Антология советского детектива-28. Компиляция. Книги 1-20

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Он проснулся от крика жены. Она сидела на кровати и с ужасом смотрела на одеяло, посреди которого покоилась большая сосулька. Аким Никитич очень удивился, но не подал виду, посмотрел на часы - без двадцати шесть.

- Наверное буря была, через форточку залетела,- успокоил он супругу. Затем поднялся, пошел в детскую. Илья безмятежно раскинулся на кровати, во сне причмокивал толстыми губами. На его постели сосулек не было. «Слава богу, с ребенком все в порядке»,- подумал Аким Никитич.

Он вернулся в спальню, подошел к окну, закрыл форточку и лег. Кира лежала с закрытыми глазами. «Не спит. Злится. А я при чем?- Хирин закряхтел и повернулся лицом к стене.- Кто мог это сделать? Хулиганов в доме несколько, но кто из них?». Уснуть уже не удалось.

В восемь утра он вышел из подъезда, глубоко вдохнул морозный воздух и направился к соседнему дому. Прислушиваясь к мерному поскрипыванию снега под башмаками, он пытался забыть о случившемся, и это ему почти удалось, как вдруг им снова овладело беспокойство. Чувство было настолько сильным, что Аким Никитич остановился - вместе со снежинками в голубом небе кружились флюиды опасности, но откуда они летели?

Он двинулся дальше, подошел к конторе и все понял. У входа висел транспарант, гордость Хирина, выпиленный из прессованных стружек: «Жильцы! Превратим прилегающую территорию в цветущий сад!» Так вот, «сад» первая буква отсутствовала, отчего призыв обретал новый, зловещий смысл. Конечно, это -продолжение сосульки, невидимый противник наступал широким фронтом и, по всей вероятности, готовил новые неожиданные удары.

Он вошел в подъезд. Здесь его ждали: в двух домах не ладилось с отоплением, люди угрюмо смотрели на него и молчали. Он поднялся по лестнице, открыл дверь с надписью «ЖЭК-14», прошел по узкому коридору, открыл вторую дверь с табличкой «Начальник. Прием с… до…». В кабинете было холодно. В дверь просунулась чья-то голова, но Аким Никитич сказал:

- Подождите, еще рано.

Голова исчезла. На столе лежал продолговатый! конверт: «Хирину А. Н.» Обратного адреса, как и почтового штемпеля, на нем не было. Он вложил конверт в ящик и придвинул к себе бумаги.

Все утро прошло, как в угаре, и Аким Никитич вспомнил о конверте лишь к полудню. Он осторожно надорвал край и вынул сложенный вдвое листок. Вырезанные из газетных заголовков и небрежно наклеенные на бумагу буквы сложились в текст: «Послушай, Хирин! Нам надоело мерзнуть и наблюдать за тем, как ты имитируешь ремонт отопительной системы. Если сегодня к вечеру наши батареи не станут горячими - берегись. Мы тебе сделаем киднапп, понял?

Сожители по ЖЭКу».

- Сень,- спросил Хирин у слесаря, который сидел в углу и терпеливо ждал, когда начальство освободится.- Не знаешь, что значит «киднапп»? Вчера вечером по радио слышал, а что за штука такая, не ведаю.

Сеня почесал затылок и довольно уверенно ответил:

- Это прием такой, в борьбе. Кидать на пол, сокращенно - киднапп.

«Ну, держитесь, охламоны. Я вас всех покидаю»,- разозлился Хирин.

- Ты только подумай,- жаловался он дворнику Коржиковой, когда в обеденный перерыв они сели пить чаи.- Обнаглели до последнего предела, здесь, можно сказать, живота своего не жалеешь, гробишься на посту, а они такое… Побить грозят. Будто я виноват в чем. Вот какая икэбана получается.

- Неужто грозят?

- В письменном виде, гляди сама,- он протянул ей письмо. Коржикова -самостоятельная женщина лет сорока пяти, весьма миловидная, прочитала и сразу доказала преимущества незамужней интеллектуалки перед слесарем Сеней. Она негромко охнула, поперхнулась чаем и всплеснула руками.

- Да что ж вы сидите, Аким Никитич? Они и вправду могут сотворить.

- А это ты видела?- Он сжал могучий кулак и потряс им.- Пусть только Илюшку-попробуют. - Его то дома держите?

- При чем здесь Илюшка?- насторожился Хирин.

- Киднапп - это похищение детей. Я читала, у одного итальянского миллионера… Но Хирина мало интересовала судьба заграничного магната. Он опрометью сорвался со стула и пулей вылетел во двор, перелетел палисадник и через минуту звонил в свою квартиру.

- Илья дома?- крикнул он Кире, открывшей дверь.

- Что случилось?- мертвеющими губами пролепетала жена и стала тихо оседать, цепляясь за дверной косяк.

- Дура стоеросовая!- Аким Никитич подхватил супругу и, вместо того чтобы посадить, приставил к стенке, заорал еи в ухо: - Я спрашиваю, где Илья?

- Гулять пошел.

Хирин скатился с лестницы во двор и обежал вс-е закоулки: сына нигде не было…

Старший следователь Туйчиев заканчивал составление обвинительного заключения по делу Трегубова. Как всегда, писал быстро, лишь изредка заглядывая в дело, находя нужный документ. Дойдя до слов «На основании изложенного обвиняется…»- он задумался. Только ли Трегубов обвиняется по делу? А пьянство? Разве можно оставить без внимания этот страшный недуг? Его раздумья прервал телефонный звонок. Звонил Азимов, просил зайти к нему.

Обычно сдержанный и даже несколько суровый, полковник Азимов на этот раз встретил Туйчиева улыбкой.

- Поручаю вам, Арслан Курбанович, последнее дело.

- Вы хотите сказать, товарищ полковник, что после него меня уволят?-улыбнулся Арслан.

- Вас - нет, конечно. А вот я у хожу,- и, заметив недоуменный взгляд Туичиева, пояснил: - Да, да. На пенсию. Пора.

Арслан до этого слышал разговоры в управлении, что полковник Азимов собирается на пенсию, но относился к ним недоверчиво. Теперь сомневаться не приходилось. Он считал себя учеником Азимова, ему легко и приятно было с ним работать, хотя строгость полковника вошла в поговорку. Но даже распекая за промахи, Азимов не ругал, а учил, щедро делился с подчиненными своим богатейшим опытом, не прибегал к мелочной опеке, не «давил» авторитетом, старался пробудить творческий подход. «Подумаете в этом направлении»,- говорил он, излагая свою мысль. Он всегда требовал проявлять инициативу, избегать шаблона в расследовании.

- Не рано ли, товарищ полковник?- спросил Арслан.

- Нет, нет. Как раз вовремя. Да и молодежи надо дать возможность расти. Вот вам, например. - Что вы?- смущенно возразил Арслан.- Мне еще учиться и учиться у вас. Последнее время, что ни дело у меня, то… - Он не договорил, выразительно махнул рукой.

Так ведь легких дел нет,- усмехнулся Азимов.- Вот и это,- он протянул руку и взял уголовное дело,- вроде, простое. Но… - сделал он небольшую паузу,- сомневаюсь. Есть в нем странность. Не совсем понятно, зачем понадобилось вскрывать сейф.

- Ого! «Медвежатники»?- встрепенулся Туичиев.- Давненько не попадались.

- Не хочу предрешать исход. Посмотрите сами. Пока лишь скажу, что в некотором научно-исследовательском институте у некоего заведующего лабораторией взломали сейф и похитили… - он сделал паузу и недоуменно закончил:- всего-навсего шестьсот рублей. Ясно одно,- задумчиво произнес полковник,- из-за такой суммы сейф не взламывают.- Он опять помолчал и, протягивая Арслану дело, добавил:- Нашли отпечатки двух пальцев. Пожалуй, все. Желаю успеха.

Придя к себе в кабинет, Арслан вынул из сейфа дело Трегубова, намереваясь закончить обвинительное заключение. Однако не удержался и раскрыл новую папку. Собственно, ничего нового, кроме сказанного полковником, он из дела не узнал. О совершенном преступлении стало известно сегодня утром, когда после выходного дня сотрудники института пришли на работу. Он решил немедленно отправиться туда. Сказывалась выработанная годами следственной работы привычка проводить по возможности осмотр места происшествия самому. В деле разумеется, имелся протокол осмотра, составленный оперативной группой, выехавшей на происшествие. Но Арслану хотелось самому все пощупать своими руками, самому все увидеть. Он называл это «вжиться в роль». Научно-исследовательский институт размещался в новом четырехэтажном здании. При входе в институт Арслана остановил старик-вахтер, узнать, к кому он идет. Пришлось показать удостоверение.

- «Интересно,- подумал Арслан,- здесь всегда так строго или только сегодня, в связи со ВЗЛОМОМ сейфа?».

Кабинет заведующей лабораторией Варвары Петровны Сытиной, чей сейф взломали, находился в конце коридора, рядом с приемной заместителя директора института по научной работе. Он представлял небольшую узкую комнату, единственное выходившее во двор окно которой было наглухо зашторено.

Хозяйка кабинета, женщина лет тридцати пяти, с гладко зачесанными каштановыми волосами, сидела за рабочим столом с отрешенным видом.

Отрекомендовавшись, Арслан попросил Сытину пригласить двух сотрудников в качестве понятых. Она долго смотрела на Туйчиева большими серыми глазами, не понимая, потом позвонила к себе в лабораторию по внутреннему телефону и вызвала двух девушек.

В это время в кабинет вошел двухметровый гигант. Радушно улыбнулся и представился:

- Карев Павел Афанасьевич, зам. директора по науке. - И тут же осведомился: -Я не помешаю? Мне вахтер сейчас сказал, что из милиции пришли, вот я и решил воспользоваться.- С этими словами он передал Туйчиеву плотный конверт, в котором что-то звякнуло.

- Что это?- не понял Арслан.

- Ключи. От сейфа, в котором, увы, деньги уже не лежат. - Карев показал в сторону стоявшего в углу сейфа со взломанной дверкой, удрученно вздохнул.- Я, понимаете, утром, как узнал о случившемся, взял их у Варвары Петровны, чтобы вашим коллегам передать, но они не спросили, а я, признаться, в горячке и сам забыл. Это же, как-никак, вещественное доказательство?

Арслан ничего не ответил, только неопределенно покачал головой и положил конверт с ключами в папку.

Сытина продолжала безучастно сидеть за столом, глядя на лежащие перед ней бумаги. Казалось, она отрешилась от всего окружающего и была полностью поглощена своими безрадостными думами. Когда вошли две приглашенные Сытиной сотрудницы, Карев обратился к Туйчиеву: - Я свободен?

- Разумеется.

- Если понадоблюсь, мои кабинет рядом. Верочка, - обратился Карев к одной из вошедших, миловидной девушке лет восемнадцати,- позовете меня в этом случае.- Сверкнув улыбкой, он распрощался, вышел, и в комнате сразу стало просторней.

Прежде чем приступить к осмотру, Арслан поинтересовался у Сытиной, стоит ли сейф на обычном месте. Получив утвердительный ответ, он подошел к нему и стал внимательно осматривать.

В металлической двери сейфа, который состоял из двух отделении и секретера, имелось большое отверстие неправильной конфигурации со сплавленными краями, краска возле отверстия сгорела. Секретер был открыт, но дверка его повреждена не была.

Тщательно, сантиметр за сантиметром, осматривал Туичиев сейф, пол, дверь, ведущую в кабинет, запоры, окно. Составив протокол осмотра и отпустив понятых, он решил побеседовать с Сытиной.

- Варвара Петровна,- обратился к ней Арслан,- как вы считаете, что могло привлечь преступника в вашем сейфе? Сытина неопределенно пожала плечами и, растягивая слова, произнесла:

- Надо полагать, деньги. Не бумаги же. - И большая сумма?

- Для меня большая. Шестьсот рублей.

- Конечно,- согласился Арслан,- трудовые сбережения даются нелегко. Кстати, почему вы держали их в сейфе?

- В сейфе они с пятницы.- Сытина замялась, потом махнула рукой:- Все равно будете спрашивать. Накануне в четверг я сняла их с книжки, хотела купить пальто, бельгийское. Знаете, сейчас такая форма спекуляции - приносят на работу. Вот и к нам пришла спекулянтка. Я с ней договорилась, что она в пятницу или в понедельник принесет пальто, мой размер. В пятницу она не пришла, значит, придет сегодня, но… -она горестно вздохнула. Кто-нибудь знал, что вы деньги в сейфе держите?

- Как же, конечно, знали. Из моей лаборатории - Надежда Сергеевна и Гульнара Икрамовна. Я еще с ними советовалась - брать или не брать пальто. Дороговато все же… -Она внезапно замолкла и озабоченно спросила:

- Уж не станете ли вы их подозревать?

- Что вы?- рассмеялся Арслан.- Я никого пока не подозреваю, а только выясняю.

Значит, Надежда Сергеевна и Гульнара Икрамовна - ваши подруги, и кроме них, о деньгах никто не знал,- уточнил Туйчиев.

- Совершенно верно. Они еще мне сказали, что посмотрят, возможно, тоже закажут себе у этои спекулянтки пальто. - Где лежали деньги?

Сытина встала из-за стола, подошла к сейфу и, открыв дверку секретера, показала.

- Занятно,- пробормотал Туйчиев.

- Что вы сказали?- повернулась к нему Сытина.

- Вы не забыли в пятницу закрыть секретер?

- Со мной такого не бывает,- сухо ответила Сытина.

- Прекрасно,- улыбнулся Арслан.- Но, может, вы кому-либо на время давали ключи от сейфа? Сытина так выразительно посмотрела на него, что, не дожидаясь ее ответа, он проговорил:

- Ясно.- Арслан с минуту подумал и опять задал вопрос - не имелось что-нибудь, значит, кроме шестисот рублей, ничего ценного в сейфе не находилось?

- Совершенно верно,- подтвердила Сытина.

- И все же, что еще было в сейфе?- опять поинтересовался Арслан.

- Бумаги,- пожала плечами Сытина.

- А конкретно?

- Деловые бумаги, отчеты сотрудников лаборатории о выполнении плановых работ,- уточнила она,- их рабочие программы и… пожалуй, все… - На мгновенье она задумалась и добавила:- В секретере еще лежала моя личная переписка. Вот теперь все,- уверенно закончила она.

- Могли кого-нибудь интересовать эти документы?

- Абсолютно никого, потому что сотрудники, которых эти документы касались, имели у себя копии.

- Так,- задумчиво произнес Арслан.- Еще один вопрос, Варвара Петровна, и уже последний: подозреваете ли вы кого-либо в совершении преступления?- Он выжидающе посмотрел на Сытину.

- Нет!- категорически заявила она.

- Мне остается просить вас, Варвара Петровна, если вам вдруг вспомнится что-то, связаться со мной, позвоните.

Туйчиев оставил Сытиной свои служебный телефон и распрощался. Дойдя до двери, он остановился.

- Варвара Петровна, а что, окно у вас всегда плотно зашторено или только сегодня? Сытина недоуменно взглянула на него, не понимая, какую это имеет связь с делом.

- Уходя с работы, я всегда зашториваю окно. Привычка. А какой купюрой были деньги?

- По двадцать пять рублей. Новенькие,- она горько усмехнулась,- даже хрустели.

- Ты сошел с ума, Дик!- громко прошептала Нонна и побледнела от волнения, не в силах оторвать глаз от загадочного мерцания камня.- Что я скажу дома? И вообще, откуда у тебя такие деньги?

- Скажешь, что камень стеклянный, а обруч медный. Надо надеяться, Ксения Митрофановна не знает разницы между каратами и стеклом. А что касается природы происхождения денег - не беспокойся, они - мои.

Снисходительный, насмешливый голос юноши немного успокоил ее, Нонна снова собралась примерить кольцо, но тут в игру вступила немолодая продавщица.

Черное платье, чрезмерно затянутое, по-видимому, имело сверхзадачу скрыть полноту, которая громко кричала о себе. Продавщица бесцеремонно протянула руку к кольцу.

- Хватит, молодые люди! Побаловались и хватит. Это вам не по карману.- Она положила кольцо в коробочку и, не закрывая крышку, поставила на витрину, скептически оглядев парочку.

Дик посмотрел на нее с жалостью.

- Послушаете, девушка, вы так всех покупателей распугаете. И чему вас только учат на курсах повышения культуры обслуживания! Я негоциант. Здесь проездом. И могу купить этот магазин вместе с колоннами и вашей невоспитанностью. Выпишите чек! Заворачивать не надо. Дама наденет его сразу.

Дик небрежно вытащил из кармана бумажник и вынул из него несколько новеньких двадцатипятирублевок.

Женщина покраснела, обиженно закусила губку, она хотела возразить этому зеленому пацану, который назвал ее девушкой, но что-то во взгляде Дика помешало ей.

Она выписала чек и протянула его парню. Когда они забрали покупку и ушли, продавщица долго и удивленно смотрела им вслед. «Где может юнец взять столько денег? Вряд ли он их заработал». Она вздохнула. Поправила складку на платье и дежурно улыбнулась новому посетителю.

- «Все ювелирные магазины - они твои»,- продекламировал Дик, когда они вышли на улицу.

- Теперь я, кажется, понимаю, зачем человеку иметь много денег,- любуясь кольцом, сказала Нонна.

- Деньги - не бог, но помогают,- согласился Дик.

- Ну, а все-таки, Дик, если у тебя их действительно много, что ты думаешь с ними делать после удовлетворения всех желании?

Видишь ли, имея такую сумму, я могу позволить себе роскошь ни о чем не думать и ничего не делать. Еще Эпикур утверждал, что наиболее разумным для человека является не деятельность, а уклонение от нее, так называемая атараксия. Пока я их не потратил, буду убежденным эпикурейцем,- подвел под свое высказывание экономическую базу Дик.

- Мишенька, ты извини, я, может, и не должна так говорить, но поверь: тебе следует жениться только после защиты. Я не стремлюсь тебя удержать под своей опекой. Мне осталось мало… - Она помолчала и тихо добавила:- Но жена, бог даст, и дети -все это отодвинет тебя от цели надолго, а может, задавленный бытом, и совсем забросишь…

Глаза Антонины Андреевны наполнились слезами.

- Мам, успокойся, с чего ты взяла? Я вообще не собираюсь жениться в обозримый период. Мне никто не нужен, кроме тебя. И еще не родилась та девушка, ради которой я тебя оставлю.- Михаил нагнулся и поцеловал ее в висок.

Мать успокаивается, зябко кутается в шаль, опускается в кресло с твердым намерением смотреть телевизионный спектакль, но вскоре начинает дремать, лишь изредка она открывает глаза и каждый раз спрашивает:

- Ну, что произошло?

Он еи рассказывает тот кусок спектакля, который она не видела, и Антонина Андреевна снова засыпает.

Пока мама борется со сном, Михаил пьет,чаи и украдкой бросает на нее взгляды. Как она похудела, ввалившиеся щеки покрыла предательская желтизна. Его мама уходит от него, уходит навсегда, а он знает и не может поверить. Так уж устроен человек: никогда не может подняться до высот понимания смерти, всегда теплится в нем надежда на бессмертие.

По мнению Михаила Заботина, он в совершенстве освоил в жизненном конвейере только одну операцию - научился безошибочно выкарабкиваться из тех хитроумных сетей, которые набрасывали на него женщины. Опасность он чувствовал на большом расстоянии. Вот и сегодня. Утром он тащил отремонтированный микроскоп из мастерской на работу - машину, как обычно, не дали. Навстречу шла симпатичная девушка в заячьей шапке и длинной, до щиколоток, шубе. Она сочувственно посмотрела на него. «Да, нелегкий у вас хлеб». Это было начало атаки. Надо отбивать, а то будет поздно. И он выпалил: «Судя по тому, как вы с утра задеваете посторонних мужчин, ваш хлеб не легче». Зачем он обидел ее? Неужели защитная реакция на возможное посягательство? Страх перед брачными веригами? Чушь! Никто на него не посягает. Пока, во всяком случае. Он нужен только себе и маме. Черт возьми. Холод в квартире собачий, думают они в этом году затопить или нет?

Вчера Заботин зашел в ЖЭК. Слесарь Сеня встретил его лучезарной улыбкой, которая должна, по-видимому, своей теплотой заменять батареи.

- Начальник сам, понимаете, сам исправляет,- отвечает он на немой вопрос Заботина.-А вы бы лучше пока ребенка его поискали, все равно стоять холодно.

- Какого ребенка? При чем здесь ребенок, когда уже неделю как на айсберге сидим,-удивился Заботин.

- Ну как же, он, можно сказать, живота своего не жалеет, детьми своими жертвует,-бубнит Сеня.- Украли сына у Акима Никитича. Может это вы дитя взяли, а теперь прикидываетесь.- Он подозрительно оглядывает Заботина и нетвердой походкой идет в подвал помочь начальнику.

По мере приближения дня заседания ученого совета, на котором Заботину предстояло держать ответ за проваленную тему, его беспокойство нарастало.

Дернуло его заняться этой работа, без которой сегодня он уже не мыслил себя. А как радовалась и гордилась его успехами мама, когда, закончив эксперимент, он поделился с ней результатами! Надо было принимать решение: в институте по этому профилю специалистов не имелось.

- Мишенька,- сказала мама,- нельзя перескакивать через голову начальства, нужно все равно посоветоваться с Павлом Афанасьевичем. Как еще посмотрят на это.

Сошлись на том, что Заботин пойдет к Кареву с повинной: признается, что забросил плановую тему, и даст для ознакомления законченную часть работы. Уже из этой части, по мнению Заботина, было ясно: практическая ценность ее несомненна, она сулит существенный экономический эффект. Победителей не судят, решил Заботин. Карев, убедившись в ценности исследования, защитит его на ученом совете. Недаром же в коллективе о Павле Афанасьевиче говорили как об умном и сердечном человеке.

Карев приветливо встретил Заботина, внимательно выслушал и взял работу.

- Вы, Михаил Сергеевич, допустили недисциплинированность, по существу, самостоятельно сменив тему. И куда только смотрел Павел Иванович?- посетовал он.- Его доброе отношение к вам может обернуться неприятностью для него.

- Во всем виноват я сам.

- Ладно уж,- проворчал Карев.- Помните, руководитель всегда в ответе, стало быть, и мне достанется из-за вас. Но, но… - остановил он пытавшегося протестовать Заботина,- давайте лучше думать. Вы хотите, чтобы я ознакомился с этим?

Павел Афанасьевич раскрыл папку и вынул стопку исписанных листов.

- О, да у вас только рукопись!

- Понимаете, я думал…

Ничего, ничего… - пришел ему на помощь Карев.-Просто вряд ли я смогу быть вам полезен. То, чем вы занимаетесь, лежит вне сферы моих интересов, а вам нужно компетентное заключение. Не так ли? - Заботин утвердительно кивнул головой.-Знаете,-оживился Карев,- давайте пошлем в Москву профессору Осокину. Виктор Спиридонович мой институтский товарищ, думаю, не откажет. Как?

