытащила полупрозрачный резиновый кружок и, осторожно надела его себе на палец. Улыбнувшись, засунула палец с презервативом себе в рот, вынула палец, нагнулась и одним движением головы надела презерватив на всю длину. Дима выгнулся дугой — ему минет всего пару раз в жизни делали, а такой — глубокий — он только в соответствующих фильмах видел. Юля подняла голову.

— Не дергайся, — сказала она, залезла на кровать и встала над Димой на четвереньки. Наклонилась и шепнула в ухо:

— Кончишь раньше меня — фингал под глаз поставлю.

Дима отодвинул, насколько мог, голову и удивленно посмотрел на Юлю.

— Я не шучу, — она ухмыльнулась, — объясняй потом своему Вирджилу, что, как и когда. Ну а теперь держись.

Предупреждала она нее зря — такого секса Дима даже в порно не видел. Юля двигалась в настолько бешеном темпе, что Лукшин всерьез задумался о сохранности своего мужского достоинства. «Какой кончить?» — думал он в легком испуге, поднимая повыше колени, чтобы хоть как-то защитить свое хозяйство, — «не опасть бы раньше времени, вот конфуз-то будет». Удовольствие и боль сплетались в нем в тугой комок, рождая какое-то новое ощущение, от которого мутнело в голове. Юля кричала, хрипела, больно кусалась и царапалась; будь у Димы свободны руки, он бы давно уже что-нибудь сделал, чтобы прекратить это безумие, а так — мог только дергаться и вопить. Как долго это продолжалось — Дима не понял. В любом случае — намного дольше, чем ему хотелось. Просто в какой-то момент он вдруг ощутил, что Юля лежит на нем, обняв его, вцепившись ногтями в спину, тяжело дышит и не шевелится.

Лукшин облегченно вздохнул, выпрямил ноги и расслабился. Голова была тяжелая и мутная, как с похмелья, по телу местами пробегала дрожь, некоторые мышцы периодически сводило судорогой.

— О-ох, — сказал Дима, — что ж я маленьким не сдох?

Юля, не поднимая головы, хихикнула.

— Тебе что, не понравилось?

— Учитывая, что ты пошла на это добровольно, ты бы могла поменьше кусаться и царапаться. По-моему, я тебе всю постель кровью залил.

Юля быстро подняла голову, и настолько шальные и яркие были у нее глаза, что Дима забыл про разбитое свое состояние и откровенно ей залюбовался.

— Ой, ладно, — сказала она, — все мужики гордятся такими ранами. Хотя…

Она потерлась щекой о Димину грудь.

— Спасибо. Мне было хорошо. Сказать по правде, мне давно так хорошо не было. Сам-то кончил?

— Не знаю, — честно ответил Дима, испытывая смешанные чувства — с одной стороны, Юлина благодарность была ему приятна, с другой стороны — он не мог не понимать, что его заслуги были минимальны и благодарностей, пожалуй, не стоили.

— Не знаешь? — Юля удивилась, — а сейчас посмотрим.

Слезла с него, быстро отстегнула наручники, потом уселась рядом с Димой по-турецки, и подняв двумя пальцами опавший член, принялась его изучать, смешно хмуря брови и шевеля губами. Дима, растирая запястья, улыбнулся. Юля перевела на него очень серьезный взгляд.

— Что-то мне подсказывает…, — начала она, но не сдержалась и прыснула.

— Так-так… девушки у тебя нет, что ли?

— Почему? — Дима удивленно поднял брови.

— Спермы много. Или ты всегда такой… обильный? — Юля аккуратно стащила презерватив и продемонстрировала его Лукшину. Диме никогда в голову не приходило разглядывать использованные презервативы, поэтому ничего необычного он не заметил. Видимо у Юли в этом деле опыта было побольше.

— Нету девушки, — грустно согласился Дима, — девушки не любят неудачников.

— Неудачников никто не любит, — согласилась Юля, — особенно они сами. Бросила, что ли?

— Ну не то чтобы бросила, — Лукшин пожал плечами, — само собой получилось… разошлись, как в море корабли.

