Затвор лязгнул, досылая патрон. Сердито и хищно, почти как живой, будто «Максиму» и самому уже не терпелось поскорее заняться делом. Недобрая сила под пальцами подчинялась с явной неохотой и рвалась из железа наружу так настойчиво, что ее хотелось пустить в ход прямо сейчас, немедленно.
Но я держался. Терпел, отсчитывая в голове бесконечно-долгие секунды. И только когда стайка вопящих дамочек не самого серьезного поведения в коротких пышных юбках процокали каблуками мимо автомобилей, нажал на спуск. Пулемет рявкнул и принялся злобно лягаться, поливая свинцом улицу перед особняком. Один охранник упал ничком и ткнулся в асфальт лицом, второго снесло швырнуло на капот машины, но дальше очередь ушла вверх и полоснула по металлической ограде и стене особняка, выбивая стекла. Сил управляться с тридцатикилограммовой махиной мне хватало, а вот умение все-таки подвело: слишком уж долго я не брался за подобную технику.
Последний раз, кажется, в шестьдесят пятом году где-то на границе с Китаем.
— Вот так их, Володька! — радостно заорал дед Федор, поднимая обрез. — А ну-ка, братцы, поможем!
Нестройный хор выстрелов грянул сразу и справа, и слева. Сибиряки лупили из всего подряд — винтовок, ружей, револьверов… Кто-то даже умудрялся палить сразу с двух рук, задорно посылая через улицу пулю за пулей. Точность, конечно, хромала, но на таком расстоянии это почти не имело значения. За считанные мгновения мы выкосили охрану у ворот и взялись за тех, кто успел спрятаться между машинами.
Но даже они кое-как защищали только от дроби, картечи и тупоносых пистолетных пуль, а винтовочные прошивали тонкий металл кузовов, как картонку. Я уложил двоих засевших у ограды стрелков прямо сквозь лимузин и принялся за тех, кто еще огрызался из-за ворот. Местным явно приходилось туго: мы за каких-то минуту или полторы выбили чуть ли не дюжину, а тех, кто уцелел, накрывали одновременно с обеих сторон. И спрятаться им было попросту негде: двор простреливался с крыши целиком, а тех, кому посчастливилось удрать от снайперов, поджидали мы с «Максимом».
И подгулявшей и перепуганной братии оставалось только одно: ломиться к особняку, под защиту толстых каменных стен. Что они и делали, хоть и с переменным успехом — я то и дело хлестал в распахнутые ворота короткими очередями, и редкое нажатие гашетки не заканчивалось очередным телом, скорчившемся на траве. Не будь в саду женщин, мы, пожалуй, и вовсе бы залили все там свинцом, снося все, что движется и хоть немного похоже на человека с оружием.
Но пока приходилось осторожничать — и изрядно поредевшее Грозинское воинство очухивалось и даже начало огрызаться из окон.
— Вот там, Вовка! — Петропавловский хлопнул меня по плечу. — На втором этаже справа. А ну-ка угости дружка!
Я шевельнул стволом и из чистого озорства не стал отпускать гашетку, напоследок полоснув свинцом по и без того потрепанным автомобилям. Но на этот раз масштаб разрушений превзошел любые ожидания. Видимо, одна из пуль угодила в бензобак: на Шафировской вдруг стало даже светлее, чем днем, и стоявший на тротуаре прямо у въезда во двор «Руссо-Балт» вспыхнули подпрыгнул на задних колесах, выплевывая алые искры. От взрыва створку ворот отшвырнуло на петлях, а стекла в здании вылетели разом на всех этажах.
— Сейчас пойдем! — Дед Федор ловко подпалил торчавшую из стеклянной бутылки вонючую тряпку. — Дай-ка им напоследок, чтобы головы не подняли.
Для полноценной поддержки штурма одного пулемета было явно маловато, но второго не завезли, так что приходилось работать, с чем есть. Сибиряки уже побросали винтовки и, взявшись за обрезы и наганы, один за другим лезли за ограду и бежали к особняку через улицу.
А мне оставалось только прикрывать их в меру сил. «Максим» снова сердито загрохотал, без разбора поливая огрызавшиеся пистолетной трескотней окна. Я прошелся по обоим этажам и остатками патронов размолол в щепки дверь на фасаде, чтобы никому даже не пришло в голову засесть там, поджидая атакующих. Затвор дернулся в последний раз и замер, выпуская из стальных зубов опустевшую ленту.