Заботин о том, чтобы с работой ознакомился профессор Осокин, и мечтать не мог, а тут…

- Согласны?- улыбнулся Карев.- Тогда сегодня же отправим.

- Большое спасибо, Павел Афанасьевич, я так признателен…

Но будьте готовы к ответу за проваленную тему,- погрозил ему пальцем Карев. С тех пор Заботин несколько раз осведомлялся у Карева, нет ли ответа от профессора Осокина. Пока нет, отвечал Карев и каждый раз все строже требовал выполнения плановой темы.

Все разумные сроки для ответа прошли, но Карев молчал. Между тем приближался день Ученого совета, где Заботину придется держать ответ. Теперь он уже не чувствовал себя победителем. Получалось, что он год бездельничал, зря получал деньги. За это могли попросить его из института, и тогда прощай наука, диссертация…

Он вспомнил, как, ошеломленный и растерянный, стоял в кабинете врача, так и не сев, несмотря на настойчивое предложение. Тогда, увидев глаза Хакима Садыковича, Заботин понял: подтвердились худшие предположения. Уши заложило ватой, и он с трудом воспринимал слова врача, хотя Хаким Садыкович говорил мягко и душевно, каждое его слово звучало суровым, не подлежащим обжалованию приговором - рак.

Там, за дверью кабинета, его ждала встревоженная мать. Что ей сказать? Неужели ничего нельзя сделать, и мама, его мама, единственное родное существо, уйдет от него?

Нужно срочно оперировать, Миша,- доносится до него густой баритон Хакима Садыковича, друга семьи, старого товарища отца - врача санавиации, погибшего в авиационной катастрофе семь лет назад,- пока не поздно.

- Да, да. Я понял,- отвечает он и не узнает своего голоса.- Только прошу, чтобы оперировали вы. - Об этом не надо просить. А сейчас иди к маме. Иду,- говорит он и опять не узнает свои голос. Надо идти, но нет сил. Как все это немыслимо тяжело. Трудно, очень трудно. Сможет ли он справиться… Мама… Диссертация… Институт… Если бы с диссертацией было в порядке, маме наверняка стало бы лучше. Он это знает. Его успех -лучшее лекарство для мамы… Что делать?

Но жизнь неумолимо идет своим чередом, можно лишь отсрочить некоторые события, а устранить их нельзя, и скоро - Ученый совет.

- Иди, Миша,- вновь слышит он голос врача.

Отсутствующим взглядом он посмотрел вокруг и, забыв попрощаться, толкнул дверь…

Полковник Азизов прав. Дело действительно оказалось необычным. В этом Арслан убедился уже в процессе осмотра. Взять хотя бы способ взлома сейфа. Сомнении нет - сейф взломан термическим способом. Каким именно, каков состав материала, с помощью которого расплавили переднюю стенку, предстояло решить химической экспертизе, назначенной Арсланом.

Но вот непонятно: почему на полу не осталось частиц расплавившегося и застывшего металла, а в воздухе не ощущался специфический запах, характерный для термических средств взлома.

- Ничего особенного в этом нет,- убеждал инспектор уголовного розыска Соснин.-Если преступник совершил взлом в пятницу вечером, то до понедельника все выветрится. Комната же не герметична.

- А следы на полу?- не сдавался Арслан.- Почему, я тебя спрашиваю, нет следов на полу у сейфа?

- Очень просто. Опытныи преступник в таких случаях покрывает деревянный пол несгораемыми веществами, листом асбеста, например…

- Вот именно - опытный преступник,- перебил его Арслан.- Наш же взломщик без перчаток работал и оставил свои пальчики. А ведь сейчас даже дети детсадовского возраста знают, что такое пальцевые отпечатки.

- Ты уверен, что это не Сытина оставила?- усомнился Соснин.

- Конечно. Вот, познакомься, перед твоим приходом принесли.

Он протянул Николаю Соснину заключение дактилоскопической экспертизы.

Соснин внимательно прочел, развел руками, давая понять, что снимает свои вопрос.

- Понимаешь,- продолжал, между тем, Арслан,- через окно преступник проникнуть не мог - оно зарешечено, а на решетке никаких повреждении. Дверь- ее запоры тоже без повреждении. Выходит, открыл ключом. Кстати,- усмехнулся Туйчиев,- Сытина ему помогла, зашторив плотно окно перед уходом.

- Ты имеешь в виду яркий свет, который дают термические средства?

- Вот именно. Но я хочу обратить твое внимание на два момента.- Арслан закурил, сделал несколько глубоких затяжек.-И тут ты наверняка согласишься со мной, что взлом весьма своеобразен. Передняя стенка взломана. Так?- Николай утвердительно кивнул головой,- Если у взломщика имелся ключ, то надобность взлома отпадает.

- Так, так,- оживился Соснин,- кажется, я понял. Ты хочешь спросить, почему не взломана дверка секретера, где лежали деньги?

- Точно,- согласился Арслан,-Выходит, от секретера ключ у взломщика был, а от сей фа -нет. Заметь, что Сытина оба ключа всегда держала вместе, в одной связке. Она, знаешь, даже обиделась на меня, когда я высказал предположение, что кто-то мог воспользоваться ключом от секретера. - Может, она забыла его закрыть?- задумчиво произнес Николай. В ответ Арслан рассмеялся и предложил:- Ты спроси-ка ее сам об этом. Аккуратность во всем - это ее пунктик,- объяснил Туйчиев,- она болезненно реагирует на намеки о забывчивости.

- Хорошо, но откуда тогда у взломщика ключ от секретера? Может, подбор?Короче, здесь без экспертизы не обойтись.

- Вот, вот. И я так думаю, хотя при внешнем осмотре не похоже на то, что замок открывался не своим ключом. Постановление о назначении трассологической экспертизы по замку я уже подготовил.- Он протянул его Соснину и, подождав, пока тот ознакомится с ним, продолжал:- Но это еще не все. Пришлось еще одну экспертизу назначить. Я убежден, что сейф стоит не на своем месте, то есть, не совсем на своем месте. Правда, всего чуть-чуть, но все же не на месте.

- Как?- изумился Соснин.

- Он сдвигался, Коля. Понимаешь, сдвигался, хотя для взлома, вернее, для удобства взлома, необходимости его сдвигать не было…

- Подожди-ка,- перебил его Николай. При этом он даже вскочил со своего места и быстро зашагал по кабинету.- Ты только сразу не говори нет, хотя то, что я скажу тебе, наверняка покажется неразумным. Не помнишь, как Нильс Бор говорил о идеях…

- Достаточно ли они безумны, чтобы быть гениальными?- ухмыльнулся Арслан.- Так, кажется?

- Схвачено точно. А теперь слушай и не перебивай. Как принято, вопросы в письменном виде. Арслан согласно кивнул головой.

Соснин, дойдя до двери, повернулся и подошел к Арслану.

- Предупреждаю, на вооружение я взял твои сомнения. Итак, сейф взломан термическим способом, и этот факт бесспорен. Однако, кроме передней стенки сей фа, подвергшейся взлому этим способом, никаких других следов его применения в кабинете Сытиной нет. Секретер - конечная цель взлома, ведь там находились деньги,- взлому не подвергался, а открыт обычным путем, то есть, ключом. Но, по словам Сытиной, кроме нее, к ключам никто доступа не имел, и оба ключа находились вместе. Если к преступнику пока неизвестным для нас путем попал ключ от секретера, то неминуемо он стал бы обладателем и второго ключа. Обрати внимание, Арслан, я допускаю даже возможность изготовления копии ключа от секретера…

- А подбор?- не удержался Арслан.

Мы же договорились: вопросы в конце, в письменном виде,- шутливо заметил Соснин и продолжал:- Данные твоего осмотра свидетельствуют, что подбора нет, но оставим окончательное решение за экспертом.- Он сделал паузу, прошелся по кабинету и опять остановился перед Туйчиевым.- Давай теперь зададимся вопросом: почему не совпадают следы на полу от стоящего сей фа. Отвечаю, и это составляет суть моей идеи, о которой я предупреждал: в кабинете Сытиной в данное время стоит не ее сейф.- Он с достоинством сел и бросил:- Ну, как идея? Прошу вопросы.

- По первому впечатлению,- негромко отозвался Арслан,- могу констатировать пока лишь ее достаточную безумность. Что же касается гениальности, то такой уверенности у меня еще нет. Но что-то в ней, конечно, есть, - улыбнулся Арслан, и друзья рассмеялись.-Поскольку твоя безумная идея попала на благодатную почву моих сомнений, я готов принять ее как рабочий вариант и несколько развить.

- Давай,- обрадовался Николай.

- Допуская, что сейф Сытиной заменили, мы должны исходить из факта похожести сейфов. Согласен? - Разумеется, иначе Сытина сразу заметила бы, что сей ф не ее.

Теперь встал со своего места Арслан и начал вышагивать по кабинету, на ходу излагая мысли.

- Значит, с этим ты согласен. Но тогда не можешь не согласиться и с тем, что замена может быть произведена только внутриинститутским сейфом.

Соснин согласился и с этим доводом, добавив, что принести со стороны сейф и остаться при этом незамеченным невозможно.

- Все это так,- подвел итог Арслан,- но есть в этой версии изъяны. Для чего, скажи мне, понадобилось кому-то взламывать свой сейф, перетаскивать его к Сытиной, а ее сейф забирать себе, чтобы воспользоваться деньгами? Разве не проще было для этого взломать сейф Сытиной? - Проще,- вздохнув, подтвердил Николай.

- Давай так,- предложил Арслан,- не исключая академический! путь расследования подобных преступлении!, параллельно проверим версию… - он на мгновение задумался,-скажем - версию «похожести».

- Ты имеешь в виду вопрос о том, кому было известно о содержании сейфа Сытинои и кого это могло интересовать?

- Совершенно верно. Добавь только к этому поиск орудия взлома.

- Ну, это после заключения химической экспертизы. Если не возражаешь, версию «похожести» я начну отрабатывать. Какие могут быть возражения, если ты ее автор?

- Что, со авторство тебя не устраивает?

- Пока воздержусь. До получения заключения экспертов. И если честно, то должен признаться: что-то не совсем укладывается в моем сознании факт взлома сейфа из-за шестисот рублей. Ведь на кассу же шел взломщик, и ошибся в сумме. Странно все это.

- Разве только это странно?- усмехнулся Соснин.

- Значит, так,- повторил Гулям.- Ты идешь с нами на целый день, мы выполняем все, ты понял, все твои желания, а вечером возвращаешься домой. Но при одном условии: ты никогда и никому не расскажешь, где был и с кем.

- Я понял,- восторженно сказал Илья.- Гулямчик, я понял, пошли быстрей.- Он умоляюще тянул Гуляма за рукав.

Илья спешил, он беспокоился, что у него останется мало времени для выполнения всех желании, а их накопилось немало. Он зажмурил глаза и попытался представить процесс исполнения желании, но от волнения у него пропала фантазия.

- Сейчас я переведу тебя через дорогу, сядешь на трамваи, а мы с Диком тебя догоним. Понял?

Илюша кивнул и снова потянул Гуляма за рукав. Посадив малыша в трамваи, Гулям спрыгнул с подножки, помахал рукой уезжавшему Илье и оглянулся: из подъезда выходил Дик. Через минуту они сели в такси, обогнали трамваи. Илья сидел у окна и беспокойно крутил головой. Ребята проехали еще одну остановку и вышли из машины. Дик небрежно кинул на сиденье смятую трешку, водитель полез в карман за сдачей. - Не надо, шеф, оставь детям на леденцы. Дик захлопнул дверь, и они не спеша направились к подходившему трамваю. Илья увидел их в окно, радостно замахал обеими руками… В детском мире Илюше купили игру «Хоккей», и теперь он шел в обнимку с громадной коробкой и ни за что не хотел отдавать ее Гуляму: не хватало уверенности, что ему вернут коробку.

- Гулям, а, Гулям, с кем это ты поздоровался?- спросил Илья.

- Это один мои знакомый, дядя Петя. Да, впрочем, ты его должен знать.

- Я его не знаю…

- Вздор. Ты ведь знаешь Клавдию Николаевну из шестого подъезда?

Но ведь он не Клавдия Николаевна, он - мужчина,- осторожно, чтобы не раздражать благодетеля, возразил мальчик.

- Разве я сказал, что он Клавдия Николаевна? Я тебя только спросил, знаешь ли ты ее?

Я ее знаю. А ее мужа, дядю Колю, ты ведь тоже знаешь? Илюша кивнул.

- Так вот. Дядя Петя - первый ее муж, еще до дяди Коли. Усек?

- Усек. А кто будет у нее после дяди Коли?

- Это не ребенок, а какое-то исчадие,- засмеялся Дик.- Пошли пообедаем. Они зашли в кафе, сели за свободный столик.

- Ты что любишь?- спросил Дик у малыша.- Борщ, котлеты с макаронами хочешь?

- Он хочет пирожные,- отгадал Гулям.

- Пусть ест, что хочет. Мясо будешь?

Илья смутился, опустил голову, потом прошептал:

- Я жалею животных и не ем кровожадного мяса.

- И давно ты записался в вегетарианцы?- улыбнулся Гулям.

- Давно. Три дня.

- Послушай, Илья, ты любишь своих родителе^?- уплетая борщ, поинтересовался Дик.

- Люблю. Только они часто валят с большой головы на здоровую,- ответил малыш и протянул руку к пирожным.

Ребята засмеялись. Потом Гулям пошел звонить по телефону, через несколько минут он вернулся.

- Можно ехать домой. Затопили. Ты все помнишь, Илюха?

Возвращались с соблюдением предосторожностей: Илью снова посадили в трамваи, сами поехали по одному - Дик на машине, Гулям на автобусе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пока заведующая канцелярией! выполняла необходимые формальности, Соснин быстро пробежал полученное заключение химической экспертизы:… передняя стенка сей фа взломана путем применения специального термитного порошка, выделяющего при горении большое количество тепла.

«Все ясно,- решил Николай,- институт ведь химического профиля, видимо, для каких-то целей там используется термитный порошок. Если выяснить, в чьем ведении он находится, то это прямая дорога к исполнителю. А если?… Вопросы в сторону, надо немедленно ехать в институт…»

Термитный порошок имелся только в лаборатории, руководимой Алехиным. Его получили около года назад для проведения некоторых работ, которые выполнял младший научный сотрудник Заботин. Опыты почему-то не пошли, а порошок так и остался в лаборатории.

- Собственно, доступ к нему имел практически любой из четырех сотрудников лаборатории, - рассказывал Николай Туйчиеву о своем посещении института. -Однако о его наличии знали лишь Алехин и Заботин.

- А другие?

- Не имели о нем даже малейшего представления. Впрочем, тут нет ничего странного. Работал же с ним только Заботин. Ну, а Алехин знал о его существовании как руководитель лаборатории. Так сказать, по должности.

- Значит, Алехин или Заботин?

- В том-то и дело, что ни тот ни другой.

- Почему же?

- Зачем, нет, ты скажи, зачем им это?- Николай вскочил со стула и возбужденно зашагал по кабинету.- Алехин солидный человек, кандидат наук… Нет, нет. Он не может пойти на такое. Подумаешь, богатство - шестьсот рублей. - Хорошо. А Заботин?

- Что Заботин? Интеллигентный мальчик. Даже слишком. Заботин - «медвежатник»,-рассмеялся Соснин.- Держите меня.- Он упал в кресло.

- И все же сейф взломан таким же термитным порошком, которым пользовался Заботин. Кстати, ты не попытался установить, нет ли недостачи этого порошка.

- Попытался, но учет у них, доложу я вам… Ничего не поймешь. Я отобрал образцы. Надо назначить химическую экспертизу - этим ли порошком взломан сейф.

- Туйчиев согласно кивнул.

- И еще, знаешь,- Николай помолчал,- Заботин, конечно, весьма интеллигентен, но чем-то очень запуган.- Он снова помолчал, вспоминая свой разговор с Заботиным -у него в глазах страх.

- Страх, говоришь?- переспросил Туйчиев и, не ожидая ответа, продолжил:- Что ж здесь удивительного: термитным порошком пользовался только он, а надлежащего учета его нет, вот и страшно.

- Так-то оно так,- задумчиво произнес Николай.

- А что не так? Скажи, что его могло интересовать в сейфе Сытиной? Наверняка не деньги.

Вот в этом вся загвоздка. Сей ф взломан, похищены деньги. Сделано это внутри института кем-то своим, но никто, убежден, никто из-за такой суммы на подобное преступление из числа сотрудников не пойдет. Да и вообще вряд ли кто пойдет на это.

- Ладно, подождем выводы науки…

- А я полагаю, что упрощать можно до определенного предела. Любая доведенная до крайности истина превращается в абсурд. Если мы создадим в результате наших усилии систему управления реакцией, с которой может работать и дурак, то только он и будет пользоваться ею, это вы можете понять?- Алехин бросил в сердцах телефонную трубку, отчего аппарат жалобно звякнул…

Он сначала не мог понять, почему его сегодня все раздражает, а потом уяснил: испортился радиоприемник. А без еле слышного музыкального сопровождения работа не клеилась - еще в школьные годы Алехин привык делать уроки под музыку: задачи иначе не решались.

В институте Петька Смоленцев приходил к нему перехватить пятерку до стипендии только с играющим транзистором в руках - иначе откажет.

Послушай, Миша,- сказал Алехин однажды Заботину,-… когда ты выключил радиоприемник, ты не боялся, что тебе не повезет по службе? Надо знать маленькие слабости своего начальника…

Кандидатскую Павел Иванович сделал быстро - за четыре года без отрыва от производства.Ему прочили скорый переход в другую «весовую категорию», но докторская не ладилась, уже который год его лаборатория, лучшая в институте, добросовестно выполняла кучу хоздоговорных работ, а вот заветная тема не двигалась.

Карев как-то сказал ему, что загвоздка в неправильном подходе, нельзя так слепо

верить в люминесцентный метод, надо найти в себе мужество и отказаться от него, применить другой.

- Сколько лет можно топтаться вокруг да около?- недовольно спрашивал Карев. Я слишком скромен,- хмуро возразил ему Алехин,- Чтобы позволить себе такую роскошь.

- Что-то я не совсем вас понимаю,- удивился Карев.

- А тут и понимать нечего. Для того чтобы опровергать самого себя, надо стать умнее, к сожалению, со мной за эти годы ничего подобного не произошло. Поэтому я остаюсь на прежних позициях, при своем методе.

В кабинет заглянул Смоленцев, тот самый, что перехватывал у него в старое, счастливое время пятерку до стипендии. Теперь Смоленцев работал в его лаборатории.

- Извините, Павел Иванович, если откровенно, то я проспал, вчера…

- Как,- изумился Алехин,- ты дома тоже спишь? А я думал, только на работе. С некоторых пор он уже не мог полагаться на свою хваленую выдержку и нередко язвил, это особенно явно проявлялось тогда, когда он видел под внешне уважительно-почтительной формой обращения нагловатый взгляд и оттопыренную нижнюю губу Смоленцева. В открытый бои Петька не ввязывался, но всем своим видом говорил: «Давай, давай, мели, Емеля, тебе за это зарплату платят. Даже если в доктора выбьешься, на два порядка ниже меня будешь». Смоленцев уже давно не перехватывал пятерки. Он женился на дочери генерала и решил, что теперь пусть другие карабкаются вверх, а ему и так неплохо.

Наконец Смоленцев вышел, Павел Иванович позвонил слесарю Тибейкину и попросил исправить приемник.

- Когда к обеденному перерыву он вернулся с совещания, «маяк» передавал старинные русские романсы: «Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…»

… В тот день Варвара позвонила ему: «Я ушла от Володи. Живу у мамы», Он искренне обрадовался, наконец, она свободна, и им уже никто не помешает. Он действительно был счастлив, но к ужасу обнаружил, что спустя неделю радость растаяла. Это-его потрясло: если то светлое и хорошее, что он испытывал к ней, превращается в пыль сейчас, что же будет дальше? Но ведь Варвара прошла все круги ада, она ушла ради него от мужа. И вдруг он понял: именно ее разрыв с мужем поколебал его. Но ведь это парадокс, так не может быть. Нет, все равно, его испугала решительность, с которой Сытина пошла на этот шаг, хотя они не обсуждали никакие варианты. Она поступила как порядочный человек, который не может больше жить под одной крышей с чужим. «А я смогу -размышлял он,- так уйти в один прекрасный день от нее? Нет, не смогу. Буду мучиться и мучить ее до гроба. Значит, честнее сейчас, пока еще не совершилось, остановиться? Конечно, это честно, прежде всего по отношению к ней. Не передергивай! Ты боишься ее, поэтому уходит чувство, тебе страшна ее категоричность, бескомпромиссность. Да она тебя, как танк, подомнет, ты и пикнуть не успеешь. А-то, что было между вами, проедет. Как можно вообще влюбляться, ведь это значит, чудовищно переоценивать разницу между женщинами. Признайся, ты боишься? Да, боюсь. Но я не скрываю страха». Он вспомнил их последний разговор в ее кабинете…

- Послушай, Паша, я никак в толк не возьму. Ты серьезно все решил пустить под откос? Слишком туманно, Варя, я не совсем улавливаю,- ушел он в глухую защиту.

Брось валять дурака!- Она стремительно встала и подошла к окну, отдернула занавеску, распахнула настежь окно. В комнату ворвался морозный воздух.

- Вы что, сударыня, решили меня загубить,- продолжал дурачиться Алехин. -Ведь я нежный, у меня гланды не вырезаны.

- У тебя кто-то есть?- вопрос был поставлен ребром.

- У меня всегда кто-то есть. В настоящее время у меня есть пудель Цезарь. А если серьезно, то неужели ты думаешь, что я способен иметь еще кого-нибудь, кроме тебя. Ты мне льстишь. Вот ты какой,- протянула Варвара Петровна.- Ты казался мне добрее. Послушай, не трать зря порох. Ничего нового обо мне ты мне не расскажешь. Со своими представлениями о том, «что такое хорошо и что такое плохо», ты напоминаешь мне инопланетянку Аэлиту, Смотри на вещи проще.

- Да, у тебя целая программа…

- Нет у меня никакой программы вот моя программа.

- Если мне не изменяет память, ты еще совсем недавно говорил о женитьбе. -Ты меня, милая, с кем-то путаешь,- искренне удивился он.- Я и женитьба -понятия несовместимые. И вообще, что такое брак? Женщина отдается мужчине при помощи штампа в паспорте. -Какая пошлость! У нас с тобой все ясно, просто и красиво, Так давай не нарушать гармонии.

Он подошел, погладил ей плечо. Она опустила голову и, сдерживая набегавшие слезы, тихо спросила: -Ты хоть немножко любишь меня?