— Бросила, значит. Хм. Знаешь, где она зависает? Хочешь, пущу тебя за руль, сама рядом сяду и мы ме-е-едленно проедем мимо? А? Или… она работает? Давай домой ее с работы подвезем?

Дима представил и широко улыбнулся. Потом погрустнел и отрицательно помотал головой.

— Классно было бы, но — нет.

— Почему? Подыграю по высшему классу — всю ночь в подушку реветь будет, гарантирую. Или… ты ее любишь?

— Да не… — Дима досадливо сморщился и замотал головой

— Не любишь, но хочешь, чтобы вернулась, да?

Юля легко спрыгнула с кровати, покачивая бедрами, отошла от кровати и, полуобернувшись, бросила на Диму многообещающий взгляд из-под ресниц.

— А я тебе чем не подхожу?

Чувствовал Лукшин себя выжатым, как половая тряпка, но кое-что шевельнулось в нем под этим обжигающим взглядом.

— Всем подходишь, — сказал он, сглотнув слюну, — наоборот. Я ж понимаю. Что я тебе — так, игрушка на пару раз. Поигралась и бросила. Сама ж говорила, что у тебя триста мужиков.

— Дурак ты все-таки, — печально констатировала Юля и вдруг резко присела, — ой!

— Что случилось? — Дима встревожено приподнялся.

— Бл…ь! — раздраженно сказала, вставая, Юля, — чулок порвала. Вот ведь гадство, а!

— А что такого-то? — удивился Дима, — подумаешь, чулки. Или они у тебя золотые?

— Ты не понимаешь! При чем тут золотые-незолотые? За что ж это я зацепилась…

С недобрым прищуром оглядела Диму, задержав взгляд на его чреслах, потом ухмыльнулась и мотнула головой. Балансируя на одной ноге, сняла чулки, скомкала их в руке и запустила под кровать.

— Ну и хрен с ними. Эх, все-таки ничто так не улучшает настроение, как хороший секс.

Подняла сцепленные руки над головой и сильно (Дима даже расслышал легкое похрустывание) потянулась. Развела руки, сделала пару махов, покрутила бедрами — как спортсмен на разминке. Дима, разумеется, смотрел во все глаза, с некоторым удивлением чувствуя нарастающее возбуждение. Юля это тоже заметила: вдруг прервала свою физзарядку, и, нацелив указательный палец, торжествующе воскликнула:

— О!

— Не-не-не! — Дима быстро закрылся руками, — попозже, ладно? Я еще от того раза не отошел.

— Да ты не пугайся так, — мягко сказала Юля, — я первый голод утолила, нежнее буду. Хотя… насчет попозже ты прав… что-то я проголодалась. Ты как насчет перекусить?

Она перевела взгляд куда-то в сторону, потом хихикнула и тихонько сказала:

— Смотри!

Дима проследил ее взгляд и увидел стоящего на распахнутом пороге спальни черного кота. Петрович стоял с очень мрачным видом и хлестал себя хвостом по бокам. Поняв, что замечен, коротко мявкнул, развернулся и исчез.

— Ревнует, — со смешком сказала Юля, — беги в прихожую, спасай свою обувь.

— Чего? — не понял Дима.

— Он тебе в ботинки ссать побежал.

— Блин! — Дима вскочил, подобрал скомканные джинсы, понял, что быстро надеть трусы не успеет и выскочил из спальной так — в чем мать родила.

Вернувшись, Дима оглядел спальню, Юлю не увидел и сначала решил, что он зашла в какую-то из дверей, но потом услышал шуршание за кроватью и обошел ее. Юля, скорчившись, сидела за кроватью и возилась с чем-то внутри открытой тумбочки; с чем именно, он не разглядел — мешала Юлина спина.

— Еле успел, — радостно сказал, подходя, Дима.

Юля вздрогнула, неловко, зацепившись за тумбочку, вскочила и быстро повернулась.

