Аптекарь 2

Глава 14

Казалось, что жизнь удалась. Но все гладко не бывает. Никогда. Такова се-ля-ви. Все имеет свою оборотную сторону. Зима окутала белый город пушистым одеялом. Опять Ваню после школы поймал усатый участковый, с бегающими испуганными глазками, и отвел в отремонтированный опорный пункт. Для серьезного разговора. 'Мать…, - только и выдохнул Саблин. Сердце ёкнуло…

И в облагороженном ремонтом опорном пункте опять, по-хозяйски сидел крысомордый мужик, который с таким же успехом мог бы сделать себе татуировку КГБ на лбу. Мда… Обидно право! Как дети малые. Что у них никакой фантазии нет? А этот знаменитый казенный гардероб? Дикие люди! Одеваются и ведут себя как клоны одного человека. Какая же это секретная служба, когда на тебя все пальцами показывают? Цирк приехал!

Все бы ничего, но не забываем, что в СССР КГБ к этому времени еще и превратился в настоящий рассадник «голубых». Когда-то фронтовик-рубака, по совместительству бытовой алкоголик Иван Серов в далеком 1954 году, стал первым председателем Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР, благодаря нежной дружбе с всесильным генсеком Никиткой Хрушевым. Последний, свалив крайне опасного Л. П. Берию, на собственном опыте знал, какая опасная мощь сосредоточена в руках одного человека, отвечающего за госбезопасность. И теперь желал, чтобы руководитель этого ведомства был свой человек в доску и имел умственные способности на уровне сержанта-сверхсрочника.

Хотите сенсаций? Их есть у меня! Первый же циркуляр Серова категорически запрещал женщинам работать в КГБ. Они могли использоваться только для организации «медовой ловушки», в качестве приманки и для вербовки других женщин. Не более того. КГБ рассматривался как нежный мужской клуб, превращаемый в нескончаемый праздник. По слухам, генерал Серов прямо требовал: «В моем ведомстве не хватает педерастов». Сколько лет минуло, но славные «голубые» традиции глубоко укоренились в этих органах. Как никак самая гуманная организация! Знай наших, господа-империалисты!

Впрочем, эти традиции уходили еще дальше в глубь времен. Ведь только благодаря «голубой» связи секретаря русского посольства в Лондоне Козелл-Поклевского с английским королем Эдуардом VII, царской разведке удалось заключить соглашение 1907 года и пролезть в состав Антанты. Так как до этого момента отношения между Англией и Россией были враждебными. «Большая игра» и все такое. Так же можно вспомнить Манасевича-Мануйлова, главу парижской резидентуры Охранного отделения и полковника Редля в Вене. Какие люди! Наша гордость!

Так что, когда очередной совратитель малолетних говорит, что детей надо любить, то в его устах эта фраза звучит несколько кощунственно.

Иван улыбался. Хотя и знал, что его спокойная и размеренная жизнь тайного мага заканчивается. Чекисты опоздали. Сильно. Не смотря на то, что КГБ выглядело среди остальных структур настоящим монстром среди карликов. Андропов умер 9 февраля этого года и идет некоторый откат. К тому же, джина в бутылку уже не загнать.

Теперь Саблин добился определенной известности и был в приятельских отношениях со многими уважаемыми людьми города. И не только. Он же на первый взгляд образцовый школьник, словно бы сошедший с рекламного плаката. Но все равно послушаем, что конкретно «конторе» известно и чем они будут удивлять? Посмотрим, что инкриминировать будут. Интересно же, какая падла стучит…

Началось все традиционно:

— Ну что, признаваться будем? — гаденько улыбаясь, с апломбом заявил гэбешник, строя зверское лицо.

Похоже, этот козел явно упивался возможностью продемонстрировать свою мнимую крутость перед «быдлом».

Иван с искреннем изумлением посмотрел на «конторского». Он что идиот? Совсем работать не умеют, за самые примитивные трюки хватаются. Мышь кабинетная! Что ты можешь? Только газы из задницы пускать да бумажки перекладывать. Подготовочка, конечно, какая-никакая была у этого сотрудника, но больше чтобы гражданских и не особо буйных хватать. Кто сам сдаться рад.

— В чем, позвольте узнать? Что мне часто встречаются дегенераты и олигофрены? Так это не секрет. Каюсь, есть такое дело. Еще вопросы будут?

Ваня улыбнулся. Он уже прикинул, что может левым хуком попасть оппоненту точно в челюсть.

Но беседа продолжилась, так как конторский совершенно не понял шутки.