- Глупенькая. Нет, конечно. И это лучше для тебя. Ты же умница.- Алехин взял стул, сел рядом.- «Любить? Но на время не стоит труда, а вечно любить невозможно». Классикам надо верить. Вдумайся и успокойся, тебя никогда не разлюбят! Как только ты вникнешь в это, наступит всеобщее благоденствие… -Тебе не кажется, что твои дурашливый тон неуместен. Юмор, насколько я понимаю, никогда не мешает.

- Это не юмор, а скорее цинизм,- уязвлено поджала губы Сытина.

- Что за манера сразу лепить ярлыки?

- А знаешь ли ты, какой ярлык мне приклеили за мой уход от Володи?- она жалко улыбнулась.- Во всем винят только меня. Ты же чистенький, не так ли? Я аморальна, а ты высоконравствен. Не парадокс?

- Все зависит от исходных нравственных рубежей, от масштаба измерения. Разве здесь масштаб… - пыталась возразить Сытина, но Алехин не дал ей договорить.

- Если считать, что распад семьи во всех случаях явление безнравственное, то оценка твоего поведения ясна. Но разве, когда чувство иссякло, развод - не благодеяние? С этих позиций, как видишь, все получается иначе.

- А как же с тобой?- тихо спросила Варвара Петровна.

- Со мной… - Алехин на мгновенье задумался.- Собственно, что со мной? Нет чувств, и все…

- Не выкручивайся, это недостойно.- Она быстро подошла к сей фу, открыла его и, вынув пачку писем, веером рассыпала их на столе.- Это что же - все было неправда?

Алехин угрюмо молчал.

«Плохо, очень плохо, что письма остаются у нее, - подумал Павел Иванович.- Как это у поэта - «потом местком, партком». Нехорошо. Но тогда я любил ее, потому и писал еи письма, а теперь… Теперь их можно использовать против меня» Как все глупо получилось».

Словно прочитав мысли Алехина, Варвара Петровна собрала письма в стопку и протянула их ему.

- На, возьми… - она сделала паузу.- Впрочем, пусть они останутся у меня. Как память о тебе, о нас… Положи в сейф, в секретер.

Алехин взял письма, и первым желанием было забрать их, уничтожить, но он пересилил себя, подошел к сей фу и небрежно бросил письма в секретер.

Потом он не раз жалел, что не забрал их. С досадой он вспомнил этот разговор, но вместе с тем понимал: иначе он тогда поступить не мог.

Рассчитывать на то, что Ахмедова и Богачева- подруги Сытиной, знавшие о предстоявшей покупке ею пальто,- своими показаниями существенно помогут следствию, особенно не приходилось. На этот счет у Туйчиева сомнений не было. Собственно, что могли дать их показания? Не явились ли они случай но источником информации о наличии у Сытиной в сейфе шестисот рублей - вот, пожалуй, и все, чего можно было ожидать. Но так или иначе- их следовало допросить. Подчас решающие доказательства давали показания таких «неперспективных» свидетелей. Соснин в таких случаях говорил, что это необходимо для обеспечения чистоты эксперимента.

Ахмедова и Богачева, ни минуты не колеблясь, заявили, что никому не говорили о наличии у Сытиной в сейфе денег. Известный интерес представляли, между прочим, показания Ахмедовой, которая, как выяснилось, в конце рабочего дня в пятницу зашла к Сытиной поинтересоваться- принесли ли ей пальто, и они вместе ушли с работы.

- Скажите, Гульнара Икрамовна, Сытина при вас закрывала свой сейф?- спросил Туйчиев.

- При мне. Она еще спросила, что делать с деньгами: оставить их в сейфе или унести домой? Решили, что не стоит таскать их туда-сюда, в понедельник опять приносить надо. Вы не помните, Сытина закрыла секретер?

- Конечно. Она, прежде чем уйти, несколько раз проверяет, все ли закрыто и выключено. - В голосе Ахмедовой сквозило удивление: как можно сомневаться, когда речь идет о Сытиной. Но Арслан не обратил на это внимания и решил уточнить.

- Ну, а в тот раз, в пятницу, тоже так было? Вы сами лично видели, как она закрывала сейф? - Разумеется. Она сначала закрыла секретер, потом весь сей ф… Даже несколько раз подергала ручку, чтобы убедиться, что он закрыт. Потом подошла к окну, проверила, закрыто ли оно, зашторила его, выключила свет, репродуктор, и мы вышли.

Показания Ахмедовой снимали сомнения в том, что Сытина по забывчивости не закрыла секретер, чем и воспользовался потом взломщик. Но если секретер был закрыт на замок, то становилось совершенно непонятным, как удалось открыть его, вернее, достать ключ от замка.

Оригинальное предположение высказала во время допроса Богачева.

- Это все дело рук спекулянтки,- решительно Заявила она.

- Вы так считаете?- удивился Арслан.

- А как же! Только она.- Богачева говорила быстро и от этого иногда глотала окончания слов.- Я так дум… Она знала, что Варя, то есть Сытина, принес… деньги и сказал… своим дружк… - Вы знаете ее дружков?

- Я?… Нет. Не знаю,- растерянно ответила Богачева.- Но должны же у не… быть дружк…,- уверенно набирая темп, нашлась она.- Раз спекуляц… занимается - значит, на это способен…

«Вот, пожалуй, еще одна версия, которую мы не учли с Николаем,- подумал Арслан.- Если уж учитывать все, то, конечно, спекулянтку как наводчицу не следует забывать. Придется связаться с ребятами из ОБХСС, может, они помогут, хотя трудненько это».

- Надежда Сергеевна,- обратился к Богачевой! Арслан,- вы не окажете содействие в розыске этой спекулянтки?

- К сожалению,- она виновато улыбнулась,- я даже не знаю, как ее зовут… Значит, о наличии денег в сейфе знали лишь трое: сама Сытина, Ахмедова и Богачева. Но не последние же две совершили взлом! «Конечно,- думал Арслан,- теоретически такая возможность существует, но практически… Нет, это слишком. Так нетрудно веру в человечество потерять. Они же близкие подруги. Подозревать их все равно, что допустить возможность взлома моего сейфа Николаем или наоборот.- От этой мысли Арслан рассмеялся вслух. - Нет, единственно, что можно предположить, это их косвенное отношение к взлому: случаи но, не придавая значения, проговорились кому-то о деньгах. О деньгах?… Вряд ли кто пойдет на взлом сейфа из-за такой суммы. Себе дороже. Но если не деньги интересовали взломщика., то что?… Вот именно-что? Кроме денег, никаких ценностей в сейфе не было, а знали о деньгах только Ахмедова и Богачева… Опять на исходных позициях,- усмехнулся Арслан,- стало быть, начнем сначала… Не проговорились ли они кому-то о деньгах! Но кому? Неужели придется выяснять поминутно, что они делали и говорили с пятницы на воскресенье? Пожалуй, они и сами не вспомнят все до мельчайших деталей. Да и кто сможет! Три дня срок немалый. Но почему три дня?- осенило его.-Разве мог кто-либо незамеченным проникнуть в институт в выходные дни? А если он остался с пятницы? Нет, нет. Исключается. Вахтер показал, что обошел все кабинеты и лаборатории, проверяя, везде ли выключены свет и вода. Не мог же преступник иметь ключи от всех кабинетов и перебегать из одного в другой, прячась от вахтера. Значит, суббота и воскресенье отпадают. Допустим. Кто же и когда? В пятницу… Постой, постой… Если в пятницу, то только свои. Тогда, возможно, идея Николая не так уж безумна, вернее, именно безумна, потому что гениальна. - Эврика!- Арслан даже вскочил.- Как я сразу не подумал. Если у Сытиной чужой сейф, то ключи не подойдут. Скорей в институт!…» Он молниеносно оделся и стремительно вышел из кабинета.

… Ключи от сейфа Сытиной, находившиеся у Туйчиева, легко открыли замок взломанного сейфа и секретер. Значит, подмены сейфа не было, но он не знал: радоваться или огорчаться этому. Отбрасывая версию о подмене, надо дать объяснение ряду теперь непонятных фактов, которые так удачно вписывались в нее. Чтобы окончательно рассеять все сомнения, Арслан решил тут же проверить два обстоятельства: во-первых, нет ли в институте сейфов, у которых одинаковые ключи; во-вторых, соответствует ли инвентарный номер взломанного сейфа тому, который значился за сейфом Сытиной.

Роза Шакировна Абдуллаева, пожилая, страдающая одышкой женщина, работала заведующей отделом института со дня его основания и по праву считала, что в ее хозяйстве полный порядок. Из большого несгораемого шкафа она не без труда вынула ящик с контрольными ключами.

- Разрешите, я помогу,- предложил Туйчиев, но она жестом остановила его, давая понять, что это ее работа. - Вот, пожалуйста,- она открыла крышку ящика и, тяжело дыша, села. Порядок действительно был идеальный: ключи лежали в секциях, на которых значились номер кабинета или название лаборатории. К ключам прикреплены бирки с теми же данными. Арслан вынул из папки ключи от сейфа Сытиной и начал сличать их со всеми находящимися в ящике ключами. Лишь единожды ключи совпали. Арслан посмотрел на бирку и понял: перед ним лежали контрольные ключи от сеифа Сытиной.

- Роза Шакировна, покажите мне, пожалуйста, инвентарную книгу сейфов.

- Хорошо,- кивнула она. Поставила ящик на место, закрыла несгораемый шкаф, отдышалась и, достав из сейфа конторскую книгу, протянула ее Арслану.

«К сейфу Сытиной прикреплен металлический ярлык с выбитым инвентарным номером 628. Посмотрим, это в книге.- Туичиев начал ее листать.- Ага. Вот. 628. Кабинет Сытиной».

Совпадение ключей и инвентарного номера можно было расценить только однозначно: в кабинете Сытинои находился ее собственный сейф. Подмена сейфа отпадала.

«Версия «похожести» не подходит,- размышлял Арслан, возвращаясь в управление.-Видимо, ей не хватило безумности,- усмехнулся он.- Собственно, ничего удивительного в этом нет. Уж слишком она необычна, хотя и позволяла увязать отсутствие следов термического способа взлома сейфа. Что взамен? Как всегда - поиск. И прежде всего нужно разобраться с ключом к секретеру. Надо поторопить ребят с экспертизой».

Дик стремглав вбежал в подъезд, перелетая через две ступеньки, проскочил мимо своей двери, остановился лишь на следующей площадке и позвонил.

- А, пятнадцатилетний капитан!- обрадовался старый моряк, широко распахивая дверь. - Флинт, на место! Заходи. Я вот тут в полумраке музицирую. Ты когда-нибудь слышал… Впрочем, откуда ты мог слышать… Он подошел к пианино, сел и тихо запел:

- Браво, Всеволод Александрович!- захлопал в ладоши Дик.- Еще, пожалуй ста, я и не подозревал, что вы умеете играть, думал, так стоит, для красоты.

- А не слишком старомодно? - улыбнулся уголками губ Лиговский. - В наше время можно такое исторгать? Можно.

- Ну, разве еще один куплет, не больше.

- Ты слышишь: выпивали,- хозяин встал, закрыл крышку.- Что мы будем выпивать: чай, кофе? У этой! песни печальный! конец: девушка бросилась в море с маяка.

- Кофе. Вы знаете, что влечет к вам мальчишек?

- О, у меня слишком мало достоинств, чтобы долго отгадывать, какое из них тебя привлекло… Они прошли на кухню.

- Равноправность отношений. Ведь я для вас не ребенок, правда?

- Тебе с лимоном? И без сахара? Оказывается, пес обожает лимоны. Слышал что-нибудь подобное? Не мешай, Флинт! Сей час дам.- Лиговский поставил кофей ник, внимательно посмотрел на юношу, прищурился.- Между нами, ты прав. Многие наши беды корнями уходят в менторство и назидательность. Разумеется, я не против воспитания, а лишь за то, чтобы обращаться с юношами, как со взрослыми. От этого выигрывают обе стороны, а положительное воздействие многократно возрастает. Более того -существует обратная связь. Такое отношение благотворно сказывается и на нас, более взрослых. Еще кофе?

- Полчашки. Спасибо.- Дик допил кофе, потрепал за ухо заскулившего от невнимания Флинта.- Вы сказали о себе «более взрослых». Значит ли это, что мы -тоже взрослые, только менее?

- Разумеется, я готов признать вину старших: мы слишком много времени отводим на подготовку вас к жизни. Десять лет школы, пять - институт. И после всего еще три года -молодой специалист, не тронь его, уволить нельзя, он пока не очень взрослый! В рамках того, увы, непродолжительного времени, которое отведено нам на житие,- это роскошь непозволительная.

Они перешли из кухни в комнату, хозяин раскурил трубку, опустился в кресло. Дик примостился на диване.

- А знаешь ли ты,- продолжал Лиговский,- какое десятилетие жизни определяет путь человека и формирует его как личность? Может быть, третье? Или четвертое? Чепуха. Второе! Да, да, именно второе. Самый трудный, самый опасный период, наполненный значительными событиями.- Он встал и подошел к окну, приоткрыл форточку. В комнату проник морозный воздух. - Отрочество - это не преддверие жизни, как мы, к сожалению, приучили вас думать. Это сама жизнь со всеми ее радостями и горестями, надеждами и разочарованиями, любовью и ненавистью, мужеством и трусостью, состраданием и равнодушием, скромностью и зазнайством, добротой и жестокостью, жаждой познания и муками творчества.

- Всеволод Александрович, умоляю вас, повторите все это моей маме - она не подозревает, что я уже сформировался, и посягает на мою свободу… - Дик помолчал немного и продолжал: Но ведь на юношеском пути много подводных рифов и вероятность ошибки не так уж призрачна. Да и кроме того, согласитесь, нам бывает трудно ориентироваться: существуют ножницы между тем, что говорят в школе, в институте, и реальностями жизни. Наш сосед, Аркадии Семенович, любит повторять: «Вы верите в счастье, а я верю в судьбу», иными словами, нужно верить не в то, что говорится на нашей планете, а в то, что на ней делается.

- Ну, во-первых, относительно ошибок. Взрослые тоже имеют на них право,-возразил хозяин.- Они совершаются людьми до смертного часа и уже хотя бы потому не могут являться прерогативой юных. Более того,- он подошел к книжному шкафу, вынул книгу.- Послушай, что писал Лев Толстой: «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие - душевная подлость».- Он поставил книгу на место.-Следовательно, кто не ошибается, тот не живет правдивой жизнью. Теперь, касательно ножниц. Все это ерунда, вопрос стоит однозначно: есть ли у тебя душевная зрелость, внутренние нравственные устои, которые помогают выбирать правильный путь, или ты не имеешь стержня!

- Да поймите, Всеволод Александрович, нравственные проблемы выбора для молодежи не всегда зависят от устоев. Разве время как категория не диктует выбор? Достаточно вспомнить воину, когда выбора не было,- все на фронт.

- Неправда, выбор всегда есть: можно было стать героем или трусом. И наш массовый героизм являлся лишь результатом правильности-выбора между свободой, Родиной, с одной стороны, и фашистским ярмом - с другой.

Почему эксперты не дали заключение, что секретер открывался путем подбора ключей? Арслан считал: такой вывод мог снять целую серию вопросов, ответить на которые он не мог. Но заключение экспертизы звучит категорически: «Исследуемый замок секретера сей фа не открывался никакими иными ключами путем подбора или отмычками, а открыт ключом, принадлежащим данному замку». Как ни старался Арслан, загадка секретера для него оставалась неразрешимой. То, что в пятницу вечером Сытина закрыла его на замок, подтверждалось показаниями не только Сытиной, но и Ахмедовой. Это обстоятельство следовало считать доказанным: ни Сытиной, ни Ахмедовой не было смысла говорить неправду. Оба ключа от сей фа находились у Сытиной в одной связке, поэтому, если к кому-либо и попали они, то только вместе. И все же передняя стенка взломана, а секретер открыт своим «родным» ключом.! Все это противоречило здравому смыслу, не укладывалось своей логичностью ни в какие построения.

Раздумья Арслана прервал приход Соснина. Не начиная разговора, он лишь бросал на друга загадочные взгляды. Поведение Николая свидетельствовало о том, что ему удалось подтвердить свои предположения.

Обычно в таких случаях Арслан предлагал ему высказываться, пока эти новости не начали сами выплескиваться наружу.

Однако Арслан молча курил: не хотелось вступать в игру. «Он хочет наверняка сразить меня какими-то новыми фактами по версии «похожести»,- думал Арслан,-и не подозревает о том, что я ее похоронил».

- Ты чего такой минорный?- первым прервал молчание Николай, искуривший к этому времени уже половину сигареты.- Что, траур?- бодро спросил он.

- Угу,- буркнул в ответ Арслан.

- По ком же?- Николай явно не терял хорошего расположения духа.

- По одной версии.

- Уж не по версии ли «похожести»?

- Точно. Я уже и реквием исполнил.

- Рано хоронишь ее, она себя еще не исчерпала.

- Ладно, выкладывай, с чем пришел…

- Не бойся, не взорвусь,- весело перебил его Николай.- А теперь слушай. Похожие

сейфы в институте… - он сделал небольшую паузу для эффектной концовки,-есть. И целых два.

- Ну и что?- не поддержал его торжествующего тона Арслан.

- Они сдвигались. Стоят не на месте.- Он победоносно посмотрел на Арслана.

- Думаю, Коля, что сей час это уже не имеет значения.- И Арслан рассказал другу о своем посещении института, проверке ключей и инвентарной книги.- Наша версия,-закончил он,- приказала долго жить.

- Не торопись,- настаивал Николай.- Есть два похожих сей фа, и оба они сдвигались.

- У кого же эти сейфы?- поинтересовался Арслан.

- Один - у замдиректора по науке Карева, второй - у заведующего лабораторией Алехина. Правда, должен сказать сразу, что сейфы у них сдвигались в связи с проведением ремонта. Но заметь, это, так сказать, данные официальные и потому требующие проверки. Короче, экспертиза может дать исчерпывающий ответ.

- Ни в коем случае,- решительно возразил Арслан.- Назначать экспертизу для выяснения, тот ли сей ф стоит у Карева или Алехина, мы не вправе.

- Но это же даст ответ на все вопросы.

- Нельзя ставить людей в положение подозреваемых, не имея к тому веских оснований. У тебя единственное доказательство - схожесть сейфов. Согласись - этого недостаточно.

- Я знал, что ты будешь возражать…

- Но ты же и сам так считаешь, разве нет?

- Почти,- рассмеялся Николай.- Но все равно в этом направлении я еще по шурую.

- Хорошо. Давай посмотрим, что могло заинтересовать Карева или Алехина в сейфе Сытиной. Деньги? Убежден, что ты сам в это не веришь. Собственно, в это трудно поверить. Из-за шестисот рублей пойти на подобное преступление. Таким людям, с их положением в обществе, да и материально вполне обеспеченным… Как хочешь, с этим я могу согласиться. Что еще было в сей фе? Деловые бумаги. Но зачем они Кареву, который в силу своего должностного положения может в любое время потребовать их у Сытиной. Алехину же они просто не нужны, ведь работают они в разных по профилю лабораториях. Да и вообще, какую ценность могут представлять отчеты научных сотрудников? Ты забыл о письмах, личной переписке,- тихо заметил Николай.

- Верно, еще письма, но…

- Знаешь,- перебил его Николай и поднялся,- я подумал: зря основной упор делаем на деньги. Конечно, это реальная ценность, но есть вещи подороже денег.

- Ты думаешь, письма послужили причиной взлома?

- Заметь, я действительно только так думаю, но не утверждаю.

- Осторожничаешь,- улыбнулся Арслан.- Сейчас никто ничего не может утверждать -данных к этому нет. Но ты прав. Надо разобраться с этими письмами.

Уже стемнело, когда они подъехали к дому и вышли из машины. Пока Дик рассчитывался с таксистом, на Нонну напал приступ смеха: вспомнила выражение лица пожилого респектабельного официанта, когда Дик, не моргнув глазом, заказал седло кенгуру в кокосовом соусе и спросил, скоро ли начнется стриптиз.

Гулям совсем сник, они отсутствовали целый день, и теперь он с опаской посматривал на свой балкон: дома его ждали неприятности, весь вопрос в том - большие или маленькие.

Дик заскочил домой и, отказавшись от ужина, схватил томик Грина и помчался наверх.

Когда Лиговский открыл дверь и поздоровался, Дик не ответил на приветствие, он пристально посмотрел на хозяина и неожиданно для себя процедил:

- Я влип в нехорошую историю…

- Вижу,- кивнул старый моряк, пропуская его в квартиру,- Это длится уже несколько дней. У тебя лицо стало другое, опрокинутое. Ты совершил бесчестный поступок и теперь маешься. Так?

- А вы ее держали в руках, эту честность?- на высокой ноте пошел в наступление Дик.- Почему у взрослых склонность к абстракции? Любовь, счастье, честность - сами по себе эти понятия не созданы для людей. Собственно, как и бесконечность. Человек может любить, быть счастливым, добродетельным, честным лишь настолько, насколько это возможно для него.

- Ты уверен?- тихо осведомился Лиговский и, не ожидая ответа, добавил, слегка усмехнувшись:- Весьма строчная концепция. Может, присядешь? Сей час ты мне напоминаешь фокусника на сцене.- И, заметив недоумение юноши, пояснил:- Тот тоже кладет в шляпу перчатки, а вынимает гуся. Ты прав. В реальной жизни абстрактных понятий не существует, но из этого вовсе не следует, что честности не существует.

Весь вопрос - во имя чего. Оправдана «святая» ложь врача, который! обещал долгую жизнь обреченному больному. Вообще лгать - плохо. Полезно только то, что честно, но разве Иван Сусанин, обманувший врагов, не национальный герой?

- Честность, что бы вы ни говорили, Всеволод Александрович, имеет разные степени, которые зависят от конкретных представлений о ней конкретных людей.- Дик хитро глянул на хозяина.- Вот вам условие задачи. По улице идут два человека. Впереди идущий обронил рубль. Конечно, идущий сзади окликнет его, подаст ему потерянное. То же условие, только идущий впереди роняет двадцать пять рублей. А? Вы хотите сказать, что сумма не имеет значения? Глубокое заблуждение! Теперь уже только 70 из 100 окликнут разиню. Наконец, существует некая энная сумма - критическая масса, которую каждый идущий сзади положит себе в карман без крика, а если крикнет по инерции, то потом всю жизнь будет жалеть. И, пожалуй ста, не пытай тесь убедить меня в ином, бесполезно.

Лиговский слушал, не перебивая, чуть наклонив голову. Когда Дик умолк, в комнате надолго воцарилась тишина: было слышно, как капала вода из кухонного крана.

- Я начну с того, чем ты закончил: «Не пытайтесь убедить меня в ином». Знаешь, почему ты не хочешь, чтобы я пытался? Боишься. Именно боишься,- подтвердил Лиговский, не обращая внимания на протестующий жест Дика,- ибо тогда вся твоя конструкция, которую ты сейчас взгромоздил передо мной, рухнет и погребет тебя под своими обломками. Милый мальчик, я тебя высчитал: ты шел сзади… И не крикнул.