— Фу, напугал, — она шутливо стукнула Диму кулачком в грудь, — так тихо подошел…

— Я не специально, — Дима мазнул взглядом по открытой тумбочке — в ней толпились всякие пузырьки, лежала знакомая уже золотистая пачка, из-под которой вроде как торчал кончик презерватива. Дальше Дима ничего разглядеть не успел, потому что Юля ногой закрыла дверцу и сказала:

— Пошли кушать, а то сейчас тебя съем! Р-р-р!

— Не надо! — Дима в притворном испуге отстранился, — и так уже всего понадкусала.

— Тогда пошли.

Она подошла к спрятанному в стене шкафу, отодвинула дверь и вытащила легкий шелковый халатик черного цвета, расшитый красными драконами. Критически осмотрела его, хмыкнула и надела. Дима с легким сожалением вздохнул, присел на краешек кровати и принялся расплетать комок из джинсов, трусов и носков.

— Не возись, — Юля подошла и кинула на кровать что-то цветастое — на, надень.

Дима подобрал сверток, развернул и обнаружил еще один халат.

— Это чей? — спросил он с легким недовольством, вставая и продевая руки в рукава.

— Уже ревнуешь? Мой.

— Вовсе не ревную, просто неприятно, если… — запротестовал Дима, но Юля уже выходила из спальни и ему ничего не оставалось, кроме как поспешить за ней.

На кухне Юля распахнула дверцу громадного двустворчатого холодильника и принялась вдумчиво изучать разноцветные упаковки.

— Ты к полуфабрикатам как относишься?

— Нормально, — пожал плечами Дима, — тем более сейчас такие есть, от домашней не отличишь.

— Ну, тут ты неправ, — Юля вытащила яркую упаковку с нерусскими надписями, — домашнюю еду, если она хорошая, ни с чем не спутаешь.

Захлопнула дверцу, подошла к плите.

— Ты не подумай, я вообще-то, умею готовить. Просто некогда. Работа, работа…

— Ты работаешь что ли? — вырвалось У Димы, причем — довольно-таки обидным недоверчиво-пренебрежительным тоном. Он сам это заметил и попытался исправить ошибку:

— Я имел в виду — зачем тебе это? Работа, в смысле? Ведь ты же… — смешался и замолчал.

— Думаешь, я все это пи…ой заработала? — Юля окинула пространство взглядом.

— Нет! — Лукшин яростно замотал головой, — я думал, ты дочка какого-нибудь директора этой… «Форес Дарк». Я вовсе не думал, что… Ты не подумай…

— Да я не обижаюсь, — Юля поставила коробку на плиту, присела у шкафчика и достала из него сверкающую полированной сталью кастрюлю, — не на что обижаться, потому как пи…ой — в том числе. Но блата здесь у меня никакого нету. Ни папы, ни… папика. И не будет.

— А… — сказал Дима и спросил, старательно изображая заинтересованность, — а чем ты занимаешься? Ну, на работе, в смысле.

Юля фыркнула.

— Тем же, что и большинство дурочек в офисах — шарюсь по форумам знакомств, сижу в социальных сетях, веду сетевые дневники…

— Не, я имел в виду — кем работаешь?

— Я же сказала. Тем и работаю. Знаешь, сколько у меня френдов? Тридцать пять тысяч с лишним, если все просуммировать. И у половины из них я имена помню, реальные имена — какой ник кто на самом деле.

— Ого, — сказал Дима.

— А половину половины — в лицо знаю. Могу на улице узнать и разговор поддержать.

— Ни хрена себе! А зачем это тебе?

— Мне? Ни за чем. А вот Верке зачем-то надо, — Юля обернулась и пояснила, — начальница это моя. Будешь себя плохо вести, познакомлю. Фантастическая стервозина. Способна одним взглядом довести мужчину до импотенции, а женщину — до менструации.

— Интересно, — Дима действительно заинтересовался, — то есть, это работа у тебя такая?

