Был мрачный дождливый день, когда граф Рауль Штейнрюк поднимался по лестнице одного из домов аристократического квартала. Позвонив в дверь второго этажа и узнав от лакея, что мсье Анри де Клермон дома, Рауль сбросил пальто на руки слуге и вошел в комнаты со свободой, доказывающей, что он здесь свой человек.
При входе графа в салон молодой человек, стоявший у окна, обернулся и подбежал к гостю с выражением живейшей радости.
— Наконец-то ты, Рауль! А мы уже отказались от надежды видеть тебя сегодня!
— У меня только полчаса свободных, я прямо из министерства! — ответил Рауль, бросаясь в кресло.
— В таком случае будущий глава правительства, конечно, в отвратительнейшем настроении! — смеясь, сказал Клермон. — Важные государственные заботы — не свой брат!
Разговор велся на французском языке. На вид Анри де Клермон был несколькими годами старше Рауля. У него была очень элегантная внешность, и вообще он производил бы весьма благоприятное впечатление, если бы не глаза, которые смотрели с какой-то странной настороженностью. Они были пытливо устремлены и на Рауля, когда тот ответил с явным раздражением:
— Глава правительства! Государственные заботы! Если бы ты только знал, через какую сухую и скучную пустыню приходится пробираться мне! Я уже целый год служу в министерстве и все еще не выхожу за пределы самых незначительных, пустяков. В глазах нашего начальника граф Штейнрюк не имеет ровно никаких преимуществ перед первым попавшимся чиновником из мещан!
— Да, у вас крайне педантичны в таких делах, — иронически сказал Клермон. — У нас обыкновенно повышение по службе совершается очень быстро, раз обладаешь аристократическим именем и связями. Значит, тебе по-прежнему не доверяют ничего важного?
— Н»т! — ответил Рауль, причем взор его с нетерпением устремился к двери, которая вела во внутренние помещения, как будто он ожидал появления кого-то оттуда. — Самое большее, если мне поручают передать по назначению или переписать какой-нибудь важный секретный документ, поскольку тут считаются с именем, дающим гарантию соблюдения тайны. И это может продлиться еще долгие годы!
— Если ты только выдержишь! Разве ты рассчитываешь и впредь оставаться на государственной службе?
— Но конечно! Как же иначе?
— Странный вопрос в устах того, кто собирается жениться на богатейшей невесте! Да ведь ты можешь жить настоящим владетельным князем в своих имениях! Правда, насколько я знаю, ты не выдержишь и такой жизни тоже, потому что тебе нужны общество, шум, блеск, столичная суета. Но в таком случае устрой, чтобы тебя назначили на службу при парижском посольстве! Тебе будет не трудно добиться этого: стоит только нажать на соответствующую пружину, а этим ты исполнишь заветное желание своей матушки!
— А дедушка? Он никогда не согласится на это!
— Если ты будешь спрашивать его об этом, то, разумеется, нет; но ведь его власть простирается лишь на время опеки. Когда графиня Герта становится совершеннолетней?
— Когда ей исполнится двадцать лет, то есть будущей осенью.
— Ну, вот! Тогда тебе не придется считаться ни с чем, кроме желаний молодой жены, а она наверное не будет иметь ничего против того, чтобы жить с тобой в столице Европы, в средоточии блеска и пышности. Тогда генерала уже можно будет не принимать во внимание!
— Ты не знаешь моего дедушки! — мрачно возразил Рауль. — Он и тогда будет настаивать на своих правах, а я... Кстати, разве я не увижу сегодня госпожи де Нерак?
— Сестра еще не закончила свой туалет, мы едем на обед. А где ты будешь сегодня вечером?
— У невесты.
— И ты говоришь это с такой гримасой, когда решительно все завидуют тебе! Да ведь и действительно графиня Герта молода, красива, богата и...
— И холодна, как лед. Уверяю тебя, я далеко не заслуживаю особой зависти!
— Да, в области капризов графиня кажется большой мастерицей. Ну, да это — исконное право красивых женщин!
— Если бы дело было в одних только капризах! Капризами меня не удивишь, Герта с детства отличается ими. Но со времени нашей помолвки она усвоила себе по отношению ко мне такой тон, которого я долго не выдержу!