Дик нахмурился, сел на подоконник, стал рисовать пальцем на стекле замысловатые фигуры.

- Все, что ты здесь плел,- бред. Какое право ты имеешь выступать от имени всех. К счастью, твое поведение опровергает твои же тезисы. Ведь сей час ты кричишь мне: «Я взял чужое». Значит, ты честен по большому счету, а там, на дороге, на тебя нашло затмение. Дьявол попутал. Думаю, ты в силах его одолеть. Ведь честность - понятие конкретное и не может зависеть от суммы, которую положили на другую чашу весов. Я почему-то за тебя спокоен, может, даже больше, чем ты сам. Ты поступишь как надо.

Дик спрыгнул с подоконника, подошел к книжному стеллажу, поставил на место томик Грина. На полке было тесно, и он едва успел подхватить на лету небольшой альбом, из которого выпал к ногам пожелтевший лист бумаги. Дик поднял его, бросил взгляд на кривую, неумелую строку: «Милый папа я тебе люблю. Да свидания», осторожно вложил записку в альбом. Как смешно написано,- сказал Дик и снова сел на подоконник.- Кто автор?

- Написано смешно,- согласился Лиговский.- Автор мой сын.

- Сын?- поразился Дик.- Я и не подозревал, что у вас есть сын. Сколько же ему было, когда он это писал?

- Шесть.

- А сейчас?

Моряк выбил пепел из трубки, помолчал.

Ему так шесть и осталось. В августе сорок первого транспорт с беженцами торпедировала немецкая подлодка. А записку соседка мне передала после освобождения города… Да, так вернемся к нашим баранам: ты говорил, что отвергаешь обобщенные понятия. Я тебя правильно понял?

Дик кивнул.

- Ну, а такие понятия, как «эпидемия», «вой на», «землетрясение»- ведь они, при всей их абстрактности, согласись, имеют грозный характер. Или ты их тоже отвергаешь?

- Я к ним нейтрален. Что-то не улавливаю идеи.

- Какой смысл волноваться, сходить с ума, умирать от страха, если в мире происходят события, ход которых я не могу изменить. Я вмешиваюсь лишь в подвластные мне события. Правда, здесь есть одно «но». Нужно быть достаточно мудрым, чтобы отличить первые от вторых. Все людские беды произрастают от неумения их дифференцировать.

- Ты неправ, то, что ты проповедуешь,- это философия страуса, который в момент опасности прячет голову в песок. Если бы люди не боролись за мир, не создавали вакцины, не строили электростанции, цивилизация давно уже перестала бы существовать. И тот факт, что мы сей час имеем возможность разговаривать,- результат вмешательства людей, вмешательства во все, ибо человеку все подвластно.

Лиговский подошел к камину, помешал кочергой угли, сел в кресло. Флинт дремал на подстилке, изредка подрагивая во сне.

- Видел бы Хирин вашу самодеятельность,- кивнул Дик в сторону камина.- Насколько я понимаю, до такой степени переоборудовать квартиру не дозволяется. Нарушаете правила пользования…

- А я с ним в дверях разговариваю, в комнату не пускаю.

- По-видимому, вы себя чувствуете не настолько честным, чтобы позволить начальнику ЖЭКа увидеть ваши художества?- невинно осведомился Дик.

Лиговский, скрывая смущение, расхохотался, едва успев пой мать падавшую изо рта трубку.

- А ты силен,- констатировал хозяин.- Клянусь Нептуном.

Давно погасла трубка, а Лиговский! продолжал сидеть у камина. Разговор с Диком вывел его из душевного равновесия. Его всегда привлекали в Дике непосредственность, острота суждении и прямолинейность. Вот и сейчас он здорово его поддел с камином. Вспоминая весь сегодняшний разговор с Диком, Лиговский все время ощущал чувство неловкости. Он понимал, что не смог переубедить Дика. Да еще этот злосчастный камин. Явное доказательство того, что честность - понятие относительное, усмехнулся Лиговский. А ведь честность для него всю жизнь была самым главным, определяющим все его поступки качеством. Он гордился этим и нередко в шутку говаривал, что не обладает качествами, дающими основание продвинуться по служебной лестнице. Он возвел честность в абсолют, сделал ее своим идолом, которому верно служил, но оказывается -все это миф. Ему вспомнились еще несколько случаев из его жизни, когда так же, как с камином, он соизмерял поступок с принципом - кому от этого станет хуже. А раз никому, то так поступать можно.

Лиговский разволновался, вновь закурил и заходил по комнате. Пришедшие ему на ум мысли казались чудовищными. Получалось, что абсолютно честных людей нет: каждый когда-нибудь хоть в небольшом, но отступал от честности. Так может, прав Дик, и все зависит от цены, хотя и не всегда выраженной в деньгах. Как, например, со злополучным камином, где ценой было личное удобство. Да, конечно, честность по большому счету не допускает никаких отклонении. Она всегда абсолютна. В этом у Лиговского не было сомнении. А как же «ложь во спасение»? Кто осмелится назвать Ивана Сусанина бесчестным человеком? Он лгал врагу и совершил подвиг, жертвуя жизнью. Значит, «ложь во спасение» допустима? Лиговский даже остановился от этой мысли. Что ж, это, пожалуй, единственное исключение, и то, если ложь направлена на осуществление общественнополезных целей. Значит, опять какие-то мерки. Да, мерка должна быть, решил Лиговский, но все зависит от того, что принять за мерило. По какую сторону добра или зла находится точка отсчета. Ну, а камин должен быть разрушен. И Дику нужно помочь. Парнишка, видно, запутался. От этого решения ему стало сразу легко и спокойно.

Арслан понимал, если письма хранятся в сейфе, то они имеют для их владельца особое значение, затрагивают самые потайные стороны его жизни. Поэтому разговор с Сытиной обещал быть нелегким. Он не ошибся. Вначале Сытина вообще сочла ненужным говорить о письмах. Их содержание настолько лично, что вторжение кого-либо в эту сферу просто недопустимо.

Туйчиев решил идти в открытую и развернул перед Сытиной все то, чем располагает следствие.

- Поймите, Варвара Петровна, любая сфера человеческой жизни, даже самая интимная, куда вынуждено вторгаться следствие, перестает быть личной. Она приобретает общественный интерес, если дает возможность раскрыть преступление, установить истину.

- Моя переписка вряд ли поможет решению этих важных задач,- с усмешкой парировала Сытина.- Кому хочется, чтобы ворошили его грязное белье?

- Вы правы, такая перспектива не может радовать. Однако сейчас речь идет вовсе не об этом. Интересы следствия ничего общего не имеют с тем, что вы называете «ворошить грязное белье». К тому же, закон обязывает сохранять тайну следствия, и я это гарантирую. Не стану скрывать, Варвара Петровна, что выяснение содержания писем представляет исключительно важное значение.

- При чем здесь письма, когда украли деньги?- язвительно заметила Сытина.

- Постараюсь объяснить, ибо вы глубоко ошибаетесь,- возразил Арслан. Сытина выжидающе посмотрела на него.- О наличии денег в сейфе знали три человека: вы и две ваши подруги, Ахмедова и Богачева. Правда, Богачева высказала интересное предположение, что спекулянтка, которая должна была принести пальто, могла явиться наводчицей. Она ведь понимала, что вы принесете деньги,- разъяснил Арслан, увидев недоумение Сытиной.- Мы проверили и это. Разыскали спекулянтку, которая вскоре после визита к вам была задержана за свою преступную деятельность работниками ОБХСС и сейчас привлекается к уголовной ответственности. Между прочим, поэтому она и не пришла к вам в пятницу.- Он сделал паузу.- Итак, повторяю, о деньгах знали три человека. Вы, естественно, не стали бы взламывать собственный сейф,- полушутливо заметил Арслан.- Стало быть, остаются Богачева и Ахмедова…

- Что вы!- не сдержавшись, перебила Сытина. - Ни в коем случае,- замотала она головой. - Значит, они отпадают,- согласился Арслан.- Что еще могло заинтересовать взломщика в вашем сейфе?- задал он вопрос, но Сытина хранила молчание.- Деловые бумаги? Разумеется, нет. Но тогда остаются письма. Как видите, содержание писем в данньш момент - единственная зацепка.

«Боже мои,- мучительно думала Сытина,- неужели он прав? Неужели? Как все это пережить? Господи, какого же подонка я люблю. Да, да, это он. Негодяи, мерзавец! Но зачем ему деньги… Надо все рассказать. Все…»

Невидящим взглядом посмотрела Сытина на Арслана и глухо проговорила:

- Хорошо. Я расскажу, но, если можно, только суть, без подробностей.- попросила она. -я вас слушаю,- негромко отозвался Арслан. - Сытина тяжело вздохнула, стараясь справиться с охватившим ее волнением.

- Эти письма,- потупившись, начала она,- от Павла Ивановича Алехина. Мы любили друг друга… - На глаза ее навернулись слезы, она умолкла, потом решительно продолжала:- Я верила ему больше, чем себе, но ошиблась. Эти письма,- она повысила голос,- он писал мне прошедшим летом, когда я отдыхала в санатории. Наверное, нет необходимости подробно пересказывать содержание; что может писать мужчина, когда он любит? «Каждый миг разлуки равен годам». Я цитирую,- пояснила, горько усмехнувшись, Сытина.- Я помню их наизусть, но суть не в этом. Я выполнила все, что он хотел. Все, решительно все. Оставила мужа, хорошего мужа. Доброго, честного, умного.

Он работал в нашем институте. Все прочили ему блестящее научное будущее, он был необычайно талантлив. Из-за меня оставил институт, научную работу… Боже мои! Как он переживал, мучился. Но я любила, -понимаете, любила этого… Алехина.

Не решившись оскорбить Алехина даже в его отсутствие обидным словом, Варвара Петровна назвала его по фамилии. «Она и сейчас любит его»,- подумал Арслан.

- Почему же не сложилось у вас с Алехиным?- поинтересовался Туйчиев.

- Я долго колебалась, а когда, наконец, решилась и ушла от мужа, то это уже было ненужным. Мне же остались его письма, как свидетельство… - она махнула рукой,-короче, вы понимаете… и несколько моих не отправленных ему писем.

- Ваших?- недоуменно спросил Арслан.

- Да, моих. Некоторые из писем, написанных ему, я не отправила. Постеснялась их откровения, но порвать не решилась. Думала, когда-нибудь дам ему прочесть.

- Понятно. Скажите, Варвара Петровна, Алехин интересовался судьбой своих писем? Пожалуй, несколько чрезмерно. - В чем же это выразилось?

Около полумесяца назад я была в командировке в Москве, на всесоюзной конференции, где было и мое сообщение. Так вот, Павел приходил ко мне домой и пытался у матери выяснить, где я храню письма, и заполучить их.

- Он знал, что вы их храните?

- Да. Однажды я пригрозила ему, что сделаю их достоянием гласности… Никогда бы я на это, конечно, не пошла, просто хотела удержать его.

- Когда вы приехали из Москвы, мать рассказала вам о визите Алехина?- Она кивнула.- Что же вы предприняли?- вернул разговор в нужное русло Арслан.

- Я позвала его к себе в кабинет, открыла сейф и показала письма, сказав, что его визит ко мне домой был напрасным. «Ты никогда письма не получишь, они будут храниться в сейфе столько времени, сколько сочту нужным»,- сказала я тогда Алехину. -Правда, письма я дала ему в руки, но он при мне положил их в секретер и закрыл сейф.

- Больше к этому вопросу он не возвращался?

- Нет. Разговор с ним был в среду, больше мы с ним не виделись.

- Большое спасибо, Варвара Петровна, думаю, вы нам очень помогли, а то, что вы мне сейчас рассказали, давайте вместе хранить в тайне,- предложил Арслан.

«Николаи не ошибся,- подумал Арслан, когда Сытина ушла, - письма, а с ними и версия - «Алехин» - заиграли. Но если Алехину нужны письма, зачем он взял деньги? Неужто жадность обуяла? Что-то здесь не совсем вяжется. Возможно, деньги он взял, чтобы отвести от себя подозрение. Дескать, все внимание будет сосредоточено на деньгах, а я тем временем останусь в стороне. Возможно и так. Но все равно надо вызывать Алехина на беседу».

… Во время допроса Алехин нервничал. Выдавали руки. С лицом он справился, надев на него маску самоуверенности и непроницаемости, но руки его тревожно жили, и с ними он долго не мог совладать. Он ничего не отрицал. Занял позицию оскорбленной добродетели и возмущался вторжением в интимные стороны его личнои жизни.

- Я полагаю,- с обидой говорил Павел Иванович,- что мои отношения с Варварой Петровнои криминала не содержат и потому не могут являться предметом, интересующим милицию.

- Конечно,- миролюбиво согласился Арслан.- Кстати, чем вызван ваш визит в дом Варвары Петровны, когда она находилась в Москве?

- Небольшая шутка. Хотелось проверить отношение ко мне ее мамаши, пока она не стала моей тещей.

- Значит, шутя попросили пожилую женщину перетряхнуть комод в поисках писем?

- Зачем же,- растерялся Алехин,- прибегать к таким формулировкам. Это был просто поиск. - И как, нашли? - Нет. Они оказались у Вари. - Откуда вам это известно?

Варя сама мне показала, что хранит их в своем рабочем кабинете. В сейфе.-решил уточнить он.

- Какой интерес представляют для вас письма?

- Как вам сказать,- замялся Алехин, и руки его, до этого лежавшие на коленях, опять перестали повиноваться хозяину.- Зачем оставлять у кого-то письменные доказательства своего заблуждения… Ей-то они ни к чему… Глупость все это. Вообще, наши отношения с Варей тоже глупость. Она ведь мужа оставила из-за вас.

- Я и говорю: все глупость.

- К этому шагу подтолкнули ее вы. В письмах. Не так ли?

Нелепость и глупость… Поверьте.- Он сжал руками голову.- После способности мыслить, способность сообщать свои мысли ближним является самым поразительным качеством, отличающим человека от животного. Но эта же способность, я думаю, вы согласитесь со мной, нередко губит его. Язык мои - враг мои, молчание - золото. Стоит забыть эти аксиомы, и ты горишь без дыма.- Алехин покачал головой.- И кому поведал! Женщине! Уж лучше дать объявление в газете, тогда хоть есть шанс, что не все прочтут.

- Вы напрасно переживаете, Павел Иванович, ведь Варвара Петровна ничего мне не рассказывала…

Дальнейшее продолжение допроса Алехина не имело сейчас смысла. Он все подтвердил относительно писем. Спрашивать большее, повести разговор о сейфе в данный момент, пока не получены заключения экспертизы, бесполезно. Арслан понимал, что письма, это только повод для подозрения, не более того. Но в свете имеющихся фактов оно приобретало ощутимую весомость. Однако мысль о ключе к замку секретера не давала покоя. Если допустить, что сейф взломал Алехин, то каким образом удалось ему достать ключ от секретера. И почему только от секретера. Можно допустить, что он, воспользовавшись близостью с Сытинои, сумел заполучить ключ от секретера. Но тогда он мог стать обладателем и второго ключа от сейфа, и не возникала необходимость взлома. Не мог Арслан наити объяснения тому, что, кроме писем, взяты деньги. Письма, бесспорно, нужны Алехину, но зачем же он еще и деньги похитил? Для чего понадобилось брать деловые бумаги?

В версии причастности Алехина немало загадок, которые предстояло разрешить, и все же именно Алехин сейчас - фигура номер один. Нужно только как можно быстрее устранить все неясности. Арслан решил еще раз побеседовать с Сытиной. И попытаться установить, не Алехин ли оказался обладателем ключа от секретера.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дик поймал себя на том, что весь день сегодня думал о деньгах. Это становилось невыносимым. И вчера тоже. «А когда они кончатся, тогда о чем размышлять? -усмехнулся он. - Люди, постоянно думающие только о банкнотах, теряют свою человеческую индивидуальность и становятся очень похожими друг на друга -жадными крысами с белыми глазами. И я - одна из этих крыс! Во ведь как радовался, когда смотрел на Нонну там, в ювелирном: она была счастлива. Значит деньги способны сделать человека, хорошего человека, счастливым? Чужие деньги» Чужое счастье… Я украл чужое счастье…»

Дик резко остановился, как будто наткнулся на невидимую преграду, и огляделся по сторонам. Он стоял на мосту, вокруг - ни души. Погода портилась: сильные порывы ветра с колючим мелким снегом били в лицо. Он подошел к поручням, глянул вниз, воды не видно, только черная яма зияет, шумит быстрая речка, затянутая гранитным корсетом. Дик расстегнул пальто, вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, вытянул руку и попытался разжать кулак. Но пальцы не слушались команды и крепко держали бумажку. «Могучий инстинкт собственника», - рассвирепел Дик и левой рукой разжал пальцы правой. «Чужого не надо» -ведь так было написано в той записке», - зажмурив глаза и не глядя на выпадавший из руки конверт, успел подумать он.

«Я законченный кретин. Выбросить столько веселья, радости, удовольствии. Надо прыгнуть… Вытащить… Снова стать обладателем…» Потеря денег потрясла, оглушила его. Он открыл глаза и медленно двинулся дальше. Снежный вихрь кружил перед ним какую-то бумажку, вот такое же чувство было у него, когда они с Гулямом мчались в Луна-парке на «русских горках». Захватило дух, он нагнулся. Конечно, добрый ветер не принял жертвы и вернул ему конверт. Всю ночь он не спал. Едва дождавшись утра, он подошел к телефону.

- Нон, ты можешь выйти сейчас?

Голос Дика, подозрительно спокойный, насторожил ее.

- Что-нибудь случилось? - И, не услышав ответа, сказала: - Я иду.

Она бросила трубку, крикнула матери «Я сейчас» - и опрометью скатилась с лестницы.

Он ждал ее на детской площадке, чертил прутиком замысловатые фигуры на снегу. Нонна подошла, села рядом. «Почему он молчит? Не решается начать разговор? Значит, в самом деле серьезно». Молчание затянулось.

- Видишь ли… - начал Дик и снова умолк. Наконец решился: - Понимаешь, мне нужно кольцо, - почувствовал, как краска заливает лицо. - Какое? - не сразу поняла Нонна.

- А, то самое? - Она ничем не обнаружила удивления. - Хорошо. Я сейчас принесу. Подожди.

«Жалкий подонок: забирать назад подарок! И у кого? Самыми высокими принципами нельзя оправдать такои поступок. А что, собственно, я себя заживо ем. Разве брать чужие деньги красиво? Нет. Значит, надо исправлять ошибки. Лучше поздно, чем никогда. Хорош гусь! Ошибки. Почему она должна отвечать за твои ошибки? Исправляй их себе в гордом одиночестве и не вешай дохлых кошек на других… Духовно ты уже созрел делать эти ошибки, а материально еще слаб в коленках их исправлять. Я обязательно куплю ей такое же на заработанные горбом. Правда, боюсь, что эту угрозу я осуществлю нескоро».

Прошло минут двадцать, а Нонны все не было. Дик встал, медленно побрел к ее подъезду. Сбоку неожиданно налетел Илюшка.

- Дик, купи пирожное, - заныл он. - Я давно не ел.

- Давно ли? - усомнился Дик.

- Да, да, очень. Со вчерашнего вечера.

- Кончен бал, огни погасли, Илья, - вздохнул Дик. - Мне бы сейчас кто купил пирожное. Банк лопнул. - Он потрепал малыша по огненно-рыжим кудрям.

- Ты скучный какой, - сочувственно защебетал Илья. - Может вынести хоккей, сыграем?

- В другой раз. - Дик увидел выходящую из подъезда Нонну и пошел навстречу. Выражение ее лица испугало его. Бледная с остановившимся взглядом, она молча прошла мимо. Ты что? - Нон, чего ты?

Дик догнал ее, взял за плечо.

- Потеряла? - понимающе кивнул он,

Мать не отдает, Дик! - она повернула к нему залитое слезами лицо. - Что делать, я на коленях умоляла ее, она спрятала куда-то; умру, говорит, не отдам. Поедем вместе, попробуем уговорить. Стыд какой.

- Она права, Нонна. Это мне стыдно. Извини. И не волнуйся. Обойдусь. Салют. Дик повернулся и направился к детской площадке.

«Ее мамаша, разумеется, не Клеопатра и пить растворенные в уксусе караты не будет, -усмехнулся про себя Дик.

Она их прибережет дочке к замужеству. Так что есть шанс получить кольцо в весьма отдаленном будущем в придано. Смешно? Не очень.

- Зима надоела, - Гулям подошел неслышно, смял в кулак грязноватый! снег со скамейки, откусил и с аппетитом стал чавкать. - Скорей бы весна.

Дик, которому даже летом разрешали пить только теплую воду, с завистью посмотрел на друга. Наконец решился. Дай лизнуть.

- Да ты что! - возмутился Гулям. - Твоя мать мне хвост открутит. Нет уж, закаляйся в кругу семьи. Какая у нас сегодня программа?

Сегодня дается занавес. Финита ля комедия, - вздохнул Дик.

Неужели пети-мети кончились? Ну, ты даешь, когда только успел все спустить?

- Денег еще навалом. Просто я закрываю банк и прекращаю платежи, - пояснил Дик. -Хватит. Гулям изумленно посмотрел на него, потом повеселел.

- Понятно, мотоцикл хочешь купить. Тоже дело, покатаемся вволю. Чего молчишь? -разозлился он. - Не отгадал?

Дик не отвечал, глядя куда-то вверх. На его лицо, кружась, падали крупные хлопья снега.

- Послушай, у тебя осталось что-нибудь от той сотни? - Он опустил голову, поправил шарф.

- Какой сотни? - опешил Гулям. - Ты совсем с шестеренок слетел. Давно растаяла.

- Мне нужны деньги. Срочно. Сейчас. Сегодня. Это ты понимаешь? Ты… ты хочешь все вернуть? - холодея от догадки, Гулям сел прямо на снег и с ужасом посмотрел на товарища. Дик тихо вздохнул.

- Завтра в семь утра на товарной станции. Не опаздывай.

- Я не совсем улавливаю. - Гулям медленно встал с земли. Он уже перестал удивляться и сейчас просто усваивал информацию.

- А тут и улавливать нечего. Я уже договорился, посмотрим, на что мы способны. Весь заработок поступает в фонд возвращения, - подытожил Дик. - Будь здоров.

- Хоп, - сказал Гулям и уныло поплелся домой.

Весь следующий день они работали на товарной станции - разгружали доски. Грязные, покачиваясь от усталости, они молча брели к дому, навстречу им, яростно махая хвостом, безмерно радостный, бросился Флинт. Толчок могучих лап собаки в плечо был настолько силен, что Дик не удержался и грохнулся в снег. Пес, думая, что с ним играют, стал лизать его в лицо. Дик разозлился, но внезапно ему стало смешно. Не имея сил подняться, он захохотал, разряжая в смехе напряжение последних дней.