— Ну а я о чем тебе талдычу?! — Юля вывалила содержимое коробки в кастрюлю, кинула пустую упаковку в раковину и присела за столик, напротив от Димы, — я вообще-то, не дура. Догадываюсь, что и зачем. В наш странный век люди больше доверяют мнению совершенно незнакомого человека с той стороны компьютерного провода, чем мнению высокооплачиваемого специалиста. Неудивительно, что уже сегодня в топах проплаченных блоггеров больше, чем независимых. Наверняка со временем все изменится и народ кому попало верить перестанет, но пока — пока мне работы хватает.

— Круто, — сказал Дима с неподдельным уважением в голосе, — а я-то думал…

— Тебе идет, — прокомментировала Юля, коротко глянула из под ресниц и пояснила, — думать.

Дима смутился и сменил тему:

— А как ты нашла эту работу? Тоже по объявлению?

— Нет, — Юля вздохнула, — клиент один помог. Я ж феей работала еще каких-то три года назад.

— Кем? — Дима вытаращил глаза.

— Ну феечкой, инди, — Юля посмотрела на Диму, поджала губы и спросила, — ты из какой деревни, мальчик? Индивидуалкой я была. Проституткой.

— А-а, — понимающе сказал Дима.

— Два, — зло ответила Юля, — я, вообще-то, не родилась инди, я сюда поступать приехала… и нечего понимающе кивать! Поступила, между прочим. Два курса на психолога отучилась, мечтала великим психотерапевтом стать. Пока меня один козел старый не завалил на экзамене. У меня тогда мама заболела и мне денег на взятку не хватило. Я уж учила-учила, а толку? Завалить всегда можно. А этот козел мне и намекает, что готов без взятки пятерку поставить, если… сам понимаешь. Ну я его и отхлестала по щекам перед всей аудиторией.

— Ого!

— Ну да. Вот так вот. Ладно хоть, природа не обидела, на улицу идти не пришлось. Да и в теме я уже была по самые уши… б…я, сейчас обижусь!

— Я что? Я вообще молчу!

— Ага, молчит он. У тебя все на лице во-от такенными буквами написано. Видно же, что сидишь и каких-нибудь «Горячих студенток?14» вспоминаешь. Курсовую я писала про индивидуалок… знаешь прикол, что когда западный мужик идет к психотерапевту, наш — идет к проститутке? Вот эту тему я и разрабатывала — на форумах соответствующих тусовалась — изображала из себя начинающую, просила советом помочь, с самыми отзывчивыми потом по аське общалась. Думала, если попрет, то и диплом по той же теме сделать. Тема на самом деле благодатная оказалась, там потенциала — не то, что на диплом, на диссертацию, и не одну… а оно… вон как оказалось. Ухмылка судьбы, да и только.

Тихонько запикала какая-то техника. Юля поднялась, подошла к плите и откинула с кастрюли крышку. Взяла большую вилку, потыкала внутрь кастрюли.

— Вроде готово. Щас… — звякнули тарелки, — Ну вот, поработала я так с годик. Клиенты постоянные появились, деньги кой-какие. Я себе первую машину купила. Но тему свою не забывала. Другие феи все ж больше на технику уповают, на анал, на глубокий минет, ролевые игры всякие. Дескать, разговоры разговорами, но клиент не за этим приходит. А я — наоборот — психологией брала. Слушала внимательно, интерес проявляла. В инете подолгу сидела, вопросы всякие изучала, чтобы в теме быть с постоянными клиентами. Им нравилось. Потом и появился этот… я его еле пустила, чем-то он мне не понравился… но пустила. Хотя, может, и зря…

Юля поставила перед Димой большую тарелку, на которой лежали, исходя паром, два больших куска рыбы.

— Сёмга, — торжественно объявила она, кладя рядом с тарелкой вилку и странной формы нож, — по крайней мере, так написано. К рыбе белое вино положено, у меня есть, но мне чего-то не хочется. А вот водочки я бы тяпнула. Ты как?

— Если холодная, — кивнул Дима, и щегольнул информированностью, — в принципе, водка — тоже вино. Столовое, номер 21. И пусть кто попробует сказать, что оно не белое.