— Ну, вот еще! Кому из нас удается выбирать жену вполне по сердцу? Когда я рано или поздно вздумаю жениться, то мне это тоже не удастся, а моей сестре уже в шестнадцать лет пришлось выйти замуж за пятидесятилетнего старика. Приходится склониться перед необходимостью!
Рауль почти не слышал последних слов. Его взор был по-прежнему устремлен на дверь. Вдруг граф вскочил — в дверях послышался шелест шелкового платья.
Вошла дама, не очень молодая — ей могло быть уже под тридцать, с лицом не то чтобы красивым, даже не хорошеньким, но полным чарующей пикантности. И напрасно было бы спрашивать себя, в чем заключаются чары этой женщины, но отрицать эти чары было невозможно.
При входе дамы Рауль поспешно вскочил и подбежал к ней. Поцеловав протянутую ему руку, он сказал:
— Я забежал сегодня лишь на минутку. Мне хотелось хоть повидать вас, потому что Анри сказал мне, что вы собираетесь уезжать.
— О, у нас во всяком случае есть свободных полчаса, — ответила госпожа де Нерак, кинув взгляд на часы. — Как видите, Анри даже еще не одет для обеда!
— Но мне тем не менее пора заняться этим! — заметил Клермон. — Ты уж извини меня, Рауль, я сейчас же вернусь.
Клермон вышел из комнаты, но Рауль, казалось, отнюдь не был недоволен возможностью побыть наедине с сестрой своего друга. Он уселся, напротив нее, и между ними завязался бойкий, живой разговор, тон которого, однако, сразу изменился, как только Рауль случайно упомянул замок Штейнрюк.
— А, это замок в горах! — насмешливо сказала госпожа де Нерак. — Мы с Анри очень хотели побывать там, но, к сожалению, нам это не удалось из-за... болезни вашей матушки.
— Да, моя мать подвержена нервным припадкам, — ответил Рауль, быстро справляясь с минутным замешательством.
— Боюсь, не были ли на этот раз сами гости причиной припадка! — со злобной иронией возразила дама.
— Сударыня!
— А может быть, генерал! Во всяком случае мы явились невольной причиной болезни вашей матушки!
— Вы заставляете меня платиться за чужие грехи, — с упреком сказал Рауль. — Анри иначе относится ко мне.
Он знает, в каком тягостном положении находимся мы с матерью, и считается с этим.
— Да ведь и я тоже считаюсь! Ведь я, несмотря ни на что, навестила вашу матушку в городе! Конечно, нам пришлось ограничиться мимолетными посещениями, потому что генерал не счел нужным и позднее пригласить нас... Да, его высокопревосходительство, по-видимому, очень самодержавный повелитель, и его внук отличается примерным послушанием!
— А что же мне остается, как не повиноваться? — воскликнул Рауль. — Мама права: мы с ней вполне во власти непреклонной воли, привыкшей гнуть и ломать все, осмеливающееся пойти наперекор. О, как устал я от этой вечной опеки!
— Но ведь опека кончится после вашей женитьбы!
— Да... после женитьбы...
— Как элегически это звучит! Смотрите, чтобы графиня Герта не подслушала вас: ей может не понравиться такой тон!
Рауль встал, подошел к креслу, в котором сидела молодая женщина, и, склоняясь к ней, сказал с мольбой и упреком:
— Элоиза!
— Ну?
— Ведь вы же знаете, как я отношусь к этому браку! Вы знаете, что уже теперь я вижу в нем лишь цепи!
— И все-таки вы заключите его!
— Это — еще вопрос!
Что-то сверкнуло во взоре молодой женщины, когда она ответила:
— Уж не хотите ли вы отважиться на открытый мятеж? Это может дорого стоить вам!
— Какое мне дело до всего остального, раз дело идет о моем истинном счастье? — горячо возразил Рауль. — Ради этого счастья я готов пойти наперекор даже самому дедушке! Я думал, что мне удалось побороть свое чувство, но вот я снова встретил вас, Элоиза, и теперь вижу, насколько крепко прикован к вам... Вы молчите? Неужели вам действительно нечего мне ответить?