- Флинт, принеси - чтобы отвлечь пса от Дика, Гулям размахнулся и бросил свою ушанку. Собака помчалась за ней.

- Вот сегодня вы мне нравитесь, - сказал подошедший Лиговскии. - Чувствуется, поработали на славу и качает вас от усталости, а не от рома. Одно удивляет! -Всеволод Александрович вынул изо рта трубку, постучал о дерево. - Обычно сначала работают, потом идут в ресторацию, а у вас наоборот.

- А нам в этот раз денег не хватило рассчитаться, хотели Гуляма в залог оставить, -отряхиваясь от снега, поведал Дик. - Но кому он нужен! Вот, пришлось отрабатывать.

Понятно. И много заработали.

- Шестнадцать, - похвастал Гулям и тихо добавил: - На двоих.

- Ну что ж, неплохо. Правда, потратили тогда рублей! шестьдесят? - Он набил трубку, раскурил. - Тратить деньги - тоже труд, правда, энергия, которая расходуется при этом, несколько меньше тех усилии, которые надо приложить, чтобы их заработать. Да и занятия в институте пропустили, а семестр кончается.

- Это верно, - улыбнулся Дик и пошел домой.

Самое опасное при расследовании дела - находиться в плену одной версии. Работать только на нее, надеть шоры на глаза, не замечая ничего больше. Эта истина хорошо известна Соснину. Он никогда не позволял себе односторонности. Однако из всех выдвинутых версии какая-то одна больше, как он говорил, грела его, была более предпочтительна. Это вовсе не значило, что в итоге она оказывалась правильной. В таких случаях Соснин говорил Туйчиеву, что ему просто не хватило интуиции. Говоря об интуиции, он не так уж был далек от истины, ибо если его сразу спросить, почему он считает, что правильной будет именно эта версия, а не другая, вряд ли бы он мог дать ответ. «Версии, - любил говорить Соснин, - надо чувствовать». В большинстве случаев он действительно по неуловимым признакам чувствовал их. Арслан не зря называл друга «инспектор уголовного розыска божьей милостью».

Осенившая Соснина идея о подмене сейфов стала в этом деле для него самой предпочтительной версией. Прекрасно понимая, что добытые Арсланом факты поставили, по сути дела, на ней крест, Николаи до конца все же с этой версией не расстался. В ней были свои достоинства: во-первых, она объясняла отсутствие в кабинете Сытиной признаков термического способа взлома сейфа, во-вторых, давала возможность раскрыть загадку ключа от секретера. Николаи не мог не видеть и ее недостатков, поскольку она не связывала воедино ряд противоречивых фактов. Окончательный ответ он ждал от эксперта. Если в заключении экспертизы будет сказано, что взломанный сейф ранее не стоял в кабинете Сытиной, выдвинутая им версия прочно завоюет права гражданства, несмотря на совпадение ключей и инвентарного номера, хотя этим фактам придется найти объяснение.

Дважды в день - утром и вечером - приходил Соснин к эксперту Борису Михайловичу Каплуну надежде, что заключение готово. Спокойный и невозмутимый Каплун каждый раз встречал его неизменно доброй улыбкой и просил заглянуть через денек.

- Я бы этого Каплуна перевел на сдельную оплату, - разошелся Соснин, -уверяю тебя он на обед себе не заработает.

- Работает он медленно, - миролюбиво согласился Арслан, - но учти как работает! Экстра-класс. Ты же сам просил, чтобы именно он проводил экспертизу.

- Ну, просил, - раздраженно согласился Николаи, - потому что лучше его никто не сделает. Он ведь чудом отыскивает такие следы, что… в общем, чудо эксперт. Но хоть чуточку побыстрей бы работал.

- Может тогда и не стал бы он суперэкспертом, - засмеялся Арслан.

В этот день Николаи, как обычно, прежде всего заехал к Каплуну. Борис Михайлович, одарив его своей дружелюбной улыбкой, протянул заключение, и коротко бросил:

- Придется искать сейф.

Николаи обнял Каплуна и невнятно забормотал:

- Боря, я всегда говорил, ты гении! Значит, подмена!

- Это тебе решать, - невозмутимо ответил Каплун.

Когда заведующая канцелярией выдавала ему заключение трассологической экспертизы, она спросила, не захватит ли он заодно заключение химической экспертизы.

- Конечно, - весело проговорил Соснин, - сегодня на экспертизы урожаи. Что там химики пишут, дайте-ка я взгляну, пока вы оформляете.

… У Арслана из головы не выходила мысль о ключе от секретера. «В этом ключе, видимо, - ключ к раскрытию преступления. Но как решить этот ребус, - мучается он. -Пока путь один: наидетальнеиший допрос Сытиной о ключах».

- Варвара Петровна, - начал Арслан, - я вновь побеспокоил вас, чтобы еще раз уточнить, где вы держали ключи от сейфа?

- Я же говорила, что…

- Одну минутку, Варвара Петровна, - прервал ее Арслан. - Понимаю, вы уже рассказывали об этом и потому у вас возникает недоумение: зачем повторяться. - Сытина согласно кивнула головой. - Я прошу вас, - продолжал Арслан, -вспомнить, не имел ли доступа к ключам Алехин?

- Нет! - решительно заявила Сытина.

- Хорошо. Давайте все же попытаемся проследить «путь» ключей в течение дня. Начнем с того, что вы пришли утром к себе в кабинет.

- Значит, начать с того, как я приступаю к работе?- наморщив лоб, переспросила она, пытаясь тем временем последовательно восстановить в памяти свои действия. -Нет, я не всегда открываю сразу сейф. Это зависит от намеченного на этот день плана работы. Чаще всего я сразу иду в лабораторию.

- Где в это время находятся ключи?

- Со мной, - она показала на карман жакета. - Разумеется, предварительно я вынимаю их из сумочки. Когда же я пользуюсь сейфом, то никогда не оставляю ключи в замке. Вынув нужные материалы, тотчас закрываю сейф и ключи кладу в карман: Что же дальше? - она опять наморщила лоб. - Так могло в течение дня повторяться несколько раз. Закончив работу, я ключи клала в сумочку.

- Скажите, Варвара Петровна, вы оба ключа от сейфа всегда держите вместе, вот так на кольце, - с этими словами Арслан вынул из ящика стола конверт и вытряхнул из него перед собой ключи. Затем он поднял их за колечко, на котором они крепились, и потряс ими в воздухе. - Позвольте, - удивилась Сытина, - но… это не мои ключи.-Как - не ваши? -изумился Арслан. - У вас их взял Карев и при вас же передал мне. Вы что-то путаете.

- Нет, я не путаю, - возразила Сытина. - Действительно, когда в тот день я увидела, что сейф взломан, то бросилась к Кареву: наши кабинеты рядом. Он милицию вызывал. Тогда он взял у меня ключи и велел до приезда милиции в кабинет не входить, чтобы не испортить следы. Ключи, он сказал, отдаст сам, если их потребуют. Потом он и передал вам ключи, но в конверте. Собственно, я не придавала тогда этому никакого значения.

Но вот эти ключи, - она протянула руку к ним, - совершенно точно - не мои!

- По каким же признакам? - спросил Арслан, сдерживая волнение, ибо дело неожиданно приобрело совершенно иное звучание.

Мои ключи блестящие, а эти тусклые, - объяснила Сытина. - Кстати, на одном из ключей выбита цифра восемь, она помогала мне определять, что это ключ от сейфа.

Арслан внимательно осмотрел оба ключа: цифры восемь нигде не было. Значит, Сытина не ошибалась, ключи не ее. - А сейф-то ваш? - Вроде, мои.

Отпустив Варвару Петровну, он подошел к окну и лбом прислонился к стеклу.

Последнее время с ним уже не раз так бывало - вдруг щелкнет в голове невидимый выключатель, и голова начинает раскалываться от боли. Холодное оконное стекло, казалось, несколько снимает боль, но впечатление обманчиво. «Надо к врачу сходить, -поморщился он. - Вот только закончу дело. Теперь, кажется, вопрос о секретере ясен. Николаи прав. Версия «похожести» оказалась верной. Сейф подменили, и сделал это Карев. Хитер. Надо теперь проверить, не переклеен ли инвентарный номер. Еще одна экспертиза. Вот уж воистину, наука на службе следствия. Но зачем это понадобилось Кареву? Содержимое сейфа Сытиной его, конечно, не могло интересовать. Для чего эта комбинация? Собственно, меняя сейфы, он мог и не взламывать переднюю дверцу, а открыть своим ключом. А где он раздобыл термитный порошок? В лаборатории Алехина? Непонятно. Да, надо ведь еще выяснить, как он сумел подменить контрольный ключ в отделе… Вот сейчас немного полегче станет и набросаю, что нужно сделать в первую очередь…»

- Привет, - раздался сзади возбужденный голос Николая. Задумавшись, Арслан не слышал, как вошел Соснин. -стоять не рекомендую, лучше садись и держись за стол, чтобы не упасть. Итак, - Николаи подошел к другу, - новость первая: в кабинете Сытиной стоял не ее сейф… Я уже знаю, Коля, подмена.

- Как? - растерялся Николаи. - Тебе что, Каплун по телефону сообщил свои вывод?

- Нет. Перед твоим приходом была у меня Сытина. Она сказала, что ключи от сейфа, -он кивнул на стол, где они лежали, - не ее ключи… Нет, не так. Эти ключи… В общем, подмена налицо.

- Прекрасно, тогда вторая новость: эксперты-химики дали заключение, что передняя дверца сейфа Сытиной… - он запнулся, - не Сытиной, а того сейфа, что у нее стоит, взломана путем применения термитного порошка, который взят из лаборатории.

Просторный конференц-зал постепенно заполнялся, негромкие голоса сливались в мерный гул: высказывались самые различные гипотезы по поводу причины, заставившей начальство собрать коллектив в этот утренник час. Младшии научный сотрудник Бурд, грузный астматик, цедил сквозь зубы:

- Совершенно доверительно: нас перебазируют на периферию…

- Но почему? - возмутился техник Юсупов. Осторожно присев на краешек стула, он вытянул длинные ноги. - Профиль нашего института таков, что…

- При чем здесь профиль, - раздраженно перебил Бурда. - Просто городские шумы и колебания искажают показания приборов. Вам как инженеру это должно быть известно. А там на лоне - идеальные условия: твори, экспериментируй, пробуй.

- Я урбанист до мозга костей, - шептал за спиной Алехина Смоленцев. - Меня нельзя на периферию. Хотите, чтобы я превратился в живой труп? Сделайте милость: оторвите Антея от городского асфальта и бросьте на лоно природы.

- Ты что, не в состоянии прожить без театра? - обернулся к нему Алехин. Упаси боже,

- изумился Смоленцев. - Меня гораздо сильнее привязывает к городу утепленный туалет. Что касается театров, то я годами в них не заглядываю.

- Ну, тогда все ясно. Тебя не тянет на природу потому, что ты сам - ошибка природы,- подытожил Алехин.

- Уверяю вас, Юлечка, - убеждала в другом конце зала молоденькую лаборантку Надежда Сергеевна Богачева,-вы меня знаете, я никогда не ошибаюсь.- И, понизив голос, выдала полушепотом: - Нас собрали из-за Шулакова, который ушел от жены. К вагоновожатой седьмого маршрута.

- Что вы говорите! - восхитилась Юлечка, предвкушая сенсацию. - Кто бы мог подумать! На вид вполне приличный мужчина, в батнике ходит.

Старший научный сотрудник Карамазов, худощавый блондин с большими залысинами, вытирал носовым платком потеющие ладони: больше всего на свете он боялся сокращения штатов, хотя работал в институте давно и был на хорошем счету.

- Слияние или сокращение, как вы думаете? - обратился он к Алехину.

- По-моему, ликвидация, - успокоил его Алехин и повернулся к сидевшему сзади Заботину.- Как вы полагаете, Михаил Сергеевич?

Миша грустно улыбнулся. - Боюсь, Павел Иванович, что я один из виновников этого собрания, - вздохнул он.

- Ты? - удивился Алехин. - Каким же образом ваша персона попала в фокус дирекции, минуя непосредственное начальство, сиречь меня?

- Я опять опоздал сегодня на девять минут.

Заботин жил далеко от института и обычно выходил из дома за час до начала работы. Этого времени вполне хватало, чтобы добраться до института. Правда, за Каревым, который жил в доме напротив, заезжала «Волга», однако он никогда бы не решился попросить, чтобы его взяли в машину. Но после того, как мама оказалась в больнице, режим его изменился. Теперь он вставал в шесть, варил еду и мчался в больницу -домашняя пища существенный стимул для выздоровления, тем более, что готовить он умел с детства. Халат он брал с собой и без особого труда проникал в эти ранние часы в больницу. Антонина Андреевна уже несколько дней лежала одна в маленькой двухместной палате, ее соседка отказалась в последний момент от операции и, несмотря на уговоры врача, уехала домой.

Мама уже почти не вставала, похожая на маленькую желтую птицу, она смотрела на сына отрешенно, все время молчала и, иногда ему казалось, не узнавала его. Но сегодня, когда, покормив ее с ложечки, он украдкой бросил взгляд на часы восемь, и хотел встать, она положила ему на колено высохшую ладонь и задержала.

- Как продвигается твоя работа? -Все хорошо, мама.

- Я хочу знать подробности. Отзыв получил из Москвы?

- Все будет в порядке, - уклонился он от ответа.

- Ты должен закончить, не бросай, доведи до конца. - Из ее правого глаза медленно скатилась на подушку слеза. - Ради меня…

… Однако некоторые товарищи, - донесся до Заботина голос директора института, -не сделали выводов из тех замечании, которые они получили, и, по-видимому, расценили эти предупреждения как слабость администрации, ее склонность к всепрощению. Глубокое заблуждение. Нарушители трудовой дисциплины препятствуют нормальной деятельности института, и пусть никто из них не обольщается - их поведение мы будем оценивать со всей строгостью. Только расхлябанностью и недисциплинированностью можно объяснить то чрезвычайное происшествие - взлом сейфа, -которое произошло у нас недавно.

Ага, вот и его фамилия прозвучала в приказе, который зачитывал директор.

Строгий выговор. Хорошо, что мама не слышит. Сколько раз он опоздал? Три или четыре? Вообще-то все правильно. Опаздывать нельзя - это ясно.

Оживленно обсуждая фамилии «именинников», сотрудники спускались из зала вниз по лестнице, к своим рабочим местам. - Да, брат, такие пироги получаются, -дружелюбно похлопал его по плечу Алехин. - Будильник, наверное, сломался?

Заботин никому не говорил, что случилось с мамой. А почему он, собственно, должен рассказывать, ведь его никто не спрашивал! И теперь он кивнул головой:

- Да, сломался…- Алехин недоверчиво посмотрел на него.

Возвращаясь с проводов на пенсию полковника Азимова, Арслан и Николаи решили пройтись пешком. После душного зала, в котором проходила торжественная процедура, было приятно идти под мириадами лениво падавших снежинок. У южан особое отношение к снегу, его ждут долго и, когда он наконец выпадает, набрасываются на него с жадностью: ведь надо успеть сегодня вволю накататься на санках, коньках и просто на ногах по раскатанному льду, а то, неровен час, выйдет завтра среднеазиатское солнышко, разогреет землю -и зиме конец. Жди потом до следующего раза.

- Я недавно прочел в журнале любопытную заметку, - сказал Арслан. - В один из судов Англии поступило заявление о разводе. Муж просил расторгнуть брак на следующем основании: он и его жена - страстные поклонники детективного жанра, все новинки жена читает первой. Читая после нее, муж в самом начале книг и, где-то на пятой или десятой странице, узнает имя преступника, написанное аккуратным почерком его дражайщей половины. Самое интересное, что суд нашел этот довод убедительным и развел их.

Соснин расхохотался.

- Ты что-то хотел этим сказать, не правда ли? - перестав смеяться он строго посмотрел на заместителя Туичиева.

- Только то, что я на тебя не рассержусь и в суд не подам, если ты мне напишешь интересующую нас фамилию… - на полном серьезе ответил Арслан,- Соснин захватил рукой горсть снега и попытался засунуть его Арслану за отворот шинели, но тот вовремя успел увернуться.

- Почему, когда провожают на пенсию, обязательно дарят часы. Да еще очень громкие чтобы спали чутко. Дарили бы автомашины? - смеясь, спросил Арслан.

- Чтобы вставали бодрыми среди ночи, нехотя ответил Николаи, но и часами игнорировать не следует. Ты не прав.

- Почему я не прав?- ответил Арслан. - Для чего пенсионеру часы, подумай сам. Смотреть на них и жить без надежды? Надо каждому живущему на дому пенсионеру дарить велосипед и в обязательном порядке записывать в секцию. Пусть катается и чувствует, что жизнь продолжается. - А то -часы! - фыркнул Николаи.

- Да это, если хочешь, безнравственно… - Неловко брошенный кем-то из ребят снежок попал в Николая, прервав его обличительную речь. Он остановился, стряхнул с шинели снег и погрозил в сторону убегавших мальчишек.

- Вот ведь сорванцы, - улыбнулся Соснин. - Палят по милиции. Так вот, как говорят спортивные комментаторы, я продолжу свою мысль.

- Не надо, - взмолился Арслан. - Давай лучше подумаем, кто же произвел замену сейфа: Карев или Алехин.

- Ага, как это понимать? Уже с полчаса шагаем, а Арслан лишь раз вспомнил об интересующим нас деле. Хм. К чему бы это, -сказал Николаи оборачиваясь.

- Надо повнимательнее и осторожно обратить внимание на окружение и семейство Каревых и Алехиных.- и я, решил немного прощупать их. - Может, думаю, с этой стороны что-либо прояснится.

Вот тогда и пришлось познакомиться с сыном Карева. Зовут Вадимом, а в обиходе сокращенно - Дик. Учится на первом курсе. Парнишка умный, но несколько избалованный. То он начальнику ЖЭКа сосульку в спальню бросит, да еще прямо на кровать, то сынишку его на целый день уведет и оставит записку, что ребенок похищен и не будет отпущен, пока не отремонтируют отопление в доме. Но это мелочи, детские шалости, по сравнению с его непомерными расходами. Подружке своей Нонне кольцо в ювелирном за двести семьдесят рублей купил, ресторан, разумеется, и все сопутствующее ему. Откуда у него деньги?

Представь, он сразу рассказал мне обо всем. Пять дней назад он открыл почтовый ящик и там среди газет обнаружил конверт без адреса. Вскрыл конверт и в нем… Как ты думаешь, что в нем? Сберкнижка на предъявителя на пять тысяч рублей и записка: «Чужого не надо». Естественно, без внимание на последствия, он решил использовать сберкнижку. Но встает вопрос кто положил в конверт сберегательною книжку и опустил конверт в почтовый ящик. Он не знает. Между прочим, он запомнил номер счета, и я проверил. Все верно. С этим номером счета сберкнижка на предъявителя была выписана больше месяца назад. Завтра с его родителями побеседую. Может для нас здесь что-нибудь засветит.

- Слушай, - не сдержался Арслан, - какое отношение сберкнижка имеет к нашему делу о взломе сейфа? -При чем здесь она? При чем здесь твои почтовый ящик?

- Может быть это раскаивающиеся подпольный миллионер, за чем то хочет отблагодарить семейство Каревых. Вот только в чем весь смысл совсем не понятно.

- Ты уже привык, - рассмеялся Арслан, - если появляются при расследовании какие-нибудь странности, алогичность - значит, это прямо относится к нам. Как в деле Фастовой. Так, что ли?

- А что, разве ты еще сомневаешься? После дела Фастовой я, например, не пройду мимо любой странности.

- Сейчас не сомневаюсь -шутливо ответил Арслан и сжался от суровои февральской погоды,- и давай проверяй свою версию. Только побыстрее. А сейчас объясни мне, почему ты считаешь что Карев мучался с перетаскиванием сейфов а не Алехин.

- Карев явно богатырь и может перетащить сейфы, а Алехин - убежден - никогда.

- А термитный порошок ведь только в лаборатории Алехина, не забывай.

К тому же, содержимое сейфа Сытиной его крайне интересует и даже волнует.

- Может быть ему, что то и нужно было, о чем мы не знаем. Но не письма это точно.

- А что было нужно Кареву? - перебил Арслан.

Из известного нам содержимого, наверняка, ничего, но его кандидатура как подозреваемого более предпочтительна. - Это почему же? - усмехнулся Туйчиев.

У него, по крайней мере, был сейф для подмены. А у Заботина? - Николаи выразительно развел руками. - Что ж, подождем, что скажут эксперты. Ты попроси своего друга Каплуна ускорить дело, - смеясь, предложил Арслан.

- Издеваешься! - прорычал Соснин.

Карев уже заходил к себе в подъезд, когда его окликнул начальник ЖЭКа Хирин. - Павел Афанасьевич, в субботу милости просим на благоустройство и, так сказать, санитарию. Вот такая икебана.

- обязательно. Всей семьей выйдем, - заверил его Карев и хотел пройти в подъезд, но Хирин преградил ему путь.

- Вот вы, человек ученый, скажите, может быть вред от дерева? - Аким Никитич улыбчиво поднял уголки пухлых губ; хитрые глазки, над которыми горели ярко-рыжие ресницы, смотрели не мигая.

- От дерева может быть только польза, - слегка раздражаясь, произнес Карев.

- А вот и нет! - Аким Никитич не скрывал торжества: сейчас он опровергнет кандидата наук. - Вы говорите польза, а вот сосед моего свояка двенадцать лет назад дерево посадил возле дома. Так в прошлом году сын его из кино возвращался, а здесь возьми и налети ураган. Дерево сломалось и на плечо ему - бах. Перелом ключицы. Как в квартире,

- без всякого видимого перехода вдруг спросил Хирин, - тепло?

- Спасибо, нормально. -То-то. В наших домах - Сочи. Такая икебана получается,- закончил Аким Никитич и, наконец, милостиво пропустил Павла Афанасьевича.

… Раздражение, следствие переживании последних дней, накипало и готово было выплеснуться, но отсутствовали объекты. Вот уже битый час Карев бродил по квартире из угла в угол, не находя себе места.

«Хорошо все же, что дома никого нет, а то такие мысли приходят… Интересно, видел Хирин тогда, как я вынимал из почтового ящика конверт? Вечно он крутится где не надо! Ну и что, - успокоил себя Карев, - даже если видел, не рентген же у него в зрачках! И вообще, абсурд! Почему я должен бояться, открывая собственный, а не чужой почтовый ящик… Кстати, куда подевалась Лара? Опять у портнихи, наверно…»

Он сел на тахту, откинул голову и закрыл глаза. Густым белесым туманом наплыло прошлое.

Детство и юность Паши Карева легкими назвать было нельзя. Отец оставил семью, когда мальчику было девять лет. Шли трудные послевоенные годы, жили они под Саратовом, мать уволилась с должности телеграфистки и устроилась мороженщицей. В первый день Пашка съел шесть порции, заболел и навсегда возненавидел это лакомство. А через год водитель полуторки, спасая ставку малышей, которые внезапно выбежали на дорогу из-за угла, вывернул резко руль и заехал на тротуар, где стояла тележка с эскимо.