— А также номер 20 и номер 40, — сказала Юля, доставая из холодильника бутылку «Абсолюта». Глянула на вытянувшееся Димино лицо и улыбнулась.

— Один из моих клиентов в российском филиале «Немирова» работал. Так что я в этом вопросе подкованная.

Дима кивнул.

— Понятно. И что дальше?

— …?

— Ну, этот, который тебе не понравился?

— А… ну да. Так вот, не понравился он мне. Знаешь, что нужно индивидуалке в первую очередь? Не-е, не красота и не умение трахаться. Чутье нужно, вот что. Уличным, конечно, хуже живется, чем феям. Но и безопаснее — их сутики защищают. А инди, случись что, рассчитывать не на кого. Ты даже не представляешь, сколько на свете всяких извращенцев. Если просто нищееб, это еще ладно. Сбежал, не расплатившись — ну обидно, да и хрен с ним. А вот когда… они же тоже знают, что у фей защиты никакой нету, понимаешь? Представляешь, ко мне Самосюк приходил, только я его не пустила — не понравился он мне чем-то.

— А?

— Не слышал, что ли? Маньяк, девушек насиловал и резал. В основном проституток, правда, поэтому особо не прославился. Его по телевизору показывали, когда его уже менты взяли — я увидела случайно и узнала. Месяца полтора потом вообще запершись сидела и никому не открывала — боялась.

— Ничего себе. Служба-то, выходит, опасна и трудна?

— А ты не смейся. Ладно, допустим, маньяки — это редкость, а вот просто садистов всяких — пруд пруди. Свяжут, изобьют, наиздеваются всласть — приятно, думаешь? В ментовку же ходить — себе дороже. Во-первых, поржут только — ха-ха, проститутку изнасиловали — анекдот! А во-вторых, менты, они на халяву падкие — узнают твой адрес, потом задолбаешься их задарма обслуживать. Ладно, мне в такие ситуации попадать не приходилось, но это только вопрос времени. Вспомнить того же Самосюка — и что я его не пустила? Симпатичный мужик, стильно одетый, в очёчках — интеллигент! Не нищееб, с машиной — на «Вольво» приехал. Чутье — оно ж не купленное, может и отказать однажды…

Юля разлила водку по рюмкам.

— Но это я отвлеклась. Так вот, этого я тоже пускать не хотела. Он мне сказал, кто ему меня посоветовал, перезвонил при мне за дверью. Тот мне отзвонился тут же — клиент мой постоянный — уверил, что все в порядке, ну я и открыла. Этот меня порасспрашивал о том-о сем, заплатил по таксе, но трахать не стал и свалил, визитку оставив. Приезжай, говорит, работу получишь. Ну, я и приехала.

— Я рад, — искренне сказал Дима, поднимая рюмку, — нет, правда. Грустно, когда человек, который достоин большего, занимается всякой… фигней. Вот я недавно с одним познакомился — гениальный мужик, в сущности, только родился не в то время и не в том месте. Знаешь, поначалу я как-то к тебе относился… ну, не то, чтобы завидовал, но как-то… недобро относился, в общем. Думал, такая-сякая, ездит на крутой тачке, на правила ей насрать, небось на папашу своего или там — любовника, рассчитывает. А теперь я просто рад за тебя. Может, все-таки есть в мире справедливость. Давай — за тебя.

— Ты еще всего не знаешь, — сказала Юля и грустно усмехнулась, — а может, тебе знать всего и не надо. Давай. За меня и за тебя.

«За нас», — хотел сказать Дима, но побоялся, и молча тронул своей рюмкой Юлину.

Выпили. Закусили. Семга Диме понравилась, о чем он тут же и сказал.

— Ой да ладно, — отмахнулась Юля, — а то не знаешь, как я ее готовила.

Но было видно, что похвала ей приятна. Выпили еще по рюмке, поговорили о всякой ерунде — о студенческих годах, о том, кому что нравилось. Посокрушались о Москве, которая никогда уже не станет той, что была. Посмеялись над своими же сожалениями — тоже, нашлись коренные москвичи. Потом Юля вдруг посмотрела в сторону и нахмурилась.

