Через два дня в приемной главной квартиры генерала Штейнрюка собрались офицеры, чтобы выслушать распоряжения относительно похода. Их лица поражали серьезностью, а говоря, они понижали голос. Все уже знали, какой тяжелый удар поразил их вождя: его внук, красавец, общий любимец Рауль, по несчастному случаю оступился в темноте упал в реку.
Было ужасно для старика на закате своих дней знать, что погиб последний отпрыск его древнего рода, и не иметь возможности даже проводить тело внука до родового склепа. Долг удерживал генерала во главе корпуса, но и в эти дни скорби, так же как и всегда, он отдавал все свое время этому долгу. И теперь он был занят разговором с капитаном Роденбергом, прибывшим в главную квартиру с важными депешами. Никто из офицеров, конечно, не подозревал, какого рода были эти депеши и эпилог какой страшной драмы развертывался в данный момент перед графом Штейнрюком.
— На заре, — закончил Михаил свой рассказ, — его нашли совсем близко от дома, где мы были. Я успел еще принять первые необходимые меры, но затем мне надо было ехать. Впрочем, я поручил сделать все нужное своему старому учителю, который взял на себя тяжелую обязанность сообщить матери страшную весть и отвезти тело в Штейнрюк.
Генерал, молча выслушавший весь рассказ, беззвучно спросил:
— И никто не знает?
— Никто, кроме нас двоих! Клермон с сестрой будут молчать, должны молчать, хотя бы ради самих себя. Да и стоит им только проронить хоть слово о случившемся, как им уже нигде на свете не будет места в обществе... Вот бумаги. Я возвращаю их своему генералу, честь имени Штейнрюк спасена!
Генерал взял бумаги и подал затем руку внуку.
— Благодарю тебя, Михаил!
Молодой офицер озабоченно взглянул на него: его не могло ввести в заблуждение это мрачное спокойствие, он знал, что крылось за ним.
— Дедушка! — тихо сказал он. — Теперь ты мог бы поплакать о нем!
Генерал резко покачал головой.
— У меня нет теперь времени для слез, да и плачут лишь по дорогим покойникам. Но он... Впрочем, да почиет он с миром!
Он отправился в сопровождении Михаила в приемную, где офицеры встретили его с той серьезной почтительностью, которую вызывает всякое серьезное горе. Один из офицеров выступил вперед и от имени всех выразил седовласому командующему сочувствие в постигшей его потере.
Штейнрюк в ответ поклонился и сказал:
— Благодарю вас, господа! Удар, который в ближайшем будущем постигнет тысячи семей, первым обрушился на меня. Но Небо все же послало мне утешение, потому что вот здесь... — сквозь зловещее спокойствие сверкнула прежняя мощь, и старческая фигура выпрямилась, — здесь, рядом со мной, стоит сын моей рано скончавшейся дочери, мой внук Михаил Роденберг!