За осиротевшим мальчиком из большого южного города приехала тетка Вера Петровна, старшая сестра матери, и увезла к себе. Тетка имела комнату без удобств в старой части города, возле громадного и неописуемо красочного восточного базара, неумолчный гул которого врывался в распахнутое окошко, Пашка обалдело смотрел на длинные, нескончаемые ряды, ломившиеся от персиков, винограда, яблок,- земной рай.

Вера Петровна привязалась к племяннику, но относилась к нему строго, не баловала, она преподавала английский в той же школе, где он учился, и каждый вечер проверяла уроки у Паши, который, хотя и проявлял способности, учился без энтузиазма. Он обожал принимать участие в различных кружках, организации вечеров, слетов, в общем, горел на общественном огне. Учителя знали: Карев из категории незаменимых, всегда занят, работает на школьную «фирму», и нередко снисходительно относились к его отсутствию на уроках или не всегда уверенным ответам у доски. Веру Петровну удивляло Пашкино умение ладить с детьми, он никогда ни с кем не ругался, не дрался, не приходил домой в порванной рубахе. Она называла его «розовый мальчик». «Ты - мои розовый мальчик», -хвалила она Пашку, но в душе иногда удивлялась: неужели так и проедет его детство без обязательного мальчишечьего атрибута - расквашенного носа? Ну что ж, дай бог. Береженого бог бережет…

На первом курсе института Карева избрали в местком, снова закрутилось колесо: заседания, мероприятия. Учился урывками, но на третьем курсе все изменилось - кто-то забыл выдвинуть его кандидатуру на отчетно-выборном профсоюзном собрании. Первое время он ходил как потерянный, потом ему дали тему в студенческом научном обществе, он увлекся, просиживал вечерами в лаборатории. Доклад, который он сделал на конференции, привлек внимание. Заведующий кафедрой аналитической химии Тимур-Гулямович Хаидаров похвалил: «Молодец, тяни тему дальше, получится хорошая дипломная работа, а может и больше».

Так и вышло. Павел Афанасьевич после окончания института остался на кафедре ассистентом, почувствовал вкус к исследованиям и через три года защитил кандидатскую. Материала была уйма, самое время копать дальше, двигаться к докторской, и Карев работал по двенадцать часов в сутки. Хайдаров торопил: «Давай, Паша!». Прошло еще 3 года, в работе появились сбои, результаты эксперимента никакой

закономерности не давали. Карев опустил руки, и вдруг… Наверное, тот, кто тогда, еще на третьем курсе, забыл выдвинуть его кандидатуру, решил исправить ошибку. Его снова избрали и теперь уже, кажется, навсегда. Закрутило, завертело в бесконечной веренице заседании, он все чаще просиживал в прокуренных кабинетах, все реже заходил в лабораторию. Тимур Гулямович хмурился и однажды не выдержал, прямо сказал: «Ты для науки - человек конченый». Но он ошибся, и когда во вновь созданном научно-исследовательском институте начали укомплектовывать штаты, вспомнили об организаторских способностях Павла Афанасьевича и предложили ему уи ти из вуза на должность зама по науке. Это была победа, которую он готовил долгие годы, которая доказывала, по его мнению, правильность избранной им стратегии жить в мире со всеми. И здесь, на новом месте, он остался верен себе: с людьми - только по-хорошему, по-доброму, независимо от того, правы они или нет, грубы или вежливы. Как-то Алехин, выйдя из его кабинета, после того как Карев отказал в приобретении нового прибора, бросил Заботину: «Знаешь, хоть он и не дал ни шиша, а настроение у меня какое-то просветленное. Я обласкан и почти доволен. Талантище, а не зам».

Карев, при всей своей мягкости, умел настоять на своем, проявить твердость, потребовать. Большинство сотрудников уважало его. В сущности, он тоже был доволен собой, достигнутым положением, но иногда, по ночам, глядя бессонными глазами в черноту спальни, он завидовал тому, молодому, Кареву, который допоздна засиживался в лаборатории, бесконечно повторяя эксперименты. Результаты того труда приносили радость, их можно было потрогать…

Он давно пришел к непреложному выводу: люди делятся не на хороших и плохих, как принято думать, а на сильных и слабых. Конечно, в науке он оказался слабым - в погоне за должностью забыл, что живет в век НТР, отошел от науки, безнадежно отстал. Ему уже не догнать, не выйти на сегодняшний уровень, как исследователь он умер. Но диалектика - великая вещь! В его слабости заключена сила, ее только надо мудро использовать, и тогда занимаемый пост с лихвой все компенсирует.

Карев поймал себя на мысли, что жизнь его проходит на сцене, он играет, не снимая грима, с утра до вечера, с начальством и подчиненными, с женой и сыном, с приятелями и малознакомыми, когда хвалит и журит, поучает и смеется. Играет на высоком профессиональном уровне - ведь никто не заметил игры. Это театр одного актера. Он сам ставит спектакли, вдохновенно ведет роль, суфлирует, сам покупает билеты на свои представления и,наконец, бисирует или освистывает себя, в зависимости от результатов игры. Его амплуа - положительная роль, он герои. Он вспомнил - «розовый мальчик». Пожалуй, только Вера Петровна догадывалась о существовании этого театра. Он не знал, как себя с ней держать, и поэтому избрал самый простои вариант - перестал к ней ходить. Воистину, бывают такие большие благодеяния, что отплатить за них можно только черной неблагодарностью. Тетя давно вышла на пенсию, она сильно сдала в последние годы, жила в той же комнатушке без удобств. Изредка забегал к ней Дик, которому она вязала потрясающие пуловеры. «Ну-ка, скажи что-нибудь по-английски,-требовала она от внучатого племянника и приходила в ужас от его произношения. - У твоего отца был великолепный выговор. Попрактикуйся с ним. - И добавляла: - Правда, по-русски у него получается хуже». Дик удивлялся - папа прекрасно строит фразу, красиво говорит на родном языке. Но тетка вкладывала в свои слова совсем другой смысл, который дошел до Дика позже. Павел Афанасьевич встал с тахты, подошел к окну. На улице было тихо и светло. Часы показывали четверть одиннадцатого. Где же Лара? Кто-то открыл дверь. Это ты, Лариса? - спросил Карев.

- Нет, папа, это я. Добрый вечер.

- Я не слишком понимаю, что общего у тебя с этим старым морским волком, похожим на пирата Флинта из стивенсоновского «Острова сокровищ»? По-моему, гораздо интересней провести время со своими сверстниками.

Они сидели в гостиной в глубоких креслах у журнального столика, высокие, красивые, очень похожие друг на друга.

Уже несколько раз Лариса Константиновна жаловалась мужу: сын пропадает на четвертом этаже у Лиговского, неизвестно, чем это кончится. «То есть, я уверена: кончится нехорошо, неизвестно только, чем конкретно. Ведь он наверняка пьет! Представляешь, какой кошмар!» - сказала она. Карев не был знаком с Лиговским, правда, при встрече они раскланивались с холодной вежливостью. Наконец сегодня Павел Афанасьевич решил поговорить с сыном. В самом деле, черт знает, какое влияние могут оказать подобного рода встречи! - Извини, папа, но друзей выбирает нам жизнь, а не подсказка, даже если она исходит от родителей. Это постулат. Ну, а что касается честности, то мама глубоко ошибается - ведь это она инициатор темы, которую ты затронул. Так вот, я действительно испытываю влияние, не скрою, но дай бог подпасть под него всем. - Дик на секунду умолк и закончил: - Даже некоторым взрослым.

- Судя по тону, каким ты отвечаешь отцу, процесс благотворного влияния еще не завершился. Не так ли? Впрочем, хватит об этом. Ведь ты знаешь, я не сторонник мелочной опеки! - Пап, можно тебя попросить?

Пожалуйста, слушаю тебя, - с готовностью отозвался отец.- Он не помнил, чтобы Дик когда-нибудь обращался к нему с просьбой!.

- Дядя Гуляма продает мопед, подержанный, но в хорошем состоянии, по сходной цене - сто пятьдесят… Я подумал… - юноша запнулся и умолк. «Не может он отказать, у него не хватит сил. Хотя… с какой стороны подойти. Детей нельзя баловать -тезис железный, и здесь возражать трудно. Но ведь можно свести разговор к отсутствию денег, а это уже нечестно, потому что деньги есть. Может прямо спросить: от кого сберкнижка? А может он и сам не знает. Да разве дело в этом! Важно, что они сделали с ней? Как поступили?».

- Но у нас сейчас весьма стесненные обстоятельства, мать говорит - восемь рублей осталось до получки, а еще два дня, сам понимаешь. - Павел Афанасьевич развел руками. «Мне это кажется, или действительно в его интонации есть подтекст? Этот испытующий взгляд. Он знает? Но откуда?» - Придется повременить с покупкой, Дик.

- Ты же много зарабатываешь, откуда такая жадность? - поинтересовался сын.

- Это не жадность,- вспылил Карев-старший. - Ты прекрасно знаешь: мне для тебя ничего не жалко.

- Слова! Слова! - вздохнул Дик. - Не подкрепленные поступками, они теряют свою первозданную ценность. Ты помнишь, как в той песне: «Все отдал - богаче стал, что сберег, то потерял», короче, рука дающего не оскудеет.

- Перестань паясничать, - поморщился отец. Внезапно его поразила мысль - Дик издевается над ним, он что-то знает. Не может быть. А вдруг? И, перестраиваясь на ходу, сказал: - Да пойми ты, деньги - слишком могущественное оружие, чтобы разбрасываться ими на всякую ерунду. Деньги могут практически все.

Пап, а тебе не приходила в голову элементарная мысль? Какая? - насторожился отец. Того, кто думает, что деньги могут сделать все, можно заподозрить в том, что он сделает все за деньги. - Я вижу, - вздохнул Павел Афанасьевич, - как много еще надо вдолбить в твою голову правил поведения, принципов подхода к сложным явлениям, чтобы ты стал похож… - На кого? - перебил Дик. - Похож на кого? Что за манера облачаться в тогу проповедника и поучать, поучать, неужели ты, неглупый человек, не чувствуешь фальши в бесконечных нравоучениях? Ведь это бессмысленно. Для достижения целей, которые вы, взрослые, ставите перед собои, когда пытаетесь нас воспитывать, перевоспитывать, исправлять, - нужны другие ориентиры.

- Какие же, если не секрет? Личный пример. Армеиский принцип: «Делай, как я!» «Лара права, - подумал Карев, - мальчишка совсем отбился от рук. Надо им заняться всерьез. Если еще не поздно». Этого момента Варвара Петровна ждала, знала: период творческого застоя неожиданно сменится подъемом и, наконец, она закончит работу. Больше месяца не писалось ей: события последних дней выбили из колеи. Но заканчивается год, предстоит отчет на ученом совете институт, и ей, руководителю лаборатории, надо явить пример. Все эти последние дни она старалась пересилить себя, садилась за работу, но мысли неизменно уводили ее в сторону. Собственно, глава почти готова, нужно было лишь небольшое усилие, однако ничего не получалось. Держа в руках ручку и глядя на лежащие перед неи записи лабораторных. работ, Варвара Петровна почему-то начинала думать о своей не сложившееся жизни. Но сегодня все выглядело иначе. Она почувствовала это внезапно и обрадовалась. Ей хотелось писать, и мысли просились на бумагу - четкие, ясные. Сев за стол, Сытина уже не могла оторваться и все писала, писала, не замечая времени. Наконец она поставила последнюю точку.

По давно сложившееся привычке не стала перечитывать написанное, читать она будет завтра утром, сейчас же с удовольствием аккуратно сложила исписанные листы. Сытина оделась, закрыла кабинет и спустилась вниз. Институт был пуст, лишь вахтер сидел на своем обычном месте. Когда она вешала ключ от кабинета, поймала на себе подозрительный взгляд, который вахтер бросил на нее из-под густо разросшихся бровей. «Пожалуй, самое тяжкое последствие преступления, - подумала Варвара Петровна, -порождаемая им подозрительность. Это ужасно! Знает же этот старик меня, но случившееся в институте заставляет его проявить и ко мне недоверчивость: отчего, дескать, она так долго задержалась, когда рабочий день кончился? Интересно, учитывается ли это при определении наказания? Ведь недоверие пострашнее всяких убытков».

Улица встретила Сытину пронизывающим ветром, маленькие редкие снежинки больно кололи лицо. Она ускорила шаг и направилась к трамваиной остановке. Ей повезло, ждать не пришлось: подошел ее трамваи, и почти пустой. Варвара Петровна села у окна, задумалась. Вот и ее остановка, а рядом дом.

Она вошла в подъезд, поднялась по лестнице, но вдруг вспомнила, что не взяла газеты. Спустилась, открыла почтовый ящик и обомлела - среди газет лежало извещение на ее имя с почтовым переводом на сумму шестьсот рублей.

«Конечно же, это он, - лихорадочно бежали мысли у Сытиной. Она перевернула извещение, пытаясь установить, кем отправлен перевод, но, кроме ее адреса, на нем ничего не было. - Скорей на почту, там скажут, кто отправитель… Но все равно я знаю, что это Павел. Глупый… Он пошел на такой шаг из-за писем, а деньги вернул… А может не он?…»

В отделении связи девушка, сидевшая у окна «Прием и выплата переводов», никак не могла понять, что хочет от нее Сытина.

- Девушка, милая, - обращалась к ней в который раз Варвара Петровна, -поймите, мне не получать сейчас нужно, а узнать, кто послал деньги.

- Да сколько можно объяснять, - вздохнула работница почты, - заполните на обороте извещения паспортные данные, потом все получите. Откуда мне знать, что вы и есть Сытина! Зачем паспорт? Вы только гляньте сами и скажите, кто отправил деньги, - просила Сытина. - Нет у меня паспорта с собой. - Вот и не теряете время, идите за паспортом, тогда и узнаете.

Варвара Петровна бросилась домой. Когда она вернулась с паспортом и получила перевод, то с огорчением увидела, что отправитель оставался неизвестен: в корешке извещения, где значилось «Для письма» - было пусто, а адрес отправителя: «До востребования, Кострикову» - ничего не прояснял.

Машинально, не пересчитывая полученные деньги, Сытина сунула их в сумку и продолжала задумчиво стоять у окошка.

«Чокнутая какая-то», - подумала девушка за стойкой и сказала:

- Проверьте деньги.

- Да, да. Конечно. Простите. - Варвара Петровна направилась в конец зала, где стояли две будки телефонов-автоматов. «Надо срочно позвонить Туйчиеву», - решила она.

Арслан уже собирался уходить, но от дверей его вернул телефонный звонок. Туйчиев слушает.

- Арслан Курбанович, как хорошо, что я застала вас. Это Сытина беспокоит.

- Варвара Петровна? Добрый вечер. Что-нибудь случилось? - Голос Туйчиева звучал спокойно. Да… То есть, нет. В общем, я получила сейчас деньги. Получили деньги? -удивился Арслан. - Где? На почте, перевод. Шестьсот рублей. Но не знаю - от кого. Ничего не понимаю, Варвара Петровна, вы можете сейчас приехать ко мне в управление? Я буду ждать.

Через полчаса Сытина сидела в кабинете Туйчиева и рассказывала. Итак, Варвара Петровна, фамилия «Костриков» вам ни о чем не говорит? - еще раз решил уточнить Туйчиев. - Абсолютно, - подтвердила Сытина.

Когда Сытина ушла, Арслан стал звонить Соснину, но того на месте не оказалось. «Что это за деньги? - вышагивая по кабинету, думал Арслан. - По сумме похожи на похищенные. Преступник, раскаявшись, решил все вернуть? Допустим. Но тогда где письма? Стало быть, письма ему нужны. Короче говоря, он берет лишь то, что ему нужно. Отказывается от денег, потому что они - не его цель. Подумать только! Какая потрясающая честность! - иронически усмехнулся Арслан. - Взломать сейф, вытащить его содержимое, оставить нужные письма и вернуть деньги… Видимо, ваших рук это дело, Павел Иванович Алехин. Вам письма очень нужны. А деньги? Деньги надо вернуть, вы же считаете себя порядочным человеком. Разве вы позволите себе взять чужие деньги, - зло подумал Арслан. - Другое дело - взломать сейф и взять свои письма… Что ж, придется назначить еще одну экспертизу и выяснить автора перевода… Значит, Алехин? Постой, постой, почему, собственно, Алехин? Выходит, сначала он взломал свои сейф, а затем поменял его с сытинским… Бред! Тогда Карев?

Но… вот именно «но». Если Алехину нужны письма, то Кареву в сейфе Сытиной ничего не нужно. Факт. Деньги вернули, значит было нечто более важное для преступника, чем деньги. И все-таки Карева сбрасывать со счетов рано».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Соснин не возлагал на этот визит особых надежд и не думал, что он поможет ответить на волнующие вопросы. Собственно, к делу о сейфе эта история с Диком не имела никакого отношения. Правда, если откровенно, то Николаи вынашивал одну идею. Но не просто безумную, чтобы иметь хоть какое-то право на существование, а сверхбезумную.

Именно поэтому Соснин не поделился ею с Арсланом.

И все же, чем ближе подъезжал он на своем «Запорожце» к новому микрорайону, где недавно получил квартиру Карев, тем навязчивей становилась выдвинутая им версия. Подтвердись она - почти все сразу станет ясным, понятным, и можно подводить итоги, хотя и не совсем обычные. Ну что ж в этом деле с самого начала много необычного, почему же итог должен быть исключением? Впрочем, так ли уж он необычен? Просто по каким-то соображениям Карев решил сделать вклад на предъявителя, а сберкнижку держал у себя в сейфе. Об этом стало известно сыну, и Дик взламывает сейф отца, забирает сберкнижку и начинает шиковать. Карев, сразу поняв, что это дело рук Дика, и желая спасти сына меняет своей сейф на сытинский. Вот, собственно, и все. Конечно, в этой версии есть свои «белые» пятна. Откуда, например, Дик достал термитный порошок? Но самое главное заключалось в том, что сам Соснин протестовал против этой версии. Никак не вязалось сложившееся у него мнение о Дике с таким поступком. «Надо просто уточнить ряд деталей со сберкнижкой, выяснить ее дальнейшую судьбу и все», - решил Николаи.

… Дверь открыла жена Карева и удивленно посмотрела на Соснина.

- Вам кого?

- Здравствуйте. Капитан Соснин, - представился он. - Мне нужен Павел Афанасьевич, - улыбнулся Николаи. В это время в коридор вышел Карев, а из-за приоткрытой двери, ведущей в одну из комнат, выглянул Дик.

- Николаи Семенович, - радостно всплеснув руками, нараспев проговорил Карев, -какими судьбами? Прошу вас, проходите, - и, уже обращаясь к жене, объяснил: - Это, Лара, товарищ из милиции, они занимаются нашим сейфом, я тебе рассказывал.

Жена кивнула и пригласила Соснина пройти в комнату.

Вслед за ними боком протиснулся Дик, поздоровался с Сосниным, прислонился к пианино и вопросительно посмотрел на Николая. Тот понял его немои вопрос и приветливо сказал:

- Пожалуй, ты пока не нужен, Дик. Вы знакомы?! - не смог скрыть удивления Карев после того, как сын ушел. Более того, - вздохнул Соснин,- мои приход связан с ним…

- Он что-то натворил? - испуганно перебила его Лариса Константиновна.

- Нет, нет, - поспешил успокоить родителей Соснин, - но лучше по порядку. Итак, вопрос первый. Замечали ли вы в последние дни, что Дик изменился, точнее, изменилось его поведение? - Не-ет, - не совсем уверенно ответила мать и тут же спросила: -А в чем это должно было проявиться?

- Скажем, в непомерных расходах. - При этих словах Николаи внимательно посмотрел на Карева, но тот сидел с невозмутимым видом.

- Что вы имеете в виду? - вскинула брови Лариса Константиновна.

- Что? - Соснин на мгновенье задумался. - Посещение ресторана, покупку дорогого кольца для своей девушки.

- Этого не может быть! - не выдержал Карев. - У мальчика, кроме денег на завтрак, никогда нет другой наличности. Здесь несомненно какая-то ошибка.

- Ошибки, к сожалению, нет, Павел Афанасьевич. - Соснин сделал паузу и продолжал: - Появление у него крупных сумм денег Дик объяснял так. Возвращался из института и в почтовом ящике обнаружил конверт без адреса, в котором лежала сберкнижка на предъявителя с вполне приличной суммой вклада. Пять тысяч. И записка без подписи: «Чужого не надо». - При этих словах Николаю показалось, что по лицу Карева промелькнула тень, но он продолжал сохранять невозмутимость. - На эти деньги Дик купил Нонне кольцо, а обмывали покупку в ресторане, не обойдены и друзья. Получил некоторую сумму лучший друг Гулям.

- Боже мои! Какой ужас! - Лариса Константиновна закрыла лицо руками.

Но вскоре наступило прозрение, - несколько повысил голос Соснин. -Угрызения совести становились все сильнее, и Дик решил восстановить растраченные деньги. -Хотя это и не удалось полностью, он, запечатав сберкнижку и записку в конверт, опустил его опять в тот же почтовый ящик. - Николаи молча обвел взглядом Каревых, остановил его на Павле Афанасьевиче и спросил: - Какова же дальнейшая судьба сберкнижки, если Дик говорил правду?

- Да, мы получили этот конверт, - сухо проговорил Карев,- собственно, получил его я, доставая из почтового ящика корреспонденцию. Поскольку мне тоже чужого не надо, - усмехнулся он, - я сдал сберкнижку в стол находок. - Но я ничего не знала об этом, -растерянно обратилась к мужу Лариса Константиновна.

- Совершенно верно, я не счел нужным распространяться об этом. Видимо, кто-то устраивал экзамен моей порядочности.

- Почему именно вашей? - перебил его Соснин.

- Не знаю, но думаю, это именно так, - твердо произнес Карев. А вам не кажется, Павел Афанасьевич, несколько странным способ проверки? Он действительно странный, - с готовностью согласился Карев. Может, никакой проверки вовсе не проводилось? - медленно растягивая слова, спросил Соснин. - Почему же? -встрепенулся Карев.

- Потому что для отправителя эта сберкнижка - чужая, он так и написал в записке. Стало быть, она должна принадлежать тому, кому адресована, то есть, получателю.

- Вы вольны делать любые выводы, - обиделся Карев, - но я, как говорится, все свое ношу с собой, поэтому никто ничего возвращать мне не должен. Тем более подобным способом. - Это не вывод, Павел Афанасьевич, а предположение, но, согласитесь, основанное на логическом анализе факта.

- Позволю себе, Николаи Семенович, не согласиться с вами, ибо даже для предположения нужны достаточно убедительные факты, а не отдельный факт, изолированный от окружающего.