— Черт!

— Что? — Дима закрутил головой.

— Время. Уже полвторого, блин! Быстро доедай, трахаться и спать!

— Кх-х, — Дима поперхнулся, прокашлялся, ответил улыбкой на слегка встревоженный Юлин взгляд и принялся дочищать тарелку.

Насчет «быть понежнее» Юля не обманывала — этот раз Лукшину понравился куда больше. Да что «больше»? Когда Юля, уже доведя его до самых вершин наслаждения, вдруг слезла с него, сдернула презерватив и принялась ласкать его короткими поцелуями и касаниями языка, у него реально круги перед глазами поплыли. И, кончив, он лежал минут десять в каком-то блаженном полусне, тяжело дыша и глупо улыбаясь. И сам не заметил, как заснул.

Проснулся он посреди ночи от каких-то звуков. Вспомнил, где находится, понял, что еще ночь, и, блаженно улыбнувшись, собрался спать дальше, но расслышал тихий Юлин голос.

— Да, все нормально прошло, — сказала она кому-то. Дима насторожился.

— Что? — опять Юля, — нет, не думаю.

«А, по телефону говорит», — сообразил Лукшин. Успокоился, но фраза Юли:

— Спит, разумеется, — опять заставила его навострить уши.

— Что? Что за эякулят?

Негромкий неразборчивый голос в телефоне.

— Ну так бы и сказал, что сперма. Собрала, разумеется. Как и договаривались.

Дима насторожился. «Это она про меня?! Что за нафиг? Зачем кому-то моя сперма?». Короткий смешок.

— Я его так оттрахала, что он до обеда проспит, если не разбудить.

Скрипнула кровать. Лукшин плотно закрыл глаза и расслабил мышцы. Юля присела (судя по звукам) у изголовья, медленно погладила его рукой по лицу. Дима медленно и ровно дышал, притворяясь спящим. От руки Юли пряно пахло какой-то косметикой.

Проснулся он от немилосердных тычков в бок и воплей:

— Подъем! Утро пришло!

Открыл глаза, закрыл обратно, перевернулся набок, застонал.

— Что, голова болит? — участливо спросила Юля. Дима, не открывая глаз, кивнул.

— А вот пить меньше надо, — от притворной участливости не осталось и следа, — на!

Дима приоткрыл один глаз и обнаружил стакан, наполненный какой-то жидкостью.

— Что это?

— Алька-зельтцер. Выпей, легче станет. И пошли завтракать немедленно, через пятнадцать минут уже выходить пора.

Лукшин горько вздохнул, но все же заставил себя сесть и взял стакан.

— Одевайся и вниз, — сказала Юля и вылетела из спальной.

Спустившись, Дима добрел нетвердым шагом до кухни и поставил пустой стакан на стол. Юля возилась у плиты и, хотя мощная вытяжка высасывала из воздуха почти все запахи готовки, оставшихся хватило, чтобы Лукшин почувствовал некоторое неудобство в желудке.

— Будешь яичницу? — спросила, не оборачиваясь, Юля.

Дима сглотнул и отрицательно качнул головой.

— Нет.

— Я так и думала. На, хоть чаю выпей, — повернулась, поставила перед ним кружку, — черный, с лимоном.

— Спасибо, — Дима благодарно улыбнулся и поднес кружку ко рту.

Подул, отхлебнул, вздохнул сокрушенно.

— Чего вздыхаешь?

— Я думал, утром еще разок…

Юля хмыкнула, поставила на стол тарелку с глазуньей и вторую кружку.

— Некогда.

— Да я понимаю, — Дима снова вздохнул. Юля глянула на него искоса, потом потянулась через стол и взлохматила ему волосы.

— Не расстраивайся. Я тобой еще не наигралась, — и подмигнула.

— Это хорошо, — Дима улыбнулся, и, чтобы не выглядеть совсем уж по-щенячьи обрадованным, принялся, обжигаясь и шумно отдуваясь, пить горячий чай.