Трудяга-пулемет отработал честно, без единой осечки — а значит, настала моя очередь. Я напоследок погладил успевший нагреться кожух, прощаясь, махнул через ограду и побежал через улицу. Приходилось догонять: сибиряки уже вовсю палили по окнам чуть ли не в упор и швыряли внутрь бутылки с зажигательной смесью. Цокольный этаж полыхнул первым, да и на остальных Грозинской шушере, судя по воплям, приходилось несладко.
— Давайте за мной, внучки! — ревел дед Федор. — Покажем господам, где раки зимуют!
Даже со своей хромой ногой старик умудрился меня обогнать: подобрался к дому, влепил в ближайшее окно заряд картечи из двух стволов и за шиворот выудил из-за машины зазевавшегося охранника. Даже не стал бить: просто поднял одной рукой швырнул на асфальт так, что бедняга остался лежать. Где-то во дворе еще лаял револьвер, но пули обходили деда Федора стороной, хоть он и шагал не скрываясь. Будто то ли сам искал смерти, то ли снова перевоплотился в грозное и могучее языческое божество — прямо как тогда, на Апраксином дворе. Огромный косматый силуэт шел прямо сквозь огонь, не выбирая дороги, и я почему-то очень не завидовал тем, кто посмеет встать у него на пути.
— Женщин не трогаем! — крикнул я, догоняя. — И гостей тоже. Не за ними пришли!
— Это уж как получится, Володька. — Дед Федор вытряхнул из обреза опустевшие гильзы и полез в карман за патронами. — Ничего не могу обещать.
Я вздохнул, но спорить не стал: старик только что лишился семьи, и не мне лишать его права мстить. Оставалось только надеяться, что когда мы прорвемся в дом, сибиряки не примутся резать всех подряд, не разбирая пола, возраста и наличия в руках оружия. За свою жизнь я успел повидать и даже сделать немало сомнительной дряни, однако стрелять в женщин уж точно не собирался.
Впрочем, и законных целей пока еще хватало с избытком. Наши стрелки на крыше понемногу зачистили сад, фасад особняка со стороны полыхал, но в доме Грозинская братия продолжала упрямо огрызаться: стоило мне заглянуть в дверь со стороны двора, как где-то внутри загрохотали выстрелы.
— А ну посторонись! Не лезь, Володька — дай-ка я им всыплю.
Дед Федор прижался к стене, высунул в проем обрез и нажал на спуск. Громыхнул выстрел, и в ответ ему тут же послышался сдавленный крик. Я не стал дожидаться, пока раненый очухается или позовет друзей — и сразу рванул внутрь, на ходу доставая из-под куртки «браунинг». Отведенное Геловани время понемногу заканчивалось, и на полноценную и длительную осаду и выкуривание его благородия сотоварищи его определенно осталось маловато.
Впрочем, дело было не только в этом — меня гнала вперед чуйка. Что-то внутри настойчиво подсказывало: Грозин не станет держать оборону и отстреливаться до прибытия городовых. На это нужна отвага, а с ней у его благородия наверняка проблемы: такие люди скорее предпочитают удрать, предоставив разгребать все другим.
Наполненное дымом и запахом пороха нутро особняка встретило меня треском пламени, руганью и криками. Я походя пнул в бок скорчившегося на полу мужика, который пытался дотянуться до лежавшего в паре шагов револьвера, несколько раз наугад пальнул в сторону лестницы — и тут же нырнул в направо, на всякий случай убираясь с линии огня в коридор. Через пару шагов навстречу невесть откуда выскочил высокий тощий юнец в мундире гвардейского полка. На поясе у него болталась кобура, но идиот зачем-то рванул из ножен саблю и с визгом бросился на меня.
Я не стал стрелять — не хватало еще ненароком угробить сынка какого-нибудь сиятельного князя, которому не посчастливилось связаться с дурной компанией. Пацан явно не блистал умом и перепугался до смерти, да и орудовать клинком не умел совершенно — так что я просто перехватил удар, стукнул горе-вояку в висок рукояткой «браунинга» и заботливо опустил на ковер.
И едва успел прижаться к стене, когда с дальнего конца коридора загрохотал пистолет. Не обычный наган — явно что-то посерьезнее и подороже.
— Пошли вон отсюда! Вы хоть знаете, на кого лезете, собаки плешивые⁈
Дым и полумрак надежно скрывали лицо стрелка, однако голос я, конечно же узнал. Чутье в очередной раз не ошиблось и вывело меня прямиком на хозяина особняка. Как я и ожидал, его благородие не собирался встречать врага с оружием в руке и явно спешил на выход — но мое появление изрядно спутало ему карты.