Соснин ушел от Каревых с чувством неудовлетворенности. Его не покидало ощущение чего-то невыясненного, недосказанного. Но в чем конкретно оно выражалось, он не знал. На следующий день Николаи получил ответ на запрос, сделанный в бюро находок.

Старшему инспектору УВД. тов. Соснину Н. С.

На ваш запрос сообщаю, что гражданином Каревым П. А. действительно была сдана в стол находок сберкнижка на предъявителя с суммой вклада 4.335 рублей, счет N 115483.

Нач. стола находок Махкамов».

«… Вышеперечисленные совпадения признаков почерка устойчивы и в своей совокупности являются индивидуальный, а поэтому достаточны для вывода о том, что записи в графах: «сумма прописью», «куда», «кому», «от кого», «адрес», расположенные на почтовом переводе N 65/ 68 от… на сумму 600 рублей выполнены Каревым П. А.

Эксперт, старший научный сотрудник

Аверьянов Л. И»

По мере ознакомления с предъявленными ему документами с лица Карева медленно сходило добродушие, которым веяло от него.

- И, наконец, еще одно заключение экспертизы, свидетельствующее о замене инвентарного номера вашего сейфа сытинским. - Арслан протянул Кареву заключение, но тот бросил на него лишь беглый взгляд и откинулся на стуле. - Жду ваших объяснении, Павел Афанасьевич, - потребовал Туичиев.

- Да, да, - почти беззвучно прошептал Карев, - я расскажу. - Словно убеждая самого себя, он передернул плечами и хрипло произнес: - Молчать не имеет смысла.

Карев заговорил с трудом, глухим голосом, часто останавливался, то ли желая лучше продумать свои объяснения, то ли вспоминая обстоятельства совершенной им подмены сейфов.

- Вы можете смеяться надо мной, можете не верить, но в этой истории с сейфами я - жертва. - Помолчав, добавил: - И если хотите, жертва собственной порядочности. - Он старался держаться спокойно, но это давалось ему с трудом. - У, нас между двумя сотрудниками, - продолжал Карев после паузы, - роман. Возможно, вам это покажется обыденным, не стоящим внимания, но я как руководитель не мог безучастно пройти мимо такого факта. Во-первых, возникла реальная угроза распада семьи, что, впрочем, и имело место; во-вторых, они - руководящие работники, заведующие лабораториями -являли дурной пример подчиненным. Я говорю об известных вам Сытиной Варваре Петровне и Алехине Павле Ивановиче. - Он опять помолчал и, горестно махнув рукой, воскликнул: - Лучше бы мне не вызывать их. Но я вызвал для беседы сначала Сытину. Варвара Петровна возмутилась, полагая, что их отношения с Алехиным никого не касаются. Я успокоил ее, объяснил все. Она расплакалась, выбежала из кабинета,

но вскоре вернулась и бросила мне на стол пачку писем. «Читайте, Павел Афанасьевич, -выкрикнула она, - я доверяю вам самое сокровенное и полагаюсь на ваше благородство и порядочность! Прочтете, поймете, кто во всем виноват. Но прошу, убедительно, никому ни слова». Я дал ей честное слово. Знаете, вообще женщина она спокойная. Но здесь я просто не узнал ее. Письма были от Алехина. Прочитал их, я понял Сытина права. Моему возмущению не было предела, я пригласил к себе Алехина и не сдержался. Что же вы сделали? - прервал затянувшуюся паузу Туичиев.

- Я стал цитировать выдержки из его писем, - прошептал Карев упавшим голосом.- Алехин потребовал немедленно вернуть письма, но я положил их в сейф и посоветовал ему подумать хорошенько о своих взаимоотношениях с Варварой Петровной. Она же мужа из-за него оставила! - в сердцах воскликнул Карев. -Я предупредил его, что в противном случае вынужден буду сделать письма достоянием общественности. - Он умолк, упершись взглядом в одну точку.

- Продолжаете, я слушаю вас, - нарушил молчание Туичиев.

- Собственно, все, - вздохнул Карев. - На следующее утро мои сейф оказался взломанным и из него исчезли письма. Пришла расплата за ошибку, за нарушенное честное слово. Остальное вам известно. В пятницу после работы я поменял сейфы.

- И все же ваш поступок с подменой сейфов мне не совсем ясен. - Туичиев спокойно посмотрел на Карева. - Какую цель вы преследовали?

- Как какую? - оживился Карев. - Пусть виновный получит по заслугам.

- Кого же вы считаете виновным?

- Разве не понятно? - изумился Карев. - Конечно, Алехина. Письма же только ему нужны. - Возможно, в вашем сейфе находилось что-либо иное, заинтересовавшее преступника? - Что вы! - рассмеялся Карев. - В сейфе чиновника от науки, кроме макулатуры, ничего не бывает.

- Если я правильно понял вас, Павел Афанасьевич, то, меняя сейфы, вы рассчитывали, что подозрение падет на Алехина?

- Совершенно верно. Заяви я, что взломан сейф и похищены письма Сытиной, стало бы ясно, что я не сдержал слова. Этого я не мог допустить… Моя порядочность… В общем, понимаете…

- Довольно своеобразное понимание порядочности, - усмехнулся Туйчиев, - но, допустим, что так оно и было.

- Что вы находите здесь неправдоподобного? - спросил Карев не очень-то дружелюбно.

- Да то, что, обнаружив взломанный сейф в кабинете Сытиной, вряд ли можно заподозрить Алехина. Письма же находились у вас в сейфе, а не у нее. Согласитесь, что в этой части ваши объяснения выглядят по меньшей мере наивно.

- О, вы не знаете Варвару Петровну, - попытался улыбнуться Карев. - Она никогда и никому не скажет, что оставила письма у меня. В этом вы убедитесь…

Сытина действительно полностью отвергла факт передачи писем Кареву и выразила недоумение, откуда он узнал об их существовании.

- Его беседу я восприняла как желание выразить сочувствие по поводу вероломства, он так и сказал, «вероломства Алехина», - объяснила Варвара Петровна.

- Вас удивил его вызов? -Ничуть. Павел Афанасьевич очень чуткий человек, готовый всегда прийти на помощь. Это общее мнение. Поэтому его беседа со мной, если хотите, закономерна. Он никогда не проедет мимо чужого несчастья.

- Судя по вашему виду, вам не очень по душе пришлась отзывчивость Карева, -заметил Туичиев.

- Напрасно вы так считаете, - возразила Сытина. - Я отнеслась к этому спокойно, хотя… - Она минуту подумала и продолжала: - Если положа руку на сердце, то такое сверхвнимание не по мне, я не верю в его искренность. У нас, химиков, есть понятие -перенасыщенный раствор, вот таков и Карев. Но это, - предупредила Варвара Петровна, -исключительно субъективное мнение. Возможно, у Павла Афанасьевича такой характер, а я, в силу чрезмерного рационализма, делаю неверный вывод.

- Варвара Петровна, со слов Карева я пересказал вам содержание писем Алехина. -Соответствует оно действительности? Да, - негромко отозвалась Сытина.

- Если вы не передавали Кареву письма, то как могло стать известным ему их содержание? - Ума не приложу…

Не внес ясности и допрос Алехина. Подтвердив, что Карев беседовал с ним о его взаимоотношениях с Сытиной, он категорически отрицал все, касающееся писем. По словам Алехина, Карев лишь уговаривал его жениться на Сытиной, всячески расхваливая ее.

- Ты заметил, - говорил Арслан Соснину, рассказывая о допросе Карева, - как только нам кажется, что мы выходим на финишную прямую, то оказывается, нам предстоит еще бежать неизвестное количество кругов? А второе дыхание что-то не спешит открываться. Устал я.

- Планида у нас такая, - вздохнул Соснин, удрученный тем, что все приходилось

начинать сначала - искать, кто и для чего взломал сейф Карева. - Высказанное Каревым подозрение насчет Алехина призрачно, если не считать термитный порошок.

- Ты мне скажи, - подступал к другу Арслан, - как ты расцениваешь поступок Карева с подменой сейфа?

- Если взять за основу его показания - это сверхчестность. Желание любой ценой загладить свою вину. Но не все гладко в его объяснении.

- Ага! Будем считать, что он говорит правду. Но попытка любой ценой исправить свою ошибку уже не честность и не порядочность. И потом, где у Карева гарантии, что сейф взломал Алехин? - задумчиво произнес Арслан. - И откуда ему стало известно о письмах? Письма Алехина - реальность, и Карев кладет их в основу своих объяснении.

- В этом вся суть, - согласился Николаи. Воцарилось молчание. Каждый искал объяснение случившемуся, перебирая все известные по делу факты, анализируя их, выстраивая версии.

- Послушай, Коля, - Арслан подошел к другу, - а если все было несколько иначе. Сначала взломали сейф Карева. Чтобы скрыть это, Карев заменяет сейфы и таким образом становится обладателем писем, которые и берет на вооружение. Ему не пришлось ломать сейф Сытиной, ибо ключи он утром, в понедельник, поменял, взяв их у Сытиной, а мне передал свои ключи. - Как?

- Хорошо. Это объясняет, как Карев узнал содержимое писем. Но зачем ему скрывать факт взлома своего сейфа? Пожалуй, здесь вывод однозначен: ему не хотелось делать акцент на содержимом. Вот я и говорю: надо искать взломщика сейфа Карева. Придется для этого до конца отработать выдвинутую им версию.

- Ты веришь, что это дело рук Алехина?

- Если честно, нет, но проверять придется. Иначе вряд ли удастся заполучить у Карева правдивые показания.

Тогда путь один-орудие взлома. Термитный порошок…

… который находится в лаборатории Алехина, - добавил Николаи. - Прямо-таки порочный круг.

Получилось нелепо и глупо, и во всем, конечно, виноват был он сам. Допустить такую оплошность, взять письма домой! Как он теперь выкрутится - Карев просто не представлял.

Зайдя вечером в свои кабинет, Павел Афанасьевич застал там жену. Лариса Константиновна стояла спиной к нему у торшера, плечи ее вздрагивали от беззвучных рыдании. Лара, что стряслось? - Павел Афанасьевич подошел к жене, дотронулся до ее плеча.

- Не прикасайся ко мне! Ты исковеркал мне жизнь, я руки на себя наложу. - Она повернула к нему опухшее от слез лицо разгладила зажатый в кулаке клочок бумаги и начала читать: «Паша, родной! Проклятый отпуск никак не кончается, еще целая неделя до того дня, когда я увижу тебя…»

«Надо же, - чертыхнулся про себя Карев, - допустить такую оплошность! Теперь попробуй расхлебать». Но виду не подал.

- И все? - рассмеялся Карев. - Глупенькая. Это не мне, это…

- Ты за кого меня принимаешь? - изумилась жена.

Перебивать было бессмысленно. Надо дать ей выговориться, потому как, до тех пор пока она это не сделает, слушать его не будет.

Слушал и вспоминал, кто же сказал: «Брак - долгий разговор, прерываемый спорами». К их семье такое утверждение не подходило: он никогда не позволял себе повысить тон или снизойти до скандала. Супруга с успехом делала это за двоих. На поле боя, который она не так уж редко затевала, ее высоты были господствующими, а он чаще всего отступал, зализывая невидимые миру раны. Самое грустное заключалось в том, что спокойствие мужа в таких критических ситуациях распаляло ее фантазию. Все. Кажется, пошло на убыль. Можно вступать в диалог.

- Ларочка, клянусь честью, письмо адресовано не мне. Тебя смущает имя. Милая моя, сколько на свете Павлов, начиная от святого Павла. Прошу тебя, дай мне письмо.

- Почему ты хочешь забрать его у меня? Чтобы лишить козырей и потом от всего отказаться, сделать вид, будто никакого письма не было? Не дам. Теперь мне ясно, почему ты не хотел давать мне в прошлом году деньги, когда я собиралась в Пицунду. Варвара Петровна писала, - начал объяснять Карев, но ему не дали докончить фразу.

- Ага, признался, распутник! - торжествующе продекламировала жена. - Что ты нашел в ней?

- Можно, я закончу мысль? Письмо предназначено не мне…

- И она просила тебя передать его, - перебила жена. - Конечно, ты только почтовый ящик! Не кричи, Лариса, успокойся. Дик услышит.

Пусть он слышит и знает, какой у него отец. Я не верю ни одному твоему слову. Воистину, женщина видит только то, что хочет увидеть. В данном случае она хочет видеть себя обманутой, а его распутником. И нет такой силы, которая могла бы этому помешать.

В этом году зима выдалась на редкость суровая. Из дома Заботин вышел рано, когда бывает особенно холодно, и вскоре пожалел, что оделся чересчур легко.

Особенно мерзли ноги, когда он стоял в больничном дворе и напряженно всматривался в окно на третьем этаже, где обязательно должна показаться мама. К ней его не пустили, дежурный врач сказала, что сей час, перед операцией, не следует ее волновать. Михаил был убежден, что мама не сомневается: ее сын здесь. Она непременно постарается подойти к окну.

Заботин начал притопывать ногами, чтобы немного согреться, и в это время увидел маму. Она улыбалась и приветливо махала ему рукой. Всем своим видом она давала понять, что нисколько не волнуется, но Михаил знал: она успокаивает его. Как всегда, мама переживала не за себя, а за него.

Вчера вечером она особенно настойчиво интересовалась его делами, словно чувствовало материнское сердце беду. Как мог, он успокоил ее, заверил, что все в порядке. Не мог же он, в самом деле, рассказать ей накануне операции о происшедшем, о заседании ученого совета, где обсуждался его вопрос. Это было суровое испытание, по-новому высветившее казалось хорошо знакомых ему людей.

Заседание совета уже подходило к концу, когда слово взял Карев.

- Товарищи члены совета, когда Михаил Сергеевич пришел к нам в институт, я был счастлив. Способный, энергичный, диплом на уровне кандидатской написал. Перед ним открылась, - Павел Афанасьевич широко, как для объятий, распахнул руки, -«зеленая» улица в науку. Первые многообещающие эксперименты, благодарности, премии… Ты в чем перед ним провинился? - прошептал Алехин.

- Я не совсем вас понимаю, - озадаченно протянул Заботин.

- Я спрашиваю, за что мой тезка так взъелся на тебя? Раз он поет тебе дифирамбы, твое дело - труба. Хвала Павла Афанасьевича у меня ассоциируется по меньшей мере с выговором, - продолжал Алехин. - Ведь ты - научный работник, значит, должен мыслить ассоциативно. Вот, к примеру, - он ткнул пальцем в обложку «Крокодила», который читала Богачева: там был изображен петух, - с чем он у тебя ассоциируется?

Михаил пожал плечами. - С бульоном.

- Ха! С бульоном. Это же примитив! А с исполнительным листом, не хочешь? С чем?

- удивленно подняв брови, переспросил Заботин.

Петух - многоженец, а раз так, то должен платить алименты по исполнительному листу. Элементарно. - Ну, это мне не по зубам, - вяло улыбнулся Заботин.

- По-видимому, Заботин, вас перехвалили, - продолжал, между тем, Карев. -Вы решили, что вам все дозволено. И вот результат: тема заброшена на шкаф и там пылится, государственный план не выполнен, вы начинаете заниматься вопросами, которые не имеют даже отдаленного отношения к деятельности института…

- Но имеют существенное значение для народного хозяйства, - негромко бросил с места Алехин.

- Не знаю, уважаемый Павел Иванович, не слышал, не видел, не осязал, так сказать. Но если даже так, то и это не может оправдать Заботина. Профиль не тот, надо работать по специальности, а если мы хотим совершать качественные сдвиги в других

отраслях, то наше место там, а не здесь.

С высоты своего роста Карев обвел глазами присутствующих и остановил взор на Заботине.

- Скажите, Михаил Сергеевич, вы не знаете, как называлась глава десятая «Положение о наказаниях Российской империи»? Заботин покраснел и опустил голову.

- При чем здесь «Положение?» - вскипел Алехин.

Директор постучал карандашом по стакану.

- А при том, что название эта глава носила весьма оригинальное. - Карев сделал паузу и четко продекламировал: - «О медленности, нерадении и несоблюдении установленного порядка в правлении должности». Он сел, довольный собой.

Слово взяла Сытина.

- Мне кажется, на глазах у нас происходит подмена понятий. Я работала некоторое время с Заботиным в одной лаборатории.

- Вот именно, - бросил Карев.

Варвара Петровна не обратила на этот выпад никакого внимания и продолжала:

- Михаила Сергеевича мы знаем как трудягу, он работает в высоком значении этого слова, товарищи члены совета. И не его вина, а беда, если направление его деятельности не во всем и не всегда совпадает с нашим. Конечно, он запорол тему, и мы оказались не без его помощи в затруднительном положении. Но я уверена, Заботин еще может спасти работу…

- Срок кончился, - сказал Усманов, - Я не имею права его продлевать. Может такое право имеете вы, Варвара Петровна?

Карев улыбнулся.

- Можно выкроить, Саид Усманович, пару недель. Пока остальные отчеты оформляют, отправим его последним. Я думаю, и Павел Иванович не останется в стороне. Можно спасти тему. Заботин будет работать по восемнадцать часов в сутки. У меня все.

- Есть еще желающие высказаться? - Усманов встал, подождал немного. -Думаю, товарищи, все ясно. Здесь не спасательная станция, а НИИ, и темы надо выполнять качественно, в срок, чтобы высоко держать марку нашего института. Заботин великолепный экспериментатор, и очень жаль сегодня констатировать провал темы. Вещи надо называть своими именами. Вместе с тем, Михаил Сергеевич молод, работает у нас всего второй год. И вместо того, Павел Иванович, чтобы пытаться защищать его здесь с помощью реплик, лучше бы вы ему своевременно помогли, как старший товарищ.

- Правильно, - сказал Карев.

- А вы, Павел Афанасьевич, - повернулся к нему Саид Усманович, - на полугодовом собрании уверяли нас, что по теме Заботина все идет по плану. Эта искаженная информация - результат и вашей работы. Что касается Заботина… вопрос о нем решим в рабочем порядке…

Разве об этом можно рассказать маме? Ни в коем случае! Жаль, что так получилось. В институте ему было хорошо, он полюбил и Варвару Петровну, и Алехина… Теперь с ними надо расстаться… Заботин посмотрел на часы, по его расчетам, операция уже длилась полтора часа.

Всю ночь Лариса Константиновна Карева не сомкнула глаз. Нервное потрясение, видимо, было так велико, что не помогло и снотворное. Скорей бы утро! Тогда она пойдет к мужу в институт и расставит все точки над «и».

Впервые за восемнадцать лет супружеской жизни Лариса Константиновна не приготовила мужу завтрак. Предпринятая Павлом Афанасьевичем очередная попытка выяснить отношения и объясниться оказалась безуспешной. Жена оставалась непреклонной.

Дождавшись ухода мужа, Лариса Константиновна позвонила к себе на работу и предупредила, что задержится, сославшись на необходимость пойти с сыном к врачу.

После долгих ночных раздумий Лариса Константиновна твердо решила: с мужем она больше жить не будет, уедет с Диком к маме, но предварительно она непременно должна поговорить с Сытиной, по край ней мере, посмотреть ей в глаза. Хотя с Варварой Петровной она лично знакома не была, но практически знала о ней заочно все, впрочем, как и о других сослуживцах Карева. Павел Афанасьевич подробно рассказывал с присущим ему юмором о многих сотрудниках, о разных историях, происшедших с ними.

Лариса Константиновна от души смеялась над одним научным сотрудником, влюблявшимся поочередно во всех новых работниц института, посвящая им одно и то же четверостишие; вместе с Алехиным и Сытиной переживала перипетии их романа. Поэтому она чувствовала себя не просто обманутой, а преданной. Преданной людьми, которым безоговорочно верила. Особенно ее возмущала Сытина, ведь ей она особенно сочувствовала, когда у нее с Алехиным произошла размолвка. И вот эта самая Сытина, оказывается, ни о каком Алехине не помышляла, все россказни были мифом, ширмой, прикрывающей связь с Каревым.

Как ни старалась Лариса Константиновна настроить себя на спокойный разговор с Сытиной, получилось все по-иному.

Увидев свое письмо у Ларисы Константиновны, Сытина охнула, схватилась за сердце и прошептала: -Боже мой! Откуда оно у вас? Как оно к вам попало?

- Вы еще спрашиваете, откуда, - возмутилась Лариса Константиновна. - Нет, это вы мне объясните.

- Оно же было в сейфе, у меня в сейфе, - не обращая внимания на тон Каревой, будто разговаривая сама с собой, продолжала твердить Варвара Петровна.

- В каком сейфе? - изумилась в свою очередь Лариса Константиновна. - При чем здесь ваш сейф, когда я взяла его вчера вечером у Павла Афанасьевича?

- У Павла. А-фа-нась-е-ви-ча? - от удивления раздельно произнесла Сытина. -Почему у Павла Афанасьевича? Потому что вы писали ему, - зло ответила Карева.

- Ему? - Сытина смотрела на Кареву непонимающе. - Зачем мне… - Она вдруг смолкла, на ее лице промелькнула догадка и, откинувшись на спинку стула, Варвара Петровна безудержно расхохоталась.

«Что это с ней,- мелькнуло у Ларисы Константиновны,- уж не нервный ли припадок?»

Словно угадав ее мысли, Варвара Петровна, прервав смех и вытирая выступившие на глазах слезы, успокоила Кареву:

- Нет, нет. Со мной все в порядке. Воистину: грустное и смешное рядом. - Она опять улыбнулась. - Я действительно писала это письмо, но только Павлу Ивановичу Алехину. - Сытина помолчала. - Писала, но не отправила, держала, как и другие письма, у себя в сейфе, откуда они были похищены. Вот, собственно, и все. Непонятно лишь одно, -задумчиво произнесла Варвара Петровна, - как оно оказалось у Павла Афанасьевича

Лариса Константиновна смущенно пожала плечами, не зная, что ответить, а Сытина, поняв риторичность своего вопроса, попросила: Если можно, Лариса Константиновна, оставьте письмо мне.

- Конечно, конечно, - поспешно проговорила Карева, протягивая ей письмо, -ради бога, простите меня.

- Что вы, -устало улыбнулась Сытина, - я отлично понимаю вас.

После ухода Каревой Варвара Петровна некоторое время неподвижно сидела, не спуская глаз с письма, лежавшего перед ней. Потом решительно вынула из сумочки записную книжку, нашла нужный номер телефона.

- Капитан Соснин слушает, - раздалось в телефонной трубке.

- Мне нужен товарищ Туичиев, - попросила Сытина. - Его сейчас нет, а кто спрашивает?- Сытина. - А, Варвара Петровна! У вас что-нибудь случилось? Да… Собственно, нет… Нашлось мое письмо, которое было в сейфе, оно оказалось у Карева…

- Письмо у вас? - перебил ее Соснин.

- Да. - Ждите меня, я сейчас приеду.

Выслушав рассказ Сытиной и взяв письмо, Николаи направился к Кареву, но сидевшая в приемной секретарь решительно преградила ему путь. Пришлось показать удостоверение.