— Вы — глупенький, Рауль! — нежно сказала молодая женщина.
— Неужели, по-вашему, глупо жаждать счастья? — пламенно воскликнул он. — Вы вдова, Элоиза, вы свободны, и если...
Он не мог докончить фразу, так как в этот момент дверь открылась и в комнату вошел Клермон. Он сделал вид, будто не замечает ни смущения Рауля, ни недовольного взгляда сестры, и заговорил в самом беззаботном тоне:
— А вот и я! Теперь мы можем поболтать еще четверть часа, Рауль!
— К сожалению, я не располагаю более временем, — ответил молодой человек, сразу пришедший в отвратительное расположение духа, — ведь я предупредил тебя, что зашел на минутку! Сударыня! — он опять обернулся к Элоизе и смотрел на нее с безмолвным вопросом. Но Клермон встал между ним и сестрой и сказал:
— Ну, если ты так торопишься, то мы не будем задерживать тебя! Значит, до завтра!
— До завтра! — повторил Рауль и поспешно ушел. Как только дверь закрылась за ним, молодая женщина сердито заметила брату:
— Ты попал удивительно не вовремя, Анри!
— Знаю, — спокойно ответил он. — Но я счел за благо положить конец сцене, потому что ты была способна серьезно отнестись к ней!
— Ну, а если даже так? Уж не ты ли помешаешь мне!
— Нет, я просто разъяснил бы тебе, что ты собираешься сделать безграничную глупость. Допустим, что из-за тебя Рауль порвет с невестой. Ну, а дальше? Ты знаешь генерала. Неужели ты думаешь, что он когда-нибудь простит внуку подобный шаг? А против его воли Рауль вообще не может жениться, потому что он всецело зависит от деда.
— Рауль — наследник генерала, которому уж под семьдесят!
— Но генерал может прожить еще десять лет. И неужели ты так глупа, чтобы верить в то, что страсть Рауля способна пережить столь длинный срок? Ведь ты на пять лет старше его, а потому тебе нечего рассчитывать на будущее: ты должна найти себе выгодную партию теперь же, потому что через несколько лет будет поздно. К тому же Рауль — вовсе не партия для тебя. Если генерал Штейнрюк живет достаточно роскошно, то это возможно для него благодаря получаемому им большому жалованью. Его наследник получит скудный майорат, что же касается замка Штейнрюк, то это — предмет роскоши, не дающий дохода, а лишь требующий расходов. Разумеется, если вы с Раулем вздумаете поселиться в имении и будете сами заниматься хозяйством, экономя каждый сантим, то вы кое-как проживете. Но разве для вас такая жизнь? Таким образом, ты сама видишь, что из этих планов не выйдет ничего хорошего для тебя самой, а кроме того, они сильно повредят нам обоим. Ты ведь знаешь, как важно для нас, чтобы Рауль был в хороших отношениях со своим дедом, ведь помимо него у нас нет связи с домом Штейнрюков.
— Ну, этого ты мог бы легко добиться через Монтиньи, который переведен в здешнее посольство. Он, само собой разумеется, будет бывать у своей сестры.
— Да, бывать-то он будет, но ты жестоко заблуждаешься, если предполагаешь, что гордый Монтиньи займется такими делами. Он и без того относится ко мне без надлежащего уважения, и мне не раз кровь бросалась в голову от его надменности. Он предпочтет отказаться от места, но не снизойдет до этого. Таким образом, ты сама видишь, что затеяла пустое. Что значат доходы Рауля в сравнении с твоими потребностями? Ведь ты уже доказала, живя с Нераком...
— Разве я виновата, что он промотал свое состояние до последнего сантима?
— Ну, ты добросовестно ему помогала. Впрочем, не будем касаться этого. Важен сам факт, что у меня и у тебя нет ни сантима за душой и что ты должна сделать блестящую партию. Твой роман с Раулем должен оставаться именно романом и только, и ты поступишь крайне неразумно, если толкнешь его на разрыв с невестой. Ты должна помнить одно: пока генерал жив, твой брак с Раулем невозможен, а позднее он бессмыслен... В чем дело? — обратился он к лакею, вошедшему в комнату с карточкой в руках.