Про странное ночное происшествие он вспомнил уже только на выходе. Вздрогнул, задумался. Помотал головой, отгоняя дурные мысли «подумаешь, приснилась ерунда какая-то», но наткнулся на пристальный Юлин взгляд и понял — не приснилось. Нахмурился.

— Юля, — сказал четко и раздельно, — у меня к тебе серьезный вопрос.

Юля сжала губы, потом коротко поднесла к ним указательный палец и стрельнула взглядом куда-то вбок и вверх. Дима посмотрел туда, но, разумеется, ничего не увидел.

Ты хочешь сказать… — начал он, но увидел испуг в Юлиных глазах и вовремя поправился, не спросил, как собирался «здесь есть камеры?», — …хочешь сказать, что не готова к серьезному разговору?

— Умница, — Юля зло усмехнулась, — абсолютно не готова. И вообще, имей на будущее, что меня тошнит от любых серьезных разговоров, — последние два слова она произнесла кривляясь и с насмешливой интонацией.

— Понял, — сказал Дима, — тогда пошли.

— Пошли.

В дороге Лукшин не проронил ни слова, Юля тоже молчала, только временами бросала короткие взгляды искоса. Полдороги до университета от Воздвиженки, где Юля оставила машину, они тоже прошли молча, потом Дима не выдержал.

— У тебя дома есть камеры! — сказал он не столько вопросительным, сколько обличающим тоном. Юля пожала плечами.

— Не знаю, на самом деле, — посмотрела Диме в лицо, отвернулась, — дома я сама убираюсь, всегда стараюсь во все щели заглянуть, но пока ничего не нашла. Это с одной стороны. А с другой стороны… были случаи, которые, кроме как камерой, ничем и не объяснишь. А в мистику всякую я не верю, так-то.

— Какие случаи? — похолодел Дима.

— Неважно. Веришь, нет, но ты мне действительно понравился. Может, это просто из-за наивности твоей? Вот деньгами обзаведешься, власть почуешь и станешь обычной сволочью. Не знаю, может я и ошибку сейчас сделаю, но я тебе кое-что скажу.

Диме тоже хотелось сказать, и даже не кое-что, а очень многое, но он заставил себя молчать.

— Моя работа сидением в интернете не исчерпывается, если ты не понял. Иногда Верка мне поручает с кем-нибудь из френдов более тесное знакомство завязать, — Юля сплюнула в сторону, — так кого я только не трахала! Министров, депутатов, даже одного кандидата в президенты.

— Понятно, — кивнул Дима, — компромат собирают…

Юля фыркнула.

— Я тоже поначалу так думала. Но только поначалу. Кому нужен компромат на малоизвестного математика? А на чудаковатого художника? Знаешь такое выражение: «двойное дно»?

Дима пренебрежительно пожал плечами.

— Я же все-таки, какой-никакой, а журналист. Знаю, конечно.

— Так тут еще хуже. Понимаешь, такое ощущение, что все, что происходит вокруг — только ширма для чего-то другого, скрытого. А самое хреновое, друг мой, что это что-то другое — вовсе еще и не дно. Помнишь, я тебе вчера про чутье говорила? Если у тебя есть еще хоть какая-то возможность свалить — исчезни. Сбеги, спрячься — добром тут не кончится, точно тебе говорю.

— А что же сама не сбежишь?

Юля грустно рассмеялась.

— А у меня нет возможности. Я уже по самую шею в дерьме. Знаешь, что было ночью на самом деле?

— Что? — Дима подобрался.

— Чтоб я знала! — зло воскликнула Юля, шедший впереди мужчина в плаще обернулся, глянул недоуменно и прибавил шаг.

— Просто вчера мне Верка очередное поручение дала, — продолжила Юля тише, — тебя! Фотку твою показала, сказала, где тебя ждать. Сказала, оттрахать до потери пульса, а потом сделать вид, будто я твою сперму куда-то сливаю. Так, чтобы ты заметил, но внимания не обратил. А потом мы с ней мой ночной разговор по телефону отрепетировали. Мне не впервой, поэтому я со второго раза все запомнила — делать ей нечего, кроме как в три ночи звонить кому-то, так что я сама весь разговор изображала.