Похоже, чекист был полным лопухом. Иван только хмыкнул. Так как начались старые песни о главном. Саблина опять агитировали строить коммунизм, причем бесплатно. То есть вербовали, склоняли к сотрудничеству, грозя кнутом и маня пряниками. При этом по большому счету особого компромата органам на Ивана пока собрать не удалось. Так слухи, доносы, никакой конкретики. Хрень это полная, а не информация, такую можно получить на любой лавочке у профессиональных сплетниц, на любого человека. А чему тут удивляться? Еще Омар Хайям говорил: «Умные обсуждают идеи, люди среднего ума — события, тупые — конкретных людей».

Даже на гараж гэбешники пока не вышли, а ведь проследить до него было не так уж сложно. Но решили, что сойдет и так, школьник и так потечет.

Пряники же выглядели слишком жалко. Нафига сотрудничать? На добровольной основе? Цель какая? Чтобы дали рекомендацию в КГБ? Идите туда сами! Дружными рядами! То же и с коммунистической партией. Даже потенциальный звонок в престижный институт, чтобы Саблина туда зачислили, выглядел сущей пустышкой. Если Ивана примут в Союз писателей какой-нибудь маленькой и гордой республики, а все дело к тому идет, работать ему будет не нужно. И в институт можно будет поступить в вечерний или заочный. Если захочется. А туда примут и без всяких звонков. Особенно популярного писателя.

В общем, Саблин подготовил себе крепкую автономную и самостоятельную позицию. Карьерной лестницы у него нет и еще долго не будет. У родителей карьера уже не задалась, а новую начинать делать поздно. Там давить бесполезно. Так что вздорность и мстительность у конторских не прокатят. Такие угрозы применимы лишь для потенциальных воспитанников детского сада из младших групп.

В школе наш парень не пьянствует и не предается плотским утехам. Просхождение — потомственное рабоче-крестьянское. Так что из комсомола Ваню не исключат. Там охват сто процентный. И даже в одежде Саблин излишеств чурается. Носит импорт, но на стилягу не похож, не перебарщивает. Угрозы заслать Ивана в армию, на Чукотку, лопатой снег убирать, не сработают, так как от армии он уже отмазался. Даже если органы проведут обыск в гараже и примутся шить уголовное дело, то он отмажется. Гараж не его, а что он проводит там опыты, так он же официально публикующийся ученый. И опыты проводить имеет полное право.

К тому же, волшебные модификации проводятся в последнюю очередь, а до этого момента все в категории «странное, но не запрещенное». Со сбытом его не поймают «на живца», так как он действует через посредников. Если обнаружат при обыске спрятанное золото, так опять же где доказательства, что его владелец Иван? Может оно десятилетиями там лежит. Хотя в этом случае будет обидно. Но не смертельно. Вычеркнем эту страницу из прошлого в памяти и начнем заново. Легко пришло — легко ушло. Правда, рыжье даже с собаками хрен найдешь, там надо капитально все разворотить.

И даже подвергнуть Саблина опале и запретить публикации его книг гэбешники не могут. По крайне мере на этом низовом уровне. Так как Иван публикуется не в Москве. А в маленьких, но очень гордых республиках. Трепетно относящихся к своей самостоятельности. И с ним в связке выступает сын непростого человека. Из аборигенов.

Можно вспомнить, что когда Муслима Магомаева, из-за дела спекулянтов, попытались выкинуть из советской эстрады, то это не сработало. Пусть в Москве Магомаев был персоной «нон грата», но в своем родном Азербайджане певец продолжал успешно выступать на сцене и даже на местном телевидении. И продавить до конца запрет у Москвы авторитета не хватило. Так как национальная политика — дело тонкое. Осложнения никому не нужны. Не стоит переходить определенную черту.

А попытайся местные чекисты запретить публикации книги Саблина и Ходжаева, то так и до национальных волнений на ровном месте недалеко. Короче, не местного уровня компетенции этот вопрос.

К тому же Саблин напрямую не отказался и дерзить не стал. Никаких «а ну-ка иди нахрен отсюда» чекисту не говорил. В морду придурку он всегда успеет дать. А пока парень предпочитал мягко спускать дело на тормозах:

— Дядя, мне всего пятнадцать лет, — упорно, до зубовного скрежета, твердил он, с упрямством осла, выдерживая примитивный психологический прессинг. — Вот скоро в шестнадцать я паспорт получу, тогда и поговорим. Только Вы, чтобы туфту не гнать и доказать, что Вы не фраер, что по ушам только ездить умеет, а серьезный человек, пробейте мне в Москве публикацию моей книги в 200 тысяч экземпляров. Вот тогда я поверю, что вы серьезная фигура. А пока, что же воздух трясти? Сперва докажи, что ты что-то можешь, а потом беседы беседуй, дискуссии разводи.