— Отлезь, гнида! — рявкнул Грозин. — Убью!!!
Я высадил на звук остаток магазина и полез в карман куртки за запасным. Будь у меня чуть побольше времени пристреляться, я бы, пожалуй, смог бы залепить пару пуль его благородию прямо в черепушку, но тот и не думал сидеть не месте: стоило моему «браунингу» стихнуть, как среди клубов дыма мелькнула широкая спина.
Я успел выстрелить два или три раза перед тем, как в конце коридора скрипнула дверь, но, наверное, не попал — оставалось только бежать следом. К счастью, Грозину не хватило сообразительности караулить у черного хода, где мой силуэт на фоне двери был бы лучше любой мишени. Напротив, его благородие удирал с неожиданным для такого крупного человека проворством и теперь вовсю петлял между деревьями в саду.
Погоня снаружи вряд ли продолжалась дольше минуты, но мы успели обменяться чуть ли не десятком выстрелов. Я старался не палить попусту, и все же боезапас таял куда быстрее, чем хотелось бы. Впрочем, у Грозина дела шли еще хуже: то ли он не имел привычки носить с собой патроны, полагаясь на Талант и недюжинную силу, то ли успел истратить все раньше — когда «браунинг» сожрал последний магазин и снова загрохотал, в ответ раздалась лишь тишина.
А через два десятка шагов я наткнулся на валявшийся в траве пистолет с отведенным назад затвором. Его благородие отстрелялся, и теперь просто убегал, оставляя за собой капли крови — видимо, разок я его все-таки зацепил.
— Эй, чучело! — позвал я, осторожно шагая вперед. — Стой! Все равно ведь не уйдешь.
Где-то за спиной еще гремели выстрелы и догорал в полумраке июньской ночи особняк. Городовые наверняка спешили на шум, а по моим следам могли следовать не только друзья, но и враги — сейчас это не имело уже никакого значения. Остались только я, Грозин, три или четыре патрона в «браунинге» и желание довести начатое на дуэли дело до конца.
Когда высокая и плечистая фигура выскочила из-за дерева в десяти шагах впереди и ломанулась куда-то в сторону, я выстрелил не целясь, от бедра. И наверняка промахнулся — но потом все-таки заставил себя выдохнуть, и время послушно замедлилось, позволяя действовать уже без спешки: развернуться, поднять «браунинг», подхватить снизу второй рукой — для верности, чтобы ствол меньше дергался. Прикрыть один глаз, как в тире, совместить мушку и прорезь на удаляющейся широкой спине.
И, наконец, выстрелить.
Бам. Затвор дернулся, выплевывая блеснувшую латунью гильзу, и Грозин споткнулся на бегу, будто зацепив ногой какую-нибудь корягу.
Бам. Второй выстрел заставил его перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться.
Бам. «Браунинг» лягнулся в последний раз и застыл мертвым железом. А я стоял и смотрел, как темный силуэт в прицеле медленно опускается на одно колено.
— Ну все, отбегался, родной. — Я отшвырнул опустевшее оружие и уже без спешки пошел вперед. — Вот смерть твоя и пришла.
— Обойдешься, — прорычал Грозин, кое-как разворачиваясь в мою сторону.
Я не мог промахнуться. Все три пули совершенно точно попали, куда следует: в поясницу, между лопаток — туда, где у людей обычно находится сердце — и куда-то в область затылка. И все же его благородие явно не торопился умирать.
— Когда ж ты уже подохнешь, зараза? — вздохнул я, оглядываясь по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого и, желательно, острого. — Ну не душить же тебя…
— Ишь какой прыткий. Ну подстрелил, догнал — а дальше-то чего? — Грозин сплюнул и с ухмылкой вытер рукавом окровавленные губы. — Один ты тут, дурак — один и помрешь.
Пока трижды простреленное чуть ли не насквозь тело без каких-либо видимых усилий поднималось с залитой кровью травы, я успел подумать, что не так уж много знаю о Талантах и пределах способностей Владеющих в этом мире. Что разумный человек на моем месте дождался бы подмоги или прихватил из дома честно добытую в бою саблю. Что в моем возрасте совершать ошибку и недооценивать противника не просто глупо, а до нелепого смешно…
Впрочем, теперь-то какая разница?
— Ну ладно. Как скажете, ваше благородие. — Я сбросил с плеч куртка. — Душить — значит, душить.
— А вот это вряд ли, — усмехнулся Грозин.
И двинулся на меня, с каждым шагом вырастая примерно на полголовы.