— Я слышал мужской голос в трубке, — возразил Дима.

— Разумеется, слышал — так задумано. Только запись это. Ты вообще спал, как убитый, я замучалась тебя будить, чтобы ты мою игру актерскую оценил. А потом я тебя обратно усыпила.

— А… — Дима аж споткнулся, — как то есть — усыпила?

— Не знаю, химия какая-то. Брызгаю на руку, провожу перед лицом — и все, человек через секунду отрубается. Только голова у него утром болит, — Юля хихикнула.

— То есть, — Дима помедлил, пытаясь упорядочить разбегающиеся мысли, — то есть, ты ничего такого не собирала?

— Неа.

Лукшин подумал и пожаловался:

— Я и так ничего не понимал, а уж теперь…

— Та же фигня. Я же тебе говорила про второе дно, которое, на самом деле, еще и не дно. Вот то-то же!

Некоторое расстояние прошли молча, потом Юля остановилась.

— Все, пришли. Вон, Вирджила твоего гроб стоит.

Дима вздрогнул на ходу и инстинктивно сделал шаг назад. Юля хмыкнула.

— Боишься? Не бойся, он тебя еще не заметил. Может, не пойдешь?

Дима вздохнул и помотал головой.

— Пойду. Я тебя еще увижу?

— Почему нет? — Юля пожала плечами, — все же в одной фирме работаем.

— Ну, мне, наверное, лучше с тобой не общаться? Ты же не должна была мне все это рассказывать, если они узнают…

— Наоборот. Будет странно, если ты меня избегать будешь… Нет, не так. Просто веди себя так, как если бы этого разговора не было. Хочешь — бегай за мной по пятам, хочешь — демонстративно не обращай внимания. Если после всего этого тебе меня видеть не хочется — я тебя пойму. Только про то, что я тебе рассказала…

— Да я понимаю, — быстро сказал Дима, — никому не скажу. И… ты мне все равно нравишься.

Юля тепло улыбнулась.

— Спасибо.

Дима помялся.

— А часто тебе приходится… ну это… по работе — с кем-нибудь спать.

— Ой, ты только ревновать меня не вздумай, — она нахмурилась, потом оттаяла и снова улыбнулась, — нечасто. И вообще, я имею право отказаться, но мне за такие задания премиальные платят… немаленькие, между прочим.

— Я… — начал Дима, но понял, что собирается сказать глупость и замолчал.

— Ты еще просто себя не нашел, — вдруг сказала Юля.

— Что?

— Знаешь, у фей есть набор ярлыков. Шаблонов. Или, как говорят психологи, психотипов. Их немного, всего-то пять-шесть, этих ярлыков. И все, абсолютно все клиенты — в эти шаблоны попадают. Это поначалу кажется, что все клиенты разные. А потом — становится скучно. Пять минут поговоришь и знаешь, какую он позу предпочитает, чего мечтает попробовать, но сам не признается, на что никогда не пойдет. И даже больше — что он скажет, что сделает… скучно. А здесь… я все пыталась понять, что же связывает тех людей, которых мне Верка поручает. И поняла — их ничто не связывает. И в этом они похожи.

Лукшин ошарашено помотал головой.

— Не понимаешь? Ни один из них не влезает ни в какой шаблон. И ты — тоже. И в этом — твоя ценность для фирмы и в этом же — опасность для тебя самого. Быть обычным — безопаснее.

Дима хлопнул глазами и несмело улыбнулся.

— По правде говоря, мне кажется, что я…

— Это тебе только кажется, — Юля прищурилась и наклонила голову, — все, дуй к своему Вирджилу, если не хочешь опоздать. Да и мне тоже пора. Пока.

Она развернулась, и быстрым шагом пошла к оставленной за углом машине. Дима стоял и смотрел ей вслед все время, пока она шла по улице, но Юля так и не обернулась.