— Так, я не понял, ты на нас работать будешь или нет? — грозно бычился в своей излюбленной манере конторский сотрудник.

— Дядя, вы дурак? Зачем мне это? — задал Ваня уже привычный вопрос. — Условия я уже озвучил. Выполняйте — поговорим. Нет, так я пойду.

Как говорится: «До новых встреч, дорогие товарищи!» Нечего школьника на голый крючок ловить. И вашу работу заставлять делать. Зарплату же за это вы лично получать собираетесь? Так что «арбайтен»!

Любопытно было наблюдать за реакцией чекиста. Сначала шок, потом, возможно, злость, когда от его красной рожи можно было сигареты прикуривать, и в финале — удивление. Вплоть до полной прострации. А как ты хотел? Мимоходом, без всякой подготовки, дело сделать? К тому же было видно, что этот надутый от важности товарищ, прокаженный пердун, за оставшееся время существования конторы карьеру уже не сделает. Ибо туповат. В меру амбициозный, но глупый. Не умеешь работать — не мучай жопу.

Под конец разговора чекист не орал и не топал ногами, но выволочку устроил Саблину для разрядки по полной программе. Чего уж там. Удод есть удод.

Короче, органы и Саблин взяли тайм-аут. Погрузится ли чекист в уныние и оставит это дело, или же ринется в бой, будет видно в будущем. Дело это темное и непредсказуемое. Но пока у него руки коротковаты. И начальство его хотелки во главу угла ставить не будет. Так как других дел много. Конкурентная борьба с людьми Черненко. Выборы в Верховный Совет СССР, назначенные на 4 марта. В Афганистане дело поганое получилось. Там все с безысходной тоской стремится к катастрофе. Самолеты Аэрофлота продолжают биться каждый месяц, наводя простых советских граждан на грустные мысли. Большая политика, большие ставки. Тут не до школьников. Даже странных.

В КГБ, как и везде применяется «закон 30 и 70». Это значит, что за 30 % процентов времени делается большая часть дел. Простых, но тем не менее. А вот сложными делами, входящими в 30 %, приходится заниматься долго и нудно. И попал ли Саблин в эти 30 % или проскользнул между жерновами и его пока оставят в покое, могло открыть только будущее.

Но пока это будущее было безоблачным. В конце февраля вышел в свет второй тираж «Дочери Монтесумы-2». В начале марта эти книги уже полностью раскупили. Публика воспринимала произведение на ура. Тут бы и миллионный тираж расхватали бы. В общем, книга народу понравилась, туземному начальству в верхах тоже. Хотя хейтеры все же встречались. Один хлюпик так вопил, что этот роман нужно вообще сжечь. Но его быстро успокоили поклонники книги на понятном ему языке. То есть в ходе интеллигентной дискуссии попросту набили морду и выбили все зубы.

После 8 марта на сберкнижку упал очередной транш легальных денег, позволившей семье Саблиных рассчитаться со всеми долгами и уверенно смотреть в будущее. В это же время на имя бабуси был куплен автомобиль «Москвич-412», ядовито зеленого цвета, и теперь Тимофей Ильич пропадал до темна на автобазе, в попытках довести машину до ума. Машина ещё пахла заводской краской, навевая шальные мысли о будущей свободе передвижения.

А еще нужно было искать гараж. Но батяня, сразу заимевший гордый вид обладателя автомобиля, собирался делать это самолично, утверждая, что это сугубо его компетенция.

В конце марта Мурада Ходжаева с большой помпой приняли в члены союза писателей Адыгеи, Карачаево-Черкессии и Кабардино-Балкарии. Праздновали все республики. Национальные элиты стояли на ушах. Под шумок и Ивана Саблина удалось запихнуть в члены писателей Кабардино-Балкарии. Игнорировать его бы не получилось, да и Ходжаев-младший, сидящий на поводке, немного пролоббировал коллегу. Соавторы же.

Сбылась мечта идиота. Первый этап плана, разыгранного как по нотам, можно было считать завершенным. Так как советское государство респектабельными писателями считало только членов профессиональных союзов, а остальные авторы считались бездарями и бездельниками. А так как на периферии с гениями был недокомплект, то и некоторые фигуры из Москвы старались отхватить себе формальное звание на автономных окраинах. Такое было в порядке вещей.