Вид у Карева был измученный, во все время разговора с Сосниным он бросал на инспектора настороженные взгляды.

- Простите, Николаи Семенович. - Карев откинулся в кресле и устало посмотрел на Соснина. - В чем вы меня обвиняете? В краже денег? Но я вернул их Сытиной, к тому же, вы знаете, они оказались у меня случайно. В хищении чужих писем? Но Сытина сама дала их мне. - Он помолчал и добавил: - Надеюсь, вы не допускаете мысли, что я собирался торговать любовной перепиской.

- Вы совершенно правы, Павел Афанасьевич, - согласился Соснин. - В том-то и дело, что вы правы, - повторил он. - Но, как ни парадоксально, именно эти факты заставляют нас задуматься, а если откровенно, то насторожиться.

- Я не совсем улавливаю ход ваших рассуждении, - извинился Карев.

- Да чего уж там. Абстрактные факты и абстрактные истины - удел философов.

А мы ищем прозу быта: воссоздаем по кирпичику ретроспективу. И вдруг, представьте, в этом здании оказываются лишние кирпичи. Один из них - ЭТО письмо. Просто Алехин, взломав мои сейф, забрал только свои письма, а ее письма оставил.

- Согласитесь, что ваше объяснение даже не детски наивное, а просто нелепое, -улыбнулся Соснин. - Раз вы подменили сейф, а в этом вы уже признались, значит, была причина. И причина это отнюдь не деньги и не письма. Здесь что-то другое, и это другое -недостающий кирпич. Понимаете, не лишний, как это письмо, а недостающий, ибо место для него уже имеется.

- Я сказал все, - опустив голову, глухо произнес Карев.

Уже у дверей приемной Соснина неожиданно остановила секретарь Карева.

- Извините меня, товарищ Соснин, возможно это глупость, но… - девушка замялась.

- Я слушаю вас. Говорите пожалуйста, - одобрил ее Соснин. - Давайте сядем. Как вас зовут?

- Дильфуза. Собственно, - неуверенно начала она, - наверно, это не имеет значения… Но мне показалось, что вам будет интересно… Вы же занимаетесь расследованием взлома сейфа у Варвары Петровны? Правда? Соснин утвердительно кивнул и в свою очередь спросил: - А вы что-нибудь знаете об этом?

Кажется… В общем, сегодня утром Павел Афанасьевич пришел на работу расстроенный и просил никого не пускать к нему. Я и вас поэтому не пускала, - засмущалась Дильфуза, но Соснин ободряюще улыбнулся ей. - Вскоре пришел посетитель и сказал, что Карев вызвал его на девять утра. Я спросила, как доложить о нем, и вошла в кабинет… - Девушка сделала паузу. - Мне показалось, что Павел Афанасьевич разволновался, когда я доложила о посетителе. - Она опять помолчала. - Но наверно, мне показалось… Вы знаете, - оживилась Дильфуза, - разговор у них почему-то был очень громкий, хотя слов разобрать было нельзя. В это время раздался телефонный звонок: из Москвы звонил профессор Осокин. Он, знаете, уже несколько раз звонил, но Павел Афанасьевич просил говорить, что его нет. В последний раз профессор очень рассердился, спросил - бывает ли Карев на работе, и сказал, что позвонит в начале рабочего дня. И вот- теперь, когда Осокин опять позвонил, я вошла в кабинет Павлу Афанасьевичу сказать об этом… - Девушка вновь замолчала.

- И что же? - спросил Николаи. Понимаете, и Карев и посетитель были очень возбуждены, когда я входила, то услышала, как Павел Афанасьевич выкрикнул: «Нет у меня! Понимаешь, нет, все было в сейфе!…» Соснин быстро встал, подошел к Дильфузе и переспросил: Вы говорите, он сказал «в сейфе»?,

- Да. Я и подумала…

- Правильно подумали, Дильфуза, и хорошо сделали, что рассказали мне. Кстати, а посетитель как представился, не вспомните?

- Почему же? Я всегда записываю. - Дильфуза встала, подошла к столу и взяла блокнот. - Вот Мамедов Мирза Исмаилович.

- Умница, - весело похвалил девушку Соснин. Николаи вышел из приемной, но тотчас вернулся.

- А что, разговор Карева с Осокиным состоялся? - спросил он.

- Что вы! - замахала руками девушка. - Он на меня накричал, что я лезу не вовремя со всякими там Осокиными.

- Вот как?! Любопытно. Большое спасибо, пробормотал, уходя, Соснин. Знаешь ли ты, что такое «Де минимус нон курат леке»? - сразу с порога обрушил на Туйчиева вопрос вошедший Николай. - Чего? - не понял Арслан.

- Эх ты! А ведь в университете, помнится мне, ты у старика-латиниста Беляева в фаворитах ходил. Зря, значит, «Кентавр» тебя хвалил…

- Ты без лирических отступлений не можешь, перебил его Арслан, -выкладывай, с чем пришел. Что за нелепая привычка тянуть.

- Ладно, не свирепей, - миролюбиво предложил Николай.- Итак, сначала перевод: вещь не может являться предметом, если она не имеет стоимости. А изрек сию мудрость небезызвестный тебе Павел Афанасьевич Карев.

Насладившись недоумением друга, Соснин рассказал о звонке Сытиной, своем визите в институт к Кареву и разговоре с его секретаршей.

- Что ж, - задумчиво произнес Туйчиев, - вроде, все становится на свои места. Ты имеешь в виду, что взломали раньше сейф Карева?

- Совершенно верно, - подтвердил Арслан и, помолчав, добавил: - Неясно лишь, зачем.

- Почему не ясно? Все ясно: в сейфе находилось то, что Карев предпочел лучше потерять, чем сообщить о взломе.

- Не только потерять, но и самому для сохранения тайны пойти, скажем мягко, на неблаговидный поступок. Знаешь, - усмехнулся Арслан, - я подумал сейчас, какую бы характеристику дали Кареву на наш запрос? - Известно какую - хорошую, чистую, голубую.

- Вот именно - голубую… Прочтешь, и сразу у него нимб над головой засияет. Ведь составители документа надеются смягчить вину и, соответственно, - наказание.

- Ну и что? Все равно наказание назначается с учетом личности правонарушителя. Послушай, Коля, ты никогда не задумывался над тем, что некоторые смягчающие обстоятельства в действительности очень напоминают отягчающие? - Что ты имеешь в виду, не вижу связи,- насторожился Соснин. - Ошибку законодателя?

- Суди сам. Закон обязывает учитывать личность правонарушителя при вынесении наказания. Это значит, при прочих равных условиях, высокая сознательность и положительная характеристика некоего среднестатистического индивидуума позволяют надеяться на более мягкое наказание. Не так ли? Разумеется.

- Ага. И ты туда же, А как быть с тем непреложным тезисом, о котором писал еще Владимир Ильич, что с коммуниста надо спрашивать строже, чем с беспартийного? Очевидно же, что более высокий уровень сознания позволяет лучше, яснее понимать противозаконность содеянного.

- А вам не кажется, Арслан Курбанович, что речь идет о том, что более сознательному достаточно назначить, при прочих равных условиях, менее тяжкое наказание, и этого будет достаточно, чтобы он раскаялся.

- Нет, не кажется, Николаи Семенович. Если хочешь знать, нас не столько раскаяние его должно интересовать, сколько побудительный мотив правонарушения, на которое интеллектуал не должен был идти, но тем не менее, пошел…

- Что, кстати, меня всегда поражает, - произнес Соснин.

- Если хочешь, то этому, на первый взгляд противоестественному, факту можно найти объяснение. Да, конечно, статистика свидетельствует неоспоримо: образовательный ценз правонарушителей весьма низок. Но все-таки среди правонарушителей попадаются и люди с вузовскими поплавками. Почему? Очень просто: все дело в том, какое место в жизни человека занимает познание. Еще древнегреческий мудрец Протагор утверждал, что образование не дает ростка в душе, если не доходит до известной глубины.

- По-видимому, не все методы. обучения эффективны,- согласился Соснин. -Хотя обучение у нас решает двуединую задачу: воспитывать и давать знания…

- Почему же тогда появляются безнравственные люди? - перебил его Туичиев. -Дети не рождаются нравственными или безнравственными. Они учатся в школе, техникуме, институте, получают по окончании соответствующие документы. Но разве эти документы не свидетельствуют только об уровне знании и не более? Возьмем аттестат зрелости. Что в нем мы находим? Отметки по математике и истории, химии и литературе. Какую же зрелость он подтверждает? Физиологическую? Гражданскую? Нравственную? Об этом ни слова.

- Ты прав, не во всех случаях одинаково успешно решаются задачи привнесения знании и нравственного совершенства.

- Интересно, о чем, например, свидетельствует аттестат зрелости и диплом об окончании института у Карева? - продолжал стоять на своем Арслан. - Может быть, о нравственном облике? - Что ты предлагаешь? В аттестате и в приложении к диплому ставить оценку нравственному облику? - А почему нет?

- А как же определять нравственный! облик? Уж не по пятибалльной! ли системе? -рассмеялся Николай!.

- Об этом пусть подумают педагоги и психологи.

- А что делать с теми, кто не выдержит испытание? - иронически поинтересовался Николаи. Доучивать! - решительно рубанул Арслан.

- Печально, очень печально, - сокрушенно покачал головой Соснин. - Что? - не понял Туйчиев. В тебе погиб великий педагог и реформатор школы. Это, конечно, не дело о взломе сейфа расследовать. Хотя, может, ты предложишь тест на выяснение содержимого сейфа Карева? - вполне серьезно спросил Николаи, и лишь глаза улыбчиво смотрели на Арслана.

- Это по твоей части, по-сыщицкой. Как это у вас: на слух, на нюх и тому подобное. Вот и давай.

- Придется, коль у следователя нет тестов, - рассмеялся Соснин.

Установление личности «визитера», как окрестили посетителя Карева Арслан с Николаем, оказалось делом несложным. Соснин даже посетовал на отсутствие масштабности, получив данные о том, что Мамедовых в городе всего двое. Правда, у обоих были одинаковые имя и отчество: Мирза Исмаилович. Однако один из них, преподаватель института, уже в течение трех месяцев находился в Москве на курсах. повышения квалификации. Второй, Мамедов Мирза Исмаилович, работающий начальником цеха райпромкомбината, был тем самым посетителем, о котором рассказала секретарша Карева.

Мамедов, непомерно располневший и очень медлительный в движениях, после каждой фразы делал паузу и тер рукой правую щеку. Держался он спокойно и уверенно, всем своим видом давая понять, что от ошибок никто не застрахован, а его вызов в милицию - несомненное недоразумение.

- Известен ли вам Павел Афанасьевич Карев? - спросил Туйчиев.

- Да. То есть, нет. Мне известен Павел Карев, а отчества я его не знаю. Мы вместе учились и звали друг друга только по имени. Отчество - это элемент солидности, -хохотнул Мамедов, - о нем узнают, когда человек перестает быть студентом.

- Павел Афанасьевич Карев учился на химико-технологическом факультете, -уточнил Арслан, не обращая внимания на шутку Мамедова. - Насколько нам известно, вы тоже окончили этот факультет.

- Точно. Вместе с Лашкой учились. Сокурсники мы, а точнее согруппники, - опять хохотнул Мамедов, - потому что в одной группе были. Хороший он парень был.

- Почему вы говорите о Кареве в прошедшем времени? - в разговор вступил Соснин. - Разве его уже нет?- Что вы! Я не в том смысле, - смутился Мамедов, - я имел в виду студенческие годы. Давно же это было. А Павел жив, здоров.

- Поддерживали вы с Каревым связь после окончания института?

На этот раз Мамедов надолго задумался и особенно отчаянно тер щеку.

- Как вам сказать. Иногда встречались в городе, но очень редко. Он ведь в науку подался, а я - производственник.

- Последняя ваша встреча давно была?

После этого вопроса пауза затянулась надолго.

- Вы так долго вспоминаете,Мирза Исмаилович, будто последний раз встретились с ним несколько лет назад, хотя виделись с Каревым позавчера. Не так ли?

- Совершенно верно, - радостно, словно сняв с себя груз, подхватил Мамедов. -Именно так. В институте у него был. - О чем же беседовали?

- Как вам сказать? О разном.

- Ну, а основная: цель вашего визита в чем заключалась?

- Решил, понимаете, обратиться за помощью к науке. Говорили с ним о хоздоговорной работе. Меня директор комбината, узнав, что мы сокурсники, попросил переговорить с Каревым.

- Понятно, - чуть насмешливо протянул Туичиев, - а какое отношение к этому имеет сейф Карева? - Простите, не понял. Какой сейф вы имеете в виду?

- Каревский.

- Простите. Опять не понял.

- Что же здесь непонятного? Карев еще вам так настойчиво объяснял, что его сейф взломали.

- Ах, это. Теперь понял. Действительно, Павел рассказал мне о случившемся у него несчастье. - Поэтому Карев вам ничего не мог вернуть? - подошел к Мамедову Николай.

Он не должен был ничего возвращать… Я ничего не знаю,… - растерянно забормотал Мамедов…

- Знаете, Мамедов, прекрасно знаете: потому что Карев несколько раз повторял вам, что все это, - на последнем слове Туичиев сделал ударение, - было в сейфе.

- Нет, нет. Мне абсолютно ничего не известно о содержимом сейфа. Да и какое мое дело! - в сердцах воскликнул он.

- Хорошо, оставим пока сеиф. Как протекали ваши переговоры,о хоздоговорной! работе? Вы пришли к соглашению?

Было ясно, что пока от Мамедова больше ничего добиться не удастся. Соснин и Туйчиев переглянулись, без слов поняв друг друга.

- Арслан Курбанович, - предложил Соснин, - думаю, есть смысл прервать допрос и пригласить сюда Карева и директора райпромкомбината. Возможно, общими усилиями сумеем заключить договор, поможем производству. Заодно и ряд деталей выясним…

Туйчиев протянул Мамедову для ознакомления и подписи протокол допроса и попросил его обождать в коридоре. - Что предпримем? - спросил Арслан, когда Мамедов вышел. Соснин несколько раз прошелся по кабинету и остановился перед Арсланом, старательно разминавшим сигарету. Молча взяв ее у опешившего от такой бесцеремонности друга и закурив, он сказал:

- Пока ясно, что Мамедов не рассчитывал на нашу осведомленность. Хоздоговорная работа, разумеется, выдумка. Это первое, что пришло в голову. Видимо, при очной ставке все рухнет. - Арслан согласно кивнул. - Но тогда он придумает еще что- нибудь, и каждый раз надо будет опровергать новый миф.

- Конечно, он знает содержимое сейфа Карева, - задумчиво произнес Туйчиев, -но с нами он делиться этими сведениями не станет. - Послушай, Арслан! А если вновь допросить Карева? Он ведь не знает, что нам известен его посетитель.

- Ты предлагаешь… - начал было Арслан, но Соснин тотчас перебил его, не сомневаясь, что тот уже понял идею, - Точно! Сыграем на опережение, Так сказать, психологический эксперимент. Я поехал. Не возражаешь? Давай. Только, Коля, без всякого обмана о показаниях Мамедова. Не пережимай.

- Обижаете, гражданин следователь, - огрызнулся Соснин, - мы закончим. Расчет Николая строился на эффекте неожиданности: тактически правильно поставленный вопрос о визите Мамедова может вывести Карева из душевного равновесия, и он «заговорит», вот почему Мамедова решено было пока оставить у Туйчиева.

Войдя в кабинет Карева и усевшись напротив, Соснин начал разговор с безапелляционного предложения: - Хочу продолжить с вами, Павел Афанасьевич, разговор, который позавчера вы вели с неким Мамедовым Мирзой Исмаиловичем. И, пожалуйста, не заставляете меня попусту тратить время на доказательство того, что между вами состоялась беседа о сейфе, потому что, - он посмотрел на часы, - через тридцать минут Мамедов будет доставлен сюда для очной ставки с вами.

Потрясенный услышанным, Карев лишь беззвучно шевелил губами, а в мозгу буравчиком сверлила одна и та же мысль: «Продал, подлец. Продал». В этот момент он отчетливо осознал, что Мамедову, по сути дела, ничего не будет: нет в его действиях никакого криминала, потому спокойно и «заложил» он его. И этот махровый жулик может остаться безнаказанным, а он, Карев, совершил преступление и теперь должен держать ответ, «Надо немедленно все рассказать, чистосердечное признание облегчит мою участь»,- пришла на память общеизвестная формула о значении раскаяния, и Карев заговорил. Подчас проглатывая окончания слов, он торопился рассказать все до мельчавших подробностей, не забывая подчеркнуть неприглядную роль в этом деле Мамедова как организатора и вдохновителя.

- После окончания института мы не виделись с Мамедовым почти пятнадцать лет. И вот совсем недавно случайно встретились. Стали вспоминать студенческие годы, рассказали друг другу о себе. Мирза предложил посидеть в ресторане. Зашли в «Бахор», хорошо провели там время и расстались. Через пару дней он позвонил мне, пригласил к себе. - Карев горестно задумался, - Там он и сделал мне это предложение, а где-то дней через восемь-десять пригласил приехать к нему на дачу, отдохнуть семеино.

- Сначала, пожалуйста, конкретнее о предложении,- попросил Соснин. Речь шла о получении сверхнормативной продукции вискозы, - уточнил Карев. - Для этого нужен был качественно новый подход, несколько иные технологические схемы… В общем, нужна была научная разработка,… Мне трудно объяснить в деталях, ибо это требует…- он замялся, и Соснин пришел ему на помощь. Вы хотите сказать, что здесь нужны специальные познания, чтобы разобраться в сути?

Вот именно,- благодарно посмотрел на него Карев.- И вы приняли предложение?

- - Да, - опустил голову Карев. - Я вспомнил, что буквально накануне, один наш сотрудник… Нет, пожалуй, лучше с другого конца. Работает у нас Заботин Михаил Сергеевич. Способный, талантливый исследователь, но недостаточно организованный. Так вот, он вместо своей плановой работы занялся вискозой и получил довольно интересные результаты. За провал плановой работы ему грозило увольнение, а то, что он делал, Заботин намеревался представить в качестве диссертации. Я не путанно объясняю?

- Все понятно. Продолжаете.

- Заботин пришел ко мне за помощью, и я обещал направить его работу на отзыв в Москву профессору Осокину. Не знаю почему, но Заботин очень торопился получить отзыв от Осокина, все время ссылался на больную мать.

Через несколько дней Заботин опять явился и заявил, что Осокин давно выслал его работу с положительным отзывом. Заботин потребовал немедленно вернуть ему работу с отзывом, но я не мог этого сделать. - Карев горестно вздохнул и пояснил: - Тогда на даче Мамедов, чтобы материализовать, как он выразился, нашу договоренность, вручил мне сберкнижку на предъявителя.

- На сумму пять тысяч рублей!, - перебил Соснин, - не так ли?

В ответ Карев молча кивнул и глубже вжал голову в плечи.

- Почему вы сразу не передали все материалы Мамедову, а держали у себя? Ведь к моменту посещения дачи Мамедова работа уже была у вас? Колебался.

- Колебались до получения сберкнижки?

Карев промолчал и еще ниже опустил голову. - А потом?

- Потом все и случилось, передавать мне было уже нечего, да и деньги Мамедову по тои же причине я не мог вернуть.

«Что деньги, - подумал Карев, - в конце концов, их можно вернуть. Но как вернуть доброе имя, честь, сына, наконец? Как вернуть Дика? Неужели это навсегда. Разве есть большее наказание… «Отцов, к сожалению, не выбирают, - сказал вчера вечером Дик,- но от бесчестных отцов уходят». И ушел… Навсегда…»

- Понимаешь, - рассказывал Соснин Туичиеву, - сберкнижку Карев положил в папку с рукописью Заботина.

- Теперь понятно. Ну что ж, содержимое сейфа известно. Кому оно могло понадобиться? Кстати, речь может идти только о рукописи, потому что о сберкнижке никто не знал.

- Верно, - согласился Соснин. - А рукопись кому нужна? - и, не дожидаясь ответа, предложил: - Короче, я сейчас еду в стол находок за запиской. Назначим экспертизу.

- Ты уверен в положительном выводе?

- Тебе же известно, что уверенность дает лишь полис Госстраха, - рассмеялся Николаи. - Так что, если эксперт даст отрицательный вывод, то…

- Тогда начнем все сначала, - продолжил его мысль Арслан, и друзья невесело рассмеялись.

Ему предъявили заключение эксперта о том, что слова «Чужого не надо» в записке написаны им. Заботин не шелохнулся и надолго умолк. Туйчиев напомнил: чистосердечное признание смягчит вину.

- И уменьшит наказание, не так ли? - подсказал Михаил Сергеевич.

- Наверняка., - подтвердил следователь.

«Наивные люди, - подумал Заботин, - они серьезно полагают, что меня еще можно наказать. Вот лежит на столе уголовный кодекс, но в нем и в помине нет тех тяжких и бессрочных кар, на которые я обрек себя».

Как же это все могло случиться? Он, Михаил Заботин, в чьей честности никто никогда не сомневался, совершил кражу. Собственно, почему кражу? Он взял свое! Да, но из чужого сейфа, путем взлома…

Когда же он решился взломать сейф Карева? На заседании совета, когда Карев с трибуны метал в него молнии, ссылаясь на положение о наказаниях, а в это время его, заботинская, работа лежала в сейфе Карева? Нет, не тогда. В больнице? Конечно, в больнице.

Он видел - это конец. Мама умирала. А в глазах ее даже в эти предсмертные часы - немой вопрос. И сын знает, о чем спрашивает она, - о том, чем жила, чем дышала все последние годы, что стало смыслом ее существования. О его работе, о его исследованиях, в результаты которых верила, пожалуй, больше, чем он сам.

Михаил не осмеливался смотреть ей в глаза. Чем утешить? Что сказать? Что в институте на ее сына как на ученом поставлен крест? Но есть, есть ведь отзыв профессора Осокина. И до него, Заботина, дошла информация, что,отзыв этот блестящий!

Так почему же из-за чьей-то подлости он не может доставить последней радости уходящей из жизни матери! Почему должен в панике опускать голову? А вдруг… это было бы тем чудом, о котором толковал доктор, бывают же случаи, когда эмоциональный взрыв способен вырвать человека даже из лап смерти.

Взять! Любой ценой добыть и рукопись, и отзыв, принести сюда, маме, увидеть последний отблеск радости в ее глазах!

Что испытывал, что ощущал он там, в институте, возле искромсанного сейфа?! На этот вопрос Михаил ответить не может. Но самое ужасное, что все оказалось напрасным - когда он прибежал в больницу с отзывом п руках, мамы уже не было.

А теперь каждую ночь она приходит к нему, укоризненно смотрит и задает один и тот же вопрос: Как ты мог пойти на такое, Миша? - Не знаю, мама, - отвечает он. - Я ничего уже не знаю.