Взглянув на последнюю, Клермон с недоумевающим видом подал ее сестре.
— Монтиньи? — удивленно воскликнула она. — Он пришел к тебе? Но ты только что...
— Да я сам не понимаю, в чем дело. Наверное, его привело сюда какое-нибудь чрезвычайно важное дело. Оставь нас одних, Элоиза!
Молодая женщина вышла, и Клермон приказал лакею ввести посетителя. Тот появился сейчас же.
Маркизу де Монтиньи было около пятидесяти лет.
У него был очень аристократический вид и надменная осанка. Несмотря на то, что маркиз поклонился хозяину с умышленной холодностью и сдержанностью, Клер-мон подбежал к нему с величайшей предупредительностью.
— Ах, маркиз! Как я рад, что наконец-то имею удовольствие приветствовать вас! Пожалуйста! — и он движением руки пригласил гостя сесть.
Но Монтиньи остался стоять и ответил ледяным тоном:
— Вы, конечно, удивлены, видя меня здесь, мсье де Клермон?
— О, нет! Наши отношения в качестве земляков и сослуживцев...
— Были и будут самого поверхностного характера, — перебил его маркиз. — Меня привело к вам дело личного свойства. Я не хотел бы разрешать его через посольство!
Тон, которым говорил де Монтиньи, отличался обидной пренебрежительностью, и Клермон гневно уставился на гостя, осмеливающегося обращаться с ним так в его собственном доме.
— Я только что встретился с племянником, — продолжал тем временем маркиз. — Он шел от вас?
— Да, он был у нас.
— Насколько я знаю, граф Штейнрюк бывает у вас ежедневно?
— Да, мы очень дружны с ним.
— В самом деле? — с оскорбительной насмешливостью переспросил Монтиньи. — Рауль еще молод и неопытен, но вам следовало бы подумать, что это «дружба» не стоит труда. Такому молодому, незначительному чиновнику не доверяют важных государственных тайн, для этого здесь слишком осторожны!
— Маркиз! — крикнул Клермон.
— Мсье де Клермон?
— Я уже неоднократно имел случай убеждаться, что вы обращаетесь со мной в неуместном тоне. Прошу переменить его!
Монтиньи пожал плечами.
— Мне казалось, что в обществе я не изменял по отношению к вам привычному такту. Но теперь мы одни, и вы уж позвольте мне быть откровенным. Я только недавно узнал о том, что граф Штейнрюк постоянно бывает у вас, мне неизвестно лишь, какую роль играет во всем этом мадам де Нерак. Вы должны понять меня и разрешить обратиться к вам с просьбой, вернее — с требованием оставить в покое графа Штейнрюка. Подыщите себе для своих целей других людей, но оставьте в покое сына графини Гортензии иплемянника маркиза де Монтиньи.
Клермон побледнел как смерть, его руки невольно сжались в кулаки, а голос звучал хрипло, когда он ответил:
— Вы забываете, что мое имя так же старо и благородно, как и ваше! Я требую уважения к своему имени!
Монтиньи отступил на шаг назад, оглядел Клермона с ног до головы и резко сказал:
— Я уважаю ваше имя, мсье де Клермон, но не ваше ремесло!
— Это слишком! — крикнул Анри, делая движение, как бы собираясь броситься на маркиза. — Вы дадите мне удовлетворение!
— Нет! — сказал Монтиньи.
— Тогда я заставлю вас...
— Не советую! Этим вы вынудите меня объявить во всеуслышание, почему я отказываюсь дать вам удовлетворение. Это лишит вас возможности продолжать вращаться в здешнем обществе. Разумеется, этим я возложу на себя слишком большую ответственность, так что к подобному оружию я обращусь лишь в самом крайнем случае. Но, как бы там ни было, я повторяю вам: если вы не исполните моего требования, я открою глаза сестре и племяннику! — и Монтиньи, пренебрежительно кивнув Клермону, вышел из комнаты.
Некоторое время Клермон стоял словно пораженный громом, а затем прошептал:
— Ты поплатишься мне за это!