Главное же было то, что теперь государство брало официального писателя на полное гособеспечение. Работать теперь не нужно, с голоду тебе пропасть не дадут. Даже будь ты таким бездарем, что написал только одну книгу, которую опубликовали только для галочки, и больше никогда дополнительным тиражом не издадут. Все едино. Писатель? Член Союза? Значит наш человек! Проверенный. Ну и ничего, что автор больше ничего не пишет и не публикуется.

Организуют ему встречу со школьниками. С трудовыми коллективами. Час муру какую-нибудь помусолил — тебе заплатили по ставке в три рубля. Десять выступлений в месяц получилось, по два-три часа в неделю, — уже двести рублей. Триста тебе все же не заплатят, жирно будет, столько только шахтеры получают, поэтому часть выступлений пройдет бесплатно. Но все равно сейчас и двести рублей хорошая зарплата, за которую надо целый месяц на заводе корячится.

Нигде так в мире не живут хорошо писатели как в СССР. Недаром же эмигранты, типа Горького или Толстого-младшего, в страну вернулись. Даже номинат на Нобелевского лауреата в области литературы Куприн приехал в страну и промычав что-то невразумительное вступил в Союз Писателей. В 67 лет! Тенденция, однако. Если бы до начала перестройки не оставалось еще жалкий год, то Саблин замутил бы публикацию еще с десятка готовых произведений. А так — чего уж там. Пока пару книг опубликуешь, начнется катавасия. Вот такие пироги с котятами получаются.

На литературной ниве у парня воцарился застой. Засуха. Московский редакционный бомонд никак не отреагировал на все пассажи Саблина, полностью игнорируя этого молодого писателя из провинции. Нет его. Вопрос: они там точно компетентны в вопросах литературы? Или они так завалены работой, что уже не способны на справедливые вердикты и суждения?

Что же касается Ходжаева, то, не выдержав испытания медными трубами, тот стремительно деградировал. Не надо быть пророком, чтобы предположить, что этот молодой гений черкесского народа в скором времени сопьется. Окончательно и бесповоротно.

Весна, грязь, слякоть и сырость. Время бежало незаметно, замусоренное шелухой повседневной жизни, а между тем стремительно приближался апрель. А это значило что до начала перестройки остается ровно год. Времени на подготовку почти нет. Так как начало перестройки Саблин должен встретить во всеоружии. Надо как-то перебираться на Запад. Так как магия — конечно хорошо, но с каждым годом пророческий багаж Ивана опустошается. Особенно в ортодоксальной части новых лекарственных препаратов. В области, в которой в прошлой жизни Ваня был знатоком.

В конце концов, «Большой друг Советского Союза» миллиардер Леви Кохан, взявший себе псевдоним «Арманд Хаммер» (в переводе с английского Arm and Hammer означает «Серп и молот») когда-то начинал с карликовой фармацевтической фирмы, располагавшейся на чердаке дома в негритянском квартале Нью-Йорка. В общем, примеры для подражания имеются.

Так что, во-первых, надо успеть продать буржуям-капиталистам их же рецепты медикаментов из будущего и поиметь на этом огромные деньги и отчисления от прибыли. Там конечно ожидается не эффект разорвавшейся бомбы, но близко к этому. Одна «Виагра» чего стоит. Не учите дедушку свежевать кота. А во-вторых, когда советский народ созреет продать свою страну за колбасу, то надо чтобы этой «колбасы» у Вани было много. И если эта страна никому из живущих здесь не нужна, то Саблину — очень нужна. Он купит.

Дела закрутились со страшной силой. Надо было ехать в Москву. Разворошить «муравейники саванны». И хрен его знает, как там сейчас все устроено, придется разбираться на месте. Хоть и не хочется тащиться непонятно куда, но деваться некуда. Нужно самостоятельно готовить себе в столице трамплин. Стартовую площадку для «Шаттла». Надо себя подать. Заявить миру: «Вот Вам готовая рыба на тарелке с изысканным соусом». И они купят. Наши и зарубежные.

И лучше это делать в обличье эфиопа. Но так просто не поедешь. Каникулы каникулами, но туда дороги два дня и оттуда два, и еще дня четыре или пять нужно в столице провести. Плюс еще железнодорожные билеты взять туда и отсюда, и оформить этот дефицит желательно на незаменимого помощника, Зубилина, чтобы не светиться. Плюс приготовить запас специфических препаратов, чтобы в отсутствии Ивана работа не останавливалась. Нигде.

Да с собой надо взять кое что. Из хитрых веществ. А их необходимо еще синтезировать, чтобы все прошло гладко, как по маслу. Запас же карман не тянет. Да и у родителей необходимо отпроситься. Тут Саблин заявил, что поедет в Кабардино-Балкарию, в Домбай, встречаться с читателями и провести в тихом санатории, на лоне природы, «творческие каникулы». Короче, уходит в народ как Гиляровский. Как-то так.

Москву Саблин не любил. Удивительно, что кто-то вообще туда ездит, там живет и оттуда происходит. Загадка. Как же мы мало знаем о родной стране! Тем не менее, железнодорожных билетов в столицу опять нет. Что ты будешь делать? Все дефицит. Даже для военного инвалида Зубилина, который умоляет, что ему срочно надо на консультацию к «профессору». Эта тирада никакого понимания у снобов-билетеров не находит. Ответ стандартен: «Всем надо». От этих слов так и веет социализмом. Каждый должен знать свое место в советской иерархии и военные инвалиды здесь не находятся на верхних ступенях, чтобы там не заливала пресса и официальные пропагандисты.

Пришлось снова договариваться при помощи небольшой взятки. Так себе выход из ситуации. Хорошо хоть в лексиконе Ивана слова «расходы» давно отсутствуют. Иначе пришлось бы куковать дома.

Наконец, билеты куплены, родители в известность поставлены. Все точки над «ё» проставлены. Всю ночь дождь хлещет по стеклу. На следующее утро, в парикмахерской Ивана постригли под ноль. В процессе «обнуления» мастер авторитетно утверждает, что прически под Котовского уже не модны. Их не носят уже в Лондоне, не делают в салоне «Мадам Долли Варен» на Пикадилли. Ни в Париже, ни в Нью-Йорке.

В монолог охотно вмешивается вторая парикмахерша, совершенно ужасающего вида, и тоже жалуется на отсутствие художественного вкуса у современной советской молодежи. У нее прямо на лице написано, что так себя вести могут только дурно воспитанные дети. Блин! Постепенно она входит в раж. Похоже, ее собственные дети — необыкновенные чистюли и очаровательные умницы. И уж конечно — музыкально одаренные, прекрасно играют на фортепьяно. Неизбежно возникает вопрос: повлияет ли на будущую карьеру убийство несносной ведьмы-парикмахерши? Ваня стоически морщится, но не спорит. Наглядный пример иронии судьбы.

Чудо превращения в негра теперь происходит в гараже, на куске клеенки куда сверху положены газеты, чтобы ногам не было так холодно. При этом рефлектор и самодельный «козел» гнали потоки тепла в центр. На этот раз пришлось немало повозиться над сменой ипостаси. Заинтересованных зрителей не было, а зеркальцем осматривать себя на предмет, не осталось ли белых пятен, было нелегко. К счастью, раздеваться в Москве догола планом не предусматривалось. В тех широтах начало апреля не является пляжным сезоном.

Молодой негр из племени капа-капа, воинов южных гор, с одним чемоданом проследовал на ж/д вокзал и благополучно сел на московский поезд. Чтобы попутчики не доставали глупыми вопросами, типа «Ты бананы привез?», все дорогу Саблин сам доставал их, рассказывая с негритянским акцентом как правильно надо выращивать огурцы в парниках. Достал всех. Так как нотации Ивана вызвали у соседей по купе острый приступ Комплекса Неполноценности. В садово-огородном деле. Возникает многочасовая томительная пауза, которую Саблин не желает заполнить.

«Наш паровоз вперед летит! В коммуне остановка…» Подъезжали к Москве. Поезд весело дребезжа подпрыгивал на стрелках. Из реденьких лесочков и рощ выскакивали к железнодорожной насыпи разнообразные дачные участки. Были среди них настоящие деревянные дворцы и терема, с застекленными верандами и свежеокрашенными крышами. Были (и преобладали в подавляющем большинстве) простые деревянные халупы с крохотными оконцами — настоящие капканы для дачников.

Пути учащались, раздваивались, трава исчезала, всюду царил чумазый шлак. Ощущалось приближение огромного железнодорожного узла. Свистели маневренные тепловозы, грохотали встречные поезда. Все! Наконец-то! Состав причаливал к асфальтовому перрону. От резкого торможения захрустели поездные суставы, пассажиры как Ваньки-встаньки, кряхтя, зашатались на ногах и полках. Москва!